Текст книги "Император Николай II. Екатеринбургская Голгофа"

Нормы права, уголовно-процессуального законодательства Российской империи требовали немедленного освобождения Царской Семьи из заточения. Но ничего подобного не произошло. Наоборот, антицарская вакханалия в прессе продолжалась с прежней силой, никто не собирался опровергать клевету. «Улик не было, – отмечал С.П. Мельгунов, – но презумпция возможной виновности оставалась»[328].

Вся петроградская пресса пестрела глумлением, клеветой и ложью в отношении Царя и Царицы. Николай II знал об этом, так как ежедневно получал столичные газеты. Когда Ю.А. Ден спросила Государя, зачем он читает эти гнусности, то тот ответил, что ему «нужно знать всё»[329].

Для Государя самым тяжелым было положение дел на фронте. Княгиня Н.А. Нарышкина писала в дневнике 12 (25) мая: «Больше всего Государя огорчает состояние армии; он не понимает армии без дисциплины»[330]. 29 мая 1917 г. Императрица Александра Феодоровна писала А.В. Сыробоярскому: «Сколько гадостей о Нем (Государе. – П. М.) пишут: слабоумие и т. д. Хуже и хуже, бросаю газеты, больно, больно все время. Все хорошее забыто; тяжело ругательства про любимого человека читать; несправедливость людей и никогда ни одного хорошего слова… Не позволяют, конечно, печатать, но Вы понимаете, что за боль. Когда про меня гадости пишут – пускай, это давно начали травить. Мне все равно теперь, а что Его оклеветали, грязь бросают на Помазанника Божия, это чересчур тяжело. Многострадальный Иов. Лишь Господь Его ценит и наградит Его за кротость. Как сильно внутри страдает, видя разруху. Этого никто не видит. Разве будет другим показывать, что внутри делается; ведь страшно свою Родину любит, как же не болеть душой, видя, что творится»[331].

Свергнув «слабого» Царя, который почти двадцать три года в неимоверно тяжелых условиях удерживал Россию от падения в бездну, «сильные и волевые» либеральные мужи успешно вели страну к катастрофе. Но в дневнике Николая II мы не встретим и тени злорадства по поводу бесконечных неудач «временщиков». Царя волновали исключительно судьбы и интересы дорогого ему Отечества. 1 мая Государь записал в свой дневник: «Вчера узнал об уходе генер. Корнилова с должности главнокоманд. Петрогр. воен. окр., а сегодня об отставке Гучкова, все по той же причине безответственного вмешательства в распоряжения военною властью Сов. рабоч. Депутатов и еще каких-то организаций гораздо левее. Что готовит провидение бедной России? Да будет воля Божья над нами!»[332]

18 июня началось крупное наступление русской армии на Юго-Западном фронте. Тяжелых снарядов у артиллерии было в избытке, они рвали австро-германскую оборону в клочья, и это было лучшим доказательством тех огромных успехов, достигнутых в производстве вооружений, когда Государь возглавлял армию. Керенский без зазрения совести присвоил эти успехи себе и «новому строю».

Николай II с большим воодушевлением воспринял первые известия с фронта. 19 июня он записал в дневнике: «Перед самым обедом пришла добрая весть о начавшемся наступлении на Юго-Западном фронте. На Золочовском направлении, после двухдневного арт. огня, наши войска прорвали неприятельские позиции и взяли в плен около 170 офицеров и 10 000 чел., 6 орудий и пулемётов 24. Благодарение Господу! Дай Бог, в добрый час! Совсем иначе себя чувствовал после этой радостной вести»[333].

