Текст книги "Пистолет с крыльями"

Глава 6

На следующее утро в 10.40 я уже сидел за столом в кабинете, когда зазвонил телефон.

– Контора Ниро Вулфа, Арчи Гудвин слушает, – произнес я, сняв трубку.

– Я хотел бы поговорить с мистером Вулфом.

– До одиннадцати это нереально. Могу я вам чем-то помочь?

– Дело срочное. Это говорит Вепплер, Фредерик Вепплер. Я в будке на углу Девятой авеню и Двадцатой улицы. Миссис Майон со мной. Нас арестовали.

– Господи! – ужаснулся я. – За что?

– Нас допрашивали о смерти Майона. В ордере было указано, что мы – ключевые свидетели. Нас продержали всю ночь и только сейчас выпустили под залог. Освобождение организовал адвокат, но я не хотел, чтобы он знал о… о том, что мы обращались к Вулфу, поэтому я его отослал. Мы хотели бы встретиться с Вулфом.

– Конечно! – поддержал я с энтузиазмом. – Подумать только, какое бесчинство! Езжайте сразу сюда. К вашему приходу он уже спустится из оранжереи. Возьмите такси.

– Мы не можем. Потому-то я, собственно, и звоню. За нами следят два детектива, и мы не хотим тащить их за собой к Вулфу. Как нам отделаться от хвоста?

Я мог бы в целях экономии времени сказать ему, что пара шпиков – это ерунда и что не стоит обращать на них внимания, но решил поддержать игру.

– Элементарно! У меня у самого от полицейских колики, – произнес я с отвращением. – Так вот… Вы слушаете?

– Да.

– Ступайте в Бумажную компанию Федера, дом пятьсот тридцать пять по Западной Семнадцатой улице. В конторе спросите мистера Сола Федера. Скажите ему, что ваша фамилия – Монтгомери. Он выведет вас через ход на Восемнадцатую улицу. Там у обочины увидите такси с носовым платком, привязанным к дверной ручке. Я буду в нем. Не теряя ни секунды, прыгайте внутрь. Все поняли?

– Кажется, да. На всякий случай, повторите еще раз адрес.

Я повторил и попросил их подождать десять минут, прежде чем пускаться в путь, чтобы я успел добраться до места. Потом, когда он повесил трубку, я позвонил Солу Федеру, чтобы проинструктировать, и по внутреннему телефону – Вулфу, чтобы проинформировать, после чего рванул из дома.

Надо было сказать им подождать не десять минут, а пятнадцать или двадцать, потому что на свой пост на Восемнадцатой улице я чуть не опоздал. Едва такси остановилось, и я вылез, чтобы привязать к ручке носовой платок, как они уже со всех ног бежали по тротуару. Я широко распахнул дверцу, Фред буквально закинул Пегги в машину и прыгнул следом.

– Все о'кей, водитель. Вы знаете, куда ехать, – сказал я сурово.

Когда такси вынырнуло на Десятую авеню, я спросил, завтракали ли они. Они ответили «да», но как-то вяло. Они вообще выглядели вялыми. Легкий зеленый жакет Пегги, надетый поверх коричневого хлопчатобумажного платья, был помят и не очень чист, лицо – неухожено. Волосы Фреда имели вид, будто их не расчесывали уже месяц, а его коричневый тропический костюм казался ужасно неопрятным. Они сидели, держась за руки, и Фред ежеминутно выворачивал шею, чтобы посмотреть через заднее стекло.

– Будьте спокойны, от хвоста мы отделались, – заверил я его. – Сол Федер и существует как раз для таких крайних случаев.

Поездка заняла всего пять минут. Когда я ввел их в офис, Вулф уже сидел в своем сделанном на заказ кресле за своим безбрежным столом. Он поднялся, поприветствовал их, предложил сесть, спросил, нормально ли они позавтракали, и сказал, что новость об их аресте его неприятно поразила.

– Сперва один вопрос, – перебил его Фред, который все еще стоял. – Мы конфиденциально обратились к вам за помощью и сорок восемь часов спустя арестованы. Это что, чистое совпадение?

Вулф, поерзав, поудобнее устроился в кресле.

