Текст книги "Херувим"

Глава тридцать четвертая

Ярчайший свет ударил в глаза, и Анжеле показалось, что все вокруг залито огнем, воздух в комнате густой, красный, ничего не видно и нечем дышать. Не открывая глаз, она потянула одеяло, чтобы накрыться с головой, но тут же оказалась вообще без одеяла, его сдернули.

– Все, хорош дрыхнуть! – прозвучал над ней знакомый, почти родной голос.

Она отвернулась от света и только тогда решилась разлепить веки. Над ней стояла Милка, единственная ее близкая подруга, которая жила у нее и вела хозяйство.

– С ума сошла? Что случилось? Который час?

– Четыре утра. Вставай, одевайся, быстро!

– Зачем? Я спать хочу! – захныкала Анжела и потянула на себя одеяло, но Милка крепко держала его в руках.

– Давай, давай, просыпайся, надо срочно ехать в больницу.

– В какую больницу? Совсем офигела?

Анжела привыкла к яркому свету и смогла разглядеть Милку. Она стояла, полностью одетая, причесанная и бледная до синевы. Глаза ее тревожно бегали.

– Швы у тебя разошлись, дура! – сообщила Милка, отбросила одеяло, подняла Анжелу легко, как ребенка, и поставила ее перед большим трельяжем. – Вот, полюбуйся. Хорошо, я заглянула к тебе, увидела.

Анжела тихо вскрикнула. Повязка была красной. Вишневые пятна проступали сквозь бинты. Она схватилась за лицо и тихо, жалобно застонала:

– Ой, мамочки, это же кровь! Ну почему, почему? За что?

– Кончай скулить, – скомандовала Милка, – да не снимай ты кофту пижамную, и так сойдет. В больницу едем, не на тусовку. Штаны только переодень и что-нибудь сверху накинь. Давай, шевелись, машина уже ждет.

– Какая машина?

– Я такси вызвала, все, кончай болтать.

– Погоди, надо позвонить моему врачу, господи, ужас какой, четыре утра… Дай телефон!

– Некогда, из машины позвонишь. – Милка кинула ей джинсы и огромную вязаную кофту.

Анжела покорно оделась, то и дело косясь на зеркало.

– Странно, мне совсем не больно, – пробормотала она, когда они входили в лифт, – погоди, ты телефон взяла?

– Взяла, все взяла, не волнуйся. – Милка похлопала по своей объемной сумке.

– Совершенно не больно, вообще ничего не чувствую, – растерянно повторила Анжела.

– Еще бы, – усмехнулась Милка, – ты же выпила две таблетки тазепама и две седуксена.

– А, ну да… конечно…

Анжела отчетливо вспомнила, как всего пару часов назад не могла уснуть, ее мучил зуд под повязкой и всякие кошмарные мысли. Она вышла на кухню. Милка сидела там, курила и читала какой-то любовный роман. Анжела пожаловалась ей на бессонницу, и верная подруга достала из аптечки таблетки, налила соку, чтобы запить.

Прямо у подъезда стоял скромный голубенький «жигуль».

– Долго собираетесь, девушка, минута простоя три рубля, – ехидно заметил шофер.

– Не боись, заплатим, сколько скажешь! – успокоила его Милка и втолкнула Анжелу на заднее сиденье, прикрывая ей голову ладонью, как это делают американские полицейские, усаживая в машину арестованных в наручниках.

– Дай телефон, я врачу позвоню, – попросила Анжела, когда «жигуль» сорвался с места.

– Ага, сейчас. – Милка принялась рыться в сумке.

– Девушка, – обратился к Анжеле шофер, – а чего с лицом-то у вас?

– Ничего! – рявкнула в ответ Анжела и повернулась к Милке: – Ну что ты возишься? Давай быстрей.

– Подожди, надо повязку твою перекисью увлажнить, чтобы не присохло.

Огни проезжающей машины осветили салон, и Анжела увидела у Милки в руках вместо телефона какую-то белую тряпку и маленький аптечный флакон оранжевого стекла. Прежде чем она успела что-либо сообразить, ей в нос ударил резкий запах хлороформа.