20 июня Государь продолжал радоваться наступлению: «За вчерашний день бой протекал успешно: всего за два дня нашими войсками взято 18 600 чел. пленных. Перед завтраком в походной церкви был отслужен благодарственный молебен»[334]. 27 июня: «26 июня наши войска произвели новый прорыв и захватили: 131 офицера, 7000 нижн. чин. И 48 орудий, из них 12 тяжелых»[335]. 28 июня: «Вчера был взят нами Галич и 300 пленных и около 30 орудий. Слава Богу!»[336]

Однако вскоре, несмотря на «революционное воодушевление», наступление с позором провалилось: в частях начались митинги. 6 июля противник под командованием генерала А. фон Винклера перешел в контрнаступление. Русские бежали целыми толпами. «Это были уже не те русские солдаты», – злорадно отметил Людендорф. 12 июля немцам удалось занять всю Буковину и Червленую Русь. Генерал Л.Г. Корнилов писал в те дни: «Армия обезумевших тёмных людей, не ограждаемых властью от систематического разложения и развращения, потерявшая чувство человеческого достоинства, бежит. На полях, которые нельзя даже назвать полями сражений, царит сплошной ужас, позор и срам, которых русская армия не знала с самого начала своего существования»[337].

13 июля горькая весть о поражении на фронте дошла до Николая II: «После нашего наступления у Галича многие части, насквозь зараженные подлым пораженческим учением, не только отказались идти вперед, но в некоторых местах отошли в тыл даже не под давлением противника. Пользуясь этим благоприятным для себя обстоятельством, германцы и австрийцы даже небольшими силами произвели прорыв в Южной Галиции, что может заставить весь Юго-Запад. фронт отойти на восток. Просто позор и отчаяние!»[338] По свидетельству Императрицы Александры Феодоровны, Государь читал сводки с фронта «со слезами на глазах»[339].

___

293 Ломан Ю.Д. Воспоминания крестника Императрицы. Автобиографические записи. СПб., 1994. С. 75.

294 Танеева (Вырубова) А.А. Указ. соч. // Русская Летопись. Кн. 4. С. 101.

295 Императрица Александра Феодоровна – М.М. Сыробоярской 4 июня 1917 г. // Письма Царской Семьи из заточения. М.: Вече, 2013. С. 39–40.

296 Жильяр П. Указ. соч. С. 213.

297 Ден Ю. Указ. соч. С. 170.

298 Ден Ю. Указ. соч. С. 160.

299 Мельник Т. Указ. соч. С. 31.

300 Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 458–459.

301 Мельник Татьяна, рожденная Боткина. Воспоминания о Царской Семье и ея жизни до и после революции. Белград: Всеславянский магазин М.И. Стефанович и К°, 1921. С. 31.

302 Письма Святых Царственных Мучеников из заточения. СПб.: Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, 1996. С. 118–119.

303 Дневники Императора Николая II. Т. 2. Ч. 2. С. 305.

304 Буранов Ю.А., Хрусталев В.М. Гибель императорского дома. 1917–1919 гг. М.: Прогресс, 1992. С. 102.

305 Жильяр П. Указ соч. С. 210.

306 Добровольская О. Из воспоминаний о первых днях революции // Русская летопись. Париж, 1922. Кн. 3. С. 191–192.

307 Российский архив. Т. 8. С. 120.

308 Русская мысль. 1952. № 440. С. 3.

309 Допрос свидетеля С. Гиббса // Российский архив. Т. 8. С. 104.

310 Допрос свидетеля Г.Е. Львова // Российский архив. Т. 8. С. 207.

311 Допрос свидетеля А.Ф. Керенского // Российский архив. Т. 8. С. 232.

312 Там же.

313 Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи. С.22.

314 Там же.

315 Подробнее см. Фомин С.В. Как они его жгли // Русский вестник. 2002. № 21–23.

316 Е.С. Боткин – графу П.К. Бенкендорфу 15 марта 1917 // ГА РФ. Ф. 553. Оп. 1. Д. 30. Л. 1.

317 Ден Ю. Указ. соч. С. 161.

318 Письма Святых Царственных Мучеников из заточения. С. 118.

