Текст книги "Одевая эпоху"

IX. Высокая мода

Эта глава содержит необходимые сведения о Высокой моде.

Штат Дома моды состоит из нескольких категорий сотрудников. Во-первых, это технический персонал, то есть примерщицы и закройщицы с работающими на них мастерицами. Закройщицы выполняют модели, созданные модельером. Претворяя в жизнь творческий замысел модельера, они должны проникнуться этим замыслом и придать ему безупречную форму. Любая модная новинка должна быть идеально подогнана по фигуре, и в ней не может быть технических изъянов.

В крупном модном доме закройщица получает в среднем 60 000 франков в месяц, и, на мой взгляд, ей следует обладать особой восприимчивостью и определенной культурой чувств. Если средства не позволяют ей жить в достатке, она не сможет понять изыски модельера, художника, для которого роскошь – привычная сфера деятельности.

Гриф Дома: Поль Пуаре. Улица Паскье. Париж (1909)

У меня бывали хорошие закройщицы, прекрасно знавшие свое дело и работавшие с большим усердием, но неспособные проникнуться замыслом модельера и следовать за его фантазией. Например, одной из них, Антуанетте, я посоветовал завести любовника, ибо этой добродетельной старой деве было недоступно чувственное очарование, которое должно исходить от любого платья. Людям, далеким от нашей профессии, может показаться странным, что коммерсант оценивает работу своей служащей, руководствуясь подобным соображением.

Но для меня это незыблемый принцип: если сотрудницам недостает эмоционального опыта, в нашем деле невозможно играть серьезную роль. Если Париж стал городом, где столь пышно расцветают фантазии моды, то, быть может, именно потому, что в Париже люди свободнее, чем где-либо, предаются чувственным наслаждениям.

Свадебное платье от Поля Пуаре, ок. 1906 года

У настоящей закройщицы должно быть чутье, позволяющее угадать смысл каждого туалета, уловить его детали. Два одинаково утонченных человека, достигших одного и того же уровня развития как в эмоциональном, так и в интеллектуальном плане, понимают, что яркое цветовое пятно на платье (или на картине) может находиться только в одном-единственном месте. Оно не удовлетворяет их, если оказывается там или сям, его надо поместить именно здесь, и нигде больше. Это своего рода инстинкт, властная потребность, которая жаждет удовлетворения и успокаивается, только когда деталь прикалывают именно на том месте, где она должна находиться. Все, кто посвятил себя искусству или, скорее, науке кубизма или изучению композиции, знают, что существует некая потаенная геометрия, открывающая путь к красоте. То, что верно в отношении линий и форм, столь же верно и в отношении красок и создаваемого с их помощью эффекта. У женщин, как правило, есть врожденный, но поддающийся развитию инстинкт, который позволяет им определить, на своем ли месте та или иная деталь, достаточно ли она выделяется, удачный ли у нее цвет. Если закройщица лишена этого дара, она никуда не годится.

Дениза Пуаре в платье «Сорбет», 1913

С другой стороны, ей необходимо глубокое знание дела, чтобы клиентка с самого начала слушалась и доверяла ей. Вдобавок она должна обладать очень мягким характером и ангельским терпением. Я не в состоянии описать, какие сцены разыгрываются в примерочных некоторых известных мне модных домов, когда клиентки, долго простояв на ногах, от усталости начинают нервничать, плакать и в порыве гнева могут даже разорвать платье. Мне самому нередко случалось унимать такие приступы. У меня были для этого два приема. Вот первый. Я приходил в салон, полный несокрушимого спокойствия (оно всегда помогало мне), и говорил разъяренной клиентке: «Успокойтесь, мадам, наверно, вы зря заказали это платье, раз оно вас не устраивает. Я не хочу, чтобы вы заболели из-за такого пустяка. Давайте забудем об этом платье. Я сделаю из него красивую наволочку на подушку, а вам мы придумаем другой туалет, какой вы захотите. Не смотрите на это платье, если вам больно его видеть. Сейчас вам помогут его снять». Иногда после этого клиентка успокаивалась, у нее вновь пробуждался интерес к отвергнутому платью, и она уже не хотела с ним расставаться. А порой, сообразуясь с обстоятельствами, я проявлял непреклонность: «Мадам, вы пришли к Пуаре, зная, что модный дом Пуаре – лучший в мире. Так вот, Пуаре – это я, и я говорю вам: с этим платьем все в порядке. Оно красивое и очень вам идет. Если оно вам не нравится, что ж, снимайте, но в этом случае я больше никогда не приму у вас заказ. Нам не суждено понять друг друга». Такой аргумент тоже производил впечатление и приводил к желаемому результату.

