Текст книги "Крестовые походы"

3
Графство Триполи

Поскольку вы слышали рассказ о деяниях других баронов, теперь необходимо, чтобы вы узнали о том, что случилось с графом Раймундом в городе Тортоса, который он завоевал. Он постоянно расширял свои владения в ущерб врагам, стремясь оттеснить неверных и насадить веру Иисуса Христа. На расстоянии двух миль от города Триполи он выбрал величественный холм и укрепил его, выстроив на вершине мощную крепость. Холм был назван Мон-Пелерен, это имя он носит до сих пор. Благодаря этому замку он причинил столько бедствий живущим в Триполи и прочим туркам этой местности, что они более не могли ему противостоять; большинство, в конце концов, признали себя подданными доблестного графа. Не только жители окрестных городов, но и самого Триполи не осмеливались противиться его приказам и повиновались ему, как если бы он был властителем всего края.

Гильом Тирский

Раймунд Сен-Жилльский, первый барон, присоединившийся к организованному папой крестовому движению, зарекомендовал себя как один из самых опытных воинов похода. Его характер сформировался благодаря образованию, богатству, положению барона, наконец, покровительству папы, и он резко контрастировал с авантюризмом большинства его соратников. Будучи недоверчивым, граф Тулузский отказался дать вассальную присягу византийскому императору. Вскоре он стал раздражать других баронов своими требованиями при выборе общего направления движения армии; перед Антиохией они предпочли ему князя Тарентского, что в результате подтолкнуло Раймунда, этого потенциального врага Византии, к заключению союза с Константинополем. Этот предводитель похода, обладающий непостоянным и беспокойным характером, пожелал создать свое собственное государство в Северной Сирии: возмущение пехотинцев и простолюдинов в Маарат ан-Нумане вынудило его продолжить поход на Палестину. Он попытался вновь стать верховным главнокомандующим крестоносцев, предложив другим баронам взять их на свое содержание, но тем временем настойчиво продолжал попытки закрепиться в Северной Сирии (в области Тортосы и Аркаса). Магнаты тоже возмутились и потребовали решительного и скорого наступления на иудейское плато. В который раз Раймунду пришлось оставить свою мечту о создании своего государства на Востоке. Энергия и ловкость, проявленные им на последнем этапе похода, не сумели склонить на его сторону даже его спутников, которые, когда речь зашла об установлении христианской власти в Иерусалиме, предпочли ему Готфрида Бульонского. Надежды Раймунда Сен-Жилльского не осуществились; кипя злобой, он увел свои войска в Северную Сирию. Если в Тортосе постоянно находился провансальский гарнизон, то византийские войска из Латтакии должны были удерживать натиск Боэмунда и его союзников – пизанцев. Мы уже рассказали об упреках, обращенных графом Тулузским к патриарху Даимберту. Как только осада была снята, византийцы и провансальцы установили в Латтакии совместное правление. Все же это лишь ненадолго отодвинуло нормандскую угрозу: Боэмунд и его войска ждали лишь удобного момента. Чтобы оказывать сопротивление нормандским соперникам, Раймунд Сен-Жилльский должен был для начала упрочить связь с василевсом: в июне 1100 г. он прибыл в Константинополь, где император оказал ему роскошный прием. Заключенный меж ними союз предполагал измену латинскому христианству, ибо его первой целью являлось изгнание из Леванта столь воинственных и опасных для сирийского ислама нормандцев. Для графа Тулузского пойти на этот шаг означало поступиться интересами Запада в пользу империи: единственным преимуществом было то, что провансальский барон надеялся получить что-то вроде должности «вице-короля», императорского легата на всей завоеванной или подлежащей завоеванию Сиро-Палестине.

Василеве, чью изворотливость мы уже имели возможность оценить, решил поручить своему союзнику командование значительными войсками: в Константинополь стекались многочисленные западноевропейские отряды; они выступили, едва разнеслась весть о завоевании Иерусалима и победе христиан. Алексей Комнин сумел заставить их принести вассальную присягу в обмен на то, что он поможет им дойти до Сирии. Поставить Раймунда Сен-Жилльского во главе этих воинственно настроенных и недисциплинированных войск казалось ему верхом ловкости, поскольку в этом случае ненавидимые в Византии западные воины сражались бы во славу империи ромеев.

