Текст книги "Ловушка для дьявола"

Глава 15

На похоронах оказались заполнены только два ряда кресел. Калдеш не практиковал индуизм, да и вообще не придерживался какой-либо религии. Единственное оставленное им пожелание заключалось в том, что он хотел простой кремации и церемонии прощания под руководством местного викария, с которым его покойная жена познакомилась на курсах безопасного вождения и который ей очень понравился. («Какой-то Джон из Хоува. Я уверен, вы сможете его найти».)

В первом ряду сидят Джойс, Элизабет, Рон и Ибрагим. За ними Крис, Донна, Богдан и мужчина в шляпе, который представился как Большой Дэйв. Викарий, удивленный тем, что вообще здесь оказался, старается изо всех сил.

– Калдеш был владельцем магазина, человеком, ценившим антиквариат. Он был из Брайтона, так что наверняка любил море…

Элизабет решает, что эту часть можно пропустить, и поворачивается ко второму ряду, чтобы обратиться к Крису.

– Давайте обменяемся информацией, – шепчет она.

– Мы на похоронах, – шепчет Крис в ответ.

– Он жил в одноэтажном домике в деревне Овингдин, – продолжает викарий. – Калдеш явно был не тем человеком, которому нравились лестницы…

– Ладно, – кивает Крис. – Тогда вы первые.

Элизабет качает головой:

– Думаю, наша информация ценнее вашей. А значит, при всем уважении, вы начинаете первыми.

– Спасибо за уважение, – вставляет Донна.

Ибрагим, тоже обернувшись к ним, присоединяется к разговору.

– В данном случае она права. У нас есть существенная часть головоломки, которой нет у вас.

– Да неужели? – спрашивает Крис. – Позвольте вам не поверить. Мы продвигаемся довольно успешно.

– А сейчас было бы неплохо, если бы вы все присоединились ко мне в молитве, – продолжает викарий. – Даже если Калдеш был верующим человеком, то он хранил эту веру в глубокой тайне. Но поскольку никогда не знаешь наверняка… Отче наш…

Пока викарий произносит молитву, Элизабет и Крис продолжают разговор шепотом, но теперь почтительно склонив головы.

– Записи видеонаблюдения проверены? – спрашивает Элизабет. – Вы знаете, кто посещал Калдеша в день его смерти?

– Пока нет, – отвечает Крис.

– Надо же! А мы знаем!

– Вы не можете этого знать, – говорит Донна, закрывшая глаза и сцепившая руки. – Они блефуют, Крис.

Когда молитва заканчивается, они хором произносят:

– Аминь.

– А теперь, – говорит викарий, – давайте помолчим минуту вместе и вспомним нашего друга Калдеша Шарму. Или продолжайте шептаться друг с другом, только потише. Вы знали его гораздо лучше, чем я, хотя мне и понравилась его жена, когда мы познакомились.

Крис выдерживает всего пару секунд, после чего возвращается к беседе.

– Положа руку на сердце, – говорит он, – мы с этим разберемся. Прошло всего пять дней. У нас есть команда, хорошая команда, все с приличным интеллектом, у нас криминалисты, способные проверить что угодно. Что бы там ни произошло, мы это распутаем. И не волшебным образом, а с помощью упорного труда.

К обсуждению наконец присоединяется Джойс:

– Выходит, вы уже поговорили с Луизой из кафе? Это хорошо.

– С кем? – переспрашивает застигнутый врасплох Крис.

– С Луизой, – повторяет Элизабет. – С той дамой, которой принадлежит кафе ниже по улице. Вы же отправили нас туда, чтобы мы не путались под ногами. Надеюсь, вы догадались потом с ней поговорить?

– Конечно, – отвечает Донна. – Я поговорила с ней. Именно этим занимается полиция.

– В том-то и проблема, да? – мягко замечает Элизабет. – Не все вам доверяют, бог знает почему. Лично я считаю, что вы проделываете потрясающую работу. Конечно, среди полицейских найдутся и паршивые овцы, но их немного. Жаль, не все разделяют мое мнение. Кто знает, вдруг Луиза из кафе могла проявить бо́льшую откровенность с парой немолодых женщин, насладившихся чашкой чая с тортиком?

– Вообще-то мы ели миндальный бисквит, – поправляет ее Джойс. – Любые мелочи важны, Элизабет.

– А теперь, – говорит викарий, – мне кажется, один из друзей Калдеша хотел бы сказать о нем несколько слов. Богдан Янковский.

