Текст книги "Разведка по-еврейски: секретные материалы побед и поражений"

Девушка, которую звали Анит Флейшер, взяла у Уди Адива пакет с джинсами, благополучно прошла таможню и стала ждать своего случайного попутчика у выхода из аэропорта. Однако час шел за часом, а Адив у дверей аэропорта все не появлялся, и в душе Анит Флейшер стали роиться самые разные мысли. Ее подозрения усилились, когда она решилась заглянуть в целлофановый пакет и обнаружила в кармане джинсов тысячу долларов. Сразу после этого Анит поспешила в полицию и рассказала о странном молодом человеке, который попросил ее провезти джинсы, внутри которых лежала тысяча долларов, а затем так и не пришел на указанное место встречи. Девушка даже вспомнила имя своего нового знакомого – Уди Адив.

– Все в порядке, – ответили ей в полиции. – Знаем мы этого молодого человека. Давайте нам его джинсы и деньги, мы отдадим их по назначению. А если он вас найдет и спросит, куда делись его вещи, скажите правду – что вы передали их в полицию…Сам Уди Адив в это время находился в расположенном в аэропорту отделении ШАБАКа, где его в течение нескольких часов допрашивали о том, что он, член «Красного фронта», так долго делал в Греции. Наконец его отпустили, и Адив бросился к выходу из аэропорта, но Анит Флейшер там не было. К счастью для себя, Адив вспомнил, как Анит сама рассказала ему, что учится в докторантуре истфака Еврейского университета, и найти ее там ему не составило труда. Флейшер сообщила Адиву, что отдала пакет в полицию, и ему не осталось ничего другого, кроме как направиться туда и заявить, что в пакете лежат его джинсы и его личная тысяча долларов.

Спустя два с половиной месяца после этой истории в час ночи 6 декабря 1972 года Уди Адив был арестован в хайфской квартире, которую он снимал вместе со своей подругой Леей Лешем. В ту же ночь были арестованы Дан Веред, Давид Куперман, Дауд Турки, Субхи Нарни, Анис Карави и еще около полутора десятков членов действовавшей на территории Израиля разведывательно-диверсионной сети, состоявшей из израильских арабов и евреев-активистов различных леворадикальных движений. Решение об арестах было принято тогдашним главой ШАБАКа Йосефом Хармелином после того, как стало известно, что члены сети в самое ближайшее время собираются провести серию терактов и диверсий на Голанских высотах, а также совершить покушение на министра обороны Моше Даяна.

Создана эта сеть была израильским арабом Хавивом Каваджи, депортированным в свое время из Израиля и прекрасно сочетавшим свое членство в ООП со службой в сирийской разведке. Впрочем, всем арестованным по этому делу Хавив Каваджи был известен под именем Абу-Камаля…

* * *

Первый допрос Уди Адива проводил Йоси Гиноссар, игравший свою излюбленную роль «доброго следователя».

Гиноссар начал с того, что ему известны убеждения Адива и он понимает, что Адив согласился заняться диверсиями и шпионажем исключительно по идеологическим мотивам. Затем он представил Адиву неопровержимые доказательства того, что ШАБАКу известно все о его контактах с сирийской разведкой, в том числе… копию отчета Хавива Каваджи о вербовке Уди Адива на фирменном бланке Второго разведывательного управления Республики Сирия.

Однако Адив не пожелал поддержать начатый Гиноссаром разговор, и когда тот ушел отдыхать, его сменил Дорон Коэн, которому, соответственно, была поручена роль «злого следователя». Коэн с ходу начал угрожать Уди Адиву, что если тот не расколется, то он арестует его родителей и Лею Лешем, а затем сообщил, что Дан Веред и Дауд Турки уже рассказали все, что знали, и, таким образом, доказательств вины Адива у них более чем достаточно – особенно с учетом результатов обыска в его квартире, в ходе которого было найдено пособие по изготовлению мин и химикаты, из которых можно изготовить взрывчатые вещества.