– Так у нас с вами дело не пойдет, мистер Вепплер, – произнес он спокойно. – Если вы сейчас взбудоражены – сходите куда-нибудь, поостыньте. Вы и миссис Майон – мои клиенты. Предполагать, что я способен действовать вопреки интересам собственных клиентов – глупость, недостойная взрослого человека. О чем вас допрашивала полиция?

– Да, вы не доносчик, я верю, – не угомонился Фред. – Но как насчет присутствующего здесь Гудвина? Возможно, он тоже не доносчик, но в беседе с кем-нибудь он мог оказаться недостаточно осторожен.

Вулф перевел взгляд на меня.

– Арчи, ты был неосторожен?

– Нет, сэр. Но я не требую немедленных извинений. У наших клиентов выдалась тяжелая ночь. – Я посмотрел на Фреда. – Сядьте и успокойтесь. Будь у меня длинный язык, я бы не продержался на своей работе и недели.

– Все это чертовски забавно, – сказал Фред и сел. – Между прочим, миссис Майон разделяет мое недоумение. Верно, Пегги?

Сидящая в красном кожаном кресле Пегги посмотрела на него и снова на Вулфа.

– Да, – призналась она. – Но теперь, когда я здесь… – Она взмахнула рукой. – Давайте забудем об этом. Нам все равно больше не к кому пойти. Конечно, есть адвокаты, но мы не хотим им рассказывать о… пистолете. Мы уже рассказали все вам. Но теперь у полиции зародились какие-то подозрения, и вы должны что-нибудь сделать!

– Кстати, что удалось выяснить в понедельник вечером? – спросил Фред. – Вчера по телефону вы уклонились от ответа. Что они сказали?

– Они подтвердили те же самые факты. Хотя, конечно, есть некоторый прогресс. Больше добавить мне нечего. Пока нечего. Но я хочу и должен знать, какую линию избрали полицейские. Было им известно то, что вы мне рассказали о пистолете?

Они оба ответили «нет».

– Тогда я могу с полным основанием требовать, чтобы вы сняли свое обвинение, будто я или мистер Гудвин вас предали, – проворчал Вулф. – О чем вас допрашивали?

Пересказ этого занял добрых полчаса. Полицейские не пропустили ни единой детали и, следуя распоряжению Кремера не церемониться, поработали на совесть. Не ограничившись днем смерти Майона, они особенно интересовались чувствами и поступками Фреда и Пегги до и после происшествия. Несколько раз мне приходилось прикусывать кончик языка, чтобы не спросить клиентов, какого черта они не послали полицейских подальше. Впрочем, я сам знал почему: они были напуганы. А напуганный человек – только полчеловека. К концу отчета о выпавшем на их долю испытании меня мучили жалость и стыд за Вулфа, но тут Вулф вывел меня из этого состояния.

Посидев некоторое время, постукивая кончиками пальцев по ручке кресла, он посмотрел на меня и резко сказал:

– Арчи, выпиши миссис Майон чек на пять тысяч долларов.

Они вытаращили на него глаза. Я встал и направился к сейфу. Они потребовали разъяснений, в чем дело. Я остановился у дверцы сейфа, чтобы послушать.

– Я отказываюсь на вас работать, – рявкнул Вулф. – Так невозможно! В воскресенье я сказал, что один из вас или вы оба лжете, но вы это упорно отрицали. Я принялся разгребать вашу ложь и сделал все, что было в моих силах. Но сейчас, когда смертью Майона, а заодно и вами, заинтересовалась полиция, я не желаю больше рисковать. Я готов быть Дон Кихотом, но не болваном. Возвращая деньги, хочу предупредить, что немедленно сообщу инспектору Кремеру все, что узнал от вас. И если вы окажетесь настолько глупы, что, когда полиция устроит повторный допрос, начнете мне противоречить, то одному богу известно, чем все тогда кончится. Лучшее, что вы можете сделать, – это сказать правду и дать полицейским возможность провести расследование, для которого вы меня наняли. Но я также должен предупредить, что полицейские – не дураки и тоже поймут, если вы, по крайней мере один из вас, станете лгать. Арчи, что ты стоишь разинув рот? Достань чековую книжку.

Я открыл дверцу сейфа.

