Текст книги "Херувим"

Глава тридцать первая

У здания аэропорта в Керкире остановился белый «Рено». Из него вышли охранник Николай и Стас Герасимов. Охранник открыл заднюю дверцу, подал руку Наталье Марковне, затем помог вылезти генералу. Стас тут же подхватил отца под локоть и заботливо повел ко входу. Николай шел за ними и катил небольшой чемодан на колесиках.

Владимир Марленович выглядел так плохо, что на него невольно косились люди в толпе. Наталья Марковна чувствовала эти взгляды, и каждый больно царапал ей прямо по сердцу.

Стас был мрачен. Он шел, низко опустив голову, и слушал быстрый тихий монолог отца:

– Ты будешь сидеть здесь тихо и не высунешься, пока все не кончится. По ресторанам и барам не шляйся. О бабах забудь. Загорать и купаться можешь только на нашем пляже. От Николая – ни на шаг. Ты понял меня?

– Да, папа. Я понял. А если тебе станет совсем плохо? Как же я смогу оставаться здесь, если ты…

– Если помру, тебе сообщат, – сухо рявкнул генерал, – но ты все равно останешься здесь до тех пор, пока тебе будет угрожать опасность. Ты вернешься, только когда с тобой свяжется Михаил Евгеньевич и позволит тебе вернуться.

– Могу я хотя бы узнать, почему изменился номер моего мобильного?

– Потому что так нужно. И не вздумай никому звонить. Мама каждый день будет с тобой связываться.

– Папа, тебе не кажется, что весь этот спектакль с моим отлетом как-то уж слишком… – Он осекся и покосился на отца из-под темных очков.

– Слишком – что? – Генерал остановился посреди людного вестибюля и тяжело навалился на сына. – Погоди. Давай передохнем. Очень кружится голова. Так что ты хотел сказать? Я тебя слушаю.

– Ну, понимаешь, все это почти смешно, слишком похоже на какой-то шпионский боевик. А то, что происходит со мной, очень серьезно. Ведь ты же сам не исключаешь, что история с водовозом на горной дороге могла быть не случайностью?

– Не исключаю, – кивнул генерал, – именно поэтому мы с Колей придумали этот спектакль. И ничего смешного нет. Не забывай, твой отец закончил Высшую школу КГБ. Ладно, все, пошли. Да что с тобой?

Стас застыл, открыв рот. Генерал проследил направление его взгляда и ничего не увидел, кроме высокой, очень красивой блондинки в белом льняном платье. Она стояла совсем близко, прислонившись к колонне, и задумчиво курила, глядя прямо на них.

– Елки зеленые, ты совсем очумел?! – жалобно простонал генерал и тут же закашлялся, покачнулся. Рука Стаса ослабла, отец чуть не упал, но сзади подоспели Наталья Марковна с Николаем, подхватили его.

– Наташа, – прохрипел Владимир Марленович, вцепившись в ее локоть, – его надо показать психиатру. Он сумасшедший. Даже сейчас он не может спокойно пропустить ни одной красотки.

– Что? В чем дело? – испуганно спросила Наталья Марковна.

– Это не просто красотка, – прошелестел Стас, едва шевеля губами, – это она. Я узнал ее. С ней я встречался у старого цирка, она дала мне адрес Михеева, и потом я видел ее в кабине водовоза. – Он легко, почти не касаясь пола, подлетел к девушке и схватил ее за руку выше локтя. – Что тебе от меня надо? – закричал он ей в лицо так громко, что все, кто был поблизости, обернулись.

– Ву зет малад! – испуганно и возмущенно заверещала девушка. – Ю крези! Гет аут! Полис! – Она вырвала руку и оттолкнула его с такой силой, что он отлетел прямо на Николая.

Наталья Марковна заметила сразу двух полицейских, которые спешили на крик, и тихо охнула.

– Не волнуйся, Наташа, мы сейчас все уладим, – прохрипел генерал.

Охранник Николай между тем принялся церемонно извиняться перед блондинкой и объяснять на своем хорошем английском, что его друг плохо себя чувствует.

– Что случилось, мисс? – спросил полицейский офицер.

– Этот человек схватил меня, он маньяк, арестуйте его, – спокойно произнесла девушка по-английски и показала полицейскому свой тонкий голый локоть, на котором темнели следы от пальцев Стаса.