Однако Адив, вспомнив клятвы, которые они давали другу другу с Даудом Турки о том, что не выдадут известные им тайны даже под пытками, отказывался поверить в то, что Турки уже в первые же сутки после ареста назвал имена всех, кого ему удалось завербовать по указанию «Абу-Камаля». И даже после того, как Коэн прокрутил для Адива записи допросов Турки и Вереда, Уди Адив отказывался поверить в то, что эти пленки не являются фальшивками.

– Я хочу встретиться с Вередом! – сказал Уди, и это были первые слова, произнесенные им в течение 24 часов после ареста.

Веред не скрывал во время их очной ставки того, что он уже во всем признался.

– Они знают все, Уди, – сказал он другу. – У них есть даже фотографии моих встреч с Абу-Камалем в Афинах. Я не знаю, откуда у них фотографии, но они у них есть.

Но даже после этого Уди Адив продолжал молчать. Он молчал долго – больше 48 часов, в течение которых ему не давали ни минуты сна.

И лишь когда Йоси Гиноссар, устав от своей маски доброго следователя, сказал, что Уди не оставляет ему выхода и сейчас он выпишет ордер на арест Леи Лешем, Адив начал давать показания.

Он рассказал о своих беседах с «Абу-Камалем», о своем многочасовом общении с сотрудниками сирийской разведки и написанных им отчетах, о полученных им в Дамаске уроках и о том, что он действительно готовился проводить диверсии и теракты на Голанских высотах, которые были оккупированы Израилем во время Шестидневной войны.

– Я хочу подчеркнуть, – добавил Уди Адив, – что я оговорил с Абу-Камалем то, что буду выполнять исключительно те его задания, которые не предусматривают гибель людей. Я готов был взорвать несколько мостов на Голанах и несколько правительственных учреждений, но так, чтобы в момент взрыва ни на мосту, ни внутри зданий не было ни одного человека…

Суд над членами этой разведывательно-диверсионной сети начался в декабре 1973 года. На скамье подсудимых оказалось больше 20 человек – евреев и арабов. Но всем было ясно, что вместе с ними на этой самой скамье должна была находиться и идеология левого политического лагеря страны, порождением которой в итоге становятся такие нравственные и духовные чудовища и калеки, как Уди Адив и Дан Веред. Но даже после судебного процесса израильское общество продолжало жить прежними иллюзиями и мифами, и появление в 1982 году движения «Шалом ахшав», являющегося духовным наследником «Компаса», было воспринято как нечто само собой разумеющееся.

Наиболее суровые приговоры по этому делу суд вынес Уди Адиву и Дауду Турки – они были осуждены на 17 лет тюремного заключения. Остальные обвиняемые получили от двух до двенадцати лет тюрьмы. Турки был освобожден и выдворен за пределы Израиля в 1979 году – в рамках сделки об обмене трех пленных израильских солдат на сотни палестинских заключенных. Уди Адив также вышел из тюрьмы досрочно, в 1985 году, после того как в израильской прессе началась кампания за его амнистию.

Любопытно, что все проведенные им за решеткой двенадцать с лишним лет Уди Адив просидел вместе с заключенными-палестинцами, несколько раз отвергнув предложение перейти на «еврейскую половину» тюрьмы.

В 1975 году он сочетался в тюрьме браком с Сильвией Клингберг – членом одной из израильских марксистских организаций и дочерью советского шпиона Маркуса Клингберга, о котором уже рассказывалось на страницах этой книги.

Однако, выйдя на свободу, он развелся с Сильвией и женился на своей давней подруге Лее Лешем. Свидетелем на их свадьбе, отпразднованной в узком кругу друзей, был Дан Веред. Вскоре после этого Уди Адив уехал на учебу в Великобританию и вернулся в Израиль уже в конце 80-х со степенью доктора философии, что дало ему возможность стать преподавателем политологии в Открытом университете.

