Текст книги "Нырок в забвение"

Год назад он преподавал физику в училище и уже затосковал по морю, когда вдруг последовало новое назначение, перевернувшее всю его жизнь. Наконец-то он стал командиром корабля. Да какого корабля!

"Пантера" являлась самым современным отечественным подводным кораблем. Ее акустическая и электронная аппаратура была просто великолепной и значительно превосходила аналогичное оборудование лодок западных флотов. Но изменения политического климата в мире поставили под сомнение необходимость постройки таких кораблей, и Александр считал неоправданными огромные финансовые расходы на новые вооружения в современных геополитических условиях.

С развалом Советского Союза и потерей власти КПСС пришел конец и пресловутой холодной войне. Теперь противником стали не США, а внутренние распри в стране.

Молодое поколение морского офицерского корпуса, к числу которого относился и Александр Литвинов, воспитывалось после войны и сейчас участвовало в величайшей в истории перестройке флота. Примерно половина кораблей уже была выведена из боевого состава флота, и этот процесс все еще продолжался. На смену устаревшим кораблям, имевшимся на флоте в избытке, должны были прийти качественно новые, конструктивно более совершенные корабли. Российский флот войдет в двадцать первый век с новейшими подлодками типа "Акула" и "Пантера".

Сейчас Александр писал в своем дневнике о новом геополитическом климате и роли "Пантеры" в этих условиях. Он рассматривал нынешний поход, как некую безобидную игру в прятки. Преследование американской лодки "Джон Маршалл" было для него просто военной игрой, как и все теперешнее задание. О враждебных действиях против американцев не могло быть и речи. Соединенные Штаты однозначно стали союзником, добрым другом, протянувшим руку помощи.

Переход России к рыночной экономике открывал новые перспективы, и помощь американцев в этом отношении трудно было переоценить. Коммунизм умер и похоронен, и чем быстрее народы России поймут это, тем скорее в стране наладится нормальная жизнь.

Но преодолеть стереотипы социалистического образа мышления не так-то легко. За долгие годы лживой пропаганды у людей сложилось извращенное мировоззрение. Даже сейчас, в так называемые времена возрождения, Россию раздирали смута, недоверие, раскол, что вело к потере многих возможностей и напрасному растрачиванию усилий.

Александр знал, что кое-кто на "Пантере" воспримет его мысли и настроение, как предательские. В первую очередь – замполит. В его глазах Борис Добрынин олицетворял собой нынешние противоречия России. Этот человек был осколком прошлого, наследником и сторонником прежней твердой партийно-государственной политической линии. Будучи рабом собственных личностных недостатков, разочарованный нынешним состоянием дел в стране, он активно выступал за возврат к старым порядкам, когда тоталитаризм безраздельно господствовал во всех сферах общества и подавлял всякое стремление к свободе личности.

Крушение берлинской стены показало всему человечеству, что догмы не вечны, и свобода выбора – прерогатива каждого человека. Освободившись от идеологических пут, демократия захлестнула Восточную Европу и вскоре вылилась на улицы Москвы.

Борис Добрынин и его единомышленники никак не могли взять в толк, что для народа, однажды вкусившего дух свободы, возврат к рабству невозможен. Они продолжали вести уже проигранную войну против самих себя.

Звонок внутрикорабельной связи внезапно прервал мысли Александра, вернув его к действительности. Каперанг протянул руку к ближайшему телефонному аппарату.

– Есть подводный акустический контакт, командир! – доложил взволнованный мужской голос. – Пеленг два-шесть-ноль.

– Сейчас иду, – ответил Александр.

Центральный пост "Пантеры" находился всего в нескольких метрах от его каюты. В отсеке стояла напряженная тишина, когда командир прошел мимо рулевого к бородачу, сидевшему у акустического пульта.

– Что там у тебя, Миша? – спросил он.

Старший акустик сдвинул наушники на затылок и показал на экран.

– Явно движущаяся подводная цель, командир. Но я никак не могу ее опознать.

Александр надел запасные наушники и вслушался в четкий пульсирующий шум.