За полчаса до этого двух наружников, дремавших во дворе в машине, разбудил телефонный звонок, прозвучавший в квартире Анжелы Болдянко.

– Да что там такое, блин? – проворчал старший лейтенант ФСБ, потягиваясь и таращась на циферблат. – Ой, елы-палы, половина четвертого утра!

– Алло, слушаю, – ответил в квартире высокий женский голос.

– Людмила Борисовна? Доброе утро, диспетчер такси беспокоит. Машина подъехала, «Жигули», четверочка, голубого цвета.

– Спасибо, сейчас мы выходим.

– Людмила – это вроде домработница ее, – пробормотал сквозь зевоту старший лейтенант, – куда это они собрались на такси в такое время?

– Там «жигуленок» у подъезда, – заметил младший лейтенант, – голубая четверка, с антенной.

– Иди проверь, а я послушаю, что у них за базар. – Старший лейтенант закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья, пытаясь уворовать еще хоть минутку сна.

Младший неохотно вылез из машины.

– Влад, ну ты хоть фуражку надень, – не открывая глаз, окликнул его старший.

Они дежурили у дома Анжелы в машине ГИБДД, на обоих была милицейская форма. Их должны были сменить два часа назад, но что-то там не сложилось, смена все не приезжала. У наружников пошла вторая бессонная ночь, а поскольку совершенно ничего интересного не происходило, они расслабились. Им не пришло в голову, что предыдущего звонка, вызова такси, который должен был прозвучать не менее получаса назад, они почему-то не слышали.

Младший вернулся за фуражкой, пересек двор, заглянул в «жигуленок». На водительском месте дремал белобрысый парнишка лет двадцати. Наружник стукнул костяшками пальцев по стеклу. Парень растерянно захлопал белесыми ресницами.

– Младший лейтенант Мельников. Доброе утро.

– Скорей уж спокойной ночи, – кисло улыбнулся водитель.

– Нарушаем? – добродушно поинтересовался лейтенант.

– Вроде нет, – шофер растерянно огляделся, – а чего?

– А того. Стоим в неположенном месте.

– Так это, короче, пассажиров ждем. – Парень зевнул во весь рот.

– Ты, что ли, такси? – точно так же зевнув, уточнил наружник.

– Ага, такси.

– Что за фирма?

– «Московский извозчик», короче, это, частная. – Он протянул визитку, лейтенант прочитал: «Заказ такси по телефону» – и убрал ее в карман.

– Короче, ясненько, таксист. И куда ж твои пассажиры надумали ехать в такое время? – Лейтенант взглянул вверх.

Окно на пятом этаже, седьмое справа, было открыто. Свет не горел. Кисейные шторы шевелились от легкого ветра. Двор и подъезд освещались яркими фонарями. Глядя из света в темноту окна, было трудно что-нибудь разглядеть. На секунду лейтенанту показалось, что за шторами кто-то стоит и смотрит прямо на него. Ничего странного в этом не было. Домработница Людмила могла выглянуть во двор, ей ведь только что позвонили и сообщили, что подъехала машина.

– Да вроде в больницу едут, – услышал он сонный голос шофера.

– Так чего ж они в такое время такси вызвали, а не «Скорую»? – поинтересовался лейтенант и оторвал взгляд от окна.

– А я откуда знаю? Может, у них что-то такое, короче, не смертельное. Зубы болят или роды.

– Ну ладно. Документы покажи.

Парень достал права. Наружник переписал себе в блокнот все, что следовало переписать, и, покачав головой, заметил с усмешкой:

– Фамилия у тебя какая интересная – Дюбель. В школе небось дразнили?

– Нормальная фамилия, – обиженно нахмурился парень, – короче, это, штрафовать будете?

– Пока только предупреждение тебе, Дюбель Артем Васильевич. В устной форме. В следующий раз на пешеходный тротуар не заезжай, – лейтенант вернул права, – и смотри не усни за рулем, таксист.

– Не буду. И за рулем не усну, честное пионерское, – радостно пообещал парень, – короче, это, спасибо!