Джойс аплодирует, когда Богдан выходит вперед. Любой шепот немедленно прекращается. Богдан проверяет микрофон, стуча по нему указательным пальцем, и остается доволен акустикой.

– Калдеш был хорошим человеком, – начинает он. – А ведь далеко не все люди хорошие.

– Это точно, – кивает Рон.

– Он был добр ко мне и к Донне, он был хорошим другом Стефана. Я попросил Стефана рассказать о нем. Стефан сказал, что он был добрым и честным. Что его могли обзывать на улице, а он продолжал идти. По его словам, Калдеш был тот еще фрукт, но в хорошем смысле. Всегда смеялся, всегда помогал. В общем, я хочу сказать, перед лицом Бога… – Богдан смотрит на крошечную паству перед собой. – Калдеш, вы были другом Стефана, а значит, вы и наш друг. И я обещаю: мы обязательно найдем тех, кто стрелял в вас. Сначала мы выследим их, а потом убьем…

– Может, лучше арестовать, дорогой? – предлагает Донна.

Богдан пожимает плечами:

– Можно и так. Арестуем или убьем. Спасибо вам, Калдеш. А теперь, пожалуйста, отдыхайте.

Богдан крестится.

Когда он сходит с кафедры и возвращается на свое место, Большой Дэйв издает возглас, и начинаются всеобщие аплодисменты.

Церемония продолжается с чуть большим почтением. Джойс, Богдан и Рон даже проливают слезы.

В конце викарий произносит несколько заключительных слов:

– Наверное, сегодня я был здесь немного лишним. Но я желаю вам всем удачи, и я действительно жалею, что не был с ним знаком. Прощай, Калдеш.

Скорбящие начинают расходиться.

– Так и что вам сказала эта Луиза? – спрашивает Крис у Элизабет.

– Прошу прощения, – отвечает она, – я думала, мы не делимся информацией? Однако факты по этому вопросу таковы: мы располагаем описанием человека, который посетил Калдеша Шарму в день его смерти. А вы?

Крис и Донна смотрят друг на друга, затем одновременно качают головами.

– К тому же мы узнали имя того, кто точно соответствует описанию, и это имя Ибрагим получил от одного из ведущих импортеров наркотиков на южном побережье…

– Которого я не могу раскрыть, – предупреждает Ибрагим.

– У вас есть имя подозреваемого? – спрашивает Элизабет.

Крис и Донна переглядываются еще раз и снова качают головами.

– Наконец, я узнала, что Национальное агентство по борьбе с преступностью отобрало у вас расследование, так что вся ваша бравада не более чем хорошая мина при плохой игре. Это вполне объяснимо, но существенно замедляет процесс.

– Но как вы… – начинает Крис, однако Элизабет отмахивается от него.

– Каким бы делом вы сейчас ни были заняты, это не убийство Калдеша Шармы.

– Кто-то украл лошадь в Бенендене, – признаётся Донна.

– Ого! – восклицает Джойс.

– В общем, у нас довольно много информации, – говорит Элизабет. – А что найдется взамен у вас?

Донна достает из сумки телефон.

– У нас есть его телефон, Элизабет. Его не должно было быть, но он у нас.

– Как мило, – комментирует Рон.

Элизабет хлопает в ладоши.

– Чудесно, Донна, просто чудесно. Богдану чрезвычайно повезло, что у него есть вы. Простите, если я разговаривала с вами чрезмерно резко. Я над этим поработаю. Наша версия в том, что некий Доминик Холт доставил партию героина в магазин Калдеша, и что Калдеш решил украсть ее по причинам, известным только ему, и что после этого его кто-то убил. Это новости для вас, Крис?

– Это подтверждает многое из того, что я подозревал…

– Вздор, – недоверчиво говорит Элизабет. – А теперь ваша очередь: что вы узнали из телефона?

– Он сделал два звонка, – отвечает Крис. – Около четырех часов пополудни в день своей смерти.

– Один звонок женщине по имени Нина Мишра, – продолжает Донна. – Она профессор исторической археологии в Кентербери.

– Господи боже мой, профессор! – восхищается Джойс.

Рон закатывает глаза:

– Ох уж эти профессоры.

– Вы были у нее? – интересуется Ибрагим.

– Мы только утром получили распечатки, – качает головой Донна. – Так что нет.

