Текст книги "Технологии против Человека. Как мы будем жить, любить и думать в следующие 50 лет?"

Ричард Уотсон
Технологии против Человека: как мы будем жить, любить и думать в следующие 50 лет?

Посвящается Анне, которая даже в возрасте 89 лет не побоялась плыть против течения.

DIGITAL VS HUMAN Richard Watson

Copyright © Richard Watson 2016

© Степанова Л.И., перевод на русский язык, 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Диджитал против Человека

Ричард Уотсон – футуролог с мировым именем, работает в «Форсайт[1]1
  Форсайт (от англ. «foresight» – взгляд в будущее, предвидение) – система методов экспертной оценки стратегических направлений социально-экономического и инновационного развития, выявления технологических прорывов, способных оказать воздействие на экономику и общество в средне– и долгосрочной перспективе.


[Закрыть] Практис» в Имперском колледже Лондона и регулярно читает лекции в Лондонской школе бизнеса. Автор книги «Файлы будущего», переведенной на 15 языков, и интернет-издания «Что будет дальше?», в котором публикует новейшие идеи и тенденции развития человечества.

www.nowandnext.com

Настоящая проблема человечества заключается в следующем: наши эмоции остались неизменными со времен палеолита, общественные институты сохранились со Средневековья, а технологии приближают нас к богам. Это невероятно опасно, и сейчас мы подошли к критической точке.

Эдвард О. Уилсон

Все, что изобретено после того, как тебе исполняется тридцать, кажется противным естественному порядку вещей и началом конца цивилизации, какой мы привыкаем видеть ее в течение примерно десяти предшествующих лет, пока она постепенно становится нашей реальностью.

Дуглас Адамс

Поживем – увидим.

Предисловие
Приручение будущего

У каждого есть какой-то план, пока он не получит кулаком в челюсть.

Майк Тайсон

Будущее отбрасывает длинную тень – меня она накрыла по возвращении в Австралию в 2006 году, когда я получил предложение написать книгу, получившую название «Файлы будущего»[2]2
  Полное название – «Файлы будущего: история следующих 50 лет» (Future Files: A History of Next 50 Years). Опубликована в России издательством «Эксмо» в 2011 году.


[Закрыть], о том, куда, по моему мнению, движется мир и что ожидает нас в течение следующих 50 лет. К сожалению, человек привык использовать будущее для оправдания настоящего, и оно все больше напоминает не хрустальный шар, а кривое зеркало. Поэтому больше всего как тогда, так и сейчас меня интересуют люди и то, как они реагируют на новые идеи и события.

Эта книга в том числе затрагивает тему нашего отношения друг к другу. Она о жизни людей, об их самых сокровенных мечтах, о том, во что они верят и чего больше всего боятся. Именно это кажется мне наиболее увлекательным и захватывающим, а не появление новых гаджетов или приложений, хотя они, конечно, могут и влияют на нас, притом весьма ощутимо.

По-видимому, книга «Файлы будущего» задела читателей за живое, ведь в итоге она была переведена на 15 языков. Одной из причин такого отклика стало то, что уже давно не издавалось ни одной книги о далеком будущем. Однако немаловажную роль сыграл и мой образ мышления – я написал о том, что население погрязло в долгах и это неминуемо приведет к встряске всей финансовой системы. Долги не монолитная гора, а лавина, грозящая сойти, сметая все вокруг… Я также предположил, что крупные банки, особенно их практика кредитования, удостоятся пристального внимания, начнутся вопросы относительно заработной платы и придела прибыли…

В «Файлах будущего» нет никаких пророчеств, написанных с целью продажи книги. Я по-прежнему терпеливо жду «распада и окончательного развала» Европейского Союза, а также того дня, когда «женщины с морщинами на лице будут признаны красивыми и желанными». Похоже, я допустил ошибку, считая, что мы уже достаточно устали от натянутых союзов и красавиц, созданных с помощью цифровой ретуши. Я также не вижу достаточной усталости от долгов – в этом случае подозреваю, что история скоро повторится в виде еще одного крупного финансового краха.

