Текст книги "Тайны Стены Плача"

Жди звонка!

Вот вам еще одна история, случившаяся у Стены Плача совсем недавно с одним еще не старым, но и уже немолодым израильским художником.

Впрочем, свое начало эта история берет еще в 50-х годах, когда этот художник был высоким, красивым юношей, только-только окончил школу и, благодаря своему таланту, получил от государства стипендию для учебы в Лондонской Академии искусств. В Англии он познакомился с прелестной девушкой, которая так же, как и он, прибыла сюда из Индии учиться в университете. Дальше события развивались банально: молодые люди полюбили друг друга и решили пожениться. То, что девушка была нееврейкой, израильтянина не смущало – он был светским, современным человеком, убежденным, что любовь куда выше всех расовых и национальных предрассудков.

Не смущало это и его родителей, придерживающихся точно таких же взглядов. Единственное, о чем они попросили сына, так это о том, чтобы на летние каникулы он приехал домой и познакомил бы их со своей избранницей.

Сразу после начала летних каникул молодая пара направилась в Израиль, где их уже ждала теплая встреча. Невеста героя этой истории мгновенно пришлась по душе его родителям, и они не могли нарадоваться выбору сына.

Примерно через месяц девушка сказала, что теперь хочет познакомить жениха со своей семьей и призналась, что еще ничего не говорила родителям о своих планах.

Попрощавшись с Израилем, молодые люди вылетели в Индию. В огромном доме отца девушки в честь гостей накрыли стол, однако сам глава семейства за ним не появился.

– Мы люди старых взглядов, и у нас все решает отец, – сказала мать девушки жениху. – Вечером он с вами встретится, и вы получите его ответ на ваше предложение жениться на нашей дочери.

Вечером, перед ужином, в дверь отведенной для израильского гостя комнаты осторожно постучали.

– Хозяин ждет вас в своем кабинете, – сообщил ему слуга.

Отец девушки был предельно откровенен.

– Только не подумайте, что вы лично мне не нравитесь, или я испытываю неприязнь к вашему народу, – сказал он. – Но я должен сказать сразу и прямо: наша семья принадлежит к касте браминов. Это значит, что моя дочь может выйти замуж только за индуса из касты браминов или, на худой конец, воинов, и ни за кого другого. Ваш брак невозможен, и вы должны немедленно расстаться. Мне бы хотелось, чтоб вы уже завтра утром покинули Индию.

– Могу ли я попрощаться с вашей дочерью? – спросил израильтянин.

– Да, это я вам разрешу, – после небольшой паузы сказал брамин.

Нужно ли говорить о том, что прощание вышло горьким и трудным. “Мы обязательно встретимся! Я сбегу из дома, и мы встретимся. Жди моего звонка!” – прошептала ему девушка прежде, чем они расстались.

Но убежать ей, видимо, не удалось. Молодой израильский художник напрасно ждал звонка от любимой. Наконец, закончив учебу, он вернулся в Израиль и спустя несколько лет женился здесь на еврейке.

То, что он испытывал к жене, было скорее симпатией, чем любовью, но со временем эта симпатия переросла в сильное и глубокое чувство. Жена стала верной соратницей и единомышленницей во всех его делах; у них родилось четверо детей, которыми они по праву гордились: старший сын стал известным писателем, младший – тележурналистом, а две дочери – врачами.

Не удивительно, что внезапная смерть жены стала для художника тяжелейшим ударом – он резко постарел, осунулся, перестал писать картины. При этом у него появилась одна странность: он повсюду таскал с собой мобильный телефон покойной жены. Зная, что никто уже никогда не позвонит на этот телефон, он каждый вечер в память о жене подзаряжал его, и потому тот всегда был включенным. Сама вечерняя подзарядка мобильного телефона стала для него, убежденного атеиста, чем-то вроде религиозного ритуала.

Тем временем в далекой Индии тоже развернулись весьма драматические события. После того, как старый брамин запретил выходить дочери за израильтянина, она и в самом деле попыталась убежать из дома, а когда ей это не удалось, впала в депрессию. Лишь спустя несколько лет она вышла замуж за парня из касты браминов.

Спустя годы их младшая дочь отправилась на учебу в Штаты и там познакомилась с молодым человеком из Иордании. Затем история повторилась: девушка приехала в Индию, чтобы познакомить родителей со своим женихом, но ее отец так же, как некогда его тесть, объявил этот брак невозможным. Мать, помня о любви своей молодости, попыталась переубедить мужа, но все было тщетно.

