Текст книги "Тени звезд"

– Перед тем, как я вырву твой позвоночник, я хочу знать, что за существо ты поселила в тело моего альва.

– Пусть твоя смерть станет ответом! – прошептала Айсиз и, вырвавшись из оков власти Дорэль Мэй, опрокинула рыцаря на колени. Их клинки столкнулись, и темная сила Мэй перетекла в прозрачные лезвия Мортрайдина, подчиняя его своей воле. Клинок стал невыносимо тяжел, и более не принадлежал Айсиз. В попытке удержать его, она схватилась за рукоять обеими руками, но клинок оказался неуправляем. Она выпустила его из рук и выхватила пистолет, но Дорэль Мэй была способна остановить энергетические лучи, и лишь один из всех выпущенных Айсиз зарядов попал в нее. Воспользовавшись замешательством Мэй, Айсиз отняла меч у ближайшего к ней демона и вновь вступила в схватку. Она надеялась вырвать силу из груди своей соперницы, но не могла подобраться так близко, чтобы сделать это. Снег смерчем кружил вокруг них, заметая мгновенно их следы и их кровь. Айсиз уступала Мэй и, не сумев парировать удар, почувствовала, как острие Деймруна проходит сквозь ее щеку, выбивая зубы и оставляя после себя ужасную рану. Айсиз парализовало болью, и она схватилась за свое лицо, ощущая под пальцами раздробленную челюсть. Дорэль Мэй нанесла удар по ладоням, сжимающим рукоять меча, и отсекла два пальца. Разъяренная от боли, Айсиз кинулась на нее, вкладывая в удары всю свою силу, но Дорэль Мэй подсекла ей правую ногу, разрубая плоть до кости.

Снег стал багровым от крови, беспрестанно вырывающейся из расползшихся ран, и сила покидала Айсиз, вытекая сквозь разрубленные вены, и питала своего истинного владельца. Поверженная, Айсиз ожидала последнего удара, и Дорэль Мэй нанесла его, разрубая ключицу и ребра, касаясь острием меча ее сердца. И кровь вырвалась фонтаном и покинула тело демона, и, обойдя Айсиз сзади, Дорэль Мэй последним рывком пронзила ее горло.

Последняя капля жизни вырвалась из клетки тела Айсиз, и тогда Дорэль Мэй ощутила свое возрождение. Тонкие эфирные волны поднялись от земли и прошли сквозь ее сосуды, обволакивая каждую частицу крови, достигли груди и проникли в ребра, растекаясь в них прочным металлом, и насытили легкие. Они достигли ее глаз, и каждая существующая частица света теперь была доступна зрению демона. Каждая секунда стала осязаемой, и каждая мысль каждого существа стала эхом раздаваться в голове Мэй, и воля каждого существа была теперь ей доступна и в единое мгновение могла быть сломлена. Слабые боги погибли, и страшная смерть их осталась силой в руках их убийцы. Теперь Дорэль Мэй могла вдохнуть жизнь в мертвое тело и вырвать душу из живого существа. Она так долго жаждала этой безмерной власти, что теперь едва сдерживала ее в своем теле.

Немногие могли сопротивляться ей теперь, и эта безразличная, холодная мощь, способная повергнуть в ужас погибающие миры, в это решающее мгновение могла обратиться во тьму или же вернуться к свету. Но боги мертвы, и миры открыты, и есть ли теперь путь назад, к тому спасению, что едва брезжило в самом начале пути?

Дорэль Мэй окинула взором смерть, что воцарилась вокруг и увидела ее в новом сиянии, в новой мантии.

Битва затихла. Отряды Айсиз отступали. Истребители, кружащие над городом, возвращались в транспортировочные корабли, которые один за другим исчезали из виду. Дорэль Мэй намеревалась отозвать отряды, когда внезапная боль прошлась по всему ее телу, от головы до кончиков пальцев, заставляя ее сердце замереть на мгновение. Она ощутила, как проливается кровь. Она услышала ее. Длинные струи, долгие унылые ноты, плеск; капли утонули в снегу. Ребра хрустнули, и сердце теперь отдавало последние соки морозу, и алая кровь омывала кристалл. Дорэль Мэй ощутила смерть.

Смерть пронеслась мимо нее и вместе с воздухом ворвалась в ее легкие. Смерть пырнула ее в спину. Не ее смерть. Границы миров дрогнули, и одна из вселенных разбилась вдребезги, врываясь в другую. Дорэль Мэй оглянулась.

