Текст книги "Две сказочные истории для детей"

Глава двадцать вторая. Прилепа в Птичьем гнезде

У ворот сада Миловзор заметил, что его пёс куда-то пропал.

– Каспар, – позвал он. – Я жду.

На самом деле он не ждал ни секунды. Нетерпеливо обернувшись, он увидел Каспара, лежащего на прежнем месте.

– Это что такое? – спросил он. – Ты не идёшь?

– Я не иду, – сказал Каспар.

– А если я прикажу?

– Это ничего не изменит, – сказал пёс, – потому что у вас в голове одни глупости.

И он растянулся во всю длину на мощёной дорожке. Его нельзя было сдвинуть с места, даже надев на шею верёвку.

Миловзору было известно, что у пса могут быть свои резоны и что в какой-то момент лучше перестать его уговаривать. Каспар любил своего хозяина и ради него рискнул отправиться в Скверный сквер, а он, Миловзор, приносил ему из города косточки.

Почему же пёс не захотел уйти с ним?

Пока он задавал себе эти вполне правомерные вопросы, до него донеслось чьё-то дивное пение. Серебряный голос заполнял небо и землю.

Песня была такая:

 
Вот гнездо, кто в нём поёт?
Сад зеленеет, сад цветёт.
В старой песенке поётся,
Что в гнезде певец живёт.
Ты старайся, ты не трусь,
И тебя покинет грусть.
Вот гнездо, кто в нём поёт?
Сад зеленеет, сад цветёт.
 

Миловзор не верил своим ушам.

– Ты слышишь, Каспар? – взволнованно спросил он.

– Если я вас не слушаю, – обиделся Каспар, – это ещё не значит, что я глухой. Конечно, слышу.

– Это доносится из Птичьего гнезда! – вскричал Миловзор.

– Откуда же ещё? – сказал Каспар.

– Похоже на голос Прилепы, – вскричал Миловзор.

Каспар зевнул.

– А ты сказал, что поселил в гнезде Георга! – вскричал Миловзор.

– Зачем же вы спрашиваете, если знаете? – совсем уж разобиделся Каспар.

– Так это Георг поёт в точности, как Прилепа? – вскричал Миловзор.

– Вы взяли след, – сказал Каспар.

– Значит, это не Прилепа?

– Теперь вы снова потеряли след, – сказал Каспар. – Далеко вам до собаки.

– Он ещё говорит загадками, коварное чудовище! – вскричал Миловзор. – Ну, так я их разгадаю. Если Георг поёт в Птичьем гнезде голосом Прилепы, тогда Георг и Прилепа – один и тот же человек. Я, конечно, самый большой дурак на всём белом свете, но неужто ты воображаешь, что я хоть на миг усомнился, кому принадлежит голос Прилепы?

– К чему тогда ваши дурацкие вопросы? – устало возразил Каспар.

Чтобы растянуть шок, – сказал Миловзор – Столько счастья сразу могло бы разорвать мне сердце.

И он с достоинством удалился.

Но уже очень скоро прибавил шагу. А потом бросился бежать сломя голову, одним прыжком перемахнул через край гнезда, свалился прямо на Прилепу, обнял её и осыпал бесчисленными поцелуями, и все они без исключения были ему возвращены.

И потом они сидели, крепко обнявшись, и вели неторопливую беседу.

– Ты и вправду прогнала Шершней? – спрашивал Миловзор.

– А то бы тебя убили, – отвечала Прилепа.

– Это тебя они чуть не убили, – отвечал Миловзор. – Видишь, я хорошо сделал, что отправил тебя в безопасное место.

– Но я же не хотела тебя покидать, – говорила Прилепа.

– Это была твоя ошибка и глупое упрямство. Так сильно ты меня любила?

– Так сильно я тебя люблю.

После чего они некоторое время целовались, но это неинтересно. Потом Миловзор опять стал рассказывать.

– Представь себе, Садовый бог тоже вернулся.

– Здорово, – заметила Прилепа.

– Всё прекрасно, как прежде, – сказал Миловзор.

– Не как прежде, – сказала Прилепа. – Ведь я останусь твоим другом, хоть я и снова твоя любимая девушка.

– На самом деле, ты хочешь быть и тем, и другим одновременно.

– Не то чтобы одновременно, – предложила Прилепа. – Давай я буду один целый день твоим другом, а в остальное время твоей любимой девушкой.

– Клянусь всеми небесами, – сказал Миловзор, – это круто. Даже намного круче, чем всегда.

