Текст книги "Тени звезд"

– Это твой свет, охотник. Я лишь его отражаю. – Джина вдруг напряглась, прислушиваясь. – Что-то происходит, Торвальд. Внизу. – она бросилась вон из комнаты, застывая на лестнице и различая внизу голоса.

– Они убили его. – прошептала Джина в отчаянии. – Они его убили. – повторила она, но спустя мгновение, почувствовала, как слабые удары сердца тревожат воздух.

– Он умирает… – едва слышно прошептала она и бросилась вниз, туда, где посреди гостиной раненый кучер, окруженный прислугой, склонился над распростертым на полу окровавленным телом хозяина дома.

Торвальд поспешил следом за Джиной в надежде остановить ее от последней отчаянной попытки узнать правду, но демон уже коснулся крови, пропитавшей одежду жертвы, и все ее силы ушли на то, чтобы сквозь толщу времени ворваться в глубины памяти умирающего. Но спустя мгновение она беспомощно отшатнулась от тела, и кровь с ее пальцев оросила белый ковер, быстро пропитывающийся багровыми подтеками.

Торвальд же поспешно разорвал рубашку на умирающем, обнажая две раны на груди, и попытался остановить кровь.

Джина замерла, завороженная тем, как багровые сгустки скапливаются в глубине порезов, но мысли ее были далеки от человека, помочь которому было уже невозможно. Она вытерла руки об одежду и по кровавому следу достигла двери, у которой и было совершено убийство.

Не успев переступить порог, она ощутила, как сердце раненого замолкло, и агония его завершилась.

Торвальд поднялся на ноги, вытирая пот со лба и, оставляя тело скорбящим родственникам и прислуге, последовал за Джиной и остановился за ее спиной. Проследив за ее взглядом, он увидел на стене у двери глубокий след лезвия, сильно оцарапавший отделку. Джина коснулась его кончиками пальцев, от начала до конца повторяя изгибы раны в камне.

– Грязная работа. – прошептала она. – Но я вижу доказательство вины своих врагов, вот оно – прямо перед моими глазами.

– И это тебя тревожит.

– Я искала доказательства и получила их. – прошептала Джина.

– Ты в них не веришь. – Торвальд последовал примеру Джины, проводя пальцами по следу на стене.

– В любом случае, Торвальд, если они и пытались сбить меня со следа, то им это удалось. Если же убийство и впрямь на их совести, то… это снимет с моих плеч тяжкий груз. Быть может, нам стоит поверить в их виновность?

– Мы должны навестить другую семью. Они здесь, совсем рядом. Мы увидим их. Мы должны знать наверняка. Я должен знать. – Торвальд встретился взглядом с Джиной в попытке обнаружить в глубине ее глаз тот свет, что вел его все это время, но взгляд ее оказался беспомощен и пуст.

– Они пришли, чтобы начать войну, Торвальд. Они показали, что эти смерти на их руках. Они показали, что это они, именно они не позволяли твоему брату появиться на свет. Я назову тебе их имена.

– Мы должны добраться до следующей семьи. – перебил ее Торвальд. – И я выслушаю тебя, потому что знаю – ты права. Ты права. Но жажда правды не позволит мне отступить сейчас, и тебе не время сдаваться. Попробуем еще раз. – Я не сдаюсь, Торвальд. Но я вижу теперь на чьих руках кровь. Если раньше я не могла получить доказательств, то теперь они здесь.

– Но ты искала иного.

– Да. – Джина опустила глаза, глядя на лужу крови, в которой стояла. – Но я рада, что не нашла того, чего искала. Я хочу верить, что ошибалась.

– Наймем лошадей, Джина, доберемся до фермы, где живет семья второй жертвы. Прошу. Обещаю, еще до завтрашнего полудня мы будем в моей хижине. Я верю тебе, но позволь… – Торвальд запнулся, – позволь мне убедиться.

– Уходим прямо сейчас. – Джина потянула его обратно в дом, где они вскоре расстались со скорбящей семьей.

Прибывшие на место полицейские не стали задерживать их потому, что кучер ясно видел нападавшего и его описал его, как «очень высокую женщину», следовавшую на своем коне за повозкой погибшего и в конце настигшую и убившую его хозяина. В то время (он был уверен, так как видел это своими глазами) Джина и Торвальд оба стояли у окна на втором этаже – окно это выходило на задний двор, куда кучер отходил перед тем, как отправиться распрягать лошадей, а когда вернулся к повозке, на его хозяина напали, и сам он чудом остался жив, отделавшись царапиной на груди.

