Текст книги "Тайны Стены Плача"

Прошло еще несколько дней и, встретив, ту самую нищенку, которая принесла ему фотоаппарат, смотритель сообщил ей, что снимки и сама камера уже отосланы их законной хозяйке.

– Ну, слава Богу, – пробормотала та, – значит, я не зря потратила деньги…

Она произнесла эти слова полушепотом, для себя. Но смотритель их услышал. Услышал и понял, что она – не воровка. Просто, узнав историю пропавшего фотоаппарата, эта женщина разыскала вора и выкупила у него камеру…

* * *

Прошел еще год, и к этому самому смотрителю, продолжавшему нести свою вахту у Стены Плача, подошла молодая пара.

– Вы меня не узнаете? – спросила девушка.

– Почему же не узнаю? – ответил смотритель. – Надеюсь, вы не хотите сказать, что снова потеряли свой фотоаппарат?

– Сегодня у нас снимает Сэм, так что я точно ничего не потеряю! – улыбнулась девушка. – Но мы пришли сюда не только для того, чтобы помолиться, но и чтобы пригласить вас на нашу с Сэмом свадьбу. Она состоится через три дня здесь, в Иерусалиме.

– Вы хотите сказать, что это будет еврейская свадьба? С хупой[54]54
  Хупа – в иудаизме обряд бракосочетания, названный по одноименному навесу, под которым происходит сам обряд. Навес, символизирующий будущий дом, в который жених вводит невесту, представляет собой ткань, накинутую на 4 столба или которую держат над женихом и невестой 4 участника церемонии.


[Закрыть]? – спросил смотритель.

– Ну, конечно, с хупой, а как же иначе?! – ответила девушка. – Как же еще делается свадьба у евреев?!

Братство нищих

Каждого, кто первый раз приходит к Стене Плача, не может не поразить огромное число обретающихся возле нее нищих и нищенок. Первые из них встречают вас еще за несколько десятков метров до проходных ворот и, по мере приближения к Стене их концентрация увеличивается. Да и у самой Стены они ходят между молящимися, позвякивают монетками, то и дело повторяя “Цдака! Цдака!”, напоминая тем самым о великой заповеди, обязывающей еврея подавать каждому нуждающемуся.

Слово “цдака” обычно переводят на русский язык как “милостыня”, но перевод этот весьма приблизителен. Само это слово происходит от еврейского слова “цедек” – “справедливость”, и глубинный смысл его заключается в том, что Всевышний намеренно несколько несправедливо распределил блага между людьми, чтобы предоставить им великую возможность восстановить справедливость в этом мире. Вот почему, иудаизм считает помощь беднякам и нищим не жестом доброй воли, не проявлением милосердия, а именно обязанностью каждого еврея. Даже бедняк обязан помогать тем, кто еще беднее его – таков смысл этой заповеди. При этом еврей обязан давать цдаку тому, кто ее просит, даже если у него есть все основания подозревать, что этот человек далеко не так беден, каким он притворяется. Дающего вообще не должен волновать этот вопрос, так как за обман Бог спросит с обманщика.

Ну, а дать цдаку у Стены Плача считается особенно большим благодеянием – ведь тому, кто решил совершить паломничество в Иерусалим, предписывается “не появляться пред Господом с пустыми руками”, а совершать там жертвоприношения, жертвовать на Храм и раздавать цдаку в соответствии со своими возможностями. В наши дни, когда нет Храма, невозможно стало приносить в нем жертвы, но ведь никто не мешает нам исполнить хотя бы часть заповеди.

И потому многие евреи, особенно те, кто приезжает в Израиль в качестве туристов, приходят к Стене Плача, приготовив большие суммы для раздачи милостыни. Нередко эта сумма собрана не только им, но и его многочисленными родственниками, которые, узнав о том, что он едет в Израиль, дали ему деньги специально для того, чтобы он раздал цдаку у Стены Плача.