Джаред повалился на колени, и руки его почти по локоть вошли в сугроб, чистым белым пятном возвышавшийся посреди истоптанного и грязного снега, покрывающего землю его последней битвы. Собственная кровь залила ему руки, и только увидев ее он осознал, что произошло. Он тихо прошептал имя старшего брата, когда взор его помутился и лед сковал тело, когда он почувствовал сжигающую его изнутри ледяную кипящую боль. Он упал лицом в снег, но нашел в себе силы перевернуться на спину. Он желал видеть небо в последние секунды мучительной смерти, отнимающей жизнь его по капле, испепеляющей его в пламени мрачной бездны, куда безвозвратно отходила его душа.

Он чувствовал, что так завершается его жизнь, и последние свои мгновения посылал небу, медленно опускающемуся на него и захватывающему его разум. Он чувствовал тяжесть небосвода и мучительную серую глубину. Небо казалось ему беспросветным, но за далекими горами вдруг вспыхнул ослепительно белый всполох, белый, как сияющие пряди волос Торвальда, солнечный чистый свет. Джаред потянулся к нему в агонии, но кровь быстро заливала его легкие, и сердце теряло свой ритм. Но ослепительный свет все рос, восставая из-за далеких гор, всплывая и растекаясь платиной меж хлопьев снега и открывая новое сияние небес. Где-то вдалеке, перебивая это сияние, пылал огонь, но Джаред не желал видеть опасное красное пламя и продолжал глядеть на свет надежды и возрождения, мелодией полета откликавшегося в его сердце. Он протянул руку вверх, и ладонь его уперлась словно бы в крышку стеклянного гроба. Он ощутил, как тысячи его воплощений погибают, соединяясь в сейчас в одном теле, и душа его покидает свою клетку, и осколок могущественной тьмы в ней устремляется в иное, еще живое сердце.

Вскоре даже рассвет исказился в сознании Джареда, и чернота стала поглощать его. Последние звуки померкли. Только боль от раны в груди и обволакивающая тело холодная всепоглощающая агонией тьма остались с ним и стали куда-то увлекать его, как те странные ледяные призраки, что тянули к нему свои руки из-под толщи темной осенней воды лесного озера.

Торвальд обернулся тогда, когда из груди Джареда вышло окровавленное острие Райнаса. Оцепенев, Торвальд застыл, в ледяном ужасе наблюдая за тем, как губы его брата окрашиваются кровью, как хлещет кровь из колотой раны, обагряя снег, и как жизнь покидает его тело. Он кинулся к нему и упал на колени у распростертого тела. Он в бессилии уронил голову ему на грудь, и его бледно-солнечные локоны, сияющие в свинцовом свете блеклой платиной и отражающие белоснежный рассвет, утонули в крови, быстро густеющей, дымящейся, леденеющей. Руки Торвальда коснулись лица брата и ощутили ледяной воск кожи и лед побледневших губ. Слезы оставили алые борозды на заледеневших щеках, и на тонкой разошедшейся от мороза коже губ он ощутил вкус крови брата. Но мгновение горечи сменилось мгновением боли. Нет, его не ранили, но он почувствовал, как кровь растекается внутри его груди, как немеют его руки и сознание покидает его. Он хотел оглянуться, но осознал вдруг, что лежит на спине, что грудь его, незащищенная броней, кровоточит, и что ему не хватает воздуха, он словно заперт в стеклянном гробу. И черная тень без лица нависла над ним. Она парила над ним, была его предсмертным видением. Она тянула к нему руки, затянутые холодной черной кожей, пыталась коснуться его лица. Кровь просачивалась сквозь ее плотное черное одеяние и бесконечной струей лилась прямо в его обнаженное, пронзенное насквозь сердце. Но он умирал, а тень вбирала в себя его жизнь и, истекая кровью, занимала его место. И вот он уже тонул в чужом сознании, погружаясь на самое кровавое дно, и вот он уже видел свой собственный зависший в воздухе призрак сквозь черные линзы шлема.