– Это ее надо арестовать! – крикнул по-английски Стас. – Она преступница, она на машине чуть не сшибла меня в пропасть! Есть протокол, есть свидетели. Я видел ее в кабине грузовика. Проверьте в своем гребаном компьютере, происшествие зарегистрировано, грузовик-водовоз, пять дней назад… Мать твою, какое сегодня число? – Он орал так громко, что вокруг стала собираться небольшая толпа.

– Будьте любезны, ваши документы, – отчеканил полицейский, – и ваши тоже, пожалуйста, мисс.

– Простите, мой сын плохо себя чувствует. Очень жарко, – обратился к полицейским генерал, – и вы, мэм, простите нас. Мы опаздываем на самолет.

Николай между тем спокойно извлек из нагрудного кармана Стаса его паспорт и протянул офицеру. Девушка достала свой, он был синего цвета. Генерал придвинулся к полицейскому и успел прочитать: Ирэн Гранье, гражданка Франции.

– Мы можем пройти в офис, – мягко предложил второй офицер, – если по вине этой молодой леди с вами произошел инцидент на дороге, мы можем все выяснить. Но если вы ошиблись, то нам придется привлечь вас к ответственности.

По радио объявили, что продолжается посадка на московский рейс. Наталья Марковна услышала слово «Москоу» и вцепилась в руку Стаса.

– Идиот! – прошептал генерал на ухо сыну. – Скажи, что обознался! Извинись сию минуту!

– Простите его, – твердил Николай, – с ним действительно произошел несчастный случай, был сильный шок, и до сих пор очень плохо с нервами. Не надо ничего выяснять, господин офицер. Это ошибка.

– Мисс, вы когда-нибудь водили по нашим дорогам трейлер, который возит воду? – тихо поинтересовался полицейский.

– Я не водила трейлер. Ни здесь, на Корфу, ни у себя во Франции, нигде и никогда, – холодно отчеканила девушка.

– Может быть, вы сидели в кабине рядом с водителем?

– У меня нет знакомых водителей грузовиков. У меня вообще нет знакомых на этом острове. Я здесь впервые. Еще вопросы?

– Нет, мисс. Извините.

Полицейский вернул паспорта. Девушка надменно удалилась, генерал еще раз громко извинился ей в спину. Она не обернулась и растворилась в толпе.

– Это была она, – тихо, безнадежно повторял Стас.

– Сынок, – мягко произнес генерал, – я понимаю, ты сорвался. Прошу тебя, успокойся, она совершенно посторонний, случайный человек. Она француженка. Да, возможно, кого-то она тебе напомнила, но нельзя же так!

– У нее фальшивый паспорт. Они меня достанут везде, я знаю.

– Стас, возьми себя в руки, – жестко сказала Наталья Марковна, – подумай наконец об отце. Все. Мы сядем и будем ждать тебя здесь, ты займешь очередь на регистрацию. Ты помнишь, что должен делать дальше?

– Не волнуйтесь. Я буду с ним, – подал голос Николай, – я все проконтролирую. – Он увлек Стаса под руку к очереди, старики тяжело опустились в кресла в зале ожидания.

– Володя, ты совершенно уверен, что Стас ошибся? – тихо спросила Наталья Марковна.

– Я видел ее паспорт.

– А если правда фальшивый? Ты обратил внимание, с какой силой она оттолкнула Стаса? Не странно ли для такой хрупкой девушки?

– У нее французский акцент. Она француженка и действительно вряд ли могла находиться в кабине водовоза. Но если даже так, пусть она видит, как он улетает в Москву.

* * *

Эвелина спала крепко и посапывала. Сергей нашел в кабинете на кушетке большую вязаную шаль и укрыл ее. Она по-детски зачмокала во сне и с хрустом перевернулась на другой бок.

До прихода Плешакова осталось полчаса. Он взял лупу с фонариком, отправился в спальню и принялся разглядывать дыру в матрасе. Он не совсем понимал, зачем это делает. Вероятнее всего, матрас просто прожгли сигаретой. Но для этого надо было уронить ее ровно на середину кровати. Трудно представить позу, в которой курит человек таким образом, чтобы сигарета упала ровно в центр. К тому же сначала должна была затлеть простыня, она бы тлела долго, с сильным запахом. Синтетическая обивка оплавилась бы по краям, а она явно порвана. Но главное, произошло это совсем недавно, в противном случае кровать была бы застелена нормально и дыра спокойно пряталась бы под бельем и покрывалом.