Прошел год, отец девушки внезапно скончался, и мать посоветовала дочери позвонить своему возлюбленному в Иорданию. Если тот еще помнит ее и ждет, добавила женщина, то она не будет возражать против их свадьбы.

Молодой человек немедленно ответил, что его чувства к девушке не изменились, и он приглашает ее с матерью в Иорданию, где они и справят свадьбу.

Когда свадьба осталась позади, сидя за одним столом с дочкой и зятем, пожилая женщина рассказала им о том, как в молодости была влюблена в израильтянина, как ее отец разлучил ее с любимым, и именно поэтому она понимает их чувства лучше, чем кто-либо другой.

– Но послушайте! – воскликнул ее зять. – Ведь Израиль – это совсем близко! И, если вы хотите, вы вполне можете туда поехать, попробовать разыскать свою первую любовь и встретиться с ним.

Так эта женщина оказалась в Израиле. Здесь она назвала в справочной его фамилию, и ей дали номер сотового телефона – только не его, а покойной жены.

Произошло это в тот самый день, когда старый художник, сам не зная почему, направился к Стене Плача и впервые в жизни решил обратиться к Богу.

– Господи! – сказал он. – Если бы Ты мог вернуть мне дни моей молодости – дни, когда я был по-настоящему счастлив! Но если даже Ты есть, даже Ты не можешь сделать этого…

В тот самый момент, когда художник произносил эти слова, у него в кармане зазвонил мобильный телефон. Не сразу он сообразил, что это звонит не его телефон, а телефон покойной жены. Трясущимися руками он нажал кнопку вызова.

– Здравствуй, это Индира, – услышал он в трубке. – Если ты меня, конечно, еще помнишь…

– Где ты находишься? – спросил он, чувствуя, как в горле застревает сухой ком, мешая ему говорить.

– Я сейчас в Иерусалиме, неподалеку от вашей знаменитой Стены…

Так они снова встретились – тридцать пять лет спустя. На этот раз ничто не препятствовало их браку: он был вдовцом, она – вдовою, а то, что она была нееврейкой по-прежнему не играло для художника никакой роли.

Но, оказывается, теперь это имело значение для нее.

– За эти годы я поняла, что быть счастливой в браке можно только если ты действительно являешься второй половиной своего мужа, – сказала она. – И потому я хочу стать еврейкой.

Как она сказала, так и сделала: ровно год Индира провела над Торой и книгами по еврейской религии и философии, и вскоре знала об иудаизме гораздо больше своего мужа, да и многих других светских израильтян. Уже после того, как она прошла гиюр, и стала полноправной еврейкой, эта женщина продолжила учиться, и сейчас, как рассказывают, читает в разных городах Израиля лекции по иудаизму для женщин.

Когда Иегудит признается, что сама является прозелиткой и когда-то ее звали Индирой, в зале наступает мертвая тишина, и в ней отчетливо слышно, как в кармане лекторши звонит мобильный телефон – ее муж беспокоится, скоро ли она вернется домой?

Последняя молитва

Время от времени к администрации Стены Плача поступает необычная просьба: разрешить смертельно больному человеку побывать на идущей возле нее праздничной молитве или просто самому вознести последнюю молитву именно в этом месте.

Порой такая просьба поступает из хосписа или дома престарелых, иногда – от близких родственников самого больного. Отказывать в ней не принято, хотя ее выполнение зачастую связано с немалыми трудностями – ведь речь, как правило, идет о людях, уже не способных передвигаться даже в инвалидной коляске, прикованных к постели и вдобавок подключенных к аппаратам искусственного жизнеобеспечения. Следовательно, нужно организовать дело так, чтобы карета “скорой помощи” с таким больным смогла подъехать, как можно ближе к Стене Плача; чтобы его подкатили на каталке к самой Стене и при этом он оставался подключенным ко всей необходимой аппаратуре, а врачи продолжали бы следить за его состоянием. Поэтому каждый подобный визит к Стене Плача ее администрация тщательно оговаривает с его родственниками, лечащими врачами, персоналом “скорой помощи”, полицией, которая должна разрешить амбулансу подъехать как можно ближе к Стене и т. д. Тщательно оговаривается и время доставки такого больного – конечно, лучше, чтобы в этот момент у Стены было как можно меньше народу, чтобы молящиеся не мешали ни молитве больного, ни сопровождающим его медикам.