Так что хотя в районе Стены Плача ежедневно толчется сотня, а то и больше нищих, всем им достается весьма щедрое подаяние, нередко даже не мелочью, а купюрами в пять, десять, а то и в сто долларов или евро.

На самом деле среди тех, кто просит милостыню у Стены, встречаются самые разные люди. Некоторые из них и в самом деле в силу тех или иных обстоятельств оказались без средств к существованию, и у них не осталось никакого другого выхода, как просить подаяния.

Есть среди них и просто психически нездоровые люди – они и в самом деле нуждаются в помощи, но не в материальной, а совсем в другой.

Наконец, значительную часть тех, кто собирает цдаку у Стены Плача, составляют так называемые “профессиональные нищие”. Из года в год они приходят на это святое место, как на работу, и за это время научились мастерски опустошать карманы доверчивых паломников и туристов, в том числе и тех, кто вроде бы от природы не склонен ни к сентиментальности, ни к особой щедрости. Одного взгляда на приближающегося к нему человека такому “профессионалу” бывает достаточно, чтобы понять, как и о чем с ним нужно разговаривать – нужно ли бить на его жалость, выжимая из него слезу, или, наоборот, буквально требовать у него деньги, напоминая о том, что у него и без того много грехов, и Бог не простит ему скупости у Стены Своего Храма.

Если профессиональный нищий чувствует, что человек приготовил для подаяния большую сумму, то он непременно начнет рассказывать, что вынужден собирать деньги на какое-нибудь святое дело. Например, о том, что у него недавно умер сосед, и он взял на себя заботу о пропитании оставшихся после него десяти сирот – и это при том, что у него у самого – десять детей, которых нечем кормить. Или что ему не на что справить бар-мицву сына или свадьбу дочери. Или что он работает в доме престарелых, хозяин которого разорился и все живущие там сто стариков остались без куска хлеба.

Как вы догадываетесь, многие после подобных историй не только вытаскивают все, что у них есть в карманах, но еще и извиняются за то, что не могут дать больше.

При этом следует заметить, что ни один нищий у Стены Плача не работает в одиночку – одиночке здесь попросту не выжить. На самом деле все нищие Стены Плача – как истинные, так и профессиональные – объединены в два-три товарищества, или, если хотите, профсоюза. У каждого из этих товариществ есть свой староста, который договаривается с другими старостами о распределении территории вокруг Стены Плача. После этого рано утром проводится “профсоюзное собрание”, в ходе которого каждый член этого стихийного братства нищих получает свой участок работы на данный день, а также ему устанавливается время, в течение которого он имеет право собирать на данном участке деньги. На следующий день или даже в течение одного рабочего дня староста вполне может перевести того или иного члена братства на другой, более или менее выгодный участок работы.

Нарушители этой конвенции находятся крайне редко, так как в этом случае их ждет весьма суровый товарищеский суд, на котором их вполне могут побить. Как писали классики, может быть, даже ногами.

В конце дня каждое товарищество, как правило, собирается на общую сходку, в ходе которой каждый его член отдает старосте определенный процент от заработанной им суммы. Крик при этом стоит невероятный. И дело не в том, что кто-то из членов «братства» пытается скрыть свои доходы – всем известно, что делать это бесполезно, так как каким-то образом старосте всегда известно, сколько именно тот или иной нищий заработал за день. Нет, споры разворачиваются вокруг “бонусов”. К примеру, если какой-то турист отвалил нищему сразу тысячу долларов, то возникает резонный вопрос, должна ли эта сумма включаться в общий расчет, или нет?

Надо подчеркнуть, что Галаха – еврейское религиозное законодательство – категорически запрещает нищему, побирающемуся у Стены Плача, отвлекать людей просьбами о подаянии во время молитвы и вообще слишком настойчиво просить деньги. И хотя речь не идет о статье из уголовного кодекса, нарушители этого закона безжалостно из гоняются от Стены как ее смотрителями, так и полицией.

