Текст книги "Тени звезд"

– Известно, что кроме битвы за портал нас ждут и иные сражения. Дорэль Мэй сражается ради того, чтобы вернуть себе свою прежнюю силу, а мой враг ищет меня, чтобы сразиться за право управлять Бездной. Пытается отобрать суть моей природы, часть моего существа. Кхрангдит его имя. Он – есть ужас Земли, что разбудили демоны Айсиз. Я сражусь с ним в одиночку.

– Торвальд, Джаред, – Дорэль Мэй подозвала их ближе к себе, – Вы выступите под началом моих капитанов, и в случае их смерти, займете их места. Капитан Льестар, дай Торвальду инструкции. – обратилась Джина к одному из воинов. – Сойнас – Джаред за тобой. Выдвигаемся на рассвете. В лагере остается маленький отряд, который в случае чего позаботится о наших раненых. Это все.

– Что, если они откроют портал? – спросил Джаред, и Джина едва заметно вздрогнула.

– Отправимся следом за ними. Все выжившие и раненые, способные держаться на ногах пройдут через портал. Он вынесет нас в город-крепость, столицу целой планеты. Если они откроют портал, то боги непременно нас примут, но не как героев, а как потерпевших поражение.

Шатер быстро опустел, и Мэй осталась наедине с Абандионом и двумя братьями. Ее змея – Тора – проскользнула в шатер и заняла место у ног хозяйки.

– Чего ты так боишься, дитя? – спросил Абандион, но Джина не ответила, и тогда он подошел ближе и взял ее за плечи. – Поверь, ты пыталась создать его заново как могла, и ты сумела выкроить из камня прекрасную скульптуру. Тебе удалось возродить силу альва.

– Я больше не вижу его лица, не чувствую, что он – это он.

– Кем бы ни стал твой ученик, его сила дремлет. Он пал, а значит ему никогда полностью не освободить ее.

– Нет, Абандион, он больше не альв. Я видела его, и он смотрел на меня, безликий и одинокий. Я чувствую, как он стремится ко мне, но его могущества недостаточно, чтобы меня побороть. И если ты ясно видишь мои замыслы… – Джина замолчала, встретившись глазами с Абандионом.

– Боишься, что это он? – спросил демон.

– Именно.

– Ты увидишь. Бездна неизбежно ждет кого-то из нас, и она выберет за тебя.

– Я ищу истину, не позволяя делать выбор. Иначе я бы так не рисковала.

– Что, если все зря?

– Тогда я обращусь в Бездну за помощью.

– Это будет подобно смерти, Дорэль Мэй. С душой демона могут возвратиться и души столь ужасающие, что одно их дыхание испепелит все живое. Это души древних существ, древнее и ужасней даже, чем Иллин-Гигунэосин, и даже я не в состоянии представить, что такое эти существа, откуда они и как погибли и как появились на свет. Я не стану рисковать, даже если последняя твоя надежда канет в Бездне. – он схватил Мэй за локоть. – Если ты снова вмешаешься в дела Бездны, то изгнание – на этот раз вечное, – будет ожидать тебя!

– Ты ошибаешься, если считаешь, будто это меня пугает. – произнесла она и вырвала руку.

Черный шлем с глухим щелчком сомкнулся на ее голове. Она снова увидела своего безликого противника и оказалась с ним лицом к лицу, и почувствовала сквозь тысячи граней, как вселенные сходятся в нем, и души, что должны были слиться, стремятся в его тело.

9

30—31 октября 1849

В ее снах все неслось с молниеносной скоростью, и в адском беспорядке, в смешении пространств и времен, неизменным оставался лишь черный силуэт, и Джина не могла определить видит ли она свое отражение, или же перед нею тот образ, что восстал из осколков уничтоженных ею миров. Соединив в себе всех демонов, он преклонялся перед нею, и ореол тьмы вздымался над ним, и он клялся, что коснется Бездны и поможет ей. И Бездна раскрывала пред ним свои объятия и исторгала океаны крови. И Джина видела, как лица Торвальда и Джареда удаляются и растворяются в кровавом океане; тела их неизбежно погружаются на дно. Она протягивает к ним руки, но пальцы ее натыкаются на осколки вселенных, которые она беспощадно разбила в попытке обрести истину.

