Текст книги "Обнаженный Бог: Финал"

К концу второго дня она чувствовала себя достаточно здоровой, чтобы ходить по палате. Как и многие другие пациенты, ее товарищи по несчастью, Руфь сидела перед видовым окном и смотрела на Даррингтон, почти не разговаривая. Ежечасно прибывали инженерные команды, раздутые ярко-желтые джипы ползли по грязным улицам. Запрограммированные силиконовые здания, как грибы, вырастали в полукруге окружающей грязи. Протягивались силовые кабели; электрический свет снова зажегся в нескольких кварталах в течение ночи.

А то, что касалось самой Руфи, эти усилия тратились совершенно напрасно. Слишком много было воспоминаний, слишком много мертвых детей там, в джунглях. Никогда здесь не станет больше ее дом, никогда больше. Она не переставала спрашивать киинтов и госпитального AI, не нашел ли кто-нибудь Джей, и всегда получала один и тот же ответ.

А потом, на шестой день, в палату вошли Хорст и Джей, счастливая и здоровая. Руфь прижала к себе Джей, не давая дочке произнести ни слова в течение долгого времени, пока не убедилась, что у нее хватит воли пережить этот контакт.

Хорст придвинул еще два стула, и они втроем разглядывали город с его трудолюбивыми новыми обитателями.

– В течение следующего столетия здесь будет очень оживленное место, – сказал Хорст, и в его голосе звучала смесь удивления с восхищением. – Вы помните нашу первую ночь? Теперь больше нет того старого общежития для приезжающих. Но гавань, где оно было, кажется, сохранилась. – Он указал куда-то неопределенным жестом. – Круглые стенки полипа еще остались.

– Общежитие отстроят? – спросила Джей. Она находила всю здешнюю деятельность крайне волнующей.

– Сомневаюсь, – покачал головой Хорст. – Тем людям, которые теперь будут сюда эмигрировать, понадобятся пятизвездные отели.

Руфь подняла голову, чтобы поглядеть на небо. Утренние дождевые облака только что отодвинулись к востоку, направляясь в глубь суши, чтобы оросить деревни вверх по реке. Они оставили над городом первозданно чистое небо, а на его границах – мягкие испарения джунглей. Пять ярких звезд сияли в лазурной атмосфере, ближайшая из них обнаруживала свой четкий полумесяц. Руфь подумала, что одна из них могла быть самой Землей, хотя она и не знала, которая именно.

На ее орбите теперь находились сорок семь совместимых звезд. И все они – первая стадия колониальных миров, готовые принять население земных куполов.

– Мы вернемся в Абердейл? – спросила Джей.

– Нет, дорогая, – Руфь потрепала дочку по выгоревшим от солнца волосам. – Боюсь, что этот мир мы потеряли. Сюда прилетят люди с Земли и сделают его совершенно не таким, каким он был. Им не придется преодолевать здесь то прошлое, которое было за нами. Этот мир теперь принадлежит им. Нам снова придется куда-то переезжать.

Автобус мягко проехал через посадочное поле и открыл шлюз в зал для приезжающих. Афина встретила уже два автобуса. Она стояла с гордым видом в шелковом голубом корабельном костюме для церемоний, капитанской звезды у нее на воротнике не было.

– Я вернулся,– сказал Сайнон. – Я же говорил, что вернусь.

– Я никогда в тебе и не сомневалась. Но я бы поняла, если бы ты исчез с хрустальным существом, это была сказочная возможность.

– Другие воспользовались этой возможностью. Она же не перестала существовать от того, что я от нее отказался.

– Упрямый до самого конца.

– Когда-нибудь люди или то, чем мы станем, смогут проделать такое же путешествие самостоятельно. Хотел бы я думать, что сыграл свою роль в той цивилизации, которая сумеет отправить нас в тот путь.

– Ты теперь не такой, как тот Сайнон, который меня оставил.

– У меня теперь есть моя собственная душа. Я не вернусь к множественности. Я имею в виду, чтобы прожить мою жизнь в этой форме.

– Я рада, что ты снова обрел себя. Мне нужен в доме кто-то, кто держал бы в узде моих ужасных внуков.