И все-таки основной причиной того, что книга «Файлы будущего» продается хорошо, на мой взгляд, стала эпидемия неуверенности и страха. Мир меняется, и читатели пытаются понять, к чему все идет. Книга смогла утешить тех, кто горевал о несбывшемся будущем, каким они его себе представляли.

Некогда далекое будущее казалось обнадеживающим и по большей части радостным. Было ощущение, что вот-вот начнется какое-то потрясающее действо. Но к концу 2007 года люди уже потеряли надежду увидеть летающие автомобили или получить в личное пользование реактивные ранцы. Все, что они хотели знать – хорошо ли все закончится? Приведет ли весь этот шквал открытий к каким-то положительным результатам? Будут ли компьютерные спецэффекты, как и прежде, радовать и восхищать нас, или же компьютер из всепобеждающего героя превратится в зловещего врага, притаившегося за мерцающими экранами?

Скорее всего, этот антиутопический дискомфорт был связан с ощущением потери контроля над вещами. События разворачивались настолько стремительно, что большинство людей просто не успевали осознавать и принимать все изменения. Прошло то время, когда мы могли самостоятельно починить сломавшийся автомобиль, и совсем немногие из нас представляют себе, как работает видеокамера. Уже к 2007 году люди не просто перестали понимать значения многих выражений и фраз – таких, как, например, «кредитные дефолтные свопы» или «дополнительные факторы, связанные с квотами на выброс углерода», им практически требовалось высшее инженерное образование лишь для того, чтобы включить домашнюю стиральную машину. Скажите, нам действительно нужно более сорока режимов стирки, включая непонятную опцию «отложенный старт»?

Сложность как синоним инженерной нестабильности стала визитной карточкой начала XXI века. Весь привычный мир постепенно смещался к границам того, что мы считали нормальным. Людей, особенно тех, кого воспитывали в рамках аналоговой модели, встревожил ориентированный на Запад мир, где глобализация означала американизацию и дешевые стиральные машины.

Всегда существовали поколения, уставшие от будущего. Позвольте мне полностью процитировать наблюдение Дугласа Адамса:

«Все, что уже существовало в мире до твоего рождения, нормально; все, что изобретено в период между твоим рождением и тридцатилетием, невероятно увлекательно и креативно; все, что изобретено после того, как тебе исполняется тридцать, кажется противным естественному порядку вещей и началом конца цивилизации, какой мы привыкаем видеть ее в течение примерно десяти предшествующих лет, пока она постепенно становится нашей реальностью».

Конечно, не только в этом кроется причина страха и разочарования. Спустя некоторое время после Миллениума (вероятно, после взрыва 11 сентября, или даже чуть раньше, после преждевременной смерти Дугласа Адамса) будущее стало темным и неопределенным. Мечта, которую мы некогда называли «будущим», умерла, и даже воспоминания о ней стали несуразными и невнятными. Нельзя сказать, что такое настроение разделяют абсолютно все. Ведь то, как человек представляет себе будущее и как реагирует на него, напрямую зависит от того, кто он и где находится. Будущее – это всегда мысленная конструкция, как правило, создаваемая на базе недавно пережитых событий.

В большей части Азии и Африки наблюдается активный рост доходов и увеличение возможностей, поэтому там повсюду царит оптимизм, в то время как на всей территории США и Европы снижение реальных доходов порождает ощущение гибели и мрака, нередко проецируемое в будущее. Начавшийся в 2008 году финансовый кризис в США затронул людей, которые вложили большие деньги в предоставление и получение займов, и стал глобальной проблемой, водоворотом, затянувшим многие проверенные временем представления о мире.

Если бы мы лучше помнили прошлое и не слишком остро реагировали на настоящее, возможно, с нами все было бы в порядке. Начнись кризис гораздо раньше, и наше невежество могло бы позволить нам оставаться в блаженстве. Когда-то нам не были доступны такие объемы информации, люди и деньги были не так крепко связаны, а значит, и системных рисков было меньше.

