Текст книги "Поэтический нарцисс"

Марта Владимировна. Вы ждёте ответный тост?

Дмитрий. Разумеется, о женщинах на нашем вечере мы сказали, но ведь надо сказать и о мужчинах.

Марта Владимировна. И вы хотите, чтобы сказала я?

Дмитрий. Именно так.

Марта Владимировна (встаёт). За моего мужа Николая Дмитриевича!

Выпивают.

Максим. О, кажется, нам сейчас подадут горячее.

Горничная приносит стейки из мраморной говядины, жареную и вареную рыбу, гарниры, лобстеров, креветки и икру и ставит красиво оформленные блюда на стол.

Марта Владимировна. Господа! Я искренне рада успеху Виталия Олеговича и предлагаю выпить за него и за то, что сегодня он приютил нас всех у себя в доме!

Пьют.

Николай Дмитриевич. За успех, Виталий Олегович!

Дмитрий. За красоту и любовь в вашей жизни! Максим. За ваше здоровье!

Крысяткин (смеётся). Ты, видимо, забыл, что у меня нет сердца! Мне нечего бояться. Как хорошо, что у меня нет сердца!

В комнату врывается швейцар. Он бледен, его руки дрожат. За ним в дверях появляется целая толпа гостей и горничных, все очень встревожены.

Швейцар. Виталий Олегович! Произошло извержение подводного вулкана, и ваш остров ушёл на дно. (Опирается о стену, склоняет голову.)

Все, кроме Марты Владимировны, замирают с открытыми ртами; её выражение и поза неизменны.

Крысяткин. Сердце! Моё сердце! (Вскакивает из-за стола, хватается за сердце и падает замертво.)

Занавес опускается.

Конец

Март 2021 г.

Воспитатель

Примечания режиссёру и дизайнеру по костюму

Витольд Евгеньевич. В первом действии появляется в сером костюме и белой рубашке. Во втором – в торжественном голубом костюме, голубом жилете в тон и в ещё более белой (чем в первом действии) рубашке. Носит шляпу (цилиндр). Носит перстень с большим чёрным бриллиантом. В первом действии на левой руке – недорогие золотые часы (во втором фигурируют аукционные часы с репетиром, которые Витольд Евгеньевич хранит в сейфе и достаёт, только чтобы послушать мелодию).

Вадим. И в первом, и во втором действии появляется в строгом чёрном костюме и чёрной рубашке. Носит чёрные лакированные туфли. Очень обаятелен и эротичен. Часто переигрывает, но это ему идёт, как любому красивому человеку.

Ада. Персонаж, который переодевается не только перед выходом, но и на сцене. Аллегория лицемерия. Во втором явлении первого действия появляется в чёрных туфлях на невысоком каблуке, сером, целомудренном платье-футляре, красном приталенном жакете с золотыми пуговицами, в изумрудном колье, с бриллиантовыми кольцами на пальчиках и в красной шляпке с маленьким, но длинным пером. В этом же явлении Ада преображается, вывернув наизнанку жакет и шляпу (обе вещи серые и целомудренные внутри) и сняв украшения. В третьем явлении работает в своем кабинете в фиолетовом платье-пальто с изображением алой розы на правом плече (в том же платье беседует с Вадимом в пятом явлении). В шестом, седьмом и девятом явлениях первого действия появляется в красной юбке с откровенным вырезом и белой блузе. Во втором действии – в простом сером костюме с приталенным жакетом и юбкой ниже колен.

Валентин. В серой рубашке и клетчатых брюках.

Нина. В чёрном платье-футляре чуть выше колен.

Данил. В синем костюме и белой рубашке.

Художник Альфред. У него главное не одежда, а фигура.

Андрей Викторович. Типичный интеллигент в чёрном костюме и белой рубашке.

Светочка. Милая девушка в розовом платье с рюшами.

Господин Асмоде. Молодой мужчина в чёрной рубашке и чёрных брюках.

Немолодая дама. Спутница господина Асмоде. В чёрном платье с открытой спиной.

Официант Витольда Евгеньевича, официант в баре, домработницы Витольда Евгеньевича – в рабочей форме.

Посетители бара.

Акробат.

Две танцовщицы и два танцора из салона.

Студент. В ученическом костюмчике.

Помощник Витольда Евгеньевича Семён. В джинсах и серой рубашке.

Гулящие в парке.

Примечание. В пьесе есть ретроспективные эпизоды. Роли Вадима, Ады, Виктора Леонидовича, Данила и Нины должны исполнятся в таких эпизодах более молодыми актёрами.