Элизабет задумчиво произносит:

– Кажется, эта задача как нельзя лучше подходит нам?

– Да, мэм, – кивает Крис.

– Великолепно! – говорит Джойс. – Я давно хотела съездить в Кентербери.

– А как насчет второго звонка? – напоминает Ибрагим.

– Он состоялся примерно через десять минут после разговора с Ниной Мишрой, – отвечает Донна. – Но пока ничего не ясно. Номер неотслеживаемый.

– Неотслеживаемый? – переспрашивает Элизабет. – Позвольте не поверить.

– Он пробивается как код 777, – поясняет Донна. – Время от времени мы с таким сталкиваемся.

– О, – отзывается Элизабет.

– Код 777, – повторяет Джойс. – И что это значит?

– Так бывает, когда действуют преступники высокого класса, – говорит Крис. – Это признак блокирующего программного обеспечения – абсолютно незаконного и очень дорогого, разумеется, но оно избавляет от необходимости покупать одноразовые телефоны.

– Вероятно, откуда-то из даркнета, – глубокомысленно кивает Ибрагим.

– Итак, Калдеш звонит профессору, – говорит Джойс. – А потом сразу преступнику высокого класса?

– Могут быть и другие объяснения, – качает головой Элизабет.

Крис язвительно откликается:

– С нетерпением жду возможности их услышать.

– Есть два ключевых вопроса, – продолжает Элизабет. – Пытался ли Калдеш продать этот героин? И если да, то кому именно?

– Я не согласен ни с тем, ни с другим, – возражает Рон. – Извините. Калдеш находит тайник с героином и решает его продать? Нет. Он бы пришел в ужас. Кто-то другой туда вошел и его выкрал. Точно вам говорю. Калдеш никак не смог бы его украсть.

– Простите, – произносит чей-то голос, – но я не мог не подслушать.

Они поворачиваются и замечают Большого Дэйва, незнакомца с похорон.

– Мне кажется, я был последним, кто видел его живым, – говорит Большой Дэйв.

– Когда именно? – уточняет Элизабет.

– Вечером 27 декабря, – отвечает Большой Дэйв. – Около пяти часов. Я уже закрывался, в тот день покупателей особо не было.

– Он что-нибудь сказал? – спрашивает Крис. – Сказал, куда поедет?

– Нет, он просто пожелал мне счастливого Рождества, – говорит Большой Дэйв, застегивая пальто. – А потом купил лопату.

Глава 16

Всю дорогу домой с похорон они продолжали выдвигать различные гипотезы. Конкурирующие банды наркоторговцев? Шантажисты? Рон, как обычно, подозревал мафию. Однако оставались нерешенными некоторые интересные вопросы. Почему Калдеш не сделал так, как было велено? Зачем он звонил Нине Мишре? И кому был адресован второй звонок – тот самый, под кодом 777? Элизабет отмахнулась от замечания Криса о высококлассных преступниках, но не могла не признать, что он прав. Разжиться номером, не оставляющим следов, – чрезвычайно трудная задача. И эту тактику применяют люди совершенно особого типа.

Ну и, конечно, ключ ко всему вышесказанному: где теперь находится героин?

Элизабет зевает. Наконец-то долгий день закончился.

Она открывает входную дверь.

И сразу понимает, что в доме что-то не так. Она чувствует: произошло что-то очень плохое. Своим чувствам она давно научилась доверять.

Телевизор выключен, и это необычно. Стефан теперь сидит и смотрит его целыми днями. Канал «История», как правило. Раньше он часто рассказывал ей о том, что видел, но сейчас все реже и реже. Иногда по вечерам она смотрит телевизор вместе с ним. В основном про нацистов и Древний Египет. Довольно интересно.

Она снимает пальто и вешает на крючок в прихожей возле стефановской непромокаемой куртки. Куртка нужна для прогулок, которые они обычно совершают вдвоем. Несколько часов пешком, затем паб с камином и дружелюбной собакой, помощь Стефану с кроссвордом. Впрочем, так было раньше. Теперь они пытаются хотя бы час в день ходить по лесу. Никаких больше пабов с каминами. Еще одна традиция ушла в небытие – а ведь их и без того оставалось так мало!

Элизабет дотрагивается до рукава куртки.

У входа тихо, но Стефан, должно быть, дома. Она чувствует смутно знакомый запах.

Знакомый, но откуда?