В связи с этим тот же Дан Блох в своей книге “Стена знаков” рассказывает весьма поучительную историю одного из профессиональных нищих, которого он назвал условным именем реб Идл.

Реб Идл “работал” у Стены два, а то и все три десятка лет и был подлинным мастером своего дела – подавали ему много и охотно. При этом на самом деле он был далеко не бедным человеком – в Иерусалиме ему принадлежало несколько больших квартир, которые он сдавал внаем, да еще какое-то время он был владельцем большого магазина на одной из оживленных улиц города. Впрочем, магазин он очень скоро закрыл, так как, по его словам, это был куда менее доходный бизнес, чем попрошайничество.

Много раз его взрослые дети уговаривали реб Идла оставить свою “профессию”, и выйти, наконец, «на пенсию». Когда его сын женился на дочери крупного израильского бизнесмена, последний, стыдясь своего нового родственника, предложил ему в обмен на такой уход несколько миллионов долларов компенсации, но реб Идл с усмешкой отверг это предложение.

Вдобавок ко всему с годами он становился все наглее и наглее, и теперь уже даже не требовал, а вымогал деньги у людей, приходящих к Стене Плача.

Когда смотрители пожаловались на это его поведение полицейским, те прислали под видом молящихся своих агентов, но реб Идл обладал поистине фантастическим чутьем и, быстро угадав в них переодетых “копов”, повел себя с ними как сама любезность.

И все же настал день, когда он попался, так как явно переступил все границы приличия. В тот день реб Идл заметил у Стены американского туриста, в котором мгновенно угадал преуспевающего бизнесмена.

В тот самый момент, когда этот бизнесмен истово молился, припав лицом к Стене, реб Идл подошел к нему и стал просить деньги на несчастных сирот, которые сидят в маленьком темном доме без света и без куска хлеба.

Бизнесмен сделал нищему знак рукой, чтобы тот не мешал, но реб Идл не отставал. Тогда американец снова махнул рукой – дескать, отойди и не мешай. И тут реб Идл разразился целым потоком проклятий в адрес этого человека, самым мягким из которых было пожелание, чтобы тот не дожил до конца этого года.

Наконец, американец закончил молитву.

– Прости, – сказал он реб Идлу с улыбкой. – Когда я говорил с нашим самым большим Боссом, мне было не до тебя. Но это не значит, что меня нужно было проклинать. На возьми 100 долларов, и забери свои проклятия назад – и он протянул ребу Идлу зеленую банкноту.

Однако реб Идл отказался принять деньги и провозгласил, что его проклятие остается в силе.

Бизнесмен отсчитал 500 долларов и протянул их реб Идлу, но тот отказался принять и эти деньги.

– Знай, – провозгласил он, – что ты обидел не меня, а несчастных сирот, а сироты находятся под особым покровительством Бога. И Бог не простит тебя до тех пор, пока ты не пообещаешь мне отдать десятую часть своего годового дохода!

И вот тут американский бизнесмен по-настоящему возмутился и направился в полицию жаловаться на вымогателя. И смотрителям, и полиции только этого было и нужно: под угрозой ареста ребу Идлу с того дня было запрещено приближаться к Стене Плача.

Однако, как пишет Дан Блох, своего ремесла он не бросил, а просто переместился в другую часть города, где, возможно, собирает милостыню и по сей день…

* * *

Впрочем, как уже было сказано, среди тех, кто просит милостыню у Стены Плача, есть действительно пребывающие в крайней нужде люди, не имеющие даже крыши над головой и обычно ночующие под открытым небом прямо у Стены Плача. К таким бомжам смотрители Стены и полицейские зачастую относятся даже хуже, чем к профессиональным нищим, и время от времени требуют, чтобы они убирались с этого места, так как их внешний вид и исходящий от давно нестиранных одежды и немытых тел запах вызывает у многих отвращение.

