Текст книги "Незавершенная Литургия"

– Не достоит иметь человеку стяжания многа, отвергшему Бога. Глаголет Господь Вседержитель: «Зане храм Мой есть пуст, вы же течете кийждо в дом свой. Сего ради удержится небо от росы, и земля оскудит изношения своя. И наведу меч на землю, и на горы, и на пшеницу, и на вино, и на елей, и на вся елика износит земля, и на человеки, и на скоты, и на вся дела рук их».

– Хоть бы одним глазком взглянуть на этот храм.

– Приди и виждь.

Света шагнула с края баржи и медленно пошла по поверхности вод.

– А я как же?

– Гряди по мне!

Саша перекрестился и… шагнул по воде. И почувствовал тугую пленку, которая, как батут, слегка пружинила под его ногами. Это было головокружительно. Он шел по реке, как по дороге, радостно озираясь. Света оглянулась на него с улыбкой. Он догнал ее, и они пошли рядом.

* * *

Когда остров уже приблизился на такое расстояние, что можно было разглядеть в глубине кирпичные руины, Фомин заметил невдалеке от зарослей знакомую лодку. Сердце екнуло. В лодке никого не было. Она плавала свободно, ни к чему не привязанная. Весла были в уключинах.

Идти на моторе здесь было небезопасно, а потому, подняв винт из воды, Александр направился к дрейфующей лодке, орудуя коротким веслом. Это было непросто. Страх, всегда сопутствующий всякому человеку, попадающему сюда, смешивался с беспокойством за сына. От этого он нервничал и иногда, неаккуратно опуская весло, обдавал себя ледяными брызгами. Лодка же дедова, которую взял Санька, неспешно плыла по течению; изредка натыкаясь на что-то под водой, покачивалась и поворачивалась. Он постоянно оглядывался, стараясь что-нибудь разобрать в зарослях или на воде. Мысли одна страшнее другой мелькали в его голове, но он отгонял их и бормотал: «Нет, нет, нет! Все в порядке! Не может быть…»

Когда до лодки той оставалось метров десять, Александр встал во весь рост и заглянул в нее. Там он увидел сначала сапоги, а затем и самого Сашку, лежащего на спине со сложенными на груди руками.

– Сашка!!! – рявкнул он что было мочи.

Сын в лодке вздрогнул, зашевелился, открыл глаза и поднялся. Лицо его было бледное, взгляд растерян. С помощью одной руки он пытался сесть, а другой, сжатой в кулак, прижимал к груди странную железку.

– Санька, стервец, где тебя носит? – Отец, схватившись за борт, пришвартовался к лодке сына. – Напугал, блин. Что с тобой?

– Па! – вяло ответил Саша. – Мне надо позвать священника.

– Что!! Какого еще священника? Ты что, крякнуть собрался?

– Я должен сюда привести священника.

– Так, дружок, я все понял – ты заучился у меня, и крыша у тебя съехала.

– Нет, па, я серьезно. – Санька перебрался в лодку отца, пока тот привязывал его лодку к корме. – Не знаешь ли ты какого-нибудь батюшку?

– Ладно тебе чушь пороть. Лучше расскажи, как это тебя занесло сюда. – Александр, прикрутив на корме веревку, стал разглядывать сына.

Санька был мокрый по пояс, штанины прилипли к его мосластым ногам. Он сидел съежившись, его чуть потряхивало. К груди он прижимал огромный ржавый ключ.

– Ты в церковь лазил, Буратино?

– Па, ты не поверишь. Я был внутри храма.

– Почему не поверю, у тебя дури хватит. Ты этот золотой ключик там нашел или тебе черепаха Тортилла подарила?

– Папа! Тут нет ничего смешного, это ключ от храма, и я должен привести туда священника.

– Давно ты, богомол, здесь загораешь? Почему домой не торопился? Взгреть бы тебя, да, боюсь, дед мне за это голову снесет.

– Па, я все объясню, только ты должен меня выслушать. Это не обскажешь в двух словах. Это серьезно.

– Дома расскажешь. – Фомин дернул пускач, мотор взревел, и лодка его помчалась вперед, рассекая речную волну.