– Открой глаза! Проснись! – услышала она сквозь сон голос нежный и потонувший в глубине веков. Ей показалось, она ощутила шелковое прикосновение к своему лицу бледных прохладных рук, и распахнула глаза в надежде столкнуться с видением, но обнаружила лишь пустоту в своей постели. Было темно. Сумрак клубился снаружи, и Мэй, взяв с собой свое темное облачение, снова спустилась к реке. Она повторила обычную процедуру, согрелась у костра, разведенного для нее Элигосом, и вернулась в лагерь, чтобы завершить сборы.

Братья были уже готовы. Они отказались от шлемов, которые предложила им Джина, решив сражаться с открытым лицом. Джаред стоял неподвижно, и в его глазах рождалось странное предчувствие близости смерти, которое он всеми силами пытался скрыть. Но Джина видела его так же ясно, как страх, как кровь на ладонях. Джаред тряхнул головой и поправил ножны на поясе.

Джина пустым взглядом оглядела воинов, а после велела Элигосу приказать им седлать лошадей.

Темный сатурновый свет лился с туч, свинцовых и бледно-каменных, и листья кружили над головой подобно огромным желтым хлопьям снега, спутавшимся в потоках буревых ветров и холодного влажного воздуха, до небес наполнившегося пылью. Крупные капли зашелестели сначала в листве, и шорох наполнил вековые своды леса, а после дробь небес забарабанила по доспехам воинов, чьи лица, скрытые под шлемами полностью или частично, казались каменными даже в большей степени, нежели выщербленные лица древних статуй. Пугающие своей невозмутимой решительностью, на черных, белых и гнедых конях, огромных и мощных, что и их наездники, демоны мелькали под дождем и листопадом черными панцирями, черными латами, порой даже черной, что эбеновое дерево, кожей. Истерзанные сотни раз, они готовы были терпеть муки, что уготовили для них в мрачных подземельях демоны Земли, и дальше, если это поможет одержать победу.

Утро уже расцвело, и бледность его сулила долгий холодный дождь, а сумрак с самого рассвета обещал скорое наступление жестокой морозной ночи. Всадники вышли из леса. Холмистая долина распростерлась на многие и многие мили. Осень покрыла ржавчиной холодные, продутые ветром холмы, возвышавшиеся подобно гигантским древним курганам, под которыми похоронены были боги древности, забытые незаслуженно и преданные людьми Земли, замененные ими на Новых богов, которые после тоже канули в лету. От них осталась только сила, которую бесполезно растрачивали демоны в попытке восстановить прежнее равновесие и прежнюю жизнь. Древние, далекие, могущественные боги! Судьба их печальна. Мэй порой слышала голоса их во тьме, и говорили они на чужом и странном языке, но она их понимала. Боль на всех языках слышится одинаково.

Открытое пространство сделало длинную цепь конницы видимой на несколько миль в округе. Тропа, по которой они двигались, змеилась меж холмами, открытыми свистящим ветрам и призрачным чарам.

Тишина замерла над долиной. Небо молча глядело на холмы-курганы, на всадников с безжалостными лицами, на иссушенные травы, на солому и скачущих по камням, шелестящих среди жухлой травы, воронов. Дорэль Мэй ехала с открытым лицом, чтобы чувствовать, как ветер касается ее кожи.

Летние глаза демона вспыхнули холодной влажной серостью неба и бледным золотом холмов. Ее щек и кончика носа коснулся легкий румянец, и, когда она размыкала губы, струйки пара завивались в воздухе сером, словно графит. Всем своим существом Дорэль Мэй ощущала, как нарастает сила врага, и что ее собственной силы может оказаться недостаточно. Страх возрастал в груди. Он походил на черную паучью сеть, в которой запутались все ее чувства и бессильно замерли в ожидании смерти.