Каждого из них приводит к Стене своя судьба и своя беда, и каждый молит полицейских не изгонять из этого места, но что может поделать полицейский, если ему дали такой приказ?

Среди этих нищих бомжей, пытавшихся сделать Стену Плача своим домом, долгое время обретался и высокий, подтянутый мужчина с длиной бородой и пейсами, казалось, сошедший с какой-то иллюстрации к Библии – именно так обычно художники представляют себе еврейских пророков. Его глаза светились не только острым умом, но и тем особым светом духовности, который обычно отличает больших знатоков Торы.

Когда полицейские потребовали, чтобы он оставил Стену и нашел себе другое место для ночлега, этот мужчина только покачал головой.

– Я не могу этого сделать, – сказал он, – так как я дал обет жить на подаяние у Стены Плача до тех пор, пока Бог не пошлет мне знак, что Он простил меня.

– И что это должен быть за знак? – заинтересовался полицейский.

– О, для того, чтобы понять это, нужно рассказать всю историю моей жизни, – усмехнулся мужчина. – Как вы, наверное, догадались по акценту, я родом из Соединенных Штатов. Родился я в обычной еврейской семье – не то чтобы очень богатой, но достаточно зажиточной. После того, как я окончил школу, я поступил в Гарвардский университет, и там познакомился с моей будущей женой. Она не была еврейкой, но для меня тогда это не имело никакого значения. Однако неожиданно выяснилось, что родителей мой выбор привел в ужас. Отец заперся со мной в своем кабинете и долго говорил о том, что, вступая в брак с нееврейкой, я отрекаюсь от своей семьи и своего народа, и он мне этого никогда не простит. “Я бы согласился еще подумать, если бы твоя девушка прошла гиюр[55]55
  Гиюр – обращение нееврея в иудаизм, а также связанный с этим обряд.


[Закрыть], – сказал отец. – В конце концов, прабабкой царя Давида была моавитянка Рут[56]56
  Рут (Руфь) – героиня библейской «Книги Руфь». Отказавшись покинуть свою свекровь-еврейку Наоми, Руфь, моавитянка по происхождению, добровольно приняла иудаизм, присоединилась к еврейскому народу. Правнуком Руфь стал царь Давид, прямым потомком которого должен, согласно традиции, быть Мессия.


[Закрыть]. Но если ты женишься на нееврейке, то знай, что я тебе больше не отец и ты никогда не переступишь порог нашего дома!”.

Признаюсь, этот разговор поверг меня в недоумение. Я никогда не думал, что отец придерживается столь крайних националистических взглядов, он мне всегда казался либеральным, свободно мыслящим, лишенным предрассудков человеком. И вдруг – такая средневековая дикость! Но и моя мать, как выяснилось, придерживалась тех же взглядов. “Отец прав – ты лишил нас еврейских внуков. Эта женщина не должна переступить порог нашего дома, – сказала она. – Но знай, что я все равно буду любить тебя!”.

Однако эта позиция родителей отнюдь не побудила меня отказаться от моих планов. Я любил свою будущую жену, и мне было все равно, еврейка она или нет. Предлагать ей пройти гиюр, было бессмысленно и нечестно – ведь она была убежденной атеисткой и не требовала, чтобы я крестился.

Словом, вскоре мы отпраздновали свадьбу. Родители на нее не пришли, но я надеялся, что с годами они смягчатся, и все образуется. Увы, они остались при своем мнении, и я полностью прекратил с ними всякие отношения.

Шли годы. Мы с женой оба сделали успешную карьеру, вместе растили наших троих детей, воспитывая их на тех общечеловеческих ценностях, на которых стоит Америка.