Действие первое

Явление первое

Витольд Евгеньевич, Валентин, художник Альфред, официант Витольда Евгеньевича.

Вилла Витольда Евгеньевича на Кипре.

Витольд Евгеньевич сидит за столом на террасе. На фоне – южный пейзаж, море, розы, античные статуи. Частично всё это городское и природное великолепие закрывает каменная стена. У стены стоит молодой художник Альфред, обнажённый по пояс. Его торс идеален и ничем не отличается от фигур античных богов. Он пишет на стене репродукцию картины Питера Брейгеля «Вавилонская башня».

Валентин (входя). Добрый вечер, Витольд Евгеньевич! (Протягивает ему руку.)

Витольд Евгеньевич. Валя, привет-привет! (Встаёт; раскинув руки, как для объятий.) Не надо этих глупых церемоний. Ты же знаешь, что я не люблю церемонии, особенно между нами! Садись. (Указывает на кресло.)

Валентин. Спасибо. (Садятся.)

Витольд Евгеньевич. Мне рассказали, что ты был в Петербурге. И как он? Петербург?

Валентин. Не изменился со времён Петра.

Витольд Евгеньевич. А это не к лучшему?

Валентин. Я не люблю старые города. От них тянет смертью и холодом.

Витольд Евгеньевич. В тебе говорит молодое сердце! Молодое сердце не врёт. Ты должен быть в Москве, на нашей истинной Родине. Хотя Москва старше, чем Петербург, она светлая и дорогая.

Валентин. Это правда. (В ответ на услужливый жест появившегося официанта.) Кофе, пожалуйста.

Витольд Евгеньевич. Кофе? Как будто бы у нас не воскресный бранч!

Валентин. Хорошо, тогда я полагаюсь на ваш вкус.

Витольд Евгеньевич. Виски и по ложечке стерляжьей икры, пожалуйста. (Официант удаляется.) Нам нужно поговорить о делах, Валя. Дела плохи!

Валентин. Дела у всех плохи. Но я вас искренне понимаю, Витольд Евгеньевич, у вас столько помещений в центре и все пустуют!

Витольд Евгеньевич. В коем-то веке я завидую тебе, потому что у тебя ничего нет! Разумеется, кроме компаний.

Валентин. Компании бывают разными. Фамильные юридические компании лучше, чем ничего.

Витольд Евгеньевич. И всё же, Валя, не думал ли ты, что корову нужно продать, пока она жива? Ведь это логично, да? Зачем ждать, когда она сдохнет? Чтобы стать мясником? Разве это приятно? Разве это достойно человека, который себя уважает?

Валентин. А вы считаете себя лучшим мясником?

Витольд Евгеньевич. Я видел жизнь!

Официант приносит виски.

Валентин. Это великолепно, но я не продам вам ни одну контору. (Отодвигает от себя бокал.) Ни одну!

Витольд Евгеньевич. Почему ты так категоричен? Ты думаешь, это гордость? Нет, это путь к банкротству. Но я всё понимаю, ты уже взрослый мальчик и хочешь говорить по существу. И я готов озвучить тебе свою цену! (Достаёт из портфеля бумаги, раскладывает на столе.) Ознакомься и, бога ради, пошевели мозгами, юрист-консультант!

Валентин (смотрит). Хорошая цена.

Витольд Евгеньевич. О том и речь! Успокой меня, Валя, скажи, что наконец согласен, чтобы я был уверен в твоём светлом будущем! Ну!

Валентин. Витольд Евгеньевич, вы были правы в ваших рассуждениях о мяснике. Мне очень понравилось! Но как вам такой расклад: старый мясник умирает раньше коровы?

Витольд Евгеньевич и Валентин продолжительно смотрят друг другу в глаза. Валентин начинает смеяться; Витольд Евгеньевич несколько секунд спустя тоже.

Витольд Евгеньевич. Валя, ты серьёзно переоцениваешь свои возможности!

Валентин. А вы недооцениваете время. (Пьёт виски.)

Витольд Евгеньевич (подумав). Ты прав, Валя, ты прав! Считай, что продаёшь конторы не мне, а моему внуку.

Валентин. Это ещё менее радостно, Витольд Евгеньевич. Ваш внук, несмотря на его ум, рассудительность и прозорливость, мошенник, и все это знают.

Витольд Евгеньевич. Главное, что никто это не доказывает!

Валентин. Даже вы сами отпускаете в его адрес такие пошлые шутки! Любой другой на вашем месте уже сгорел бы от стыда!