Добравшись до ближайшего постоялого двора, путники наняли лошадей, но, достигнув фермы, застали лишь похоронную процессию, мрачно провожавшую в последний путь человека, чья память могла развеять сомнения Джины или же вновь посеять их в ее душе.

Спрятавшись за деревьями, пеленой холодного дождя и белых клочьев стелющегося тумана, путники следовали за процессией до самого кладбища, а там, дождавшись, пока родственники разойдутся и могильщики завершат свою мрачную работу, выбрались из укрытия и приблизились к могиле.

– Нам все же стоит потревожить семью и узнать, отчего он скончался. – тихо, чтобы не нарушить мрачную и торжественную тишину кладбища, произнес Торвальд.

– Полагаю, ответ ясен и без этого. – Джина выставила локоть, и на него опустился ворон.

– Считаешь, нам нужно просто уйти?

– Нам пора уйти, Торвальд. Я чувствую, что скоро ты встретишься с ними, я чувствую, что грядет час, когда я снова столкнусь с их силой, чтобы на этот раз выйти победителем.

– Как скоро? Мы близки к чему-то, каждая капля моей крови дрожит от предчувствия, но я вижу, ты знаешь, когда. Когда, Джина? – спросил Торвальд, глядя в черный глаз ворона. Он нагнулся к земле, опираясь о холодный камень, и взял в руку горсть земли.

Он подумал о том, что совсем скоро и его тело запрут под крышкой дешевого гроба, забьют гвоздями, опустят в яму, насыпав над могилой такой же точно сырой земли, и даже не поставят и каменной глыбы, дабы отметить то место, где похоронен он. И имя его сотрется из памяти последнего, кто знал о его существовании, и даже Джина не станет искать его кости в глубинах темного леса.

Джина повернулась к могиле спиной и долго стояла так, рассматривая темное небо и замечая, кажется, каждую каплю дождя, проносящуюся мимо нее и застывающую в земле.

– Возможно, мы уже на пороге. Сделай шаг и узнаешь, как близки мы к падению. – сердце ее вздрогнуло и забилось так, как бьется оно перед великой битвой, которой суждено отправить души в глубины Бездны.

Джина подняла голову и подставила лицо дождю, закрыла глаза и позволила водам омыть ее веки. Когда же она обернулась к Торвальду, взгляд ее был ясен, а глаза прозрачны, и каждый осколок существующего мира, казалось, собрался в единый кристалл, застывший сейчас в ее зрачках. Она попросила Торвальда следовать за ней и быстро скрылась в клубах тумана, спеша сквозь влажный воздух туда, где оставили путники своих лошадей.

9

22—23 октября

Дождь полил с новой силой задолго до того, как путники вернулись в трактир. Проезжая той же дорогой мимо поместья МакВудов, они с тревогой заглянули за ограду, и Джина остро ощутила страх и горе, сочившиеся из самого сердца дома, расползаясь кровавыми дорожками по саду и отравляя все живое, что имело смелость приблизиться к границам обители, принявший в свои объятия смерть.

Дорога оказалась трудной, совершенно размытой, и лошади едва не повредили копыта, спускаясь со скользкого каменистого пригорка.

Джина и Торвальд ехали молча, закутавшись в плащи. Они опустили головы, бросив попытки различить дорогу в плотном облаке тумана, и прятали лица от косых холодный струй. Вода просачивалась сквозь одежду, оставляя холодные прикосновения на коже, и в сырости давно затянувшиеся раны разбухали и наливались тяжелой болью.

К вечеру дождь прекратился, и тогда, когда последние его капли падали на землю и клубы тумана отходили вдаль лесов, путники достигли трактира. Этим вечером в его стенах было тихо, и Джина с Торвальдом долго сидели в приглушенном свете ламп за горячей едой и напитками, и тихие голоса их едва доносились до постоянных пьяных обитателей у бара.

Джина заказывала один напиток за другим в попытке унять дрожь в конечностях и согреться. Торвальд тоже не отказывал себе в выпивке, с трудом остужая роившиеся в голове воспоминания, опрокидывая один бокалы. Мысли его неизменно возвращались к окровавленному телу, и каждый раз он ощущал теплую липкую кровь на своих руках, и пальцы его немели, словно от долгих безуспешных попыток пережать кровоточащую рану.

