Текст книги "Кабала"

24
Сара

Сара проснулась с ощущением, что ночь прошла неспокойно. Что-то потревожило ее – то ли когда она видела сны, то ли в промежутках между ними. Было еще очень рано – небо только начало светлеть – но вновь заснуть она так и не смогла. Мозг пытался ухватить какую-то тонкую ниточку, нечто смутное и неясное, ускользавшее при приближении.

Она встала с постели, сварила кофе, вытащила из ящика газету. Не было ни малейшего желания читать отчет о вчерашнем заседании суда. Репортаж занимал всю первую полосу; снимок Белинды, а рядом – пристально смотрящего на нее Филлипа. Сара сложила газету пополам и сказала себе, что займется ею позже.

Она и сама не знала, что заставило ее включить телевизор. Обычно по утрам она обходилась без него. Наверное, просто захотелось услышать в доме хоть какой-то звук, почувствовать себя в компании: чьи-то голоса, дурацкие рекламные песенки, уверявшие в том, что весь мир счастлив.

Она услышала это, чистя зубы в ванной.

«Направлявшийся вчера вечером домой по каньону Топанга мужчина подъехал слишком поздно, чтобы предотвратить случай самоубийства. Он начал поворот в тот самый момент, когда неопознанная женщина уже перелезла через ограждение».

Сара выскочила из ванной и с зубной щеткой во рту замерла перед экраном телевизора.

«Наш оператор находится на месте происшествия. Спасатели только что подняли тело со дна каньона. Имя погибшей будет сообщено после того, как о ее смерти известят ближайших родственников. По словам свидетеля, женщина вышла из машины, перелезла через ограждение…»

На экране появился автомобиль. Желтый «фольксваген»-жук.

Зубная щетка со стуком упала на пол.

– Господи! Нет!

Слова из сведенного судорогой горла выходили с трудом. До конца сообщение Сара не дослушала. Она набрала на телефоне номер, беспрестанно шепча:

– Ответь, Белинда. Ну пожалуйста, ответь. Ну пожалуйста.

В трубке слышались одни гудки. Даже ответчик не работал. Она могла выдернуть шнур, говорила себе Сара, приходя в отчаяние от иных вариантов. Охватившая ее паника мешала дышать, удав сжимал свои чудовищные кольца, лишая последних сил.

Сара накинула какую-то одежду, подхватила сумочку, уже на бегу убеждая себя в том, что когда доберется до Белинды, то найдет ее спящей, с выдернутым из розетки шнуром телефона и отключенным автоответчиком. «Фольксваген» будет стоять у дома, на своем обычном месте. В конце концов, ведь ее желтый «жук» не единственный в Лос-Анджелесе.

По дороге в Вествуд она продолжала бормотать все это себе под нос, как заклинания, стараясь не обращать внимания на холодные чешуйчатые кольца, опоясавшие грудь, не пускавшие в легкие кислород. Молитва стала еще более страстной, когда Сара свернула на знакомую улочку. Вновь навалился страх: «фольксвагена» не было.

К домику Белинды Саре хотелось бежать, но ноги не пускали – быстрый шаг оказался единственным, на что она была в тот момент способна. Она очень надеялась увидеть в форточке дымок благовоний, услышать знакомую мелодию – Пола Саймона или U-2. Но перед распахнутой настежь дверью Сара остановилась как вкопанная – страх не давал ей войти. Ни аромата курений, ни запаха утреннего кофе, ни звука. К ногам Сары из дома текла лишь тишина – непрошенный захватчик, вселившийся в ночи.

И все же она заставила себя двигаться. В доме было холодно, а может, это кровь Сары застывала от ужаса. На обеденном столе валялась сумочка Белинды. Сара раскрыла ее – все на своих местах, кроме ключей от машины. В бумажнике деньги, кредитные карточки, в одном из кармашков несколько счетов.

Она прошла в спальню. Одеяло на постели откинуто, подушки смяты – будто кто-то бил по ним кулаком. Для чего-то Сара заглянула в шкаф. И там все было как прежде – обычная неразбериха.

В кухне Сара обнаружила почти пустой холодильник и две бутылки «Столичной» в морозилке. На столе – открытый пакетик с солеными орешками. Похоже, Белинда жила исключительно на водке и орешках. Неудивительно, что в последнее время она старалась держать Сару подальше от своего дома.