– Ты знаешь, очень похоже на шумы "Джона Маршалла", – заметил он.

– Мне тоже так показалось, – сказал акустик. – Но это вряд ли возможно, ведь мы отстали от "Маршалла" в Норфолке, а другая такая американская лодка с внешней надстройкой для боевых пловцов базируется на Тихом океане.

– Возможно, "Сэм Хьюстон" вышел из Панамсокго канала и крутится у Порт-Канаверала, – предположил Александр. – Или другая лодка несет на себе глубоководный спасательный аппарат. Что бы там ни было, не жалей пленки и сделай запись для последующего анализа.

– Есть, командир, – ответил акустик и вновь погрузился в работу.

В противоположном конце отсека Александр увидел знакомую лысую голову. Замполит настойчиво махал рукой, приглашая его к штурманскому столу. Не испытывая большого желания встречаться с Добрыниным, Литвинов все же решил подойти к нему.

– Что вы думаете об обнаруженной цели, командир? – озабоченно спросил замполит.

– Одно из двух: это либо модифицированная лодка типа "Итен Аллен", либо другая ударная лодка с глубоководным спасательным аппаратом на палубе, – ответил Александр.

Вытирая платком потную лысину, замполит сказал:

– Должно быть, это та самая лодка проекта 688, которую мы вели от Норфолка.

– Вполне возможно, товарищ замполит, – согласился командир.

Добрынин посмотрел на карту, лежащую перед ними.

– Командир, я полагаю, что есть необходимость последить за этой лодкой, чтобы узнать о ее намерениях.

– Что за необходимость? – спросил Александр. – В боевом приказе об этом нет ни слова.

Замполит достал из нагрудного кармана вчетверо сложенный лист бумаги и протянул его Литвинову. Тот начал читать, а Добрынин зашептал ему на ухо:

– Радиограмма поступила всего несколько минут назад. Как видите, "Пантера" временно вводится в состав спецгруппы номер тринадцать и передается в непосредственное подчинение адмиралу Валерьяну. Так как новое распоряжение однозначно требует следить за всеми американскими военными кораблями, направляющимися к Багамским островам, у нас нет иного выбора, кроме как проследить за этой целью.

Александр внимательно перечитал радиограмму и с сомнением покачал головой.

– События приобретают странный оборот. Что это за спецгруппа номер тринадцать, и почему мы введены в ее состав?

Замполит ехидно осклабился.

– Я тоже об этом думаю, командир. Но коль скоро получен новый приказ, можем ли мы не выполнить то, что он нам предписывает?

15

Покинув Порт-Канаверал, «Риковер» взял курс на юго-восток, Им предстояло идти этим курсом восемнадцать часов и, миновав остров Большая Багама, утром войти в пролив Провиденс. Оттуда будет рукой подать до точки назначения.

Томас Мур провел послеобеденное время в уединении. Закрывшись шторкой, он внимательно изучил все материалы, накопленные после обнаружения "Льюис энд Кларка". Казалось, это произошло очень давно, никак не верилось, что он занимался этим делом всего-то меньше недели.

В 16.50 в кубрик тихо вошел вестовой и, постучавшись, заглянул за шторку Мура.

– Извините, сэр, – вежливо произнес он. – Не отужинаете ли вы с командиром?

– С удовольствием, – ответил Мур. Он пропустил обед и очень хотел есть.

Сунув свои записи под матрас, он запер рундук и вышел умыться. Когда он вошел в гальюн, Хоп сушил руки.

– Добрый вечер, – приветствовал его интендант. – Надеюсь, вы поужинаете с нами.

– Обязательно, – сказал Мур. – Я голоден как волк.

– Ваш аппетит разыгрался в нужный момент, коммандер. В Порт-Канаверале одному из моих людей удалось достать парочку свежих индеек. Их готовили весь день, и, когда я проверял, они истекали жиром и сами просились в рот.

Мур умылся и взял протянутое Хопом полотенце.

– Благодарю, Хоп. Вы знаете, я давно хотел вас спросить: как вам удается поддерживать хорошую физическую форму при такой отменной кормежке на лодке?