Витольд Евгеньевич. За что? За общечеловеческую глупость?

Валентин. Витольд Евгеньевич, я сказал своё слово. Я прилетел к вам из Москвы именно для этого: поставить точку в торгах!

Витольд Евгеньевич. Хороший художник, правда? (Оборачивается к картине.)

Валентин. Неплох. Где вы его купили? На спортивной выставке? (Завистливо смотрит на фигуру.)

Витольд Евгеньевич. На аукционе.

Валентин. Ну если так!.. И всё же без шуток. Он очень красиво пишет, талантливый человек! Где вы его нашли и сколько заплатили за работу?

Витольд Евгеньевич. У тебя столько нет.

Валентин. Это его авторство? (Смотрит на картину.)

Витольд Евгеньевич. Нет, это «Вавилонская башня» Питера Брейгеля. Он хорошо перерисовывает, но сам пустоголов. Впрочем, умение подражать правильному примеру в наши дни само по себе уже ценно.

Альфред исполняет последний мазок на картине.

Явление второе

Витольд Евгеньевич, Вадим, Ада, Данил.

Московская квартира Вадима. Комната Вадима. Вадим сидит за столом перед красной розой, увядающей в стеклянном стакане.

Вадим (встаёт, когда Витольд Евгеньевич заходит в комнату). Дедушка, как я рад! (Хочет обнять Витольда Евгеньевича.)

Витольд Евгеньевич (отстраняясь). Ты слишком счастлив, Вадим. Меня это настораживает. Ты не следишь за курсом? Или, может быть, ты не читаешь новости? Или ты забросил твою кандидатскую диссертацию? Вадим. Вовсе нет, дедушка! Диссертация почти дописана. (Подаёт Витольду Евгеньевичу красный плед, когда тот садится в кресло.) Позволь предложить тебе кофе?

Витольд Евгеньевич. Не утруждай себя. Что за аллегория погоста? (Показывает на розу.)

Вадим. Зачем же так? Это просто роза, которая увядает. Я люблю смотреть на то, как увядают цветы, это прекрасно, это завораживает до глубины души. Людям следует поучиться увядать у цветов! Цветы не плачут, не жалуются, когда их срок настал. Они покорны естественному прекращению жизни и знают, что в увядании есть свой шарм. Я купил эту розу вчера, когда гулял на Неглинной. Я очень люблю розы, а лилии ненавижу, потому что у меня на них аллергия! (Улыбается.)

Витольд Евгеньевич. Неужели тебя осчастливила роза? Ты точно не следишь за курсом.

Вадим. Нет, меня осчастливила не роза. Есть две причины! Во-первых, господин Черенков. Помнишь такого? (Садится у кресла.)

Витольд Евгеньевич. Разумеется. (Гладит Вадима по голове.)

Вадим. Я предложил ему пятьдесят процентов акций Торгового центра «Рай» на Тверском. Он выслушал меня и попал на крючок. Захотел купить все мои акции сразу – все пятьдесят процентов! Привёз за это семьдесят миллионов рублей наличными, так как деньги были не совсем чистые и он не собирался светить их на счетах. Я поблагодарил его, забрал деньги, сделку обещал оформить на следующий день и не оформил. Когда он стал биться в истериках и требовать продать ему акции немедленно, я написал на него заявление в полицию, подключил знакомых, и вчера знакомые осудили его по статье 179 УК «Принуждение к совершению сделки». Ближайшие шесть лет он отдыхает.

Витольд Евгеньевич (продолжая гладить Вадима по голове). Ты всегда был неглупым мальчиком.

Вадим. А вторую причину ты никогда не угадаешь! Я поэтически влюблён.

Витольд Евгеньевич. Да? И в чем поэзия? (Перестаёт гладить по голове.)

Вадим. Я случайно познакомился с удивительной женщиной! (Встаёт.) Вчера мы завтракали в одном кафе. Мы пару раз встретились взглядами, а потом она демонстративно забыла свою шляпу, когда уходила. Я забрал её шляпу и оставил администратору свой телефонный номер на случай, если она вернётся. Я написал номер на кусочке чека. Так символично! (Вздыхает.) Она мне позвонила. Мы встретились.

Витольд Евгеньевич. Сколько ей лет?

Вадим. Я думаю, мы ровесники. Ей тридцать или двадцать девять.

Витольд Евгеньевич. Боже мой, ты хоть понимаешь, что это значит? Что когда тебе будет сорок, ей тоже будет сорок. Как твоя психика это выдержит?