Отряды отступали к городу, но Дорэль Мэй шла в ином направлении, различая на окровавленном снегу неподвижную черную фигуру. Рыцаря из ее видений. Ее отражение. Ее победу и ее смерть. Она коснулась его шлема, столь схожего с ее собственным, что едва ли можно было их отличить. Она коснулась его груди. Рана дымилась, но сердце слабо трепетало в клетке из сломанных ребер. Она бросила взгляд на меч. Окровавленный Райнас едва мерцал, и сердцевина его, наполненная тьмой, окрашивалась кровью. Второй, лишенный энергии, меч лежал неподалеку.

– Я не чувствую тебя в этом теле, Тарен. – прошептала Дорэль Мэй. – дай мне знак, если ты здесь. – но безымянный рыцарь остался неподвижен, и снег перестал уже таять, опускаясь на его рану. И кровь его – Дорэль Мэй это чувствовала – похолодела. Она ощутила легкое прикосновение памяти тогда, когда дотронулась до его окровавленной груди, и легкое воспоминание заставило ее сердце вздрогнуть. – Ты сделал свой выбор. – прошептала она. – И кажется, я знаю, кого увижу под этой оболочкой.

Рядом с ней неслышно приземлился корабль, который отправил Элигос.

– Внутрь его! – приказала она солдатам и сама, забрав мечи, вскочила на борт. Они быстро набрали высоту и промчались над отступающими отрядами, над городом, дымящимся от разрушений и приземлились на верхней платформе дворца.

– Транспортировать тело в больничный корпус, магистр? – обратился к ней один из офицеров.

– Поместить его в капсулу. В отдельную палату его. И пусть никто не смеет к нему приближаться.

Дорэль Мэй проследовала в замок. Она пересекла пустую центральную залу, где встретила Ньерда, неотрывно глядящего в небо, полное кораблей.

– Вы разбили флот Хель на орбите?

– Пока нет, магистр, но они близки к отступлению. Нам удалось уничтожить один из их кораблей, при этом сами мы практически не понесли потерь.

– Вам доложили о ситуации на Тандоморе и Альвнаре?

– Вражеские корабли при приближении к ним были задержаны флотом Эрна. Эрн запрашивает разрешение на немедленное размещение военных баз на этих планетах. Учитывая сложившуюся ситуацию и угрозу нападения со стороны Хель, полагаю, магистр, нам стоит как можно быстрее решить этот вопрос.

– Свяжите меня с Советом. – Мэй следила за тем, как крупный корабль Эрна приближается к городу и плавно проходит через энергетический щит.

– Альвы отправили отказ. Они не жалеют обсуждать с вами вопрос об организации военной базы. – произнес Ньерд, получив сообщение с Альвнара.

– Передай Совету, что в таком случае мы возьмем их планету силой или отзовем флот, что непременно ускорит их гибель от рук армии Хель.

– Они собираются обратиться за поддержкой к Ронду Ста Лун.

– Или они соглашаются на переговоры или тот флот, что сейчас защищает их планету начинает стрелять на поражение.

– Они согласны, магистр.

– Разумное решение. Соедини меня с ними немедленно.

Она прошла следом за Ньердом в комнату, гораздо меньшую по размеру, чем зал совета. Здесь обычно гардоссцы встречались с послами планет для приватного обсуждения некоторых вопросов, чаще всего касающихся безопасности и открытия космического пространства системы. Здесь Дорэль Мэй ожидали, собравшись, альвы. Главные фигуры планеты, тесно сотрудничавшие с Аддаром и его советом, доживали уже свой век, сохраняя благородные остатки тонкого эфемерного облика, присущего их расе. Среди них были и молодые альвы, сменившие недавно умерших членов совета. Дорэль Мэй однажды знала их по именам. Ньерд запер двери и приглушил освещение так, что черное облачение магистра Мэй казалось призрачным саваном.

Она встала перед членами совета, которые, повернувшись к ней спиной, решительно не желали оборачиваться. Дорэль Мэй ждала, приняв агрессивную позу. Не будь эти альвы всего лишь высокотехнологичной голограммой, она разрубила бы их на части не раздумывая. Наконец, первый из них, самый старший, переживший падение Элиндорина и знавший Дорэль Мэй еще ребенком, альв по имени Уэт-Ниль Ладт, повернулся к ней лицом и взгляд его, полный тоски, выразил не отвращение, как ожидала Мэй, но сокрушительное сожаление.

– Ты вернулась, и не скажу, что я рад тебя видеть, но я скучал по тебе. Мне жаль, что после всего ты выбрала путь разрушения. – произнес он, сложив на груди руки. Остальные члены совета последовали примеру старшего и встали к Дорэль Мэй лицом.