Лейтенант похлопал себя по животу и улыбнулся.

– Боюсь, это врожденная черта, сэр. Сколько бы я ни ел, мой вес не меняется.

– Здорово, а я прибавляю в весе даже от простого созерцания еды.

– Понимаю вас, сэр, и в утешение могу сказать, что на "Риковере" у механиков имеются гребной и велосипедный тренажеры. Поэтому сегодня вы можете наесться до отвала, а завтра искупить свой грех на тренажерах.

– Постараюсь воспользоваться вашим советом, Хоп, – сказал Мур и последовал за интендантом в кают-компанию.

Каперанг Уолден и старпом уже были за столом, и Мур сел слева от командира. Рядом с ним расположился новичок с квадратной челюстью – пилот "Авалона" лейтенант Нед Барнс. Он молча передал Муру соус, не отрываясь от стоявшего перед ним салата.

В кают-компании тихо звучала мелодия Эрона Копланда "Весна в Аппачах". Эта музыка, возбуждая патриотические чувства, неплохо сочеталась с традиционной американской индейкой, поданной на стол после свежего зеленого салата с помидорами, огурцами и сладким перцем. Затем вестовой подал гарниры: кукурузу, картофельное пюре, фасоль, зеленый горошек, клюквенный соус. На десерт подали пирог из тыквы.

Во время ужина разговоров было мало, да и те сводились, главным образом, к похвалам в адрес поваров. За кофе Хоп завел речь о новичке в семье офицеров-подводников.

Лейтенант Барнс, – серьезным тоном сказал Хоп. – Пожалуйста, не думайте, что мы так ужинаем каждый вечер. Пока мы принимали вас с вашим аппаратом, коку удалось раздобыть пару индеек.

– Меня всегда настораживает, когда вы, Хоп, говорите "раздобыть", – перебил его командир. – Надеюсь, эти птицы приобретены законным порядком.

– Обещаю, что адмирал не хватится их, – с непроницаемо серьезной миной констатировал Хоп. – Во всяком случае, до Дня Благодарения.

После взрыва смеха низким голосом заговорил Нед Барнс:

– Великолепный ужин, джентльмены. Там, где я провел прошлый месяц, единственной безвредной пищей был сухой паек.

– И где же вы были? – поинтересовался командир.

Барнс задумчиво обвел взглядом внимательные лица присутствующих, затем ответил:

– Между нами говоря, "Авалон" участвовал в спасательных работах у берегов Никарагуа. Там напоролась на риф и затонула на глубине сто футов дизельная подлодка класса TR-1700. Нас послали определить национальную принадлежность лодки и проверить, не остался ли кто-нибудь в живых.

– И что вы обнаружили? – за всех спросил старпом.

Барнс помедлил с ответом.

– В результате утечки хлора в аккумуляторном отсеке все двадцать девять членов команды лодки задохнулись. На всех была гражданская одежда, и они совершенно не были похожи на военных моряков. Кроме оригинала гарантийных обязательств немецкой фирмы-производителя лодки, мы не нашли ничего, что указывало бы на ее владельцев, за то обнаружили нечто необычное в пяти из шести торпедных аппаратов. Вместо торпед они были начинены тысячами фунтов чистейшего опиума. Черт возьми, его хватило бы, чтобы сделать наркоманами половину населения Нью-Йорка!

– Значит, наркомафия уже взяла на вооружение подводные лодки, – констатировал командир. – Я не удивлюсь, если в ближайшем будущем "Риковер" получит задачу наведаться в те места.

Муру уже приходилось слышать о том, что к американским берегам наведывались подводные лодки с грузом контрабандных наркотиков, и только что услышанный рассказ подтверждал реальность этих слухов. В кают-компании возник оживленный спор о способах борьбы с наркомафией, и Мур, аккуратно свернув салфетку, вышел.

Для лучшего усвоения пищи он предпринял длительную прогулку по кораблю. Он начал свой обход с механической боевой части, где стояли никем не занятые тренажеры. Реактор и энергетическая установка занимали добрые две трети лодки, и Муру удалось неплохо размять ноги в полупустых коридорах.