Вадим (смеётся). Ну и прогноз! С чего ты взял, что это продлится десять лет? Я не могу ручаться за десять дней, вдруг она даст мне в субботу, а в субботу пройдёт только семь дней с момента нашей романтической встречи!.. Нет, она замечательная, но слишком глупа, с такими нельзя иметь дело долго, особенно жениться. Жена должна быть умной в меру. (Смотрит на Витольда Евгеньевича.) А ты сам случайно не молодишься? Так скромно одет и даже часы обыкновенные, видно, что не с аукциона.

Витольд Евгеньевич (недовольно). Я тридцать лет занимаюсь твоим воспитанием – и всё зря! Для тебя нет приличных и неприличных тем. Я ещё не в том возрасте, чтобы молодиться! Девяносто – это не приговор! (Встаёт, швыряет плед на пол.) У тебя нет чувства такта!

Вадим. Дедушка, это шутка!

Витольд Евгеньевич. Шутка будет в завещании! (Уходит.)

Вадим (поднимает плед). Ну вот, обиделся. Подумаешь, пошутил!

Стук в дверь.

Вадим. Войдите.

В комнате появляется Ада с мужским кожаным портфелем в левой руке.

Ада. Здравствуйте, Вадим. Я проходила мимо и решила заглянуть к вам насчёт завтрашнего круглого стола и чтобы выпить виски.

Вадим. Здравствуйте! Проходите, виски сейчас принесут. (Аккуратно складывает плед вдвое и кладёт на кресло.)

Ада. Вы замёрзли? (Глядя на плед.) Вадим. Да! Как в Аду у Алигьери. В ледяном озере! Данил!

Дверь приоткрывается; в комнату заглядывает помощник Вадима Данил.

Данил. Да?

Вадим. Виски, пожалуйста.

Данил. Момент! (Дверь закрывается.)

Ада. Так насчёт круглого стола! (Достаёт из портфеля бумаги.) Меня на днях обвинили в том, что Алексей Грачёв составил под меня программу, а я не сделала ничего, чтобы отказаться от неприличного внимания с его стороны. Вы тоже так думаете?

Вадим. Да, но неприличное внимание с его стороны ожидаемо. Алексей Грачёв хочет переспать с вами, причём давно.

Ада. Я сказала им то же самое. Они ничего не смогли ответить, но всё равно осуждают. Что ж, к теме! Что ни делается, всё по сценарию, поэтому я хочу знать вашу позицию по вопросу искусственного интеллекта заранее.

Вадим. Моя позиция проста. Искусственный интеллект нужен и полезен, когда натурального интеллекта уже не осталось. А его не осталось! Искусственный интеллект можно создать. Но можно ли создать искусственную совесть?

Ада (сдержанно улыбается). Боже, а я и не думала, что вы моралист. Вас сложно заподозрить в таких экстравагантных наклонностях. (Делает записи на бумаге.)

Вадим. Это вовсе не экстравагантно, у кого-то в мире должна быть совесть. Так же, как у кого-то в мире должны быть деньги. Вы знаете, для чего в мире существуют деньги? Деньги в мире существует для того, чтобы хотя бы кто-то был счастлив, а совесть существует для того, чтобы кто-то писал стихи.

Ада. Мило! (Пьют на брудершафт, целуются в губы.) Я собираюсь в поездку, друг мой. Могу я оставить у тебя на время моих канареек? Они поют по щелчку и затыкаются по щелчку. (Прикасается рукой к его плечу, поглаживает, после чего плавным движением спускается от плеча к груди, потом к животу, и наконец её манипуляции становятся не видны зрителям из-за стола.)

Вадим (в блаженстве от её неприличного поведения). Всё зависит от недельного расхода на них.

Ада. Я серьёзный человек, как и ты. Я всё возмещу. Вадим. Напомни, сколько у тебя канареек? (Всё так же наслаждаясь.)

Ада. Шесть.

Вадим. Хорошо. (С вульгарной улыбкой.) Я соглашусь приютить твоих канареек.

Ада (кладёт руки на стол). Друг мой, ты ведь не думаешь, что я пришла сюда из-за убогого круглого стола на футурологическую тему и шести канареек? Нет, друг мой. Я знаю, что наш младший партнёр в Белоруссии вчера был задержан за торговлю травой. Я также знаю, что ты решил помочь ему.

Вадим (спокойно). Да. Я решил помочь.