Рыжая кайма более всего напоминала ржавчину. Казалось, кто-то проткнул тугую обивку толстенным ржавым гвоздем.

«Нет, пожалуй, таких толстых гвоздей не бывает, – подумал он, вглядываясь в неровное отверстие, – впрочем, не важно, чем проткнули, главное, кто и зачем».

Под обивкой был слой белоснежного синтепона, на нем тоже остался ржавый налет. Дыра казалась глубокой. Сергей не поленился лечь на пол и посветить фонариком в узкую щель под кроватью. Потом, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Эвелину, принялся двигать тяжелую громадину. Усилия его вскоре были вознаграждены коротким ржавым обломком арматуры и тремя крупными клочками черно-белой глянцевой фотографии.

В наступившей тишине до него донесся хриплый бой кабинетных часов. Он успел подвинуть кровать на место, спрятать свои трофеи в тумбочку.

В пять минут девятого заверещал домофон и бодрый голос охранника сообщил:

– К вам Плешаков Егор Иванович.

Пока он стоял в прихожей и ждал звонка в дверь, проснулась Эвелина, босиком вышла к нему и обхватила за шею:

– Солнышко, который час? – Ее горячие губы прижались к его губам. Запах перегара еще не прошел. От долгого мокрого поцелуя Сергея спас звонок в дверь.

«Плешаков наверняка ее знает. Очень хорошо, что она здесь. У начальника охраны будет меньше оснований подозревать неладное. Правда, я понятия не имею, надо ли их знакомить», – пронеслось у него в голове, когда он открывал дверь.

– Какое счастье, что вы не женщина! – хрипло пропела Эвелина и протянула руку Плешакову. – Я вас узнала, мы, кажется, встречались. Только, пожалуйста, не надо слишком утомлять Стасика деловыми разговорами. Он еще плохо себя чувствует.

– Да, – небрежно кивнул ей Плешь, – я постараюсь. Здравствуйте, Станислав Владимирович. Еще раз простите, что беспокою вас. Где мы можем поговорить? – Он покосился на Эвелину, которая продолжала висеть у Сергея на шее.

– Все-все. – Она разжала объятия и, чмокнув Сергея в нос, сказала: – Если не возражаешь, я приму ванну. Обожаю твою джакузи, даже несмотря на чужие лобковые волоски.

– Тапочки надень, – проговорил Сергей ей вслед.

– Я не отниму у вас много времени, – улыбнулся Плешаков, проводив взглядом тощую длинную фигуру.

– Кофе? Чай? – любезно предложил Сергей, пропуская его в гостиную.

– Ничего не нужно, спасибо. Вы должны подписать несколько документов. – Он уселся в кресло и выложил из портфеля тонкую пластиковую папку.

Сергей достаточно хорошо отработал почерк и автограф Герасимова. Полковник Райский заверил его, что показывал образцы профессиональным графологам, они одобрили его старания, но все-таки рука у него слегка дрогнула, когда Плешь достал из нагрудного кармана и протянул ему «Паркер» с золотым пером. Взяв ручку, он принялся читать документы и в первый момент ничего не понял.

– Здесь, как обычно, все в двух экземплярах. На русском и на английском, – объяснил Плешь.

Лихорадочно шаря глазами по строчкам, по многозначным числам, Сергей уговаривал себя не спешить и успокоиться. Под пристальным взглядом Плеши это было довольно сложно. И все-таки он успел понять, что перед ним лежат платежные документы. За партию компьютеров, полученную такого-то числа фирмой «Омега», оная фирма переводит банку «Фамагуста», который находится в Никосии, на Кипре, сумму в сто пятьдесят тысяч долларов США. На личный счет консультанта по закупленным образцам фирма «Омега» переводит семьдесят тысяч в тот же банк.

– Что-нибудь не ясно? – вежливо поинтересовался Плешь, и по его интонации Сергей понял, что Герасимов в подобных случаях ничего не читал, подписывал не глядя.

