Текст книги "Тайны Стены Плача"

От Ездры и Неемии до Ирода Великого

“На реках Вавилонских мы сидели и плакали, вспоминая о Сионе. Там на ивах, повесили мы наши арфы, ибо поработители требовали от нас песнопений, притеснители наши – веселья: “Спойте нам песнь Сиона!”. Как же петь нам песнь Господа на чужой земле? Если я забуду тебя Иерусалим, пусть отсохнет рука моя! Пусть прилипнет к небу мой язык, если я не буду помнить о тебе, если не поставлю Иерусалим во главу веселья моего!”

Эти слова 137-ого псалма как нельзя лучше характеризуют ту экзистенциальную связь с родной землей, Иерусалимом и Храмом, которую евреям предстояло пронести через тысячелетия и благодаря которой они вновь и вновь возвращались на родину.

Тогда, две с половиной тысячи лет назад, изгнание продлилось относительно недолго – 70 лет, хотя первые группы угнанных в Вавилон евреев начали возвращаться в Иерусалим даже раньше.

“После 49-летнего пребывания в Вавилоне, – пишет С.М Дубнов, – десятки тысяч евреев возвратились в Иудею, под предводительством князя Зерубавеля и первосвященника Иешуи (537 г. до н. э.). Вслед за ними стали возвращаться на родину и многие другие евреи, которые были рассеяны в других странах: в Египте, Малой Азии и на островах Средиземного моря. Отовсюду спешили изгнанники в Иудею, надеясь зажить там спокойно под покровительством справедливого царя Кира…

…Прежде всего они возобновили богослужение в Иерусалиме. Когда приближался осенний праздник Кущей (Суккот), Зерубавель и Иешуа велели построить алтарь для жертвоприношения. Затем они приступили к сооружению небольшого Храма на месте прежнего, разрушенного вавилонянами. На торжество закладки Храма съехалось в Иерусалим много людей из всех городов Иудеи. Священники появились в своих храмовых облачениях; левиты пели благодарственные гимны (до сих пор сохранившиеся в Псалмах); пророки в своих речах предсказывали счастливое будущее; в народе раздавались радостные клики. Посреди этой ликующей толпы стояли почтенные старцы и громко плакали: эти старцы видели еще первых храм (Соломонов) во всем его великолепии, и теперь, сравнивая с ним только что заложенный скромный “дом Иеговы”, они не могли удержаться от слез”[20]20
  С.М. Дубнов. Краткая история евреев. М., Сварог, 1996.
  Коран, ИКПА, 1990, с. 154–155.


[Закрыть].

На деле всего было пять волн возвращения евреев в Землю Израиля, и само это возвращение осуществлялось при прямой как политической, так и финансовой поддержке персидского царя Кира. Сам Кир, очевидно, гордился тем, что помогал плененным вавилонянами народам возвращаться в родные места и оправлять свои религиозные культы, о чем свидетельствует текст, выбитый на хранящемся в Британском музее знаменитом “цилиндре Кира”:

“Я – Кир, Царь Мира… Великий Бог Мардук радуется моим благочестивым деяниям… Я собрал все народы и вернул их к прежнему местожительству, а также к их богам… По повелению великого бога Мардука я вернул им их святилища”.

Однако Ездра (Эзра), ставший духовным лидером еврейского народа по его возвращении на родину, утверждает, что Кир признавал истинность иудаизма, то есть верил в единого Бога и действовал так по прямому Его указанию.

“Все царства земли дал мне Господь, Бог Всесильный, и Он повелел мне построить ему дом в Иерусалиме, что в Иудее. Кто есть из вас, из всего народа Его, – да будет Бог его с ним, и пусть он идет в Иерусалим, что в Иудее, и строит Дом Господа Бога Израилева”, – говорит Кир в “Книге Ездры”.

Сам Ездра вернулся в Иудею в 458 г. до н. э. вместе с третьей волной переселенцев, а в 445 г. до н. э. к ним присоединились евреи, прибывшие в Иудею с Неемией (Нехемией). Именно Неемия и Ездра во всей полноте возродили и духовную, и национальную жизнь евреев в земле обетованной. Усилиями Неемии снова были отстроены стены Иерусалима; Храм был окончательно отстроен и в нем в полном объеме возобновились все предписываемые Пятикнижием службы.