* * *

Звук мотора и свист ветра не давали говорить. Они молча доехали до Родина, заглушили мотор у дедова причала, привязали лодки и поднялись в дом. Их встретил пес Верный, весело махая хвостом. В доме было тихо. Дед Аверя лежал в своей кровати и еле слышно посапывал. На стене мерно тикали старые часы. Кот ловил бьющихся в оконное стекло мух.

Сашка переоделся в сухое, привел себя в порядок и подсел на кухне за стол. К этому времени отец его уже раздул самовар и заварил чай.

– Ну, водки тебе для сугреву не полагается, – сказал Александр, наполняя стаканы в подстаканниках, – а чаю, будь любезен, выпей, а то, не смотри, что лето, простынешь только так.

– Папа! – Саша прижал зябкие ладони к горячему стакану. – Дедушка вроде ничего?.. Может, мы сразу в церковь поедем?

– Та-ак!! Ты для начала кратко, но емко мне все объяснишь. Какого ляда тебя понесло в эту церковь на остров? Ты что у меня – любитель экстремального отдыха? Если решил себя испытать, так для начала экипируйся как следует – каску там, жилет спасательный надень. Поставь меня в известность, и вообще один никуда не суйся, найди себе напарника. Что ты туда один полез? Ты у нас самый отчаянный исследователь в школе?

– А я и не был один.

– И с кем?

– Со Светой.

– С какой такой Светой? Что еще за Света такая? Тоже краевед-экстремал?

– Нет. – Саша улыбнулся. – Это девушка. Мой друг. Она там живет.

– «Там» – это где?

– В той церкви…

– Ты в своем уме?! Где там жить?

– Па! Я все видел своими глазами. Я попал вовнутрь. Это она меня туда провела, я сам бы ни в жизнь не пробрался. Она же меня и вывела и посадила в лодку, где-то минут за сорок до твоего появления.

– И все-таки, кто она такая?

– Это необыкновенная девушка. Она… Я сам долго не мог понять, кто она, а теперь знаю. Она – добрая волшебница. Она может все.

– Ну ты даешь…

– Папа, ты, скорее всего, не поверишь, но это так. Я не шучу! Я сегодня серьезен как никогда. Поверь, я не выкручиваюсь и не морочу тебе голову. Это правда. Выслушай меня.

– Хорошо! Допустим… – выдавил Фомин.

– Я познакомился с ней здесь, у нас в деревне. Она гуляла по берегу реки, а я рыбачил. Хотя слово «познакомился» не совсем правильное. Имя я ей дал сам. Так она попросила. Всякий раз она внезапно появлялась неизвестно откуда и неизвестно куда пропадала. А еще она все время пела одну и ту же песню. Мне за ней не повторить, а слова эти я уже запомнил: «Видехом свет истины».

– Это что-то церковное?

– Да, похоже. Она вообще очень верующая. При упоминании о Боге ее прямо трясет. И разговаривает она только о божественном и на странном языке – литургическом.

– И ты ее понимаешь?

– Это оказалось не так трудно. Сначала она и вовсе молчала, только пела. А потом заговорила. Этот язык церковно-славянский, но только те слова, что употребляются за богослужением. Много слов узнаваемых. Я уже научился ее понимать. А она меня понимает, даже когда я молчу, будто мысли читает. Вообще мы подружились, и она пригласила меня к себе. Это она заинтересовала меня этим храмом. Я, где мог, узнавал про него все. Книги читал, людей спрашивал.

– Я видел твою синюю тетрадь.

– Читал? Ну, так и лучше. Ты теперь тоже знаешь, что это необыкновенная церковь. Но это лишь капля в море. Теперь, никого не спрашивая, я могу еще десять таких тетрадей написать. – Сашка подул на дымящийся чай и осторожно отхлебнул. – ТАМ ВСЕ ЦЕЛО. Там все сохранилось, представляешь? До меня туда никто не попадал. Ты читал про гробницу Тутанхамона? Когда ее открыли, археологи онемели от счастья, потому что она была не разграблена. Так и тут – все на своих местах, только в воде все. От воды, правда, кое-что попорчено, но в целом все так, будто в ней только что служили.