– На здоровье. – Младший лейтенант козырнул и вернулся к своей машине. Старший пил кофе из крышки термоса.

Из приемника звучали голоса:

– Давай, давай, просыпайся, надо срочно ехать в больницу.

– В какую больницу? Совсем офигела?

– Швы у тебя разошлись, дура!

Старший допил кофе, налил еще и протянул младшему.

– Бедная девка, это, наверное, хреново, если швы расходятся, – вздохнул младший, когда из приемника раздался жалобный плач Анжелы:

– Ой, мамочки, это же кровь! Ну почему, почему? За что?

* * *

Лицо генерала казалось прозрачным в сиреневом свете прожекторов. Он выглядел не просто больным, а умирающим. Сергею приходилось видеть такие лица у тяжело раненных. Обычно когда кожа приобретала этот странный небесно-голубой оттенок и заострялся нос, человек уже ничего не соображал. Глаза закатывались, изо рта слышались тяжелые хрипы или бессмысленный бред. Но Владимир Марленович крепко держался на ногах, и голова его работала отлично. Он спокойно, толково пытался объяснить жене, кто такой Сергей, и уговаривал ее при шофере ни в коем случае не называть его Сережей.

Шофер заволновался, увидев, что вся троица остановилась посреди летного поля, и решил выйти из машины. Он шел к ним.

– Наташа, это двойник. Ему сделали пластическую операцию, он майор ФСБ, он живет сейчас в квартире Стаса. Ты должна называть его Стасом, ты должна вести себя так, будто он твой сын.

Но Наталья Марковна смотрела на них обоих влажными, счастливыми, совершенно безумными глазами и повторяла:

– Конечно, Володенька, он наш сын, наш Сережа. Я всегда знала…

Шофер приближался. Генерал прижал голову жены к плечу и шепотом спросил:

– Как вас зовут, майор?

– Сергей, – растерянно ответил он.

Генерал посмотрел на него долгим странным взглядом и прошептал на ухо:

– Скажите ей, что вас зовут Станислав. Потом я все объясню, вам, ей, потом… Называйте нас мама и папа, не стесняйтесь.

– Здравствуйте, Владимир Марленович, – шофер подошел к ним вплотную, пожал руку генералу, – какие проблемы? Почему стоим? Добрый вечер, Наталья Марковна.

– Привет, Костя, – улыбнулся ему генерал, – посадка была очень тяжелая, мы устали и перенервничали. К тому же бессонная ночь. Все нормально.

– А что такое с Натальей Марковной?

Генеральша стояла столбом, вцепившись в руку Сергея, и на приветствие шофера не откликнулась.

– Мама не знала, что я попал в аварию, – громко, спокойно объяснил он, – а сейчас увидела мои шрамы, – он поцеловал генеральшу в щеку, – пойдем в машину, мамочка, ветер сильный, тебя продует.

– Да, да.

Эта женщина ничего общего с его мамой не имела. Назвав ее так, он на секунду почувствовал себя предателем. Разыгрывать спектакль перед Эвелиной, перед Плешаковым было значительно проще. Встреча с родителями Герасимова далась ему неожиданно тяжело, хотя генерал был первым человеком в его новой жизни, перед которым не следовало притворяться.

Всю дорогу генерал и генеральша неслышно шептались на заднем сиденье. Иногда Сергей в зеркале встречался глазами то с ним, то с ней и заметил, что взгляд Натальи Марковны стал вполне осмысленным. Она быстро оправилась от шока. Сергей мог понять, что неожиданная встреча с двойником собственного сына может вызвать шок у любой матери. Наталью Марковну предупредить не успели, она измотана ночным полетом, у нее смертельно болен муж, и странно ждать от нее спокойных, адекватных реакций. Но почему она назвала его сразу по имени, оставалось пока загадкой.

До дома доехали быстро. По дороге позвонил Райский. Коротко сообщив ему, что родителей он встретил и все в порядке, Сергей повернулся и произнес:

– Папа, включи, пожалуйста, свой мобильный.

– Да, конечно, я совсем забыл, – отозвался Владимир Марленович.