Правда, теперь в Святая Святых на камне Мория уже не стоял ковчег со скрижалями Завета, считающимися бесследно утерянными после разрушения Первого Храма.

И хотя еврейская традиция настаивает на том, что святость Второго, отстроенного Неемией Храма была куда меньше Первого, большинство раввинистических авторитетов сходятся, что и над этим Храмом также прибывала Шхина – Божественное Присутствие.

В этом Храме разворачивались самые драматические события еврейской постбиблейской истории, включая знаменитые события Хануки – освобождения Храма Маккавеями от осквернивших его греков и чуда с храмовым светильником.

Постепенно, благодаря пожертвованиям как евреев, живших в самой Иудее, так и тем их соплеменникам, которые уже к тому времени обретались в различных странах диаспоры, к Храму стало возвращаться прежнее богатство и величие. И все же подлинное великолепие он обрел во времена правления Ирода, который, с точки зрения историков, и является строителем Западной Стены.

“Нельзя молиться за царя Ирода”

Пожалуй, нет в еврейской истории фигуры более мрачной и противоречивой, чем фигура царя Ирода (Гордуса) Великого (37 г. до н. э. – 6 г. н. э.).

Пушкин в своем “Борисе Годунове” не случайно устами юродивого уподобляет Годунова Ироду: биографии, да и сами личности этих двух монархов, разделенных полутора тысячелетиями во времени и тысячами километров в пространстве, и в самом деле похожи.

Ирод не только не являлся потомком царского рода Хасмонаев[21]21
  Хасмонаи Маккавеи – жреческий род, правивший Иудеей в 167—37 до н. э. Хасмонаи возглавили в 167 до н. э. народно-освободительную борьбу в стране против политического, налогового и религиозного гнёта Селевкидов и затем еще 130 лет правили страной.


[Закрыть] (Хашмонеев), но и не был евреем по крови. По рождению он был идумитянином (эдомитом) – представителем соседнего с евреями народа, считающегося потомками брата-близнеца Иакова Эдома – Исава.

На протяжении многих столетий евреи враждовали с эдомитянами, пока, наконец, не покорили их, и в массовом порядке не обратили в иудаизм. Нужно заметить, что евреи вообще весьма негативно относятся к попыткам обратить кого-либо в свою веру, а подобное массовое обращение вообще считается у них неприемлемым. Массовое обращение в иудаизм эдомитов – это единственный подобный случай в истории, который не раз затем осуждался как мудрецами эпохи Талмуда, так и выдающимися раввинами. И в качестве доказательства ошибочности этого шага знатоки Писания всегда напоминали о том, что евреи заплатили за него восшествием на престол Ирода– тирана, чуждого им и по крови, и по ментальности.

Сын наместника Рима в Иудее, ставленника Юлия Цезаря Антипатра, Ирод еще в юности получил пост губернатора Галилеи и, стремясь угодить римлянам, потопил в крови первое же поднятое при нем антиримское восстание. Когда он без всякого суда казнил предводителя этого восстания Иезекию и его ближайших сподвижников, Синедрион потребовал привлечь Ирода к суду за самоуправство.

Ирод действительно явился в суд, но в сопровождении большого отряда верных ему воинов, и в результате члены Синедриона побоялись вынести ему приговор.

Согласно преданию, тогда председатель Синедриона, один из величайших еврейских мудрецов Шмайя воскликнул: “Знайте, что настанет день, когда тот, кого вы боитесь осудить сегодня, вас самих осудит на смерть!”.

Чтобы породниться с царским родом, Ирод женился на внучке царя Гиркана Второго красавице Мариаме, явно рассчитывая на то, что это рано или поздно поможет ему занять иудейский престол.

В 37 г. до н. э. римский Сенат, заподозрив дядю Мариамы, царя Антигона Второго в подготовке нового восстания, постановил лишить его власти и назначил царем Иудеи Ирода. Войдя в Иудею в сопровождении римских легионов, Ирод после трехмесячной осады взял Иерусалим.

Воцарившись на иудейском престоле, он первым делом начал убирать с дороги всех членов Хасмонейской династии, способных оспорить его право на власть.

Первым был казнен Антигон. Затем по приказу Ирода был утоплен родной брат его жены Мариамы 17-летний Аристобул.