Глава двадцать третья. Праздник во Французском саду

Вечером Большой сад устроил большой праздник.

Во Французском саду давали балет. Пригласили труппу насекомоядных растений – апионов, знаменитых тем, что они превосходно изображают цветы. Апионы прямо созданы для танцев.

Вообще было много приглашённых.

Ну, во-первых, конечно, Садовый бог. Он всё равно уже стоял там на своём месте. Праздник для того и устроили во Французском саду, чтобы написать в афише: «В присутствии высоких особ».

На плече у Садового бога, как всегда, сидел Мухолов.

Другие гости тоже были очень важными персонами. Даже Ломкая веретеница удостоила праздник своим присутствием. Сначала она заняла целых два ряда, но на неё зашикали, и ей пришлось улечься под сиденьями. Там она никому не мешала и могла высовываться из-под первого ряда.

Последними явились Миловзор и Прилепа с Каспаром. Каспар приволок с собой мясные кости, так как собирался извлечь из этого вечера максимум удовольствия.

Прилепа ужасно обрадовалась, увидев на пьедестале Садового бога.

– В самом деле!

– Что значит – в самом деле? – спросил Миловзор.

– То и значит, – сказала Прилепа. – Садовый бог снова здесь.

– Сколько раз тебе повторять, – сказал Миловзор. – Он вернулся. Я же тебе говорил, и всё без толку.

– Как не стыдно ссориться со своей милой, – укорила его Прилепа.

Миловзор взглянул на часы.

– Ты ещё мне друг? – спросил он.

– О да, – сказала Прилепа. – Конечно, друг.

– А с друзьями, – сказал Миловзор, – можно ссориться.

– Давай сядем, – сказала Прилепа.

И тут они обнаружили, что все места заняты. Не только на приставных стульях, но и на каменных скамьях, на Буковой изгороди и на кадках с олеандрами уже сидели зрители.

Правда, Миловзор и Прилепа были почётными гостями. Но звери – народ забывчивый. Вот они и забыли оставить им свободные места.

Немного места оставалось только на ветке каштана. Там сидела только Лягушка, а больше никого не было.

– Разрешите? – обратилась Прилепа к Лягушке.

Она подобрала юбку, села рядом и попросила:

– Будьте добры, подвиньтесь немного.

– Вы что, читать не умеете? – возразила Лягушка и ткнула в табличку, укреплённую на каштане. Там было написано: «Только для белок».

– С белками я договорюсь, – обрадовалась Прилепа. – Возьму их на колени.

– Дело не в том, чтобы договориться, – назидательно сказала Лягушка. – Дело в том, чтобы соблюдать предписания. Места для белок, а вы не белка, сколько бы белок вы ни посадили себе на колени.

Миловзору был неприятен их спор, но пока что он смотрел в сторону и делал вид, что это его не касается. Но теперь он решил вмешаться.

– А сами-то вы разве белка?

– Это к делу не относится. Вопрос в том, является ли белкой эта дама, – весьма решительно заявила Лягушка. – И я не получила удовлетворительного ответа на свой вопрос.

С верхушки каштана спрыгнули три Белки и уселись на колени Прилепы.

Представление началось.

Пьесу написал Карл Линней. Она называлась «De nuptius plantarum», над заголовком и под заголовком было написано: «Цветенье – радость растений».

Заголовок был непонятный. Но прима-балерина вышла к рампе и объявила:

– Это значит: «Свадьба растений».

– Тогда почему, – сердито квакнула Лягушка, – так и не назвать?

– Мы так и назвали, – ответила балерина, – только по-латыни.

– А почему не по-немецки? – разозлилась Лягушка.

– Потому что так угодно автору, – отрезала балерина.

Однако сама свадьба растений привела всех в восторг. Сюжет был такой: два цветка должны отпраздновать своё бракосочетание, но невеста неопытна, а жених неловок, и между ними снуёт прилежная пчела.

Вокруг главных исполнителей прыгали и скакали прочие танцоры, они вели хороводы и сплетались в венки и букеты.

Вид у жениха был очень мужественный и гордый. Но когда прилетела пчела и стряхнула пыль с его тычинок, он выглядел так глупо, что публика расхохоталась.

– Над чем они смеются? – спросил Крот у сидевшей рядом Ежихи.

Они сидели в первом ряду, но, как известно Крот страдает плохим зрением.

Вдова Ежиха шепнула ему на ухо: «Пчела переносит пыльцу».