В начале 90-х годов, вскоре после крушения СССР, Уди Адив окончательно разочаровался в коммунистической идеологии и дал свое первое интервью газете «Едиот ахронот».

– Дауд Турки и Абу-Камаль попросту использовали меня, пользуясь моей доверчивостью, сказал он в своем интервью. – Я искренне верил, что помогаю делу палестинской революции, а на самом деле стал игрушкой в руках арабских националистов…

* * *

Остается сказать, что раскрытие разведывательно-диверсионной сети во главе с Даудом Турки и Уди Адивом стало одним из самых крупных успехов ШАБАКа начала 70-х годов. Сотрудники этой организации и по сей день утверждают, что данная сеть была раскрыта исключительно благодаря тому наблюдению, которое они вели за кажущимися им наиболее экстремистски настроенными активистами движения «Компас» с конца 60-х годов. По их словам, Адив был в числе тех, за кем велось непрерывное наблюдение. Когда в ходе такого наблюдения за ним в Афинах было установлено, что он встречался с Хавивом Каваджи, началась слежка за всеми, с кем общался Уди Адив. И его телефон, и телефоны Вереда, Турки, Купера и других постоянно прослушивались, а в их квартирах были установлены различные «жучки». Вдобавок ко всему, добавляют в ШАБАКе, Турки и его команда лишь играли в профессиональных шпионов и диверсантов, а на деле были дилетантами и профанами, а потому вести за ними наблюдение было совсем не сложно…

И все же целый ряд фактов заставляет усомниться в этой официальной версии ШАБАКа о том, каким образом была раскрыта данная разведсеть. Более того – они наводят на мысль о том, что в начале 70-х годов, уже после провала и казни легендарного Эли Коэна[51]51
  Эли Коэн (1924-1965) – легендарный израильский разведчик. С 1962 года работал в Сирии и сумел проникнуть в высшие военные и политические круги этой страны. В 1965 году был арестован сирийской контрразведкой и приговорен к смертной казни через повешение.


[Закрыть], в Сирии весьма эффективно действовал некий израильский разведчик.

Да, он, вероятнее всего, не сумел войти в высшие армейские и политические круги сирийского общества, как это удалось Коэну, но он явно также работал внутри военно-государственной машины Сирии и исправно поставлял в Израиль информацию о деятельности этой машины – в том числе и о попытке Второго управления сирийской разведки создать свою агентурную и диверсионную сеть в Израиле.

Впрочем, так это или нет, мы в ближайшие десятилетия все равно не узнаем. Согласно действующим правилам, гриф «Совершенно секретно» снимается с архивных документов ШАБАКа и «Моссада» не раньше чем через пятьдесят лет. И кто знает, какие тайны откроются тем, кто будет разбирать эти архивы в 20-х годах ХХI столетия?!..

1997.
Бумеранг

Не секрет, что обычно с течением времени яркие краски, в которые были окрашены для общества те или иные события, выцветают, как буквы на газетной бумаге, и вот уже самые гнусные, самые варварские преступления не кажутся такими уж жуткими и варварскими. И те самые люди, которые, скажем, некогда требовали смертной казни маньяка, начинают вдруг видеть в нем не только преступника, но и жертву, и даже ратовать за его амнистию. История Нахума Манбара – это удивительная история человека, преступление которого с течением времени представляется все страшнее и серьезнее, чем казалось в день его ареста. История Нахума Манбара – это, в сущности, история о том, как один человек расплатился за политическую слепоту политических лидеров Израиля. История Нахума Манбара – это весьма поучительный урок для тех, кто стремится к успеху любой ценой. История Нахума Манбара – это…

Это уже неотъемлемая часть истории Израиля. Правда, страница, в которую она вписана, еще не закончена, ибо никто не знает, как и чем аукнутся еврейскому народу деяния этого человека.