– Глаза болят, – признался он со вздохом, – простите, я сейчас, мне надо капли закапать. – Он отложил ручку, кинулся в кабинет, плотно закрыл за собой дверь, схватил карандаш и на клочке бумаги нацарапал все цифры, которые успел запомнить. Спрятав бумажку в верхний ящик стола, он спокойно вернулся в гостиную. – Да, Егор Иванович, я готов.

Он принялся аккуратно ставить автографы Герасимова. Толстый мизинец Плеши, украшенный перстнем с печаткой, указывал ему нужную графу. Он не спешил, проверяя, правильно ли запомнил длинные ряды цифр, банковские реквизиты, номер личного счета консультанта и его имя.

Наконец все экземпляры были подписаны. Плешаков аккуратно сложил бумаги в папку и поднялся.

– Спасибо, Станислав Владимирович. Не буду вас больше утомлять. Отдыхайте, выздоравливайте.

Сергей проводил его в прихожую, держась за виски и мучительно морщась.

– Голова раскалывается, – пожаловался он, – какая это все-таки гадость – сотрясение мозга.

– Да, – сочувственно кивнул Плешаков, – неприятная вещь. Может, вам не стоит самому садиться за руль в ближайшее время? Давайте я пришлю вам шофера.

– Спасибо, – улыбнулся Сергей, – я как-нибудь сам. Не хочется чувствовать себя совсем уж инвалидом.

– Понятно. Значит, сегодня ночью вы сами встретите своих родителей?

«Оба-на! – рявкнуло в голове Сергея. – Мама с папой прилетают сегодня ночью. Я не мог не знать этого. Как он смотрит на меня, гад, как смотрит… Он сразу что-то почувствовал, но не подал вида? Или нет? Я становлюсь слишком мнительным. Райский сто раз предупреждал, что я сам не должен ни секунды сомневаться. Герасимов мог забыть о маме с папой? Да запросто!»

– Простите, что вторгаюсь в сугубо семейные дела, – продолжал Плешь, понизив голос, – но лучше бы вам их встретить, учитывая состояние Владимира Марленовича…

– А-а… – растерянно протянул Сергей, – что с ним?

Он тут же испугался, что опять ляпнул лишнее, но оказалось, все правильно. Плешь мрачно опустил голову и произнес еще тише:

– Я хотел поговорить с вами, но все не решался. Мне кажется, ваш отец болен. Тяжело болен. Он обсуждать это ни с кем не желает, ну вы знаете его характер. Я как-то попытался намекнуть, что у меня есть отличный врач, профессор, диагност, но Владимир Марленович категорически заявил мне, что здоров и во врачах не нуждается. Однако я вижу, он тает на глазах. Боюсь, что такое поспешное, незапланированное возвращение в Москву – совсем нехороший признак. Вы бы поговорили с ним, убедили пройти обследование.

– Да, – кивнул Сергей, – я попытаюсь поговорить и, конечно, встречу их, но, пожалуй, вы все-таки пришлите за мной машину.

– Разумеется. Самолет садится в три пятнадцать по московскому времени, в аэропорту надо быть не позже половины четвертого. Пробок ночью нет, в общем, к трем машина будет.

– Спасибо, Егор Иванович, – слабо улыбнулся Сергей, – значит, вы считаете, у папы что-то серьезное?

– Боюсь, да. Всего доброго.

Когда дверь за ним закрылась, Сергей кинулся в кабинет и проверил цифры, записанные на бумажке. Вроде бы все правильно. Несколько минут он тупо глядел на свои записи. Он не знал, сколько может стоить партия компьютеров, но сумма казалась слишком уж солидной. И гонорар консультанта поражал своей щедростью. Однако самым удивительным было имя консультанта. Его, а вернее ее, звали Анжела Болдянко.

Глава тридцать вторая

Очередь к стойке регистрации бизнес-класса была совсем короткой. Стас не успел прийти в себя, и когда девушка за стойкой стала задавать ему вопросы, он только открывал рот как рыба и слегка покачивал головой.