Солнечные волосы Торвальда сбились мелкими завитками от влажности и упали ему на лоб. Он склонил голову на грудь, но стоило ему поднять глаза, отражающие бледность неба и прозрачную желтизну полей, как становилось ясно, что смерти он не боялся. Туман стелился под копытами его коня и подползал к стременам; даль расплывалась обманчивыми силуэтами, и верхушка холма Святого Михаила с руинами терялась в молочной белизне, сливаясь со стеной каменного неба и остывшей земли.

Торвальд то и дело оглядывался на брата. Джаред словно стал меньше ростом: то, что давило на него было сильнее воли к жизни. Его глаза и кожа совершенно потеряли цвет, и дыхание его не тревожило воздух теплом. Торвальд положил руку на плечо брату.

– Тебя тревожит предчувствие смерти? – спросил он тихо, на что Джаред слабо кивнул.

– Я не боюсь умереть, не подумай. Смерть была бы избавлением от много. Я боюсь не этого – я боюсь, что убиваю не себя. Ты чувствуешь, Торвальд, как исчезаешь? Мне кажется, я больше не вижу тебя. Я вижу лишь дымку, которая принимает мои собственные очертания, я вижу, как занимаю твое место. Как мы сливаемся воедино. Ни тебя, ни меня не существует более по-отдельности. Я это вижу. Я это чувствую. Посмотри на меня: на моем лице проявляются твои шрамы. Мои волосы светлеют, мои глаза меняют цвет. Посмотри на свое лицо. Прикоснись к нему, и ты почувствуешь, как черты его изменились.

Холод прошелся по спине Торвальда, и он, сняв перчатку с правой руки, коснулся кончиками пальцев своего лица. Он начал со лба и остановился на подбородке, где теперь вместо жесткой светлой щетины была гладкая молодая кожа. Брат его повторил то же движение, подобно зеркалу.

– Пусть я исчезну, – прошептал охотник, – но ты должен остаться, чтобы помнить обо мне. И если придется выбирать, я выбираю смерть взамен на твою жизнь. Я выбираю несуществование.

– Ты забываешь о том, – дыхание Джареда на секунду прервалось, – что есть еще один брат.

– Он не посмеет убить тебя.

– Ты забываешь, насколько туманно мое будущее. Быть может, исчезновение – это лучшее, чем может завершиться эта моя жизнь. Иначе, почему моя память еще не вернулась ко мне и почему так страстно желали моей смерти те, кто бросил вызов Мэй? И что за страшная сила таится во мне? Кто я такой, Торвальд? Кто мы такие?

– Я не дам им убить тебя. – отрезал Торвальд. Бледные щеки Джареда вспыхнули, и губы его приняли болезненный алый оттенок. Он пришпорил коня и сравнялся с Джиной.

– Я знаю – только ты понимаешь, что происходит со мной. Я молю тебя об одном! – он протянул к Джине руку, – если внутри меня – зверь, которого необходимо истребить, позволь им сделать это. Если мое существование угрожает мирам, убей меня. – он чувствовал, как холодеют его пальцы. – Дорэль Мэй! – позвал он, – пообещай мне!

Джина поглядела в его глаза. Их цвет раскалывался, она видела в нем синеву небес и тьму ночи, золото и кровь.

– Что это будет за существо? Кого ты пытаешься спасти? – голос Джареда задрожал от отчаяния.

– Тебя. – она подняла руку и провела ею по воздуху. Видения, промелькнувшие перед глазами Джареда, остановили его дыхание.

– Кто из нас – он? – прошептал Джаред. – Я? Это я?

Мэй не ответила.

– Капитан Арниес! – произнесла она, – Отправляйтесь к холму немедленно. Боюсь, они уже близко. – его отряд быстро отделился от остальных и поскакал прочь. Джина подала сигнал оставшимся немногочисленным конникам, и Элигос приблизился к ней в последнее мгновение перед чертой реальностей. – Я чувствую сопротивление. – прошептала Джина, наблюдая за тем, как Эмбла ведет за собой рыцарей света.

– Могущество Айсиз возросло. Элигос, она сильна как никогда. Она сильнее Хранителей.

– Но ей не превзойти тебя, Мэй. И что бы они все ни отняли у тебя, ты всегда была сильнее.