В 29 г. до н. э. по ложному обвинению в попытке отравить мужа была казнена Мариама. А затем настал черед тещи Ирода Александры и последних из еще оставшихся в живых членов семьи Хасмонеев. В конце концов Ирод казнил и двух своих сыновей от Мариамы – Александра и Аристобула. Наконец, он дошел до того, что и своего сына от первой жены-идумитянки Антипатра, в котором видел поначалу своего наследника, обвинил в подготовке заговора и заточил в тюрьму.

На протяжении всей жизни Ирода сжигали не только мания преследования и патологическая жажда власти, но и непомерное честолюбие. Немало поездив по свету, повидав величественные творения архитекторов Рима и Египта, Ирод был одержим страстью сделать свое царство столь же великим и прекрасным, как эти страны – в своем понимании этого слова, разумеется. Поэтому, взойдя на престол, он начал лихорадочное строительство во всех областях Иудеи и, разумеется, в своей столице – Иерусалиме. За эту свою деятельность Ирод и был прозван римлянами (именно римлянами, а не евреями!) Великим.

Одним из главных проектов Ирода в Иерусалиме стала коренная реконструкция Иерусалимского Храма. Израильские историки любят в шутку утверждать, что, по сути дела, Третий Храм у евреев уже был, и построил его не кто иной, как Ирод – дескать, изменения, произведенные им во внешнем облике Второго Иерусалимского Храма были настолько серьезны, что после них тот стал почти неузнаваем.

Принимать это утверждение всерьез, разумеется, не стоит. На самом деле Ирод не тронул самих стен Храма. Святая Святых, святилище (гейхал) и внутренний храмовый двор остались неприкосновенными и сохранили свою строгую форму квадрата, хотя Ирод отремонтировал и значительно украсил внутренние помещения Храма. Одновременно он сделал к нему целый ряд пристроек и, расширив таким образом Храмовый комплекс до площади в 14 гектаров, окружил его мощными каменными стенами. Стены эти, с одной стороны, были призваны защитить Храмовую гору от возможных оползней, а с другой придать Храму еще более величественный вид.

При этом с помощью изящных мостов внешние стены Храмового комплекса соединялись с остальной частью города и органически вписывались в окружающий ландшафт.

В южной внешней стене Храма были сделаны величественные ворота Хульда, через которые на Храмовую гору и всходили толпы паломников, испытывающих поистине священный трепет перед поднимающимся на 50 метров в высь, облицованное белым мрамором, драгоценными и полудрагоценными камнями и украшенное золотом здание Храма.

Через ворота Западной Стены, которой предстояло стать Стеной Плача, входили на территорию Храма, в основном, священнослужители – коэны и левиты, а также, возможно, и сам Ирод с членами своей семьи. Целая система изящных арочных мостов соединяла Западную Стену с Верхним городом, в котором стоял царский дворец, а также проживали представители еврейской знати и служившие в Храме священники.

Историки считают, что Ирод решил заняться реконструкцией Храма, чтобы хоть как-то расположить к себе ненавидевший его еврейский народ. Однако Талмуд утверждает, что он сделал это по прямому совету мудреца Бавы Бен-Буты.

Так как члены Синедриона, рассказывает Талмуд, оспаривали законность пребывания Ирода на троне еврейских царей, то он велел казнить их всех за исключением Бавы Бен-Буты, которому выколол глаза и оставил в живых в качестве своего личного советника – так сбылось страшное предсказание Шамая.

Как-то, чтобы убедиться, что Бава Бен-Бута не вынашивает против него враждебных замыслов, Ирод пришел к нему в комнату и, изменив голос, сказал:

– Помнишь ли ты о том, что этот жестокий раб (то есть Ирод, бывший потомком рабов-идумитян – П.Л.) сделал с тобой и твоими товарищами?

– Что же я могу сейчас сделать против него? – спросил слепой Бава.

– Прокляни его! – посоветовал Ирод.

– Нет, – покачал головой Бава. – Ибо сказано в Писании: “Даже в помыслах не кляни царя”.

– Сказано “начальника в народе твоем не проклинай”, то есть человека, преданного народу. Но разве Ирод не враг нашему народу? – вопросил Ирод. И добавил:

– Не бойся проклясть его: никто об этом не узнает – ведь, кроме меня и тебя, здесь никого нет.

– Сказано: “Птица небесная может слово перенести, и крылатая речь пересказать”, – ответил упрямый Бава Бен-Бута.

