Текст книги "Креативный класс. Люди, которые создают будущее"

Безусловно, я согласен с мнением, что в развитых странах происходит процесс перехода к экономике, основанной на информации и знаниях. Питер Друкер{20}20
  Питер Друкер (1909–2005) – американский ученый австрийского происхождения; экономист, публицист, педагог, один из самых влиятельных теоретиков менеджмента XX века. Прим. ред.


[Закрыть], предвидевший формирование так называемой экономики знаний, был одним из первых и наиболее авторитетных ученых, высказавших такую точку зрения: «Основным экономическим ресурсом – “средствами производства”, если пользоваться экономической терминологией – являются уже не капитал, природные ресурсы или “труд”, а есть и будет знание»[42]42
  Peter Drucker, Post-Capitalist Society. New York: Harper Business, 1993, quote from p. 8; см. также: “Beyond the Information Revolution,” Atlantic Monthly 284 (4) (October 1999): 47–57; “The Next Society,” Economist, November 1, 2001 (Economist Survey), pp. 1–20. Считается, что первым этот термин использовал Фриц Махлуп в книге, опубликованной в 1962 году: Fritz Machlup, The Production and Distribution of Knowledge in the United States. Princeton: Princeton University Press, 1962 (издана на русском языке: Махлуп Ф. Производство и распространение знаний в США. М.: Прогресс, 1966). Об экономике знаний писали и многие другие авторы, в том числе: Ikujiro Nonaka and Hiroetaka Takeuchi, The Knowledge Creating Company: How Japanese Companies Create the Dynamics of Innovation. New York: Oxford University Press, 1995; Alan Burton Jones, Knowledge Capitalism: Business, Work and Learning in the New Economy. Oxford: Oxford University Press, 1999. Стивен Бринт приводит исчерпывающий анализ этой темы в своей статье: Steven Brint, “Professionals and the Knowledge Economy: Rethinking the Theory of the Postindustrial Society,” Current Sociology 49 (1) (July 2001): 101–132.


[Закрыть]. Однако я считаю, что ключевая движущая сила современной экономики – это не знания, а креативность (качество, позволяющее нам создавать на основе этих знаний полезные новые формы). В моей системе «знания» и «информация» – просто инструменты и материалы креативности, а ее продукт – «инновация», будь то в форме нового технологического продукта, новой модели или метода ведения бизнеса.

Безусловно, в этом нет ничего нового: человек занимается творческой деятельностью с незапамятных времен, во многих случаях получая поразительные результаты. Однако в настоящее время креативность выходит на первый план; вокруг нее формируется вся экономическая инфраструктура. В частности, наука и искусство стали самостоятельными отраслями, а на пересечении с ними возникли совершенно новые отрасли. Высокие технологии и креативная составляющая, распространившиеся на разные сферы жизни общества, становятся движущими силами экономического роста.

Насколько я могу судить, концепция креативной экономики впервые была упомянута в августе 2000 года в журнале Business Week[43]43
  “The Creative Economy,” Business Week, special double issue: The 21st Century Corporation, Business Week Online, August 28, 2000, pp. 1–5.


[Закрыть]. Вскоре после этого Джон Хокинс подробно описал глобальное влияние этого процесса в книге с весьма уместным названием The Creative Economy{21}21
  Издана на русском языке: Хокинс Дж. Креативная экономика. Как превратить идеи в деньги. М.: Классика-XXI, 2011. Прим. ред.


[Закрыть][44]44
  John Howkins, The Creative Economy. New York: Allen Lane, Penguin Press, 2001. Имеется также интересный доклад по этой теме, в котором используется термин «креативная экономика»: “The Creative Economy Initiative,” by the New England Council, June 2000. Однако в этом отчете определение креативной экономики ограничено художественной и культурной областями.


[Закрыть], хотя он использует этот термин в несколько другом смысле. Если я определяю креативную экономику с точки зрения свойственных ей профессий, то согласно определению Хокинса она включает в себя 15 секторов «креативной индустрии», таких как разработка программного обеспечения, R&D и дизайн, а также отрасли, создающие творческий продукт, например фильмы или музыку. Все эти отрасли производят интеллектуальную собственность в виде патентов, авторских прав, торговых марок и авторских разработок[45]45
  Другие авторы тоже писали об экономике интеллектуального капитала; см., например: Thomas A. Stewart, Intellectual Capital: The New Wealth of Organizations. New York: Doubleday/Currency, 1997; Leif Edvinsson and Michael S. Malone, Intellectual Capital: Realizing Your Company’s True Value by Knowing Its Hidden Brainpower. New York: Harper-Collins, 1997.