Он рассмеялся резким рассыпчатым смехом:

– Каждый день все, чего я хотел, – это вернуться. Я боялся, что ты не захочешь.

– Никогда и в мыслях такого не было. Что бы ты ни натворил.

– Я привез кое-кого, кто страдает куда больше, чем любой из нас.

– Вижу.

Она продвинулась вперед и отвесила легкий поклон.

– Добро пожаловать на Ромул, генерал Хилтч.

Эта была минута, ужасавшая Ральфа больше всего, – переступить через порог. Если здесь не будет ему прощения, он не найдет его нигде в пределах этой вселенной. Он не мог даже заставить себя улыбнуться этой статной старой женщине, на чьем лице видел такое глубокое искреннее раздумье.

– У меня нет больше армии, мне некем командовать, Афина. Я сложил с себя свои полномочия.

– Скажите мне, почему вы приехали, Ральф.

– Из чувства вины. Я так много эденистов отправил на смерть. Освобождение несло гибель, а должно было привести к спасению. Оно существовало ради тщеславия и гордости, не ради чести. И все это было моей идеей. Я должен сказать, что сожалею.

– Мы бы хотели вас выслушать, Ральф. И слушать так долго, как вы захотите.

– Примете ли вы меня как одного из вас?

Она улыбнулась ему сочувственно:

– Хотите стать эденистом?

– Да, хотя это эгоистичное желание. Мне говорили, что эденист может облегчить свое бремя тем, что его разделит с ним любой другой эденист. Моя вина переросла в чистое горе.

– Это совсем не эгоизм, Ральф. Вы предлагаете разделить ваши чувства, внести свою лепту.

– Это закончится? Я смогу жить с тем, что совершил?

– Я воспитала в своем доме многих эденистских детей, Ральф, – она вложила свою руку в его и повела его к выходу. – И ни одной змеи на своей груди еще не пригрела.

Несколько недель ушло на то, чтобы земные функции правительства вернулись к норме после того, как Конфедерация удалилась из галактики. Люди понимали, что обстоятельства их жизни изменятся, и во многих отношениях почти полностью. Религии сражались за объединение или за то, чтобы найти оправдания единству евангелия для вселенной. Джошуа не возражал против этого; как он говорил Луизе, осуждение бога почти всегда равно осуждению себя самого. Время еще может увидеть окончание ненужного влияния, которое имела религия на восприятие людьми жизни. И опять-таки, зная извращенность человеческую, – возможно, и нет.

Полеты к звездам тоже менялись. Путешествие к звездам, разделенным более чем на половину светового года друг от друга, стали невероятно быстрыми и дешевыми.

Каждый репортер, бравший интервью у Джошуа, спрашивал, почему он не вернул на места звезды Конфедерации. Приведенный вопросом в полную ярость, он только улыбался в ответ и говорил, что ему нравится именно вид отсюда.

Правительствам он не так нравился. Отсюда не могло быть никакой внешней экспансии, если только не разовьются новые методы поступательного движения. Фонды для исследований прыжковых ям понемногу увеличивались.

Больше не будет антиматерии, чтобы терроризировать население планеты. Те звезды, где на орбитах находились производящие ее станции, остались позади, в той галактике (хотя Джошуа телепортировал оттуда весь штат). Политики повернули свое внимание к оборонному бюджету, увидев, как можно обратить фонды на пользу дружественных избирателей.

Техника киинтских обеспечителей была с воодушевлением принята обычной публикой, проделывая настоящие чудеса в Возвращенных мирах. Каждому хотелось иметь такое на Рождество.

Все население Земли просто сходило с ума, узнав, какая новая ступень развития доступна для планет. С одной стороны, их собственный климат приблизился к нормальному, сделав купола излишеством. Но потребовалось бы целое поколение, чтобы восстановить земную поверхность. И если восстановить леса, луга, джунгли и прерии, в куполах найдутся эмигранты, которые все испортят. Однако если расселить людей вокруг по новым планетам (меньше биллиона человек на каждую), у них у всех окажется естественная природная среда, позволяющая им поддерживать их настоящий уровень потребляющей промышленности и не полностью засорить атмосферу лишней теплотой. При том, что многие люди станут продвинутыми в экономике – скажем, если использовать эти изящные маленькие аппараты киинтов или еще какие-нибудь, которые появятся в результате новых исследований.

