Текст книги "Большая книга о любимом русском"

Форзац и апостроф

У этих существительных похожие одна на другую истории: ещё недавно нормативными считались варианты с ударением на первый слог – фо́рзац и апо́строф, они же были единственными. Объяснялось это происхождением и перешедшим ударением из языка-источника: форзац восходит к немецкому Vо́rsats, а апостроф – к греческому ἀπόστροφος.

Со временем всё изменилось: сейчас всё чаще можно услышать варианты форза́ц и апостро́ф, что и находит отражение в авторитетных источниках. Так, например, в «Словаре трудностей русского языка для работников СМИ» М. А. Штудинера (2016) вариант форза́ц указан как единственно верный, а в «Словаре ударений русского языка» И. Л. Резниченко (2017) и в «Словаре трудностей русского языка» Н. А. Еськовой (2014) – только фо́рзац. И также во всех перечисленных – только апостро́ф (и даже со специальной пометой «не рекомендуется апо́строф»).

Почему произошла эта трансформация? Из-за сильного влияния одной из тенденций – смещения ударения на конец основы. Этот процесс традиционно называют «прогрессивным перемещением»: вы можете часто его наблюдать в любого рода заимствованиях, особенно в англицизмах (ма́ркетинг → марке́тинг, дже́нтльмен → джентльме́н – сейчас нормативными признаются оба варианта, процесс перемещения ударения ещё не завершился).

Особняком здесь стоит существительное на́хзац. Так называется задний форзац, элемент, скрепляющий книжный блок с задней стороной переплётной крышки. Казалось бы, здесь должен был сработать закон аналогии, но нет. Ударение в нём сохранилось на первом слоге и вряд ли изменится, потому что этот термин используется раз в пятилетку – даже издатели называют заднюю часть книги обычным форзацем.[1]1
  Не совсем так. В издательском деле слова форзац и нахзац используются одинаково часто – и именно с ударением на первый слог, – для обозначения двойного листа бумаги, соединяющего книжный блок с переплётом в начале и в конце книги по отдельности. Однако если речь идёт сразу и о форзаце, и о нахзаце, то говорят просто форзацы – с ударением также на первый слог. – Прим. ред.


[Закрыть]

Секрет русской Флориды

Бытует мнение, что во всех заимствованиях должно сохраняться то ударение, которое было в языке-источнике. Это заблуждение. Не должно! Потому что чаще всего русский язык обрезает таким новичкам крылья и заставляет жить по своим законам. Где-то это происходит сразу (например, нем. Absatz сразу прижилось как абза́ц с ударением на второй слог), а где-то растягивается на десятилетия: до сих пор нет единой нормы у «бармена» – одни авторы (например, Штудинер, Еськова, Резниченко) фиксируют ударение на первом слоге, как в английском языке, другие (Розенталь и Теленкова) – на втором, как оно постепенно приживается в русском.

Развитие этой тенденции проще всего проиллюстрировать на иноязычных топонимах. Вы наверняка если не участвовали, то точно были свидетелями споров о «правильности» ударений в таких названиях, как Бали, Катар, Шри-Ланка, Флорида, Вашингтон и многих других. Обычно аргумент одной из сторон звучит так: «Я был(а) в США, там никто не говорит Флори́да, как у нас. Надо принимать во внимание исторические корни слова, каким бы оно ни было». Другая же сторона с ухмылкой отвечает: «Да? Ну, давайте тогда идти до конца: называть Рим – Ромой, Флоренцию – Фиренце, Париж – Пари и так до бесконечности».

Постойте, ребята. Тут уже какая-то сборная солянка получается, давайте разберёмся с ударениями. Очевидно же: акцентологическая система сама рано или поздно всё переиначит, как бы громко вы ни спорили. Для заимствований, в том числе и в вышеприведённых примерах, характерна борьба двух начал – стремления сохранить своё происхождение (чаще это поддерживается искусственно) и уподобления акцентной парадигме. Второе проявляется гораздо сильнее, что и находит отражение в нормативных источниках, фиксации в которых часто расходятся. Почему? Причина такого разногласия кроется в формально-этимологическом подходе к ударению: часто его придерживаются авторы энциклопедических словарей, которые не берут во внимание сложившиеся в русском языке акцентологические закономерности и фиксируют тот вариант, который соответствует языку-источнику. Но если вы откроете новейшие орфоэпические словари (особенно те, которые предназначены для СМИ), увидите, что рекомендуемыми вариантами как раз являются те, где ударение стремится к окончанию.