* * *

В сотнях газетных заметок и очерков, опубликованных в разные годы в израильской прессе о Нахуме Манбаре, его почти всегда представляют как «кибуцника, который стал мультимиллионером».

Это и так и не так одновременно.

Родители Нахума Манбара Аарон и Сара Манбар и в самом деле были одними из основателей кибуца Гиват-Хаим и убежденными сторонниками социалистической идеологии. Однако не следует забывать, что Аарон Манбар был все-таки не рядовым кибуцником, а управляющим созданного при кибуце завода по изготовлению деревянных бочек. И родившийся в 1948 году, за месяц до провозглашения Государства Израиль, Нахум с детства с интересом следил за тем, как отец отдает распоряжения, сидя в своем скромном кабинете, крутился с ним на заводе во время обхода цехов, иногда даже присутствовал на переговорах отца с деловыми партнерами. Одним словом, Нахум Манбар был с ранних лет погружен в стихию бизнеса, и неудивительно, что в итоге решил посвятить себя именно предпринимательской деятельности.

Но прежде, чем это произошло, Нахум Манбар неплохо учился в школе и, несмотря на свой относительно низкий рост, демонстрировал завидные успехи на баскетбольной площадке. Уже в 16 лет он был принят в качестве разводящего в популярную в начале 60-х годов кибуцную команду «Ха-Поэль Гиват-Хаим», а затем и в юношескую сборную Израиля по баскетболу.

«Юный разводящий нашей сборной Нахум Манбар мгновенно находит бреши в обороне противника и использует любую возможность для того, чтобы забросить мяч в корзину», – писала в те дни спортивная пресса. Точнее о Манбаре, пожалуй, и не скажешь – он действительно обладал потрясающей способностью мгновенно находить бреши, образовывавшиеся на том или ином рынке, и использовал любую возможность для того, чтобы заработать деньги.

В 18 лет Манбар, как и все израильские юноши, был призван в армию. Как и полагалось жителю кибуца, он направился в элитные десантные части, окончил офицерские курсы и Шестидневную войну встретил на южной границе Израиля в звании лейтенанта. Отслужив в армии, Манбар вернулся в родной кибуц Гиват-Хаим в качестве капитана запаса, женился на простой кибуцной девушке Гале и заявил о том, что хотел бы не работать, а учиться в университете – для того, чтобы потом принести пользу родному кибуцу, разумеется. Однако на общекибуцном собрании было решено Нахуму Манбару в этой просьбе отказать. То есть не то чтобы совсем отказать, а отложить ее года на два-три: в кибуце решили, что другие его уроженцы достойны получить высшее образование в куда большей степени, чем Нахум. Так что пусть он пока подоит коров и присмотрит за курами, а дальше посмотрим…

Но в том-то и дело, что доить коров Нахуму Манбару совсем не хотелось. И, хлопнув дверью, он оставил родной кибуц, чтобы перебраться в богемный, бурлящий, притягивающий к себе Тель-Авив, где с головой окунулся в новую жизнь. Вскоре Манбар поступил на экономический факультет Тель-Авивского университета, развелся с женой и стал вести образ жизни типичного представителя тель-авивской золотой молодежи.

Но на такую жизнь требовались деньги – и немалые. И вместе с другими выходцами из кибуцев, так же, как и он, решившими предать «великое дело строительства социализма», Нахум Манбар создает одно предприятие за другим, и все они почему-то лопаются со скоростью мыльных пузырей. После того как открытый им в Холоне завод по изготовлению сумок и чемоданов в 1974 году оказался на грани банкротства, Манбар был обвинен в подделке чеков и других финансовых махинациях, приговорен к крупному денежному штрафу и 30 месяцам тюремного заключения условно.