Во всех аспектах жизни Конфедерации намечались небольшие и тонкие изменения. Они будут соединяться друг с другом и вырастать одно из другого. И со временем, как надеялся Джошуа, с этими преобразованиями невозможно станет бороться.

Но пока что методы управления оставались теми же самыми. Годовой доход приходилось зарабатывать, налоги платить. И законы нужно было ужесточать. Накопившиеся судебные дела рассасывались медленно.

Траслов был той планетой, где перемены произойдут не скоро. Околоземная планета, находящаяся на последней стадии ледникового периода, он был одной из пяти колоний Конфедерации для каторжников. Джошуа включил и их тоже. Во многом, к облегчению разных правительств, включая и Авон, Траслов был тем местом, куда ссылали тех преступников, которых вывозил Флот Конфедерации.

Полеты кораблей-тюрем возобновились через три недели.

Андре Дюшампа ввел в камеру-капсулу один из стражников, который привязал его к одной из восьми противоперегрузочных коек. Как только ремни были на месте, как следует прикрепляя руки и ноги Андре к тонкому тюфяку, с него сняли предохранительный ошейник.

– Веди себя как следует, – коротко велел стражник и вышел через люк, чтобы привести следующего заключенного.

При помощи совершенного самоконтроля Андре оставался спокойным. Места, куда недавно были наложены медицинские пакеты, слегка побаливали. Как он был убежден, этот подонок, английский шарлатан-доктор, не вылечил как следует его пищеварительный тракт; его кишечник приходил в ярость после каждой еды. Если только можно назвать едой то, чем его кормили. Но его пищеварительный тракт был ничто по сравнению со страданиями, причиненными ужасной несправедливостью, обрушившейся на его несчастную голову. Флот обвинил его в атаке антиматерии против Трафальгара.

Это его! Невинную, преследуемую жертву шантажа! Это было просто дьявольски несправедливо.

– Привет, эй ты, там!

Андре взглянул на плохо сбалансированного лысеющего мужчину средних лет на соседней койке.

– Как я понимаю, нам бы нужно представиться друг другу, поскольку мы собираемся дальше вместе проживать. Я Микси Пенрис, а это моя жена Имельда.

Лицо Андре подавленно исказилось, когда робкая женщина среднего возраста, тоже довольно толстая, с надеждой помахала ему рукой с койки рядом со своим мужем.

– Я так рада с вами познакомиться, – сказала она.

– Стража! – яростно завопил Андре. – Стража!

Между Конфедерацией в полном значении этого слова и Трасловом никогда не допускалось никакого контакта, и в каждом полете был только один путь – вниз. Теоретически все было достаточно просто. Узники, добровольно сопровождаемые членами своей семьи, направлялись в экваториальную зону континента, не покрытую ледниками. Социологи, бывшие на службе у принимавших участие в операциях правительств, чтобы успокоить организации по гражданским правам человека, уверяли, что если вместе соберется достаточное количество людей, они неизбежно образуют стабильные общины. А через сто лет – или миновав миллион людей, что считать первым, – такие полеты прекратятся. Общины расширятся по мере отступления ледников. И еще через столетие появится самоокупаемая аграрная цивилизация со скромными индустриальными возможностями. По каковой причине им будет позволено присоединиться к Конфедерации и развиваться в качестве нормальной колонии. Пока что еще никто не обнаружил, захочет ли бывшая каторжная колония присоединиться к обществу, которое сослало всех его предков.

Капсула Андре вспыхнула и помчалась сквозь атмосферу вниз, набирая 7 g, пик своих возможностей. Она стремительно падала через слой низких облаков и раскрыла парашют за пятьсот метров от земли. За два километра от поверхности в течение полусекунды взорвались тормозные ракеты, погасив конечную скорость капсулы, и парашют раскрылся.

Капсула с силой ударилась о неровную землю так, что от удара онемели кости. Андре в шоке почти перестал дышать от боли, идущей по всему позвоночнику. И даже при этом он оправился первым и отцепил свои привязные ремни. Люк был грубым, как и все, что находилось в капсуле. Еще чудо, что они добрались сюда живыми. Андре дернул за открывающую выход ручку.