И тогда потрясенный его мудростью и нравственной чистотой, Ирод решил открыться мудрецу.

– Знай, что это я, царь Ирод, говорю с тобой, – сказал он. – И признаюсь: если бы я знал, что еврейские мудрецы столь добродетельны, я не казнил бы их. Скажи же теперь, чем я могу искупить это свое преступление?

– Сказано нашими предками, что заповеди – это светильник, а Закон – свет. Тот, кто погасил казнью мудрых светильник мира, пусть зажжет свет мира, возвеличив Храм Господа, – ответил Бава Бен-Бута.

После этого разговора, согласно талмудической легенде, Ирод и решил заняться перестройкой Храма.

Эта работа продолжалась больше десяти лет (по выкладкам ряда израильских историков, 17–18 лет). Опять-таки согласно Талмуду, о том, что это деяние Ирода было угодно Богу говорил тот факт, что на протяжении всего этого времени дожди в Иерусалиме шли только по ночам – днем же в любое время года светило ясное солнце, чтобы строители могли спокойно работать.

Когда реконструкция Храмовой горы была закончена, народ был настолько поражен красотой получившегося архитектурного комплекса, что у евреев сложилась поговорка “Тот, кто не видел Храма, отстроенного Иродом, тот не видел подлинного великолепия!”.

Народные предания и исторические хроники утверждают, что Ирод собирался облицевать внешние храмовые стены мрамором или даже золотом, однако архитекторы отговорили его от этого шага, убедив, что натуральная каменная кладка обладает особой красотой. В том, что эти стены сложены из камней разного размера, утверждали они, есть своя эстетика, а выступы и углубления в натуральном камне создают особую игру света и тени.

Так все стены, идущие вокруг Храмовой горы, так и остались необлицованными и именно в таком, первозданном виде, Западная Стена стоит и сегодня. Любопытно, что большинство современных архитекторов согласно со своими древними колегами: любая облицовка, по их мнению, только повредила бы Стене Плача и снизила бы то огромное впечатление, которое она производит на людей и сегодня.

Впрочем, даже реконструкция Храмовой горы и придание Второму Храму такого величия, что он по своей красоте и богатству отделки стал вполне сопоставим с Храмом, воздвигнутым некогда царем Соломоном, не помогли Ироду снискать ни прощения, ни, тем более, симпатии народа.

Когда стало известно, что тяжелая болезнь приковала царя к постели, иерусалимцы не скрывали своей радости. Вскоре после этого по Иерусалим у разнеся ложный слух о том, что Ирод, якобы, умер. Поверив этому известию, два мудреца – Иуда и Матиас – вместе с толпой своих учеников двинулись к главным Храмовым воротам и сорвали с них повешенное по приказу Ирода вычеканенное из золота изображение римского орла.

Несмотря на свою тяжелую болезнь, Ирод велел схватить мятежников и сжечь их живьем. За пять дней до смерти он велел казнить и своего сына Антипатра, так как заподозрил его в попытке бежать из тюрьмы.

Согласно преданию, перед смертью Ирод поручил своим приближенным заманить десятки юношей из знатных еврейских семей в Иерихонский цирк и казнить их там сразу после его смерти – чтобы народ плакал, а не ликовал в этот день.

К счастью, этот его план так и остался не осуществленным. День смерти Ирода и в самом деле стал днем народного ликования – никто, даже его придворные, и не думал оплакивать тирана. А между тем до разрушения Второго Храма оставалось только 66 лет.

Араб, который спас Стену

В 67 году в Иудее вспыхнуло новое антиримское восстание. Бессмысленность и обреченность этого восстания, казалось, были очевидны с самого начала.

Крохотная, не обладающая сколько-нибудь значительными природными ресурсами страна бросила вызов огромной империи, находившейся вдобавок на пике своей мощи. Римляне, привыкшие покорять куда более крупные и сильные государства в течение нескольких месяцев, а порой и недель, были абсолютно уверены, что и на этот раз военная кампания продлится недолго – тем более, что император Нерон (37–68 гг.; император с 54 года), бросил против Иудеи почти всю армию, которую Рим держал на Востоке.

Но они просчитались. Евреи снова – который раз в своей истории – доказали, что когда они сражаются за свою независимость, то способны быть куда лучшими воинами, чем хорошо обученные римские легионеры. История этого противостояния Рима и Иерусалима была подробно описана Иосифом Флавием в его “Иудейской войне”, многие страницы которой и сегодня читаются как захватывающий военно-исторический роман.