Однако этот приговор отнюдь не охладил делового пыла Манбара – он продолжил активно заниматься бизнесом. Попытка Нахума сколотить капитал, выращивая рыбу в искусственных прудах Синайского полуострова, с треском провалилась, но вот его следующее начинание – созданная вместе с двумя религиозными ортодоксами компания по скупке и продаже недвижимости – оказалось достаточно успешным. К примеру, купив заброшенное здание в Рамат-Гане за несколько десятков тысяч шекелей, Манбар с компаньонами отремонтировал его и продал больничной кассе «Маккаби» уже почти за три миллиона…

В 1984 году против Манбара было возбуждено новое уголовное расследование – опять связанное с финансовыми махинациями, подделкой документов и попыткой выудить у государства обманным путем несколько миллионов шекелей. Допрос следовал за допросом, дело явно шло к суду и суровому приговору (тем более что в ходе следствия всплыли и другие осуществленные Манбаром финансовые аферы), но дожидаться суда он не стал.

В апреле 1985 года Нахум Манбар направился в Яффский порт, угнал одну из пришвартованных там яхт и на ней добрался до берегов Турции. В кармане у него было только 600 долларов, и почти всю эту сумму он выложил за авиабилет из Стамбула в Лондон. Спустя сутки Манбар уже гулял вдоль берега Темзы, прикидывая, как же ему жить дальше – особенно с учетом полного отсутствия денег и того факта, что Израиль объявил его беглым преступником, находящимся в международном розыске.

Свою первую ночь в Лондоне Манбар провел в какой-то ночлежке, за койку в которой пришлось уплатить целых пять фунтов стерлингов. Но тут на помощь ему пришла еврейская, а точнее, израильская солидарность: обретавшиеся в Лондоне израильтяне справили Манбару фальшивые, но вполне приличные документы и устроили на работу в британское представительство известной израильской компании «Агрэско».

Через неделю после приезда в Лондон он уже бойко торговал на оптовом овощном рынке в Ковент-Гардене израильскими цветами, дынями, арбузами и прочей сельскохозяйственной продукцией. Увлекшись новой деятельностью, Манбар наладил связь с еврейскими бизнесменами в Тунисе и Марокко и стал продавать через «Агрэско» и сельскохозяйственные продукты из этих стран…

Однако Нахум быстро понял, что на торговле цветами и арбузами по-настоящему больших денег не заработаешь, и стал искать другую сферу приложения своего таланта предпринимателя. Так как его английский был весьма далек от совершенства, в качестве своего секретаря и переводчика он нанял молодого израильтянина Дорона Л., учившегося в Оксфорде. Впрочем, очень скоро Дорон из наемного работника превратился в его ближайшего компаньона и друга.

Вместе с Дороном Манбару удалось заключить свои первые – пока очень скромные – сделки по продаже английского оружия в третьи страны.

Торговля оружием была куда более прибыльным бизнесом, чем торговля овощами и фруктами, но…

Во-первых, войти в клуб торговцев этим товаром было не так просто, а во-вторых, почему-то Великобритания наложила эмбарго на торговлю оружием как раз с теми странами, которые готовы были платить за него любые деньги. Манбар попытался совершить несколько сделок в обход эмбарго – и мгновенно попал в поле зрения британской полиции, вдобавок ко всему заинтересовавшейся подлинностью его документов.

И в 1988 году Нахуму Манбару снова приходится бежать – на этот раз из Англии.

Так уроженец маленького израильского кибуца, не очень удачливый еврейский бизнесмен оказывается в Вене – городе, праздная пышность которого всегда служила отличным прикрытием для разведслужб различных стран мира, для ведения тайных переговоров, для заключения сверхсекретных сделок.

80-е годы подходили к концу, и вместе с ними заканчивалась целая эпоха: в СССР уже началась горбачевская перестройка, мир жил предчувствием перемен, а на Среднем Востоке как раз завершилась девятилетняя кровопролитная война между Ираном и Ираком. Иранская армия мужественно сражалась с врагом, однако явно уступала ему в качестве имевшейся у нее на вооружении боевой техники. Ну, а когда иракский диктатор Саддам Хусейн решил применить против ненавистных ему персов химическое оружие, правительство Ирана, по сути дела, капитулировало и село за стол переговоров с врагом.