Уже светало. Когда выходили из машины, Сергей заметил, что генералу совсем худо. Глаза глубоко запали, лицо вытянулось и разгладилось. Теперь он был похож на старенького ангела.

– Мне пора принять лекарство, – прохрипел он сквозь зубы и тяжело повис на руке Сергея, – ты поднимись к нам, надо поговорить.

Наталья Марковна молчала и не спускала с Сергея глаз. Взгляд ее был очень внимательным, напряженным и даже немного враждебным. Или это только показалось в неверном рассветном свете. Когда поднимались в лифте, генерал дал себе волю, сморщился, схватился за живот и еле слышно постанывал.

Квартира оказалась еще шикарнее, чем у Стаса. Но выглядела она вполне обитаемой, ничем не напоминала гостиницу и картинки из каталога. Генерал сразу отправился в свой кабинет, генеральша искоса взглянула на Сергея.

– Если вы курите, можете пройти на кухню, – произнесла она быстро, сухо и отправилась к мужу.

Курить действительно хотелось. Но сигареты он забыл. Впрочем, в кухне на просторном подоконнике лежала пачка «Парламента». Опять позвонил Райский. Полковника больше всего волновали бумаги, которые принес Плешаков на подпись Стасу Герасимову.

– Фирма «Омега» переводит сто пятьдесят тысяч в банк «Фамагуста», который находится в Никосии, на Кипре, – объяснил Сергей. – Это якобы оплата за партию компьютеров, полученных «Омегой». И семьдесят тысяч отправляются в тот же банк на личный счет консультанта по этим самым компьютерам. Я успел незаметно для Плешакова переписать реквизиты, номера, в общем, всю цифирь. Наизусть, разумеется, не помню, сообщу позже.

– И вы все это подписали? – перебил Райский.

– А что мне оставалось делать?

– Ладно. Дальше. Как зовут консультанта, тоже не помните?

– О, это трудно забыть. Консультанта зовут Анжела Болдянко.

В трубке повисла долгая пауза. Сергей слышал дыхание Райского, и ему на секунду стало жаль полковника.

– Михаил Евгеньевич, – произнес он, – наш подопечный не трогал объект «А» потому, что перекачивает через него деньги, причем не только общак, но, вероятно, и свои личные. Стаса преследует другой человек, и я почти догадываюсь, кто он. Вы ошиблись, полковник. Я понимаю, как вам это неприятно слышать. Зато теперь мы знаем то, что могли бы никогда не узнать, и ваш план все равно работает, пусть не так, как вы предполагали.

– Я не нуждаюсь в ваших утешениях, майор! – откашлявшись, рявкнул Райский. – Когда вы сможете сообщить мне банковские реквизиты и номера счетов?

– Как только окажусь в квартире объекта «А», – с легкой усмешкой отчеканил Сергей.

– А где вы сейчас?

– У мамы с папой. Сижу на кухне. Кстати, генерал очень серьезно болен.

– Что с ним?

– Пока не знаю. Но выглядит ужасно.

– Да, я подозревал что-то в этом роде, – медленно произнес Райский, – вы не вздумайте рассказывать ему о бумагах, которые подписали.

– Конечно, я понимаю.

– Ни черта вы не понимаете, майор! Ладно. Сейчас уже утро. Когда вы уедете отсюда?

– Пока не знаю. Генерал хочет поговорить со мной.

– По возможности избегайте конкретных ответов. Только общие слова. Передайте генералу, чтобы позвонил мне, как только отдохнет, я сразу к нему приеду.

– Михаил Евгеньевич, проверьте, пожалуйста, существует ли воровской авторитет по кличке Палыч. – Сергей осекся, услышав шаги.

– Зачем это?

– Потом расскажу, позже, – прошептал он, прикрыв трубку, – я позвоню вам, как только смогу.

В дверях появилась Наталья Марковна. Увидев, что он разговаривает по телефону, она включила чайник, села на стул напротив Сергея, достала какой-то журнал, открыла и принялась листать. Вид у нее был растерянный.

– Но не раньше девяти утра, – отчеканил в трубке голос Райского, – я должен поспать хоть немного, чего и вам желаю. В десять вы должны навестить Анжелу. Непременно с цветами. Учтите, времени у вас будет мало, к двенадцати она едет в клинику на прием.