Они приземлились в широкой долине с постепенно поднимающимися краями и быстрым потоком с каменистым дном, протекающим посередине. Местный аналог травы был безжизненного серо-зеленого цвета, его монотонность нарушали только два увядших карликовых кустика. Холодный ветер дул на капсулу, неся с собой крошечные зернышки белого льда. Андре сильно задрожал, мороз был много ниже точки замерзания. Он раньше уже подумывал о том, чтобы собрать свою часть багажа из грузового отделения, которая звенела на дне капсулы, и уйти, покинув своих товарищей по ссылке. Теперь следовало бы выполнить это действие.

Когда Андре оглянулся на другую сторону долины, он удивился, увидев четкие обтекаемые контуры капсул жизнеобеспечения космического корабля, зарывшихся в почву. Он мог различить по крайней мере сорок штук. Более точный подсчет показал бы Андре, что добрых шестнадцать космических кораблей принимали участие в инциденте, из-за которого все они были изгнаны сюда.

Одинокая фигура с усилием пробиралась по мерзлой земле к капсуле. Молодой человек в черной меховой куртке с луком за плечами. Он остановился возле самого люка, положил руки на бедра и улыбнулся Андре.

– И доброе вам утро, сэр; Чарльз Монтгомери Дэвид Филтон-Асквит к вашим услугам, – произнес он. – Добро пожаловать в Счастливую Долину.

Вода в ванне пахла мандаринами; ее поверхность покрывали пузыри на глубине десяти сантиметров. Иона погрузилась в воду температуры тела с довольным стоном, скользя по мрамору до тех пор, пока стала видна только ее голова.

– Ух ты, как здорово.

– Тебе бы надо больше расслабиться,– сказал Транквиллити. – Я ведь могу руководить всей деятельностью.

– Знаю, но всем нужен личный контакт; я уже начинаю чувствовать себя больше няней, чем диктатором. И я все еще не решила, что делать с проектным Леймилским Центром.

– Большинство работающих в нем теперь находятся в годичном отпуске по договоренности со своим университетом. Уменьшить количество работ будет просто.

– Да. Но я чувствую, что мы должны извлечь больше пользы из ресурсов, обратить их на что-то новое. В конце концов мы с тобой все эти дни остались без технической работы.

– Забавная точка зрения.

– Подумай об этом, мы должны найти для себя какую-то другую деятельность. Я положительно не хочу оставаться здесь.

Иона позволила образам с внешних чувствительных клеток оболочки замерцать у нее в мозгу. Орбита Юпитера была оживленной от полетов звездных кораблей, и адамистских, и космоястребов. Две крупные индустриальные станции, специализировавшиеся на синтетической органике, направлялись на Этру, где они смогут начать ремонт поврежденной оболочки юного обиталища. Джошуа передвинул все сорок с небольшим юных обиталищ, находящихся на первой стадии развития, на орбиту над великолепным оранжевым газовым гигантом.

– Эта звездная система сделается центром революции, -сказал Транквиллити.

– Тем больше причин, чтобы мы отправились куда-нибудь еще. Каков теперь наш статус?

Ее сознание пролетело по обиталищу, отмечая состояние индукционных кабелей, парковой территории, осветительных труб, широкого кольца энергетических камер. Атомные генераторы посадочной полосы все еще потребляли на семьдесят процентов энергию Транквиллити.

– Как ты насчет того, чтобы вернуться домой?

– Домой?

– На Кулу.

– Это что же, тайная попытка унаследовать трон? Да у твоих королевских родственников будет коллективный сердечный приступ.

– Но они едва ли смогут отказать мне, только не после того, как мы столько вложили в Освобождение. Теоретически мы являемся герцогством королевства Кулу. И там, вокруг Таррона, многие развивают активность. Я убеждена, что большинству шабашников больше понравилось бы устроиться здесь. А мы чрезвычайно ценное приобретение для любой звездной системы.

– Почему?