Но еще прежде, чем были подписаны все мирные договора, иранские эмиссары начали рыскать по всему миру, ища пути приобретения оружия для своей армии. Появились они, разумеется, и в Вене, и именно здесь, очевидно, и произошла первая встреча Нахума Манбара с иранцами, которой предстояло перерасти «в долголетнее и плодотворное сотрудничество».

Уловив, что подувшие в мире ветры перемен могут принести немалые деньги тому, кто поймает их в свои паруса, Нахум Манбар решил на этот раз не упускать открывающихся перед ним возможностей. И в 1989 году вместе со своим верным другом и оруженосцем Дороном он появляется в Варшаве.

* * *

Это было смутное время в истории Польши – время, когда старая система власти, державшаяся на поддержке СССР, еще не умерла окончательно, но уже агонизировала, а новая только делала свои первые шаги. Неудивительно, что на всех этажах власти и во всем польском обществе в этот период правили бал коррупция и анархия. И именно в этой мутной воде и решил ловить свою золотую рыбку Нахум Манбар.Он сразу оценил смехотворно низкие цены на недвижимость на польском рынке, понял их временный характер и, взяв ссуды, купил за бесценок несколько зданий в самом центре Варшавы. Однако, как уже понял читатель, Манбар отнюдь не собирался торговать недвижимостью.

Зарегистрировав компанию «Европоль», он явился в Министерство обороны Польши и предложил его тогдашнему руководству «честную сделку»: он находит в Южной Америке и Африке покупателей на имеющиеся у польской армии «излишки» оружия, продает их, а прибыль делится пополам – в том смысле, что часть ее, конечно, достается государству, но значительная часть оседает на его личном счету и счетах министра обороны Речи Посполитой, его заместителя и прочих уважаемых людей.

Несмотря на всю заманчивость такого предложения, поляки согласились на него не сразу: они хорошо помнили, что, согласно существующим договорам, Польша, во-первых, имеет право продавать только советское оружие, во-вторых, для того, чтобы заключить сделку о такой продаже, должна получить разрешение СССР, а в-третьих, выплатить своему могущественному «старшему брату» львиную долю прибыли. Однако Манбар успокоил своих новых друзей, заверив их, что сделает все так, что ни один русский комар носу не подточит.

Так и получилось: несмотря на то что все осуществляемые Манбаром в последующие годы сделки противоречили советско-польским договорам, СССР так и не предъявил Польше никаких претензий по данному поводу.

Это объяснялось, во-первых, тем, что события повернулись так, что советскому руководству надо было спешно решать свои внутренние проблемы и ему стало не до поляков. А во-вторых, Манбар действительно создал хитроумную систему осуществления сделок, проследить за которой было крайне трудно: для каждой более-менее крупной сделки создавалась новая компания, а все деньги прокручивались через оффшорные зоны. В конце концов число компаний, зарегистрированных Манбаром в Польше, стало больше 70, а на его личном счету появился первый миллион долларов.

Но это были слишком маленькие деньги, чтобы удовлетворить огромное честолюбие и жизненные запросы Манбара. Большая часть его клиентов жила в странах третьего мира, денег у них было в обрез, а покупали они в основном автоматы Калашникова да патроны к ним, и это приносило отнюдь не такие большие прибыли, как хотелось бы Нахуму Манбару.

В поисках новых рынков он и вспомнил о тех самых иранцах, с которыми когда-то столкнулся в Вене. Они хотели покупать оружие, но, учитывая наложенное американцами эмбарго, им никто не хотел продавать его. А потому иранцы были готовы покупать любое оружие, платить за него любые деньги, а на то, является сделка законной или нет, им было абсолютно наплевать. К тому же именно в это время распался СССР, Польша, с одной стороны, оказалась свободна от всяких обязательств перед более не существующей страной, а с другой, рвалась в ЕС и НАТО и ради этого готова была пойти на существенное сокращение своего арсенала. А последнее, в свою очередь, означало, что вот-вот должна была начаться дешевая распродажа имеющегося на вооружении у польской армии оружия.