– Почему такая спешка? Не лучше ли перенести на вечер?

– Нет, – отрезал Райский.

Сергей попрощался, отложил телефон, загасил сигарету и тихо спросил:

– Наталья Марковна, как себя чувствует Владимир Марленович?

– Плохо, – вздохнула она, – он не спит, ждет вас, хочет поговорить. Я должна извиниться за сцену в аэропорту.

– Ну что вы, я понимаю…

– Отличная работа, – пробормотала она, впервые подняв глаза, – хотела бы я знать, какой вы на самом деле.

– Теперь вот такой, – Сергей виновато улыбнулся, – другим уже вряд ли буду.

– Эти рубцы – следы пластической операции?

– Да.

– Они останутся?

– Нет. Чуть позже врач их удалит.

– Вы будете теперь всегда жить вот с этим лицом?

– Вероятно, да.

– А волосы? Это ваш собственный цвет? – Она протянула руку и кончиками пальцев прикоснулась к его голове.

– Нет. Краска.

– Какие они у вас на самом деле?

– Белые.

– То есть вы светлый блондин?

– Я седой.

– Почему? Вам ведь мало лет. Кстати, сколько?

– Тридцать шесть.

– И почему же вы седой?

– Не знаю. Наверное, гены.

– Ваши родители живы?

– Нет.

– Жена? Дети?

Сергей молча помотал головой.

– Вы очень рискуете?

– Ну это уж как получится.

– Как ваше настоящее имя?

– Станислав.

– Неправда, – простонала она и сморщилась, словно от сильной внезапной боли, – я знаю, вас зовут иначе. Скажите как. Мне не нужна фамилия, не нужно отчество, только имя. Пожалуйста!

Зазвонил телефон, она вздрогнула и схватила трубку.

– Да, Володенька, да, милый, сейчас мы идем. Нет, я хочу присутствовать при вашем разговоре. Почему? Ладно, я поняла, только не волнуйся. – Она положила трубку и объяснила: – Кричать он не может, а встать ему тяжело. Вот, догадался позвонить по мобильному. Он просит вас зайти к нему. Он в спальне, по коридору направо. Вы хотите чаю, кофе? Может, вы голодны? Я могу приготовить что-нибудь на скорую руку.

– Спасибо. Если можно, чаю.

Сергей отправился к генералу, Наталья Марковна осталась на кухне и долго сидела, не шевелясь, повторяя про себя: «Чужой человек. Посторонний. Сереженька».

Глава тридцать пятая

Николай проснулся первым, в десять утра. Оксана крепко спала, он не стал ее будить, тихо выскользнул из-под одеяла и отправился на пляж. Там он занялся гимнастикой, примерно полчаса приседал, отжимался, прыгал, потом еще полчаса плавал в море. Когда вернулся, застал Оксану на кухне, умытую, одетую. На плите шипела яичница с ветчиной, пахло кофе и поджаренным хлебом.

– Доброе утро. – Он чмокнул ее в щеку, уселся за стол.

Она тронула пальчиком его разбитую скулу.

– Надо было сразу лед приложить, не было бы шишки.

– Да хрен с ней, с шишкой, – поморщился Николай, – зуб жалко. Свой ведь, живой, здоровый, ни пломбочки! А вдруг позвонит Марленыч, прикажет лететь в Москву срочно, и как я такой щербатый полечу? Вот если подумать – вроде бы фигня, один зуб, но передний, и сразу чувствуешь себя уродом.

– Лучше бы ты ему зуб выбил, – проворчала Оксана, – вообще вмазал бы ему хорошо. Для науки.

– Не могу.

– Что, на барское дитя рука не поднимается?

– Да не в том дело, – помотал головой Николай, – я бы этого урода по стенке размазал, если бы не Марленыч. Очень старика уважаю, очень. И генеральшу жалко. Они хорошие люди и как только вырастили такого, прости господи? Главное дело, любят его до безумия.