В этой войне было все: гениальные полководческие прозрения и фатальные политические ошибки; вошедший в легенды героизм защитников еврейских крепостей и раздирающие евреев политические и религиозные споры, то и дело перераставшие в гражданскую войну. История не терпит сослагательного наклонения, но и до сих пор между еврейскими историками ведутся споры о том, чем закончилось бы это восстание, если бы не внутренние еврейские распри.

Как бы то ни было, командовавший шестидесятитысячной римской армией Веспасиан (9-79 гг.; император с 69 г.) не сумел подавить еврейское восстание ни через месяц, ни через два месяца, ни через год. Уже после того, как Веспасиан был провозглашен императором, кампанию продолжил его сын Тит (император в 79–81 гг.), который в марте 70 года, неся тяжелейшие потери, наконец, подошел к стенам Иерусалима.

Римляне, как известно, обладали колоссальным опытом во взятии крепостей, превратив пролом крепостных стен и ведение городских боев в настоящую науку. Эта наука включала в себя как использование самых различных боевых машин, так и четкое знание каждым легионером своего места у этих машин, а затем и в бою, и таким образом, по сути дела, римский легион действовал как единый огромный механизм, точнее – как единая мощная боевая машина.

Однако Иерусалим был хорошо подготовлен к длительной осаде, и руководившие защитниками города Иоанн Гисхальский и Симеон (Шимон) Бар-Гиора, очевидно, рассчитывали измотать римлян, а затем с помощью смелых вылазок нанести им сокрушительный удар и заставить отойти от стен еврейской столицы. И опять-таки, не исключено, что им удалось бы осуществить этот план, если бы в городе не шли кровопролитные бои между двумя противоборствующими группировками. В ходе одного из таких боев загорелись продовольственные склады, и в результате повторились события многовековой давности – в Иерусалим пришел ужасающий голод. Каждый кусок хлеба стал дороже золота; люди ходили по улицам, шатаясь от слабости и то и дело, падая замертво. Хоронить умерших не успевали, и мостовые были покрыты трупами. Матери снова ели мясо своих умерших детей, а в народной памяти сохранилось предание, как одна некогда богатая женщина, доведенная голодом до безумия, зарезала и съела своего ребенка.

И, тем не менее, иерусалимцы продолжали сражаться, поражая римлян своей храбростью и, одновременно, вызывая у них все большую ярость этим своим бессмысленным сопротивлением.

В мае 70 года римляне, наконец, с построенных ими земляных насыпей сумели закидать стрелами и каменными ядрами защитников крепостных стен, смогли приблизить к ним тараны и стенобитные машины и вошли в город. Однако им понадобилось еще почти два месяца, чтобы после кровопролитных боев подойти к окруженной мощными стенами Храмовой горе, которую защищал отряд Иоанна Гисхальского. Тут-то и выяснилось, что строители царя Ирода и в самом деле потрудились на совесть: знаменитые римские тараны оказались против окружавших ее стен попросту бессильны. Лишь после того, как римляне 8 числа месяца Ава подожгли ворота, и пламя перекинулось на внутренние кедровые галереи комплекса, его защитники вынуждены были отступить внутрь и укрыться в самом Храме.

Иосиф Флавий утверждает, что хотя вспыхнувший пожар был и необычайно сильным, он отнюдь не привел к уничтожению самого Храма, так как Тит приказал вовремя потушить его. Флавий вообще настаивает на том, что Тит отнюдь не собирался уничтожать Храм, и если бы защищавшие его евреи не продолжали бы упрямиться и сдались на милость победителей, Иерусалимский Храм остался бы стоять там, где стоял.