На камбузе он поблагодарил коков за отличный ужин, потом спустился ниже и несколько раз обошел торпедный отсек. Здесь, как всегда, было темно и тихо. Вахтенная смена спокойно отнеслась к его прогулке, не приставая с расспросами.

Прогулочный маршрут завершился в центральном отсеке. После отменного ужина, казалось, все были в приподнятом расположении духа, и Мур провел целый час у штурманского стола, познавая тайны того, как удержать современную ударную лодку на нужном курсе.

Старшины Лейси у гидроакустической станции не было, но зато на посту погружения и всплытия дежурил боцман с неизменным окурком сигары во рту. Он не отпустил Мура, пока тот не попробовал управлять лодкой.

Дежурным по кораблю был лейтенант Карр, добродушный весельчак и балагур из Калифорнии, который с легкостью разрешил произвести незапланированную замену рулевого. Мур несколько нервничал, ощущая ручку управления в руке. Ручка имела более тугой ход, чем он предполагал. Боцман стоял рядом, и под его присмотром Мур произвел несколько небольших маневров по глубине без изменения курса лодки.

– Как руль? – спросил боцман и, закинув ноги на центральный пульт, закурил сигару.

Для того, чтобы выправить незначительный, всего в три градуса, крен на нос, Муру пришлось приложить всю силу обеих рук.

– Да я бы сказал, что несколько туговат, – ответил Мур.

– Когда надо, эта лодка может быть маневренной, как истребитель, – сообщил боцман. И это нормально, если учесть, что приходится проталкивать сквозь толщу воды массу в семь тысяч тонн.

Мур вздохнул с облегчением, когда через несколько минут его сменил рулевой. Поблагодарив боцмана за урок судовождения, он покинул центральный пост с чувством еще более глубокого уважения к этой технике и работающим на ней людям.

В кают-компании он еще захватил концовку вестерна с Клинтом Иствудом в главной роли. К концу фильма Мур созрел для сна и отправился к себе в кубрик. Сон пришел быстро и перенес его вместе с Лори в горы Шотландии, затем в какой-то темный до черноты тоннель с рушащимися на него стенами.

Он проснулся через семь часов и, сполоснув лицо, прошел в кают-компанию, где встретил старпома, торопливо наливавшего кофе в кружку.

– Вы встали как раз вовремя, – сказал чисто выбритый и готовый к работе старпом. – У нас в перископе вид, который мог бы вас заинтересовать.

– Я только заскочу в гальюн и подойду к вам, – ответил Мур и вошел в санузел.

Старпом добросовестно дождался его, и они вместе отправились в центральный пост. Здесь горел красный свет, командир нетерпеливо крутил перископы.

– Командир, прибыл коммандер Мур, – объявил старпом.

Уолден отступил от перископа и поискал глазами Томаса Мура.

– Мур, взгляните-ка сюда, – предложил Уолден.

Следователь ступил на чуть возвышавшийся над палубой помост и подошел к командиру. Не умея толком обращаться с перископом, он взялся за ручки и прильнул глазами к резиновому обрамлению оптики.

Наверху светало. Вдали можно было различить очертания надводного судна.

– Увеличение изображения – левой ручкой, если надо, – сообщил командир.

Мур покрутил ручку, и корабль приблизился. Он имел заостренный нос, надстройку современной обтекаемой формы, одну трубу. Совсем недавно он видел фотографию этого судна, когда просматривал материалы по делу "Льюис энд Кларк". Перед ним был "Академик Петровский".

Командир снизил голос до шепота.

– Вы видели флаги на корме?

С помощью мощной оптики перископа Муру удалось рассмотреть развевавшийся на ветру флаг советского ВМФ с серпом и молотом. Рядом с ним реял бело-голубой флаг ООН.

– Я бы сказал, необычное сочетание, – произнес Мур, отступая от перископа.

Уолден повернулся к Муру.

– Мы вышли в точку назначения, коммандер, и думаю, вам пора браться за дело. С чего вы начнете?

Мур боялся этого момента и прежде, чем ответить, откашлялся.

– Командир, мне надо высадиться на то судно. Мы можем с ним связаться?

– Они находятся в пределах дальности действия нашей радиотелефонной связи. Хорошо бы знать, как судно называется.

– Это "Академик Петровский", – ответил Мур.

Удивленный такой осведомленностью следователя, Уолден потянулся вверх и достал скрученный провод с большим микрофоном на конце. Он поднес микрофон к губам и заговорил четким голосом:

– "Академик Петровский", на связи американский боевой корабль "Хайман Дж. Риковер". Как меня слышите? Прием.

Уолдену пришлось еще трижды повторить эти фразы, прежде чем из репродукторов внутрикорабельной связи донесся искаженный помехами голос:

– Говорит "Академик Петровский". Что у вас за корабль?

Уолден, нахмурившись, ответил:

– Атомная ударная подлодка в подводном положении в трех тысячах ярдах по вашему левому борту.

– Одну секунду, – сказал тот же голос с некоторым волнением. – Я позову старшего начальника.

Через пару минут в репродукторе заговорил другой голос:

– Старший лейтенант Виктор Александров к вашим услугам. С кем имею честь говорить?

– Командир лодки "Хайман Риковер" каперанг Джон Уолден.

– Чем я могу помочь вам, каперанг Уолден? – спросил русский.

Уолден вопросительно взглянул на Мура. Следователь достал блокнот и написал ответ для командира.

– Старший лейтенант Александров, один из моих офицеров, коммандер Мур, просит разрешения подняться к вам на борт и поговорить с наблюдателями ООН.

– Это весьма необычная и неожиданная просьба, каперанг. Прежде, чем дать такое разрешение, я должен решить вопрос с моим начальником адмиралом Валерьяном.

– Очень хорошо, старший лейтенант, будем ждать вашего ответа.

Уолден убрал микрофон и посмотрел прямо в глаза следователю.

– Коммандер, мне кажется, пришло время ввести меня в курс дела.

– Так точно, командир, – ответил Мур. – Вы получите эти сведения сразу после того, как высадите меня на "Академика Петровского".

Через десять минут тишину нарушил голос в репродукторе:

– Каперанг Уолден, говорит старший лейтенант Александров. Просьба коммандера Мура удовлетворена. Всплывайте, мы вышлем катер.

Мур почувствовал мгновенное облегчение и поспешил в кубрик готовиться к переходу на русское судно. Через четверть часа он поднимался по трапу передней сходной шахты.

Из-за горизонта на востоке выглянуло солнце. Мур подошел к морякам, собравшимся на палубе лодки. Командир отвел его в сторону и, кивнув на приближавшийся катер, спросил:

– Сколько вы там пробудете?

– Думаю, не более часа, командир.

– Хорошо, Мур, мы подождем вас на поверхности. Если возникнут какие-то проблемы, позвоните.

– Есть, командир.

Будучи в неведении относительно того, что ожидало его на русском корабле, Мур старался держаться уверенно. Его окружала четверка загорелых русских моряков в тельняшках. Судя по всему, никто из них не говорил по-английски, а поскольку Мур не знал русского, то переход на исследовательское судно проходил в полной тишине.

Мур по трапу поднялся на борт "Академика Петровского". На палубе его ждали русский офицер в безупречной морской форме и краснощекий толстяк средних лет в мешковатом костюме. Полный мужчина шагнул навстречу Муру и заговорил:

– Добрый день, коммандер Мур. Я доктор Харлан Соркин. От имени Организации Объединенных Наций счастлив приветствовать вас на борту "Академика Петровского". Разрешите представить вам старшего лейтенанта Александрова, старпома нашего судна.

Мур вежливо кивнул русскому, заметив, что доктор Соркин, судя по его акценту, уроженец Австралии или Новой Зеландии.

– Сожалею, доктор, что я свалился на вас, как снег на голову, – как можно приветливее и теплее сказал Мур, – но меня послали проверить, насколько комфортны здесь условия для работы наблюдателей и в какой степени судно способно обеспечивать функционирование подводного комплекса.

– В обоих случаях у вас абсолютно нет никаких оснований для беспокойства, коммандер, – ответил доктор. – На "Академике Петровском" нам создали идеальные условия проживания, а что касается поддержки нашей программы, то трудно было бы найти более подходящее для этой цели судно.

– Да, такого судна мне еще не приходилось видеть, – заметил Мур.

– Оно действительно уникально, – с гордостью произнес Александров. – Оно предназначалось для океанографических исследований. "Академик Петровский" – новейшее исследовательское судно в российском флоте.

Мур с удовольствием оглядел безупречно чистую палубу.

– Очень впечатляет. Вы позволите мне бегло осмотреть судно?

– Буду рад сам вам все показать, – предложил доктор Соркин. – Если, конечно, старший лейтенант Александров не против.

Хотя русский и не проявил бурного восторга по поводу такой перспективы, он все же кивнул в сторону люка, ведущего вниз.

– Смотрите на здоровье, коммандер Мур. А когда закончите осмотр, заходите в кают-компанию, позавтракаем вместе.

– Спасибо за приглашение, – ответил Мур. – Но у меня, к сожалению, ни на что, кроме осмотра, не остается времени.

Русский, казалось, был расстроен таким ответом.

– Очень жаль. Я уверен, что нашим офицерам было бы интересно с вами познакомиться.

– Может быть, в другой раз, – сказал Мур.

Доктор Соркин взял его под руку и повел показывать судно.

Они спустились вниз и начали движение от носа к корме по длинному центральному проходу.

– Мне льстит, что ваше правительство придает такое важное значение нашей работе. Вот даже вас прислало для проверки, – заметил доктор Соркин, ведя гостя мимо просторных кают. – А это, между прочим, наши каюты. Просто роскошь, не так ли?

– Да уж, – ответил Мур. – Разительный контраст по сравнению с кубриком на девять человек, где я сплю.

Соркин показал ему великолепную судовую лабораторию, которая по своей оснащенности могла бы посоперничать с университетской. Мур познакомился еще с двумя наблюдателями ООН: индийским ученым, изучающим планктон, и итальянцем-гидрографом. Сам Соркин, будучи по образованию океанографом, изучал местные коралловые рифы и влияние загрязнений на их рост.

За лабораторией находилась та часть корабля, которой Соркин особенно гордился. Здесь в металлическом корпусе судна было вырезано большое прямоугольное отверстие для выхода в море. Шахту окружал стальной решетчатый мостик, а на поверхности воды замерли две ярко-желтые минисубмарины, по форме напоминавшие блюдца.

Мур с интересом выяснил, что программа комплекса предусматривала соблюдение его автономности, поэтому ныряющие блюдца предназначались исключительно на случай возникновения чрезвычайных обстоятельств. Доктор Соркин и его коллеги пользовались блюдцами для исследовательской работы. Такой способ изучения морского дна был уникален, и ученые охотно пользовались им, когда позволял распорядок дня экипажа.

Очарованный шахтой, Мур прошел по мостику до закрытого люка, врезанного в заднюю переборку. Он попробовал открыть люк, но тот оказался запертым, и Соркин объяснил ему, что за переборкой находился реактор, и из соображений безопасности эта часть корабля объявлена запретной зоной.

Мур заметил пару толстых кабелей, выходящих из той же переборки и исчезающих в море. Это открытие он оставил при себе, а своему гиду сказал, что посмотрел уже достаточно.

Весь путь наверх Мура не покидали две тревожные мысли. Раз на "Академике Петровском" имелась дизель-электрическая установка, то зачем еще понадобился ядерный реактор? Да еще эти два кабеля... Поскольку комплекс "Мир" работал в автономном режиме, эти кабели не могли использоваться для подачи электроэнергии на комплекс. Возможно, они питали какой-то совершенно другой объект, о котором ничего не знали даже наблюдатели ООН.

Муру, конечно же, очень хотелось поделиться своими сомнениями с Соркиным, но он мудро попридержал язык и отклонил предложение Соркина выпить чаю. На верхней палубе возле трапа его ждали два офицера. Один был уже знакомый Муру старпом. Другой – высокий и прямой старик благородного вида с черной повязкой на левом глазу.

– Коммандер Мур, я адмирал Игорь Валерьян, – бархатным голосом представился пожилой офицер. – Как я понимаю, доктор Соркин показывал вам мое судно. Надеюсь, оно вам понравилось.

– Так точно, адмирал. Судно очень впечатляет, и, похоже, у доктора Соркина и его коллег нет никаких проблем. Я доложу об этом своему начальству, а также о вашем гостеприимстве, учитывая, что мой нежданный визит застал вас врасплох.

– В море всегда приятно принимать гостей, – ответил Валерьян. – Хотя они не часто попадают к нам с подводных лодок.

Валерьян некоторое время всматривался в силуэт "Риковера", затем добавил:

– Я смотрю, у вас на корме глубоководный спасательный аппарат, коммандер. Надеюсь, вы не потеряли лодку в этом районе.

Уловив в словах адмирала неприкрытую насмешку, Мур едва заставил себя улыбнуться.

"Риковер" везет "Авалон" исключительно в учебных целях, адмирал. Жаль, что не могу пригласить вас на борт, так как мы продолжим свой путь, как только я вернусь на лодку.

– Ну и плохо, – ответил Валерьян. – Я всегда мечтал побывать на корабле, названном в честь отца вашего атомного флота. Хайман Дж. Риковер имел дар предвидения и умел работать. Наш адмирал флота Сергей Георгиевич Горшков тоже обладал аналогичными качествами. Жаль, что оба они не дожили до наших дней и не видят взаимного доверия, возникшего наконец между нашими великими нациями.

– Согласен с вами, адмирал, – ответил Мур, затем поблагодарил Соркина за показ судна и спустился по трапу в катер.

Возвращаясь на "Риковер", Мур анализировал свои впечатления об одноглазом русском адмирале. Игорь Валерьян был высокомерен и чванлив. У Мура сложилось впечатление, что адмирал пытался спровоцировать его, упомянув о ГСА. А когда он сказал о пропавшей лодке, то явно имел в виду "Льюис энд Кларк".

Про себя Мур уже решил, как будет продолжать расследование. Сначала он введет в курс дела Уолдена. Было бы опасно держать командира "Риковера" в неведении и дальше. Затем он воспользуется "Авалоном" и с его помощью узнает, куда подавалась энергия с реактора "Академика Петровского".

* * *

– Опустить перископ! – скомандовал Александр Литвинов, отступив от колонны перископа.

– Итак, теперь нам известно, что за таинственные шумы сопровождали нас от Порт-Канаверала, – с улыбкой сказал замполит, стоя у штурманского стола. – Сегодня славный день, командир. Преследовать американскую лодку 688 проекта, да так, чтобы на ней ничего не заподозрили – это надо уметь!

– Было бы больше оснований радоваться, если бы на 688 не было ГСА.

– Вы излишне требовательны к себе, командир, – возразил Добрынин. – Момент, когда мы подняли перископ и сняли на видео ударную лодку янки, ознаменовал начало новой эры в истории нашего флота. Вряд ли теперь будет правомочным говорить о нашей технической отсталости, ведь из преследуемых мы превратились в преследователей.

В ответ на это замечание глаза Литвинова засияли гордостью.

– Должен признаться, что когда я увидел в перископ эту лодку, она показалась мне очень заманчивой мишенью, – задумчиво произнес он. – За всю свою службу я и мечтать не мог, что когда-либо увижу такое зрелище.

– Я всегда считал, что мы переоценивали 688 проект.

– Командир, – перебил старший акустик. – Улавливаю внутренние шумы на американской лодке. Похоже, они готовятся к погружению.

Литвинов и Добрынин бросились к акустику, и замполит воскликнул:

– На тебя вся надежда, Миша. Сейчас никак нельзя их потерять. К тому же наши действия теперь контролирует сам адмирал Валерьян.