Трудно сказать, сколько исповедей и таких последних самозабвенных молитв выслушала Стена Плача за последние четыре десятилетия, но смотритель Стены рав Дан Блох рассказывает в своей книге только об одной из них – последней молитве старика по имени Йоселе.

Как поведал ему сам Йоселе, объясняя, почему ему так важно помолиться в последний раз у Стены Плача, в десять лет он вместе с отцом и братьями оказался в концлагере. Его отец в день своей смерти отдал ему свою пайку хлеба.

– Ешь, Йоселе! – сказал он, – Мне все равно не выжить. И знай, что смерти нет – я ухожу только для того, чтобы Сверху лучше присматривать за тобой.

Каждый день немцы производили “селекцию”, отправляя самых слабых и больных узников в крематорий, причем нацисты выкрикивали не номера, а имена и фамилии тех, кто подлежал селекции – так, во всяком случае, утверждал сам Йоселе. И каждый день над лагерем разносился густой жирный дым из трубы крематория, через которую уходили в небо души сожженных узников.

Среди служивших в том лагере офицеров СС был один, которому это зрелище доставляло особое удовольствие.

– Смотрите, евреи, смотрите! – любил приговаривать он. – Вот так же когда-то горел ваш Храм, и вы сами в этом Храме. Скоро ничего от вас не останется на Земле, вообще ничего!

“И вот однажды, когда он в очередной раз повторил эти слова, – рассказал Иосиф, – я взмолился к Богу. «Господи, – сказал я, – дай мне выжить, дай мне выжить, чтобы я смог добраться до Иерусалима и помолиться у святой стены Твоего Храма. Не только от своего имения буду я молиться, но и от имени всех святых мучеников, которые погибли в этом месте! Дай мне выжить, Господи, и не допусти их победы!”…»

С того дня Йоселе стал запоминать имена всех подлежавших селекции евреев и к вечеру он вновь и вновь, повторял их, пока не убеждался, что заучил их наизусть. Его натренированная с раннего детства на изучении Талмуда память не подводила – имена погибших и в самом деле оставались в ней, словно были вырезаны на стекле алмазным резцом.

Он выжил в этом аду, был вместе с другими узниками освобожден американскими солдатами, но так как англичане после окончания Второй мировой войны всячески препятствовали приезду евреев в Палестину, и в Иерусалим Йоселе попал только в 1949 году – уже после окончания Войны за Независимость. Стена Плача была в то время уже в руках иорданцев, и осуществить свою мечту он не смог.

Однако сразу после Шестидневной войны 1967 года он вместе с тысячами других израильтян направился к Западной Стене, чтобы поблагодарить Всевышнего за великие чудеса, совершенные Им для Своего народа. Для него победа в Шестидневной войне была не только победой над арабами, но и над тем самым офицером СС, который радовался пожару Храма и утверждал, что скоро от евреев на Земле и следа не останется.

Но вот о своем обещании произнести молитву от имени всех сожженных в концлагере евреев он в тот момент почему-то забыл. Время от времени он вспоминал о нем, но каждый раз по тем или иным причинам откладывал его выполнение на потом. И лишь когда врачи сообщили ему, что он смертельно болен и жить ему осталось всего несколько месяцев, Йоселе понял, что должен во что бы то ни стало выполнить данное в том аду слово.

Он завел специальную тетрадь и, оживляя в памяти дни, проведенные в концлагере, каждый день записывал в нее все новые и новые имена уничтоженных там евреев. Наконец, когда он посчитал, что список готов, он и попросил родственников и врачей помочь ему в последний раз помолиться у Стены Плача.

В назначенный день кровать с Иосифом, подключенным к всевозможным приборам, подвезли к Стене Плача так близко, чтобы он смог дотронуться до ее камней. Собрав последние силы, этот человек все-таки приподнялся на кровати, и врачи подложили под него подушки. Затем он открыл свою тетрадь и начал молиться.

Никто не слышал тех слов, которые он произносил, но всем присутствующим при этом волнующем зрелище казалось, что вместе с Йоселе в эту минуту у Стены Плача молились и все, чьи имена он записал в своей тетради. А, может, и не только они – может быть, души всех шести миллионов погибших в Катастрофе евреев слетелись в этот момент к Стене Плача, чтобы присоединиться к этой молитве.