Дневное платье от Поля Пуаре, 1911

Следующая категория – продавщицы. Их задача – продать, поэтому они редко обладают познаниями в нашем деле. Очень немногие продавщицы определяют вкусы клиенток или могут повлиять на их выбор. Как правило, клиентки – это женщины, которые достаточно долго изучали свои средства обольщения и сами знают, что им идет.

Шальвары Дома моды «Бишофф-Давид» в стиле Поля Пуаре, 1910-е годы

Парижанка никогда не закажет модель, не потребовав серьезных изменений и не приспособив ее к себе. Американка, выбрав модель, покупает ее такой, как есть, а парижанка хочет, чтобы платье было не зеленым, а синим, или не синим, а гранатовым, добавляет к нему меховой воротник, меняет покрой рукава и убирает нижнюю пуговицу. Месье Пату[178]178
  Пату, Жан (1880–1936) – французский модельер, работал в различных областях моды с 1907 г., в конце войны открыл свое дело и снискал успех фольклорными вышивками и яркими узорами в стиле модерн.


[Закрыть] первый высказал идею, что будущее Высокой моды – продажа готового платья. Говоря так, он прежде всего защищал собственные интересы, ибо это утверждение ошибочно и предполагает некоторое невежество в сфере высокого шитья. Ведь задача Высокой моды состоит именно в том, чтобы подчеркнуть индивидуальность каждой женщины. Любая модель может лишь предлагать что-либо, но ни в коем случае не навязывать. По существу, моделей на свете должно быть столько же, сколько женщин, и роль идеальной продавщицы, чтобы на тему каждой модели сочинить бесконечное множество вариаций, которые подходили бы всем клиенткам.

Жан Пату. Рисунок П. Эрика из альбома «Тридцать кутюрье парижской моды» для журнала Vogue

Вечернее манто от Поля Пуаре, модель «Перс». Рисунок ткани Рауля Дюфи, 1911

Но лишь очень немногие продавщицы думают об этом, когда выполняют свою работу. Возбужденная атмосферой конкуренции, возможностью заработать и желанием продать дорогую вещь, каждая из них стремится заключить побольше сделок, и результат нередко оказывается плачевным.

Третья категория служащих занимается снабжением, то есть покупает и принимает ткани, заказывает вышивки, галантерею, пуговицы, рассчитывает и отмеряет расход материалов и выдает мастерским все необходимое для выполнения заказа. Хороший специалист по снабжению должен знать, что из интересующих его материалов имеется в Париже, должен разбираться в товаре каждого поставщика, знать его возможности и средства, без промедления доставать все, о чем его попросят.

У него должен быть острый глаз, чтобы подбирать ткани по оттенкам, и должно быть самое важное – неподкупная совесть.

Вот три основные структуры модного дома. Все остальное относится к сфере творчества, и тут я хочу поговорить о манекенщицах.

Само это слово очень неудачное. Оно некстати отсылает нас к деревянной кукле без головы и сердца, на которую платья нацепляют, как на вешалку. Живая манекенщица впервые появилась у великого Ворта, основателя известной династии и создателя индустрии Высокой моды. Деревянный манекен не отвечал его запросам. Манекенщица – это женщина, которая должна быть больше чем женщиной: надев платье, она должна отреагировать на него, пойти навстречу образу, зарождающемуся при взаимодействии модели с ее фигурой. Своими жестами, позами, всеми выразительными средствами своего тела она должна помочь трудному рождению новинки.

Декоративный рисунок ткани Поля Пуаре, 1910-е годы

У меня было много манекенщиц, но лишь немногие были достойны своего высокого служения. Быть может, они даже не представляли, какую роль могли сыграть в реализации моего замысла. Помню одну из них по имени Андре. Она была глупа, как индюк, но красива, как павлин. Если утром я говорил: «Андре, ты самая красивая из моих девушек!» – она широко улыбалась, чтобы показать ослепительно белые зубы. Она была словно актиния в море, которая трепещет и раскрывается, почувствовав благодатное теплое течение. Весь день Андре сияла, расцветала от радостного возбуждения, как павлин, распускающий перья, и затем появлялась на моих дефиле, словно Мессалина[179]179
  Мессалина, Валерия (ок. 17/20—48) – третья жена римского императора Клавдия, влиятельная и властная римлянка, известная своим распутным поведением.