– Как ты туда попал?

– Мне Света показала место, где лежал ключ. В одной из башенок кладбищенской ограды. Он был завернут в кусок кожи и заложен кирпичами. Без подсказки не найти бы.

– А сама она как туда попадает?

– Сквозь стену. Ей-то как раз ключа не надо.

– Подруга у тебя, однако! Копперфильд!

– Ты смеешься, а я к ее фокусам знаешь как долго привыкал? Она как выкинет что-нибудь этакое – хоть стой, хоть падай. Я бы посмотрел на тебя, если бы она с тобой проделала один из своих трюков. Ты, например, по воде ходил пешком? А я ходил. Не на лодке, а так, запросто, как по суше. Она как-то поманила меня рукой и говорит: «Гряди по мне», ну, то есть «Иди за мной». А я не сразу решился, но потом, видя, как у нее это ловко выходит, пошел по воде. Все на нее смотрел – она красивая очень. А потом как-то осознал под собою глубину, когда на фарватер вышли, у меня аж дыхание перехватило. Я остановился, гляжу под ноги, и только на волнах покачивает. Жуть! Ну и сказал я что-то грубое, от удивления. Не помню что. Тут же подо мной словно люк открылся, ухнул я в воду со всей дури. Хорошо еще, что недалеко ушли. Доплыл кое-как. А ее и след простыл.

– Так она и по воде ходит?

– Легко! Я ж тебе говорю. Она может все. Она и деда обещала исцелить. Сказала, что болезнь эта нам всем в назидание. Как только я побываю в том храме и исполню одну ее просьбу, так дедушка и встанет. Раз у меня не получается по воде ходить, то договорились, что я приплыву на лодке. – Санька замолчал, словно видя сон наяву, несколько мгновений молча глядел перед собой. – Ну, так вот, на чем я остановился? Да, приплыл я на остров, где мы уговорились встретиться. А она меня уже ждет. Проплыли до места, где был спрятан ключ. Я его откопал. Честно говоря, это было нелегко. Кто-то его сюда спрятал лет восемьдесят назад. Там даже куст успел вырасти, поверх кирпичей.

Санька рассказывал и невольно вспоминал во всех подробностях происшедшее с ним событие.

Он вышел из лодки возле железной двери. Перед входом в храм лежал огромный плоский валун, неглубоко скрытый в воде. Встав на него, Саша разглядел расположенные ромбиками проклепанные листы железа на вратницах. Почерневшие от времени, они на границе воды были изъедены ржавчиной. В середине дверей зияла огромная замочная скважина, забитая древесным мусором. Он расчистил ее сухим сучком и примерил туда ключ. После нескольких попыток бородка ключа легла в замочную скважину как надобно, и что-то внутри шевельнулось. Саша попробовал провернуть ключ, но не тут-то было. Заржавевшее железо не хотело поддаваться. Он мучился долго, до боли в руках, пока не догадался взять палку. Продев крепкую ветку в ухо ключа, он, действуя ею как рычагом, нажимал на ключ, пока тот со скрежетом не провернулся. Потом еще раз и еще. Наконец раздался глухой лязг и створки разжались. Однако поддались не сразу. Саша осторожно с усилием потянул двери за ключ на себя, и они тяжело, со скрипом открылись. Обрушился в воду под ноги слой ржавчины. Невероятным усилием Саша растворил двери на ту ширину, в какую мог протиснуться. За железной дверью оказалась еще одна – деревянная, черная и скользкая, со следами былой краски. Если железная дверь открывалась наружу, то деревянную нужно было толкать внутрь. Первый же толчок обнаружил такую ветхость внутренней двери, что заходил ходуном весь полукруглый косяк. Саша ковырнул пальцем дверное полотно. Оно совсем иструхло и легко крошилось, напоенное влагой. Так, кусок за куском, он проковырял в довольно-таки толстой двери глазок и заглянул внутрь. Через отверстие в трухлявой доске он увидел… глаз. Это на него с той стороны смотрела Света! Еще секунду назад она была рядом, и вот она внутри. Он спросил: «Есть еще где-то вход?» Она отрицательно покачала головой и поманила его рукой. Как ни старался он разглядеть, что там внутри, она закрывала дырку ладошкой и уговаривала: «Отверзи ми двери». Сашке ничего больше не оставалось, как опять вооружиться палкой и проделать большее отверстие, а затем он обрушил солидный кусок и просунул голову. То, что он увидел, завораживало!