Первые появившиеся войска, лангобарды, которыми руководил архиепископ Миланский, достигли «Царьграда» в марте 1101 г. Конечно же, известность провансальского барона была необычайно высока, но лангобардских простолюдинов занимали только подвиги знаменитого итало-нормандского героя Боэмунда, а он как раз был заточен в отдаленной крепости в горах на северо-востоке Анатолии. Народное давление было столь велико, что волей-неволей граф Сен-Жилльский был вынужден повести крестоносцев к Никсару, чтобы освободить своего личного врага, князя Антиохийского. Первая победа возле Ангоры (нынешней Анкары) обеспечила ему контроль над плато, но как только он дошел до восточных гор, последовали столкновения за столкновениями, вплоть до полного разгрома армии, которая попала в тщательно приготовленную анатолийскими эмирами засаду.

Раймунду, его византийским проводникам и нескольким приближенным удалось спастись, обратившись в поспешное бегство. Измученные, они достигли византийских аванпостов в районе Синопа, на Черном море. Отчаявшись и потеряв уважение соратников, граф Тулузский предстал пред грозные очи самодержца, который вот уже некоторое время немилостиво относился к неудачливому союзнику.

Вторая армия под предводительством графа Гильома II Неверского попыталась осадить Иконий и была разбита в ущельях Тавра; несколько уцелевших, потеряв все свое имущество, добрались до Антиохии в сентябре 1101 г. Анатолийская преграда встанет на пути и третьей экспедиции, возглавляемой Гильомом IX Аквитанским и Вельфом IV Баварским. Можно без преувеличения заявить, что эти три мощные армии буквально растворились при переходе через турецкую Анатолию. В действительности, только первый крестовый поход смог разрушить анатолийскую преграду: это было в первый и последний раз, так как турецкие эмиры, живущие на плато, отныне стали пресекать всякую попытку проникнуть в Сирию наземными путями.

Не следует заблуждаться: перекрытие дороги в Анатолию будет иметь самые пагубные последствия для будущего франкских государств. Систематическое уничтожение крестоносных воинств, чье прибытие обеспечивало приток населения, сильно отразится на жизни франкских колоний в Леванте. В этом деле не последнюю роль сыграл мелик Ридван из Алеппо: этот турецкий правитель понял, что нужно было любой ценой уничтожить подкрепление, идущее с Запада, поэтому он отправил свои войска в далекую Анатолию, чтобы помочь своим турецким собратьям с плато, когда Танкред с антиохийскими войсками угрожал их столице.

Латинские колонии будут оставаться неполноценными из-за слабого демографического притока. Ограниченные возможности морского пути никогда не смогут компенсировать нехватку людей, вызванную крахом, который потерпели экспедиции, призванные заселить только что захваченные крестоносцами земли. В первые годы вторжения франков на Ближний Восток самые серьезные удары по настоящей колонизации были нанесены турецкими эмирами Анатолии. Во имя турецкого народа или ислама? Вопрос остается открытым.

После череды поражений Раймунд в сопровождении нескольких знатных рыцарей, уцелевших в сражении, поднялся на борт судна в Константинополе, чтобы плыть в Сирию. Они высадились в гавани Св. Симеона, где нормандцы поспешили поддержать неудачливых крестоносцев, а сам граф Тулузский был задержан и заточен в тюрьму под предлогом, что из-за него сгинули все экспедиции, которые он вел по территории Анатолии. Танкред освободил его лишь после того, как тот торжественно отрекся от земель в Северной Сирии, т. е. от зарождавшегося нормандского государства.

И вот знаменитый Раймунд Сен-Жилльский оказался далеко не в самом лучшем положении крестоносца, только что сошедшего на берег. Оставив на этот раз гегемонистские притязания, он приложил все силы, чтобы заполучить владения в местности, которая понравилась ему еще, когда он проходил по ней впервые. С 1102 г. он обосновался в Тортосе и осадил Триполи. Хронист Ибн аль-Каланиси описывает этот год так: «Фахр аль-Мольк Ибн Аммар, правитель Триполи, направил нам послание, в нем он просил помощи в борьбе против графа Сен-Жилльского, осаждавшего Триполи с франкской армией, и обращался с настойчивой просьбой прислать ему в поддержку и подкрепление войска Дамаска; сия просьба была удовлетворена, и армия направилась в его земли. Он обратился с призывом и к эмиру – правителю Хомса, который тоже прибыл со своей армией. Эти великие числом войска собрались вместе и направились к Тортосе. Франки бросились на них, обе армии приблизились и сошлись в битве. Мусульманские войска были разбиты многобожниками и потеряли множество людей; те, кто смогли спастись, вернулись в Дамаск и Хомс, потеряв при этом своих воинов».