[Закрыть], словно индийская царица, горделивая, величавая, надменная. Ее царственная походка повергала в растерянность настоящих принцесс. Не один герцог грыз набалдашник своей трости, унимая возбуждение, и наставлял монокль, чтобы получше разглядеть ее.

Гриф Дома Поля Пуаре, 1910

Увы! Как они заблуждались! Скольких поклонников она могла бы разочаровать! А может быть, только я один знал, какая омерзительная нагота крылась под этим оперением райской птицы. У нее был насквозь больной организм, дряблые, бесформенные груди, которые ей приходилось сворачивать трубочкой, как блинчики, чтобы заполнять великолепные корсажи!

До того как стать манекенщицей, Ивонна работала служанкой в одной из дорогих кондитерских Биаррица. Изяществом и утонченностью она могла бы поспорить с любой знатной дамой, у нее были точеные черты лица, рассеянный взгляд, застывшая улыбка. За тонкий стан и свежий румянец ее сравнивали с орхидеей. Это действительно был редкий, экзотический цветок. Она прохаживалась перед клиентками с хорошо рассчитанной грацией, играя веером или зонтиком от солнца, а я любовался ее походкой розового фламинго и думал: надо же, сколько раз хирурги резали, потрошили и зашивали ее, у нее не тело, а один сплошной шрам, и это не помешало ей стать привлекательной и преуспеть в жизни.

Модели Поля Пуаре, 1913

Иветта была одной из моих звезд. У этой юной парижанки из Батиньоля голос звучал резко и пискляво, как игрушечная труба. К счастью, во время работы ей не приходилось разговаривать. Она была живая и веселая, ее большой рот всегда улыбался, а умные глаза словно освещали все, что она надевала.

Девушка обладала хорошим вкусом, понимала или, быть может, угадывала все, что я хотел выразить тем или иным платьем, шла навстречу моим замыслам и с готовностью принимала новые веяния, проявляя при этом гибкость и сообразительность.

Меня не удивило, что однажды она отклонила презент от некоего обожателя.

Костюм для путешествий от Поля Пуаре, 1913. Фото Жана Осси

Полетта долгое время была моей любимицей, потому что идеально соответствовала типу платьев, которые я делал тогда.

Быть может, причина в том, что именно она вдохновляла меня на их создание. Это была нежная блондинка со светло-голубыми глазами, которые казались фарфоровыми или хрустальными. Пухленькая, чудесно сложенная, с округлыми руками и аппетитными плечами – словом, прелестная юная француженка!

Однажды я сделал для нее платье «Бастилия» из муслина в красно-белую полоску и с трехцветной кокардой. При ее появлении рухнули бы ворота любой тюрьмы! Еще она носила у меня шотландское платье с черной бархатной жакеткой и беретом, которому позавидовали бы вояки из 42-го Шотландского полка! Полетта умела вдохнуть жизнь во все, что бы я ни надел на нее: это можно было назвать полноправным сотрудничеством. Как я уже сказал в начале этой главы, манекенщица должна проникнуться духом надеваемого платья, вжиться в него, сыграть заданную им роль. За ангельской внешностью Полетты, за ее небесно-голубыми глазами крылось лукавство, а может быть, и порок, мне так и не довелось об этом узнать.

Я уже говорил, что из моего кабинета можно было наблюдать за работой всех подразделений фирмы. Благодаря этой особенности кабинета я однажды увидел, как Полетта, встав перед собравшимися в кружок подругами, словно учительница перед классом, делилась некоторыми секретами искусства любви. Я упомянул бы еще белокурую крошку Андре, миниатюрную копию мадам де Помпадур.

А также серьезную, сосредоточенную, похожую на монахиню Симону, которая искоса поглядывала в зеркало, наблюдая, как ложится ткань, чтобы эффектнее подчеркивать изгибы ее тела и точнее следовать им. Но таких манекенщиц, по-настоящему увлеченных своей работой, было неизмеримо меньше, нежели тех, кто, не разделяя со мной мук творчества, равнодушно предоставлял свои тела для демонстрации платьев. Последние по сути мало отличались от деревянных манекенов.