Исследование, проведенное Анжеликой Димока, директором Центра изучения нейронных механизмов принятия решений в Университете Темпл (США), показало, что увеличение объема информации усиливает активность дорсолатеральной префронтальной коры головного мозга, отвечающей за принятие решений и контроль над эмоциями. В конечном итоге активность в данной области со временем снижается, часть нашего мозга, по существу, уходит на покой. Когда объем поступающей информации достигает критической отметки, мозг защищает себя, отключая определенные функции. В результате растет уровень тревоги и стресса, людям становится сложно принимать важные решения.

Перемотаем на несколько лет вперед. Часть людей начала смотреть на мир через очки Google и другие устройства, дополняющие реальность, в то время как другая – и пожалуй, большая часть – надела розовые очки и устремила свой взгляд в прошлое, не отвлекаясь ни на что другое. Оставшееся меньшинство презрительно сощурилось и принялось за самобичевание и чистку памяти. Есть и такие, кто полагает, что сама идея человеческого прогресса исчерпала себя. Возможно, они в чем-то правы, однако никакой спасительной программы они не предлагают.

В итоге происходит столкновение между теми, кто устремляется в будущее, и теми, кто бежит от него. Похожее противостояние веры и скептицизма существует между исламским фундаментализмом и либеральным агностицизмом. Некоторые фундаменталисты хотели бы восстановить правовые нормы VII века, в то время как многие онлайн-либертарианцы предпочли бы полностью избавиться от правовых ограничений.

Однако наиболее странным развитием событий по-прежнему остается западное самобичевание. В отношении многих факторов – продолжительности жизни, младенческой смертности, грамотности, крайней формы нищеты, голода, числа образованных и работающих женщин, – для большинства людей на планете жизнь никогда не была лучше. Если вы сомневаетесь в этом, то явно не владеете соответствующей информацией.

Но несмотря на хорошие новости о росте среднего класса во всем мире, электрификации Африки или увеличении выживаемости при раке мы ориентируемся на прогнозы конца света от блуждающих астероидов, глобальных пандемий и замены людей роботами. И это помимо опасного изменения климата, ожирения, истощения ресурсов, снижения биоразнообразия, биотерроризма и загрязнения окружающей среды. Да, это серьезные проблемы и, разумеется, поводы для сильной тревоги, но я бы сказал, вряд ли какая-либо из них станет причиной конца человеческой расы.

Почему же мы чувствуем себя настолько несчастными, когда так мало причин для этого?

До 9 сентября (или падения Берлинской стены в 1989 году, или финансового кризиса 2008 года, или… выбирайте сами) люди, как им казалось, имели четкое представление о том, что их ожидает в будущем. Задним числом понятно, что эти прогнозы были по большей части иллюзорными. Однако по крайней мере у людей имелось понимание направления движения, основа, на которой они могли строить свою интерпретацию происходящего, свое представление о смысле жизни. Повседневность многих людей была тяжелой, но они знали свое место в мире. Поэтому таким странам, как современная Россия, теперь приходится возвращаться в прошлое и восстанавливать не только территориальные границы, но и ранее имевшуюся определенность жизни.

Сегодня многие чувствуют, что будущее исчезло как дым или что они оказались в заложниках некоей непостижимой и неконтролируемой силы. Это вздор. Во-первых, отчасти будущее предопределено. В немалой степени, например, предопределена демография, пока география и геология накладывают ряд ограничений. Поэтому детали будущего можно найти в поймах рек и притоках истории. Во-вторых, направление развития задается коллективной психологией народов, сформировавшейся опять же под влиянием прошлого опыта.