Например, в «Словаре трудностей русского языка для работников СМИ» Штудинера (2016) при допустимости обоих вариантов предпочтительным считается первый:

• Шри-Ланка́ и Шри-Ла́нка;

• Флори́да и Фло́рида;

• Бали́ и Ба́ли;

• Берга́мо и Бе́ргамо;

• Бирминге́м и Би́рмингем и так далее.

Отдельное внимание я бы хотела обратить на ударение в названии государства Катар, о котором так часто говорили в 2018 году в контексте Чемпионата мира по футболу. Тогда всех беспокоил (и ещё побеспокоит много раз) вопрос: почему российские политики говорят Ка́тар, а СМИ – Ката́р? Ответ снова кроется в происхождении: считается, что Ка́тар – это официальное название страны (в арабском языке в словах с малым количеством букв, илихарфов, ударение падает на первый слог), а Ката́р – общепринятый и допустимый вариант, который, ко всему прочему, весьма распространён в русском языке. И это ещё один пример в копилку тенденции прогрессивного движения ударения – с первого слога на конец основы.

Коклю́ш

Коклю́ш восходит к французскому слову coqueluche, где, как мы знаем, ударение падает на последний слог и в большинстве случаев в таком же виде сохраняется в русском языке. Это отражается и в современных академических источниках: везде зафиксирован только вариант коклю́ш, а авторы словарей для работников СМИ Зарва и Штудинер специально подчёркивают – не ко́клюш!

Но как же так? В 99 % нам рассказывают об опасности ко́клюша, а в информационном поле молодых мам так и подавно это слово мелькает пуще прежнего. Сейчас редко где услышишь нормативный вариант, а ненормативный мало кем воспринимается как неправильный. И это явный признак приближающихся перемен.

Помните, немного ранее я рассказывала о прогрессивном движении ударения? Ко́клюш – яркий пример обратной тенденции, регрессивной, при которой ударение перемещается с конца основы на начало.

Кто знает, может быть, в будущем коклю́ш ждёт та же участь, как и когда-то существительные паспо́рт (итал. passaporto), конку́рс (лат. concursus), деспо́т (франц. despote), где устаревшее ударение на последний слог в наши дни уже кажется какой-то нелепостью. Всё к этому и идёт. Правда, не факт, что мы станем свидетелями новых фиксаций и полного принятия ко́клюша в нормативные круги – всё-таки небыстрый это процесс.

Главное, чтобы наши дети не знали бед ни от ко́клюша, ни от коклю́ша, ни от какой-либо другой болезни. Будьте здоровы!

Вероиспове́дание

Это слово не случайно оказалось здесь. И не только потому, что часто узуальное употребление идёт вразрез с литературной нормой, скорее, из-за необходимости рассказать о двойном ударении и соответствующей терминологии. Потому что в рамках школьной программы обычно не касаются таких тонкостей: как правило, все ограничиваются заучиванием орфоэпического минимума, усвоение которого проверяется во время контрольных или «грамотных пятиминуток». В итоге школьники сдают ОГЭ или ЕГЭ с определённым вызубренным списком, зачастую не понимая, что́ может скрывать обобщённое понятие «ударение» в том или ином слове.

Яркий тому пример – существительное вероиспове́дание. Да, норма гласит, что ударение падает на пятый слог. Такой же вариант допускается и в экзаменационных контрольно-измерительных материалах. Но!

Если мы копнём глубже, то узнаем, что ударения ведь тут два: побочное и основное: вèроиспове́дание.

Побочное выделяется диакритическим знаком гра́вис (от лат. gravis – тяжёлый, тупой), который отображается как знак обратного ударения или обратного апострофа с наклоном влево – (`).

Основное – диакритическим знаком аку́т (от лат. acutus – острый). Это привычный для всех штрих над буквой с наклоном вправо – (´).

В современном русском языке есть множество подобных слов с двойным ударением – как правило, сложных (имеющих в своём составе как минимум два корня и образованных сложением) и с некоторыми иноязычными приставками (контр-, анти-, супер– и другими): àвиаконстру́ктор, высокòквалифици́рованный, àвтоинспе́ктор, лàврови́шня, сёрфинги́ст (на «ё» падает побочное ударение, потому что это заимствование), кòнтрнаступле́ние, грòмкоговори́тель.

Причём обратите внимание: побочное падает на какой-либо из первых двух слогов, а основное располагается ближе к концу слова.