А вдруг Стефан потерял сознание? Вдруг с ним случился сердечный приступ? Неужели еще немного – и она обнаружит его на полу? С серым лицом и посиневшими губами? Неужели их прекрасный роман закончится вот так? Ее сильный мужчина будет лежать распростертым на ковре? Один на один с Элизабет? Так и не попрощавшись?

– Элизабет?

Это голос Стефана. Он доносится из-за двери его кабинета. Элизабет чуть не сгибается от облегчения. Она толкает дверь, и вот он здесь. Стефан полностью одет, выбрит, его волосы аккуратно причесаны. Он сидит за столом, за которым работал много лет. В окружении книг – об исламском искусстве, о ближневосточных древностях. Целую полку занимает нон-фикшен Билла Брайсона. Раньше она часами могла слышать, как Стефан корпит здесь над древним текстовым процессором[9]9
  Текстовыми процессорами в 1970–1980-е годы называли машины для работы с текстом, которые состояли из клавиатуры, встроенного компьютера для простейших операций, а также электрического печатного устройства.


[Закрыть], который он категорически отказывался менять на что-нибудь посовременнее. Элизабет всегда дразнила его тем, что он печатает как слон, но знала, какая за этим скрывается радость. Как же он любил свою работу! Как ему нравилось писать, читать лекции, преподавать, переписываться с коллегами! Чего бы она только не отдала, лишь бы снова услышать, как он тарахтит на клавиатуре!

– Здравствуй, дорогой, – говорит Элизабет. – Мы нечасто сидим здесь в последнее время.

Стефан жестом приглашает Элизабет присесть. Она видит письмо у него на столе.

– Я бы хотел… – начинает Стефан. – Не возражаешь, если я прочитаю тебе письмо, которое получил сегодня?

Она видит лежащий там же конверт. Почту принесли после ухода Элизабет.

– Прошу, – говорит она.

Стефан берет письмо со стола, но, прежде чем приступить к чтению, смотрит прямо на Элизабет.

– Мне нужно, чтобы ты была честна со мной, понимаешь? Если ты меня любишь, я хочу, чтобы ты не лгала.

Элизабет кивает. Что еще тут можно сделать? Интересно, кто отправил Стефану письмо? И о чем же оно? Может, это был Калдеш? Может, в нем ключ к разгадке его убийства? Просьба о помощи к старому другу?

Стефан начинает читать. Когда-то он читал ей в постели. Диккенса, Троллопа. Или Джеки Коллинз под настроение.

– Дорогой Стефан, – начинает он. – Это письмо трудно писать, но я знаю, что читать его будет еще труднее. Перейду сразу к главному. Я подозреваю, что у тебя ранняя стадия слабоумия, возможно, болезнь Альцгеймера.

Элизабет слышит, как бьется в груди ее сердце. Кто, черт возьми, решил нарушить их право на частную жизнь? Кто вообще об этом узнал? Ее друзья? Мог ли написать кто-нибудь из них? Они бы не посмели без ее разрешения. Разве что Ибрагим. Он мог бы осмелиться.

– Я не эксперт, но я изучил эту тему. Слабоумие – это когда забываешь о многих вещах, впадаешь в замешательство. Я прекрасно знаю, что ты мне ответишь на это: «Но я всегда что-то забывал. Я часто приходил в замешательство!» И ты будешь, конечно, прав, но этот недуг, Стефан, совсем другого масштаба. С тобой что-то происходит, и все, что я читал, указывает только в одну сторону.

– Стефан, – говорит Элизабет, но Стефан мягким жестом просит ее помолчать.

– Кроме того, ты должен знать, что и слабоумие развивается лишь в одном направлении. Когда ты начнешь скатываться вниз по склону (и, пожалуйста, поверь: ты уже начал и назад пути не будет), тут и там могут найтись опоры для ног, могут найтись выступы, на которых можно передохнуть, и вид сверху время от времени может показаться прекрасным, но обратно тебе вскарабкаться уже не удастся.

– Стефан, кто написал тебе это письмо? – спрашивает Элизабет.

Стефан поднимает палец, прося ее потерпеть еще немного. Ярость Элизабет утихает. Такое письмо она должна была написать ему сама. Не следовало оставлять это незнакомцу. Стефан вновь продолжает чтение:

– Возможно, все это ты уже знаешь; возможно, ты сидишь, читаешь и задаешься вопросом: зачем этот проклятый дурак рассказывает мне то, что уже давно известно? Но я должен написать, потому что вдруг ты не знаешь? Что, если ты уже слишком далеко скатился по склону, чтобы понять правду о своем скольжении? Если эти слова покажутся далекими от тебя, то я, по крайней мере, надеюсь, что они зазвенят где-то в глубине – и ты осознаешь истинность того, что я пишу. Ведь ты знаешь, что можешь мне доверять.