В литературе часто встречается утверждение, что Раймунд образовал государство якобы самостоятельно; быть может, это и красиво, но неверно, ибо всяческую помощь в этом ему оказывали византийцы, его верные союзники. Плодородный имперский дукат Кипра снабжал их продовольствием, необходимым для строительства деревом, рабочими и золотом, поддерживающим рвение провансальцев. Вот как описывает поселение Раймунда у Триполи Анна Комнина. Этот греческий текст гораздо больше приближен к экономической и политической реальности, чем латинские тексты, повествующие о тех же событиях: «Когда граф Сен-Жилльский приехал, он поднялся в горы и занял вершину холма напротив Триполи, составлявшего часть Ливанской гряды, чтобы использовать его как укрепление и перекрыть реку, что текла по его склонам в Триполи. После этого он сообщил о своих деяниях василевсу и просил его возвести могучую цитадель, пока из Хорасана не пришли значительные силы, с которыми ему предстояло сразиться. Василеве поручил строительство цитадели дуке Кипрскому, велел ему без промедления отправить по морю все необходимые материалы, равно как и строителей, которым было приказано возвести крепость в том месте, где укажет граф Сен-Жилльский». Это место стало называться Мон-Пелерен (Гора Паломника).

Совершенно ясно, что осадить такой крупный город, как средневековый Триполи, было отнюдь не просто, поэтому граф Раймунд попытался заинтересовать и привлечь на свою сторону любого латинянина, прибывающего на Восток: торговцев, солдат, паломников и всевозможных искателей приключений. Таким образом он нанял большой генуэзский флот, стоящий на якоре возле Латтакия. Испытав на прочность за несколько дней крепостные стены Триполи, союзники пали духом. Тогда граф Тулузский привел их к прибрежной крепости Джебайл (античному Библосу): «Они напали на нее, осадили и вошли внутрь, даровав горожанам жизнь. Но как только город оказался в их власти, они поступили коварно, и, не сдержав обещания защищать город, которое дали раньше, начали притеснять население, захватывать имущество и сокровища, наносить обиды и чинить расправы» (Ибн аль-Каланиси).

В уплату за активную поддержку с моря генуэзцы получили треть завоеванного города. В дальнейшем мы увидим любопытные изменения, произошедшие в этой небольшой сеньории, известной под названием Жибле (франц.). Хотя Раймунд Сен-Жилльский и владел землями, прилегающими к Триполи, сам город оказывал сопротивление, отбивал все атаки и сумел выстоять, обеспечив благодаря золоту подвоз продовольствия со стороны моря (богатство этого предприимчивого и активного города было притчей во языцах, так же как и искусство торговли арабско-еврейского населения). Горожане Триполи не просто выдерживали натиск графа Тулузского, но часто сами переходили в наступление. Основной задачей осажденных, разумеется, стало разрушение замка Мон-Пелерен. 12 сентября 1104 г. они чуть было не добились своего: «Из Триполи пришла весть, что Фахр аль-Мольк Ибн Аммар, властитель этого города, выступил с войсками и горожанами и двинулся на крепость, которую граф Тулузский построил, чтобы следить за ними; их нападение застало защитников крепости врасплох; они принялись убивать их, отдали крепость на разграбление, сея повсюду разрушение и пожар, и, захватив великое множество оружия, денег, драгоценных тканей и серебра, вернулись в Триполи целыми и невредимыми, принеся богатую добычу» (Ибн аль-Каланиси).

Некоторые мусульманские хронисты утверждают, что Раймунд Сен-Жилльский так никогда и не оправился от этого поражения. И если он и не умер от последствий сражения, то все же был вынужден существенно ослабить блокаду, поскольку несколько недель спустя после неожиданного нападения оба лагеря договорились, что франки сохранят завоеванные владения, но будут пускать в город путешественников и торговцев и дадут возможность подвозить продовольствие. Эти незамысловатые условия на самом деле означали победу жителей Триполи. Достаточное снабжение позволяло поддерживать промышленную деятельность города, которая являлась источником благополучия и процветания. Сохранение производства обеспечивало денежные поступления, необходимые для уплаты огромных сумм за подвоз провизии (в тяжелые времена ее привозили из Египта, с Кипра или даже из нормандского княжества Антиохии), и оплаты жалованья гарнизону. Однако эта уступка была временной, поскольку удержание позиций христианами позволяло в случае необходимости снова сомкнуть блокаду.