Если уж жених так опростоволосился, что говорить о невесте! Ведь в первый раз какая-то пчела припудрила трещинки её пестика. Она отворачивалась и жеманилась, не пропуская пчелу под свои лепестки.

– А что теперь делает эта пчела? – спросил Крот во весь голос.

– Щекочет, – прошептала вдова Ежиха.

– Щекочет невесту? – спросил Крот.

– А кого же ещё? – сказала вдова.

– В каком месте? – заинтересовался Крот.

– Шшш! – зашикала публика. – Тихо, вы там, впереди!

– Понимаю, – сказал Крот. – Это представление не для простых работяг.

Он обиделся. Но, по крайней мере, заткнулся, и балет продолжался и закончился без помех.

– Merveilleux, – сказала Французская белка.

– Marvellous, – сказала Английская белка.

– Очень мило, – сказала Огородная белка.

Все важные особы припомнили свои собственные свадьбы или медовый месяц. Миловзор и Прилепа тоже подумали о разных прекрасных вещах, а вдова Ежиха всплакнула и сказала:

– У нас с Ежом тоже так было, хотя мы и не нуждались ни в какой пчеле.

На этом праздник закончился, зрители разошлись, Французский сад опустел.

И тут Садовый бог открыл свой каменный рот и сказал:

– Вот я всё время думаю, озаботился ли кто-нибудь заказать Овцу?

– Бегу, – сказала Французская белка.

Принц Телемах и его учитель ментор

Глава первая. Нашествие учителей

Внезапно на Итаке появились учителя. Они прибывали со всех сторон.

Их доставляли переполненные регулярные паромы и целыми толпами сгружали на причалы, они вскладчину нанимали промысловые катера и даже рисковали выходить в открытое море на маленьких челноках. А один из них даже приплыл в бочке.

И этот тип в бочке наткнулся на другого, такого же, но тот добирался вплавь. Пловец высунулся из воды и попытался выпихнуть гребца из бочки. Завязался бой, конец которому положил некий спрут, схвативший обоих щупальцами и утянувший их в солёную воду. Этим двоим ученым мужам не повезло – они так и не достигли берега.

Учителя были одеты в кургузые, сильно потертые плащи и обуты в грубые сандалии с ремнями из буйволиной кожи.

У них слезились глаза. У многих были чирьи. Даже у молодых наблюдалась плешивость. И у всех на чванливо задранных подбородках топорщились завитые бороды.

Они низко кланялись солдатам и жрецам. Они вели себя надменно с простыми людьми, а, обращаясь к детям, притворялись добряками.

Они заполонили все пути и дороги. Они заползали на склоны, где росли виноградники. Они вскарабкивались на прибрежные скалы. Они скапливались в оливковых рощах и воровали у крестьян инжир прямо с деревьев. Учителя налетели на страну, как саранча.

У скотного двора, прислонившись к изгороди, стоял Евмей по прозвищу Гнойный Глаз и задумчиво наблюдал за нашествием этой саранчи.

Гнойный Глаз был смотрителем царских свинарников. Он пас и охранял дворцовых свиней.

И вот подходит к нему ватага учителей и орет:

– Эй, ты!

– Что угодно? – спрашивает свинопас.

– Укажи нам самый дешёвый из всех постоялых дворов! – требуют учителя. Они не просто произносят слова, они их вколачивают. Такое у них произношение, очень уж старательное, и окончания слов они не проглатывают.

– У нас на острове вообще нет постоялых дворов, – сказал свинопас.

Учителя посовещались и заявили бесповоротно и окончательно:

– Нам нужна еда и место, где можно вытряхнуть пыль из плащей, прежде чем мы явимся ко двору.

В Итаке, – сказал пастух, – есть нечего. – И мрачно добавил: – А место для всех найдётся.

Учителя спросили:

– Что это значит?

Пастух ответил:

– Следуйте за мной.

Он поднялся вверх по извилистой тропе и остановился на вершине холма. Ватага учителей двинулась следом. В долине они увидели царские свинарники.

Какие-то мужчины выгоняли свиней из закутов и уводили прочь. Свиньи пронзительно визжали, предчувствуя свою судьбу.

– Здесь вы можете устроить привал, – сказал свинопас.

– Со свиньями! – воскликнули учителя.

– Последних свиней только что забрали, сказал Евмей. – Никто вам не помешает.

– Нам не пристало, – резко возразили учителя, – ночевать в свинарнике. Нас ожидают при дворе.

– Ожидают? Вас? – искренне удивился Емей.

Тут все учителя достали из своих плащей грифельные доски.