Я ничего не сказал о бухгалтерах, потому что на всех предприятиях они одинаковые. Это скучные, ограниченные, косные люди, они настырно требуют немедленной оплаты по счетам, не понимая, что к клиентам определенного ранга следует проявлять почтение. Они пускаются в глубокомысленные рассуждения обо всем на свете, неспособные двигать фирму вперед, зато с легкостью могут повергнуть ее в летаргию и довести до паралича, повредив жизненно важные органы. Я знал только одного администратора, достойного этого имени, – мой верный Руссо, которому я приношу глубочайшую благодарность. Поступая ко мне на службу, он не был уверен, что окажется полезным, и потому согласился на скудное жалованье в 500 франков. Скромный и неутомимый труженик, он освоил новую для себя профессию, изучил все винтики этого механизма и стал контролировать его работу. Очень скоро он понял, что именно следует исправить или усовершенствовать, и достиг блестящих результатов. Он присматривал за техническим персоналом, ему достаточно было чуть-чуть поднажать на каждого, чтобы работа пошла лучше. Он постоянно изучал продажи, регулировал сбалансированность закупок, и в итоге мы стали получать 42 % чистой прибыли, а время тогда уже было трудное (1911 год). Вдобавок Руссо был преданным другом, любящим и заботливым, мы с ним работали, как два брата. Он никогда не жалел денег на мои фантазии. Если мне приходило в голову устроить роскошный праздник, удовлетворить какую-нибудь безумную прихоть, я приходил к нему и делился своими планами.

Дневное платье от Поля Пуаре, 1911

– Ай-ай-ай, – огорчался он, – опять вы за свое. Это обойдется нам недешево.

А я подмигивал ему и говорил:

– На это понадобится сто тысяч.

– Вы их получите, – с недовольным видом отвечал он, – не не хотелось бы, чтобы это мотовство вошло у вас в привычку.

Духи «Розин»

До войны на сто тысяч можно было кое-что себе позволить. Руссо терпел мои капризы и потакал им, а я всегда охотно шел ему навстречу. Как хорошо было жить, как приятно было работать с таким помощником!

Кофр для духов Поля Пуаре, 1910-е годы

Реклама магазина «Розин», 1920

Лаборатория фирмы «Розин»

Духи «Розин», 1925

Он был в кабинете в то утро, когда ко мне явился месье Коти, маленький лощеный человечек в облегающем светло-сером костюме с маленькой соломенной шляпой на голове.

Флакон духов «Розин», 1910

Прежде я с ним не встречался. Мне на память пришла детская песенка: «Жил-был однажды человечек, весь в сером, с головы до пят…»

Он с самодовольным видом уселся в кресло и заявил:

– Я хочу купить вашу парфюмерную фирму.

– Но она не продается, – возразил я.

– Если все останется как есть, – продолжал он, – пройдет лет пятнадцать, пока ваша фирма приобретет некоторый вес. Если же вы присоединитесь ко мне, то благодаря моему управлению вы всего за два года будете значить не меньше меня.

– Понимаю, но в противном случае через пятнадцать лет она останется в моей собственности.

– Вы ничего не смыслите в делах, месье, – сказал он, затем встал, нахлобучил канотье[180]180
  Французская соломенная шляпа жесткой формы с цилиндрической тульей и прямыми полями.


[Закрыть] на свою маленькую головку и в ярости выскочил из кабинета.

Мы с Руссо молча смотрели ему вслед. В этот момент всякий бы догадался, что месье Коти происходит из семьи Бонапартов.

Х. Декоративно-прикладное искусство

Я много раз бывал в Германии, чаще всего по приглашению друзей, братьев Фрейденберг, у которых я несколько раз проводил дефиле, сопровождавшиеся лекциями. Братья Фрейденберг (их было четверо, а может быть, и пятеро, точно не помню) все вместе управляли берлинским Домом моды «Герман Герсон». С их помощью я впервые приехал в Германию, и, к моему удивлению, они оказались истинными «парижанами». Один из них выписывал «Фигаро» и каждый день прочитывал эту газету от начала до конца, во-первых, чтобы не забыть французский язык, а во-вторых, чтобы быть в курсе всего, что происходит у нас. Это он сообщил мне, что в «Комеди Франсез» роль мадемуазель Решамбер передали мадемуазель Икс: он лучше меня знал все театральные сплетни и последние театральные новости. А вообще-то он был очень тонкий и образованный человек. Когда мы обедали у Буркхардта и лакомились знаменитыми жареными цыплятами по-гамбургски, я задавал ему непростые вопросы: о политической позиции Германии, о ее вооруженных силах. Я хотел знать, не опасается ли он нового конфликта между Францией и Германией. В ответ я слышал избитые фразы: при современном уровне развития артиллерии никто не захочет воевать, ведь это обернется настоящим кошмаром. К тому же Германия сейчас настроена миролюбиво, кайзер не хочет войны, и, если пойти на некоторые уступки в Марокко, он, по всей вероятности, надолго успокоится (наш разговор происходил до Агадира[181]181
  Имеется в виду агадирский кризис, обострение международных отношений накануне Первой мировой войны, вызванное оккупацией французами марокканского г. Фес в апреле 1911 г.