Сквозь барабан под куполом внутрь проникал мощный луч света. Окна же были закрыты ставнями и выделялись на фоне стен темными пятнами. От светового столпа посреди храма подсвечивалось убранство церкви, переливающееся золотом и серебром в многочисленных подсвечниках, лампадах, иконных окладах и бароккальной резьбе иконостаса. Сквозь проделанный проем веяло могильной сыростью и холодом. По расписанным стенам поднималась чернота плесени. В дверной проем, который некогда соединял летний храм с зимним, словно выдавилась масса кирпича, досок, стекла – следствие обрушения теплой части, – она плотно баррикадировала храм с запада и вносила в общую нетронутость интерьера незначительный элемент хаоса. В целом же для человека, который не был дотоле ни в одной церкви (такого, каким и был Саша), зрелище, представшее его взору, было подобно Небу, сошедшему на землю. Он приблизительно так представлял рай. Он не обращал внимания на запущенность и неприглядность. В сравнении с тем, что он ожидал увидеть, это был просто заколдованный сказочный дворец. Ему казалось – стоит произнести необходимые заклинания, и все следы тления, как некая пелена, сойдут с дивной, величественной картины.

Расширив лаз, он осторожно проник внутрь. Под ногами была вода. Он делал робкие шаги по покрытому слоем воды полу церкви. Плеск шагов отражался в гулких сводах. Медленно, палкой проверяя перед собой путь, он добрался до сухого пола. Это была солея, узкая полоска пред иконостасом, отгороженная бронзовой решеткой. С нее Саша оглядел храм.

Подле икон стояли массивные подсвечники, некоторые даже с огарками свечей. Висели и лампады; правда, масло в них уже высохло, собрав в дивных стеклянных стаканах коллекцию всевозможных насекомых. Огромные иконы сквозь глянец стекла смотрели на него неподвижным взглядом, а он видел свои бесчисленные отражения в серебряных складках риз. Пройдясь вдоль всего иконостаса, он подошел к двери, на которой был изображен архидиакон Стефан, и толкнул ее. Дверь послушно отворилась… но образ святого первомученика словно повис в воздухе, отделившись от поверхности двери. Было похоже, будто он был написан на стекле и теперь невидимая преграда обнаружилась. Сашины пальцы уперлись в эту преграду. Ему стало страшно.

– Мне туда нельзя?!

Он оглянулся на Свету. Та стояла посреди церкви в столпе света, и белизна ее платья была ослепительной. Выражение ее лица было исполнено торжественной величественности. Она показала ему: «Входить не стоит!» – и запела свое: «Видехом свет истины». Голос ее, и без того прекрасный, многократно усиливался резонансом церковного купола; казалось, будто пела она не одна, а целый хор подхватывал ее песнопение. Саша поймал себя на том, что неслышно и сам он, подпевая ей, шевелит губами. На этот раз пение это выходило у нее каким-то жалобным. Она явно трепетала от переполнявших ее чувств, да так, что по лицу ее текли слезы.

– Отчего ты плачешь? – спросил ее Саша, когда пение стихло.

– Чадо Александре! – со слезами проговорила она своим певучим голосом. – Призови пресвитера церковнаго семо!

Саша смотрел в немигающие глаза отца. Он очень хотел ему донести все так, как оно было, но сам же понимал, насколько невероятно все то, что он видел и слышал.

– Папа! Потом стало твориться вообще Бог знает что. Из-за дверей послышались голоса. Разные: мужские, женские, детские, все они наперебой просили: «Позови священника! Пусть отслужит службу! Скорее, позови сюда священника!»

– Вы там были не одни? Или тебе показалось?

– Хуже!! Это были мертвецы!!!