Когда Иосиф закончил молитву, он сказал:

– Я хочу, чтобы вы все знали, за что мы молились: за процветание Государства Израиль, за то, что Он не дал уничтожить Свой народ; за то, чтобы наши потомки никогда не прошли через те ужасы, через которые прошли мы и чтобы как можно скорее в Иерусалиме возник Третий Храм и все евреи собрались на своей земле.

На следующий день он умер.

Зихроно цадик ле-враха – да упокоит Господь душу праведника.

И было чудо

Как уже рассказывалось на страницах этой книги, у Стены Плача не принято играть на музыкальных инструментах, чтобы музыка не отвлекала людей от молитвы. Однако однажды этот запрет все-таки был нарушен, и вот как это произошло.

В один из дней до окон офиса, в котором располагается администрация Стены, донеслись звуки гитары, под которые молодой сильный голос распевал псалмы царя Давида. Мелодия был незнакомой, и вместе с тем была настолько хороша, так прекрасно гармонировала со словами Псалма, что дежурный смотритель Стены невольно заслушался. Наконец, когда песня прекратилась, он стряхнул с себя наваждение, подошел к окну и сразу же увидел певца – тот сидел с гитарой в десятке метров от входа на площадку для молитвы. На вид ему было лет двадцать, и он был типичным израильским хиппником – с длинными, перетянутыми резинкой волосами, в свободной, навыпуск рубашке, со множеством цепочек и цветастых бус на шее. В этот момент парень снова тронул струны и запел следующий псалом – и снова музыка была так хороша, а само исполнение столь искренним, что смотрителю пришлось сделать усилие, чтобы вспомнить о своем долге. Выйдя из офиса, он направился к молодому человеку и попросил его немедленно прекратить играть, так как своей музыкой он мешает молящимся.

– А можно я подойду у самой Стене и возле нее очень тихо спою несколько псалмов под гитару? – спросил парень.

– Ты что, не понял, что я сказал? Правилами Стены запрещено играть и петь даже неподалеку от молитвенной площадки, а ты просишь, чтобы я тебе разрешил это сделать возле самой Стены! Странный ты, однако, парень! – ответил смотритель.

– Ну, пожалуйста, разрешите мне это! – упрямо повторил парень. – Обещаю, что буду играть очень тихо, так тихо, что это никому не помешает… Если бы вы только знали, как мне это нужно! И потом, я ведь играю не просто мелодию – это та мелодия, под которую пел свои псалмы сам царь Давид, которому я, кстати, прихожусь тезкой.

– Что за глупости?! – возмутился смотритель. – Кто дал тебе право вообще утверждать подобное?! Это святотатство!

– А вот и нет! Если бы вы только выслушали меня до конца, вы бы поняли, что я говорю правду, и вы просто обязаны разрешить мен спеть псалмы у самой Стены Плача. Дело в том, что мой самый близкий друг несколько месяцев назад попал в автокатастрофу и с тех пор лежит в коме. Когда врачи сказали, что они не могут вывести его из этого состояния, я попросил их разрешить мне попробовать разбудить его. Я помню, как он любил слушать мои песни под гитару и стал многие часы проводить у его кровати, исполняя самые любимые его песни. Как-то я задремал, и вдруг во сне увидел царя Давида, который стоял, держа в руках арфу. “Давид, ты поешь совсем не то, – сказал он мне. – Вот послушай, что и как надо петь для того, чтобы разбудить его!”. И он заиграл на арфе и стал петь свои псалмы. Когда царя Давид закончил он снова посмотрел на меня. “Запомни эти мелодии! – сказал он. – Запомни их, и каждый вечер отправляйся к Стене Плача и попробуй спеть возле нее эти псалмы, а с восходом солнца возвращайся в больницу и пой их у кровати своего друга. И я обещаю тебе, что он непременно проснется!”.

Вот уже больше недели я пою у постели друга псалмы на мелодию самого царя Давида, но, увы, в его состоянии нет никаких изменений. И теперь я понял, почему: ведь главного условия – спеть их у самой Стены Храма я так и не выполнил!

Теперь вы поняли, почему мне так важно спеть эти псалмы у самой Стены Плача?! Разрешите мне это, пожалуйста, в виде исключения!