В-третьих, есть технологии. Да, действительно, технологии сами по себе нейтральны – но только если вы уберете из уравнения человека. Я полагаю, что в течение еще очень многих лет самое большое напряжение будет возникать именно на стыке человеческой истории, человеческой природы и, как сейчас принято говорить, бесчеловечных технологий. особенно если учесть невероятные усилия, которые мы прикладываем для того, чтобы адаптировать наш медленно эволюционирующий обезьяний мозг к быстро меняющемуся технологическому ландшафту.

Именно такие мысли занимали меня в 2006 году, когда я писал, что «в значительной степени история последующих 50 лет будет основана на отношениях между технологиями и людьми». Теперь я понимаю, что в тот момент недооценил значения данного утверждения. Я нахожу это странным, потому что подобный вопрос был отлично проработан в вышедшей в 1970 году книге Элвина и Хейди Тоффлеров «Футурошок», которую я зачитал до дыр. Авторы утверждали, что попытка воспринять слишком большое число изменений за слишком короткий период времени способна создать психологические и психические проблемы как на индивидуальном уровне, так и на уровне социума.

Вы можете возразить, что они были неправы (хотя это не так) или что неверно рассчитали сроки (футурологи часто используют выражение «со временем» в отношении предположений и прогнозов). Можно также поразмышлять о том, кого стоит слушать и чему верить, но сейчас не время и не место для этого.

Лично я считаю, что Тоффлеры ожидали чего-то важного, и если бы в моей книге было бы отведено место под драматические сцены погони, то я выбрал бы такой сюжет: наше неумное желание перемен и жажда нового, восстающие против нашей же потребности в постоянстве и стабильности. Будем ли мы вынуждены адаптироваться к новым технологиям и глобальным нормам или продолжим настаивать на том, чтобы новые технологии адаптировались к нам, при этом контролируя или избегая их при необходимости?

К примеру, как технологии должны служить человечеству и что в конечном счете считать их целью? Будут ли все формы автоматов и искусственного интеллекта (ИИ) существовать в рамках согласованной морали, и где, если это вообще возможно, следует провести черту, обозначающую, что людям и машинам разрешается делать? Следует ли допустить возможность слияния людей и машин, создания дополненного, частично синтетического или кибернетического гибрида человека, и если да, то какое место будет отведено оставшемуся неизменным homo sapiens — человеку разумному?

Что бы ни случилось, мы никогда не должны терять веру – ведь существует бесчисленное множество вариантов будущего. Будущее определяется выбором, который мы делаем, и этот выбор всегда можно изменить, даже в самую последнюю минуту.

В каком-то смысле проблема, с которой мы сталкиваемся в настоящее время – это не технологии, это люди, но об этом мы подробнее поговорим позднее. Важно одно – следует меньше беспокоиться о том, что может произойти в ближайшие десятилетия, и в большей степени сосредоточиться на том, к чему мы стремимся. И не обязательно опираться только на логику, скорее, нужно принять во внимание наши потаенные надежды и самые сильные страхи.

Цель этой книги – не дать точное предсказание, а сделать набросок. В ней вы найдете критику нашего современного образа жизни и рассуждения о том, как все может сложиться в дальнейшем. Эта книга о том, кто мы и куда идем, о необходимости всегда делать человека центральной фигурой любой новейшей цифровой технологии.

Будем надеяться, что тень, отбрасываемая будущим, отныне будет нашей собственной и принесет нам удовлетворение, а не неопределенность.

Глава 1
Общество и культура. Как мы полюбили машины больше, чем людей

Компьютеры многое облегчают, но большинство из того, что они облегчают, облегчать не нужно.

Энди Руни

Несколько лет назад у меня состоялся замечательный разговор с Леви Тидхаром, писателем-фантастом, о смысле слова «будущее». У нашей беседы была конкретная практическая цель – выяснить, где та точка, в которой будущее четко отделяется от настоящего? Как далеко в будущее должен отправиться писатель, чтобы отделить хрупкие фантазии от строгой реальности? По его мнению, будущее – это когда «все начинает звучать дико». Для меня – когда факт становится более фантастичным, чем вымысел.