– Царские гонцы побывали во всех столицах, – сказали они, – и объявили во всеуслышание царскую волю. У нас здесь всё записано в точности.

– Что они объявили? – спросил Евмей.

– Принц Итаки, – загалдели они наперебой, – ищет учителя.

– Милости просим, – сказал дворцовый свинопас. – Добро пожаловать. Пустые закуты – печальное зрелище. Мне недостаёт добродушного визга и хрюканья моих пропавших деток. Я размещу вас в свинарнике и представлю себе, что прежние обитатели вернулись домой.

– Мы должны заменить твоих свиней и кабанов? – возмутились учителя.

– В общем, вы меня поняли, – сказал Евмей Гнойный Глаз. – Но от вас не так хорошо пахнет.

Глава вторая. Сто двадцать женихов

На одном из островов Средиземного моря, где-то между Грецией и Италией, находилось царство Итака. Его прибрежные воды были богаты рыбой, в горах паслось много коз, его жители имели веселый нрав. Чего там не было, так это царя.

Дело в том, что царь Итаки по имени Одиссей двадцать лет тому назад отправился на войну. Через девять лет он однажды приехал на побывку домой, к царице Пенелопе, и заверил её, что победа не за горами. И в самом деле, победа была одержана.

А Одиссей так и не вернулся.

После победы прошло еще десять долгих лет. А о царе не было ни слуху, ни духу.

Когда в стране нет царя, всякий, кому не лень, начинает думать, что может стать царём. И это самое скверное. Можно только удивляться, до чего же люди о себе высокого мнения. Каждый житель Итаки, имевший хоть какое-то положение, влияние или состояние, вбил себе в голову, что женится на Пенелопе и таким образом завладеет страной.

Однажды, просматривая утреннюю почту, царица нашла в ней четыре или пять предложений руки и сердца. Женщины любят получать предложения, чем больше, тем лучше. Но не тогда, когда они уже замужем, да ещё за царём Одиссеем. На Пенелопу обрушилась целая лавина предложений, и это было сущим наказанием.

На её руку претендовало сто двадцать человек: владетельные князья, высокие должностные лица, военачальники, члены государственного совета, налоговые инспектора и прочие господа, знатные и не очень.

Первым в списке значился малый царь Антиной. Он носил этот титул, поскольку имел всего полтора метра росту, мужчина хоть куда.

Далее следует упомянуть придворного советника Штоффа, а также богатого землевладельца Боденшатца.

Все они посватались к царице и не давали ей проходу.

Эти наглецы называли себя «Сто-двадцать-женихов». Они потребовали, чтобы Пенелопа выбрала одного из них и возвела его на осиротевший трон Итаки.

– Кому вообще известно, – сказала Пенелопа, – что мой муж погиб?

– С его стороны, – возразили женихи, – было бы очень невежливо, оставаясь в живых, десять лет не показываться вам на глаза.

Пенелопа сказала, что подумает.

Женихи сказали, что она должна принять решение.

– Так и быть, – сказала Пенелопа, – но с этим не следует спешить.

Женихам это было на руку.

Ведь до тех пор они могли считать себя зваными гостями.

Они поселились во дворце, все сто двадцать человек. На верхнем этаже был парадный зал, где они пировали. В этом зале стоял огромный банкетный стол, за которым они сидели, по шестьдесят с каждой стороны.

Они приказывали подавать себе царское угощенье.

Для них закалывали свиней, свежевали коз, резали баранов. Чтобы улучшить пищеварение, они наняли певца, и он пел для них, пока они жевали и чавкали. Они пили вино из деревянных кувшинов. Единственной ровной площадкой на холмистом острове был белый мощёный двор перед царским домом. Тут они развлекались игрой в деревяшки.

У них были спортивные снаряды, деревянные диски с рукояткой сверху. Они пускали эти так называемые рюхи по мраморным булыжникам, и если одна деревяшка – та, которую они швыряли, попадала в другую – ту, в которую они метили, они орали «Победа! Победа!» и снова шли в дом и снова ели.

– Почему я должна выходить замуж за кого-то из вас? – говорила Пенелопа. – Вам просто надо, чтобы всё принадлежало вам, а мне ничего.

– А как же иначе, – говорили они, – понимать законный брак?

Часто среди бела дня Пенелопа, сославшись на мигрень, удалялась в свою опочивальню. Но даже там было слышно, как горланят женихи. Лежа в постели и слушая этот шум, она и вправду мучилась от головной боли.