[Закрыть].

Ареной для креативной деятельности может быть, и часто бывает, не только начинающая компания, научно-исследовательская лаборатория или художественная студия, но и промышленное предприятие. При наличии соответствующих возможностей именно его работники вносят предложения, позволяющие существенно повысить эффективность и производительность труда[46]46
  Существует много исследований о роли знаний и интеллекта на производстве. См., например: Shoshana Zuboff, In the Age of the Smart Machine: The Future of Work and Power. New York: Perseus Books, 1989; Dorothy Leonard-Barton, Wellsprings of Knowledge: Building and Sustaining the Sources of Innovation. Boston: Harvard Business School Press, 1995; James Womack, Daniel Jones, and Daniel Roos, The Machine That Changed the World. New York: Rawson/Macmillan, 1990; Michael Dertouzos, Richard Lester, and Robert Solow, Made in America: Regaining the Productive Edge. Cambridge: MIT Press, 1989; Richard Lester, The Productive Edge: How U.S. Industries Are Pointing the Way to a New Era of Economic Growth. New York: W.W. Norton, 1998.


[Закрыть]. Я неоднократно сталкивался с этим при изучении работы компаний промышленного комплекса в Японии и США. Даже в таких областях, как обеспечение качества окружающей среды, именно рядовые рабочие заботились о разных мелочах (например, устанавливали поддоны для сбора отработанного масла), которые помогали сделать их предприятия более экологически чистыми и в то же время более продуктивными[47]47
  См.: Martin Kenney and Richard Florida, Beyond Mass Production: The Japanese System and Its Transfer to the United States. New York: Oxford University Press, 1993. On environmental innovation, see Richard Florida and Derek Davison, “Gaining from Green: Environmental Management Systems Inside and Outside the Factory,” California Management Review 43 (3) (Spring 2001): 64–84; and Richard Florida, “Lean and Green: The Move to Environmentally-Conscious Manufacturing,” California Management Review 39 (1) (Fall 1996): 80–105.


[Закрыть]. В настоящее время все больше заводских профессий требуют креативности как одного из условий приема на работу. На заводе по производству электронных приборов компании Sony, расположенном в окрестностях Питсбурга, даже кандидаты на должности самого низкого уровня в сборочном цехе должны пройти ряд тестов на наличие определенных способностей: навыков решения задач и умения работать в самоуправляемых командах[48]48
  Визит в рамках исследований и личные интервью автора.


[Закрыть]. Все больше заводских рабочих даже не прикасаются к тем продуктам, которые они производят, а занимаются в основном мониторингом, контролем, а иногда и программированием компьютеров, управляющих производственным процессом[49]49
  Zuboff, In the Age of the Smart Machine; см. также Joanne Gordon, “The Hands-on, Logged-on Worker,” Forbes, October 30, 2000, pp. 136–142.


[Закрыть]. Директор одного металлургического комбината на Среднем Западе очень удачно описал это так: «В результате появилось креативное предприятие, на котором заводские рабочие вкладывают в общее дело свои идеи и интеллект, а не только физический труд».

Впервые я узнал об огромной силе креативности на рабочих местах не из учебников по экономике и не в ходе своих исследований, а еще в раннем детстве от своего отца Луиса Флориды. Он родился в семье итальянских иммигрантов в Ньюарке, а в четырнадцать лет бросил школу и пошел работать на завод по производству оправ для очков, чтобы поддержать семью в период Великой депрессии. После Второй мировой войны (во время которой он принимал участие в высадке союзных войск в Нормандии) отец вернулся на прежнее место работы на предприятие под названием Victory Optical. К началу 1960-х, когда я был маленьким мальчиком, он прошел путь от рядового рабочего до мастера. По субботам ему иногда приходилось работать и время от времени, уступая моим настойчивым просьбам, он брал меня с собой. Я с любопытством разглядывал окрестности, пока мы ехали к гигантскому кирпичному заводу по разросшемуся промышленному району Ньюарка, который называли Железкой, потому что там было много железнодорожных линий. На заводе ощущалась невероятная энергетика. Мне приходилось бежать, чтобы успевать за отцом, который шагал мимо прессов, токарных станков, чанов с электролитом и огромных ящиков с оправами разных типов. Это было нечто фантастическое: быстро передвигающиеся люди, звуки жужжащих машин и английской речи с акцентом, запахи смазочно-охлаждающей жидкости, расплавленного пластика и тонкой металлической стружки.