– Что за чушь?

– Я посмотрел в проем двери. Ничего не увидел и вышел на эти голоса. Потом только заметил, как из воды встают люди, из-под крестов могильных. Не скелеты, не уроды. Бледные только как полотно. И первое, что говорят: «Позови священника!» Они все от своих могил медленно шли ко мне. Я видел их метрах в пяти от себя. Ты не представляешь, что это был за ужас. Мокрые и грязные, они открывали черные рты и говорили все одно и то же: «Позови священника отслужить службу!» Света, видя, что я испугался, увела меня оттуда. Я словно одеревенел, меня всего трясло. Не помню, как я прыгнул в лодку и стал судорожно грести. Света отдала мне ключ, попрощалась и пошла обратно. Я отплыл от острова и упал как побитый. Так я не пугался никогда в жизни.

Александр терялся в догадках, слушая взволнованный рассказ сына, и не мог ничего понять. Чем больше тот говорил, тем непонятней становилось: «То ли он в секту попал какую, то ли таблеток каких-нибудь галлюциногенных наглотался». Одно только он понимал твердо: сын ему доверяет. Это доверие нельзя было не оправдать. «В конце концов, почему бы и правда не сплавать туда? Хуже от этого не будет».

– Хорошо. Будь по-твоему. Поедем в церковь, поговорим с батюшкой.

Гледенская церковь Богоявления была единственным действующим из более чем двадцати городских храмов. Все они, некогда служившие красой и славою уездного города, теперь были приспособлены под различные нужды. В одной располагался магазин, в другой – пожарка, третью занимал автобусный парк, четвертую – винзавод и так далее. Три церкви с куполами и крестами служили музеями; будучи пустыми внутри, они внешне являли собой образцы неподражаемой северной храмовой архитектуры – две каменные, а одна деревянная. Сам Краеведческий музей Гледенска также располагался в церкви Петра и Павла, но уже обезглавленной. На фоне всего этого действующая церковь чем-то особенным не выделялась. Городской архитектор строго следил, чтобы возле храма, как памятника истории и архитектуры, не строилось ничего лишнего, а потому все церковные строения: сторожка, лавка, мастерские, гараж и прочее – стояли глубоко во дворе, как бы и вовсе не относящиеся к храму, построенному еще при царе Иоанне Грозном.

Несмотря на древность строения, иконы в храме в основном были новописанные. Старые образа растащили в двадцатые годы; после закрытия чудом уцелели росписи на стенах – их просто поленились сбить или замазать, надеялись, что они сами облетят со временем, но время оказалось над ними не властно. Когда завершили расчистку стенописи от копоти и грязи – народ ахнул. Фрески переливались торжественным многоцветием, словно только что написанные. Когда храм передавали общине, в начале девяностых, кроме стен и местами полов, в нем ничего не было. Потребовались годы, чтобы привести бывший склад в надлежащий Дому Молитвы вид. Люди любили свой храм, и постепенно в нем был сделан ремонт, появились иконы, золоченая утварь и колокола. Каждое лето сюда приезжали волонтеры – студенты из Московского архитектурного института – и дарили свой труд, восстанавливая храм в его первозданном виде.

Богоявленский храм был единственным действующим не только в городе, но и во всем районе, а потому на воскресную или праздничную службу съезжались богомольцы со всей округи, заполняя его так, что от множества людей, как говорится, яблоку некуда было упасть. Зато по будням здесь было тихо и даже пустовато – редко забежит кто-нибудь свечку поставить, и опять тишина.

Вот в эту-то тишину и вошли двое – отец и сын Фомины. У дверей нерешительно помялись, перекрестились, кто как мог, и переступили порог храма. Совершенно не зная, как себя вести, они прошлись по молитвенному залу, словно туристы на экскурсии, разглядывая все, задрав голову. Остановились возле алтаря. Со всех сторон на них взирали святые лики, и было ощущение, что они попали на сцену во время действия спектакля и своей неуместностью привлекают всеобщее внимание.