– Боги предали меня. И твое счастье, Ладт, что об этом предательстве тебе не было известно.

– Что за силы поведали тебе о предательстве? И было ли оно на самом деле?

– Ты можешь понять меня. – Дорэль Мэй приблизилась к альву и протянула к нему руки. – Ты бы сделал то же самое, окажись ты на моем месте. И я верю, что поступила правильно. Ведь нити Эона не лгут.

– Мне сложно поверить тебе, Мэй.

– Ты можешь и не верить. Но боги мертвы, и теперь я правлю системой Древа.

– Но мы не можем позволить Эрну остаться на нашей планете.

– У вас нет выбора. Либо вы пропускаете флот Эрна и даете разрешение на размещение баз, либо я отдаю приказ снимать щиты силой. Нужно ли добавлять крови этой войне, Ладт?

– Тебе не стоило связываться с Эрном, Дорэль Мэй. Они втягивают тебя в галактическую войну. Они создают из тебя оружие, способное сразить Единого Врага, но, если ты пойдешь по стопам тьмы, на место поверженного зла придет зло еще более могущественное. Злом этим станешь ты сама.

– Мы собрались здесь не за этим, Уэт-Ниль. Мне нужен ваш немедленный ответ.

– Твою силу используют. Если ты связалась с Тоурн Кирном, знай, что попала в смертельные сети.

– Ответ! – вспыхнула Дорэль Мэй.

– Ты столько веков искала мести за уничтожение собственного народа и свое унижение, билась в попытке вырваться из мрака и получить прощение, но в конце так и осталась демоном без лица, в этой черной маске, скрывающей твои глаза от солнечного света. Твоя природа есть хладнокровное убийство. Ты заслужила свое темное звание, магистр Мэй, но помни, что даже в темном твоем имени не мрак, а лишь тень. Мы отказываемся подчиняться. Мы готовы помогать тебе, но не Эрну.

– Вы обрекаете себя на смерть! Я не властна над Эрном, и они вас уничтожат.

– Альвы никогда не станут рабами Тоурн Кирна.

– Потому что очень скоро они очистят от вас планету! – Дорэль Мэй задыхалась от ярости, и Элиндор наливался кровью от каждого ее выдоха. – Вы должны пойти на сделку ради собственного спасения. – почти прошептала она.

– За время твоего отсутствия, дитя, галактика была разделена войной, которую развязала система Эрна. Тоурн Кирн, ненасытный в своей ненависти, создал Союз Тысячелетия, в который входило четыре системы из внутреннего кольца с девятью пригодными для жизни планетами. Он оккупировал другие системы, устанавливая свой режим. Ты еще можешь исправить свою ошибку, пока не стало слишком поздно. – альвы исчезли, и Дорэль Мэй, сгорая от беспомощной ярости, обернулась к Ньерду.

– Пусть корабли сохраняют нейтралитет. Нельзя позволить Эрну уничтожить еще одну планету. Если что-то пойдет не так, свяжите меня с Тоурн Кирном. Альвы заплатят за свое упрямство, но их планета нужна мне живой.

– Да, магистр. – Ньерд поклонился, пропуская ее вперед.

Дорэль Мэй проследовала в больничный корпус, где в отдельной палате под охраной держали темного рыцаря. Он был помещен в капсулу, но, как и было приказано, его облачение и шлем никто не снимал. Никто не притронулся к его телу.

Дорэль Мэй встала над ним, различая бледную окровавленную кожу в том месте, где острие меча задело перчатку. Аппараты показывали, что состояние воина близко к норме, и, когда Дорэль Мэй протянула пальцы к его груди и коснулась раны, сердцебиение участилось. Рыцарь не приходил в себя. Она провела рукой перед его лицом, и линзы шлема слабо сверкнули. Пальцы рыцаря сжались в кулак, и он попытался рвануть с места, но Дорэль Мэй ему не позволила.

– Я не причиню тебе зла. – произнесла она, – Тебе стоит лишь довериться мне и говорить правду, потому как мысли твои мне сейчас недоступны. – осторожным движением руки она стерла брызги крови с его шлема. – Так кто же ты? Я видела тебя и раньше в своих снах, в отражениях, в темных гранях предметов. Там, где была моя тьма, появлялся ты. Позволь мне почувствовать, что моя догадка верна, и ты – есть действительная оболочка, готовая принять душу моего союзника. Но прежде, чем я решусь это проверить, тебе лучше заговорить со мной. Так кто же ты?