– Сын, – вздохнула Оксана, – никуда не денешься. Баловали они его, наверное, вот и получился обормот. Между прочим, есть придется со сковородки, ни одной тарелки не пощадил, японский сервиз грохнул весь, до блюдечка.

– Ты заглядывала к нему?

– Нет еще. Честно говоря, неохота.

– Правильно. Давай сначала позавтракаем спокойно.

Николай заметил на столе коробку с ампулами. Рядом валялась листовка-вкладыш.

– Ты собираешься его колоть? – спросила Оксана, снимая сковородку с плиты.

– М-м, – промычал Николай. Глаза его скользили по строчкам инструкции, – вообще, знаешь, этот препарат жуткая гадость.

– Ну а что делать, если он хулиганит? – пожала плечами Оксана. – Ешь, остынет.

Николай отложил листовку и принялся за яичницу. Несколько минут они ели молча. Вилки стучали о сковородку.

– Хозяевам будешь звонить? – спросила Оксана, наливая кофе.

– Пока не стоит. У них своих проблем хватает.

– И правильно, пусть хоть немного поживут спокойно. Хотя какое уж тут спокойствие? Ужасно жалко Марленыча. Думаешь, у него действительно рак?

– Скорее всего, – кивнул Николай, выпил кофе, встал, потянулся. – Ну ладно, пойду посмотрю, как там наш псих.

Оксана осталась мыть посуду. Николай вернулся через три минуты и сообщил, что псих спит.

– Он всегда дрыхнет до часа дня. Ну и не трогай его.

– Я пока к зубному смотаюсь.

– А если проснется без тебя и опять буянить начнет? – испугалась Оксана.

– Не начнет. Шелковый будет. Я его уже изучил. Он всегда так: нагадит, а потом хвост поджимает, лапки кверху. – Николай скорчил жалкую гримасу, Оксана весело рассмеялась.

– Ладно, езжай. Ты греку звонил?

– Пошел он, этот Илиади, вытянет из меня полтысячи баксов только за свое посредничество. В Керкире стоматологов навалом.

* * *

Генерал сидел в огромном кресле, накрытый пледом. Выглядел он немного лучше.

– Как вы себя чувствуете, Владимир Марленович? – спросил Сергей.

– Никогда не задавай мне этот идиотский вопрос, ты же не хочешь, чтобы я стал рассказывать тебе, что у меня болел живот, а теперь лучше, поскольку я принял лекарство. Учти, сил у меня мало, и я не собираюсь тратить их на пустую болтовню. Сядь, не маячь. И можешь расстегнуть куртку. Здесь жарко.

– Вовсе нет, – пожал плечами Сергей, – наоборот, прохладно.

– Ну покажи, покажи пушечку. – Генерал подмигнул и хрипло усмехнулся: – Дай хоть в руках подержать, может, больше уже и не придется.

Сергей расстегнул куртку. Пистолет держался на портупее под мышкой. Генерал бережно взял его в руки.

– ПММ, девятимиллиметровый, – пробормотал он и провел пальцем по стволу, – модернизированный «Макаров». Двенадцатизарядный. Классика. Всегда любил оружие, но ни разу не пользовался. Представляешь, за сорок лет работы в органах – ни разу. – Он вернул Сергею пистолет. – А зачем ты его в аэропорт с собой потащил?

– Ну не оставлять же в квартире вашего сына, – пожал плечами Сергей.

– Ладно. Слушай меня внимательно. Первое, что ты должен сделать, – сходить к этой певичке и попросить у нее прощения. Скорее всего она пошлет тебя подальше и будет права. Но сделать это необходимо. Если повезет, она пошлет тебя не просто далеко, а к Исмаилову. Скажи, почему ты согласился?

– Не понял…

– Потерять собственное лицо на всю жизнь… Зачем тебе, майору ФСБ, это нужно? Только деньги или что-нибудь еще?

– Что-нибудь еще, – улыбнулся Сергей.

– Ну давай выкладывай. Имею право знать. – Генерал опять подмигнул и оскалил ровный ряд фарфоровых зубов. – Мишка небось приказал тебе лапшу вешать на мои старые уши?

– Ну что вы, товарищ генерал, никакой лапши, – успокоил его Сергей.