Незадолго до полуночи, взяв с собой бутылку скотча, путники поднялись наверх, все в ту же комнату, что снимали накануне.

Торвальд избавился от мокрой одежды и сразу же уснул, укутавшись в одеяло, но Джина не имела сил сомкнуть глаз, и странное предчувствие не позволяло ей ни на шаг отойти от постели охотника.

Она слушала его спокойное дыхание и дышала ему в такт, так, словно это могло помочь ей слиться с ритмами его жизни и понять то, что постоянно оставалось в недоступном ей потоке.

Она теряла почву под ногами, и горизонты размывались в ее сознании. Она закрывала глаза и чувствовала, как движется по вертикали вверх, вверх до упора, до границы, которую отчаянно пытается разрушить. И все материальное исчезало, и сама она терялась в летящем пространстве, и оставалось лишь время, в которое вмещалась каждая делать, и оно сплеталось в единую ткань жизни, наполненную предметностью не более, чем наполнен ею пустой воздух.

Джина поглядела на небо: она ощущала, как за толщей влажных туч скрывается полная луна – совершенный символ высоты, внеземное пространство, – и каждая капля сокрытого за чернотой небесного щита света питает силы ее врага, того самого врага, которому однажды удалось ее унизить и одолеть.

Сердцем своим и вечной жизнью поклялась она отомстить, возвратить себе былую власть, и тела тех, кто заставил ее страдать, разорвать на части столь мелкие, что капли влаги, витающие в облаке тумана, станут ощутимее частиц, на которые в доли секунды распадутся их жизни.

Преодолевая ненависть, ползущую по венам, Джина поднялась на ноги и встала у окна в попытке разглядеть небо, но лишь темнота, плоская, холодная, застывшая в своем извечном каменном обличье, глядела ей в лицо, скрывая тайны неба под своей оболочкой.

Джина долго стояла так, всматриваясь в пустоту, до тех самых пор, пока не ощутила у себя во рту вкус крови. Она приоткрыла губы, и кровь заструилась по подбородку густым потоком, не давая ни вдохнуть, ни закричать.

Зрачки демона расширились. Это был не просто страх, но дикий ужас, преследовавший ее всю жизнь. Это были холодные пальцы, сжимающие ее горло, скользкие щупальца, обвивающие тело, железные клешни, разрывающие грудь и вырывающие из нее душу. Она ощутила себя так, словно кто-то рассекает напополам ее тело, вырывая позвоночник.

Джина сделала шаг и повалилась на колени. С трудом преодолевая себя, она добралась до постели Торвальда и схватила его за руку окровавленными пальцами. От запаха крови и влажного прикосновения охотник распахнул глаза и вскочил на ноги. Увидев у своей кровати Джину, он бросился к ней.

К тому времени первый приступ прошел, и она смогла, наконец, вдохнуть, ощущая слабость и шум в голове, заглушающий любые звуки, кроме голоса охотника и ее собственных слов.

– Яд. – прошептала она.

– Как ты могла его не почувствовать? – Торвальд помог Джине подняться на ноги, но она была слишком слаба, чтобы стоять самостоятельно. Он схватил одеяло и накинул его ей на плечи, укутывая и сдерживая судороги, волнами проходящие по ее телу.

– Древний яд, принесенный врагом с нашей родной системы. – прошептала Джина, держась на грани сознания, пока Торвальд укладывал ее в постель. – Невозможно различить его, охотник.

– Что с тобой будет? – спросил он, склонившись над Джиной.

– Меня им не убить, но я ослабла, и с каждым мгновением силы покидают меня. Он перестанет действовать, но когда – мне неизвестно. – она схватила Торвальда за руку ослабевшими пальцами. – Мы должны немедленно бежать.

– Нам некуда бежать, Джина. В моей хижине они нас обнаружат.

– Нет.

– Нет? – Торвальд быстро собирал вещи, готовясь к побегу. Он закинул на плечо сумки и взял на руки Джину, крепко прижимая ее к груди.

– Я преломила пространство, охотник. Твой дом им недоступен.

– Тогда кто украл у меня тот предмет? – Торвальд приоткрыл дверь и тихо выбрался в коридор.