319 Alexandrov (Victor). La fin des Romanovs. Paris: Edition Alsatia, 1968. P. 115—116

320 Alexandrov (V). Op. cit. P. 115–116.

321 Карабчевский Н.П. Что глаза мои видели // Страна гибнет сегодня. С. 164.

322 Карабчевский Н.П. Что глаза мои видели // Страна гибнет сегодня. С. 165.

323 Боханов А.Н. Распутин. Анатомия мифа. М.: АСТ-Пресс, 2000. 416 с. С. 20.

324 Жильяр П. Император Николай II и его Семья. С. 211.

325 Цит. по: Мельгунов С.П. Судьба Императора Николая II после отречения. С. 84.

326 Дитерихс М.К. Указ. соч. Т. 2. С. 179.

327 Мельгунов С.П. Судьба Императора Николая II после отречения. С. 160.

328 Там же.

329 Ден Ю. Указ. соч. С. 167.

330 Дневник княгини Н.А. Нарышкиной // ГА РФ. Ф. 6501. Оп. 1. Д. 595. Л. 12.

331 Императрица Александра Феодоровна – А.В. Сыробоярскому 29 мая 1917 г. // Письма Царской Семьи из заточения. С. 35.

332 Дневники Императора Николая II. Т. 2. Ч. 2. С. 306–308.

333 Там же. С. 317.

334 Там же.

335 Там же. С. 318.

336 Там же.

337 Цит. по: Зимин Ю.В. Россия – Революция – Гражданская война в оценках и воспоминаниях современников / Пенз. гос. пед. ин-т им. В.Г. Белинского. Пенза, 1993. С. 60.

338 Дневники Императора Николая II. Т. 2. Ч. 2. С. 321.

339 Императрица Александра Феодоровна – Ю.А. Ден 5 июня 1917 г. // Письма Царской Семьи из заточения. С. 40.

Решение Временного правительства о ссылке Царской Семьи в Тобольск

Во второй половине июля Временным правительством было принято решение об отправке Царской Семьи в г. Тобольск. Давая показания следователю Н.А. Соколову, Керенский заявил: «Причиной, побудившей Временное правительство перевезти Царскую Семью из Царского в Тобольск, была все более и более обострявшаяся борьба с большевиками»[340]. П. Жильяр приводил слова Керенского: «Временное правительство решило принять энергичные меры против большевиков; это должно было повлечь за собой полосу смуты и вооруженных столкновений, первой жертвой которых могла сделаться Царская Семья»[341]. То же самое утверждал и Г.Е. Львов: «Летом в первой половине июля правительство пришло к убеждению, что нахождение Царской Семьи около Петрограда стало абсолютно невозможным. Страна явно шла под уклон. Нажим на правительство со стороны Советов становился все сильнее. Я удостоверяю, что он был со стороны Петроградского совета и в отношении Царской Семьи»[342].

7 июля 1917 г. английский посол Дж. Бьюкенен после встречи с министром иностранных дел Временного правительства П.Н. Милюковым конфиденциально сообщал в телеграмме лорду А. Бальфуру: «Императора хотят отправить в Сибирь, по всей вероятности, в Тобольск, где они будут жить и будут пользоваться большей личной свободой. Причиной, побудившей правительство сделать этот шаг, было опасение, что в случае немецкого наступления, или какой-нибудь контрреволюционной попытки их жизнь может подвергнуться опасности»[343]. Как видим, Милюков ни словом не обмолвился о большевистской опасности. Но в своих воспоминаниях, написанных уже после Октябрьского переворота, Бьюкенен объяснял причину перевода Царской Семьи в Тобольск стремлением защитить её от опасности, которой она могла «подвергнуться в случае успешности большевистского восстания»[344].