Ни один из них даже не пискнул. Вероятно, они слишком устали, чтобы нормально реагировать. Я уже вернулся к своему столу, а они все сидели и смотрели друг на друга. Когда я начал заполнять корешок, послышался голос Фреда.

– Вы не можете так поступить. Это неэтично.

– Пф, – произнес Вулф. – Вы наняли меня, чтобы я вытащил вас из затруднительного положения, сами нагородили кучу лжи и еще говорите об этике! Мне повезло: в понедельник вечером я продвинулся вперед. Я выяснил все, за исключением двух деталей, но загвоздка в том, что одну из них скрываете вы! Мне надо знать, кто положил пистолет на пол рядом с трупом. Я уверен, что это был один из вас, но вы не признаетесь. И тут я беспомощен, а жаль, ибо я также уверен, что ни один из вас не причастен к смерти Майона. Если бы…

– Как? – встрепенулся Фред. Теперь с его реакцией все стало нормально. – Вы убеждены, что ни один из нас его не убивал?

Фред уже не сидел на своем месте. Он подлетел к столу Вулфа, оперся на него ладонями, наклонился вперед и отчетливо проговорил:

– Вы действительно это имеете в виду? Посмотрите на меня. Откройте глаза и посмотрите на меня! Вы это серьезно?

– Да, – ответил Вулф, – я так считаю.

Фред посверлил его взглядом еще секунду и выпрямился.

– Хорошо, – сказал он уже мягче. – Это я положил пистолет на пол.

И тут Пегги издала вопль. Она побежала к Фреду и повисла у него на руке.

– Фред! Нет! Фред! – умоляла она. Я и не думал, что она способна так голосить, хотя, конечно, следовало сделать скидку на усталость.

Он опустил ладонь на ее руку, потом, видно, решил, что это не совсем то, и обнял ее. В течение минуты он разглядывал ее лицо, затем повернулся к Вулфу и заговорил:

– Возможно, я пожалею, что признался. Но тогда пожалеете и вы. Клянусь богом, пожалеете! – произнес он совершенно серьезно. – Итак, пистолет на пол положил я. Теперь дело за вами. – Он еще крепче обнял второго клиента. – Да, Пегги, это я положил его туда. Но я не мог тебе сказать. Все будет хорошо, дорогая, я верю, все будет хорошо…

– Сядьте, – проговорил Вулф сердито и через мгновение повторил уже как приказ: – Сядьте, черт возьми!

Пегги высвободилась из объятий Фреда, вернулась к своему креслу и рухнула в него. Фред пристроился рядом на подлокотнике и положил руку ей на плечо, а она взяла его за палец. Их глаза с подозрением, испугом, вызовом и надеждой смотрели на Вулфа.

Он все еще сердился.

– Вы не удивили меня, – сказал он. – Я знал, что пистолет переложил один из вас. Разве мог кто-то еще войти в студию в течение этих нескольких минут? Но правда, которую вы мне открыли, окажется хуже, чем бесполезной, если за ней не последует другая правда. Попробуйте еще раз солгать – и, бог знает, возможно, я уже не смогу спасти вас. Где вы нашли его?

– Не беспокойтесь, – уверенно произнес Фред. – Коли вы вынудили меня признаться, я не стану петлять. Когда мы вошли в студию и обнаружили тело, я сразу заметил пистолет – там, где Майон, обычно хранил его, на консоли с бюстом Карузо. Миссис Майон его не увидела, она не смотрела в ту сторону. Оставив ее в спальне, я поднялся обратно, взял пистолет за скобу спускового крючка и понюхал. Из него стреляли. Я положил его на пол рядом с трупом, вернулся в квартиру, вышел, сел в лифт и спустился на первый этаж. Все остальное было в точности так, как я рассказывал в воскресенье.

– Вы могли обожать миссис Майон, но вы не придерживались слишком высокого мнения о ее сообразительности, – проворчал Вулф. – Вы решили, что у нее не хватило ума, убив мужа, оставить пистолет там, где было логичнее всего…

– Нет, черт вас возьми!