“На следующий день (то есть, по всей видимости, уже 9 Ава – П.Л.), сообщает Иосиф Флавий, – Тит приказал одной части войска потушить пожар и очистить место у ворот, чтобы открыть свободный доступ легионам. Вслед за этим он собрал к себе начальников; к нему собрались шесть важнейших из них… Со всеми ними он держал совет о том, как поступить с храмом. Одни советовали поступить с ним по всей строгости военных законов, ибо “до тех пор, пока храм, этот сборный пункт всех иудеев, будет стоять, последние никогда не перестанут замышлять о мятеже”. Другие полагали так: “если иудеи очистят его и никто не подымет меча для его обороны, тогда он должен быть пощажен; если же они с высоты храма будут сопротивляться, то его нужно сжечь, ибо тогда он перестает быть храмом, а только крепостью, и ответственность за разрушение святыни падет не на римлян, а на тех, которые принудят их к этому”. Но Тит сказал: “Если даже они будут сопротивляться с высоты храма, то и тогда не следует вымещать злобу против людей на безжизненных предметах и ни в коем случае не следует жечь столь величественное здание; ибо разрушение его будет потерей для римлян, равно как и наоборот, если храм уцелеет, он будет служить украшением империи”…”[22]22
  Иосиф Флавий. Иудейская война. Пер. Я.Л. Чертка. Репринтное издание, «Орел», СПб., 1991, с. стр. 465–466.


[Закрыть]

Пожар, уничтоживший Храм, настаивает Флавий, никак не являлся следствием приказа Тита. Он вспыхнул либо случайно, либо стал проявлением той ненависти, которую испытывали римляне к евреям, продолжавшим неистово сражаться и внутри самого Храма. Бой там шел буквально за каждый метр, и римляне продолжали нести в нем тяжелые потери. Ненависть к упрямым евреям была в этот момент у легионеров настолько сильна, что они уже не обращали внимания на приказ своего военачальника:

“Подойдя ближе к храму, они делали вид, что не слышат приказаний Тита и кричали передним воинам, чтобы те бросили огонь в самый храм…

Когда Тит увидел, что он не в силах укротить ярость рассвирепевших солдат, а огонь между тем все сильнее распространялся, он в сопровождении начальников вступил в Святая Святых и рассмотрел ея содержимое. И он нашел все гораздо более возвышенным, чем та слава, которой оно пользовалось у чужестранцев, и нисколько не уступающим восхвалениям и высоким отзывам туземцев. Так как пламя еще ни с какой стороны не проникло во внутреннее помещение Храма, а пока только опустошало окружающие его пристройки, то он предполагал – и вполне основательно, – что собственно храмовое здание может быть еще спасено. Выскочив наружу, он старался поэтому побуждать солдат тушить огонь, как личными приказами, так и чрез одного из свои телохранителей центуриона Либералия, которому он велел подгонять ослушников палками. Но гнев и ненависть к иудеям и пыл сражения превозмогли даже уважение к Цезарю и страх перед его карательной властью. Большинство кроме того прельщались надеждой на добычу, так как они полагали, что если снаружи все сделано из золота, то внутренность храма наполнена сокровищами. И вот в то время, когда Цезарь выскочил, чтобы усмирять солдат, уже один из них проник во внутрь и в темноте подложил огонь под дверными крюками, а когда огонь вдруг показался внутри, военачальники вместе с Титом удалились, и никто уже не препятствовал стоявшим снаружи солдатам поджигать. Таким образом, Храм против воли Цезаря, был предан огню”[23]23
  Иосиф Флавий. Иудейская война. Пер. Я.Л. Чертка. Репринтное издание, «Орел», СПб., 1991, с. стр. 468–469.


[Закрыть].

На самом деле весь этот рассказ вызывает большие сомнения. Понятно, что Иосиф Флавий, предавший свой народ и переметнувшийся к римлянам, попытался выставить своего покровителя Тита в самом благоприятном свете и снять с него вину за гибель Храма. Однако стоит вспомнить, что Храм горел целых два дня – 9 и 10 Ава, так что у Тита было вполне достаточно времени для того, чтобы навести порядок среди своих солдат и погасить пожар, но, очевидно, он не считал нужным этого сделать. Более того – и после пожара Тит мог пощадить сам остов здания Храма, чтобы затем попытаться отремонтировать его, но он не только не сделал этого, но и повелел разрушить и окружавшие Храм стены, и сам Храм до основания – вместе с остальными зданиями завоеванного им Иерусалима. И тут уже даже верноподданному Флавию нечего сказать в защиту Тита:

“Войско не имело уже кого убивать и что грабить. Ожесточение не находило уже предмета мести, так как все было истреблено беспощадно. Тогда Тит приказл весь город и храм сравнять с землей; только башни, возывышавшиеся над всеми другими, Фазаил, Гиппик, Мариама и Западная стена должны были остаться: последняя – для образования лагеря оставшемуся гарнизону, а первые три – чтобы служить свидетельством для потомства, как величествен и сильно укреплен был город, который пал пред мужеством римлян. Остальные стены города разрушители так сравняли с поверхностью земли, что посетитель едва ли мог сказать. что эти места некогда были обитаемы…”[24]24
  Иосиф Флавий. Иудейская война. Пер. Я.Л. Чертка. Репринтное издание, «Орел», СПб., 1991, с. стр. 487–488.