– Как носители и распространители революции. Мы биотехи, а они самые упорные противники биотехов в Конфедерации. И все же они используют биотехов при первом же признаке какой-то неприятности. Это трещина, которую мы должны ликвидировать своим присутствием. Необходимо прекратить эту дикую техническую сегрегацию. Она никому не приносит пользы. И шанс для этого имеется в этих новых начинаниях, о которых я говорила. Еще одна маленькая перемена, которую можно добавить к наступлению всеобщей культурной реформы.

– Это будет нелегко.

– Я знаю. Но ты должна признать, здесь было ужасно спокойно с тех пор, как уехал Джошуа.

– Я все еще нахожу, что в это трудно поверить. Чтобы отдать «Леди Макбет» брату и отказаться от полетов! Будет ли он счастлив, живя на Норфолке? Там все так спокойно и мирно.

Иона засмеялась и потянулась за резным хрустальным кубком Норфолкских слез. Она любовалась сказочным напитком, как если бы это была последняя капля, оставшаяся во вселенной.

– Я думаю, пора устроить так, чтобы повсюду стало малость побольше шуму.

Сиринкс и Рубен терпеливо стояли в комнате ожидания госпиталя, когда собиралась группа психологов. Некоторых из них она знала по своему курсу терапевтического лечения и обменялась с ними теплыми приветствиями.

– Это так волнующе,– сказал «Энон». – Последний акт, который мы сыграем в этой саге.

– А тебе только и хочется взлететь,– поддразнила она.

– Конечно, когда звезды Конфедерации так близко, теперь будет гораздо больше полетов. Мы повидали технику киинтов, и я не сомневаюсь, что атомное горючее будет использоваться куда больше.

– Интересно все-таки, что это будут за полеты. Может быть, мы возьмемся за организацию развлекательных круизов.

– Я все еще люблю тебя.

Она засмеялась:

– А я тебя, любовь моя,– она сильнее сжала свою руку на талии у Рубена. – Мне кажется, я уже могу начинать рожать детей. Мы побывали перед лицом худшей из опасностей, мы летали по ту сторону туманности, а теперь жизнь меняется. Я хочу быть ее частицей, обнять все то, что происходит, на свой человеческий манер, какой для нас возможен.

– Я хочу, чтобы ты была полностью счастлива. Ты полностью счастлива?

– Только когда мы вместе.

Главный психолог поманил их:

– Мы готовы.

Сиринкс шагнула к камере ноль-тау, помещенной на середину комнаты, и встала в изголовье. Черное поле отступило, крышка раскрылась. Сиринкс улыбнулась сверху вниз:

– Здравствуй, Эрик.

Чтобы вылечить Гранта от его злокачественных опухолей, киинтам понадобился всего один день. Он подчинился лечению при помощи втираний голубой мази с пассивной благодарностью, кротко выполняя все, что от него требовалось. Массивные ксеноки настолько его подавляли, любого рода протест казался просто ужасающе непристойным. Они ведь были здесь единственно, чтобы помочь, исключительно по доброте своих могучих сердец.

Громадный госпиталь был построен на самой окраине Колстерворта меньше чем за час. По свидетельству тех, кто видел, как его воздвигали. Маленькое летающее суденышко пролетало над открытой местностью, опускаясь почти перед каждым человеком, которого экипаж только мог увидеть, и вежливо спрашивая, не нуждается ли этот человек в помощи, и доставлял их в госпиталь для всестороннего медицинского лечения. Очевидно, колстеруортский госпиталь имел дело со всеми случаями заболеваний на этой половине острова Кестивена. Построили еще второй, в Бостоне, чтобы лечить больных, живших в городе.

Как только его раковое заболевание вылечили, Грант вернулся в Криклейд и сейчас же обошел кругом большой дом поместья, изумленный его видом. Работники и служащие возвращались, как только их отпускали киинты, и они искали его, чтобы он сказал им, что делать. Эта часть его вновь обретенного существования оказалась легкой: он совершенно точно знал, чем его люди должны заниматься.

Для них это было достаточной причиной для деятельности, чего нельзя было сказать про него. Он получил назад свое тело, но не свою жизнь.

На второй день вернулась Марджори, и в жалком отчаянии они стали цепляться друг за друга. О девочках все еще не было ни слуху ни духу.