Смерть Раймунда Сен-Жилльского пришлась как раз на время перемирия, 22 июня 1105 г. Наследовал почившему графу его ближайший родственник, Гильом Иордан, граф Серданский, который тотчас же возобновил военные действия. Преемник графа продолжил линию тулузской политики, намеченной его предшественником: сохранял верность союзу с Византией, поддерживал нейтрально-настороженные отношения с нормандцами из Антиохии, продолжал осаду Триполи и, двигаясь через ущелье Хомса, вел наступательные действия на богатые земли в долине Оронта.

Затянувшаяся осада города вынудила Ибн Аммара также заключать определенные союзы: фатимидский Египет только и ждал подходящего случая, чтобы присоединить город к своей империи, да и турецкие повелители Дамаска и Хомса тоже были готовы начать войну с франками, если Триполи отойдет к ним… Ибн Аммар попытался освободить город, наняв в Джазире туркменские банды кочевников. Но это был напрасный труд, ибо чтобы вести джихад, ему не хватало твердости.

С отчаяния Ибн Аммар решился воззвать к самым влиятельным людям ортодоксального ислама: к султану, светскому правителю, и халифу, блюстителю веры. Поэтому весной 1108 г. он выехал в Багдад: «Сын Аммара, отправившись в путь, взял с собой дары, которые человек его положения обычно никогда не держал в руках; это были драгоценные ткани, редкие вещи, породистые лошади. Когда кади прибыл в окрестности Багдада, султан приказал всем эмирам выйти ему навстречу и оказать ему всяческие почести; в то же время он выслал ему свою лодку с подушкой, на которой имел обыкновение восседать сам. Султан расспросил его о положении, в котором он находился, о бедах, которые принесла ему борьба с неверными, и об опасностях, которым он подвергался во время этой войны. Кади обрисовал ему положение вещей, силы неприятеля и длительность выдерживаемой осады. Он добавил, что если султан даст армию, чтобы она сопровождала его, он сможет добиться такого успеха, о котором можно только пожелать. Султан пообещал дать ему просимое» (Ибн аль-Асир, Полный свод всеобщей истории).

Ибн Аммар поручил оборону Триполи одному из двоюродных братьев, но из осторожности приказал приближенным и мамлюкам из личной охраны следить за ним. Также из предосторожности он приказал выдать войскам полугодовое жалование вперед, а взамен потребовал принести ему торжественную клятву в верности. Едва кади отправился в поход, как вышеупомянутый двоюродный брат поднял мятеж и хотел присоединиться к фатимидскому халифу Египта: но его час еще не настал, и мятежник был брошен в темницу, несколько дней спустя его отправили в горную крепость, управляемую верными людьми Ибн Аммара.

Сельждукский султан сдержал обещание помочь Триполи: он выслал войска под командованием нескольких крупных эмиров, но вместо того, чтобы сразу же направить их к осажденному городу, он приказал им идти в Мосул, чтобы смирить непокорного атабека.

Войска султана теряли время в северной Месопотамии, а несчастный Ибн Аммар, терзаемый нетерпением и досадой, снова направился в Сахель. Сопровождаемый конницей из Дамаска, он готовился пересечь земли, подконтрольные крепости Мон-Пелерен, когда узнал, что новый заговор против его власти увенчался успехом: «Жители Триполи отправили послание к Аль-Афдалу в Египет, чтобы попросить его прислать по морю вместе с кораблями, полными зерна и другой провизии, правителя, которому они передали бы город. Они получили этого правителя, посланного Аль-Афдалом вместе с зерном. Как только он прибыл и обосновался в городе, он захватил всю семью и приближенных Фахра аль-Молька Ибн Аммара, все сокровища, его мебель и вещи и отправил их по морю в Египет. Затем кади направился к порту Джабалы, вошел туда, и население подчинилось его власти» (Ибн аль-Каланиси).