Таким образом, причиной Тобольской ссылки руководство Временного правительства называло большевистскую опасность. Но в те дни большевикам было явно не до Царской Семьи. 4 июля правительственными войсками была расстреляна мощная советская демонстрация, тон в которой задавали большевики. 6 июля правительством была разгромлена редакция газеты «Правда», десятки большевистских деятелей были арестованы, Ленин перешёл на нелегальное положение. 7 июля, в тот день, когда П.Н. Милюков довёл до сведения Дж. Бьюкенена о решении Временного правительства перевести Царскую Семью в Тобольск, министр юстиции П.Н. Малянтович отдал распоряжение об аресте Ленина и предании его суду как «германского шпиона». Главнокомандующим русской армией был назначен генерал Л.Г. Корнилов, восстановивший в армии смертную казнь[345]. Общие настроения, особенно среди солдат-фронтовиков, прибывших на защиту Временного правительства, были скорее антибольшевистскими. Князь Г.Е. Львов в беседе с журналистами заявил в те дни, что его особенно радуют события последних дней внутри страны: «Наш “глубокий прорыв” на фронте Ленина имеет, по моему убеждению, несравненно большее значение, чем прорыв немцев на нашем Юго-Западном фронте»[346].

Таким образом, большевистская угроза Царской Семье в июле 1917 г., в устах Керенского и Львова, была новым вариантом старого жупела: Петроградского совета. Ясно, что не угроза большевистского восстания была причиной отправки Царской Семьи в Тобольск.

Не находит подтверждения и утверждение А.Ф. Керенского о том, что высылка Царской Семьи из неспокойного Петрограда в спокойный Тобольск преследовала цель ее спасения. Если бы это было так, то ему следовало отправить Царскую Семью в Крым, как этого просил Государь и где уже находились Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна, Великий Князь Николай Николаевич, Великий Князь Александр Михайлович, Великая Княгиня Ольга Александровна и другие члены Императорской Фамилии. Керенский обещал Николаю II отправить его с Семьёй в Ливадию, и Государь до последнего момента был в этом уверен. Старшая камер-юнгфера М.Ф. Занотти показывала следователю Н.А. Соколову, что члены Царской Семьи «надеялись, что их из Царского отправят в Крым, и им этого хотелось»[347]. Сам Керенский объяснял отказ от Крыма тем, что «немыслим был сам факт перевоза Царя в эти места через рабоче-крестьянскую Россию»[348]. Князь А.П. Щербатов писал по этому поводу: «Приютить Царскую Семью предлагали испанцы. Для этого можно было бы отправить Государя в Крым. Не участвовавшая в войне Испания легко могла бы прислать в Чёрном море корабль. Но Керенский сказал мне, что везти Царя через бурлившую Украину было опасно. Тут он явно лукавил. Моя семья покинула Петроград в конце июня 1917 г. и совершенно спокойно добралась до Симферополя, а оттуда в Ялту»[349].

В.Д. Набоков вспоминал, что решение отправить Царскую Семью в Крым «было обставлено очень конспиративно, – настолько, что, кажется, о нём даже не все члены Временного правительства были осведомлены»[350]. Полностью скрывалось место новой ссылки и от Августейших Узников. По словам камер-юнгферы М.Ф. Занотти, «Государя раздражало, что ему не говорят, куда именно их везут, и он выражал неудовольствие по этому поводу»[351]. 28 июля Николай II записал в дневник: «После завтрака узнали от гр. Бенкендорфа, что нас отправляют не в Крым, а в один из дальних губернских городов в трёх или четырёх днях пути на восток! Но куда именно не говорят – даже комендант не знает. А мы-то все так рассчитывали на долгое пребывание в Ливадии!!»[352]