На тропинке послышались шаги. Сара бросилась к двери.

– Белинда?

Из-за угла домика вышел Марк.

– Что ты здесь делаешь, Марк?

Не произнеся ни слова, брат обнял ее, и тогда Сара поняла. Хотя, конечно, она поняла все гораздо раньше – еще утром, едва успев подняться. Но действительность оказывалась слишком жестокой, чтобы принять ее так, без борьбы.

– Ты уверен? – сопротивляясь из последних сил, спросила Сара.

– Да. Я звонил приятелю в полицейском управлении. Представился ее адвокатом. Они поставили в известность мать. Только что она была в морге и опознала тело. Она живет в Лос-Анджелесе, не тан далеко отсюда. Знаешь, это меня почему-то удивило. Белинда когда-нибудь виделась с матерью, говорила о ней что-нибудь?

Сара покачала головой.

– Боже, Марк, я не могу плакать. Во мне осталась только ненависть. Это сделали с ней они. Подонок – это он сломал ее.

Марк еще крепче прижал Сару к себе.

– Я знаю, – ответил он. – Нам пора, наверное. Я побуду с тобой – пока тебе это будет нужно. Не стоит сейчас оставаться одной.

– Да. Хорошо.

Повернувшись, Сара закрыла дверь дома. Невежливо было оставить ее открытой.

Марк пробыл у Сары почти весь день. Иногда на глазах ее появлялось несколько слезинок – им мешала душившая Сару ярость. Сара понимала, что пройдет немало времени, прежде чем боль ее сможет вылиться наружу.

К тому моменту, как имя Белинды было названо в выпуске новостей, суд уже возобновил рассмотрение дела. Теперь настал черед Филлипа отвечать на вопросы. Присяжным по закону не полагалось смотреть выпуски новостей или читать газеты, так что если они и не знали о гибели Белинды, то Филлип, думала Сара, знает почти наверняка.

Ей требовалось что-то делать – ради Белинды, ради самой себя, ради той боли, которая отняла у Белинды жизнь. Как это она сказала ночью? «Когда же что-нибудь изменится?» И Сара тогда ответила ей: «Может, сейчас». Нет, ей нужно что-то сделать – сами по себе вещи не меняются.

Решение созрело к вечеру.

– Марк, тебе нет нужды торчать здесь. Со мной все будет в порядке, – сказала Сара брату, собирая по всему дому оставленные тут и там чашки из-под кофе. Оба выпили его слишком много – почти не обращая внимания на еду.

– Ты уверена? – Марк с сомнением посмотрел на сестру. Уж он-то хорошо ее знал.

– Я уверена. Мне нужно некоторое время побыть одной.

На пути к двери Марк обернулся.

– Я позвоню тебе позже, узнаю, как дела.

Сара закрыла за ним дверь, подошла к телефону и несколько минут простояла в неподвижности, не сводя с него взгляда. Затем набрала номер Энтони. Что сказать, если на том конце провода будет автоответчик, она не думала. Никаких сообщений передавать не хотелось.

– Да? – послышался в трубке его голос после первого же гудка. Голос делового человека: «за-сегодня-это-уже-пятнадцатый-звонок».

– Привет, это Сара.

Она знала, что тон его изменится, – еще до того, как услышала.

– Сара, как ты себя чувствуешь? Я услышал о случившемся по радио. Не знаю, может быть, мне стоило позвонить тебе или… собственно говоря, я собирался, но через некоторое время… О Боже, это все так ужасно. Представляю, что ты сейчас должна испытывать. Держишься?

Он запинался. Хорошо, подумала Сара. Пусть нервничает.

– Энтони, я хочу увидеть тебя. – Она и сама удивилась спокойствию собственного голоса. – После того, что произошло с Белиндой, я поняла, что ты нужен мне – особенно сейчас.

– Конечно же, я выезжаю сию минуту.

– Нет. Наверное, будет лучше, если мы встретимся где-нибудь в другом месте. – На мгновение она задумалась. – Честно говоря, я бы предпочла увидеться у Джея. Хочу вернуться – пройти по нашим следам. – Сара очень надеялась на то, что слова ее звучат нежно и искренне, – трогательное приглашение на открытке с букетом роз. – Ты был прав. Моя реакция оказалась преждевременной. Наверное, просто слишком много всего за один раз. Но мне бы не хотелось, чтобы все этим закончилось.