– Это больше, чем просто сражение за силу и честь. Больше, чем просто битва за место на пьедестале мрака.

– Я буду защищать тебя, Мэй.

– От этого оружия ты меня не спасешь. Но верь мне, я сумею вернуться.

Туман внезапно рассеялся, обнажив перед ними бесчисленные просторы, усеянные рядами воинов. Они стояли, сомкнув ряды в ожидании наступления.

Дорэль Мэй закрыла глаза. Она почувствовала, она услышала, как бьется сердце Нумборта. Он не страшился этой схватки, потому что знал, как слаб его противник спустя века после последнего своего поражения. Он сделал шаг вперед.

– Я хочу чувствовать их смерть. – произнесла Дорэль Мэй, надевая шлем, – Каждая капля их крови должна пройти сквозь меня. – она спрыгнула с коня и обнажила клинки. – Элигос, ты должен знать о главном. – прозвучал ее голос, когда она уже метнулась вперед. – Эон ответил мне. – и слова ее долго еще звучали болью в голове воина, но он уже бросился за ней в гущу схватки, и сопротивлялся теперь уже иной силе, отличной от холодного признания рыцаря, понятного лишь ему.

11.

30 октября 1849

Сталь сомкнулась со сталью с отчаянным звоном. Дикий шум, бряцанье доспехов и хруст до небес заполонили равнину. Пронзенные копьями, демоны падали, и из тел их фонтанами вырывалась дымящаяся кровь. Втоптанные в землю, в смятых под копытами доспехах, обезглавленные, с отсеченными конечностями, лежали воины Айсиз и Нумборта. Нескольких из них безжалостно разодрали на части. Со всех сторон лились выстрелы – оснащенная новым оружием, армия Айсиз и Нумборта имела огромное преимущество перед горсткой демонов Мэй. Кровь стекала по доспехам, соединяясь с каплями дождя. Дождь барабанил все сильнее и, в конце концов, накрыл поле битвы сплошной стеной, сияющей жидким оловом и алюминием. Так вся грязь выпотрошенных тел впитывалась в почву. Воины втаптывали друг друга в землю, перерезали глотки и раскраивали черепа, расщепляя тяжелые прочные шлемы.

Джина приказала Арниесу двинуться на конницу Айсиз, а сама вместе с Абандионом и Элигосом рванула в гущу битвы, туда, где скрывался Нумборт, тенью скользя меж брызгами крови, отсеченными конечностями и скрестившимися мечами. Мокрый ветер рвал ее волосы, выбившиеся из-под шлема. Колкое чувство свободы внутри смерти заполнило ее, и она вдыхала все чаще и чаще аромат крови, дождя, развороченной под копытами земли и рассеченной демонской плоти. Запах подземных пещер и ужаса смешался в единый аромат битвы.

Черными пятнами поднималась энергия по ее венам и распускалась в ее скрытых под чернотой шлема глазах бесконечной мощью величественного мрака, топившего любой свет, любую краску превращая во тьму. Она моргнула и одним выдохом собрала вокруг себя энергию. Ее клинки словно бы стали продолжением рук и впитали в себя ее кровь, ее ненависть и силу. Мышцы ее напряглись, и сердце сжалось от жажды убийства и боли. Тело ее приобрело гибкость и легкость. Она перемахнула через нескольких воинов впереди, разрубая им глотки и расчищая дорогу к Нумборту. Останки разорванных тел трепетали под струями дождя, едва ли еще осознав свою смерть, и Джина перешагивала через них, невидящим взглядом уставившись в пустоту сердца Нумборта. Он горой возвышался над воинами и беспощадно давил их булавой. Шлем скрывал уродство его сгнившего в подземелье лица, панцирь грудой железа обтягивал массивную грудь. Жуткий рой отвратительных механических слепней вился вокруг него, подобно окровавленным пальцам смерти проскальзывал под шлемы воинов и выедал им глаза, заполнял глотки и душил металлическими личинками, растущими с непомерной скоростью.