[Закрыть]) – Вечером того же дня я был приглашен в «Оперу», и мы слушали Карузо. В левой литерной ложе сидели император и императрица, и я с любопытством разглядывал их, но еще бо́льший интерес у меня вызвала ложа напротив, в которой находились все имперские генералы в парадной форме.

Костюм Поля Пуаре для «Опера», 1913

Мне показали фон Клюка[182]182
  Клюк, Александр фон (1846–1934) – немецкий военачальник, участник Франко-прусской войны 1870–1871 гг.


[Закрыть]: за стеклами маленьких очков в золотой оправе поблескивали хитрые глазки. Я представил себе, как он предлагает одному из наших военачальников какую-нибудь чудовищную шахматную партию. Он был похож на ящерицу, на шее повсюду выступали вздувшиеся жилы, и от этого его ухмылка казалась нервозной и жестокой. Мне еще показали фон дер Гольца[183]183
  Гольц, Рюдигер фон дер (1865–1946) – немецкий генерал, организатор вооруженных сил в Латвии и обороны Латвии от большевиков.


[Закрыть], Гинденбурга[184]184
  Гинденбург, Пауль (1847–1934) – президент Веймарской республики, участник Франко-прусской войны 1870–1871 гг.


[Закрыть], фон Секта[185]185
  Сект, Ханс фон (1866–1936) – немецкий военачальник и политический деятель.


[Закрыть] и других.

– Но мы считаем, – добавил мой сосед, – что в трудную минуту сможем положиться главным образом на фон Клюка.

Я обратил его внимание, что эти слова противоречат его утренним прогнозам.

– Возможно, у нас будет война, – сказал он в ответ, – но только не с Францией.

Как выяснилось четыре года спустя, он ошибался.

Фрейденберг представил меня принцу Эйтелю[186]186
  ‘Вильгельм Эйтель Фридрих Кристиан Карл (1883–1942) – принц Прусский, второй сын кайзера Вильгельма II и императрицы Августы Виктории.


[Закрыть], одному из трех сыновей императора, который страстно увлекался изобразительным искусством. К моему удивлению, принц был прекрасно осведомлен о новых веяниях во французской литературе и искусстве. Наша живопись также была ему хорошо известна, он знал имена всех знаменитостей и вообще всех людей, о которых тогда говорили. Принц проявил интерес к моим моделям и назвал имена всех выдающихся кутюрье, а также особенности их фирменного стиля. Одним словом, он был в курсе дела, и это восхищало меня.

А разве наши министры изящных искусств когда-нибудь слышали о Максе Рейнхардте[187]187
  Рейнхардт, Макс (1873–1943) – австрийский режиссер, актер и театральный деятель.


[Закрыть] и его постановках, о лондонском спектакле «Жанна д’Арк», в котором он изучал движение мятущейся толпы, так заинтересовавшее Жемье[188]188
  Жемье, Фирмен (наст, имя Тоннер) (1869–1933) – французский актер, режиссер, театральный деятель. В 1906–1921 гг. возглавлял Театра Антуана, в 1922 г. создал Национальный народный театр.


[Закрыть]десять лет спустя? Разве они знали, какие картины в данный момент можно увидеть в галерее Кассирера[189]189
  Кассирер, Эрнст (1874–1945) – немецкий философ и культуролог, его идеи, прежде всего учение о «символических формах», оказали большое влияние на исследования истории культуры.


[Закрыть]? Разве посещали выставки в Кельне и Мюнхене или хотя бы слышали о них?

Я побывал на всех выставках декоративно-прикладного искусства, какие проводились тогда в Вене и Берлине. В те годы я познакомился с основателями новых школ: Гофманом, создателем и руководителем «Винер Веркштетте», Карлом Вицманом[190]190
  Вицман, Карл (1883–1952) – известный австрийский дизайнер мебели в стиле Сецессион. – Прим. А. Васильева.


[Закрыть], Мутезиусом[191]191
  Матезиус, Герман (1861–1927) – немецкий архитектор, критик и дипломат, пропагандист идей английского движения «Искусство и ремесло»
  в Германии, автор первого в мире «города-сада» в окрестностях Дрездена в 1909 г., оказавшего большое влияние на группу Баухаус. – Прим. А. Васильева.