Энтони явно колебался. Сара чувствовала, в каком направлении текут его мысли, она боялась услышать отказ. Что ей в таком случае делать? Запасного плана у нее не было.

– Ты уверена, что сейчас для этого подходящее время? – наконец спросил он. – То есть я тоже не хочу, чтобы этим закончилось. Я не хочу, чтобы это вообще кончалось. Просто тебе сейчас приходится нелегко. Не будет ли лучше…

– Я хочу отправиться туда, – перебила его Сара. – По-моему, именно там нужно быть нам обоим, если мы хотим изменить ситуацию. Я смогу подъехать вечером. Как ты думаешь, Джей не будет против?

– Думаю, нет… Хорошо, жду тебя там в восемь. Если у Джея возникнут какие-нибудь проблемы, а тебе перезвоню. Сара…

– Да?

– Я очень скучал по тебе.

– Увидимся в восемь.

В вечернем выпуске новостей был сюжет с показаниями Филлипа на сегодняшнем заседании суда. После того как он в двадцатый раз призвал зал блюсти пятую заповедь, самообладание его лопнуло, и вердикт «виновен» стал почти неизбежным. Во взгляде его мелькало безумие.

– Я лучше людей знаю, что им нужно, – заявил Филлип, переводя глаза с присяжных прямо в объектив телекамеры. Лицо у него было злое и красное, на лбу – пот. – Вы все должны прийти ко мне, если хотите спастись. Но не у многих из вас хватит на это храбрости.

Глядя на этот спектакль, Сара не испытывала никаких эмоций. Значит, его признают виновным, отправят за решетку, последует его апелляция, ее отклонят, он останется в камере. Ну и что? Белинды все равно не вернешь, размышляла Сара, а это самое главное, и тут уже ничего не изменить.

Она приняла душ, надела свободные черные брюки и шелковую зеленую блузку. Сознательно даже не прикоснулась к белью – но на этот раз не ради Энтони. Сегодня ей требовалась полная свобода.

Когда в начале восьмого зазвонил телефон, Сара знала, что это Марк. В течение всего дня звонили друзья, знавшие ее и Белинду, но поскольку телевыпуск новостей только что закончился…

– Ты смотрела телевизор? – спросил Марк, когда она сняла трубку.

– Ага. Странно, как это адвокат не прикончил его прямо в зале суда.

– А хотел, наверное. Ну, так чем ты сейчас занята? Хочешь, подъеду? Привезти тебе что-нибудь на ужин?

– Нет, мне нужно кое-куда съездить.

– Куда? Сара, мне не нравится твой голос. Куда ты собралась?

– В апельсиновую рощу, – мягко сказала в трубку Сара.

– Прости?

– Ты слышал. Не беспокойся, Марк. Никаких незаконных действий не будет. Мне просто нужно заплатить долг, и в этом ты помочь не сможешь.

«Мерседес» Энтони уже стоял у дома Джея, когда она подъехала. Прислуга открыла ей дверь, и из гостиной навстречу Саре вышли Энтони и Джей. На лице Энтони Сара увидела ожидание и нежность. Он поцеловал ее в щеку и спросил, будто его и в самом деле это интересовало.

– Как ты себя чувствуешь?

– Отлично. Я все еще размышляю.

С Джеем она обменялась рукопожатием.

– Спасибо, что позволили нам приехать. Той ночью я сорвалась, и нам с Энтони было просто необходимо вернуться сюда, чтобы исправить ошибку, – на этот раз все должно быть иначе.

Как ловко я научилась врать, думала Сара, глядя на Джея с признательностью, которой не было, уводя его от выводов, что он наверняка уже сделал. Джей явно рассчитывал на свою долю в предстоящем. Мечтай, мечтай, сказала себе Сара. Видимо, это мелькнуло в ее глазах, поскольку Джей с едва слышимой ноткой разочарования радушно произнес:

– Само собой. Идите и разбирайтесь.

Шестым чувством Сара угадала, что Кристины в доме нет. Либо очередная постельная схватка, либо поход по магазинам, решила она. В общем-то ее это нисколько не волновало.