Александр в этой церкви был впервые, хотя и проезжал мимо тысячи раз, и даже как-то пожертвовал на нужды храма машину пиломатериала. Но для него она была не более чем частью городского пейзажа. Он не испытывал ни малейшей потребности, ни даже любопытства заглянуть внутрь, а уж зайти с целью помолиться – это было вообще чем-то из ряда вон… Детей он крестил в Питере. Нельзя было назвать приятным то впечатление, что он вынес из опыта давки в душном храме среди толпы и орущих младенцев. Сейчас же в тишине, где каждый его шаг гулким эхом отзывался под сводами расписных куполов, где еле слышно потрескивали горящие свечи и после жаркого летнего солнца все дышало приятной прохладой, он почувствовал себя хорошо и даже уютно.

Наталья гораздо чаще бывала в разных церквях. Ее ученики даже пели в церковном хоре. Молилась она за всех сразу как умела, но заядлой церковницей не была. Из ее рассказов Фомин знал, что в каждой церкви есть такие злые старушки, которые, как вороны на мертвечину, набрасываются на всякого входящего и указывают ему, что делать, где стоять, что надеть, а что снять, и был заочно готов дать им отпор. Но тут, на удивление, таковых не оказалось, и теперь он об этом даже жалел, потому как совершенно растерялся в непривычной обстановке.

– Ну, давай, выясняй скорей, что тебе надо, да и пошли отсюда, – обратился он к Сашке.

– Мне надо поговорить со священником. И еще – я хочу, чтобы ты меня поддержал, а то он может не поверить мне или вообще не захочет со мной говорить.

– Хорошо, я попробую его убедить.

– Вы что-то хотели, простите? – обратилась к ним пожилая женщина из-за свечного ящика.

– Нам нужен священник! – строго ответил Саша.

– Минуточку обождите, я позову батюшку. Он только что был в канцелярии. – Женщина вышла из-за прилавка и скрылась за дверью.

Пока она ходила, они рассматривали книги и иконы на витрине. Немного погодя женщина появилась за прилавком и объявила:

– Батюшка сейчас выйдет, ему еще кой-какие бумаги подписать надо, пока бухгалтерша в банк не ушла. Может, что-то желаете приобрести? Присмотрели что-нибудь?

– Да нет, мы так просто – смотрим.

– А, ну ладно, смотрите, – улыбнулась женщина. – А вот и батюшка идет.

Тем временем дверь с надписью «Канцелярия» отворилась, и к ним вышел священник. Он был как с картинки в «Спутнике атеиста» – толстенький, невысокого роста, с аккуратно подстриженной бородой и золотым крестом на животе.

– Вы насчет крещения? – предположил батюшка.

– Нет, простите, святой отец, нам поговорить с вами, если можно… – Фомин почему-то вдруг заробел.

– Поговорить можно, только я не «святой отец», такое обращение у нас не принято, мы ж не католики.

– Извиняюсь, я не знаю всего вашего этикета…

– Меня зовут отец Сергий, или просто «батюшка». Так что вы хотели?

– Отец Сергий, мы, собственно, вот по какому вопросу. Здесь в районе есть одна церковь, может, вы знаете о ней, та, что на острове затопленная, недалеко от деревни Родино.

– Так, кое-что слышал, и что?

– Вот мой сын Саша там недавно побывал. Внутри. И говорит, что там все сохранилось, не было разграблено, иконы, утварь – все цело, а еще там кто-то живет и сторожит, судя по всему, эту церковь. Да вот он, я думаю, лучше меня все расскажет.

– Я вчера был там. – Саша, как величайшую реликвию, достал из-за пазухи огромный церковный ключ. – Вот это ключ от церковной двери. Мне его показала одна девочка, Света, она там живет. Там, конечно, очень сыро, кругом вода, и в церкви вода на полу, но там все устроено, как вот у вас здесь. Только там больше всего нарядного такого: люстра висит из-под самого потолка, длинная, на елочку новогоднюю похожа, лампады огромные, иконы с меня ростом с украшениями, иконостас резной позолоченный, все вот эти подставочки под иконы, как вот тут посреди церкви, стоят резные с точеными ножками… Только от воды, конечно, все пострадало, дерево все иструхло, а металлические вещи изъедены ржавчиной.