Нумборт был еще далеко, но для Мэй ничего не стоило вмиг его настигнуть. Легкими движениями прорубая дорогу к демону, она краем глаза следила за тем, что происходит вокруг. Более всего сердце ее, напитавшееся чужими жизнями и чужой кровью, болело по Джареду. Но в гуще битвы, в смешении боли и грязи, она его не замечала.

Судорожно сглотнув, она собралась с мыслями. Подобравшись к Нумборту достаточно близко, она ощутила, что окружена. Сжав в руках клинки, с которых густой краской капала кровь, она позволила демонам приближаться к ней. Руки ее были опущены, но мышцы напряжены. Демоны не ощущали этого и бездумно ползли в ловушку. Секунды превратились в тоскливую вечность, когда Джина могла наблюдать за тем, как сражается Торвальд с существами подземелий и звезд.

Его тело источало свет – так казалось Дорэль Мэй. Луч солнца, тонущий во мгле – он проходит сквозь кровь, сквозь ужасные раны, но остается светом, частицами, на которых смерть не может оставить своего следа. В бесконечности этой битвы только он сиял чистотой. Так, казалось, должна выглядеть надежда. И Мэй на мгновение испугалась этого света – он проник в ее сердце настолько, что едва не перерезал путы ее вечной тьмы.

Он приближался, угрожая выхватить ее из тени. Кровь окрасила его волосы, проникла под его одежду, оставляя липкие подтеки. Его меч беспрестанно врезался в плоть, вырывая фонтаны тьмы. Один из демонов полоснул его по лицу, и, в то мгновение, когда острая сталь рассекала прозрачную кожу, время замерло для Мэй. Она ощутила, как ее собственный череп затрещал от удара, и черная пелена спала с ее глаз, обнажая лицо. Кровь Торвальда хлынула из раны, заливая глаза, но Мэй видела ясно без своего расколовшегося надвое шлема. Темная полоса осталась на ее лице в том месте, куда был нанесен удар, и кровь едва просачивалась сквозь тонкую израненную кожу, но взгляд ее просветлел, и слабость ее покинула.

Ее воины смыкали кольцо вокруг нее и Нумборта, и она чувствовала, как с каждым мгновением жизней, борющихся на ее стороне, становится все меньше: одна за другой они угасают на остриях мечей.

Поднявшись на ноги, она снова замахнулась. Лезвие Элиндора рассекло воздух и прошло сквозь жесткую плоть, прорубая кость. Ударом слева направо Мэй перерубила демону ключицу – это был последний воин в серой броне, защищающий Нумборта – последний из его личной охраны. Она оказалась лицом к лицу с мастером ордена Великих, который несколько мгновений тому назад расколол одним ударом ее шлем. Однажды он поклялся, что сорвет его с ее лица и растопчет, смешает его осколки с грязью в знак последнего унижения перед тем, как вырвать голыми руками ее сердце. Один из семи адептов могущественного ордена, он остался последним из тех, до кого не добралась еще Дорэль Мэй.

Нумборт сделал шаг веред, и темная магия вырвалась из его рук. Она походила на выстрел, на чистую уничтожающую энергию, на свет, срывающийся с кончиков его пальцев и принимающий очертания лезвия. С невероятной скоростью этот острый холодный свет настиг Мэй, но замер в дюйме от ее лица. Нумборт попытался вновь, но и на этот раз пули из чистой энергии, выпущенные им, словно застряли в непробиваемом и невидимом щите и в бессилии упали на землю.

Нумборт обнажил две длинные сабли, источающие слабое бледное сияние, и струи ливня, подобно жидкому серебру стекали теперь по тонким лезвиям.

Дорэль Мэй сжала в руках клинки. Темные лезвия их стали едва ли не черными, и кровавые подтеки на их остриях не под силу было смыть дождю. Мэй сделала первый выпад, и лезвия сомкнулись перед ее лицом, и слившееся воедино мерцание высекло блики на ее коже, освещая черную полосу, оставшуюся от удара. Она не видела своих солдат за завесой этого мерцания и струй ливня, но ощущала, как последние из них погибают за ее спиной, защищая ее.