– Кому доверять? – спрашивает Элизабет.

– А это имеет значение? – ласково интересуется Стефан. – По твоим глазам я вижу, что это правда. В смысле я уже знаю, что правда, но все-таки рад видеть, что ты подтверждаешь. Позволишь мне продолжить? Письмо недлинное.

– Я должен написать это письмо сейчас, потому что если звонок уже прозвенел, Стефан, то мне нужно, чтобы ты сделал две вещи. Во-первых, прочитай это письмо вслух Элизабет, а во-вторых, я хочу, чтобы ты заставил ее пообещать, что она будет позволять тебе читать письмо каждый день, чтобы ты не забывал. Насколько я понимаю, ты так и поступишь.

Элизабет знает теперь, кто написал письмо. Конечно знает.

– Ты написал письмо самому себе?

– Да, выходит, написал, – отвечает Стефан. – Ровно год назад.

Уж чего-чего, а такого Элизабет совершенно не ожидала.

– Как ты это сделал? Отдал конверт своим адвокатам и попросил их отправить тебе письмо по почте через год?

– Наверное, да, – пожимает плечами он. – Должно быть, именно так. Но мне важнее знать: это правда?

– Чистая правда, – говорит Элизабет.

– Симптомы становятся хуже?

– Все очень плохо, Стефан. Сегодня на редкость хороший день. Мы цепляемся за каждый.

Стефан кивает:

– И что же теперь делать?

– Зависит от тебя, – отвечает Элизабет. – Это всегда будет зависеть только от тебя.

Стефан улыбается:

– Какая чушь. Почему зависит от меня? Решать нам обоим, и, похоже, остается совсем немного открытых окон. Буду ли я продолжать жить? Или это уже невозможно?

– Это трудно, – отвечает Элизабет. – Но не невозможно.

– Скоро все изменится.

– Меня не волнует, что будет скоро, – заявляет она. – Меня волнует то, что есть сейчас.

– Какой бы прекрасной ни казалась эта мысль, но я чувствую, что, кажется, не имею права на подобную роскошь, – говорит Стефан. – Я уверен, есть места, где мне бы оказали медицинскую помощь. Заодно тебе стало бы полегче. Надеюсь, у меня остались деньги? Я еще не все проиграл в карты?

– У тебя есть деньги, – кивает Элизабет.

– Недавно я продал несколько книг. Дорогих.

Стефан, должно быть, замечает что-то в ее глазах.

– Я не продавал книги?

– Нет, не продавал, – отвечает Элизабет. – Хотя ты помог раскрыть убийство с помощью некоторых из них.

– Я действительно это сделал? Мы же в полной глуши.

– Ты хочешь дочитать письмо?

– Да, – говорит Стефан, – с удовольствием.

Он снова берет страницу в руки:

– Стефан, что за жизнь ты вел! Ты наполнял смыслом каждую быстролетящую минуту, а что за женщину ты нашел в лице Элизабет, я даже выразить не могу! Можно сказать, ты любимчик Фортуны! Какая удача тебе выпала, какие возможности представились, какие достопримечательности ты увидел. Ты везучий сукин сын, и за это тебе, вероятно, причитается неприятная расплата. И вот она пришла. Ты должен распорядиться этим так, как решишь сам, и это письмо – мой подарок тебе, чтобы ты знал, с чем придется столкнуться, если все остальное потерпело неудачу. Сейчас я каждый день читаю о слабоумии, стараясь все учить, пока способен на это, но говорят, что со временем забываешь даже самых близких. Я снова и снова читаю о семьях, в которых мужья забывают жен, матери забывают детей, но после того, как имена и лица уходят из нашей памяти, дольше всего, мне кажется, сохраняется любовь. Поэтому, в каком бы положении ты теперь ни находился, я надеюсь, ты понимаешь, что тебя любят. Элизабет не оставит тебя, мы оба это знаем. Она не запрет тебя дома, как бы плохо тебе ни было и какой бы трудной ни стала жизнь с тобой. Но ты должен убедить ее, что есть лишь один правильный выход. Она не должна продолжать заботиться о тебе – ни ради себя, ни ради вас обоих. Элизабет тебе не нянька, она твоя любовь. Прочти ей письмо, а потом, я прошу тебя, проигнорируй ее возражения. Я оставил листок с планом действий внутри справочника Багдадского археологического музея, он на третьей полке справа от тебя. Надеюсь, найденное там окажется именно тем, что тебе нужно.