– У меня нет имени. – услышала она ответ. Голос воина был глубоким и мягким, но респиратор шлема искажал его, лишая жизни.

– Я дам тебе новое имя.

– Мне не нужно иметь имени. Меня нет. Меня не существует. Отражение в темном лезвии. Посмотри, твой меч прозрачен и темен, и его сердцевина похожа на вену, лопнувшую от крови, и в этой крови есть моя частица. Я там, в потоке твоей силы, я в твоем оружии. – Я хочу видеть твое лицо. – Дорэль Мэй заметила, что нижняя правая часть шлема оплавлена, и сквозь опаленный металл виднеется кровавый лоскут кожи. – Твои раны не будут залечены, если ты не снимешь шлем. Ты не мой пленник, ты мой гость. И я желаю помочь тебе.

– Я пустая оболочка. – прошептал рыцарь, и маска поглотила его слова.

– Что ты за оболочка? – Дорэль Мэй коснулась ожога на шее воина, и он задрожал от боли. – Ты оболочка Тарен-Нора?

– Я не знаю.

Дорэль Мэй попыталась открыть шлем, но тот ей не поддался.

– Что ты помнишь? – она склонилась над воином, ощущая, как дрожь проходит по его телу, но он не может пошевелиться, находясь полностью в ее власти.

– Тебя. – услышала она в ответ.

– Значит, ты помнишь, кто я?

– Я знаю о твоем преображении.

– Откуда?

– Я могу видеть.

– И что ты видишь?

– Твою защиту. Твою маску.

– Что под ней?

– Слабость.

– У меня нет слабостей. – Дорэль Мэй сжала его горло, и воин застонал от боли. – Я противостою всему миру, я убила собственными руками Аддара, я владею целой системой, и как ты думаешь, безымянный рыцарь, могут ли у меня быть слабости? Одержимость, но не слабости. – она отняла руки от его горла и стерла кровь с перчаток.

Мэй коснулась своего шлема, и он раскрылся, обнажая ее лицо.

– Эта маска скрывает не слабость. – ее голос, не искаженный электронным респиратором, прозвучал тише, чем ей хотелось.

– Бледность и мягкость под жестким щитом. У тебя есть лицо и голос. Ты слишком живая, чтобы разрушать. – произнес воин.

Дорэль Мэй накрыла ладонью его рану.

– Смерть не в силах забрать тебя. Теперь я вижу, как глубоко было мое желание тебя обрести. – она разорвала его одеяние, обнажая бледную, залитую кровью грудь. Лазер забегал по ране, воссоздавая ткани и сплетая их в единую плоть. Не прошло и пары минут, как на месте раны остался лишь глубокий алый шрам. Другой инструмент заштопал одежду воина. Дорэль Мэй позволила ему пошевелиться, и он смог коснуться пальцами груди и ожога на шее.

– Можешь стоять на ногах? – спросила она. Медицинская капсула приняла вертикальное положение, и рыцарь попытался сделать шаг, но мышцы его ослабли, и он повалился на колени. Дорэль Мэй протянула ему руку.

– Я знаю тебя, но не помню, что было до того, как я здесь очнулся. Я могу говорить, я знаю, что могу сражаться, но я не понимаю, что я такое.

– Оболочка, что частицами тьмы струится сквозь мою жизнь – я помню, что было до этого. – Дорэль Мэй подвела его к зеркалу, и он замер там, разглядывая свое отражение. Он шевелил руками, поворачивал голову, он снял перчатку, чтобы увидеть окровавленную бледную кожу, обтягивающую его пальцы, он коснулся раны, словно надеясь увидеть, как выглядит боль.

– Не хочешь узнать, на что похоже твое лицо? Увидеть свои глаза? – рыцарь обернулся, и Дорэль Мэй почувствовала его взгляд, проходящий сквозь ее зрачки. Это было подобно колющему удару, и Элиндор откликнулся болью, окрашивая лезвие тьмой.

– Это будет означать, что я теперь жив, что я существую. Я не хочу знать, что я существую. Если я буду умирать на берегу ручья, и кто-то разрубит мой шлем пополам, я хочу заглянуть в воду и подумать, что вижу лицо своего врага. Хочу видеть, как в глазах моего врага, не в моих, угасает жизнь. До последней секунды торжествовать, не осознавая собственной гибели.