– Смерть идет за тобой! – услышала она голос Нумборта. Демон напирал со всей своей мощью, сражаясь двумя саблями, и Мэй едва успевала отражать его удары. Острие сабли задело ее за ногу, вспарывая плоть. – Грязная кровь в твоих венах не дает тебе обрести могущество тьмы, как не дает обрести и могущество света! Все еще не выбрала, на чьей ты стороне?

Мэй в ответ с силой полоснула Нумборта по груди. Элиндор пробил доспехи и прошелся по ребрам, оставляя на них ожог, в ответ на это демон ударил ее по рукам.

– Есть ли хоть что-то, чему ты осталась верна в своих вечных бегах от тьмы к свету и обратно – во мрак? – его голос, преломляемый болью, напоминал теперь шипение.

– Я – тень. – произнесла она, и следующий ее удар пришелся по шлему Нумборта. Она не расколола его, но жар Элиндора выбил кристаллы в глазницах и расплавил переднюю часть маски, обнажая черную кожу под ним. Нумборт зарычал от боли и избавился от раскалённого шлема, являя свое лицо, изуродованное свежим ожогом, темное, практически черное, с тремя парами желтых глаз в западших синеватых глазницах. На месте еще двух пар глаз остался лишь старый шрам. В ярости он накинулся на противника, и Мэй твердым ударом отсекла ему левую руку по локоть. Нумборт снова попытался ранить ее и полоснул лезвием по ключице, повредил верхний слой жесткой туники, но кожи порез не коснулся. Рана его кровоточила, и он уже потерял крови достаточно, чтобы сдаться, но все не оставлял отчаянных попыток добить рыцаря тени, слишком ловкого для его тела, закоченевшего за тысячелетия. Мэй нанесла удар ему прямо в лицо, полоснув по оставшимся целыми с их предыдущей встречи глазам. Ослепив демона, она отсекла кисть его правой руки и последним ударом перерезала его горло.

– Твоя сила подвела тебя. – прошептала Дорэль Мэй над ухом умирающего демона, распарывая Райнасом его броню на груди. Она нащупала тонкую пластину под его кожей, и полоснула мечом по этому месту, обнажая серебро в кровавых подтеках. – За тысячелетие ты не сумел найти способа уничтожить мою армию или заставить их предать меня. Твоей смертью они отпразднуют теперь свое освобождение. – она схватилась за пластину и с силой рванула ее из груди демона. Последним усилием воли она задержала жизнь в теле Нумборта, чтобы вырвать из его ослабевшего разума планы Айсиз. Как только она отпустила его душу в Бездну, ключ задрожал в ее руках, но, как оказалось, это дрожал не он, а земля, разрываемая изнутри капсулами с заключенными в них воинами. Земля раздвигалась, и на поверхности оказывались наполненные жидкостью капсулы, в которых воины в полном древнем облачении с древним оружием в руках пробуждались и вырывались на волю. Вся энергия, что накапливалась в их телах, теперь выплеснулась наружу. Дорэль Мэй чувствовала, как все больше и больше жизней восстает из небытия, и, стоя на коленях у тела поверженного демона, она ощущала возрастающий жар своих клинков. Это больше не была холодная затененная сталь, это было совершенное оружие, окруженное ореолом пылающей тьмы. Она подняла осколки своего шлема и прикрепила их к поясу. Это была лишь первая ступень сражения, и, выйдя из него, она желала видеть, чего стоила ей победа.

Торвальд застыл на месте, окруженный неисчислимым количеством серых капсул. Он опустил оружие, чтобы перевести дыхание, и увидел Абандиона, продирающегося на коне сквозь месиво крови и мечей к холму в попытке забраться на него. Сквозь пелену дождя охотник сумел различить цель Демона Бездны: жуткая бесформенная фигура прорывалась сквозь землю и высвобождалась из липкой почвы на вершине холма Гластонбери. Огромная туша, от которой исходила черная энергия, неясно сбившаяся плоть, пылающая и леденящая одновременно, она казалась порождением звезд, костями их, их ужасающим плодом. Чудовище восставало словно бы из небытия давно минувших эпох, собиралось из пепла, из крови и грязи. Торвальд никогда прежде не видел существа отвратительнее этого, не видел ничего, что могло бы вызывать больший ужас и большее отвращение и вместе с тем восторженную дрожь пред чем-то иным, потусторонним, далеким и недосягаемым. Он замер, смерив взглядом расстояние. Ему показалось, будто существо – это огромная каменная плоть метеорита, поглощающая все живое на своем пути, разрывающая воздух и землю. Огромная глыба, отдаленно напоминавшая формами человека, но более походившая на гигантского тролля с вывернутыми локтями и коленями, существо это неясной природы ползло по горе, высвобождая из почвы свои тонкие жуткие конечности. Оно издавало скрежущие звуки, отвратительные настолько, что даже воины-демоны затыкали уши, только чтобы не слышать их.