Стефан, я теряю разум. Я чувствую, как он ускользает с каждым днем. Я посылаю тебе свою любовь, дорогой, на целый год вперед. Надеюсь, мое письмо станет для тебя поддержкой. Я люблю тебя, и, если предположить, что ты выполнил мою просьбу и прочитал письмо Элизабет, то, Элизабет, тебя я люблю тоже. Искренне ваш, Стефан.

Стефан откладывает письмо:

– Такие, значит, у нас дела.

– Такие дела, – соглашается Элизабет.

– Кажется, теперь мы оба должны заплакать?

– Я думаю, нам обоим пока что понадобится хладнокровие, – отвечает Элизабет. – Поплачем позже.

– А мы уже беседовали о таком раньше? – спрашивает Стефан. – Мы разговаривали о слабоумии?

Элизабет кивает:

– Время от времени да. Ты определенно чувствуешь, что происходит что-то неладное.

– И как долго… Это невозможный вопрос, я понимаю… Но как долго мы сможем поддерживать беседу? И сколько окон вроде этого у нас осталось?

Элизабет больше не может обманывать себя, не может держаться за Стефана. Пришел день, который, как она знала, рано или поздно бы наступил. Она теряла его абзац за абзацем, и вот очередная глава закончена. Вся книга теперь близка к завершению.

Стефан, полностью одетый и выбритый, стоит среди своих книг. Здесь же вазы и скульптуры, привезенные из путешествий, и многие другие вещи, которые он находил значимыми и прекрасными, которые собирал всю жизнь. Рядом награды и фотографии со старыми друзьями, улыбающимися из лодок, или мальчиками-школьниками, одетыми как юные мужчины. Вот Стефан в горах, на раскопках в пустыне. Вот он поднимает бокал в безвестном баре или целует жену в день их свадьбы. Эта комната похожа на кокон, в каждом дюйме которого отражен его интеллект, его улыбка, его доброта, его способность дружить и любить, его шутки… Его разум, полностью выставленный на всеобщее обозрение.

И он знает, что все это практически потеряно.

– Не так уж долго, – отвечает Элизабет. – Хорошие дни приходят все реже, плохие становятся хуже.

Стефан надувает щеки и выдыхает. Похоже, для него остается все меньше вариантов.

– Ты должна отправить меня куда-нибудь, Элизабет. Туда, где мне будут оказывать круглосуточный должный уход. Составь список мест, я посмотрю.

– Я могу заботиться о тебе, – говорит Элизабет.

– Нет, – качает головой Стефан. – я этого не потерплю.

– Надеюсь, в этом вопросе у меня будет право голоса?

Стефан тянется через стол и берет ее за руку.

– Пообещай мне, что не уничтожишь это письмо.

– Я не стану давать обещаний, которые не сумею сдержать, – отвечает Элизабет.

«Господи, его рука и моя рука, – думает она, – как же они подходят друг другу!»

– Мне нужно, чтобы ты показывала мне это письмо каждый день, – продолжает Стефан. – Понимаешь?

Элизабет смотрит на мужа. Затем на письмо, которое этот умный человек написал самому себе ровно год назад. Через что ему пришлось пройти? В один из тех дней, когда в кабинете стучала шумная клавиатура, он печатал это письмо. А потом он, наверное, вернулся в гостиную с широкой улыбкой на лице: «Чайку, моя старушка?»

Показывать Стефану письмо каждый день означает потерять его. А не показывать – предать.

Так что у нее вообще нет выбора.

– Я обещаю, – говорит Элизабет.

Теперь слезы проливаются из глаз Стефана. Они встают и обнимают друг друга. Стефан дрожит и всхлипывает. Он говорит:

– Прости.

Она отвечает:

– Прости. – Но кого прощать и за что, не понимают оба.

Теперь Элизабет знает, чем пахло, когда она вошла в квартиру пятнадцатью минутами ранее, то есть целую жизнь назад. Она много раз сталкивалась с этим запахом.

Это был страх. Пропитанный по́том, леденящий душу страх.