Я жил в Австралии, когда промелькнула новость о том, что пара, познакомившаяся в интернете – Ким Ю-Чул и Чой Ми-Сан, – позволила своей дочери умереть с голоду. Супруги, оба безработные, были одержимы компьютерной игрой «Приус Онлайн», в которой воспитывали виртуального ребенка. По данным полиции, они проводили в интернет-кафе в Сеуле по 12 часов кряду, ухаживая за «цифровой» дочерью, которую ласково называли Анима, в то время, как их родная реальная дочь оставалась запертой дома в полном одиночестве.

Легко счесть эту историю рассказом о людях, чья любовь к компьютерным играм зашла слишком далеко. Однако на самом деле в ней гораздо больше смысла, чем может показаться на первый взгляд. При внимательном прочтении вы увидите, что речь идет о самоидентификации, предназначении и близких отношениях в эпоху суперумных, эмоционально запрограммированных машин, а также о социальном взаимодействии, зависимости, смещении понятий и о том, что некоторые люди с трудом справляются с реальностью. Скорее всего, это связано с тем, что наш древний мозг не в состоянии четко различать реальные и парасоциальные, то есть воображаемые, отношения.

Сам Сеул завораживает, потому что на его примере можно понять, к чему идет весь остальной мир. Будучи самым интернетизированным и высокотехнологичным местом на земле, снаружи он кажется городом будущего, но его сердцевина застряла в 1950-х годах. Республика Корея, столицей которой и является Сеул, имеет самую большую среднюю скорость широкополосного подключения в мире, и уже есть планы по созданию сети 5G, которая будет в 1000 раз быстрее имеющейся. С другой стороны, вам потребуется выданный государственными органами идентификационный номер для того, чтобы пользоваться интернетом в Starbucks, и еженедельно цензоры закрывают от пользователей определенные части контента.

Вполне возможно, большинство правительств будет стремиться ограничить доступ обычных людей в интернет, а открытый и либертарианский характер сети укротить с помощью цензуры и регулирующих правил. Однако в равной степени возможно и то, что плохо контролируемые компании будут создавать настолько захватывающие виртуальные миры, что люди предпочтут их реальным отношениям и участию в жизни общества.

Некоторые игровые автоматы с экранами уже научены следить за тем, как люди играют, и воздействовать на их слабые места для того, чтобы игра продолжалась как можно дольше. Проще говоря, цель производителей – заставить людей играть до смерти. Именно это и произошло в случае с супругами Ким Ю-Чул и Чой Ми-Сан, погубившими свою родную дочь.

Более или менее гуманоидные роботы

Япония, соседка Южной Кореи – это еще одна страна, где прошлое соперничает с будущим. Древний праздник цветения сакуры сосуществует с роботами в детских садах и домах престарелых. Автоматизация заполняет пробелы, с которыми не справляются демография, традиции человеческого общежития и сострадание.

Один из таких роботов – терапевтический робот Паро, имеющий вид пушистого детеныша тюленя. Его целью является общение, и программа меняет его поведение в зависимости от характера взаимодействия с конкретным человеком.

Паро используется наряду с уходом за больным силами человека – и это замечательная идея. Существуют также буксировочные роботы, которые способны самостоятельно перемещать тяжелые больничные тележки. Они спасают персонал от травм спины, но не имеют ни лица, ни рук, ни ног, к тому же начисто лишены обаяния. Они не улыбаются и не здороваются с пациентами, хотя можно было бы внедрить в них такую функцию. Вот два примера того, как технология замещает доброту и сострадание. Нам требуется не больше эффективной электроники, а больше человеческого тепла и сочувствия.

Профессор Шерри Теркл, занимающаяся социологическими исследованиями в области науки и техники в Массачусетском технологическом институте, считает опасным поощрять развитие отношений с машинами. По ее мнению, «нет смысла социализироваться с роботом». Уязвимые группы, такие как дети и пожилые люди, способны подружиться с роботом так, как если бы он был человеком, в результате возникают привязанности и необоснованные ожидания. Профессор Теркл делает тревожный вывод о том, что мы, похоже, попали в плен новой иллюзии, в которой нам кажется достаточной лишь имитация сострадания. Об этом говорит и название ее книги «Одинокие вместе: почему мы ожидаем большего от технологий, чем друг от друга».