[Закрыть], Виммером, Бруно Паулем[192]192
  Пауль, Бруно (1874–1968) – немецкий архитектор и художник-иллюстратор, сотрудничал с журналом «Симплициссимус».


[Закрыть] и Климтом[193]193
  Климт, Густав (1862–1918) – австрийский художник, основоположник модерна в австрийской живописи. Главным предметом его живописи было женское тело, и большинство работ отличает откровенный эротизм.


[Закрыть]. Пользуясь случаем, хочу выразить благодарность мадам Цукеркандле, которая ввела меня в круг передовых художников.

В Берлине я познакомился с целой группой молодых архитекторов, они искали новые источники вдохновения и порой находили их. Скорее всего, молодые таланты черпали свои идеи из прошлого, из наследия античности. Но кто бы вздумал упрекать их за это? Я целыми днями осматривал современные интерьеры, спроектированные и оборудованные в таком новаторском духе, что я поражался, у нас я никогда не видел ничего подобного. Виллы в окрестностях Берлина приводили меня в восхищение: они были выстроены в сосновых лесах, на берегах озер и окружены садами, где вас встречали всевозможные сюрпризы и неожиданности. Я мечтал создать во Франции такое идейное направление, которое могло бы распространить новую моду на оформление интерьера и меблировку.

Не могу сказать, чтобы я слепо восхищался всем, что мне показывали. Я решительно не принимал отголоски романтизма, которые всегда утяжеляли и опошляли творения немецких художников. В частности, мне вспоминается зал Дома моды «Герман Герсон», где я выступал с лекциями. При виде этого зала я расхохотался, не побоявшись смертельно обидеть художника, вернее, профессора, задумавшего и создавшего его.

Я забыл фамилию этого человека, но он всегда будет стоять у меня перед глазами – этакий доктор Фауст, суровый, изможденный, иссиня-бледный, тонкогубый, в золотых очках и с париком из белоснежных волос, свисавших на спину, как грива у старого больного льва. В жизни не встречал художника с такой внешностью. И его творческая манера была похожа на него самого. Стены зала, где я собирался выступить перед публикой, сверху донизу были обтянуты ярко-голубыми драпировками, и в этой капелле кое-где еще вздымались ввысь букеты лилий, как на похоронах Офелии. Это было так помпезно, напыщенно и претенциозно, что у меня холодок пробежал по спине.

И я потратил много сил и стараний, чтобы разогреть аудиторию.

Но на одну такую неудачу приходилось множество творческих достижений. Именно в Берлине я увидел самое живое и убедительное сценическое воплощение Шекспира. Постановки Рейнхардта – «Сон в летнюю ночь», «Укрощение строптивой» и «Много шума из ничего», а также «Шейлок», из которого Жемье позаимствовал бо́льшую часть находок, столь превозносимых французской критикой. Они заставили меня забыть о неприятном впечатлении от «Пентесилеи»[194]194
  Трагедия Г. фон Клейста (1808). В древнегреческой мифологии царица амазонок, которая пришла на помощь троянцам и была убита Ахиллом.


[Закрыть].

Школа Поля Пуаре «Мартин», Париж

Я даже совершил поездку в Брюссель с одной-единственной целью, чтобы осмотреть виллу Стоклета, построенную венским архитектором Гофманом, который не только спроектировал дом и службы, но и создал план сада, эскизы ковров, мебели, люстр, тарелок, столового серебра, платьев хозяйки, тростей и галстуков хозяина. Признаться, я не понимаю, как можно подменять собственный вкус указаниями архитектора, такая слепая покорность всегда вызывала у меня улыбку. И за это я прошу прощения у месье и мадам Стоклет, оказавших мне такой радушный прием.

Вернувшись из этого познавательного путешествия, я основал в Париже школу декоративно-прикладного искусства, которую назвал «Martine», по имени одной из моих сотрудниц. В Берлине и Вене мне часто приходилось видеть, как очередной «герр профессор» мучает своих учеников псевдонаучными бреднями и, стремясь по-новому сформировать их творческие взгляды, словно заковывал их в металлический корсет. В Вене студенты разделяли цветы и букеты на ромбы и составляли из них геометрические фигуры, однообразное повторение которых в итоге превращалось в стиль, по сути мало чем отличающийся от бидермейера[195]195
  Художественный стиль, направление в немецком и австрийском искусстве (архитектуре, дизайне), распространенный в 1815–1848 гг. Характерно тонкое и тщательное изображение интерьера, природы и бытовых деталей.