Мой отец и его коллега Карл, механик родом из Германии, часто обсуждали новейшее оборудование из Италии и Германии, а также передовые производственные системы, которые использовали европейские конкуренты. Однако мой отец всегда напоминал мне о том, что истинная производительная сила предприятия заключена не в станках и прессах, а в интеллекте и креативности рабочих. «Ричард, – говорил он, – завод не работает сам по себе. Сердце, душа и разум завода – все эти в высшей степени опытные люди».

Самый запоминающийся урок я получил, будучи бойскаутом младшей дружины, во время подготовки к своему первому «Дерби соснового леса» – гонке небольших моделей автомобилей. Каждому скауту выдали набор материалов: прямоугольный брусок дерева, пластмассовые колеса и металлические оси. Мы должны были собрать модель автомобиля из этих материалов, и сделать это так, чтобы дополнительный вес не превышал 150 граммов. Во время гонок модели автомобилей необходимо было запускать вниз по наклонному треку. За неделю до первой гонки я работал над своей моделью вместе с отцом. Мы привязали колеса к деревянному бруску, покрыли все слоем краски и вывели ее на гонку. Стоит ли говорить, что мы потерпели полное поражение. Наш примитивный драндулет буквально развалился на части, а колеса разлетелись в разные стороны, пока сверкающие «болиды» других скаутов проносились мимо. Я был в восторге от этих замечательных машин и взял с отца слово, что он поможет мне сделать такой автомобиль.

На следующий день мы заблаговременно взялись за разработку обтекаемого гоночного автомобиля. Начали с того, что по выходным дням показывали свою модель механикам и конструкторам станков на заводе Victory Optical, чтобы услышать их советы. Мы идеально отшлифовали брусок, чтобы получить эффективную аэродинамическую поверхность и, кроме того, добавили ровно столько свинца, сколько было разрешено, чтобы увеличить скорость автомобиля. Затем провели пробную гонку. Во время испытаний передняя ось начала давать трещину под воздействием ударов о финишный барьер в нижней части трека. С помощью механиков нам удалось найти новаторское решение: мы отпилили кусок дерева от задней части модели и приклеили его к передней части, чтобы защитить ось. Затем покрыли автомобиль металлизированной краской, добавили наклейки, защитную дугу и главную нашу «фишку» – маленькую фигурку водителя, сделанную из пластмассы. Готовая модель была похожа на гоночный автомобиль «Формулы-1». Благодаря находчивости всего коллектива Victory Optical мы выигрывали каждую гонку «Дерби соснового леса» на протяжении всей моей карьеры бойскаута младшей дружины, после чего эту традицию продолжили гоночные автомобили, сделанные моим братом. Креативность рабочих завода по производству оправ для очков была настолько многогранной, что ее можно было применить и в моей жизни.

На примере завода, где работал отец, я также понял, какие последствия влекло за собой некомпетентное управление (и уничтожение креативности) в эпоху фордизма. На протяжении многих лет завод Victory Optical был исключением из правил, действовавших в организационную эпоху: он работал исключительно под управлением начальников цехов и руководителей-самоучек (таких как мой отец), которые проложили себе путь наверх из заводского цеха. Эти руководители с огромным уважением относились к идеям простых рабочих. Я помню, как рабочие рассматривали образцы новейших дизайнерских оправ, привезенных из-за границы, и разрабатывали собственные модели, которые были даже лучше дорогих импортных. Затем, в конце 1960-х и в 1970-х годах, владельцы завода начали нанимать на руководящие должности инженеров, окончивших колледжи и имевших дипломы MBA. Обладая большими теоретическими знаниями, но не имея почти никакого опыта работы на заводе, эти новички предлагали сложные новые идеи и системы, внедрение которых завершалось полным провалом, а в худшем случае даже приводило к остановке производства. Их идеи не только были неэффективными, но еще и вызывали враждебность у рабочих. Со временем острая конфронтация между рабочими и управленцами стала невыносимой. Однажды, в конце 1970-х, когда я учился в колледже, отец позвонил мне и сказал: «Сегодня я увольняюсь».

В то время я несколько скептически относился к отцовской версии происходящего: неужели специалисты, получившие образование в колледже, могли разрушить его завод? Ведь я и сам там учился, пытаясь использовать образование для того, чтобы подняться по социальной лестнице. Однако через пару лет я понял, насколько он был прав. Чем более деморализованными становились рабочие, тем больше проблем возникало на заводе. Опытные специалисты увольнялись, механики уходили целыми группами. Вскоре их примеру последовали начальники цехов и мастера, которые начинали свою карьеру в заводских цехах. Без их огромных знаний и коллективной памяти предприятие не могло работать. Менее чем через три года после ухода моего отца завод Victory Optical обанкротился. Огромное, полное жизни предприятие, которым я так восхищался в детстве, опустело и стало заброшенным. Все это было до боли бессмысленно. В тот момент, когда передний край корпоративного мира начал смещаться в пользу концепции креативного предприятия (которую в свое время неизменно разделяли на заводе Victory Optical), сам завод стал двигаться в противоположном направлении – к прошлому, к гибельной парадигме модели организационной эпохи, в соответствии с которой креативность считалась уделом вышестоящих руководителей, а не рядовых сотрудников.