– Чушь. Конечно, именно так вы и подумали. Иначе кого еще вы стали бы спасать? Отсюда все ваши беды. Согласившись с миссис Майон, что тоже не видели пистолета, когда вошли в студию, вы попали в тупик. Вы не осмеливались сказать ей о том, что сделали, так как тем самым признали бы, что подозреваете ее. Ситуация осложнилась еще больше, когда выяснилось, что она, видимо, тоже подозревает вас, хотя и тут были сомнения…

– Я никогда не подозревала Фреда, – твердо сказала Пегги. Чувствовалось, что эта твердость далась ей с трудом. – И Фред никогда не подозревал меня по-настоящему. Мы просто не были уверены до конца, а когда любишь и хочешь, чтобы так продолжалось вечно, надо быть уверенным до конца.

– Да, Пегги верно сказала, – согласился Фред. Они посмотрели друг на друга.

– Что ж, я допускаю, что вы говорите правду, мистер Вепплер, – заключил Вулф.

– Еще бы! – огрызнулся Фред.

Вулф кивнул.

– Ваши слова звучали искренне, а у меня на такие вещи слух острый. А сейчас отвезите миссис Майон домой. Мне предстоит большая работа, но сначала нужно все обдумать. Как я сказал, под вопросом оставались два момента, но вы осветили только один. Пролить свет на второй вы не в силах. Идите-ка домой и поешьте что-нибудь.

– Разве мы хотим есть? – рассвирепел Фред. – Мы хотим знать, что вы собираетесь делать?

– Фред, мне надо почистить зубы, – произнесла Пегги.

Я послал ей взгляд, полный уважения и восхищения. То, что женщины способны говорить такие вещи в такие моменты, – это одна из причин, почему их общество доставляет мне наслаждение. Ни один мужчина на свете в подобных обстоятельствах не почувствовал бы, что ему надо почистить зубы, и уж, во всяком случае, не сказал бы об этом.

Кроме того, возникал прекрасный повод отделаться от них без грубости. Фред настаивал, что имеет право знать, какова дальнейшая программа и участвовать в обсуждении плана действий, но в конце концов был вынужден согласиться с Вулфом, что, нанимая специалиста, человек сохраняет за собой единственное право – уволить его. Это, вкупе с тоской Пегги по зубной щетке и обещанием Вулфа держать Фреда в курсе событий, позволило выпроводить клиентов за порог без лишнего шума.

Когда, заперев за ними входную дверь, я вернулся в кабинет, Вулф со свирепым видом барабанил ножом для бумаги по книге для записей, хотя я сотни раз говорил ему, что книга от этого портится. Я подошел, взял чековую книжку и положил ее обратно в сейф. Так как я не написал на корешке ничего, кроме даты, непоправимого не случилось.

– До обеда двадцать минут, – объявил я, отодвигая стул и садясь. – Вы успеете стреножить вторую таинственную деталь?

Нет ответа.

Я не стал проявлять такт.

– Если вы не имеете ничего против, могу я узнать, в чем она заключается? – спросил я приятным голосом.

Снова нет ответа. Наконец Вулф отбросил нож, откинулся на спинку кресла и глубоко выдохнул.

– Все этот чертов пистолет, – проворчал он. – Как он попал с пола на консоль? Кто переложил его?

– Господи, вечно вам не угодишь, – пожаловался я. – Вы только что, ценой ареста обоих своих клиентов и лошадиных усилий, добились того, что пистолет переместился с консоли на пол. Теперь вы хотите, чтобы он снова переместился с пола на консоль? Бред какой-то!

– Не снова. До того. До обнаружения трупа. – Его глаза уставились на меня. – Суди сам. Мужчина (или женщина – неважно) проникает в студию и убивает Майона таким образом, чтобы это смахивало на самоубийство. Он так спланировал заранее – дело нехитрое, хотя полицейская наука и утверждает обратное. И что же он делает потом? Кладет пистолет в пяти метрах от тела на консоль с бюстом Карузо и уходит? Что скажешь, Арчи?

– Скажу, что, очевидно, нажав на курок, он сошел с ума, но такое объяснение кажется притянутым за уши.

– Совершенно верно. Спланировав все так, чтобы смерть Майона выглядела самоубийством, он, безусловно, положил бы пистолет возле тела. Но мистер Вепплер нашел его рядом с бюстом Карузо. Возникает вопрос: кто положил его туда, взяв с пола? Когда положил? Зачем?