Глава третья. Принц Итаки

Герой нашей истории – принц Итаки Телемах. До сих пор мы не сказали о нём ни слова. Пенелопа была его матерью, Одиссей – отцом, Гнойный Глаз был его другом, а Итака – его страной.

Телемах был худым, но шустрым и смышленым пареньком с огненно-рыжими волосами. Он не чувствовал себя счастливым, его удручало безобразное поведение женихов.

Он сидел у костра с Евмеем по прозвищу Гнойный Глаз и другими пастухами и слушал их жалобы.

– Они сожрали самых породистых баранов, – сказал царский овчар, – и не щадят даже маток. А если совсем разойдутся, ломают изгородь.

– Кто мы такие, пастухи или мясники? – подхватил царский козопас.

– Иногда я спрашиваю себя, – задумчиво произнес свинопас, – зачем им Итака? Чтобы царствовать или просто всё здесь разорить? Государством можно управлять хорошо или плохо. Всё дело в том, чего правительство хочет для людей – добра или зла.

– Ты думаешь, они желают нам зла? – спросил Телемах.

– Ведь они все местные, – сказал свинопас, – а бесчинствуют как враги или захватчики. Мы для них как другой народ.

– Горе тому народу, – сделали вывод пастухи, который обнаруживает врагов в своём собственном царском дворце.

Так они беседовали по душам.

И пришли к заключению: «Раньше всё было лучше».

– Каким был мой отец? – спросил Телемах, который ещё никогда не видел Одиссея. Пастухи с готовностью сообщили:

– Волосы у него были рыжие, совсем как у тебя, ноги коротковатые, на правой ноге шрам от раны, нанесённой клыком дикого кабана.

– Я хотел спросить, – спросил Телемах, мог бы он избавить наш остров от этой напасти?

Пастухи отвечали:

– Он был хитёр. Когда ваш батюшка давал слово, в одном вы могли не сомневаться.

– В чем? – спросил Телемах.

– В том, что он солгал. Его уста всегда скрывали правду.

Пастухи дружно кивнули. Огонь костра осветил их лохматые головы, и они сказали хором:

– Великий царь.

Так у Телемаха возникла мысль отправиться искать по свету своего пропавшего без вести отца Одиссея, чтобы тот спас оккупированную Итаку. Бывали дни, когда эта мысль казалась ему очень простой.

В другие дни ему приходило в голову, что он ведь ещё мальчишка, который очень мало знает и ещё меньше умеет.

И в один прекрасный день он нашёл решение.

Он пришёл к царице Пенелопе и сказал:

– Мама, мне нужен учитель.

– О чем говорит этот карапуз? – сказал малый царь Антиной (он как раз пил у Пенелопы мятный чай).

– Я решил взять себе учителя, – настойчиво повторил Телемах.

– Безобразие, – сказал Антиной.

– Мой любезный друг и жених, – сказала Пенелопа Антиною, – что в том плохого, если принц в одиннадцать лет пожелал иметь учителя?

– Ничего, дорогая, – возразил Антиной, – но я усматриваю величайшую дерзость в том, что мальчик одиннадцати лет отроду требует себе учителя.

– А вам какое дело? – сказал Телемах.

Невозможно передать, как он ненавидел Антиноя.

– Шалун, – сказал малый царь. – Я твой отец.

– Да как вы смеете? – возмутился Телемах.

– Ну ладно, отчим.

– Кто-кто? – снова возмутился Телемах.

– Во всяком случае, твой наиболее вероятный будущий отчим, – сказал малый царь.

– Вы – человек, выразивший желание в будущем получить позволение стать моим отчимом, – отбрил его Телемах. – Но у вас мало надежды на исполнение этого желания. Между прочим, таких желающих хоть пруд пруди.

Малый царь чуть не поперхнулся.

– Просто мальчик хочет учиться, – сказала Пенелопа с вымученной улыбкой. – Он такой толковый, не правда ли, дорогой друг? Вы должны этому радоваться.

И она разрешила своему сыну разослать глашатаев.

Глашатаи разъехались по всем побережьям океана и ещё дальше, и везде, где встречали учителей, призывали их явиться к принцу Итаки. Вот они и прибыли, как мы уже видели.

Глава четвёртая. Три кандидата

Площадь перед дворцом была оцеплена стражей. За оцеплением толпились учителя.

Телемах сидел на стуле, установленном на дворцовой лестнице. Рядом с ним на ступенях стояла Пенелопа, а с другой стороны стоял Антиной, малый царь.

Впустили трёх учителей.