Считая это проявлением должного гостеприимства, Джей лично проводил их в подвал, открыл ключиком дверь донжона, включил свет. Сара сделала глубокий вдох, когда переступила через порог красного мира, из которого совсем недавно ей пришлось бежать. Она не продумывала в деталях всего того, что должно было сейчас произойти, ей хотелось оставить место для своего воображения.

Энтони закрыл дверь. Сара повернулась к нему лицом.

– Подойди, – сказала она и увидела, как в глазах его вспыхнуло нетерпение.

Она положила руки ему на плечи, поцеловала. Рот Энтони был таким знакомым. Закрыв глаза, Сара заставила себя вспомнить губы Белинды.

Энтони чуть отклонился назад, стал внимательно рассматривать Сару. В стеклах его очков она увидела отражение собственных глаз.

– Я ведь правда очень скучал по тебе, – сказал Энтони. – Я рад, что ты позвонила, а сейчас я просто счастлив. Я же вижу, как тебе трудно.

Сара расстегнула его рубашку. Ей всегда нравилось, когда он надевал белую, но в эту минуту она хотела как можно быстрее снять ее. Пальцы опустились на молнию его джинсов, но Энтони, не дав ей закончить, подошел к затянутой в кожу кушетке, сел, снял туфли и носки. Затем поднялся, стянул с себя джинсы, швырнул их в угол, к трапеции – инструменту, с помощью которого человека можно было удлинить на несколько дюймов. В это мгновение Сара поняла, что она сделает. Обнаженный, полный желания, напротив нее стоял Энтони – он еще не подозревал, что игроки за столом поменялись местами. Пришло время подвести итог.

Сара приблизилась к нему почти вплотную. С нежностью подняла руку, сняла с Энтони очки, положила их на кушетку – он сам возьмет их – потом. Энтони привлек ее к себе, вновь поцеловал, и Сара позволила ему это – по-прежнему не раскрывая своего секрета, тая его в себе. Ладони его прошлись по тонной ткани блузки, по свободно облегающим бедра черным брюкам: Сара знала, о чем Энтони в эту минуту подумал: она оделась так для него. Ведь он всегда считал, что мир создан именно для него – Нарцисс у озера, любующийся собственным отражением и видящий лишь его.

– Раздевайся, – едва слышно выдохнул он.

– Не сейчас. Иди сюда.

Она взяла его за руку и повела в угол, туда, где с потолка свешивалась металлическая конструкция, тускло поблескивавшая в красном воздухе комнаты. Кожаные ремни находились где-то над его головой, но Сара, покрутив ручку поворотного механизма, опустила их до уровня его плеч. Затем окинула взглядом тело Энтони. Он был уже почти готов, но ей требовалось большего. Ласково Сара подняла его руки, вложила кисти в кожаные гнезда, затянула ремни. Но ручку поворачивать было еще рано. Локти Энтони свободно висели в воздухе, ладони почти касались друг друга – со стороны можно было подумать, что он молится. Прижавшись ко рту Энтони губами, она стала играть с его языком, ногтями провела по его соскам, нежно царапая, сдавливая – причиняя боли не больше, чем требовалось для того, чтобы возбудить. Ее правая рука скользнула вниз, к бедрам Энтони. Она так хорошо изучила его тело, что рука ее сама нашла верный ритм. Этот ритм сопровождал всю недолгую историю их отношений – рука, или губы, ласкающие его плоть, или совместные движения их тел. Как старый, давно полюбившийся танец.

Когда рука ее замерла, Сара точно знала, что именно в это мгновение ему захотелось, чтобы она ускорила темп.

– Сара, мне нужно видеть твое тело, – проговорил Энтони. – Сними с…

– Не сейчас, – повторила она свой ответ. Сделав шаг в сторону, она начала поворачивать ручку, натягивая крепившийся к ремням тросик. Руки Энтони медленно поползли вверх. Когда они полностью выпрямились, ноги его еще прочно упирались в пол. Сара сделала еще один оборот, заставив Энтони встать на цыпочки. Вот тут она впервые заметила тень сомнения, пробежавшую по его лицу, однако в то же мгновение Энтони справился с собой и вновь посмотрел на нее так, будто безгранично доверял ей. Сара опустилась на колени, провела языком по его напряженной плоти, сомкнула губы – но лишь на секунду-другую, чтобы сбить с толку. Зубы ее покусывали легонько тонкую, нежную кожицу, оставляя на ней следы – пусть помнит. Затем она надела на его щиколотки металлические оковы, замкнула их ключиком и опустила его в карман своих брюк. Выпрямившись, встала перед ним, глядя прямо в глаза. Вот оно, начало, – в глубине их висел страх.