Чтобы не запутаться, стоит запомнить лишь одно – главную скрипку всегда играет основное ударение (в нашем примере – вероиспове́дание). Поэтому ориентируйтесь только на него, особенно если вы сдаёте ОГЭ или ЕГЭ.

Взять на́ борт

Не у всех слов в русском языке есть ударение. Да-да, я серьёзно: при определённых условиях даже наличие гласной не всегда обеспечивает любое знаменательное существительное заветным акутом, но почему-то и об этом практически никогда не вспоминают на уроках русского языка. Тем не менее мы знаем множество таких «безударных» фонетических слов и довольно часто пользуемся ими в разговорной речи, когда, например, говорим на́ пол, на́ воду, за́ полночь и так далее.

Всё это примеры клитик, когда грамматически самостоятельное слово становится фонологически зависимым от другого, как будто «прилипая» к нему в потоке речи. Сам термин клитика восходит к древнегреческому глаголу χλίυω («наклонять») и традиционно охватывает служебные части речи. Приведённые примеры сочетания предлога и имени существительного являются скорее частным случаем, потому что такие пары образуют чаще всего предлоги на, за, по, из, под, без, от и существительные или количественные числительные с односложной основой: бе́з году неделя, перевернуть всё с ног на́ голову, взбираться на́ гору, слово за́ слово, водить за́ нос, уехать за́ город, бе́з толку объяснять, лечь на́ спину, спрятать на́ зиму, умножить на́ два и так далее.

Нормативно ли это? Да, такие варианты признаются равноправными вместе с теми, где предлог как обычно примыкает к существительному (рисунок на стекле́, дом на воде́, сесть за сто́л, сбежать из до́ма и так далее). И более того, чаще всего в словарях для работников СМИ (например, у того же Штудинера) такие варианты с потерявшим ударение существительным фиксируются как наиболее предпочтительные для употребления в эфире, при условии, что это позволяет контекст (обычно при использовании в рамках фразеологизмов и отсутствии поясняющих слов).

Насторожённая буква Ё

Ходят слухи, что каждый год 29 ноября собираются ёфикаторы и… Нет, не ходят в баню. Отмечают день рождения буквы «Ё»! Именно в этот день более 200 лет назад княгиня Екатерина Дашкова предложила покончить с іолками и іожиками, предложив на заседании учёного совета Академии Российской использовать букву «Ё». Эта идея возникла у неё неспроста: на заседании как раз обсуждали создание полного толкового славяно-российского словаря. Разумеется, нововведение не сразу приняли в обществе: одни считали букву «Ё» несуразной, другие обвиняли Дашкову в глумлении над языком (вам это ничего не напоминает?).

В итоге все точки над «Ё» расставил не Карамзин, как принято считать: первым печатным изданием с этой литерой была книга Ивана Дмитриева «И мои безделки», изданная в 1795 году в Московской университетской типографии у Ридигера и Клаудия. И только спустя год «Ё» появилась у Карамзина в книге «Аониды».

Что сейчас говорят правила? Обязательно ли использовать букву «Ё»? Да, в нескольких случаях:

✔ когда есть вероятность неправильно прочитать слово (передохнет, небо – попробуйте без контекста и при отсутствии двух точек угадать значение);

✔ в книгах и учебниках для детей младшего возраста;

✔ в литературе для иностранцев;

✔ в текстах с последовательно поставленными знаками ударения.

В остальных – использование «Ё» факультативно. Это ведёт к тому, что появляются орфографические дублеты: насторо́женно – насторожённо, мане́вр – манёвр, мо́леный – молёный, же́лчный и жёлчный и прочие. Перечисленные варианты признаются равноправными и фиксируются в «Русском орфографическом словаре» РАН под ред. В. В. Лопатина и О. Е. Ивановой (2018).

Я занята́

Среди основных трудностей русского ударения – его разноместность и подвижность. Первое означает отсутствие фиксированного ударения, как во французском, например, где априори «силён» последний слог. В нашем языке такого удобства, как вы знаете, нет – ударение, в зависимости от этимологии слова и его морфонологической структуры, может падать на любое место основы. Подвижность же проявляется в перемещении ударения с одного слога на другой при изменении формы слова.

Сперва может показаться, что в этом хаосе невозможно разобраться. Но не всё так плохо: некоторые закономерности, которые часто и так понятны нам без особых объяснений всё же есть.