Ада. Я понимаю тебя … Всё-таки он гений продаж. В мире есть неизменные вещи, нетленная классика, гимн человеческому разуму. Пушкин, Байрон, Бодлер! Не меньшая классика – таблетки для похудения и мазь, которая, как обещают, увеличит член. Это даже более живуче, чем Байрон. И я не отрицаю, что он замечательно продавал всё это! Нет, конечно, продавал в кавычках, прекрасная вещь – предоплата… Но, Вадим, мне так жалко отдавать на взятки свои наличные!

Вадим. Он покрывает все расходы, Ада. Он действительно гений и очень полезен.

Ада. Но!..

Вадим (прерывает). Прекрати капризы, пока я их не пресёк.

Ада. Хорошо, тебе видней. Хорошо! Я дам тебе возможность убедиться в том, что ты не прав! Когда в очередной раз его возьмут вместе с травой на квартире Гоши и тебе придётся платить за себя, а не за его траву, я припомню тебе это со своей алчностью и чёрствостью. Платить придётся тебе! Только тебе! Согласен?

Вадим. Я могу заплатить один и сейчас. Но ты же не находишь это справедливым!

Ада. Не нахожу! (Обиженно.) Это разрушит структуру нашей преступной группы.

Вадим. В таком случае изволь вести себя порядочно. Не спорь со мной.

Звонит телефон.

Вадим. Минутку! (Берет трубку.) Да, дедушка. Нет, я ничего не осознал и не думаю! Я сейчас не могу говорить, у меня гости. Ада Сергеевна! Хочешь поздороваться? Мы в кабинете. (Кладёт трубку.) Витольд Евгеньевич хочет с тобой поздороваться.

Ада. Это очень любезно с его стороны! (Снимает красный жакет, выворачивает его на другую сторону и надевает серым; выворачивает красную шляпу наизнанку и надевает её так же серой; снимает с рук многочисленные бриллиантовые кольца, с шеи – изумрудное колье и прячет в сумочку; собирает распущенные локоны в пучок.) Я очень уважаю умных людей и ценю каждую минуту с ними. И я очень люблю, когда умные люди критикуют. Благодаря ним можно посмотреть на себя со стороны и сказать себе: «Ада, ты можешь быть ещё богаче!»

Вадим (глядя, как она снимает кольца). Я кое-что для тебя заказал. Завтра тебе привезут мой ювелирный подарок.

Ада (безразлично). Колье?

Вадим. Эксклюзивная брошь.

В комнату заходит Витольд Евгеньевич.

Ада. Витольд Евгеньевич! (Скромно улыбается.)

Витольд Евгеньевич (жмёт ей руку). Ада, прекрасно выглядишь! Как всегда, элегантна. Ты молодец, что не поддаешься дурацкой моде и не скупаешь все ювелирные бутики подряд.

Ада. Вы, Витольд Евгеньевич, однажды сказали мне, что в молодости важно научиться чувствовать жанр, это ключевая составляющая на пути к успеху. Я научилась.

Витольд Евгеньевич. Как твои дела, Ада? (Садятся за стол.)

Ада. Спасибо, всё хорошо.

Витольд Евгеньевич. Прекрасное время молодость, всё может быть хорошо, независимо от курса! Как ваши профессора?

Ада. Как обычно, бедствуют. Но не все! Я тоже университетский человек, а между тем умею заработать на хлеб с белужьей икрой.

Витольд Евгеньевич. Ты уже защитилась?

Ада. Да.

Витольд Евгеньевич. А Вадим всё никак не допишет его диссертацию! Он был медлительным ещё в детстве.

Вадим (в сторону). Очень интересно!

Витольд Евгеньевич. А, знаешь, ты, наверное, не поверишь, но в детстве Вадим любил рисовать!

Вадим. Витольд Евгеньевич, никому не интересно моё детство!

Витольд Евгеньевич. С твоим детством не надо книгу анекдотов, Вадим! Не перебивай! Так вот в детстве Вадим любил рисовать. Рисовал он, конечно, как душевнобольной, но очень любил рисовать. Помню, он как-то нарисовал водопад. Понять, что это водопад, было невозможно, но он его подписал. Тогда я сказал ему: «Вадим, не смей прикасаться к акварелям!» Благо, он меня послушал.

Ада. В детстве все рисуют, поют, занимаются фотографией.

Вадим. А я не послушал! (С иронией глядя на Витольда Евгеньевича.) Я до сих пор рисую.

Витольд Евгеньевич. Да? И до сих пор подписываешь?

Вадим. Да, если считаю это необходимым. У меня есть масляные картины! (Показывает на картины на стенах.) А есть маленькие акварели с изображениями цветов! (Достаёт из выдвижного ящика стола.)