Такова была печальная участь единственного арабского политика, который мужественно противостоял надвигающейся волне франков. Его упорные попытки сопротивления не получили никакой поддержки от правящих кругов мусульманского мира, погрязших в междоусобицах: владения сельджукского султана ограничивались иранским плато и долиной Месопотамии, а халифа интересовал только его соперник, фатимидский правитель Каира; оба они легко перенесли потерю сирийского Сахеля. Продолжительное продвижение франков нельзя объяснить без ссылки на разложение правящих кругов ислама. Ибн Аммар, руководивший сирийской обороной, заронил зерна сопротивления в погруженные в летаргию умы. Бесчинства дикого и безжалостного завоевания пробудили исламское население, непосредственно столкнувшееся с нашествием франков. Вместе с этим в умах все неотступнее появлялась мысль о необходимости начать джихад, священную войну против неверных.

После того, как Ибн Аммар был смещен египетским правителем, Гильом Иордан более не сомневался в скорой победе, но одно-единственное событие поставило под вопрос ожидаемый успех предприятия. Через три года после смерти отца Бертран, старший сын графа Сен-Жилльского приехал на Восток, чтобы заявить о своих правах на отцовское наследство. Притязания его поддерживали сорок провансальских галер с 4000 рыцарями и сержантами на борту. Тесные отношения с Генуей дали ему возможность усилить эскадру внушительным подкреплением в восемьдесят кораблей. Тулузский претендент сумел заключить союз с мощной лигурийской республикой, пообещав выделить ей часть прибыли и предоставить торговые льготы в отвоеванном государстве.

Экспедиция бросила якорь у берегов Греции и тут же принялась грабить окрестности. Император Алексей, узнав, что разбой чинился под предводительством сына его преданного союзника, приказал вызвать его в Константинополь. Он принял его весьма пышно, осыпал дарами и возобновил с сыном тот же самый договор, что был заключен и с отцом. Когда отношения между византийцами и провансальцами вновь наладились, флот направился на Восток: естественно, генуэзцы, как обычно, зашли в гавань Св. Симеона. Танкред, правитель тех мест, тепло принял претендента на наследство, изыскивая при этом способ как-нибудь с выгодой для себя использовать эту свежую прекрасную армию. С юношеской пылкостью Бертран заявил о перешедших ему от отца правах на Антиохию, Латтакию и большую территорию, контролируемую Раймундом Тулузским во время продвижения первого крестового похода. Уклоняясь от прямого ответа на слишком прямолинейные требования, правящий князь Антиохии призвал гостя объединить усилия, чтобы изгнать византийцев из Киликии. Бертран отказался под предлогом недавно заключенного союза с василевсом. Поняв, что сын, как и отец, стал византийским агентом и что его приезд означает новое вмешательство имперской политики в дела латинского Востока, нормандец сбросил маску и велел Бертрану покинуть его государство в кратчайшие сроки. Эскадра подняла паруса и пришла в Тортосу, где Бертран сразу же взял бразды правления в свои руки. Провансальские гарнизоны, немного поколебавшись, вскоре присоединились к нему; они не могли противостоять сыну человека, которого любили и которому верно служили! Воодушевленный первым успехом, тулузец потребовал у Гильома Иордана отдать ему Мон-Пелерен. Не обращая внимания на категорический отказ графа Серданского, он начал двойную осаду: Триполи, расположенного на полуострове, и гарнизона Мон-Пелерена.

Граф Серданский обратился к Танкреду и обещал принести ему вассальную присягу в обмен на военную поддержку. Князь Антиохии прибыл со всеми рыцарями и присоединился к Гильому Иордану в районе Тортосы. Увидев грозившую ему опасность, Бертран призвал короля Иерусалимского: он требовал королевского суда, чтобы вернуть себе отцовское наследство, и объявил себя вассалом короля за это наследство. Балдуин I, честолюбивый и решительный авантюрист первого крестового похода, и не думал упускать возможность значительно увеличить сферу влияния иерусалимского трока. Поэтому он дал знать Танкреду и Гильому Иордану, что отныне Бертран и его владения находятся под его защитой. Он призвал всех участников спора на торжественное собрание возле Триполи. Король желал использовать этот момент, чтобы раз и навсегда уладить различные междоусобицы, вспыхнувшие между обосновавшимися в Сирии франкскими баронами: граф Эдесский Балдуин дю Бург упрекал Танкреда за присвоение его владений, а Бертрана раздражала политика «свершившегося факта», на которой настаивал граф Серданский.