Представление о производственном предприятии как о месте, где возможен только рутинный физический труд, всегда было ошибочным и никогда не отражало имевшуюся там экономическую активность. Рабочие всегда использовали свой интеллект и творческие способности для выполнения поставленных задач. И хотя во многих отраслях их долго подавляли, в наше время заводских рабочих все чаще ценят за их идеи по повышению качества продукта и непрерывному совершенствованию, а не только за способность выполнять монотонную ручную работу. Элемент креативности начал появляться в самых разных отраслях, во многих профессиях.

Глава 3
Креативный класс

Становление креативной экономики оказало огромное влияние на разделение людей на социальные группы, или классы, изменив состав существующих классов и сформировав новые. Я не первый человек, выдвинувший идею о том, что экономика развитых индустриальных стран привела к образованию новых классов. В 1960-х годах Питер Друкер и Фриц Махлуп{22}22
  Фриц Махлуп (1902–1983) – австрийский и американский экономист; учился в Венском университете, преподавал в университетах Баффало, Джона Хопкинса и Принстоне. Прим. ред.


[Закрыть] писали об усилении экономической роли интеллектуальных работников. Немного позже Дэниел Белл выделил меритократическую классовую структуру, в которую входили ученые, инженеры, менеджеры и администраторы, возникшую в результате перехода от промышленного производства к постиндустриальной экономике. Социолог Эрик Райт много писал о возникновении так называемого профессионально-управленческого класса[50]50
  См.: Daniel Bell, The Coming of Post-Industrial Society. New York: Basic Books, 1973; Peter Drucker, The Age of Discontinuity. New York: HarperCollins, 1969 (издана на русском языке: Друкер П. Эпоха разрыва. Ориентиры для нашего меняющегося общества. М.: Вильямс, 2007); Peter Drucker, Post-Capitalist Society. New York: Harper Business, 199; Fritz Machlup, The Production and Distribution of Knowledge in the United States. Princeton: Princeton University Press, 1962; Erik Olin Wright, Classes. London: Verso, 1990, Class Counts. Cambridge, England: Cambridge University Press, 199); Class Crisis and the State. London: Verso, paperback reissue, 1996.


[Закрыть]. Роберт Райх{23}23
  Роберт Райх (р. 1946) – профессор государственного управления (Школа государственного управления Ричарда и Роды Голдман и Калифорнийский университет в Беркли). Сотрудничал с тремя президентскими администрациями, исполнял функции министра труда в кабинете Билла Клинтона. Автор 12 книг, в том числе переведенной на 22 языка The Work of Nations («Труд наций») и бестселлера Supercapitalism («Суперкапитализм»). Прим. ред.


[Закрыть] ввел в оборот термин «символьные аналитики» для обозначения специалистов, работающих с идеями и символами[51]51
  Robert Reich, The Work of Nations. New York: Alfred A. Knopf, 1991.


[Закрыть]. Все упомянутые эксперты обратили внимание на экономические аспекты зарождающейся классовой структуры, о которой идет речь в этой книге.

Другие исследователи сосредоточили внимание на долгосрочных последствиях изменений социальных норм и систем ценностей. В конце книги Class («Класс»), опубликованной в 1983 году, Пол Фассел выделил многие из тех качеств, которые я отношу к креативному классу. После остроумного описания качеств, касающихся общественного положения, по которым проводят различие, скажем, между верхушкой среднего класса и «верхушкой пролетариата», Фассел упомянул о существовании растущей группы X, находящейся за рамками имеющихся категорий.

Вы не рождаетесь человеком X, но можете заслужить право принадлежать к числу этих людей благодаря упорному стремлению к открытиям, неотъемлемые элементы которого – любознательность и оригинальность.

Молодые люди, которые отправляются в большие города, чтобы посвятить себя искусству, литературе, творчеству (то есть всему тому, что может избавить их от присутствия начальника), – это и есть будущие люди X.

Человек, не принадлежащий к этой группе, всегда «подчиняется кому-то», тогда как человек X не подчиняется никому.