Создавая видимость «секретности» предстоящего увоза Царской Семьи в Сибирь, Керенский одновременно делал все от него зависящее, чтобы он стал известен широкому кругу лиц, особенно среди распропагандированных солдат. Командир 2-го Гвардейского стрелкового резервного полка полковник Н.А. Артабалевский вспоминал, что 31 июля на секретном совещании полковник Е.С. Кобылинский объявил, что «министр Керенский ему передал решение Временного правительства о немедленном перевозе Царской Семьи в другое более благонадежное место, называть которое ему временно запрещено»[353]. На совещании присутствовал представитель исполкома полка стрелок Игнатов. К большому удивлению офицеров, он «с едва заметной усмешкой заявил, что ему это секретное дело хорошо известно и что вопрос о нем уже разрешён в исполнительном комитете Совета рабочих и солдатских депутатов Петрограда»[354]. При этом Игнатов добавил, что он знает, куда Керенский решил отправить Царскую Семью: в Архангельск или Вологду, но, продолжал Игнатов, «Совдеп этого не допустит», так как из этих городов легко скрыться из России. На вопрос Н.А. Артабалевского, куда же собираются перевезти Царскую Семью, Игнатов ответил, что ее «повезут в Сибирь, в один из городов, наименование которого начинается на букву Т. – Тюмень? Тобольск? – В последний, – перебил меня Игнатов»[355]. Таким образом, «тайна» вывоза Царской Семьи в Тобольск была «секретом Полишинеля».

Находясь в эмиграции, А.Ф. Керенский вынужден был признать: «Летом 1917 г. б. Император и его семья остались в пределах России по обстоятельствам от воли Вр. Пр. не зависевшим»[356]. Что это были за «независящие причины», Керенский объяснил в частном разговоре с князем А.П. Щербатовым: «Тобольск тоже был выбран Ложей»[357].

Н.А. Соколов ближе всех подошел к истине, когда писал: «Был только один мотив перевоза Царской Семьи в Тобольск. Это тот именно, который остался в одиночестве от всех других, указанных князем Львовым и Керенским: далёкая, холодная Сибирь, тот край, куда некогда ссылались другие»[358]. Среди этих «других» самыми значительными были раскольники-сектанты и декабристы, продолжатели дела которых пришли к власти в феврале 1917 г. Масонско-раскольничья месть Русскому Царю – вот главная причина ссылки Царской Семьи в Тобольск. Сын лейб-медика Государя Г.Е. Боткин писал: «Тобольская ссылка Царской Семьи, для меня была равнозначна вынесению ей смертного приговора. Было ясно, что революционное правительство не сможет долго охранять свергнутого Царя. Все революции в истории заканчивались для свергнутых государей изгнанием, или смертью. Ссылка в Тобольск делала отъезд за границу невозможным, а из этого следовало, что рано или поздно члены Царской Семьи будут убиты»[359].

Перед отправкой граф П.К. Бенкендорф спросил Керенского, как долго Царская Семья останется в Тобольске. Министр доверительно сообщил, что сразу же после Учредительного собрания, которое соберется в ноябре, Император Николай II и его Семья смогут вернуться в Царское Село или жить там, где они сочтут нужным[360]. Но Керенский в который раз лгал, когда так говорил.

Поехать с Государем в далекую ссылку решились немногие, в то время как им облагодетельствованные представители знати и прислуги спешили его покинуть.

___

340 Российский архив. Т.8. С. 234.

341 Жильяр П. Указ. соч. С. 221.

342 Российский архив. Т. 8. С. 208.

343 Мельгунов С.П. Судьба Императора Николая II после отречения. С. 179.

344 Бьюкенен Дж., сэр. Моя миссия в России. Воспоминания дипломата: в 2 т. Берлин: Обелиск, 1924. Т. 2. С. 114.

345 Грунт А.Я., Старцев В.И. Петроград – Москва. Июль – ноябрь 1917. М.: ИПЛ, 1984. С. 19.

346 Грунт А.Я., Старцев В.И. Указ. соч. С. 19.

347 Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи. С. 26.

348 Российский архив. Т. 8. С. 235.

349 Щербатов А.П. Указ. соч. С. 398.

350 АРР. Т. 1. С. 32.