– Да-а. – Я поскреб нос. – Вопрос, конечно, резонный, но только какого черта вы его подняли? Вы же могли сделать, чтобы убийцу арестовали, обвинили и приговорили? Полицейские подтвердили бы: пистолет находился на полу, а присяжные, получив благодаря вам имя преступника и мотив убийства, поверили бы, что это была инсценировка, и вынесли приговор – виновен. – Я махнул рукой. – Все просто, и незачем городить огород с пистолетом. К чему лишняя канитель?

– Клиенты, – проворчал Вулф. – Приходится отрабатывать гонорар. Эта парочка хочет скинуть груз с души, но они знают, что, когда они нашли труп, пистолета рядом с ним не было. Таким образом, присяжных не удовлетворит, если я оставлю пистолет лежать на консоли, а клиентов не удовлетворит, если оставлю пистолет лежать на полу, то есть там, куда его положил убийца. Поскольку он благодаря мистеру Вепплеру оказался перенесенным с консоли на пол, я теперь должен изловчиться и как-то переместить его с пола на консоль. Ясно?

– Ну и дела! – Я присвистнул. – И как ваши успехи?

– Об этом говорить еще рано. – Он выпрямился. – А сейчас, перед обедом, мне надо расслабиться. Принеси, пожалуйста, каталог орхидей мистера Шенкса.

Тему на время закрыли, так как за едой Вулф не терпел не только разговоров, но даже упоминаний о делах. После обеда он вернулся в кабинет и удобно устроился в кресле. Сперва он сидел спокойно, а потом принялся втягивать и выпячивать губы, и я понял – он проделывает тяжелую умственную работу. Не имея ни малейшего представления, как он собирается переместить пистолет с пола на консоль, я гадал, заставит ли он Кремера арестовать кого-то еще, и если да, то кого именно. Бывало, Вулф сидел так часами, звено за звеном собирая логическую цепь, но на сей раз ему потребовалось всего двадцать минут. Еще не пробило трех, когда он хрипло произнес мое имя и открыл глаза.

– Арчи.

– Да, сэр?

– Я не могу, придется тебе.

– Вы имеете в виду – решить этот ребус? Извините, я занят.

– Я не о том. – Он скорчил гримасу. – Мне не под силу объясняться с этой молодой женщиной. Боюсь сорваться и испортить дело. А тебе такое как раз по плечу. Я продиктую документ, а потом мы обсудим детали.

– Да, сэр. Только я не назвал бы мисс Босли очень молодой.

– Не мисс Босли. Мисс Джеймс.

– О! – И я взял блокнот.

Глава 7

В четверть пятого, когда Вулф уже поднялся в оранжерею возиться со своими орхидеями, я сидел в кабинете, словно огретый пыльным мешком, и сердито таращился на телефон. Дело в том, что я позвонил Кларе Джеймс и пригласил ее покататься со мной на машине с откидывающимся верхом, а она щелкнула меня по носу.

Нет, я совсем не считаю себя неотразимым и прекрасно понимаю, что почти никогда не получал от девушек отказов только потому, что начинал действовать, лишь твердо убедившись в наличии зеленого света. Но это приучило меня к тому, чтобы слышать «да», и кларино неожиданное «нет» произвело эффект ведра холодной воды. А ведь я даже потрудился подняться наверх и переодеться в рубашку от Пилатера и брюки от Корли. И вот он – я: во всей красе, но никому не нужный.

Я придумал три плана, отверг их, составил четвертый, принял его и, сняв телефонную трубку, снова набрал номер. Как и в первый раз, ответила Клара. Но едва она поняла, с кем разговаривает, как начала сердиться.

– Я же сказала вам, что приглашена на коктейль! Пожалуйста, не…

– Хватит! Кажется, я напрасно был добр к вам, – произнес я грубовато. – Просто мне хотелось отвезти вас на свежий воздух, прежде чем сообщать дурные новости. Поэтому…

– Что за дурные новости?

– Одна женщина только что сказала мистеру Вулфу и мне, что она и еще минимум пять человек знают, что у вас есть ключ от двери в студию Майона.

Молчание. Иногда оно раздражает, но это молчание мне было по сердцу. Наконец послышался голос, совершенно изменившийся:

– Глупая ложь! Кто вам сказал?