Летающий аппарат начал доставлять людей из милиции, которые после своего одержания остались в Бостоне, теперь они появлялись с неба, их выбрасывали к индивидуальным коттеджам и фермам. Везде, куда бы ни пошел Грант, он слышал всхлипывания и неуверенный смех по поводу воссоединения семьи.

Они с Марджори снова отправились в Колстерворт, расспросить, не нашли ли девочек киинты. Компьютер в госпитале дал отрицательный ответ, но они все еще проверяли во всех норфолкских наблюдательных службах. Им сообщали, что каждый час прибывают десятки тысяч, их известят немедленно (киинты исправили телефонную сеть на всей планете). Когда же Грант попросил летающий аппарат доставить его в Норвич, бортовой компьютер извинился, говоря, что они не могут обеспечивать личные полеты, так как пациентам нужны все имеющиеся самолеты.

И они вернулись на ферму, обсуждая, что же делать дальше. Какой-то киинт степенно прогуливался по вымощенной булыжником улице, он до странного не соответствовал выложенным из камня аккуратным коттеджам с их черепичными крышами и ползучими розами. Вокруг киинта совершенно бесстрашно бегала стайка хохочущих ребятишек. Он держал свои гнущиеся во все стороны щупальца над детскими головами и убирал эти конечности, когда дети подпрыгивали, чтобы схватить какую-то из них, играя с ним.

– Все теперь кончено, да? – спросил Грант. – Мы не можем вернуться к воспоминаниям о том, как все это начиналось, только не сейчас.

– Это на тебя не похоже, – нахмурилась Марджори. – Человек, за которого я вышла замуж, никогда не позволил бы себе отбросить целый кусок нашей жизни.

– Человек, за которого ты вышла замуж, не был одержимым. Черт бы подрал этого Луку, будь он проклят.

– Они всегда будут с нами, так же, как мы были с ними.

Вокруг поместья кружились шары-обеспечители, отбраковывая те предметы, которые никогда не ремонтировались или не заменялись. Рабочие ходили за ними, прибивая на стены новые секции решеток для вьющихся растений, измеряя длину канав для стока воды, починяя столбы забора, заменяя части труб центрального отопления. Грант почувствовал, что ему хочется закричать на эти шары, чтобы они убирались, но необходимо было приводить Криклейд в порядок, потому что при всей внимательности Луки все управление поместьем во время одержания было небрежным. А обеспечители выполняли ту же самую работу для каждого хозяйства в графстве Стоук. Люди были настроены на некоторую благотворительную помощь и удачу после всего того, что они пережили.

Он проверил эту мысль, удивляясь, от кого же она исходила. Не была ли она слишком доброй для Гранта и недостаточно либеральной для Луки? Вообще-то это не имело значения, поскольку было верно.

Когда Грант вошел во двор, еще один обеспечитель ремонтировал пострадавшую от пожара конюшню – совершенно сам по себе. Пурпурная поверхность обеспечителя сверкала сквозь покрытые сажей плотные стены и почерневшее дерево, оставляя широкую линию чистого прямого камня и черепичную крышу как бы намеченными. Этот процесс напоминал то, как раскрашивают кистью детали на первоначальном карандашном наброске.

– Вот это – то, что я называю развращающим влиянием, – сказала Кармита. – Никто не собирается забывать, как выглядит зеленая трава с той стороны этого технологического разделения. Ты знал, что они могут и продукты изготовлять точно так же?

– Нет, – ответил Грант.

– Я тут поработала по-своему над впечатляющим маленьким меню. Очень вкусно. Ты должен попробовать.

– Почему ты все еще здесь?

– Ты что, просишь меня уехать?

– Нет. Конечно, нет.

– Они вернутся, Грант. Ты, может быть, совершенно и расслабился, но ты не ценишь своих дочерей так, как они этого заслуживают.

Грант покачал головой и пошел прочь.

На следующий же день на зеленой лужайке перед поместьем приземлился новенький флайер с ионным двигателем. Как только из самолета выскользнули ступеньки, Женевьева помчалась по ним, перепрыгнув через нижние две.