– Отвечай на поставленный вопрос, майор. Зачем тебе все это нужно?

– У меня с Исмаиловым личные счеты, – продолжая улыбаться, объяснил Сергей, – я очень хочу взять его живым.

– Размечтался, – насмешливо проворчал генерал, – хочет он Исмаилова живым взять. Кто ж вам с Мишкой это позволит?

– А мы спрашивать не будем, мы как-нибудь сами, потихонечку.

– Воевал там? – Генерал слегка мотнул головой.

– Приходилось.

– Ты не один такой. Давай конкретней. Какие у тебя шансы? Почему ты думаешь, что их у тебя больше, чем у кого-то другого?

– Потому что я знаю его в лицо. Хорошо знаю.

– Как же умудрился? В плену у него был? Ладно, ладно, можешь не отвечать. К делу не относится. Главное, опыт у тебя есть и голова на плечах, в этом я не сомневаюсь. Мишка чувствует людей. Стало быть, ты своими глазами видел Шамиля Исмаилова. И он тебя, конечно, тоже? Ах, ну да… – Генерал хрипло, тяжело засмеялся. В груди у него клокотало, на лбу вздулись извилистые синие жилы. Смех перешел в приступ кашля.

– Владимир Марленович, может, какое-нибудь лекарство? – тревожно спросил Сергей.

Генерал отрицательно помотал головой и сквозь кашель отрывисто произнес:

– Мишка молодец, хитрый сукин сын. Воды дай.

Сергей увидел на тумбочке бутылку, накрытую стаканом, налил, поднес генералу. Тот сделал несколько глотков, откинулся на спинку кресла и минуту просто отдыхал после приступа.

– Хреново болеть, майор, – пробормотал он, не открывая глаз, – времени у меня совсем мало. А сил и того меньше. Слушай и запоминай. Я очень хочу, чтобы террорист Исмаилов был взят живым и предстал перед судом как положено. Я от всей души желаю тебе, майор, под чутким руководством полковника Райского успешно осуществить вашу хитрую операцию. Мишке я заплатил много. Но не за то, чтобы он на мои деньги сделал себе генеральские погоны. Получит он их – буду рад за него, если не помру к этому времени. Но я ему платил за жизнь моего сына. Он у меня один. Знаю, что засранец. Но один. Ты понимаешь, о чем я толкую?

– Кажется, догадываюсь, – неуверенно кивнул Сергей.

– Тогда перескажи своими словами, – генерал схватился за подлокотники и весь подался вперед, мучительно морщась, – сядь-ка, дружок, во-от на этот стульчик и подвинься поближе, чтобы я глаза твои видел.

Сергей пересел, придвинулся к генералу так, что их колени соприкоснулись.

– Вы, Владимир Марленович, подозреваете, что вашего сына может преследовать не Исмаилов, а кто-то другой, – произнес он скорее утвердительно, чем вопросительно.

– А ты? – спросил генерал, обжигая его лицо невыносимым, каким-то потусторонним взглядом.

– Я тоже, – честно признался Сергей.

– Верить тебе можно?

– Вот это уж вам решать.

– Что же решать, когда выбора нет? – Синие губы растянулись в тоскливой улыбке. – Ни выбора, ни времени. Месяц у меня. А может, меньше. Ну и что ты думаешь, кто этот другой, который травит моего сына, как зайца?

– Владимир Марленович, вам что-нибудь говорит имя Маша Демидова? – осторожно спросил Сергей.

– Знаешь уже, – задумчиво протянул генерал, – молодец. Есть какие-нибудь соображения на этот счет?

– По документам Юрий Михеев умер пять лет назад. Вы его помните?

– Видел только на суде, – сухо отчеканил генерал, – пытался помочь. Парню дали слишком много. Скорее всего там был просто несчастный случай.

– Почему, не знаете?