– Я запамятовал. Вообще-то, такие вещи по телефону не обсуждают. Но советую усвоить два момента. Первая: если эти сведения получат огласку, что тогда станет с вашей байкой о том, как вы в течение десяти минут барабанили в дверь, пытаясь попасть внутрь, в то время как Майон лежал в студии мертвый? Ведь у вас был ключ! Тут даже полицейский засомневается. И второе: ровно в пять мы с вами встречаемся в баре «Черчилль», там все и обсудим. Да или нет?

– Но сразу я… Вы это…

– Перестаньте. Так не пойдет. Да или нет?

Снова молчание, но уже не столь длительное, затем – «да», и она повесила трубку.

Я никогда не заставляю женщин ждать и, не видя причины делать исключение на этот раз, пришел в бар «Черчилль» на восемь минут раньше. Бар был просторный, хорошо оборудованный, с кондиционером, и, даже несмотря на середину августа, там толпилось полно народу мужского и женского пола. Я двинулся через зал, поглядывая по сторонам, но не особенно надеясь увидеть Клару так рано, и был удивлен, услышав свое имя и заметив ее в одной из боковых кабинок. Конечно, идти до бара ей было недалеко, но если даже так, то времени на сборы она не теряла. Она уже взяла коктейль и почти выпила его. Я подсел рядом, и ко мне сразу подскочил официант.

– Что вы пьете? – спросил я ее.

– Виски со льдом.

Я заказал официанту две порции, и он ушел.

Клара наклонилась ко мне и затараторила на одном дыхании:

– Послушайте, но это же совершеннейшая глупость, вы только скажите, кто вам такое про меня наговорил, потому что лишь сумасшедший мог…

– Одну минутку. – Она умолкла, повинуясь скорее моему взгляду, нежели голосу. Ее глаза возбужденно блестели. – Так у нас ничего не получится. – Я вынул из кармана листок бумаги и развернул его. Это был аккуратно отпечатанный экземпляр документа, который продиктовал мне Вулф. – Прочтите. Вы сразу все поймете. Так будет быстрее и проще.

Я протянул ей листок. Вам тоже стоит ознакомиться с его содержанием. Он был помечен сегодняшним числом:

«Я, Клара Джеймс, нижеследующим подтверждаю, что во вторник, 19 апреля, около 6.15 пополудни вошла в жилой дом № 620 по Ист-Энд-авеню, Нью-Йорк, и поднялась на лифте на 13-й этаж. Я позвонила в дверь студии Альберто Майона. Мне никто не открыл, за дверью было тихо. Сама дверь была затворена неплотно и не была заперта на замок или щеколду. Позвонив еще раз и не получив ответа, я толкнула дверь и вошла.

Тело Альберто Майона лежало на полу возле пианино. Он был мертв. В верхней части его черепа виднелась дыра. Относительно того, мертв ли он, сомнений не возникало. У меня закружилась голова, и, чтобы не упасть в обморок, мне пришлось сесть прямо на пол. К телу я не прикасалась. На полу рядом с трупом лежал револьвер, я подобрала его. Так я просидела минут пять, точно не помню. Когда я встала и направилась к выходу, то сообразила, что все еще держу пистолет в руке. Я положила его на консоль рядом с бюстом Карузо. Позже я поняла, что мне не стоило этого делать, но в тот момент я была слишком потрясена, чтобы поступать осмысленно.

Покинув студию, я захлопнула за собой дверь, спустилась по лестнице на двенадцатый этаж и позвонила в дверь квартиры Майона. Я собиралась все рассказать миссис Майон, но, когда она появилась на пороге, я не смогла выдавить из себя ни слова. Я так и не сообщила ей, что ее муж лежит наверху в студии мертвый. Позднее я пожалела об этом, но виноватой себя не считаю. Просто мне не хватило смелости огласить такую страшную весть. Я лишь сказала, что хотела повидать ее мужа, но в студии мне никто не открыл. Затем я вызвала лифт, спустилась на первый этаж и вышла на улицу.