[Закрыть]. Такая бессмысленная работа и насилие над умами казались мне двойным преступлением. Я решил действовать прямо противоположными методами и придумал вот что.

Десертный столик ателье «Мартин», 1920

На окраине, в рабочей среде я набрал девочек возрастом примерно лет двенадцати, освободив их от школьных занятий. Я отдал им несколько комнат в моем доме и велел рисовать с натуры самостоятельно, без всякого руководства. Разумеется, родители девочек сразу же заявили, что такие занятия – пустая трата времени, и мне пришлось пообещать им заработную плату и различные вознаграждения. За лучшие рисунки я выдавал премии и уже через несколько недель добился потрясающих результатов. Предоставленные самим себе, девочки скоро позабыли мнимые истины, которыми их пичкали школьные учителя, и вновь обрели непосредственность и свежесть восприятия. Как только выпадала возможность, я вывозил их на природу, в Ботанический сад или в городскую оранжерею, чтобы каждая из них нарисовала картину по собственному замыслу, сама выбрав сюжет, – и они приносили мне чудесные вещи.

Туфли работы ателье «Martine», модель «Розы», 1924

Там были поля спелой пшеницы, усеянные ромашками, маками и васильками; там были корзины бегоний, купы гортензий, девственные леса, где резвились могучие тигры, – и все это дышало такой первозданной искренностью, какую я не в состоянии передать словами. Я сохранил их работы, некоторые рисунки так вдохновенны и трогательны, что напоминают самые удачные картины таможенника Руссо[196]196
  Руссо, Анри Жюльен Феликс (1844–1910) – французский живописец-дилетант, привлек внимание парижского авангарда на Салоне Независимых в 1885 г. Прозвищем Таможенник обязан своей непосредственной профессии.


[Закрыть]. С помощью юных художниц я создал коллекцию тканей и ковров, которые в пору расцвета модного дома «Martine», открытого несколькими месяцами позже, оказали заметное влияние на моду и современный стиль оформления в целом.

Моя роль состояла в том, чтобы стимулировать работу и развивать их вкус, но ни в коем случае не влиять на них и не критиковать: источник вдохновения должен был оставаться чистым и незамутненным. По правде говоря, девочки оказывали на меня куда большее воздействие, чем я на них, а я проявлял мой талант лишь в одном – выбирал из эскизов наиболее подходящие для воспроизводства. В те времена от промышленника требовалось большое мужество, чтобы перенести на ткани, иногда со значительными расходами, такие смелые фантазии, ведь публика могла их не оценить. Я истратил много денег, но не жалею об этом, а вот моим последователям впору пожалеть об их тогдашней бережливости.

Опасаясь, что рисунки девочек попадут в руки не слишком понятливых рабочих, и не желая, чтобы их замыслы при воплощении утратили утонченность, я обучил их узелковой технике ковроткачества. И они сами, без предварительного эскиза, ткали коврики, на которых расцветали чудесные цветы, такие свежие и яркие, что их впору было принять за живые. Месье Фенай, достигший большой известности в этом искусстве и долгое время посвятивший его изучению, давал мне советы и предоставлял оборудование.

Декоративные рисунки Поля Пуаре, 1910-1920-е годы

Какой стала бы школа «Marine», просуществуй она до сегодняшнего дня? Благодаря свободной системе обучения там сформировались очень интересные творческие индивидуальности. Когда мои ученицы рисовали с натуры один и тот же предмет и старались высветить детали, рисунки получались разные. В каждом отражался характер его создательницы. Они работали, веря в себя, не боясь ошибиться. Вот почему их рисунки отличались такой непосредственностью. Если бы взрослому художнику предложили, например, расписать стену, создать на обширной поверхности декоративное панно, он первым делом создал бы эскиз в миниатюре, затем стал бы постепенно увеличивать детали и только в последнюю очередь принялся бы за роспись стены. А мои ученицы работали без предварительной подготовки. Они подходили к стене размером четыре на четыре метра, становились на стремянку и сразу наносили на поверхность всю композицию в нужную величину.

Коврик ателье «Мартин» для апартаментов С. К. ван Донген

Мотивы панно рождались на глазах, сразу обретая всю свою выразительность и яркость. Такого результата мы достигли потому, что у девочек не было преподавателя, который заставлял бы их вдаваться в теорию. Они в полной мере ощущали свободу и радость творчества. И разве не достойно сожаления, что толстосумы-банкиры своей скупостью загубили такое замечательное начинание, что этим многообещающим юным художницам пришлось стать продавщицами в модных магазинах или заниматься прокалыванием дырочек в ботинках? Многие художники всерьез заинтересовались моей школой и регулярно наведывались туда. У меня побывали Рене Пио[197]197
  ‘Пио, Рене (1869–1934) – французский художник-символист.