Армии быстро смыкались вокруг холма и устремлялись вверх по склону между безмолвными фосфорическими призраками, прямо в пасть неизвестного чудовища.

Торвальда снова окружили. Он размахнулся и перерезал глотку напавшему первым демону. Кровь хлынула из рассеченных артерий и залила броню. Мир замер вокруг охотника на секунду, и он зачарованно следил за тем, как алую каплю крови сталкивает и увлекает вниз по холодной стали глубокая серая капля дождевой воды. Когда он очнулся, вражеский клинок был уже у его виска. Капля крови выступила в том месте, куда уперлось острие. Торвальд замахнулся и поразил врага.

Собрав воедино всю свою ярость и силу, Торвальд стал кромсать врагов, которые не убавлялись даже тогда, когда казалось, гора трупов скользила уже под его ногами. Сражаться до последнего – подумал он, – и в подтверждение своих мыслей стал сам искать смерть, кидаясь грудью на клинки и проскальзывая между ними, но порой взгляд его обращался к холму, что был уже так близко – армии стремительно приближались к вершине в своей борьбе, чтобы узреть победу или поражение. Когда он оглянулся в последний раз, на том месте, где одиноко стоял грозный демон, словно бы два чудовищных зверя сцепились в схватке и рвали друг друга на части. То были Кхрангдит и Абандион. Когти их словно серпы мелькали в воздухе; это были существа ужасающие чудовищным, смертельным величием. Абандион казался, однако, в разы слабее своего соперника, ибо тот был так могуществен и страшен, что под звуками его рыка содрогалась Вселенная. Жуткая энергия в жутком панцире, в ужасающем теле, в существе, похороненном однажды под толщей земли, но спустя века восставшем. Лед и пламя мешались с яростью в этом теле, мешались с землей и кровью, и отвратительное гигантское существо клыками и когтями, рассекающими плоть, бороздило почву, выползая на поверхность. Воистину Дитя Звезд! Жуткое порождение эпохи темного завершения жизни древних богов, симбиоз заката жизни и начала темной ночи ужаса ее перерождения.

Торвальд видел, как Джина бросилась к месту схватки и исчезла в ее темноте. Силуэт рыцаря едва мерцал, и каждый чувствовал, как ее сила сокрушает волю могущественного существа. Она стояла словно на краю мира и, протянув ладонь к сцепившимся демонам, разбивала последние оковы силы Абандиона и заглушала энергию противостоящего ему монстра.