Грант с Марджори уже спускались с широких каменных ступеней крыльца, чтобы увидеть, что тут делает этот флайер. Оба так и застыли на месте, когда заметили приближающуюся маленькую фигурку. А потом Женевьева помчалась к ним и пушечным снарядом так сильно ударилась о свою мать, что чуть не сбила с ног обоих родителей.

Марджори ни за что не соглашалась отпустить дочь. Горло ей так сдавили рыдания, что она с трудом могла говорить.

– Это… это случилось с тобой? – спросила она с трепетом.

– Ох, нет, – беззаботно отвечала девочка. – Луиза ведь уехала со мной с планеты. Я побывала на Марсе, на Земле и на Транквиллити. Немного боялась, но все было просто потрясающе!

Луиза обняла обоих родителей и поцеловала их.

– Ты в порядке, – сказал Грант.

– Да, папа. У меня все прекрасно.

Он отступил назад, чтобы посмотреть на нее, такую удивительную в своем самообладании и гордую в хорошо скроенном дорожном костюме, юбка кончалась гораздо выше колен. Эта маленькая Луиза никогда не делала послушно того, что ей велели, как бы он на нее ни кричал.

Ах ты, чертова маленькая штучка, – как сказал бы Лука.

Луиза, точно чертенок, лукаво улыбнулась родителям и набрала в легкие побольше воздуха. Женевьева начала неудержимо хихикать.

– Я уверена, что вы оба помните моего мужа, – поспешно выпалила Луиза.

Грант уставился на Джошуа в полном недоверии.

– А я была подружкой невесты, – похвасталась Женевьева.

Джошуа протянул руку.

– Папа, – недовольно сказала Луиза.

Грант сделал, как ему велели, и пожал руку Джошуа.

– Так ты вышла замуж? – спросила Марджори слабым голосом.

– Да, – Джошуа так же уставился на нее и приложился губами к ее щеке. – Тому уже два дня.

Луиза подняла руку, демонстрируя кольцо.

– Ой, поглядите только, – вспомнила Женевьева. – Наши вещи. Мне надо так много вам показать!

Болью, Лайол и Дахиби сражались с лесенкой флайера, нагруженной чемоданами и ящиками из магазина. Женевьева кинулась назад помогать им, за ее подбирающим пыль браслетом тянулся по воздуху кометный хвост.

– Черт бы вас побрал, – пробормотал Грант. Он улыбнулся, зная, что сопротивление бесполезно, испытывая радость даже от этого. – Ладно, мальчик мой, поздравляю. Только уж присматривай хорошенько за нашей дочерью, она для нас – все.

– Спасибо, сэр, – Джошуа продемонстрировал свою знаменитую ухмылку. – Уж я постараюсь.

Теперь космос был совсем другим. Это был намек на то, что будет через несколько миллионов лет.

Галактические сверхскопления больше не совершали экспансию одна по отношению к другой, они возвращались, проплывая назад, к месту своего зарождения. Квантовая структура пространства-времени менялась по мере того, как пространственные трехмерные миры начали давить извне вовнутрь, плывя назад к центру вселенной.

Открылась конечная прыжковая яма, и Квинн Декстер вышел, чтобы поглядеть на множество разных сил, собравшихся в конце времен. Его тело распадалось, выпуская всех, одержанных им. Они убегали от него, свободные двигаться по своей воле среди полос сгустившейся энергии, наводнявших космос. Повсюду вокруг них распространялась жизнь, эфир так и звенел от их мысленной песни. Освобожденные, они присоединялись к общей массе, плывущей по направлению к точке омеги. Квинн наблюдал за галактиками, разорванными миллионом световых лет, они проплывали перед ним, их рукава тянулись позади ядра, и они набирали скорость, превращаясь в неразличимую черную массу. Звездные скопления загорались белым, потом пурпурным, в то время как тонули за условным горизонтом черной дыры, навсегда исчезая в конечной Ночи этой вселенной.

Змея у него в груди взвыла от радости, когда он наблюдал исход своего Господа из умирающей вселенной, поглощая каждый атом, каждую мысль. Торжествуя в самом конце, Светоносец все рос и рос в сердце тьмы, уверяя в том, что все последующее будет совсем иным по сравнению с тем, что было.