– Как ты себя чувствуешь, Энтони?

– Ослабь натяжение троса, Сара. Ты слишком натянула его.

Голос Энтони чуть заметно звенел, но пока еще ему удавалось сохранять спокойствие.

– Тебе не приходилось делать этого раньше, ты просто не знаешь как. Ты слишком затянула.

– О, тогда я чуточку отпущу, – сказала Сара, но не сделала этого. Наоборот, взявшись за ручку, она еще немного подтянула тело Энтони вверх, наблюдая за тем, как его плечевые суставы болезненно выворачиваются наружу. Мускулы на руках его напряглись, шея выгнулась, раздался вскрик:

– Сара! Не делай этого – пожалуйста!

Не обращая никакого внимания на его боль или, по крайней мере, делая вид, что не обращает, Сара медленным шагом направилась в противоположный угол комнаты, туда, где рядом с пиратским кинжалом лежали веревки.

Существует высокое искусство мести – и Сара знала об этом. Урок был преподнесен много лет назад, когда под ударом ее кулака поддались, смялись нежные косточки лица Лэйна. Стремление отомстить должно искушать душу, и искушение это становится непреодолимым, когда объект мести холоден и спокоен. В тот день, возвращаясь домой из апельсиновой рощи, Сара поклялась, что никогда больше не позволит себе такого, и сейчас в определенном смысле она сдерживала свою клятву. Тут не могло идти и речи о каком-либо выборе; существовал только один путь сделать себя свободной от Энтони. Будучи вынужденным, так поступил бы и он сам. Вновь Сара ощутила, что все ее поступки направляет он – его тело, мышцы; по жилам ее текла его кровь.

Она взяла кинжал, длинную бечевку и опять встала перед Энтони.

Взгляд его упал на кинжал, потом на лицо Сары. Боль морщинами собралась на лбу, глаза умоляли.

– Сара, я знаю, что ты обозлена на меня. Но сейчас ты не понимаешь, что делаешь.

Она разжала пальцы, и кинжал упал к его закованным в железо ногам.

– На самом же деле, Энтони, – ответила Сара, охватывая его мошонку бечевкой и затягивая ее узлом, – я отлично знаю, что делаю.

Она потянула бечевку вниз и привязала свободный конец к находившемуся меж ступней Энтони металлическому кольцу. Выпрямившись, увидела на лице его слезы.

– Больно? – спросила Сара.

Энтони кивнул. Что-то внутри него ломалось – медленно. Монарх, внезапно превратившийся в узника.

Сара смотрела на его муки и сама начинала испытывать их. Но ей удалось заставить себя продолжить начатое. Сейчас они вдвоем были полностью отрезаны от мира – учитель и ученик – и ученик показывал своему учителю, насколько действенным оказалось обучение.

– Такого ты не ожидал, а, Энтони? Как там говорит пословица: «Когда ученик готов, приходит учитель»? Или наоборот? Ты и в самом деле учил меня, но, наверное, я слишком быстро все схватывала. Теперь моя очередь учить. И вот тебе мой урок: не стоит просить человека о доверии, склонять его к этому доверию – а потом предавать. Ты унизил меня, Энтони. Ты поставил меня к стене и открыл огонь. А унижение не входило составной частью в то, чему ты учил меня; оно не предусматривалось правилами игры. Зато оно всегда было частью твоих планов, ведь так, Энтони? Теперь тебе нужно платить за это. Или ты и вправду думал, что не будет никаких последствий?

– Сара, прошу тебя…

Он уже не говорил, а кричал, но это не имело уже значения. Красный бархат и пластик под ним не пропустят ни одного звука. Висевшее в ремнях тело забилось, но ни ногам Энтони, ни его рукам лучше от этого не стало.