– Болтал лишнее. Вел себя как идиот. Но главное, отец девочки решил, будто им, родителям, станет легче, если парня засудят. Его, Артура Ивановича Демидова, советника МИД по культуре, очень, видишь ли, бодрила в тяжелые дни та бурная деятельность, которую он развил, чтобы Юра Михеев сел всерьез и надолго. А связи у советника были высокие. Но только мой Стас здесь совсем ни при чем. Если Михеев вышел из зоны живым, то мстить он должен прежде всего Демидову. Однако Артур Иванович скончался от инфаркта через год после гибели дочери.

– Владимир Марленович, где служил Георгий Завьялов до того, как попал к вам?

– Зачем тебе это?

– Я знаю, что он какое-то время был охранником на зоне.

– Воспитателем.

– Где именно?

– В Архангельской области. ИТК строгого режима. Номер не помню. Эту колонию называли «Наркоз». Туда из всех российских зон отправляли самых злостных рецидивистов и нарушителей режима. Объясни, зачем тебе? Думаешь, Гошу убили не просто так? Не для того, чтобы напугать и подставить Стаса?

– Просто спрашиваю на всякий случай, – пожал плечами Сергей.

– А следующий вопрос будет, не знаю ли я, где сидел Михеев? Да, последние четыре года заключения он отбывал именно там, в «Наркозе». И что из этого следует? – Генерал говорил отрывисто и зло, если бы у него хватало сил, он бы сейчас кричал, орал на Сергея, как на бестолкового мальчишку. – Пистолет, которым был убит Гоша, подкинули в квартиру, где ночевал Стас той ночью, – добавил он уже спокойнее, – шофера убили исключительно для того, чтобы напугать и подставить Стаса. ИТК «Наркоз» и покойный Михеев тут совершенно ни при чем.

– Я читал материалы дела. Некоторые свидетели утверждали, будто Стас ухаживал за Машей и Михеев приревновал ее именно к нему, – мягко заметил Сергей.

– Бред! – хрипло рявкнул генерал и стукнул кулаком по подлокотнику. – Ты сам понимаешь, что это полнейшая чушь. Тот, кто травит Стаса, слишком сильный и умный, чтобы хлопотать из-за ерунды. Мстить за собственную ревность пятнадцатилетней давности может только больной, маньяк. Но у маньяка не бывает таких широких возможностей и таких умных сообщников. Все, я устал. – Он откинулся на спинку кресла, руки его упали с подлокотников и безжизненно повисли, глаза ввалились, нос опять заострился.

– Владимир Марленович, – окликнул его Сергей, – вам плохо? Позвать Наталью Марковну?

– Нет, погоди… передохну и продолжим… самое важное я тебе еще не сказал. Слушай внимательно и не перебивай. Если тебе повезет, если ты возьмешь Исмаилова и выживешь, не оставляй моего засранца. Не оставляй до тех пор, пока его будут травить. Раскопай кто. Найди. Помру к этому времени – Наташа заплатит сколько пожелаешь. Найди. Выясни все и устрани опасность. Считай, что слышишь сейчас последнюю волю умирающего. Что бы ни приказал тебе Мишка потом, когда все кончится, сделай это, майор, если, конечно, сам выживешь.

– Я постараюсь, Владимир Марленович.

– Да. Постарайся. Все, не могу больше. Зови Наташу. Нет, стой, тебя правда зовут Сергеем? Это твое настоящее имя?

– Да.

– Когда вы сидели на кухне, Наташа спрашивала, как тебя зовут?

– Да. Очень настойчиво.

– И что ты ответил?

– Я назвался Станиславом, как вы просили.

– А она?

– Не поверила.

Генерал уронил голову на грудь, закрыл глаза, и Сергею показалось, что старик уснул или потерял сознание. Он встал и уже собрался звать генеральшу, но услышал хриплое, неясное бормотание и вернулся к креслу.

– Ну ладно, скажи ей правду, она вроде бы уже успокоилась, – тяжело, на выдохе простонал Владимир Марленович. – Черт, никогда не верил в судьбу. Впрочем, какая тут судьба? Просто совпадение. У Стаса был брат, близнец, родился первым, и почти сразу умер. Наташа все не может его забыть, до сих пор любит, как живого. А младенец и часа не прожил. Мы успели только подержать на руках и дать имя. Знаешь, как назвали? – Он с мучительным усилием поднял голову: – Сережей!