351 Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи. С. 26.

352 Дневники Императора Николая II. Т. 2. Ч. 2. С. 324.

353 Артабалевский Н.А. Тернистый путь. Царскосельская быль 1917 года // Памятные дни. Из воспоминаний гвардейских стрелков [Под ред. Э.А. Верцинского]. Таллин, 1937. Вып. 3. С. 83.

354 Артабалевский Н.А. Тернистый путь. Царскосельская быль 1917 года // Памятные дни. С. 83–84.

355 Там же. С. 86.

356 Керенский А.Ф. Издалека: Сборник статей (1920–1921). Париж: Рус. книгоизд-во Я. Поволоцкого и К°, 1922. 251 с. С. 193.

357 Щербатов А. Указ. соч. С. 167.

358 Соколов Н.А. Убийство Царской Семьи. С. 27.

359 Botkin (G.). Oр. сit. P. 140.

360 Benkendorf (P.). Oр. сit. Р. 117.

Отъезд Царской Семьи в Тобольск

Керенский назначил отъезд в Тобольск на ночь с 31 июля на 1 августа 1917 г. Накануне, 30 июля, в день рождения Цесаревича Алексея, Царская Семья совершила молебен, который отслужил отец Афанасий Беляев. Вместе с Семьей на молебне присутствовали все люди, отправлявшиеся вместе с ней в ссылку. Впереди был длинный путь в неизвестность. Государь записал в своем дневнике 30 июля: «Сегодня дорогому Алексею минуло 13 лет. Да даст ему Господь здоровье, терпение, крепость духа и тела в нынешние тяжёлые времена! Ходили к обедне, а после завтрака к молебну, к которому принесли икону Знаменской Божьей Матери. Как-то особенно тепло было молиться Её святому лику вместе со всеми нашими людьми»[361].

В тот же день Император Николай II встретился с Великим Князем Михаилом Александровичем. Встреча двух братьев, которой было суждено стать последней, проходила в присутствии Керенского. Дело было здесь не в демонстрации, а в стремлении Керенского не допустить обмена мнениями между Государем и Великим Князем по поводу обстоятельств так называемых «отречений» февраля – марта 1917 г. Государь записал в дневнике: «Неожиданно приехал Керенский и объявил, что Миша скоро явится. Действительно, около 10¼ милый Миша вошел в сопровождении Керенского и караульного начальника. Очень приятно было встретиться, но разговаривать при посторонних было неудобно»[362]. Цесаревич Алексей упросил полковника Е.С. Кобылинского встать за дверью и увидеть своего дядю, которого очень любил[363].

Весь день 31 июля шли приготовления к отъезду. «Последний день нашего пребывания в Царском Селе, – писал Государь в дневнике. – <…> Секрет о нашем отъезде соблюдался до того, что и моторы, и поезд были заказаны после назначенного часа отъезда. <…> Алексею хотелось спать – он то ложился, то вставал. Несколько раз происходила фальшивая тревога, надевали пальто, выходили на балкон и снова возвращались в залы. Совсем рассвело. Выпили чаю, и, наконец, появился Керенский и сказал, что можно ехать. Сели в наши два мотора и поехали к Александровской станции. <…> Покинули Ц.С. в 6.10 утра»[364].

Перед отъездом Царская Семья прощалась с наиболее преданными офицерами и прислугой. В эти роковые часы на прощание с Государем не пришёл ни один служитель церкви. «Как ни странно, – писал полковник Н.А. Артабалевский, – в эти минуты никто из служителей Церкви не пришел благословить крестом Того, кто был её миропомазанным Главою. И никто из них не пошёл разделить тяжелые последние дни земной жизни Царя и Его Семьи, так глубоко и полно хранившими в своих душах нашу Православную Веру»[365].