– Ты сам-то там как оказался? – поинтересовался батюшка.

– Меня туда Света привела. Туда так просто не попасть. Там обнесено все колючей проволокой и заросло кустами и деревьями.

– Ты сказал, она там живет. Как она там живет: как Робинзон на необитаемом острове?

– Нет, она выбирается в деревню, мы с ней так и познакомились в Родине. Но это не важно. Главное, о чем она меня просила, чтобы я привел священника – «свершителя Таинства Святой Евхаристии».

– Ну надо же, какие ты слова-то знаешь! – удивился батюшка. – И зачем ей священник?

– Там необходимо совершить службу.

– Именно там и нигде иначе? А не может твоя девочка прийти к нам сюда в храм и тут помолиться?

– Нет! В том то и дело, что службу надо совершить в той церкви!

– Хорошо! Предположим, что мы придем туда с молебном. Встает несколько вопросов. Во-первых, как туда добраться? Во-вторых, неизвестно состояние сводов, а вдруг – сейчас оно стоит, а через минуту рухнет, кто может ручаться за то, что всех богомольцев не накроет кирпичами. Ведь я не смогу туда пойти один, мне нужен хотя бы один человек из певчих и пономарь, чтобы зажечь кадило и нести облачения. Плюс там будешь ты, твой папа и эта девочка – это по минимуму. Итого шесть человек. Кто может гарантировать безопасный исход нашего путешествия? Но если вы все же настаиваете, то в таких случаях мы делаем вот как – свершаем молебен на берегу, напротив того святого места, которое нам недоступно. Как это делается, например, в Мяксе, напротив Леушинского монастыря. Там весь монастырь ушел под воду. И каждый год богомольцы собираются на берегу и молятся под открытым небом. А следуя вашей логике, батюшка должен был бы поверх фелони надеть акваланг и спуститься под воду для свершения службы.

– Но я там был, воды в храме не много. Если вы будете в сапогах, то и ног не замочите.

– И все же, мне кажется, нет такой острой необходимости совершать там службу. Туда надо направить экспедицию с тем, чтобы уточнить состояние здания, сохранность икон, проложить достаточно безопасный путь к церкви, а затем рассмотреть возможность свершения какой-то службы.

Батюшка приветливо улыбался, но в душе у Сашки загорался огонь. Он готов был протянуть руку и отдать этому священнику самое дорогое – ключ, но, судя по всему, он был ему совсем не нужен.

– ОНА туда никого не пустит! – еле сдерживаясь, проговорил Саша.

– Ну, добре, чадо, не кипятись. Пойди пока посмотри храм, а я с отцом твоим поговорю.

Саша, расстроенный, отошел от них и, едва сдерживая слезы, пошел вдоль церковных стен, рассматривая иконы.

– Вы сами-то бывали на этом острове? – обратился священник к Александру.

– Представьте, не доводилось. Хотя много раз бывал рядом. Там мое детство прошло, возле этой церкви. Нам еще старики строго-настрого заказывали туда ходить. Там и правда небезопасно, но я привык доверять сыну. Он не склонен фантазировать, хотя то, что он мне рассказывал – про эту церковь и про Свету, – даже в моей голове не укладывается.

– Вы знакомы с этой островной жительницей?

– Тоже нет, даже не видел. Только на рисунках. Он ее много рисовал.

– Ну вот, видите, как получается. Это может оказаться плодом воспаленной юношеской фантазии, и мы с вами пойдем у него на поводу. Давайте вот как мы поступим. Вы узнайте все досконально. Познакомьтесь с этой девушкой, побывайте, если она разрешит, в этой церкви, расчистите туда дорогу, а там видно будет. Вы согласны?

– Да, пожалуй, вы правы, отец Сергий. Так мы и сделаем.

– А вы, простите, кто и откуда?

– Я не представился? Извиняюсь. Александр Фомин, предприниматель. Мы здесь в Старом Селе живем. Года два назад от вас ко мне приходили, староста по-моему, насчет благотворительной помощи. Мы вам пиломатериал отгружали. Фирма «Натали», наш офис на Гостинодворской, 14.