– Они пожилые люди, им тяжело стоять, сейчас они подойдут, – объяснял за него Николай, – одну минуту. – Он лучезарно улыбнулся девушке, ткнул Стаса локтем в бок и зло прошептал на ухо: – Не стойте столбом, быстро уходите! Направо, к сортиру!

Стас растерянно огляделся и вдруг сорвался с места, сильно толкнул какую-то полную даму из очереди, не извинился, кинулся в нужную сторону.

– Хам! – хладнокровно заметила дама и поправила прическу.

Николай извинился за него, еще раз улыбнулся девушке и отправился за стариками.

Все эти хождения туда-сюда, по мнению генерала, должны были сбить с толку людей, которые могли следить за Стасом. Туалет находился в двух шагах от стойки регистрации. В сумке Стаса лежали шорты, темная футболка и джинсовая кепка с большим козырьком. Ему следовало, запершись в кабинке, снять свои белые штаны, яркую гавайскую рубашку, надеть шорты и футболку. Это существенно меняло его облик, а козырек кепки закрывал половину лица. Далее он должен был очень быстро перейти из зала отлетов в зал прилетов, оттуда окольными путями попасть на огромную платную стоянку у аэропорта. Там в определенном месте ждал его неприметный серый «Опель», который заранее взял напрокат Николай и оставил на стоянке.

Генерал не сомневался, что предполагаемые преследователи, увидев, как Николай садится в свою машину один, окончательно поверят, будто Стас улетел с родителями в Москву.

Когда обсуждался план, Николай заметил, что не так сложно узнать, зарегистрировался ли Стас, и тогда все усилия окажутся напрасными.

– Ну и отлично, – улыбнулся генерал, – пусть спрашивают. В представительстве «Аэрофлота» есть мой хороший знакомый, я его предупредил. А вообще, думаю, все это лишняя перестраховка.

Оказавшись в кабинке туалета, Стас несколько минут стоял, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Сердце все еще колотилось у горла. Встреча с черноглазой светловолосой красавицей подействовала на него сильнее, чем все, что происходило раньше. Он в сотый раз прокручивал в голове свою поездку в Выхино, разговор с Михеевым и все яснее понимал, каким идиотом оказался. Это была инсценировка, от начала до конца. Мультик в институте славился своими шутками и розыгрышами. Он умел рассказывать анекдоты с серьезным лицом, он мог спародировать походку и мимику любого своего знакомого. Ему ничего не стоило сыграть спектакль перед Стасом. И ничего не стоило просчитать, что, увидев жуткую композицию с арматурой в своей спальне, Стас попытается найти его, Мультика. Собственную смерть от туберкулеза в архангельской больнице он тоже инсценировал. Заплатил врачу и стал покойником по всем документам. Где взял деньги? Достал!

За дверью звучали голоса, смех. Глубокий мужской бас говорил что-то по-немецки. Стасу хотелось орать и биться головой о белоснежную кафельную стену.

«Веревочка да мыла кусок», – слышалось ему в сочетании невинных звуков немецкой речи.

Дверь сильно дернули.

– Занято! – завопил он по-русски и тут же опомнился, произнес уже спокойнее, по-английски: – Окъюпайд!

Опустив крышку унитаза, он сел и принялся расстегивать пуговицы рубашки. Руки сильно дрожали. Наконец ему удалось раздеться до трусов. Он бросил брюки на крышку, из кармана с диким звоном выпали ключи от «Опеля», который ждал его на стоянке. Вместе с ключами полетела на пол какая-то бумажка. Он поднял, развернул, и у него потемнело в глазах.

«Ты, Герасимов, глупая обезьяна, пойдешь в прокуратуру и чистосердечно во всем признаешься. Заявление напишешь как положено. Тебе поверят, потому что есть свидетель».

Блокнотный листок в клеточку. Почерк крупный, четкий. Лиловые чернила. Никакой подписи и даже никаких конкретных угроз. Зачем угрозы? Без них все ясно.

– Сумасшедший ублюдок! – громко, жалобно простонал Стас.

В дверь постучали, и немецкий бас участливо спросил:

– Эй, с вами все в порядке?

Стас ответил, что все о’кей, принялся запихивать в сумку штаны, рубашку, быстро напялил на себя шорты, футболку, кепку, спустил воду, вышел из кабинки, перед зеркалом надвинул кепку до самых бровей.