– Если ты будешь погибать, зная свое лицо или нет – неважно, я буду страдать сильнее, чем в то мгновение, когда впервые потеряла все. – Дорэль Мэй сняла перчатку и коснулась руки воина. Она почувствовала под пальцами мягкую кожу и тонкие линии старых шрамов. – Ты пойдешь со мной. Ты никогда не получишь имени, если не желаешь этого, ведь ты – лишь оболочка. Но скоро я наполню тебя древним знанием. Служи мне, стань тем, кто мне нужен. Безымянный Рыцарь, пришедший из далеких снов. – Дорэль Мэй протянула ему меч.

Подернутое тенью лезвие сверкнуло и налилось чернотой, поглощающей любой свет. Оно тянуло в свою глубину непосильной тяжестью, и не было в нем ничего, кроме черноты: ни отражения, ни бликов. Безымянный воин положил руку на эфес, ощущая угловатый металл, ощущая электричество под оболочкой, принимающее в себя его энергию, сливающееся с его жизненной силой. Дорэль Мэй вручила ему Райнас, но меч, соединившись с рукой нового хозяина, потерял свое прежнее предназначение и облик. Воин не узнал его. Он покорно склонил голову, и Дорэль Мэй повела его за собой. Она прошла в зал совета, где Ньерд ждал ее, связавшись с Тоурн Кирном.

– Айсиз повержена, Тоурн, и Гардос принадлежит мне. – Дорэль Мэй поклонилась бывшему магистру. – Но альвы отказались принимать наши условия. Нам придется дождаться их согласия. Они могут оказаться ценными союзниками, а их планета необычайно богата, потому я решилась подождать.

– Кто этот воин позади тебя, Мэй? – неподвижное лицо Кирна, как показалось Дорэль Мэй, едва дрогнуло. Он будто бы не слышал ее последних слов, и лишь разглядывал черную тень за спиной Мэй.

– Мой новый рыцарь. Но это не имеет значения. Перейдем к той части, где вы обязались открыть мне тайну о том, где держат моего брата.

– Как только Альвнар пойдет на соглашение, ты узнаешь, где он, моя тень! – Тоурн Кирн намеревался исчезнуть, но Дорэль Мэй задержала его голограмму.

– Я чувствую ложь в ваших словах, мой лорд. Мне нужно знать, где Мэйенос немедленно, в противном случае наш союз придется разорвать.

– Я вышлю тебе карту с его местоположением, Мэй, как только столица альвов будет под твоим контролем, и не ранее. Поставь на колени тех, кто был в союзе с предателями. Покажи, на что ты готова ради могущества и встречи с братом. – Мэй склонила голову, и в то же мгновение Тоурн Кирн исчез. Она обернулась к Ньерду, внимательно до этого слушавшему разговор.

– Я отследил точные координаты соединения, магистр. – он спроецировал карту перед ее лицом. – Тоурн Кирн, если верить сигналу, находится на одном из спутников Эзру. Учитывая его крайне ограниченную подвижность, что означает – беззащитность, он в постоянных бегах со своим кораблем. Делает все возможное, чтобы не лишиться позиции лидера, чтобы противники, с которыми он затеял войну, не смогли обнаружить его и атаковать.

– Эзру довольно отдаленная планетная система. Во времена моего обучения это была наиболее труднодоступная точка галактики из-за непроходимого пояса астероидов. Большие корабли не могли достигнуть планет и их практически не посещали.

– Вы правы, магистр. Эзру малоразвитая система, конечно, более развитая, чем та, куда вас ссылали на все эти годы, но их технологии слабы, и поддерживать аппарат жизнеобеспечения Тоурн Кирна там крайне сложно.

– Полагаешь, это ложные координаты?

– Полагаю, да. Тоурн Кирн передает сигнал через несколько точек, и система Эзру – последняя на его пути. Чтобы мы думали, будто он вне досягаемости. Но, когда вы говорили с ним, я заметил помехи в голограмме, вызванные несостыковками с исходным изображением и характерные задержки, чего никак не может быть при прямой передаче. Я проследил весь путь сигнала. И вот, что вышло. – Ньерд поменял проекцию, заменяя ее новым отрезком галактической карты. – Как можете заметить, это – наша система.