Звук рвущейся плоти опустошил души воинов, замерших в полубреду с оружием в руках. Все как один глядели в единственную точку: сражение демона и жуткого порождения первобытной мощи звезд становилось все более похожим на чудовищный торнадо, рассекающую воздух черную воронку, кружащую на одном месте и сметавшую все живое, что имело смелость приблизиться к облаку сражения. Казалось, вот-вот эта ужасающая воронка разорвется и, словно бы из недр бездны, из нее выползут ужасающие твари с когтями место рук, с углями вместо глаз. Но смерч, напротив, стягивался все туже и туже, и издалека Торвальду казалось, тела чудовищ сплелись в одно безобразное существо, ослепленное и оглушенное, мечущееся от боли и ужаса. Но вот они отпрянули друг от друга. Кровь лавой заструилась по холму. Абандион в зверином обличье снова кинулся на Кхрангдита. Зубы и когти его вцепились в железную чешую монстра, восстающего из грязи и подставляющего клыки дождю. Из горла Кхрангдита вырвался жуткий вопль, какого еще не приходилось воспринимать слуху ни человеческому, ни демонскому. Из пасти чудовища хлынула темно-багровая кровь, и Абандион обжегся ей, словно лавой. Он отпрянул, окунаясь в грязь, срывая с земли травяной покров, но, поднявшись на ноги, предпринял еще одну попытку. На этот раз столкнувшиеся существа на глазах воинов выросли до размеров башен, и взметнулись к небу. В вышине расправились гигантские крылья, огонь, охвативший которые, не мог быть потушен стекающей с неба водой. Кометой пронеслись они по небосклону, освещая тучи, а после достигли невиданных высот, превращаясь в одну лишь яркую точку, походившую на крохотное солнце. Они зависли там, казалось, на целую вечность, а после медленно, но стремительно полетели вниз, к земле, разрывая воздух огненным ядовитым вихрем. Они нырнули куда-то за холмы, и дикий пожар вспыхнул там в мгновение ока, кольцом охватывая место битвы и простираясь причудливыми символами на запад и восток, север и юг. Даже ледяные воды моря запылали, передавая огненный поток. И если бы кто-то могущественный настолько, чтобы вырваться за пределы земного притяжения смог поглядеть на Землю из космоса, то увидел бы пылающую огненную печать, охватившую весь голубой шар. Огонь вырывался за облака и давал сигнал. В огненном круге вычерчивались символы того, кто победил в этой битве за самую Бездну, за ключ от нее и власть, ибо победитель высасывал силу и жизнь из побежденного. Ключ тот – а была это не что иное, как смертельная могущественная магия – давал власть над Бездной, над всем, что было заперто в ней, что никогда не должно освободиться. Власть над Бездной, заключенная не в тех руках означала непременную гибель всему живому: ужасающие создания таились в ее глубинах, создания, готовые живьем разорвать любую планету, любой из существующих ныне миров. Все живые существа во Вселенной, ныне живущие или же в неведение призраками осушающие пустыни некогда великих своих городов, боролись за то, чтобы заточить в Бездну чудовище – каждый мир отправлял туда свой ночной кошмар, своего пожирателя душ, свою химеру. Открой врата – и ожесточившиеся монстры вынырнут из своих черных нор, из мрака и забвения, из безысходной пустоты своих воздушных цепей, и поглотят то, что по праву должно отправиться в их ненасытные желудки. Тогда в мире воцариться мрак, что рассеять способен будет лишь свет нового Взрыва, что сияющей волной смоет все старое, строящееся миллиардами лет, и создаст новое, быть может худшее, быть может, лучшее царство.

Тогда воины не понимали, чья сторона одержала победу над Бездной, и лишь только сердца их тревожно дрожали в неведении, быть может, гораздо лучшем, нежели весть о поражении.

Элигос верхом на коне возник рядом с охотником, выкрикивая его имя сквозь дождевую завесу. Он указал на Джареда, оказавшегося рядом с братом. В секунду затишья, выжидая за одной из опустевших капсул, что подобно вертикальным гробам заполонили пространство, Торвальд обнял брата, стирая кровь с его лица.

– Страж сумел поведать мне, чья печать сейчас огибает Землю. – выкрикнул Элигос.

– И что же он сказал? – спросил Джаред.

– Что мы сумели одержать победу.

Элигос указал на медленно восстающую из огня тень, подобную отряхивающемуся от пепла фениксу. Жуткие ящероподобные очертания размылись, и уже человеческая фигура, шатаясь из стороны в сторону, приближалась к ним.

– Абандион! – крикнул Джаред и понесся к нему, перескакивая на бегу через трупы.

Он скользил в грязных кровяных лужах, но даже это не замедлило его бег. Он подоспел к демону как раз тогда, когда тот повалился на колени, и поймал его, пока тот не опрокинулся в грязь. Он схватил его за плечи и заставил поглядеть в глаза.

– Я заключил его в Бездну. – бессильным голосом произнес демон. – Власть над ней принадлежит мне.