Возьмём, например, прилагательное занято́й (употребляющееся в значении «не имеющий свободного времени, обременённый заботами»). Обычно ударение в его формах ошибочно пляшет из-за путаницы с формой прошедшего времени страдательного причастия за́нятый (от глаг. заня́ть), но всё же у них есть кое-что общее: нормативное ударение в краткой форме женского рода – занята́.

Обычно в учебниках и справочниках пишут следующее:

в кратких формах женского рода прилагательных и причастий ударение чаще всего падает на окончание (грешный – грешна́, плохой – плоха́, тёмный – темна́, старый – стара́, при́нятый – принята́ и так далее).

Но чтобы попасть под это стройное с виду правило, слово должно соблюсти хотя бы одно условие: или не иметь в своём составе ни одного суффикса, или довольствоваться в составе рядом допустимых (-к-, -ок-/-ек-, -н-, -л-). При наличии как минимум одного пункта ударение, скорее всего, будет падать на окончание.

Но! Как только в составе слова появляются суффиксы -альн-, -ельн-, -ист-, -и-, -ив-, -лив-, -чив-, -им-, ударение чаще всего остаётся на основе (красивый – краси́ва, счастливый – сча́стлива).

Обратите внимание на «скользкие» формулировки а-ля «скорее всего» и «чаще всего». К сожалению, это относительная истина – в каждом правиле есть место исключениям. Причиной всему служат отличия в акцентной парадигме: где-то она стремится к унификации во всех формах, где-то пока стоит на месте. В этом и заключается непрекращающаяся динамика развития языка: в большей степени незаметная для нашего занято́го поколения.

Ударение в фамилиях

Если кто-то будет рассказывать вам о правилах постановки ударений в фамилиях, не верьте этому человеку. Потому что их попросту не существует! Каждый носитель вправе сам решать, кто он – Ива́нов или Ивано́в, Сте́рехов или Стере́хов, Мазуро́к или Мазу́рок. К слову, на этом демократия заканчивается: склонение уже будет осуществляться в соответствии с грамматикой, но об этом мы поговорим позже.

«А как же происхождение? Оно в первую очередь должно браться во внимание при произношении!» – снова и снова слышатся издалека подобные возражения.

Разумеется, берётся, но это не железный аргумент: всем прекрасно известны споры о Га́уди и Гауди́, Нью́тоне и Ньюто́не, Джо́ли и Джоли́, Ре́мбрандте и Рембра́ндте, Пика́ссо и Пикассо́ и прочих известных деятелях искусства и культуры. В перечисленных фамилиях признаются допустимыми оба варианта: один фиксируется в соответствии с происхождением, второй – в соответствии с регрессивным или прогрессивным ударением, о котором мы уже говорили ранее.

Убедиться в этом и многом другом вы сможете в «Словаре трудностей русского языка для работников СМИ» М. А. Штудинера (2016) и в «Словаре собственных имён русского языка» Ф. Л. Агеенко (2010) – самом авторитетном на сегодняшний день справочнике, посвящённом ударению в именах собственных.

О нормах для СМИ

Сейчас в орфоэпических словарях нередко можно встретить два равноправных варианта произношения одного и того же слова, что с первого взгляда даёт говорящему полную свободу выбора. Но, как полагается в русском языке, в действительности не всё так просто, потому что и здесь нашлось место исключению: если говорящий работает диктором, ведущим или корреспондентом в СМИ, о демократичной вариативности ему можно забыть – в эфирной речи она недопустима.

Почему, собственно, работники СМИ не вправе выбирать наиболее понравившийся вариант? Так сложилось исторически: с момента появления радио и ТВ эфирная речь не допускала двойственности, потому что считалась эталонной. Этого же принципа придерживались и составители первых и всех последующих изданий, адресованных работникам СМИ: каждый автор старался зафиксировать в качестве нормативного лишь один из существующих в узусе вариантов, чтобы не плодить языковую вкусовщину. Ведь что тогда, что сейчас СМИ транслировали грамотную речь и признавались одним из основных источников норм.

«Позвольте, но там же столько ошибок! Кажется, ещё никогда журналисты не были так безграмотны», – всё чаще слышится из уст зрителей и слушателей.

Это, конечно, весьма утрированная позиция, но доля правды тут всё же есть. И не потому, что всё стало настолько плохо, а потому, что времена изменились. Сейчас практически у каждого есть шанс попасть на радио и телевидение, это перестало быть уделом избранных. Мы ежедневно видим, как «обычные» люди без какой-либо профессиональной подготовки становятся героями репортажей и интервью, участниками различных игр на радио и так далее. Часто их речь спонтанна и полна шероховатостей, что влечёт за собой появление в эфире (часто прямом) различных «ляпов». К тому же появилось гораздо больше форматов теле– и радиопередач, дискуссия в которых допускает высокую долю экспромта и импровизации.

Разумеется, нельзя отрицать и отличающийся уровень речевой подготовки молодых кадров от икон советской журналистики. Сейчас уже нет той сильной дикторской школы, как в СССР, с представителями которой (Н. В. Кондратовой, В. М. Леонтьевой, А. Н. Шиловой, Л. В. Соколовой, А. В. Лихитченко, А. Н. Шатиловой и многими другими) мы невольно сравниваем нынешнее поколение теле– и радиожурналистов.

Об этом говорят и сами мэтры. Однажды знаменитый диктор Игорь Кириллов признался в своём интервью (2007): «На рынке, где я обычно покупаю продукты, меня узнал один азербайджанец. Он спросил: „Слюшай, пачему по тэлэвизору так плёхо русский гаварят?“ Я ему объяснил, что уже и отношения к этому не имею, но меня его замечание задело. „Ему-то, думаю, какое дело?! Ратует за язык, на котором сам еле-еле говорит“. А потом я понял: они же все учили русский по телевизору! Для них восприятие языка на слух было лучшей школой. Да, они говорили с акцентом, но правильно подбирали слова и грамотно строили фразы. А теперь учиться не у кого». Есть над чем задуматься, правда?

Всё-таки важно понимать, что современный русский язык в большей степени зависит от СМИ. Если раньше нормы «определяла» классическая литература, то сейчас это делают медиа: именно журналисты становятся творцами новых средств выражения, влияя на языковой вкус современной молодёжи. И хорошо, если кузнецы слова чувствуют весь груз этой ответственности.

Часть 2
В лабиринте смыслов

 
Вечно ли будет язык одинаково жив и прекрасен?
Нет, возродятся слова, которые ныне забыты,
И позабудутся те, что в чести, – коль захочет обычай
Тот, что диктует и меру, и вкус, и закон нашей речи.
 

Гораций

Если бы я написала, что эта глава посвящена стилистике, я бы вас обманула. Сейчас мы будем анализировать некоторые стилистические и лексические явления сквозь призму идиолектов (от греч. ἴδιος – свой, особый и (диа)лект) – совокупности особенностей, которые свойственны речи отдельного носителя языка в зависимости от территориальных и социальных характеристик. Почему об этом важно говорить в таком ключе?

Потому что каждый из нас владеет своим русским языком.

Конечно, невозможно отрицать, что всех нас объединяет один государственный язык, который позволяет миллионам людей понимать друг друга. Но факт остаётся фактом: вы не найдёте даже двух человек, которые знали бы его на одном и том же уровне. Потому что у каждого из нас разное окружение, образование, специфика работы, да и, в конце концов, разное вербальное восприятие информации из-за психологических особенностей. Поэтому я считаю необходимым учитывать это: всё, что вы здесь прочитаете, вы всё равно поймёте по-своему.

К слову, именно поэтому, когда дело касается допустимых или недопустимых в той или иной ситуации вариантов, многим часто сложно сохранять нейтралитет. Кто-то, услышав вопрос а-ля «Займёшь мне?»[2]2
  Корректно: «Одолжишь мне?». Занять – взять взаймы (занять деньги у кого-то), одолжить – дать взаймы (одолжить деньги кому-то).


[Закрыть], чувствует прилив ярости или, как истинный пурист, воспринимает любое отступление от нормы как преступление. А кто-то совершенно не придаёт этому значения или при удобном случае и вовсе напоминает всем, что мы не на экзамене – что хочу, то и ворочу.

К какому бы типу вы себя ни относили, помните о главном – об уместности использования тех или иных лексических единиц.

В своё время даже Пушкин неоднократно указывал сторонникам вылощенного языка на фальшивость их идеала, как и говорил о невозможности существования твёрдых границ между живой речью и литературной нормой.

Язык допускает осознанное нарушение норм, когда того требует контекст. Только вот увлекаться такого рода забавами как минимум опасно: помните, что это может возыметь обратный эффект. Вдруг однажды ваш собеседник задумается: а не имеет ли он дело с неучем?.. Разве вам это надо?