В 5 часов утра Царскую Семью, наконец, посадили в машину и повезли к поезду. Когда Императрица вышла, то полковник Е.С. Кобылинский и полковник В.Н. Матвеев, по взаимной договоренности, поднесли ей букет из роз[366]. Наследника несли на руках. Автомобиль с Царской Семьёй, окружённый казаками, двинулся к железнодорожной станции. Несмотря на ранний час, на станции собрался народ. Когда подали состав, какая-то женщина упала на колени и голосила в голос, как по покойнику. Её поспешили увести в глубь вокзала. Керенский попрощался с Царской Семьей и сказал Императору Николаю II: «До свидания, Ваше Величество… Я придерживаюсь пока старого титула»[367].

Поезда на перроне не оказалось, он стоял далеко на путях. Царская Семья «двинулась по шпалам к своему вагону, спальному Восточно-Китайской железной дороги. Поддерживаемая Государем, Императрица видимо делала большие усилия, ступая по шпалам. Государь смотрел ей под ноги и вёл, поддерживая под локоть, свою Августейшую верную Спутницу жизни»[368]. Когда дошли до вагона, то оказалось, что между его ступенькой и землей большое расстояние. Поэтому Царской Семье пришлось карабкаться, чтобы попасть в вагон. Тяжелее всех пришлось Государыне. «После больших усилий, – пишет княгиня О.В. Палей, – бедная женщина взобралась и, бессильная, всей своей тяжестью упала на площадку вагона»[369].

Полковник Н.А. Артабалевский и полковник Лейб-гвардии Конного полка В.В. Кушелёв поднялись на площадку вагона, чтобы попрощаться с Государем. Кушелёв упал перед ним на колени, но Государь поднял его, обнял и поцеловал. Артабалевский вспоминал: «Государь привлек меня к Себе, обнял и поцеловал. В необъяснимом порыве я припал лицом к Его плечу. Государь позволил мне побыть так несколько мгновений, а потом осторожно отнял мою голову от Своего плеча и сказал нам: – Идите, иначе может быть для вас большая неприятность. Спасибо вам за службу, за преданность… за все… за любовь к Нам… от Меня, Императрицы и Моих детей… Служите России так же, как служили Мне… Верная служба Родине ценнее в дни ее падения, чем в дни ее величия… Храни вас Бог. Еще раз Государь одарил нас Своим незабываемым взглядом и скрылся в вагоне. <…> Поезд медленно тронулся. Серая людская толпа вдруг всколыхнулась и замахала руками, платками и шапками. Замахала молча, без одного возгласа, без одного всхлипывания. Видел ли Государь и Его Августейшая Семья этот молчаливый жест народа, преданного, как и Они, на Голгофское мучение иудами России? Жест полный мистической священной тишины, безусловной любви, последнее “прости”. Жест единения в предстоящих муках»[370].

___

361 Дневники Императора Николая II. Т. 2. Ч. 2. С. 324.

362 Дневники Императора Николая II. Т. 2. Ч. 2. С. 324.

363 Серафим (Кузнецов), игумен. Православный Царь-Мученик. [Фомин С.В., сост.]. М.: Паломник, 1997. 800 с. С. 247.

364 Дневники Императора Николая II. Т. 2. Ч. 2. С. 324.

365 Артабалевский Н.А. Отъезд Последнего Царя в ссылку // Памятные дни. Вып. 1. Таллин – Ревель, 1932. С. 98.

366 Артабалевский Н.А. Отъезд Последнего Царя в ссылку // Памятные дни. С. 17.

367 Российский архив. Т. 8. С. 180.

368 Артабалевский Н.А. Отъезд Последнего Царя в ссылку // Памятные дни. С. 99.

369 Цит. по: Платонов О.А. Николай II. Жизнь и царствование. М.: Изд-во: Об-во святителя Василия Великого, 1999. 506 с. С. 423.

370 Артабалевский Н.А. Отъезд Последнего Царя в ссылку // Памятные дни. С. 100–101.