– У него своя воля. И он тебе не поддался. – Джина чувствовала, как тело ее теряет вес, словно воспаряя в воздухе.

– Кто охотится за нами, Джина? – спросил охотник, но не стал дожидаться ответа. Он неслышно сбежал по лестнице и выбрался во внутренний двор, который быстро пересек, пробираясь к конюшне. Оседлав лошадь, он усадил Джину перед собой. Изо рта ее вновь начала сочиться кровь.

Торвальд вскочил в седло и понесся в сторону леса через вспаханное поле, оставляя в стороне главную дорогу. Он скакал что есть мочи до тех пор, пока не оказался под покровами леса, где среди деревьев, словно среди бесконечных черных колонн, ощутил себя в надежном укрытии. Пустив коня галопом, он приложил пальцы к шее Джины, считая ее пульс. Она пошевелилась и открыла глаза, с трудом угадывая в темноте очертания деревьев.

Лес скрыл оставшееся позади поле, и путники затерялись в необъятной протяженности плотного холодного пространства. Глубина тумана между тем казалась непомерной. Клубы его были неподвижны, и колющий сухой аромат резал легкие, мешаясь с запахом сырой земли. Бледные туманные кольца сжимались вокруг всадников и душили их.

Ветра не было, но откуда-то доносились словно бы его зловещие завывания. Лошадь спотыкалась о корни, скрытые белесым дымом и проваливалась в ямы, покрытые слоем листьев, словно ловушки; всадники забрались в самую чащу.

– Как они отравили тебя? – спросил Торвальд, прислушиваясь к шуму леса.

– Кровь убитого, еда или напитки. Он мог быть где угодно, мог быть распылен в воздухе, оставлен в земле. Он не коснется тебя, охотник, ты – не их цель. – реальность дрожала перед глазами Джины, но она чувствовала, как Торвальд удерживает ее в седле. – Им нужна только я, только я, потому что пока они не знают, как много ты значишь в этой войне. И до поры ты можешь избежать смерти.

– Они наверняка следуют за нами.

– Я чувствую вибрации воздуха, я чувствую, что они близко. – Осколки силы постепенно собирались воедино внутри Джины, и она выпрямилась в седле, пытаясь сфокусировать взгляд.

Холодная вспышка вдруг промелькнула в воздухе, и до того, как Джина успела предупредить Торвальда об опасности, он был выброшен из седла и обездвижен болью. Джина протянула к нему руки, но тут же второй заряд едва не угодил в ее лошадь.

– Беги, Джина! – произнес Торвальд, в попытке подняться на ноги. – Им нужен не я, я в безопасности! Беги!

Признавая справедливость его слов, Джина пришпорила лошадь и понеслась прочь. Она не чувствовала дороги, но надеялась укрыться в тумане, плотным кольцом сжимавшимся вокруг. Издалека до нее донеслись звуки борьбы, но она была слишком слаба, чтобы оказать помощь, и, вернувшись, рисковала быть плененной или убитой врагом.

Джина начинала ощущать, как сила медленно возвращается к ней. Она ясно видела деревья впереди и виляла между ними, что есть силы подгоняя лошадь. Она неслась до тех пор, пока новая боль не коснулась ее слуха, сдавливая череп.

Остановившись на мгновение и схватившись за голову, Джина явно ощутила запах гари в воздухе и увидела, как почернел вокруг туман. Казалось, повсюду тут тлели костры с человеческими останками. Запах постепенно подобрался к горлу Джины, и дыхание ее перехватило.

Терпкая дымная вонь напоминала ей глубокие темницы и близость тех существ, что насыщали ее сны живыми кошмарами; она знала, что они уже близко. Достаточно близко, чтобы нанести удар. Достаточно близко, чтобы убить. С трудом она боролась с ужасом, бьющимся в ее сердце, что птица в тесной клетке. Руки ее дрожали так, что она едва могла держать поводья, но звуки доносящейся из глубины леса резни заставили ее отбросить раздумья, сорваться с места и гнать лошадь во всю прыть.

В какое-то мгновение воздух разорвал звук выстрела – лошадь встала на дыбы, и через мгновение Джина оказалась опрокинутой на землю. Тело ее содрогалось от коснувшегося его обездвиживающего снаряда, действие которого, однако, быстро сходило на нет.