Члены группы X – это люди с независимым мышлением. Они любят свою работу, которой занимаются до тех пор, пока в конце концов не исчерпают все свои силы; такое явление, как пенсия, имеет смысл только для тех, кто работает по найму, или тех, кто полностью зависит от зарплаты и презирает свою работу[52]52
  Paul Fussell, Class: A Guide Through the American Status System. New York: Summit, 1983.


[Закрыть].

Еще одна группа исследователей отметила формирование класса интеллектуальных работников. В 1996 году Стивен Барли подсчитал, что доля профессиональных, технических и управленческих специалистов в общей численности работающего населения увеличилась с 10 процентов в 1900 году до 30 процентов в 1991-м, тогда как доля производственных и сельскохозяйственных рабочих резко сократилась[53]53
  Steven Barley, The New World of Work. London: British North American Committee, 1996, p. 7.


[Закрыть]. В 2001 году социолог Стивен Бринт пришел к выводу, что на научную и профессиональную экономики, а также экономику знаний в 1996 году приходилось 36 процентов от общего объема занятости. (В расчетах Бринта, основанных на показателях человеческого капитала, учитывались отрасли, в которых минимум 5 процентов специалистов имели высшее образование; в их числе: сельскохозяйственные службы, средства массовой информации, производство химических веществ, пластмассы, лекарственных препаратов, вычислительной техники, электрооборудования и приборов для научных исследований, банковское дело и бухгалтерский учет, консультационные и другие услуги в сфере бизнеса, здравоохранение и больницы, сфера образования, юридическое услуги и почти все религиозные и правительственные организации[54]54
  Steven Brint, “Professionals and the Knowledge Economy: Rethinking the Theory of the Postindustrial Society,” Current Sociology 49 (1) (July 2001): 101–132.


[Закрыть].)

В книге Bobos in Paradise{24}24
  Издана на русском языке: Брукс Д. Бобо в раю. Откуда берется новая элита. М.: Ад Маргинем, 2013. Прим. ред.


[Закрыть] Дэвид Брукс описал новое смешение богемных и буржуазных ценностей, свойственное специалистам-профессионалам с более высоким уровнем доходов («бобо» – сокращение от bourgeois bohemian, «богемная буржуазия»)[55]55
  David Brooks, Bobos in Paradise: The New Upper Class and How They Got There. New York: Simon and Schuster, 2000 (издана на русском языке: Брукс Д. Бобо в раю. Откуда берется новая элита. М.: Ад Маргинем, 2013).


[Закрыть]. Однако идентичность креативного класса гораздо глубже, чем совокупность постоянно меняющихся симпатий и стремлений, – она берет начало в изменившейся экономической ситуации. Креативный класс связывают в единое целое не только его ценности и установки, но еще и место, занимаемое им в экономической системе.

Принадлежность человека к тому или иному классу определяется тем, какие экономические функции он выполняет. Этим же обусловлены его культурные предпочтения, ценности, образ жизни, потребительские и покупательские привычки и социальная идентичность. Тогда как представители рабочего класса занимаются главным образом физическим трудом, те, кого относят к креативному классу, занимаются умственной деятельностью. А тем, кто считает, будто такой интеллектуальный или творческий труд не сочетается с физическим, предлагаю слова великого летописца рабочего класса Карла Маркса:

Природа не строит ни машин, ни локомотивов, ни железных дорог, ни электрического телеграфа, ни автоматических прядильных машин, ни всего остального. Все это – продукты человеческого труда, природный материал, превращенный в органы человеческой воли, властвующей над природой, или человеческой деятельности в природе. Все это – созданные человеческой рукой органы человеческого мозга, овеществленная сила знания. Развитие [технологии] – показатель того, до какой степени всеобщее общественное знание превратилось в непосредственный фактор производства, и отсюда – показатель того, до какой степени условия самого общественного жизненного процесса подчинены контролю всеобщего интеллекта и преобразованы в соответствии с ним[56]56
  Цит. по: Steve Shuklian, “Marx, Dewey, and the Instrumentalist Approach to Political Economy,” Journal of Economic Issues (September 1995): 781–805.


[Закрыть].

Многие социологи считают, что класс как социальная и экономическая категория потерял свое значение. Я категорически не согласен с этой точкой зрения. Класс, в особенности формирующийся креативный класс, становится все более влиятельной силой, воздействующей практически на все аспекты нашей жизни. На протяжении всей книги, в том числе в новых главах, которые включены в переработанное издание, я привожу множество примеров того, как класс влияет на самые разные стороны повседневной жизни – от экономической эффективности городов, регионов и стран до политических взглядов и ценностей, от подходов к работе до здоровья и благосостояния.