– Как же, помню. Очень была кстати ваша помощь. Спаси Господи. У нас много ремонтов. Вот сейчас восстанавливаем придел преподобного Кирилла Новоезерского, ко дню памяти его, к 17 февраля должны закончить. Может, у вас есть возможность нам еще помочь?

– Без проблем. Обращайтесь. Составьте заявочку, что вам необходимо, и занесите в офис. Если что есть на складе, дадим сейчас, чего нет, напилим попозже. Пожалуйста, без вопросов.

– Папа!! – в гулких стенах храма раздался звонкий Сашин голос. – Подойди сюда!!!

– Простите. – Фомин отошел от священника и направился к сыну. – Ну, что там у тебя?

– Смотри, папа! – Саша стоял напротив большой иконы. – Это ОНА! СВЕТА!

Александр увидел на иконе, написанной в реалистической манере, светозарного ангела, который шествовал по пушистым облакам. Он был изображен в белоснежных одеждах с большими крылами, каштановые вьющиеся волосы были убраны золоченой лентой, а вокруг головы блистал лучистый нимб. Лик его и впрямь более походил на девичий. Глубокие темные глаза глядели, казалось, в самую душу. В руке ангел изящным жестом держал меч. Этот образ один в один напоминал Сашкины рисунки.

– Отец Сергий! – обернулся Фомин к священнику. – Вы нам не объясните, что это за икона?

– Охотно, – батюшка подошел к ним. – Это образ Ангела-Хранителя. Каждому из нас при крещении от Бога дается светлый дух, защищающий нас от нападения сил зла. Мы его называем Ангелом-Хранителем, ему составлены особые молитвы, которые читаются утром и вечером.

– Батюшка, – Саша, не оборачиваясь, стоял как завороженный возле иконы, – а ангелы могут петь?

– Все ангелы воспевают хвалу Создателю, это образ из молитвы. Мы много знаем ангельских песней, например Аллилуйа – Слава Тебе, Боже.

– Я тоже знаю одну песнь: «Видехом свет истины». – Саша будто загипнотизированный смотрел на ангельский лик.

– Это песнопение из Литургии, только, не «истины», а «истинный». «Видехом Свет Истинный, прияхом Духа Небесного, обретохом веру истинную, Нераздельней Троице покланяемся, Та бо нас спасла есть». Это поется в самом конце службы, после осенения Святыми Дарами.

– Света все время это поет… Батюшка, так она АНГЕЛ?

– Ангел не может быть ни «он», ни «она». Они бесплотны. Но традиционно мы к ним обращаемся в мужском роде.

Батюшка отвел Фомина за руку в сторонку и чуть слышно, глядя на восхищенного отрока, произнес:

– Вы видите, он как бы не в себе. Вы, пожалуйста, уделите ему внимание. Переходный возраст опасное время. Не имея достаточной духовной подготовки, подростки часто увлекаются мистикой, а это чревато психическими расстройствами. Узнайте, что он читает, с кем общается. Может, если у него есть к этому интерес, он захочет посещать нашу воскресную школу. Сейчас, правда, каникулы, но с сентября милости прошу. А я с вашего позволения пойду, меня ждут в канцелярии.

– Отец Сергий, еще один вопрос. Могу я вас просить помолиться, у меня отец сильно болеет.

– Да, пожалуйста. Подойдите вот к женщине за свечным ящиком, она примет у вас записочки. Можете и свечи поставить. Всего доброго. Помоги вам Господь.

– До свидания. Простите за беспокойство.

Фомин подошел к церковной лавке и обратился к женщине:

– Мне бы подать на молитву. Это куда?

– Вот бумажечки и ручка, пишите записки «за здравие» и «за упокой». Вы простые подаете или заказные?

– Ой, вы знаете, я не разбираюсь.

– Заказные у нас батюшка читает в алтаре…

– Вот мне такие! А что писать?

– Пишите тех, за кого вы хотите помолиться.

Александр достал из кармана свою чернильную ручку с золоченым пером и вывел на записке, озаглавленной «О здравии»: «Отца», подумал и добавил: «и сына».