Витольд Евгеньевич. Так вот почему ты не можешь дописать диссертацию! Конечно! Ты занят рисованием ромашек. (Рассматривает акварель с ромашкой и демонстрирует её зрителям.)

Вадим. Да, и я не вижу в этом ничего плохого.

Ада (искренне). Акварели очень красивы.

Витольд Евгеньевич. Это лучше, чем водопад, но всё равно бессмысленно! Умный мужчина не должен тратить время на постижение высоких материй, он должен жить в удовольствие, а удовольствие материально.

Ада. Это правда. Витольд Евгеньевич, я прошу прощения! (Смотрит на часы.) Мне нужно идти. Я очень рада встрече с вами!

Витольд Евгеньевич. Адочка, двери этого дома всегда открыты для тебя. Приходи! (Расставаясь, снова жмут друг другу руки.) Ада. До свидания, Вадим. Вадим. Всего доброго!

Ада выходит за дверь и достаёт из кармана спички и пачку сигарет.

Витольд Евгеньевич. Почему бы тебе не присмотреться к Адочке, Вадим? Она умная сообразительная женщина. Юрист! Ты бы поступил рассудительно, женившись на ней.

Вадим. Она шлюха. Не более того.

Ада, подслушивая разговор за дверью, в этот момент зажигает спичку. Задумчиво и нервно прикуривает, но спичку не гасит, пока та не обжигает ей пальцы: тогда она равнодушно сминает её рукой.

Витольд Евгеньевич. Она молодая и скоро нагуляется. К тому же она из бедной семьи. У неё появились случайные деньги – большие деньги! – которыми она смогла распорядиться. Сейчас ей хочется получить от жизни всё, но пройдёт немного времени, и она успокоится. Как и ты!

Ада выворачивает жакет и шляпу на красную сторону, надевает украшения, распускает волосы и уходит.

Вадим. Я подумаю над твоими словами.

Витольд Евгеньевич. Подумай! А ещё убери с моих глаз эти акварели. И не горбись! (Снисходительно.) Иначе ты скоро будешь таким же сутулым, как твой отец.

Вадим (задумчиво). Зачем ты унизил меня в её присутствии?

Витольд Евгеньевич. Вадим, не драматизируй. Это просто шутка! Ада умная женщина, и у неё прекрасное чувство юмора. Мы отнеслись к этим воспоминаниям, как к шутке! Разве непонятно?

Вадим. Нет. Как можно унижать своих в присутствии чужих?

Витольд Евгеньевич. Кроме своих, никто не скажет тебе о твоих недостатках, мальчик мой! В этом проявляется высшая степень заботы.

Вадим. Бред!

Витольд Евгеньевич. Вадим, ты слишком сентиментален. Давай, включи свою зелёную лампу, допей виски, закури сигарету и напиши уже новую главу в твоей диссертации! Это полезнее, чем рассуждать. Не надо жаловаться! В твоём возрасте пора научиться вести себя по-мужски. (Уходит.)

Явление третье

Ада, Нина, Вадим, Виктор Леонидович.

Выполненный в светлых тонах просторный кабинет в офисе Ады. Ада сидит за столом, сосредоточенно составляя договор купли-продажи.

Стук в дверь.

Ада. Да!

В кабинет заходит секретарь Ады Нина.

Нина (держа правую руку за спиной). Ада Сергеевна, как вам удалось?

Ада. Что удалось?

Нина. Всё! Когда вчера к нам пришли с обыском, мы думали, нас всех посадят. А они ничего не нашли!

Ада. А, ты об этом! (Смеётся.) Вещественное подтверждение наших шалостей хранилось в 302-м кабинете, сданном в субаренду художнику Ткачёву. Они могли бы обыскать и этот кабинет тоже, забрать всё и принести в суд, но такое доказательство было бы признано недопустимым. Разве бедный художник Ткачёв виноват? Разве его священная частная собственность не должна защищаться из-за того, что я – конченая мразь?

Нина. Как же нам с вами повезло!

Ада. Это правда. Ты давно перечитывала «Маленького принца» Экзюпери?

Нина. Что вы! Я его вообще не читала.

Ада. Напрасно, прочитай. Произведение, конечно, наивное, но образная структура потрясает воображение! Если бы меня спросили, о чем это произведение, я бы сказала: о райском саде. Тема райского сада, желанного и недоступного, тема вечная, трогательная, почти истеричная! Мы все лелеем нашу единственную розу на пустой планете среди сорняков, разве не так?