Но после десяти лет нашего брака жена вдруг стала членом одной христианской секты. Я попытался вырвать ее оттуда, но все было бесполезно – вместо этого я вместе с детьми тоже стал ходить на собрания секты. И вот, сидя на этих собраниях, я неожиданно ощутил тоску по своему потерянному еврейству, хотя всегда довольно смутно представлял себе, что такое иудаизм. И настал день, когда вместо того, чтобы прийти на очередное собрание секты, я направился в синагогу на урок Торы.

То, что мне открылось на этом уроке, потрясло меня – я вдруг получил ответы на многие мучившие меня вопросы. С этого дня я стал посещать уроки Торы регулярно, чем дальше, тем больше ими увлекался, и с каждым днем все больше понимал, насколько были правы мои родители, когда говорили, что я вступил в запретный для еврея брак. Но я слишком любил жену и детей, чтобы вот так, одним махом разрушить семью. Я попытался спасти нашу любовь, и предложил жене пройти гиюр, но она наотрез отказалась. После этого мы развелись. Я снял отдельную квартиру, продолжил работать на прежнем месте и все свободное время теперь отдавал изучению Торы. Я уже неплохо выучил иврит, знал не только Пятикнижие, но и всю Библию и теперь усиленно изучал Талмуд. Я отрастил бороду и пейсы. И с каждым днем мне все больше и больше открывалась глубина моего падения: вступив брак с нееврейкой, я действительно лишил себя еврейских потомков, разорвал связь нашей семьи с нашим народом.

Тогда-то я и дал себе слово, что отправлюсь в Иерусалим и буду жить на подаяние у Стены Плача до тех пор, пока Бог не пошлет мне знак, что я прощен Им.

– Так в чем же должен заключаться знак? – спросил его полицейский.

– Если хотя бы один из моих сыновей примет гиюр и станет евреем, это и будет знаком того, что я прощен. Я не поддерживаю связи с моей семьей, но уверен, что если это произойдет, сын непременно приедет в Иерусалим, к Стене Плача, и здесь мы с ним встретимся.

– Теперь я понимаю, – сказал полицейский. – Но извините, вы не можете ночевать у Стены Плача – это запрещено.

– Хорошо, – ответил этот мужчина. – Но позвольте мне хотя бы находиться здесь ежедневно с шести утра до полуночи…

Так в течение нескольких лет этот странный нищий проводил целые дни у Стены Плача. Он никогда ни к кому не обращался с просьбой подать ему деньги – просто стоял с протянутой рукой. Как выяснилось, уже потом, на самом деле он не нуждался в деньгах – родители оставили ему приличное наследство, кроме того, и на его личном банковском счету была скопившаяся за годы работы очень солидная сумма.

Но он дал себе обет жить на подаяние – и оставался верен своему обету.

Однако однажды настало утро, когда этот нищий не появился у Стены.

– Надо бы как-то выяснить, не случилось ли с ним чего-либо плохого, – сказал один из уборщиков.

– Не думаю, – ответил смотритель. – Вчера я видел, как он подошел к одному из молящихся и долго о чем-то с ним беседовал. Затем он обнял этого молодого мужчину за плечи, и они вместе куда-то ушли. Мне кажется, больше мы его здесь не увидим. Во всяком случае, в качестве нищего…

* * *

Дан Блох рассказывает в своей книге об еще одном нищем, постоянно “работавшем” у Стены. Этот человек повсюду ходил с шофаром – бараньим рогом, в который у евреев принято трубить по великим праздникам. Подходя к туристам он предлагал им протрубить в шофар “за исправление их душ”, после чего протягивал руку за подаянием.

Все полученные таким образом деньги он обычно в тот же день пропивал, угощая за свой счет всех остальных своих собратьев по ремеслу.

Дан Блох вспоминает, как однажды, когда в Иерусалиме выпал снег, прекратилось движение транспорта и вообще город, казалось, вымер, он, как обычно, пришел на работу в свой кабинет, расположенный возле Стены Плача. Если на женской половине Стены еще было несколько молящихся женщин, то на мужской не было ни души. Блох начал молиться у Стены в полном одиночестве, а когда закончил, обнаружил стоящего неподалеку от нее нищего с шофаром.