Лошадь заржала и бросилась прочь, едва не затоптав в страхе своего недавнего наездника. Удаляющийся стук ее копыт сменился зловещей тишиной, а после туман разорвал лязг оружия столь леденящий, что у Джины замерло на секунду сердце; на лбу ее выступил холодный пот, и она, вперившись взглядом в землю, замерла, не в силах даже вдохнуть.

Зрачки ее расширились, и кровь будто вспенилась ледяным кипятком. Этот лязг, эти звуки, рождающиеся сейчас в ее голове – крики истерзанных, испепеленных душ – были ей знакомы. Она слышала их каждое мгновение: они были ее мыслями и заменяли стук сердца.

Чудовищные, отвратительные звуки мучительной смерти. Они были ужасней, чем шипение горящей человеческой плоти и предсмертные крики посаженных на кол ведьм, и дикие вопли тех несчастных, с которых заживо сдирали кожу. Они были страшнее раскаленного олова, льющегося в горло преступника. Это были словно мириады раскаленных иголок, медленно и одновременно пронзающих каждую клетку тела, каждую частицу разума – яд, медленно растекающийся по телу и выжигающий кровь.

Джина каталась по земле так, словно ее одежда пылала огнем. Она кричала и извивалась, и, не в силах использовать свое оружие, изо всех сил пыталась дотянуться до ножа на голени, чтобы болью физической, заглушить ту боль, что терпела сейчас ее освежеванная душа. Руки ее дрожали так, что она лишь нечеловеческим усилием сумела задержать пальцы на рукояти.

Сделав глубокий вдох, она выхватила нож и, пока ее не оставили последние силы, вонзила его себе в бедро. С ее губ сорвался крик боли, на руки прыснула кровь. Она вынула нож и, освободившись от мучений, с трудом встала на ноги. Опираясь о деревья, она сделала несколько шагов и снова повалилась на колени.

Сила демона постепенно пробивалась сквозь ту стену, что соорудили от нее враги, и в какое-то мгновение Джина почувствовала рядом с собой противостоящую ей энергию. Это была не змея, нет, но иная сущность, что была ей сродни. У Джины перехватило дыхание от ярости, когда в тумане неподалеку она различила темный силуэт.

– Ты так давно не появлялась, что я успела забыть, как выглядит твое лицо. – раздался тихий голос из глубин тумана, и Джина подняла голову, завороженная им. Кровь ее похолодела, скованная ненавистью и страхом.

Она увидела, как из сумрака выплыла темная фигура женщины. Высокая, подобная тонкому стволу дерева, она сливалась с лесом, становясь его частью, и принимала в себя его стройный облик. Она медленно приближалась, и под босыми ногами ее высыхала земля и трескалась, словно бы от нестерпимого зноя, и природа повиновалась ей, и расцветала и умирала по велению ее смуглой руки.

Ее металлические волосы тонули в земле у самых стоп, что тонкие нити серебристых корней, шевелились и сплетались, путались, как змеи, испепелялись в пламени и вновь отрастали, и цеплялись за ветки и стволы, создавая непроницаемую стену между демоном и миром за ее спиной. Контуры смуглого лица размывал туман и ночная мгла, но Джина узнавала в них все ту же беспощадную часть природы, что веками проклинала ее и жаждала поработить.

– Я получила твое послание. – произнесла Джина, и меч с тихим щелчком возник в ее руке.

– Ты прячешь свое оружие. – услышала она ответ.

– Воины так не поступают.

– Война закончилась. – Джина оперлась рукой о дерево, с трудом поднимаясь на ноги.

– И началась вновь. Ты ее развязала, рыцарь. – послышался треск оружия, и демоница приблизилась к Джине, угрожая ей острием меча.

– Этим меня не убить. – произнесла Джина, скрещивая свои клинки. – Позволь спросить, чья воля тебя сюда направила? Ведь если бы ты желала моей смерти, то запаслась бы настоящим оружием. – Джина замолчала, желая удостовериться в том, что не получит ответа. – Твоя сестра не знает, что ты здесь. – прошептала она тихо. – Что тогда тебе нужно?

Но демоница не ответила и лишь в ярости бросилась в атаку, сбивая с ног ослабевшую соперницу. Она вцепилась Джине в горло, поднимая ее в воздух, и с силой ударила спиной о ствол дерева, оставляя рваную рану в боку и кровоточащий ушиб на затылке.