[Закрыть]

Однако дошедшая до нас еврейская легенда рисует эти события несколько по-другому. На самом деле, гласит эта легенда, Тит приказал разрушить до основания все стены Храмового комплекса. С этой целью он вызвал к себе четырех военачальников и поручил каждому из них разрушение одной из стен. Трое из них выполнили приказ, однако четвертый, которому надлежало разрушить западную стену, начав эти работы, неожиданно отдал приказ остановить их. Легенда даже донесла до нас имя этого ослушника – она утверждает, что его звали Пангар, и по национальности он был «исмаилитом», то есть арабом. При этом Пангар не мог не понимать, что, осмелившись нарушить приказ главнокомандующего, он сам приговорил себя к смертной казни, и, тем не менее, какие-то неведомые нам обстоятельства заставили его пойти на этот шаг.

Когда разгневанный Тит спросил, почему он не сделал то, что ему было велено, Пангар ответил:

– Мне захотелось оставить хоть какую-то часть Храма в твою славу, командир. Пусть те, кто увидят когда-нибудь эту Стену, поразятся ее мощи и скажут: “Как же велик и крепок был сам Храм, если это – только жалкий остаток его! И – поразившись – воздадут должное твоему гению полководца, сумевшего одолеть эту твердыню!

– Красивый ответ! – усмехнулся Тит. – И только потому, что ты нашел столь изящные слова, я не предам тебя казни за нарушение приказа. Но чтобы доказать, что твой поступок угоден богам, ты поднимешься сейчас на эту стену и бросишься с нее вниз. Если ты останешься в живых – значит, боги одобряют тебя. Если же нет – значит, ты заслужил такую участь.

Пангар поднялся на Стену, бросился с нее вниз и разбился насмерть.

Любопытно, что многие историки считают эту легенду вполне достоверной, и уж, по меньшей мере, основанной на неком реальном событии. При этом они обращают внимание на то, что если бы вся эта история была бы сплошным вымыслом, то сочинители всенепременно расцветили бы ее какими-то чудесными подробностями. И – что уж совершенно точно – они не дали бы ее герою умереть такой смертью, а непременно ввели бы в этот рассказ какого-нибудь ангела, который либо подхватил бы бросившегося со Стены Пангара у самой земли, либо вообще унес бы его целого и невредимого за тридевять земель. Но нет – Пангар погибает, и это делает данную историю совсем не похожую на сказку.

Мы не знаем, что именно заставило Пангара остановить работы по разрушению Стены и тем самым обречь себя на смерть. Увидел ли он, как утверждают некоторые комментаторы, стоявшего на стене ангела, указавшего ему знаком не трогать Стену; или, будучи ослеплен разливавшимся над Стеной сиянием Шхины, он осознал, что есть в мире Тот, кто стоит выше Тита и повиноваться следует, прежде всего Ему?

Нам известно лишь то, что Западная Стена осталась стоять там же, где и стояла.

В ходе Иудейской войны римляне, по данным все того же Иосифа Флавия, уничтожили более миллиона евреев. Еще сотни и сотни тысяч были взяты ими в плен и проданы в рабство. Тысячи пленников приняли участие в триумфальном шествии, устроенном Титом в Риме в честь своей победы, во время которого римлянам продемонстрировали священную золотую менору (храмовый семисвечник) и другую утварь, взятую в качестве добычи из уничтоженного Иерусалимского Храма. Значение, которую римляне придавали победе над маленькой ближневосточной страной, было так велико, что в честь нее были отчеканены специальные монеты с надписью “Judea capta” – “Иудея пала”, а также воздвигнута знаменитая триумфальная арка Тита.

Что ж, Иудея действительно пала.

Но Западная Стена продолжала возвышаться над руинами Иерусалима, напоминая о пережитой им трагедии и, одновременно, давая надежду на его возрождение.