Я вернулась домой. Не сумев рассказать о трагедии миссис Майон, я решила не говорить о ней никому. Я хотела посоветоваться с отцом, но его не было дома, и я стала ждать, когда он вернется, однако еще до того, как он пришел, позвонил знакомый и сообщил новость, что Майон застрелился. Тогда я решила не говорить даже отцу, что была в студии, а просто заявить, что звонила и стучала в дверь, но мне никто не открыл. Я думала, что от этого ничего не изменится, но теперь, когда мне объяснили, какое значение могут иметь мои показания, я сочла своим долгом изложить все в точности так, как оно происходило».

Когда она кончила читать, подошел официант с напитками, и она прижала листок к груди, словно карты в покере. Придерживая его так левой рукой, она взяла бокал правой и сделала большой глоток виски. Я тоже отхлебнул из своего, за компанию.

– Это ворох лжи! – сказала она возмущенно.

– Конечно, – согласился я. – Кстати, у меня отличный слух, так что говорите чуть тише. Мистер Вулф предоставляет вам шанс, а будь здесь изложена неправда, вас попросту не удалось бы заставить это подписать. Мы прекрасно знаем, что дверь студии была заперта и что вы открыли ее своим ключом. Мы также знаем – нет-нет, послушайте! – что вы нарочно подняли пистолет и положили его на консоль с бюстом, ибо вообразили, будто Альберто убила его же жена и что она оставила пистолет рядом с телом, желая инсценировать самоубийство, а вы решили расстроить ее замысел. Таким образом…

– Вы что, прятались там под кроватью? – насмешливо спросила она.

– Вовсе нет. Но если у вас не было ключа, зачем бы вы стали пугаться моей угрозы, отменять поход на вечеринку и встречаться со мной? Что же касается пистолета, то большей глупости вы не изобрели бы при всем желании. Ну кто бы поверил, что преступник оказался таким болваном, что, инсценируя самоубийство, положил пистолет на консоль рядом с бюстом? Нет, до такого мог додуматься только полный идиот. И вы – додумались!

Она слишком лихорадочно работала мозгами, чтобы возмутиться тем, что ее, по сути, обозвали идиоткой. Ее брови нахмурились, собрав на гладком бледном лбу ряды складок и погасив блеск глаз.

– Но то, что здесь написано, в любом случае не соответствует действительности! – запротестовала она. – Ведь пистолет нашли на полу… Рядом с телом.

– Верно, – усмехнулся я. – Должно быть, прочитав об этом в газетах, вы были сильно потрясены, поскольку лично клали его на консоль. Как же случилось, что его нашли на полу? Очевидно, кто-то переложил его обратно! Вероятно, вы решили, что это опять проделки миссис Майон. Вам ужасно хотелось разоблачить ее, но вы были вынуждены молчать. Теперь ситуация в корне изменилась. Мистер Вулф знает, кто переложил пистолет обратно на пол, и может доказать это. Более того, он знает, что Майон был убит, и тоже может это доказать. В логической цепи недостает лишь одного звена – как пистолет попал с пола на консоль? – Я вытащил авторучку. – Подпишите документ, я заверю вашу подпись, и дело будет в шляпе.

– Вы хотите, чтобы я подписала эту бумагу? – презрительно проговорила она. – Простите, но я не настолько глупа.

Я отыскал глазами официанта и подал ему знак принести еще виски, после чего, дабы не отставать от собеседницы, осушил свой бокал.

Ее взгляд вполне соответствовал ее нахмуренным бровям.

– Зачем же упрямиться, синеглазка? – сказал я мирно. – Я не засовываю вам иголок под ногти, не говорю, будто мы можем доказать, что вы заходили в студию – с ключом или потому, что дверь была не заперта, – и перекладывали пистолет. Я просто предлагаю вам замечательную сделку. – Я нацелил на нее авторучку. – Только выслушайте внимательно… Единственное, для чего нам нужно ваше заявление, это чтобы иметь его на крайний случай, – на тот случай, если человек, который переложил пистолет обратно на пол, сглупит и проговорится, что, конечно, очень маловероятно, ибо он вряд ли…

– Вы сказали – «он»? – переспросила Клара.