– Пойдемте ко мне в офис, согреетесь, – предложил он ему.

– Ничего, я подожду! – ответил нищий. – Мне нужно заработать деньги.

– Но вы же видите, что здесь никого нет. Да и вряд ли кто-нибудь придет в такую погоду! – сказал Блох.

– Ничего, я подожду! – упрямо повторил нищий.

Блох вернулся в свою комнату, налил горячего чая и подошел к окну. Попрошайка по-прежнему одиноко маячил у площадки перед Стеной Плача.

“Нет, так он окончательно замерзнет, – сказал сам себе рав Блох. – Надо что-то делать!”

И Дан Блох вышел из своего офиса, подошел к нищему и вывернул карманы.

– Вот все, что у меня есть. Считайте, что вы уже заработали. А теперь пойдемте ко мне греться и пить чай!

Нищий пересчитал деньги.

– Нет, – сказал он. – Не пойду. Я должен заработать сегодня еще две тысячи шекелей.

– Сколько? – изумленно спросил Блох.

– Две тысячи шекелей, – повторил нищий.

– Но для чего вам столько?

– Этого я вам сказать не могу. Дурная примета – говорить, для чего тебе нужны деньги прежде, чем ты их получишь. Но как только получу, расскажу.

– И вы всерьез думаете, что сможете собрать сегодня такую сумму?

– Видите ли, молодой человек, – раздраженно сказал нищий, – я работаю не где-нибудь, а у Стены Плача. Это, как вы знаете единственное место на Земле, от которого никогда не отойдет Божественное присутствие. Так неужели вы думаете, что за столько лет работы у меня с Богом не сложилось полное взаимопонимание? Каждый день я прошу Его послать мне строго определенную сумму на мои нужды, и Он мне ее всегда посылает. Всесвятой, да будет благословен Он, знает, что я никогда не прошу лишнего. И если сейчас мне нужно две тысячи шекелей, значит, Он пошлет мне две тысячи шекелей. Поверьте, Он хочет, чтобы я замерз еще меньше вас. Так что если будет нужно, Он пришлет ко мне самого Илью-пророка![57]57
  Илья-пророк (пророк Элиягу, Элиягу ха-нави) – согласно традиции, был взят живым на небо. Еврейский фольклор полон историй о том, как Элиягу под разными обличьями снова возвращается на землю и приходит на помощь попавшим в беду людям.


[Закрыть]

Дан Блох вернулся в свой кабинет и продолжил наблюдать в окно за стоявшим у Стены нищим. Его отношение к этому человеку в одночасье изменилось – он был поражен силой его веры. Вдруг он заметил, как неподалеку от площади остановилась машина.

“Каким образом она смогла подъехать к этому месту – здесь же запрещен проезд?!” удивился рав Блох.

Из машины между тем вышел почтенный старец, что-то сказал нищему и направился к Стене Плача. Около получаса старик молился у Стены в полном одиночестве, а затем направился к выходу и там протянул нищему пачку денег. После этого старец сел в машину, и она мгновенно словно растворилась среди снежных хлопьев.

Блох выбежал на улицу как раз в тот момент, когда нищий заканчивал пересчитывать деньги.

– И сколько там? – зачарованно спросил он.

– Ровно две тысячи шекелей, – ответил нищий. – Ну, что я вам говорил?! Ах, да я же обещал сказать вам, зачем мне нужны эти деньги! Видите ли, недавно я в одном месте немного выпил и начал… гм, буянить, так мне присудили штраф. Сегодня я как раз должен заплатить штраф, судебный сбор и гонорар адвокату, который вел это мое дело. Вместе это составляет чуть больше двух тысяч шекелей. С теми деньгами, которые вы мне дали, получается вообще точно до последнего гроша!