Королевское собрание началось в июле 1109 г.: противники высказали свою точку зрения, а Балдуин разрешил их споры, приказав баронам примириться. Наследство Раймунда Сен-Жилльского было разделено на две части: северная с центром в Тортосе и Аркасе отошла Гильому Иордану, а южная вместе с Триполи (когда последний будет взят), Мон-Пелереном и Джебайлом – Бертрану.

В связи с этой проблемой, типичной для латинских колоний, мы бы хотели обратить внимание на прекрасное знание мусульманами событий, происходящих в мире франков: «Сын графа Сен-Жилльского пришел по морю из страны франков в сопровождении шестидесяти кораблей, на борту которых были франки и генуэзцы, и встал у Триполи. Между ним и графом Серданским начались распри; Танкред, сеньор Антиохии, пришел на выручку и принял сторону графа Серданского; наконец, прибыл король Балдуин, сеньор Иерусалима со своей армией, и восстановил мир. Франки со всем ополчением осадили Триполи, стали нападать и теснить горожан, придвинув свои башни к крепостным стенам. Когда жители города увидели, что они пошли на приступ, то пали духом и признали, что поражение их было неотвратимо; их силы слабели, уступая место отчаянию, ибо египетский флот, который должен был доставить провизию и подкрепление, запаздывал, припасы, привезенные им, истощились, а попутного ветра все не было, как пожелал того Всевышний, предрешающий исход всего происходящего. Франки… взяли город в тяжелой битве в понедельник 12 июля. Они разграбили все, что смогли найти, мужчин бросили в темницу, а женщин и детей увели в рабство; они забрали всю мебель, еду, книги и все, что нашли в библиотеках знатных людей… Правителю города и части воинов была сохранена жизнь, потому что до нападения они попросили пощады; как только город был взят, им даровали свободу, и несколько дней спустя они прибыли в Дамаск. Что же до горожан, судьба их была печальна: победители захватили их имущество и извлекли из тайников их сокровища; этих людей ожидали большие несчастья и мучительные пытки. Франки и генуэзцы договорились, что одна треть города отойдет генуэзцам, а две другие – графу Сен-Жилльскому; королю Балдуину отдали все, что он пожелал взять» (Ибн аль-Каланиса).

Египетский флот прибыл в Тир через восемь дней после падения Триполи; никогда еще египтяне не снаряжали подобного флота, как в этот раз для защиты и обороны Триполи: воины, корабли, военные строительные материалы, провизия – все это имелось в огромном числе; что касается продовольствия, людей и денег, их количества хватило бы на то, чтобы поддерживать город, все прибрежные крепости и местное население, подчиняющееся египетской власти, в течение года. Флот находился некоторое время возле побережья и раздавал провизию. Жители Тира, Сидона и Бейрута принимали эту помощь и жаловались на свое ненадежное положение и на неспособность противостоять нападениям франков. Но флот не мог оставаться дольше и отправился обратно к Египту, как только подул попутный ветер. Больше египтяне не станут предпринимать никаких действий против «земли Триполи», как назвали ее латиняне.

Раздел графства оставался в силе лишь несколько недель, потому что Гильом Иордан погиб в стычке меж оруженосцами. Латинские хронисты, обычно столь многословные, так осторожно рассказывают о данном эпизоде, что это наводит на мысль о подготовленном покушении. Как бы там ни было, Бертран поспешил захватить северную часть графства. На этот раз государство Триполи обрело свои территориальные границы; политически же оно зависело от Иерусалимского королевства: его экспансия была направлена на богатые земли Хомса и долину Оронта, но также и на долину Боке, с которой граф Бертран весной 1110 г. согласно договору желал получить треть урожая.

Когда наладились связи между Иерусалимом и Триполи, византийско-провансальские отношения потеряли свою актуальность: поэтому жители Империи не могли рассчитывать на военную поддержку во время кампаний против нормандского княжества Антиохии. Отношения между Триполи и Антиохией улучшились, так что Танкред на смертном ложе передаст свою молодую и прекрасную жену, принцессу Цецилию молодому французскому аристократу, несшему службу при нормандском дворе: это был Понс Триполийский, сын Бертрана, внук Раймунда Сен-Жилльского. Страница была перевернута!