В первом издании книги я отметил: хотя, по данным моих исследований, представители креативного класса еще не считают себя членами уникальной социальной группы, в действительности им все же свойственны общие вкусы, желания и предпочтения. Я также говорил о том, что, несмотря на то что у этого класса пока нет столь ярко выраженных отличительных характеристик, как у рабочего класса в период его расцвета, структура креативного класса приобретает все более целостный характер. За время, прошедшее с момента публикации первого издания книги, уровень самосознания креативного класса повысился, причем не только в отдельных странах, но и в глобальном масштабе. В этой главе представлены обновленные статистические данные, касающиеся нового класса и новой классовой структуры, полученные на основе самой актуальной информации, которая была в моем распоряжении. Кроме того, здесь подведены итоги большого количества исследований, посвященных определению креативного класса, которые были проведены за период, прошедший после публикации первого издания книги.

Отличительная черта креативного класса состоит в том, что его представители занимаются работой, основная цель которой – «создавать значимые новые формы». Я определяю креативный класс по роду занятий и разделяю его на две части. Суперкреативное ядро этого класса – ученые и инженеры, университетские профессора, поэты и писатели, художники и актеры, дизайнеры и архитекторы, а также интеллектуальная элита современного общества: авторы научно-популярных книг, редакторы, крупные деятели культуры, эксперты аналитических центров, обозреватели и другие люди, формирующие общественное мнение. Высший уровень творческой деятельности я определяю как создание новых форм или решений, которые обладают такими качествами, как переносимость и полезность. К этой категории относятся: разработка потребительского продукта, который можно производить и продавать; создание теории или стратегии, которая может найти применение в разных областях; написание музыкального произведения, которое может исполняться снова и снова. Программисты или инженеры, архитекторы или режиссеры – люди, составляющие ядро креативного класса, занимаются такой работой постоянно и получают за это деньги. Их деятельность может быть связана не только с решением, но и с обнаружением различных задач: важно не просто сделать более качественную мышеловку, но и понять, что в ней есть необходимость.

Помимо ядра в состав креативного класса также входят так называемые креативные специалисты, работающие в разных отраслях, требующих образования, знаний и квалификации, например высокие технологии, финансовые услуги, право, здравоохранение, бизнес-менеджмент. Эти люди занимаются творческими задачами, используя целый комплекс знаний для решения конкретных проблем. Как правило, подобная работа требует высокого уровня образования, а значит, и высокого уровня человеческого капитала. Выполняющие ее специалисты могут время от времени создавать методы или продукты, которые получают широкое практическое применение, но это не входит в круг их основных должностных обязанностей. А вот чем они действительно должны заниматься постоянно – так это самостоятельно мыслить, уникальным образом применять стандартные подходы или находить их оптимальное сочетание, постоянно давать свою независимую оценку происходящему и периодически пробовать нечто совершенно новое. Такие представители креативного класса, как врачи, юристы и менеджеры, также принимают участие в тестировании и совершенствовании новых лечебных протоколов, правовых процедур и методов управления или сами разрабатывают все эти новые методы и процедуры. В случае выполнения такой работы, возможно, в ходе продвижения по карьерной лестнице, они переходят в состав суперкреативного ядра, где их основной функцией становится создание новых форм и решений, обладающих такими качествами, как переносимость и полезность.

То же самое можно сказать и о технических специалистах, количество которых постоянно увеличивается и которые применяют целый комплекс знаний в работе с физическими материалами. Я включил их в состав креативного класса как отдельную подгруппу, поскольку они достаточно активно занимаются креативным решением разных задач. В ходе познавательного исследования, проведенного в 1996 году, Стивен Барли из Стэнфордского университета обратил внимание на повышение значения роли и усиление влияния этой группы работников[57]57
  Barley, The New World of Work.


[Закрыть]. Они все чаще берут на себя ответственность за смысловое наполнение своей работы и принятие решений, стирая грань между умственным трудом (выполняемым теми, кто принимает решения) и физическим (который выполняют люди, следующие указаниям свыше).

С момента выхода в свет первого издания книги не утихает полемика по поводу того, как следует определять креативный класс. Одно из самых распространенных заблуждений состоит в том, что креативный класс – это всего лишь еще один (по мнению некоторых критиков, неопределенный и менее точный) способ обозначить людей, имеющих высшее образование, – более традиционный показатель, характеризующий человеческий капитал. В своем обзоре первого издания книги специалист по экономике городов из Гарвардского университета Эдвард Глейзер пишет: «Флорида исходит из существования различия между теорией роста городов, основанной на человеческом капитале, и теорией роста городов, основанной на “креативном капитале”. Однако я слышу об этом впервые. Я всегда считал, что успех городов целиком и полностью зависит от человеческого капитала, поскольку “высококвалифицированные специалисты в высококвалифицированных отраслях способны генерировать новые идеи”»[58]58
  Edward L. Glaeser, “Review of Richard Florida’s The Rise of the Creative Class,” Regional Science and Urban Economics 35 (5) (2005): 593–596.