– Тебе меня не убить, Отрайсиз – прошептала Джина, захлебываясь кровью. – Боль тебе не поможет: я не чувствую боли.

– Не лги мне, Мэй. – сердце Джины забилось сильнее, когда соперница назвала ее так, как не называли уже тысячелетия.

Отрайсиз приставила лезвие кинжала к лицу Джины, и ее когти впились в артерии на шее, разрывая кожу, спускаясь ниже.

– Я вырву каждую частицу твоей силы, я буду ждать, пока последняя капля твоей крови впитается в мое тело, и тогда, тогда ты почувствуешь боль. – произнесла демоница, вдыхая запах крови. – Я заставлю тебя вспомнить все, что скрывает твое прошлое, все, что ты уничтожила и все, что ты потеряла.

В руки Джины вонзились лезвия, пригвоздив ее к дереву, и она почувствовала, как нечто схожее с паутиной оплетает ее тело липкой сетью: то были металлические темные волосы Отрайсиз, и каждая частица их с болью впивалась в кожу демона, подбираясь к сердцу, обнажая ребра.

Кровь хлестала из ран и обагряла металлические пряди, и от боли, просочившейся сквозь щит сознания, Джина выпустила Элиндор из правой руки, но пальцы ее из последних сил продолжали сжимать второй клинок в левой. Отрайсиз бросила взгляд на темное его лезвие, и в глазах ее на долю секунды отразился ужас.

– Я буду душить тебя до тех пор, пока каждая твоя кость не превратится в порошок! – прошептала она, склонившись над ухом Джины, – и твой демон, кем бы он ни был, достанется мне. И твое оружие будет повиноваться моей воле. – она приблизила губы к уху Джины, и шипение ее разорвало туман своим ядом.

Джина закрыла глаза, и, лишив себя и зрения, и слуха, собрав остатки сил, вырвала левую руку, освобождаясь от пригвоздившего ее к дереву лезвия, и с силой нанесла удар по голове соперницы, отсекая у самого основания ее металлические волосы, и та, побледнев, взвилась от боли, что дикое животное. Из раны на ее затылке, стала хлестать кровь, и в глазах ее погас огонь и зажглось безумие.

Демоница отступила, и сухая почва под ее ногами обратилась в жидкую грязь. Она провалилась в нее, что в омут, и сгинула, и лишь отчаянные ее крики долго еще разносились по лесу, разрывая клочья тумана.

Джина освободила правую руку и вернула себе оружие. Прислонившись к дереву, она закрыла глаза, ощущая, как кровь быстро покидает ее тело, вырываясь из ран.

Время и пространство словно искривились – так показалось Джине: минуту назад она была так далеко от сражения, что звуки его едва доносились до нее во всей своей кровавой полноте, но сейчас, лишившись сил, оцепенев от беспомощности, она уже различала в тумане черные пятна, стремительно метавшиеся из стороны в сторону. Они следовали за ней – так решила Джина.

Фигуры теряли свои очертания перед ее глазами, и она едва понимала, кто сейчас перед ней. Она пыталась найти Торвальда во внезапно возникших и бесконечно мечущихся между деревьями тенях, пыталась услышать его голос среди топота копыт и ржания лошадей.

Из тумана совсем рядом вынырнула фигура и Джина ощутила боль между ребрами, и кровь перекрыла ей горло. Ее сила поднялась на мгновение со дна сознания, и она сделала отчаянный рывок, опрокинула врага на спину и опустила клинки ему на голову, разрубая шлем и череп. Отшатнувшись, она наткнулась на еще одно живое тело и готова была немедля погрузить свое оружие в трепещущую плоть, но рука ее была остановлена, и Джина, вздрогнув, узнала Торвальда.

Охотник подхватил ее на руки и усадил в седло, запрыгивая сзади. Он прижал ее голову к груди и пришпорил коня, стремительно удаляясь прочь от места сражения, но Джина слышала, как клинки продолжают сталкиваться, и из потаенных уголков памяти ее сердца достигло предчувствие, какого она не испытывала уже тысячелетия, но сознания покидало ее, и с связь с воспоминаниями пропадала в непроницаемой черноте.

Не в силах более держаться, Джина склонила голову на грудь, и ее оплела бессмысленная чернота без звуков и запахов, затянула ее разум в свой водоворот неизвестности и чистоты, оставляя пустоту вместо боли и забвение, пришедшее на смену смутной тревоге памяти.