– Он в Альвнаре! Но зачем ему лгать?

– Не имею понятия, магистр.

– Мы должны отправиться в Альвнар немедленно.

– Прикажете приготовить корабль или открыть портал?

– Корабль. Отправимся на космическую базу, защищающую воздушное пространство альвов. Порталы должны быть закрыты полностью, все до последнего. Без возможности их активировать.

– Что будет с Гардосом, магистр?

– Эта планета под нашим контролем. Я назначу наместником одного из своих воинов. Вы, генерал, будете нужны мне на базе.

– Да, магистр.

Дорэль Мэй вызвала Элигоса.

Воин, оказавшись рядом с ней и ее новым рыцарем, задержался на мгновение, не веря своим глазам.

– Он принес себя в жертву. – прошептала Дорэль Мэй тихо.

– Кто под маской?

– Ты разве не чувствуешь? Энергия мягкая, не способная причинить боль – только быструю острую смерть.

– Вы разбили границы? Вы все-таки сделали это?

– Осталось совсем немного, Элигос.

– Он укажет путь к братьям?

– Если это будет так, то мы никого не потеряем. Но куда попадают оболочки после слияния? Какая вселенная держит их?

– Они на границе, между мирами.

– И не только они, Элигос. Я уверена, что Мэйенос в том же пространстве.

– Безликий рыцарь способен открыть проход. Он пуст, и он способен провести нас.

– И мой ученик знал об этом.

– Эон говорил с ним?

– Теперь я полагаю, что да.

– Но если так, не имел ли он возможности исказить нити, что оставил тебе?

– Едва ли это в его власти. – Дорэль Мэй оглянулась. За ее спиной готовился к взлету огромный корабль, на борт которого она должна была взойти. – Я оставляю тебя в наместники, Элигос. – произнесла она. – Пока меня не будет или же если я вовсе не вернусь, оставайся править этим миром. И всей системой, Элигос. Все это теперь принадлежит нам.

Взяв свой личный отряд, Ньерда и безликого рыцаря, она поднялась на борт нового космического судна, сконструированного по типу классических и знакомых ей гардосских звездолетов: лишенный округлостей, острый и агрессивно выстроенный корпус, традиционно с двумя парами крыльев таил под сверхпрочной оболочкой из самовосстанавливающегося материала достаточно места для размещения нескольких крупных отрядов. Он оказался наиболее подходящим транспортом для быстрого полета к соседней планете и беспрепятственной состыковки с военно-космической базой в горячей точке военных действий. Как и в остальных кораблях, обыкновенное топливо было давно заменено в нем аннигиляционным двигателем.

За всю свою жизнь Дорэль Мэй не часто бывала в космосе. Проходя сквозь битвы, стоя на твердой земле, она забыла, что такое бесконечно расширяющееся звездное небо, глубокое и холодное, мерцающее в своей непостижимой глубине, в своем вечном стремлении к бегу, вдаль, все дальше от точки своего рождения, все дальше от первых своих погибающих творений. Беспредельная даль космоса звала ее в свои объятия, бесконечная пыльная бездна, испещренная сияющими облаками глубина, недосягаемая бесконечность чистого пространства, полная темной материи и чистого света, не успевающего за ходом времени. Смерть и жизнь теряли свой сомнительный смысл в этой вечной игре света, родившейся кто знает в который раз и кто знает в который раз несущейся к неминуемой своей смерти.

Звезды погибнут, и все, что было живо во Вселенной обратиться в прах, и все творения разума исчезнут и ничто не будет иметь значения в темноте тысячелетий, проносящихся мимо пустых камней подобно секундам, подобно легким вздохам, легким ударам сердца; что создано было из пыли, в пыль обратится, лишившись волшебства жизни. Время погубит все сущее, обращая в Ничто материю, и застынет само в единственной точке своего движения, чтобы бесконечно возвращаться к минуте своего рождения из несуществования и повторять свой путь снова и снова, снова и снова… У времени нет лица и нет чувств, оно – леденящий космос, квинтэссенция непознаваемого, циркулярная модель, оправдывающая существование движением.

Дорэль Мэй видела время в звездах, чей свет не достигал ее глаз. В этом скрытом и мертвом океане энергии. За полотном тьмы – она знала – бесконечная жизнь, бесконечно творящаяся и погибающая, и бесконечно стремящаяся к исчезновению. Жизнь, повторяющая биение ее сердца.