– Исключения невозможны, – покачал головой смотритель. – Если я разрешу это тебе, то потом уже буду не вправе запретить другому. Ты рассказал очень трогательную историю, но, извини, я не могу выполнить твою просьбу.

В это время к Стене Плача подъехал один из иерусалимских адморов[58]58
  Адмор – (аббр. иврит. словосочетания адонейну морену ве-раббену – «господин, учитель и наставник наш»), в иудаизме – титул цадиков – духовных лидеров общин в хасидизме.


[Закрыть] – великий праведник, знаменитый знаток Торы. К нему мгновенно выстроилась огромная очередь желающих получить благословение. Пристроился к ней и молодой гитарист. Смотритель видел, как адмор положил ему руку на голову, произнес слова благословения и подозвал следующего. Гитарист сокрушенно покачал головой и… снова встал в очередь. Между тем, секретарь адмора, по-видимому, запомнил его и не дал подойти к раввину еще раз, вытолкнув его из очереди. Но парень упрямо снова встал в хвост очереди.

Когда секретарь вновь попытался его отстранить, молодой человек стал отталкивать его в сторону, требуя, чтобы его пропустили к адмору. Неожиданно адмор поднял голову и дал знак секретарю пропустить к нему этого парня.

Смотритель видел, как тот что-то говорит цадику, а тот в ответ благосклонно кивает головой. Затем адмор снова положил руку на голову и еще раз благословил его.

Через какое-то время Давид опять подошел к смотрителю.

– Адмор дал свое благословение на то, чтобы я спел псалмы у Стены Плача. Неужели вы ослушаетесь адмора? – спроси он его.

Конечно, смотритель мог сказать, что он не является хасидом этого адмора и тот ему не указ.

– Хорошо, – сказал он вместо этого. – Когда закончится вечерняя молитва, я отведу тебя в угол, где ты сможещь спеть. Только как мы договорились – очень тихо!

Поздно вечером он и в самом деле повел за собой парня в самый дальний угол Стены, тот тронул струны, запел… и смотритель сам не заметил, как чудесная, никогда прежде не слышанная мелодия захватила его и он начал подпевать.

А утром парень ушел в больницу – к постели своего друга.

С того дня так продолжалось целую неделю за исключением субботы – поздно ночью, почти в полночь, смотритель Стены и этот парень забивали в ее дальний угол и там пели псалмы Давида, а наутро молодой человек закидывал гитару за спину и шел в больницу.

На седьмой день их песнопений он пришел к Стене Плача посреди дня.

– Все случилось так, как и обещал мне царь Давид – когда я играл, Рой открыл глаза! Врачи говорят, что это чудо, настоящее чудо!

– Значит, мы с тобой больше не будем петь по ночам? – разочарованно спросил смотритель Стены.

Глядя в спину удаляющему от Стены молодому человеку, он вдруг подумал, что сон, приснившийся ему в больнице, возможно, был не совсем сном. Кто знает – может быть, царь Давид и в самом деле явился к своему тезке, а то и прямому потомку из ХХ века, и научил его тем мелодиям, под которые в свое время пели его псалмы левиты на ступенях Иерусалимского Храма. И стоит ли тогда так удивляться, что это пение оказалось сильнее любой молитвы?

Послесловие

Эта книга осталась незаконченной.

Она и не может быть закончена по определению.

Кто знает, какие еще чудесные истории произойдут у Западной Стены Храма?

Кто знает, какие еще драматические события развернутся вокруг нее в будущем?

Кто знает, не здесь ли, возле ее древних камней будет вершиться История, и нам всем или нашим потомкам предстоит стать свидетелями исполнения самых грозных и прекрасных пророчеств великих библейских пророков?

Ясно одно: к этим камням вновь и вновь будут приходить евреи и неевреи, представители самых разных рас и народов, ибо, по сути дела, мы все дети одного Бога – Того Самого, который начал творить нашу планету со священного камня Мория, Кто создал прародителей всех людей Адаму и Еву, Кто открылся праведнику Ною, а затем Аврааму, Исааку и Иакову. Тому Самому, во имя Которого был воздвигнут Иерусалимский Храм…

И сердца камней этой Стены вновь и вновь будут биться в такт сердцам припадающих к ним людей, отзываясь болью на их боль и внимая их мольбе, чтобы донести ее Богу.

Ибо есть люди с каменным сердцем и камни с сердцем человека.

Пусть только в одной крошечной точке Вселенной, но все-таки есть…