И Нахум Манбар решил стать тем человеком, который поможет Польше избавиться от «излишков» этого оружия.

Первая встреча между Манбаром и военным атташе Ирана в Вене прошла крайне напряженно: иранцы всерьез подозревали, что этот израильский бизнесмен может быть агентом «Моссада», и отнюдь не желали попасть в его ловушку. Тем не менее они передали Манбару список товаров, которые хотели бы получить с его помощью. В список входили различные средства защиты от химического оружия: противогазы, защитные костюмы, передвижные дезактивационные станции и т. д. И Манбар решил, чтобы не ударить в грязь лицом перед новыми клиентами, предоставить им товар высшего качества, то есть… израильского производства.

Вернувшись на родину (к тому времени армейский друг Манбара и его адвокат Ави Дихтерман успели заключить сделку с израильским правосудием, по которой Манбар за свой побег из-под суда и все совершенные им правонарушения должен был всего лишь уплатить крупный штраф), Нахум Манбар зарегистрировал здесь филиал своей компании и назначил его директором подполковника запаса Амоса Коцера.

Обладавший огромными связями в Министерстве обороны и в промышленных кругах Коцер без труда договорился с руководством израильской оборонной промышленности и получил все необходимые разрешения на сделку от Министерства обороны и других правительственных инстанций.

Следует отметить, что в конце 80-х – начале 90-х годов Иран не значился в списке стратегических противников Израиля, а потому торговля с ним – в том числе и торговля оружием – израильским предприятиям и израильским бизнесменам не возбранялась. И потому неудивительно, что, зная о готовности Ирана платить немалые деньги за любые виды вооружения, многие израильские предприниматели активно искали выходы на правительственные круги этой страны, вызывая тем самым резкое недовольство США.

Таким образом, ничего противозаконного в сделках Манбара с иранцами не было, и его не только не осуждали – напротив, многие открыто завидовали его умению заполучить столь выгодных клиентов.

После того как Манбар выполнил первый заказ иранцев, за ним последовал второй, третий, четвертый и т. д. И в течение короткого времени – полутора-двух лет – израильтянин Нахум Манбар, по сути дела, перевооружил иранскую армию, оснастив ее самым современным на тот момент времени оружием: автоматами АКМ, БМП, танками, артиллерией, самолетами…

Делалось это просто. К примеру, советский танк Т-55 Манбар покупал у польской армии за 35 000 долларов. Затем он оснащал его новейшей израильской техникой (приборами ночного видения, автоматической наводки и т. д.), что обходилось ему в 20 000 долларов, а затем продавал этот танк иранцам уже за 200 000 долларов.

Лучший советский танк Т-72 Манбар приобретал у поляков за 50 000 долларов, а продавал его уже за 600 000 долларов. И так – практически со всеми видами оружия. По самым предварительным подсчетам, суммарно сделки с иранцами принесли Манбару в тот период порядка 16 миллионов долларов чистой прибыли. Среди проданного им иранцам советского оружия были и наплечные ракеты СА-7, которые потом оказались в руках «Хизбаллы» и были использованы этой террористической организацией против Израиля.

Но на этом Манбар не остановился. С помощью все того же Амоса Коцера он приобрел в этот период для иранцев несколько систем экстренного опознания применения противником химического оружия «Кадет» (эта система была разработана во Франции, но Израиль купил у французов право на ее производство), а также начал переговоры о приобретении для Ирана уникальных израильских лазерных радаров «Сигаль».

Повторю, на тот момент Иран не значился в списке стратегических противников Израиля.