Нина (растерянно). Наверное!.. То есть да. Скорее да, чем нет. Я думаю так же, как и вы!

Ада. Отрадно, Нина, спасибо. (Убирает бумаги в стол.) Ты узнала то, о чем я просила?

Нина. Да! Когда я пришла к Григорию Николаевичу, он долго не мог понять моих витиеватых намёков. Я думала, он сообразит сразу…

Ада. Он журналист, он не может соображать.

Нина (усмехнувшись). Да!.. Но потом он всё-таки дал мне номер Ситникова, и я с ним встретилась. Господин Ситников уезжает, это правда, но больше он ничего сказал. Он явно дал мне понять, что если переговоры и будут, то с вами – от начала и до конца, никаких посредников.

Ада. Ну, не льсти.

Нина (нерешительно). Я имела в виду, с вами и Вадимом Ивановичем.

Ада. С Вадимом Ивановичем и со мной. Докладывать надо правильно!

Нина. Да, извините.

Ада. Он сказал, что готов приступить к переговорам? Когда?

Нина. Он обещал позвонить и назвать дату.

Ада. Хорошо. Спасибо, Нина, ты можешь идти.

Нина (заговорщически улыбаясь). Вам кое-что просили передать.

Ада (зевая). Что?

Нина. Вот! (Достаёт из-за спины маленькую ювелирную коробочку.)

Ада (берёт коробочку, открывает). И что у нас в коробочке? Дешёвая серебряная брошь. (Рассматривает эксклюзивную бриллиантовую брошь в виде розы.) От кого?

Нина. Но как же!.. Вадим Иванович. Посмотрите, там записка.

Ада. Нехорошо читать чужие записки! (Закрывает коробочку.) Я не вижу в этой безделушке ничего приятного.

Нина (почти шёпотом от восхищения). Но это же не серебро, Ада Сергеевна! Это платина.

Ада. О да! А роза из чёрных бриллиантов?

Нина. Да.

Ада. Нет! Для меня это никчёмное серебро и такие же никчёмные стразы!.. (Стучит пальчиками по столу.) Хочешь забрать себе? (Достаёт брошь из коробочки и протягивает Нине.)

Нина (восторженно). Да, конечно! (Хватает, примеряет на платье.)

Ада. Она подходит к твоему платью. Такая же дешёвая и нелепая, как твоё платье. Как ты сама!

Нина (смотрится в зеркало). Мне идёт! А ваших комментариев я не слышу! Так вы действительно решили подарить её мне?

Ада. Нет, раз тебе понравилась! (Встаёт, срывает с ее платья брошь.)

Нина. Ада Сергеевна, да что с вами, чёрт возьми?

Ада. Иди работать!

Нина. Как скажете. (Удаляется.)

Ада. Надо же, благодетель! (Звонит по телефону.) Нина, сходи до соседнего офиса и пригласи Виктора Леонидовича ко мне на чай. Скажи, у меня есть экземпляр для его коллекции. Спасибо. (Рассматривает брошь.) Да… Дела. (Закрывает коробочку, встаёт; осматриваясь.) Угрюмо. Честное слово, угрюмо! Надо нанять художника и сделать так, чтобы кругом были прекрасные пейзажи прекрасного вечного Рима. (Глядя на пустые стены.) Здесь, здесь и здесь! Я никогда не была слишком расточительной, возможно, я даже скупа, но я читала «Господина из Сан-Франциско». Надо потратиться, непременно! Лет через пять я заработаю и потрачусь, а пока здесь достаточно украшений. (Гладит своё колье.)

Стук в дверь. Заходит Виктор Леонидович.

Виктор. Добрый день, Ада Сергеевна! Заинтриговали! Покажете ваш экземпляр?

Ада. Я боюсь разочаровать вас, Виктор Леонидович. Вы покупаете в вашу коллекцию только самые дорогие эксклюзивные украшения известных домов. А у меня для вас сегодня всего лишь стразы и серебро! (Показывает брошь.) Моя цена – пять пятьсот.

Виктор (глядя на брошь). Ада Сергеевна, вы меня пугаете!

Ада. Пять пятьсот.

Виктор. У вас специфический юмор.

Ада. Пять пятьсот наличными и прямо сейчас! Ещё минута, и я передумаю.

Виктор. О нет, ни в коем случае! Прошу! (Спешно достаёт из кошелька купюры.) Только у меня не будет без сдачи. Шесть! Возьмите шесть.