[Закрыть]. А обозреватель Forbes Марк Берген 7 октября 2011 года сказал о креативном классе так: «Назвать его просто классом людей с дипломом бакалавра, или высшим классом, было бы гораздо менее невразумительно».

В действительности, хотя сегмент людей с высшим образованием в значительной мере пересекается с сегментом креативного класса, полного совпадения все же нет[59]59
  По данным анализа Шарлотты Мелландер, коэффициент корреляции довольно высокий – 0,77.


[Закрыть]. В США примерно три четверти (72,2 процента, если точнее) взрослых людей с высшим образованием принадлежат к креативному классу. В то же время менее 60 процентов (59,3) представителей креативного класса имеют высшее образование, что подтверждают результаты детального исследования, которое провели мои коллеги Кевин Столарик и Элизабет Керрид-Холкетт из Университета Южной Каролины. Другими словами, четыре из десяти представителей креативного класса (16,6 миллиона работников) не имеют высшего образования. Столарик и Керрид-Холкетт пишут об этом следующее: «Таким образом, как и следовало ожидать, определенная корреляция существует, однако полученные нами результаты говорят о том, что человеческий капитал и креативный класс – это не всегда одни и те же люди, а также что показатель присутствия каждого из этих сегментов в региональной экономике не указывает на наличие одних и тех же тенденций»[60]60
  Kevin Stolarick and Elizabeth Currid-Halkett, “Creativity and the Crisis: The Impact of Creative Workers on Regional Unemployment,” Cities: The International Journal of Urban Policy and Planning, forthcoming 2011.


[Закрыть].

На основании данных, полученных Столариком, Глейзер выполнил регрессионный анализ относительного экономического эффекта моих показателей по креативному классу в сравнении c традиционным показателем – человеческим капиталом (доля взрослых, имеющих как минимум диплом об окончании колледжа), и пришел к выводу, что традиционный показатель существенно превосходит мой. «Может, дело действительно не столько в образовании, сколько в креативности, – пишет он. – Однако регрессионный анализ не показывает этого». Пожалуй, Глейзеру следовало бы поговорить с сэром Кеном Робинсоном, экспертом по вопросам образования, который на конкретных примерах демонстрирует, что оно зачастую сдерживает и подавляет креативность[61]61
  Ken Robinson, The Element: How Finding Your Passion Changes Everything. London: Penguin Books, 2009 (издана на русском языке: Робинсон К.Призвание. Как найти то, для чего вы созданы, и жить в своей стихии. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2010).


[Закрыть]. Но дело не в этом. Для анализа Глейзер использовал показатель роста численности населения, а рост населения и рост экономики – это не одно и то же. Во многих регионах, где численность населения увеличивается, экономический рост находится на низком уровне или отсутствует вовсе. Собственно говоря, между этими двумя показателями вообще нет никакой связи.

На самом деле результаты многочисленных исследований говорят о том, что влияние креативного класса проявляется совсем в других областях, нежели влияние стандартного показателя – человеческого капитала. Результаты масштабного исследования, которое провели Столарик, Мелландер и я, свидетельствуют о том, что креативный класс оказывает более сильное влияние на размер заработной платы (ключевого показателя эффективности экономики региона), тогда как человеческий капитал – на уровень дохода[62]62
  Richard Florida, Charlotta Mellander, and Kevin Stolarick, “Inside the Black Box of Regional Development – Human Capital, the Creative Class and Tolerance,” Journal of Economic Geography 8 (5) (2008): 615–649.


[Закрыть]. Этот вывод подтверждают результаты независимого исследования, проведенного экономистом Тоддом Гейбом и другими исследователями. По их данным, креативный класс по-прежнему оказывает более существенное влияние на региональный экономический рост по сравнению с влиянием человеческого капитала и других факторов.

Следует также отметить, что принадлежность к креативному классу обеспечивает экономические преимущества, которые выходят за рамки преимуществ высшего образования. Заработная плата выпускника колледжа на 50 процентов выше, чем у человека без высшего образования, занимающего такую же должность. Однако, по данным исследования Гейба, если такую же должность занимает представитель креативного класса, это увеличивает заработную плату еще на 16 процентов, что примерно равно полутора годам дополнительного обучения[63]63
  Todd Gabe, “The Value of Creativity,” in David Emanuel Andersson, Ake Emanuel Andersson, and Charlotta Mellander, eds., Handbook of Creative Cities. Cheltenham, UK: Edward Elgar, 2011, pp. 128–145.