А потому хотя сам Израиль напрямую торговать с иранцами не мог (и в силу международного эмбарго, и по простой причине отсутствия дипотношений между двумя странами), но частным израильским предпринимателям это не возбранялось. Следуя данному принципу, израильские власти закрывали глаза на то, что некая польская компания закупает в Израиле военное оборудование, а затем из Польши это оборудование поступает в Иран. Формально Израиль эмбарго не нарушал – и ладно.

Однако в 1991 году некоторые израильские аналитики начали наконец понимать, что стратегическую угрозу для существования Израиля может представлять собой не только Ирак, но и Иран. С этой точки зрения, продажа радаров «Сигаль» Ирану могла повлечь нежелательные последствия для Израиля, и в августе 1991 года Министерство обороны наложило запрет на эту сделку. А заодно вообще запретило предприятиям «оборонной промышленности Израиля» заключать какие-либо сделки с компаниями Нахума Манбара, так как он ведет дела с фундаменталистским режимом Ирана.

Но к тому времени Манбар был уже очень богатым человеком. Он покупал и продавал оружие по всему миру, и филиалы его компаний находились не только в Польше, но и в Болгарии, Венгрии, Италии, Франции. Сам он был обладателем нескольких роскошных вилл и квартир в Ницце, Монако, а также в живописных природных уголках Испании, Франции и Швейцарии.

Стремясь приобрести положительный имидж в израильском обществе, сильно подпорченный провалами 70-х годов и недавним запретом Министерства обороны, Манбар начал жертвовать миллионы на благотворительные цели. В частности, на его деньги была создана знаменитая организация в защиту детей ЭЛИ. Кроме того, Манбар решил вложить миллионы долларов в израильский спорт. Для начала он попробовал стать одним из совладельцев знаменитого баскетбольного клуба «Маккаби-Тель-Авив», однако члены совета директоров «Маккаби» отказались отнестись к Манбару как к равному. Тогда он сначала вложил полтора миллиона долларов в холонский «Ха-Поэль», а затем за 3 миллиона долларов приобрел находившийся на грани банкротства баскетбольный клуб «Ха-Поэль-Иерусалим» – главного соперника «Маккаби» в борьбе за звание чемпиона страны.

И, наконец, Манбар начал оказывать открытую поддержку пришедшей в 1992 году к власти партии «Авода», прежде всего, таким ее видным деятелям, как Узи Барам и Далья Ицик, ставшим его близкими друзьями.

Все это сделало его непременным героем спортивных новостей и газетных полос, посвященных светской хронике.

Жизнь была прекрасна, тем более что перед компанией Манбара замаячил новый заказ, который мог удвоить, а то и утроить его и без того огромное состояние: его иранские клиенты захотели заполучить химическое оружие. И он, еврей Нахум Манбар, собирался помочь Ирану стать обладателем такого оружия. На самом пике этого успеха к Нахуму Манбару пришла первая в жизни настоящая любовь.

* * *

История любви и брака Нахума Манбара напоминает сюжет дамского романа.

Его главный герой – 43-летний, находящийся в отличной физической форме и довольно симпатичный миллионер – узнает о том, что некая вдова Френсис Шмидт хочет продать ставший ей ненужным после смерти мужа большой дом в Каннах. Так как миллионер как раз собирается купить дом в Каннах, чтобы время от времени проводить в нем выходные, то его заинтересовывает это предложение, он едет посмотреть дом и… И оказывается потрясен тем фактом, что вдова, оказывается, никакая не старуха, а цветущая, интересная 39-летняя женщина. Вдобавок Шмидт – фамилия ее покойного мужа, а сама она, как и он, еврейка. Правда, не из Израиля, а из Франции, но это роли не играет.

В полном смятении он покидает роскошный особняк, обещая завтра дать ответ, покупает он его или нет, а наутро звонит своей новой знакомой, чтобы выпалить в трубку: