Текст книги "Незавершенная Литургия"

«Ныне отпущаеши раба Твоего, по глаголу Твоему с миром…»

Батюшке помогли выйти. Фомин сразу же забрал у него сумку и нахлобучил ему каску.

– Все нормально? Что это все было? Как это все понимать? – засыпали его богомольцы нелепыми вопросами.

– Тсс-с! – приложил к губам палец отец Василий.

Все замерли. Даже отсюда, с улицы, сквозь черные провалы окон доносилось до них ангельское чтение. Хранитель читал «Отче наш».

– Идемте, батюшка, – прикрывая собой, Александр вел его вдоль стены с выкрашивающимся кирпичом. Батюшка шепотом повторял слова молитвы: «…и остави нам долги наша, яко же и мы…» Уже ступив в лодку, он все еще оглядывался на величественную церковь, из черных глазниц которой доносились высокие ноты ангельского голоса: «…но избави нас от лука-ваго-о-о». В наступившей паузе отец Василий громко и даже надрывно возгласил, с тем расчетом, чтобы его было слышно в храме: «Яко Твое есть Царство… и сила и слава… Отца и Сына… и Святаго Духа… ныне и присно… и во веки векооо-ов!!!» Ответом ему было протяжное: «Амиииинь».

Но звук ангельского голоса утонул в страшном грохоте. Купол храма вдруг дрогнул, просел и обрушился внутрь. Отец Василий присел, обхватив голову руками. Наташа вскрикнула. «Света!!!» – перехватило дыхание у Саши.

– Батюшка, уходим! – сквозь грохот прокричал Александр и резко оттолкнулся шестом.

Открыв глаза, священник увидел, как вслед за обрушением свода стали падать внутрь стены, обрывая железные стяжки. Словно от взрыва над местом, где только что они молились, поднялась туча пыли. Осколки кирпича забарабанили по лодке, забулькали рядом в воду, несколько осколков щелкнули и по его каске. Лодка двигалась быстро, и вскоре заключительный акт этой драмы скрылся за зеленым занавесом листвы. Они выплыли на солнце. Александр бросил шест, и мотор взревел. Последний раз оглянувшись на остров, они увидели, что вместо привычного силуэта храма там, над зарослями, клубилось облако кирпичной пыли.

Все молчали. Саша всхлипывал, прижавшись, как в раннем детстве, к материнской груди. Александр правил лодкой, с суровым лицом вглядываясь вдаль. Отец Василий, переполненный священным трепетом, сидел, закрыв глаза, и, осмысляя все происшедшее, переживал его заново. Внутри него словно эхо звучали последние слова, сорвавшиеся с его уст: «…и во веки веков».

Аминь

(вместо эпилога)

Возле дома священника остановилось желтое такси – «Волга» с высокими «шашечками» и номером 057 на борту. Все говорило о том, что пожаловали гости из области. Матушка Ирина выглянула в окно. Из автомобиля вышел высокий подтянутый мужчина, забрал из багажника большую черную дорожную сумку и рассчитался с водителем. Машина газанула, и у дома на фоне молодой зеленой травки дорожной обочины осталась одинокая фигура в черной кожаной куртке. Мужчина не спешил развернуться лицом к окнам, аккуратно складывая портмоне во внутренний карман куртки. В короткой стрижке и широких плечах матушке никак не удавалось опознать гостя, который, судя по размерам багажа, приехал сюда всерьез и надолго. Человек за окном поставил сумку на землю, размял плечи, оглянулся по сторонам и глубоко вдохнул свежий весенний воздух.

А посмотреть тут было на что. Город Гледенск весной выглядел как-то особенно хорошо. Невысокие, утопающие в яркой зелени только что распустившихся листьев деревянные дома, не похожие друг на друга, будто отмылись и выглядели очень живописно. Кудрявая резьба их подзоров и наличников, не без основания считавшаяся главной достопримечательностью этого провинциального городка, именно в эту пору, еще не запылившаяся от неасфальтированных улиц, была особенно хороша. Над крышами домов, над трубами со старинными дымниками возвышались купола церквей. А выше их сияло пронзительное голубое небо с островками белых облаков. Солнце светило ярко и ослепляюще сквозь хрустально чистый воздух. Веял легкий теплый ветерок, и пахло цветами.

Матушка не выдержала паузы и вышла на крыльцо встречать неведомого гостя. На улице было приятно и свежо. Щебетали птицы. Она укутала плечи пуховым платком. С высоких ступеней она окликнула человека, подумав, что он не решается зайти, а может, не к ним или заблудился.

– Молодой человек! Вы к батюшке?

Мужчина обернулся, как по команде:

– Так точно, матушка Ирина, к батюшке и к вам, если разрешите!

– Вадик!!! – узнала матушка в госте прежнего молодого лейтенанта.

Она сбежала по ступеням прямо в тапочках, открыла калитку. Вадим подхватил сумку и зашел во двор.

– Боже мой! Какой ты огромный мужичина, чем же вас там, в армии, кормят? Тебя и не узнать. Какими судьбами? Проходи!

– Здравствуйте, матушка! А вы такая же, ничуть не изменились. Зато дети, наверное, подросли. Разрешите хоть обнять-то вас? Не видались кучу лет. – Речь Вадима так заметно отличалась от местного, уже привычного говора, он сильно «акал», как это делают москвичи.

Он, отпустив сумку, заключил матушку в объятия, бережно и уважительно. Та утонула в скрипе кожи и аромате дорогого парфюма.

– Какими судьбами, Вадюша? Как я рада! Проходи в дом!

– Да вот, матушка, был в командировке в Питере. А тут до вас рукой подать. Подумал, если сейчас не выберусь – потом специально не собраться.

– Так ты ненадолго? – огорченно спросила Ирина.

– Завтра вечером должен отбыть. Ну, хоть так, а то живем на разных концах страны. Вы-то ко мне в Астраханскую губернию точно не приедете.

Они зашли в дом. Вадим разулся, разделся и присел за стол. Матушка поставила чай и засуетилась на кухне, через дверь разговаривая с ним:

– А где ж твоя военная форма? Или ты уже уволился из рядов?..

– Никак нет – служу. Недавно вот подполковника получил.

– Что ты говоришь?! Ну, ты теперь большой человек! Вы с батюшкой идете «ноздря в ноздрю» по карьерной лестнице. Он ведь тоже теперь – протоиерей! Ну, и я вместе с ним теперь – протопопица!

– Здорово! Вы молодцы. Мне с вами не равняться. А где, кстати, хозяин?

– А он вот-вот будет. Только он сразу на службу. Слушай, сколько же мы не связывались? Года два?

– Если не больше. У меня тут с рождением дочки жизнь пошла суматошная, да на службе там пертурбации. В общем, растрепался весь, молиться некогда, до церкви добираюсь только на Пасху да на Рождество. Все лелеял мысль приехать к вам – восстановить душевное равновесие, потому и письма откладывал, не писал. Все думал, приеду – пообщаемся, а сам, ну… простите меня, матушка, грешника.

– За что ж тебя прощать, смотри, какой крюк сделал. Жаль только, что ненадолго.

– А вы как живете?

– А у нас много новостей. Ну, первую я тебе уже сказала. Теперь наш отец Василий – Его Высокопреподобие. Потом, мы теперь служим в деревне. Живем пока здесь, а церковь наша в селе Родино. Храм новопостроенный, бревенчатый, резной весь. Освящена прошлой осенью в честь пророка Илии. А наш батюшка теперь настоятель этой церкви. Ему поручили окормлять всю ту округу, вдоль по Волго-Балту. Самая дальняя деревня пятьдесят километров, только знай мотайся. Ему нравится. Места там, конечно, дивные. После Казахстана-то столько воды – озера, реки. Там же, в Родине, доделываем дом большой, больше этого. А пока строимся, нам разрешили пожить в этом.

Матушка поставила на стол чашку с дымящимся крепким чаем, выставила морошковое варенье и брусничный пирог.

– Простите, матушка, я чего-то совсем забыл. Я ж подарки привез.

Вадим подошел к сумке и выложил свои дары. Они были похожи на новогодние подарки: конфеты, игрушки, книжки.

– А это вам, матушка Ирина. Хоть и говорят, что духи дарить опасно, можно не угадать, но это единственное, в чем я неплохо разбираюсь. Прошу. А батюшке нашел в одном питерском храме вот такой набор: Евангелие, Псалтирь и Каноник в одной коробочке. Здесь кожаные обложки, золотой обрез. Думаю, ему понравится.

– Все очень здорово! Спаси тебя Господи! – улыбнулась матушка, держа в охапке все коробки и пакеты и с умилением глядя на сидящего на корточках у своей сумки Вадима. – Чай только остынет.

* * *

В машину отца Василия Вадим сел с легкой полуулыбкой:

– А что так кисло, отче? Я полагал, вы уже на джипе рассекаете, а вижу вместо этого отечественный костотряс.

– Не придирайтесь, ваше благородие, что есть – на том и ездим. По-любому это лучше, чем хорошо идти. Тем паче дороги у нас – аккурат под эту машину, ничуть не лучше.

Батюшка перекрестился, благословил путь, и машина тронулась. На первом же подскоке Вадим пристегнулся. Город, будто на улице был не XXI век, жил патриархальной жизнью. Старушка на колясочке везла лубяной короб – опираясь на кичигу, шла полоскать на озеро. Мужик стоял у колонки, набирая воду в алюминиевую флягу. Под лоджиями многоэтажных домов красовались симпатичные оранжевые поленницы ольховых дров. Даже киоск «Роспечати» был украшен кружевной деревянной резьбой. Они проехали мимо действующей церкви и свернули на дорогу, ведущую в Старое Село.

– Вы будете заняты на службе, поэтому, если можно, пока мы едем, расскажите мне, что изменилось в вашей жизни после ТОЙ ЛИТУРГИИ, о которой вы мне писали, – поинтересовался Вадим.

– Да многое изменилось. Тот храм на острове разобрали, ввиду опасности дальнейшего обрушения. Расчистили все вокруг, срубили деревья. Там теперь близко проходит фарватер. Получился такой островок из кирпичного щебня. Сначала мы поставили там памятный крест, высокий – метров семь, а прошлым летом из остатков кирпича сложили небольшую часовенку. Освятили ее в честь Покрова Богородицы, а та икона, ты помнишь, что мне старец Георгий благословил, теперь там – в той часовне. Два раза в год, на Покров и в день того ЧУДА, мы совершаем туда лодочные крестные ходы. Собирается народу до полусотни.

После того БОГОСЛУЖЕНИЯ Александр Фомин переменился – уверовал в Бога. И на свои средства сначала выкупил у Гледенского райпо магазин, бывшую часовню. Для этого пришлось, кстати, построить в Родине новый сельмаг. А впоследствии рядом построил вот тот храм, куда мы сейчас и едем. Храм получился на славу. Он похож на северные, архангельские или даже карельские церкви. Свои мужики рубили, как в старину, без единого гвоздя. В часовне же теперь служим погребения. А Александр теперь – ктитор нашего храма.

– Ктитор – это староста?

– Нет. Ктитор – это штатный благодетель.

– Понятно. Попечитель.

– Жена его, Наталья Фомина, оказалась замечательным музыкантом. Она окончила регентские курсы и теперь руководит церковным хором. Все удивляются интонациям ее пения. Только я знаю, что в ее пении отражена та манера исполнения, которую она слышала в ТОТ день, узнается настоящее ангельское пение. Дочку свою, Настю, тоже берет на клирос, вместе поют.

Саша с той поры не выходит из церкви. Много читает духовной литературы, исповедуется, причащается. Помогает мне в алтаре, читает на службе часы, паремии, Апостол. Все прошлое лето провел на Валааме трудником в монастыре, ему скоро в армию идти, так хочет попасть в православную роту. Вообще я смотрю на него – настоящий монах растет, а еще говорят, монахами не рождаются. Со сверстниками он почти не общается, много молится, много времени проводит в уединении – там, на Покровском острове. В той часовне все убранство – его работа. Да и еще, если верить его рассказам (а я с некоторых пор привык доверять ему), там, в этой часовне, ему иногда является его Ангел-Света. Они подолгу беседуют, отчего юноша наш не по возрасту вразумлен в духовной мудрости и ему легко даются древние языки. Я, вслед за Сашей, побывал на Валааме, так отцы-монахи хвалили мне его ученость, он им там даже что-то вроде лекций читал. Вот будет диво, если на острове этом вырастет когда-нибудь обитель – вроде той, что на Спасе Каменном. Подвижник уже готов – «наставниче монахов и собеседниче ангелов».

Дедушка его Аверьян Петрович умер прошлой зимой. Незадолго до кончины пособоровался, исповедовался и причастился. Умер тихо, если не сказать блаженно. Домик свой подписал Сашке. И нас облагодетельствовал не меньше своего сына. Когда мы церковь только построили, само собой, встал вопрос о том, как наполнить ее утварью. И тут приглашает меня Аверьян Петрович и проводит в свою мастерскую. Там за шкафом у него дверь, за которой была потайная комната. А в ней, в этой комнате, – настоящий реликварий. Чего там только не было – старинные иконы в ризах, кресты, дарохранительницы, Евангелия и прочие книги, подсвечники, кадила, всего видимо-невидимо. От пола до потолка вся комната просто забита предметами церковной утвари. Причем старинной.

– Коллекция?

– Нет, не совсем. Оказалось, что тридцать лет назад во время рыбалки на Волго-Балте он услышал взрыв на Покровском острове и поплыл туда посмотреть. И представь, он подплывает к острову, а ему навстречу выплывает плот, на котором натарено полным-полно всякой церковной утвари. Судя по всему, охотники за иконами добрались до церкви, но напоролись там на мину или сами пытались что-то подорвать да погибли. Как он ни кричал, ему никто не ответил. Тогда он привязал плот к своей лодке, да и притянул это все домой. Прибрал до поры, как он сам выразился. Даже домашние его не знали, что он прячет там в своей кладовой. Вот пора и пришла, когда все это понадобилось. Теперь наш храм в одночасье стал самым богатым храмом в округе. Охраняем его как зеницу ока.

Тем временем они подъехали к Родину. Храм и впрямь поражал своей гармоничной красотой.

– Вижу, батюшка, вы все получили от Господа, что просили, потому что поступили по послушанию, – вздохнул Вадим, выбираясь из остановившегося автомобиля. – А я, дурило, не послушал, что велел мне старец, поступил по-своему. И вот теперь горько раскаиваюсь. Примешь, отче, мое покаяние?

– Как же не принять? Исповедуйся, на то ты и в церковь приехал.

– Спаси Христос, отче! А почему храм Ильинский? Часовня была в честь пророка?

– Нет. Часовня посвящена Николаю Угоднику – Никольская. Когда только заложили храм, Саша побывал на Покровском острове, после того как гидротехники закончили свою работу. И там, у кромки берега, чудесным образом обрел икону Илии Пророка в серебряной ризе. И это после того, как там все перекопали. Памятуя о том, что в старой церкви был придел в честь Илии, мы решили, что это знак от Бога, и нарекли храм в честь пророка Божия.

– Да, поистине здесь святая земля, и все кругом святые.

* * *

Служба в Ильинском храме начиналась достаточно поздно, в десять часов. Такой график богослужений сложился в зависимости от расписания автобуса, который привозил прихожан из Гледенска. Свои же собирались со всей округи, кто «на лошаде», кто на лодке, кто через болота пешком. Дорогу-грунтовку проложили в Родине совсем недавно, и церковь стала доступной и жителям района. На воскресную литургию собиралось до сотни человек. Много было молодых. Не боялись приезжать сюда и мужчины. Владыка служил здесь уже дважды: первый раз, когда освящал этот храм с сонмом духовенства, а второй раз прошлый престол – на Ильин день.

Убранство храма и впрямь не уступало городским церквам. Совсем не было ощущения новодела. Из-за того, что иконы и утварь вся были старинные, да и сам храм был собран по старинке, атмосфера была как не в этом веке. Свечи горели восковые. Бревенчатые стены. Хорос вместо паникадила. Лампы стилизованы под свечи. Посреди, у аналоя, стоял высокий юноша в стихаре с открытой книгой. И как только прозвучал благословляющий возглас, он басовитым голосом начал чтение часов. Ударил колокол. Народец в церкви попритих. Чтение псалмов лилось спокойно и размеренно, как река Шексна за окном. Приятно пахло ладаном. И невольно умиленная душа рождала слезы.

Но вот часы прочитаны. Зажжены все светильники. За резным узором царских врат Вадим увидел фигуру отца Василия в парчовых ризах, склонившегося над Евангелием. В минутной паузе раздался колокольный перезвон. Священник поднял Евангелие и, совершив им крест на престоле, возгласил: «Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веко-о-ов».

Клирос отозвался быстрой настройкой. Регент дала три ноты, взмахнула рукой, и над замершим молитвенным людом поплыло протяжное: «А-а-ами-и-и-и-инь».

Об авторе

Отец Алексий родился в 1970 году в дер. Обросово Сокольского р-на Вологодской области, где отец его был директором сельского клуба, а мать – учительницей музыки. Школу окончил в 1987 году в г. Кадникове и поступил в Ярославский университет на факультет биологии, с мечтой посвятить жизнь палеонтологии. В 1989 году он принял крещение с именем Алексий и поступил на службу в Церковь. Несмотря на то что вхождение в мир веры проходило непросто, главным делом его жизни стало служение Богу в священном сане. Стать священнослужителем довелось в Казахстане в 1992 году, в г. Уральске. Дальше – приходское служение в городах Эмба, Челкар, Хромтау Актюбинской обл. и в селе Денисовка Кустанайской обл. В 2000 году отец Алексий вернулся на родину, где трудился на приходах городов Белозерска и Кириллова. В 2003 году отец Алексий окончил Самарскую семинарию и, защитившись по высшему разряду, стал бакалавром богословия. В 2005 году он был удостоен сана протоиерея.

Роман «Незавершенная литургия» – первая художественная книга автора, чье главное занятие – церковное, священническое служение в Воскресенском Горицком женском монастыре.

Почему священник пишет книгу? А зачем люди читают книжки? Для удовольствия и рассуждения. Нужен способ, чтобы рассказывать свою собственную жизнь. У каждого из нас есть потребность в понимании логики жизни, ее мистических начал, в представлении о силах, организующих ее сюжет. В то время как художественная литература продолжает описывать мир в категориях случая, внешних обстоятельств, среды, «лишних людей», героев и злоумышленников и проч., он нуждается в метафизическом основании. Святость земли, мистика Божьего промысла, таинственным образом входящего в судьбу, и свобода собственного выбора – то, чем живет христианин. С человеком и страной нечто происходит. Для понимания происходящего нужна история, история, которая придавала бы собственной и общей жизни сюжет. И это – главная тема романа отца Алексия. Дефицит таких историй сегодня очевиден.