[Закрыть]. Еще важнее то, что при расчете такого показателя, как человеческий капитал, не учитывается большое количество людей, которые занимаются в высшей степени креативной работой, хотя и не окончили колледж. К их числу относятся предприниматели, изменившие мир (например, Стив Джобс и Билл Гейтс), художники и представители других творческих профессий.

Некоторые критики называли мою концепцию креативного класса «мешаниной», заявляя, что она включает в себя слишком большой диапазон профессий и видов деятельности, чтобы можно было назвать ее полноценной. Например, бизнесмены зарабатывают гораздо больше, чем художники – разве между ними есть что-то общее? Действительно, художники, дизайнеры, работники индустрии развлечений и средств массовой информации зарабатывают около половины того, что получают представители управленческих профессий, и гораздо меньше, чем юристы, инженеры и архитекторы. Из всех представителей креативного класса меньше зарабатывают только работники системы образования. Однако разница в оплате труда в рамках креативного класса меркнет по сравнению с разницей в оплате труда между классами (табл. 3.1).

Таблица 3.1. Средняя годовая заработная плата по классам, 2010 год

Источник: U.S. Department of Labor, Bureau of Labor Statistics, Occupational Employment Statistics (OES) Survey, 2010. Режим доступа: http://www.bls.gov/oes/. Анализ Кевина Столарика.

Другие критики обратили внимание на то, что художники, инженеры и бизнесмены – люди совершенно разных типов с разными интересами и личностными качествами. Вряд ли вы сможете обнаружить их всех на одном приеме – так разве можно утверждать, что они принадлежат к одному классу? Я мог бы сказать, что эти критики не поняли главного, но у меня есть более веский аргумент. Должен признать, что мое первоначальное определение креативного класса было основано на субъективных оценках необходимого для выполнения той или иной работы уровня квалификации моей исследовательской команды. Однако с тех пор появились новые данные. В ходе крупного исследования, проведенного в 2007 году, два экономиста из Министерства сельского хозяйства США, Дэвид Макгранахан и Тимоти Воян, самостоятельно обновили определение креативного класса. Они воспользовались подробной информацией, содержащейся в базе данных Occupational Information Network, O*NET, для того чтобы выявить навыки, необходимые в каждой профессии, которую я включил в первоначальное определение креативного класса[64]64
  David McGranahan and Timothy Wojan, “Recasting the Creative Class to Examine Growth Processes in Rural and Urban Counties,” Regional Studies 41 (2) (2007): 197–216.


[Закрыть]. По результатам исследования был сделан вывод, что в большинстве случаев мое первоначальное определение верно и что существует значительная корреляция между ним и их обновленным вариантом[65]65
  Есть одна весьма существенная оговорка: они исключили из рассмотрения данные о таких областям деятельности, как здравоохранение, образование и в определенной степени право, тем самым сократив численность креативного класса примерно на 40 процентов.


[Закрыть].

В своем бестселлере Shop Class as Soulcraft An Inquiry into the Value of Work («Уроки труда для души: исследование ценности физического труда») Мэтью Кроуфорд (доктор наук, ставший мастером по ремонту мотоциклов) обвинил меня в том, что я пытаюсь поставить умственный труд представителей богемы, специалистов по информационным технологиям и креативных профессионалов выше физических навыков, которыми обладали в свое время производственные рабочие (он называет это «культом креативности»). Кроме того, Кроуфорд обвинил меня еще и в том, что я разделяю точку зрения хиппи, будто «креативность возникает тогда, когда люди освобождаются от ограничений условности». Поправляя меня, он отмечает: «Безусловно, креативность – это побочный продукт мастерства, достигаемого посредством длительной практики»[66]66
  Matthew Crawford, Shop Class as Soulcraft: An Inquiry into the Value of Work. New York: Penguin, 2009, p. 51.


[Закрыть]. Должен заметить, что не ставлю один вид труда выше другого. В предыдущей главе я уже упоминал, что моя теория креативного класса основана в том числе и на моем собственном опыте, полученном в детстве на заводе, где работал мой отец. Впоследствии я пришел к таким же выводам, когда изучал работу передовых японских заводов, совершивших настоящую революцию в деле повышения продуктивности благодаря использованию знаний и творческих способностей рабочих, а не только их навыков физического труда.