Ада. Годится. (Забирает деньги.)

Виктор. Я очень счастлив! (Достаёт платок и вытирает пот со лба.) Но я даже предположить не могу, чем это закончится.

Ада. Мой милый друг, будь спокоен. Неужели ты не знал, что серебро в руках женщины может превращаться в платину, а платина – в серебро?

Виктор Олегович восторженно улыбается и уходит.

Ада (поправляет причёску у зеркала). Спокойно, Ада. Будь равнодушной и рассудительной, и всё получится. Практикуй равнодушие на всех и на каждом!

Свет гаснет.

Когда свет загорается снова, Ада и Вадим сидят друг напротив друга в красных креслах с чёрно-золотыми ножками и подлокотниками. На фоне стоит тумба с большим букетом красных роз и двумя чашечками свежего кофе.

Вадим. Тебе не понравилась брошь?

Ада. Друг мой, она слишком вычурна! Я её продала. Ты не обижен?

Вадим (с демонстративным равнодушием). Разумеется, нет. Есть люди, которые страдают недостатком вкуса.

Ада. Это правда. Люди со множеством недостатков и с большим достатком! Так ты подумал над моим предложением, Вадим? Подумай. Массажный салон будет приносить доход в четыре раза выше того, что ты получаешь с одной твоей цивилистической конторы.

Вадим. В моих конторах, вернее, в конторах Витольда Евгеньевича, люди делают дело, а не пишут десятитомники! Ты зря называешь их цивилистическими.

Ада. Неужели? Посмотри на эти фамилии. (Достаёт из внутреннего кармана платья длинный список.)

Вадим. Это фамилии моих работников. И?..

Ада. Они старики, Вадим. Титулованные увлечённые старики, и скоро им придётся лечь в гроб. Кем ты их заменишь? Ты видишь смену?

Вадим (после паузы). Я хочу кофе.

Ада. Я тоже. Подай.

Оба оборачиваются к кофейному столику.

Вадим. Я гость, а ты хозяйка дома. Ты должна подать!

Ада. Я женщина, а ты мужчина. Ты должен подать!

Смеются, после чего каждый берёт свой кофе сам.

Равнодушно пьют кофе.

Вадим. Когда он хочет получить ответ?

Ада. Не позднее девятого. Но это ложь. Он будет ждать и до десятого, и до одиннадцатого. У него нет других вариантов. Он в финансовой западне и очень боится уголовного преследования.

Вадим. А ты?

Ада. Боюсь ли я преследования?

Вадим. Да.

Ада. Нет. Уже поздно бояться, Вадим. Я думаю, что запоздалое раскаяние бессмысленно, и запоздало раскаиваются только дураки, а умные люди не станут мучить себя понапрасну.

Вадим. Это правда.

Ада. Давай выпьем за выгодные предложения! (Пьют кофе.)

Вадим. За выгодное предложение иногда есть соблазн продать кого угодно. А ты бы продала меня за выгодное предложение?

Ада. Своих нельзя продавать, Вадим. Иначе всё кончится не только плохо, но и быстро.

Вадим (помолчав). Ты приглашена на юбилей Виктора Леонидовича?

Ада. Разумеется. Никто не пополняет его коллекцию так часто и трогательно, как я.

Вадим. Я тоже приглашён. (С демонстративной иронией.) Иногда мне нравится бывать в его доме. Создаётся ощущение интерната. А для меня это большая ностальгия!.. Сколько у него детей?

Ада. Пять. И ещё три собаки!

Вадим. Дети – это счастье нашей жизни. Хотя некоторые живут и для более серьёзных свершений, чем дети, собаки и затасканная в заботах жена.

Явление четвёртое

Действие происходит тринадцать лет назад.

Витольд Евгеньевич, Вадим, Данил.

Вадим собирает в чемодан свои вещи.

Вадим (застёгивает чемодан, садится на него). Я не хочу в интернат. Я устал. Мне там плохо. Там все только и делают, что пьют!

Витольд Евгеньевич. Меня не интересуют все, меня интересуешь ты, Вадим! Я плачу пятьдесят тысяч долларов в год за тебя, а не за всех! Я хочу, чтобы ты получил хорошее образование – это во-первых. А, во-вторых, я хочу, чтобы ты получил диплом, с которым не будет проблем! Ты должен получить образование за границей.

Вадим. Но я не хочу годами жить в Англии! Я не люблю эту страну. Я не хочу ходить в католический собор! Мне не нравятся мои соседи. И этот чёртов неоклассический замок-школа мне тоже не нравится!