Саре казалось, что весь страх достанется только на его долю, но когда она склонилась и подняла с пола кинжал, то ощутила, как он поднимается и в ее душе. На мгновение она отвернулась, чтобы остыть. Собравшись с силами, она приказала своему взгляду оставаться холодным и непреклонным, дрожь в сжимавшей кинжал руке унялась.

– Господи, не надо! – Голос Энтони треснул.

– Не пугайся, Энтони. Это игра со страхом – не с болью.

Но Сара и сама не была в этом уверена. Контроль ускользал от нее. Перемешанный со страхом гнев поднимал ее на мощной, опасной волне.

Стоя в нескольких дюймах от Энтони, она повела острием кинжала по мышцам живота и груди, по ключице, поперек шеи. Затем уронила руку вниз, к его паху, перетянутому бечевкой. Лезвием, как теннисной ракеткой, легонько подбросила мошонку. Рука ее вновь задрожала. Из красного воздуха перед глазами Сары соткалось лицо Белинды, на мгновение она ощутила запах кокосового масла. Но этого не могло быть. Здесь лишь она и Энтони – в этих красных покоях. Белинда ушла навсегда.

Конец кинжала описал широкие круги вокруг его сосков. С губ Энтони сорвался низкий стон, в нем звучала мольба, но не хватало сил, чтобы сделать ее громче. По лицу вновь струились слезы, и, не будь тело Энтони столь затянутым в ремни, его, наверное, била бы дрожь. Белинда не исчезала, Сара видела ее, видела летящей в мрак бесконечной ночи, видела, как она ударяется о камни и они становятся такими же красными, как и пол, которого едва касались ноги Энтони.

Это было уже слишком опасным, Сара понимала. Она зашла чересчур далеко. Разве так давно она обнимала Энтони, ласкала его, спрашивая себя, любит ли она? Но образы эти были какими-то скучными, смазанными – их застилал туман гнева. Вот он – висит перед нею – беспомощный и мучимый болью. А у нее – нож в руке и неуемный гнев в груди. Тан появляются на свет убийцы, думала Сара. Искушение причинить зло побеждает, рука делает замах, затем выбрасывается вперед – и в жизни обоих происходят необратимые перемены.

Без всякого умысла – а может быть, и с ним – но лезвие вдруг прекратило игру. Острие порвало кожу чуть выше левого соска. Порез длиною в дюйм не был особенно глубоким, но вниз устремился ручеек крови. Энтони сделал судорожный вдох, закричал, и Сара почувствовала, как на ноги ее льется что-то теплое. Мочевой пузырь Энтони не выдержал ужаса. Сара отступила назад, хотя в действительности ее отогнал собственный страх – туда, к стене. Рука Сары поднялась, и с удивившей ее саму силой она почти по рукоять вогнала кинжал в красный бархат. Каплями белой крови на пол падали крошечные горошины звукоизоляции.

– Будь проклят! – Сара повернулась к Энтони лицом, оставив кинжал торчать из стены. – Неужели ты думал, что так и будешь подминать под себя человеческие жизни – безнаказанно? Я ненавижу тебя за то, что ты со мною сделал! За то, что случилось с Белиндой!

От этого крика горло Сары пронизало болью.

– Я не убивал Белинды, – Энтони всхлипнул.

– Нет – ты и подобные тебе – те, кто живет за счет чужой боли. Вы все одинаковы. У вас разные имена, но дело не в них. В конце концов у всех вас одно лицо.

Тело его сотрясали рыдания, казалось, Энтони пытается что-то сказать, но слова застревают на полпути. Сара смотрела на него и видела неясную тень семилетнего мальчика, плачущего униженными слезами под пыткой, устроенной ему родным отцом, – стоять на коленях в молитве перед вздымающейся к небу отцовской плотью, которой тот так и не коснулся сына. Что это было – секс или наказание? И для чего молитва? Этого не знал ни ребенок, ни сам его родитель. И вот за это Энтони долгие годы заставлял расплачиваться всех – в особенности женщин. Они платили за грех его матери – за то, что она с закрытыми глазами проходила мимо распахнутой двери. Глядя на Энтони, Сара была готова освободить его ноги, снять ремни с рук. Урок окончен – можешь идти. Но она не сделала этого. Она имела право на бушевавший в душе гнев, не важно, какие еще эмоции теснились в ее груди. Освобождение Энтони было бы актом амнистии, а Сара не находила в себе такого великодушия. Его оковы – гарантия ее свободы, во всяком случае, в данный момент.