По дороге к автостоянке и потом, на трассе, он тихо вскрикивал всякий раз, когда замечал светловолосую женскую голову. Трижды он чуть не врезался и до виллы добрался совершенно взмокший, бледно-зеленый, трясущийся.

Николай ждал его, сидя в кресле в гостиной перед экраном телевизора. Только что начались вечерние новости из Москвы. Он уже успел связаться по телефону с представителем «Аэрофлота» в Керкире. Самолет улетел два часа назад. За это время никто не поинтересовался, зарегистрировался ли на московский рейс Герасимов Станислав Владимирович.

Ни слова не говоря, Стас подошел к бару, достал бутылку виски, сделал несколько глотков прямо из горлышка, потом выключил телевизор, встал напротив Николая и медленно, спокойно произнес:

– Ты, Коля, как и мои родители, думаешь, я свихнулся? Бросился на какую-то француженку в аэропорту, устроил скандал. Со мной все нормально, Коля. Я хочу, чтобы ты понял. Я не псих, хотя на моем месте любой мог бы свихнуться. Девка в аэропорту – никакая не француженка. Я не обознался. Она сидела в кабине водовоза. Она встречалась со мной в Москве и отправила меня в Выхино. Там я увидел своего бывшего сокурсника Михеева и разговаривал с ним около двух часов. Это мне не приснилось. Он не умер, Коля. Он вышел из зоны и хочет, чтобы я признался в том убийстве, которое совершил он пятнадцать лет назад. Вот, посмотри. Эта сука умудрилась засунуть мне в карман. Читай, Коля.

Николай взял у него из рук сложенный вчетверо блокнотный листок, развернул и с жалостью посмотрел на Стаса.

Листок был совершенно чистым.

* * *

Как только Сергей снял трубку, чтобы позвонить Райскому, Эвелина вышла из ванной и опять повисла у него на шее.

– Куда ты звонишь, солнышко? – спросила она, прижимаясь губами к его уху.

– Хочу такси тебе вызвать, – ответил он, шаря глазами в поисках какого-нибудь телефонного справочника.

– Выгоняешь, да? – Она отстранилась, оскалилась, взяла у него из рук трубку и положила на место.

– Линка, успокойся ты наконец, – поморщился он, – сегодня ночью прилетают родители. Отец болен. Я должен их встретить.

– Ладно, Герасимов, не напрягайся. Я сейчас оденусь, сварю кофе и поеду. – Она опустилась на диван, закинула ногу на ногу. Она была в белом махровом халате Стаса, под халатом ничего. Полы распахнулись до пояса.

– Сама? Но ты же много выпила.

– И что теперь?

– Тебе нельзя садиться за руль, – вздохнул Сергей, отворачиваясь от ее наготы, – давай я все-таки вызову машину.

– Ой, да ладно, кофейком запью, и порядок. Мне не привыкать. Слушай, Стас, а почему ты так вяло отреагировал на мою новость? Я, можно сказать, вычислила, кто тебя достает, а тебе как будто по фигу?

Сергей включил чайник, распечатал пачку молотого кофе, нашел медную турку и тут же вспомнил, что дома у него была точно такая. Когда-то они продавались в магазине «Армения» на Пушкинской.

– Я забыл, ты пьешь сладкий? – не оборачиваясь, спросил он Эвелину.

– Нет! – рявкнула она. – Слушай, скажи мне честно, ты что, не веришь, что этот твой Михеев жив?

– А ты веришь? Ты же сама говорила, что Мазо был сильно пьян и к концу разговора понес полную околесицу. Если я тебя правильно понял, его рассказ о встрече с покойником в аэропорту и есть та самая околесица.

– Ты понял меня неправильно, Герасимов, – произнесла она медленно, почти по слогам, – думаю, тебе стоит встретиться с Петей. Я отлично представляю себе, как ты мог клеиться к той девочке. И если Михеев убил ее, приревновав к тебе, то он может запросто сейчас мстить. Запросто.