Телемах подозвал первого.

Хотя тот и был первым, всем сразу показалось, что он – самый красивый. Он был почти двухметрового роста. Над высоким лбом красовались поредевшие кудри.

– Добро пожаловать, – сказал Телемах. – Чему вы намереваетесь меня учить?

– Страху перед богами, – отвечал учитель сладкозвучным голосом, в котором не было ни малейшей скрипучести.

– Согласен, – сказал Телемах. – А вот если я приложу грушу к двум яблокам, сколько яблок получится?

– Я приложу все усилия, дабы разрешить этот вопрос, – сказал учитель.

Он вытащил свою грифельную доску, исписал её вдоль и поперёк, плюнул на то, что написал, и стёр это губкой. Потом снова исписал всю доску. Наконец он поднял глаза и заявил:

– Я предпочёл бы сам задавать вопросы.

– Поймите же, – пояснил Телемах. – Я вас экзаменую.

– Я считаю более уместным, – сказал учитель, – экзаменовать вас.

– Не будем спорить, – сказал Телемах, – побеседуем лучше об искусстве счёта.

Мне было бы приятнее, сказал учитель, – самому определить тему беседы.

– Ближе к делу, – сказал Телемах. – Жив ли ещё мой отец?

– А кто такой ваш батюшка? – поинтересовался учитель.

– Вон отсюда, – сказал Телемах.

Кандидат удалился в полном недоумении. Телемах тоже был раздосадован.

– Разве может идиот выглядеть так представительно? – спросил он у Пенелопы.

– Ещё как может, – сказала его мать. – Так оно и бывает, почти всегда.

Следующим в очереди был человек среднего роста с близко посаженными глазами и длинным горбатым носом. Телемах повелительно указал на него:

– Теперь вы.

Горбоносый повалился на землю и на четвереньках пополз к стулу Телемаха.

– Почему вы ползёте? – спросил Телемах.

– Я знаю свое место и подчеркиваю различие между нами, – сказал горбоносый.

– Да встаньте же, – сказал Телемах, – и поведайте, чему вы можете меня научить.

– Ничему, – ответил учитель и поднялся.

– Ничему? – поразился Телемах.

– Сын царя Одиссея, – заверил горбоносый, кланяясь, – не нуждается в наставлениях. То немногое, что ему нужно, дабы осчастливить своих подданных, от рождения у него в крови.

К примеру, что больше: Африка или Итака? – спросил Телемах.

– Итака, – сказал кандидат. – Уж в этом-то я уверен.

Последний вопрос, – сказал Телемах. – Жив ли мой отец?

Как известно, – сказал кандидат, – он мертв. Но его преемник ещё более велик. Это вы, принц.

– Вон отсюда, – сказал Телемах.

Кандидат удалился в полном недоумении.

– И таких вот называют благонадежными? – предположил Телемах, а его мать подтвердила:

– Да, сын мой.

Третий в очереди держался непринужденно. Хотя он и был учителем, но подражал молодёжи: походка вразвалку, небрежные манеры, лохматая, но уже поредевшая чёлка до самых глаз. Так, вразвалку, он и подошёл к ступеням дворца.

– Меня зовут Архимор, – обратился он к принцу, – но ты можешь называть меня просто Арчи.

– Какого чёрта вы мне тыкаете? – спросил Телемах. – И на кой чёрт мне называть вас Арчи?

– Мы с вами оба молоды, – сказал учитель.

– В самом деле? – сказал Телемах. – Мне кажется, вы, скорее, недоразвиты.

– Все мои друзья, – беззаботно продолжал учитель, – называют меня Арчи.

– У меня складывается впечатление, – сказал Телемах, – что вы не намереваетесь обучать меня слишком многому.

– С чего бы? – сказал Арчи. – Ты ничего не знаешь, и я не знаю ничего. Главное – весело провести время и набраться опыта.

– Жив ли ещё мой отец? – спросил Телемах.

– Не всё ли равно? – сказал Арчи. – Достаточно того, что его нет.

– Вон отсюда, – рявкнул Телемах. – Пока я не вышел из себя.

Архимор удалился в полном недоумении.

– А вы действительно строгий, – сказал малый царь Антиной. – Слишком уж многого требуете от современного учителя. Вам следует быть снисходительней. Найти хорошего учителя очень трудно.

– Трудно или нет, мне все равно, – гневно возразил Телемах. – Если в Греции есть хотя бы один хороший учитель, я его заполучу. Я – царский сын и могу себе это позволить.