– А знаешь, за что я тебя на самом деле ненавижу? – спросила Сара, сжав зубы, чтобы не дать воли слезам и чему-то еще, что она и сама не смогла бы определить. – Даже для того, чтобы освободиться от тебя, мне пришлось стать такой же, как ты. Много лет назад я поклялась, что никогда в жизни не поддамся чувству мести. Но с тобой у меня не осталось выбора. Ты ни разу не дал мне его, Энтони.

Медленно повернувшись, Сара вышла – не закрыв дверь, оставив Энтони висеть на ремнях с вывернутыми над головой рунами, с тоненькой красной струйкой, бегущей вниз прямо над сердцем.

Джей, по-видимому, услышал ее шаги – он поджидал Сару в вестибюле. При взгляде на ее лицо глаза Джея расширились – он испугался. Рот у него открылся – видимо, Джей хотел сказать что-то. Однако Сара прошла мимо и потянула ручку входной двери. Остановившись, нащупала в кармане крошечный ключик, повернулась к хозяину дома.

– Вам, наверное, захочется освободить его, – протянула было она Джею ключ. – По-моему, ему там не очень удобно.

Но вместо того чтобы отдать ключ, вдруг размахнулась и швырнула его в огромную цветочную клумбу.

– И не пугайтесь крови – это всего лишь царапина.

Сара резко, со скрипом развернула машину и помчалась к воротам. Едва дождавшись, пока створки их разойдутся, изо всех сил нажала на педаль газа. Ночь пахла розами; во рту Сара ощущала привкус соли. По щекам ее ползли слезы, и она знала, что иссякнут они еще не скоро. Так вот что такое скорбь, подумала она, смахивая их тыльной стороной руки, чтобы хоть как-то видеть перед собой дорогу. Это – обратная, более мягкая сторона гнева, беззащитная и ранимая. И полная слез.

Спустившись с холмов, она направила машину в сторону дома, куда ей пока что вовсе не хотелось возвращаться. Вдоль побережья, подобно толстому одеялу, лежал туман – белый, все прощающий. Сара въехала на одну из автостоянок, выбралась из машины, закрыла дверцы и уселась на песок, устремив взгляд на пену прибоя. На память пришло то, как в семнадцать лет она распрощалась со своей невинностью, надеясь на то, что с этого момента жизнь чудесным образом переменится. Но тогда этого не случилось – это происходило сейчас, и без всяких чудес. Потому что именно это совершил Энтони – он украл ее невинность, он оставил свой след, он обучал ее мрачному голому эротизму. Равно как и многим другим вещам: страху, унижению, предательству. Непросто будет избавиться от такого наследия. Слишком глубоко врезалось оно в ее душу.

Когда Сара наконец добралась до дома и оказалась в постели, это, в общем-то, было простой уступкой привычке – она знала, что все равно не заснет. Не давали покоя воспоминания. В какие-то ей хотелось вдохнуть новую жизнь, какие-то – навеки похоронить. Но хоронить собственную память – дело слишком трудное, если не невозможное. Лучше всего уложить воспоминания в неглубокую могилу, из которой любое ненастье вновь вымоет их на поверхность.

Сара закрыла глаза, и опять перед ней встало лицо Белинды – оно не было похоже на воспоминание. Как странно, подумала Сара, что уже нельзя набрать номер и поговорить с ней.

Час сменялся другим – так прошла почти вся ночь. Было то смутно-голубоватое время перед рассветом, когда на землю спускаются призраки – если они вообще спускаются.

Сара так и не заснула.

– Я же говорила тебе, Белинда, – все изменится, – прошептала она. – Если бы ты хоть чуть-чуть подождала. Все было бы совсем по-другому. Почему это должно было случиться именно с тобой?

Она поднялась с постели, подошла к окну. Колеблемые ветром шторы ласкали ее лицо, кожу. Ей показалось – наверное, игра света, голубой мираж предутренних часов, – что она видит черный «БМВ» с потушенными фарами, медленно проезжающий мимо ее дома.