[Закрыть], старик Серюзье[198]198
  Серюзье, Поль (1864–1927) – французский художник. Ученик Поля Гогена, стал одним из основателей символистской художественной группы «Наби». Написал книгу «Азбука живописи».


[Закрыть], хранитель ковровой мануфактуры в Бове Жан Ажальбер[199]199
  Ажальбер, Жан (1863–1947) – французский писатель, бывший адвокат, хранитель на гобеленовой фабрике в Бове.


[Закрыть] и немало других. Но больше всех школу «Martine» полюбил Рауль Дюфи[200]200
  Дюфи, Рауль (1877–1953) – французский художник, представитель фо-визма и кубизма в живописи, создатель эскизов тканей и обуви для Поля Пуаре.


[Закрыть]. В ту пору у нас завязались дружеские отношения, которые я поддерживаю и поныне.

Маленький комод с двумя ящиками ателье «Мартин». Дизайнер Мари Симон

У нас были общие вкусы в том, что касалось оформления интерьера. Этот художник с могучим и неукротимым воображением украсил цветами зеленые двери столовой в моем домике в Бютаре. Мы мечтали об ослепительно ярких занавесях, о платьях, расцвеченных в стиле Боттичелли[201]201
  Боттичелли, Сандро (1445–1510) – итальянский живописец тосканской школы. Лучшим творением считают фрески в Сикстинской капелле Ватикана (1474).


[Закрыть]. Не считаясь с расходами, я предоставил Дюфи, тогда еще только вступавшему в жизнь, средства на осуществление некоторых его замыслов. За несколько недель мы оборудовали мастерскую по набивке тканей в небольшом помещении, арендованном для этой цели на авеню Клиши. Мы нашли замечательного химика по фамилии Зифферлен, он был унылый, как зимнее воскресенье, но зато знал все о красителях, литографических чернилах, загустителях и протравах. И вот, мы с Дюфи, точно Бувар и Пекюше[202]202
  Персонажи незаконченного одноименного романа Г. Флобера.


[Закрыть], взялись за новое для нас дело, которое принесло нам новые радости и восторги. Но я еще не описал вам Дюфи: как ни удивительно, гений этого художника скрывался за наружностью приказчика из бакалейной лавки. Это розовый, белокурый, кудрявый, пухлощекий ангелочек с мелкими движениями, но надо видеть, как он, сняв пиджак, расхаживает по своей мастерской и один за другим достает из папок замечательные рисунки, а то и настоящие шедевры, самый незначительный из которых сегодня оценивается в десятки тысяч франков. Но все же Дюфи был и остается просто художником, его сердце и помыслы всецело отданы творчеству.

Платье с короткими шальварами «а-ля султан» и накидкой от Поля Пуаре, модель «Пламя», 1911

Мы знаем, какие открытия он совершил в искусстве, что он ввел условные изображения вместо прямого воспроизведения реальности. Чтобы изобразить воду, землю, спелые колосья, облака, Дюфи прибегал к искусственным приемам, и результат на сегодняшний день впечатляет публику не меньше, чем сами изображаемые объекты. Предложить публике свое собственное видение мира, более убедительное, нежели общепринятое, – это под силу лишь гению. Когда мы видим на улице фонарь определенной формы, мы понимаем, что он обозначает станцию метро, точно так же, видя арабески Дюфи, мы знаем, что они обозначают воду или листья на деревьях, и сегодня он заставил знатоков искусства во всех странах усвоить изобретенный им алфавит. Мог ли я не возгордиться при мысли, что такой художник начал профессиональную карьеру вместе со мной и под моим покровительством?

Выполняя заказ, Дюфи вырезал деревянные формы для набивки тканей, по мотивам его гравюр к аполлинеровскому «Бестиарию»[203]203
  Аполлинер, Гийом (наст, имя Вильгельм Альберт Владимир Александр Аполлинарий Вонж-Костровицкий) (1880–1918) – французский поэт, один из наиболее влиятельных деятелей европейского авангарда начала XX в.
  Цикл коротких стихотворных фрагментов «Бестиарий, или Кортеж Орфея» (1911).


[Закрыть]. Ткани получились изумительные, и я сшил из них платья, которые, надеюсь, существуют и по сей день. Должны же быть на свете знатоки, свято хранящие подобные реликвии.