– Он или она – неважно. Как говорит мистер Вулф, местоимение роли не играет. Проболтавшись, этот человек навлечет на себя беду. Но если он не проболтается, как оно скорее всего и будет, то ваше заявление вообще не пойдет в ход, а так и останется лежать в нашем сейфе. Кроме того, имея ваше заявление, мы сможем не сообщать в полицию о том, что у вас был ключ от студии. Мы забудем об этом. И последнее: подписав заявление, вы сохраните своему отцу порядочную кучу денег. Я гарантирую, что, когда благодаря вам мы сможем пролить свет на обстоятельства смерти Майона, миссис Майон будет не до того, чтобы настаивать на каких-либо претензиях к вашему отцу. У нее появятся другие заботы.

Я протянул ей ручку.

– Давайте-ка, подписывайте.

Она покачала головой, но вяло, потому что снова активно работала мозгами. Понимая, чего ей это стоит, я не напирал. Когда официант принес виски, в ее голове воцарилась пауза: пить и думать одновременно она не могла. Наконец она, видимо, поняла то, что я ей так усердно втолковывал.

– Значит, вы знаете, – произнесла она с удовлетворением.

– Да, мы знаем достаточно, – ответил я уклончиво.

– Вы знаете, что она убила его, знаете, что она положила пистолет обратно на пол. Я тоже это знала с самого начала. Иначе и быть не могло. А теперь вы сможете это доказать! Если я подпишу, вы сможете это доказать?

Вероятно, с первого раза она информацию не усваивала, и мне требовалось повторить объяснения, но я подумал: «Какого дьявола?»

– Еще бы! – заверил я. – Получив ваше заявление, мы ринемся в бой. Оно – единственное, чего нам не хватает. Вот ручка.

Она взяла свой бокал, выпила его до дна и – черт возьми! – снова покачала головой.

– Нет, – твердо сказала она. – Я не подпишу. – Она взяла листок в руку. – Я согласна, что тут все правда, и если, когда вы вызовете ее в суд, она признает, что переложила пистолет обратно на пол, я встану и поклянусь, что перед этим положила его на консоль. Но я ничего не подпишу, потому что однажды я уже подписала какую-то бумажку по поводу автомобильной аварии, и отец заставил меня пообещать, что впредь я не подпишу без его ведома ни единого документа. Я могу взять это заявление, показать ему и потом подписать, а вы бы зашли и забрали его сегодня вечером или завтра утром. – Она нахмурилась. – Вот только отец не знает, что у меня был ключ… Ну да ладно, как-нибудь я бы ему объяснила.

Она положила листок на стол. Я пододвинул его к себе. Понимаю: вы думаете, что мне следовало сменить хватку и продолжить борьбу, но вас там не было, вы ее не видели и не слышали, а я видел и слышал. Поэтому я сдался. Я вытащил из кармана записную книжку, выдрал из нее страницу и принялся писать.

– Я хотела бы еще выпить, – заявила она.

– Момент, – пробормотал я, продолжая строчить следующий текст:

Ниро Вулфу!

Этим я подтверждаю, что Арчи Гудвин сделал все возможное, чтобы убедить меня подписать составленное Вами заявление, и что я объяснила ему, почему я вынуждена отказаться.

– Вот, – сказал я, подавая ей записку. – Подписание этого не явится, по сути, подписанием какого-либо документа. Вы просто подтвердите, что отказываетесь подписать заявление. Дело в том, что мистер Вулф знает, как я падок до красивых девушек, особенно таких умных, как вы, и если я принесу ему бумагу неподписанной, он подумает, что я вовсе не пытался вас убедить. Он может даже уволить меня. Просто распишитесь там, внизу.

Она снова перечитала послание и взяла ручку.

– Не морочьте мне голову, – произнесла она довольно дружелюбно и улыбнулась, блестя глазами. – Я чувствую, когда я нравлюсь мужчине. Вы думаете, я холодная и расчетливая?

– Да, – сказал я достаточно резко, но не слишком. – Но дело сейчас не в том, нравитесь ли вы мне, а в том, что подумает мистер Вулф. Эта записка сослужит мне добрую службу. Премного благодарен.

Я взял у нее листок и подул, чтобы просушить подпись.

– Я знаю, когда я нравлюсь мужчине, – повторила она.

Больше мне от нее ничего не требовалось, но, вспомнив, что почти пообещал ей еще одну порцию виски, я подозвал официанта.