– Это не достаточный повод для такой изощренной мести, – тихо возразил Сергей, – Маша Демидова была самой красивой девочкой не только на курсе, но и во всем институте. Влюблены в нее были многие, и клеились многие. Она умела морочить голову, сводить с ума. Если даже предположить, что Мазо не обознался, Михеев жив и стал крупным авторитетом, все равно ничего не сходится. Вряд ли авторитет будет так рисковать. Сначала взрывчатка, потом убийство шофера. Нет, Линочка, должны быть более веские причины, чтобы авторитет пошел на такое.

– Ты забыл одну мелочь, – задумчиво отозвалась Эвелина, – ты ведь не врал мне, когда говорил, что шофер Гоша охранял зэков в зоне? Ну давай, врубайся, Герасимов! Это важно. Для тебя важно, понимаешь? Той ночью, в моей квартире, когда я спросила тебя, почему мы сбежали и не вызвали милицию, ты стал объяснять, что у тебя депрессия, а у Гоши могли быть собственные проблемы. Тебе не пришло в голову узнать, где именно он служил? Каких именно зэков охранял?

Ложка застыла у Сергея в руке. Кофейная пена угрожающе поднялась, но он в последний момент сдернул турку с электрической конфорки, не пролив ни капли. Огляделся в поисках чашек, не нашел и, обернувшись к Эвелине, растерянно спросил:

– Линка, ты не помнишь, где у меня стоят кофейные чашки?

Она успела запахнуть халат и окончательно протрезветь. Встала, гневно треснув суставами, зашла в кухонный закуток, оттолкнула его довольно грубо, открыла навесной шкаф, со звоном поставила на стойку две чашки и тихо рявкнула:

– Сядь, горе! Не мешайся под ногами!

Сергей послушно уселся в кресло у журнального стола. Она разлила кофе, села напротив, закурила и уставилась на него, прищурившись.

– Вот, у тебя сегодня был начальник охраны банка. Наверняка он знает биографию своего бывшего подчиненного. Тебе не пришло в голову спросить его о Гоше? О чем ты думаешь, Стас? Ты привык, что кто-то всегда решает за тебя твои проблемы? Ты маленький, да? Маленький беспомощный мальчик, которому мама приносит кушать, папа покупает очередную машинку в подарок, а взрослая идиотка тетя Лина вытирает сопли? Ну какого хрена ты набухал столько сахару в кофе? Я же сказала, что пью несладкий! – Она встала, вылила кофе в раковину и отправилась в ванную, шарахнув дверью.

Сергей остался сидеть. Голова у него гудела. Он лихорадочно пытался разложить все по полочкам. Обломок арматуры. Маша Демидова упала в котлован, и ее насквозь проткнуло арматурой. Это мог быть несчастный случай, но суд решил иначе. Михееву дали несоразмерно огромный срок… Фирма «Омега» перечисляет деньги на личный счет Анжелы Болдянко, документы подписывает Стас… Анжела близкая подруга Исмаилова. Генерал Герасимов тяжело болен, и это беспокоит начальника охраны, который приносит платежные документы на подпись Стасу. Михеев жив, он стал авторитетом.

Телефонный звонок заставил его подпрыгнуть в кресле.

– Почему вы до сих пор не включили мобильный? – прозвучал в трубке мрачный голос Райского. – Почему не звоните? Что у вас происходит?

Сергей услышал, как щелкнул замок в ванной, и ответил быстрым шепотом:

– Я не могу сейчас говорить. У меня Эвелина. Информации много, но сейчас не могу.

– У вас Эвелина? И как?

– Пока нормально.

– Ну поздравляю с дебютом.

Она вошла в комнату, полностью одетая, причесанная, подкрашенная, уселась на подлокотник его кресла, спокойно допила кофе из его чашки, потом обняла его, медленно заскользила губами по шее и прошептала:

– Хватит болтать, проводи меня.

– Ну что молчите? – тревожно спросил Райский.

– Ночью еду в Шереметьево встречать родителей, – громко ответил Сергей, – Егор Иванович пришлет за мной машину. Просто разламывается голова, я даже умудрился забыть, что сегодня прилетают родители. Спасибо, Плешаков напомнил, а то получилось бы совсем нехорошо. Я обязательно должен их встретить, папа плохо себя чувствует.

– Ну ладно, ладно, извините, – проворчал Райский, – я сам узнал полчаса назад, что они сегодня прилетают. Это не планировалось. Вот, как раз звоню предупредить. Значит, с Плешаковым вы тоже успели пообщаться?

– Он недавно был у меня, я подписал платежки.

– Какие платежки? Что вы несете?

– Да все как обычно, но вы же знаете, это не стоит обсуждать по телефону. Что вы говорите? А, да, шрамы остались, и довольно заметные. Боюсь, родители меня не узнают с такой рожей.

– Не волнуйтесь, генерала я предупредил.

– Ну, я надеюсь, он подготовит маму.

– Не надейтесь, – усмехнулся в трубке Райский, – мы договорились, что без моих специальных указаний вашей маме ваш папа ничего не скажет. Сейчас они в воздухе, и я никак не сумею с ним связаться.

– Да уж, будет сюрприз. Что? Точно не знаю, Егор Иванович не сказал, прилетают они вдвоем или их кто-то сопровождает.

Эвелина успела соскользнуть с подлокотника к нему на колени. Он прижал ее голову к плечу, чтобы она не услышала голос в трубке.

– Успокойтесь. Они прилетают вдвоем, – усмехнулся Райский, – не забудьте включить мобильный и поставить на зарядку. Как только она уйдет, позвоните мне.

– Да, обязательно.

– И не вздумайте ложиться с ней в койку, слышите, майор? Она вас моментально расколет, и все полетит к чертям.

– Постараюсь. Всего доброго. – Положив трубку, он слегка отстранил Эвелину и, сморщившись, хрипло произнес: – Линочка, ты не помнишь, где у меня лежат лекарства? Мне срочно надо принять что-нибудь обезболивающее. Голова раскалывается, и тошнит.

– Да, ты бледный, – спокойно кивнула она и слезла наконец с его колен, – сейчас найду. Чтобы ты знал, аптечка у тебя в ванной. И советую поспать перед поездкой в аэропорт.

Она нашла для него анальгин с хинином, он выпил две таблетки, проводил ее, нежно поцеловал на прощание. Как только дверь за ней закрылась, он кинулся к телефону, чтобы перезвонить Райскому и рассказать все толком, по порядку. Но было занято. Полчаса не имели значения. Он отправился в ванную и впервые в жизни улегся в круглую джакузи.

Над головой мерцал голубоватый свет. Вода мягко бурлила и пенилась, он случайно нажал какую-то кнопку на бортике, и полилась тихая музыка. Глаза слипались. Он уснул так крепко, что не слышал настойчивой трели телефонных звонков.

Ему опять стала сниться Юлия Николаевна, они вместе шли по какому-то незнакомому городу, и дома вдоль всего их пути оказывались картонными декорациями, за которыми пряталась черная бесконечная пустота. Но сам он в этом сне был настоящим, живым со своим прежним, нетронутым лицом.

Проснулся только в половине второго ночи. Вода в ванной стала совсем холодной. Телефон уже не звонил. До встречи с родителями Стаса осталось меньше двух часов.

* * *

– Нам надо увидеться, – сухо отчеканил Райский, выслушав взволнованный рассказ Юлии Николаевны. – Вы можете сегодня вечером, часов в девять, выйти из дома?

– Что я скажу Шуре?

– Скажете, что вам позвонили из клиники, срочно вызвали на консультацию. Звонок я могу инсценировать.

– Я боюсь оставлять ее одну дома.

– Перестаньте. Мои люди дежурят у вашего подъезда круглосуточно, дверь в квартиру стальная. Вообще, Юлия Николаевна, не надо паниковать. Вы сами виноваты. Вам следовало давным-давно объяснить ребенку, что нельзя садиться в машины к чужим дядям.

Юля чувствовала сильное раздражение в его голосе и с тоской подумала, что ситуация вырвалась из-под его контроля. Поэтому он бесится. Он, полковник ФСБ, со всей своей мощной агентурой, аппаратурой и полномочиями, столько времени не может поймать террориста. Он не нашел ничего лучшего, как сотворить с ее помощью наживку, насадить на крючок живого человека вместо червяка. Но бандит пока не клюнул, а возможно, и вообще не клюнет, потому что он не безмозглый голодный карась.

Именно с этого она и начала разговор с полковником. Они встретились в маленьком подвальном ресторане неподалеку от клиники. Райский уже ждал ее за столиком, сверкая очками в полумраке.