В некотором смысле создание внимательных и заботливых роботов – скорее интеллектуальная или научная задача, чем практическая необходимость. Но если существуют люди, которые не могут завязывать отношения с себе подобными, люди, которые не против и даже предпочитают отношения с роботом, быть может, для них такие отношения и будут в чем-то полезными. Думаю, со мной согласятся все, кто смотрел научно-фантастический фильм «Двухсотлетний человек». Возможно, физическое присутствие и контакт с человеком не имеют значения вовсе, ну или имеют гораздо меньшее значение, чем мы привыкли думать.

В конце концов мы создадим роботов и другие машины, которые станут нашими близкими друзьями, имитирующими отзывчивость. Возможно, мы даже запрограммируем в них способность ошибаться. И может так случиться, что нас не будет волновать, являются эти черты подлинными или нет.

В настоящее время нас, похоже, не заботит тот факт, что многое из того, что мы с готовностью читаем в интернете о других людях, не соответствует реальности. Описывая себя и рассказывая истории в сети, мы редко упоминаем о страхе, сомнениях или уязвимости. При помощи фотошопа мы выглядим счастливее, красивее и успешнее, чем есть на самом деле. Мы предпочитаем цифровое пиксельное совершенство аналоговой неоднозначности. (Ежедневные новости – суть то же искривление реальности, только имеющее, как правило, обратный эффект – обычно в них преувеличены человеческие страдания и конфликты и игнорируются покой и счастье.)

Но прежде чем строить эмоциональные отношения с машинами, не должны ли мы спросить себя – для чего нам это? Разве не следует сначала разобраться в том, что значит быть человеком, и лишь потом оценивать, оказывают ли новые технологии на нас положительное или отрицательное влияние? В конце концов, технологии являются средством, а не самоцелью. Я говорю не о возврате к прошлому, а лишь о том, что ученые и разработчики должны встать рядом с философами, историками и специалистами по этике. Помимо знаний нам нужна мудрость, компьютерный код не должен существовать в отрыве от морального кодекса.

Если оглянуться на истоки современных технологий, становится ясно, что их первоначальная цель – делать то, чего люди сами делать не могут, либо избавить людей от рутинной, монотонной работы. Слово «робот» произошло от чешского слова «robota», что означает «принудительный труд». Машины используются для того, чтобы заменить людей на скучной или опасной работе, и это вполне разумно. Применение роботехнологий для улучшения общения между людьми и укрепления взаимосвязей между ними также разумно. Однако я подозреваю, что сейчас в социальном и культурном отношении происходит обесценивание человека, и мы принимаем это, поскольку нам сказали, что так эффективнее, или потому, что нам не оставили другого выбора.

История начала XXI века – это история машин. Они – не люди – вызывают уважение и почтение, хотя вроде бы все должно быть наоборот.

Недавно я смотрел телевизионную программу Би-би-си, в которой приводился отчет об исследовании Оксфордского университета. В нем говорилось, что в течение ближайших 20 лет около половины ныне существующих областей профессиональной деятельности может быть потеряно в результате автоматизации. Это не станет проблемой, если будут создаваться новые и лучшие рабочие места – так не раз происходило в истории. Промышленная революция уничтожила множество профессий, но создала другие, увеличила заработную плату и открыла новую эру высокой производительности и процветания. В то же время интернет может привести к абсолютно противоположному результату.

По мнению ученого, работающего в области компьютерных технологий, изобретателя и философа Джарона Ланье, интернет уничтожает больше рабочих мест, чем создает, а также мешает экономическому процветанию. Одним из примеров разрушительной силы интернета можно назвать Amazon; есть и другие примеры в самых разных областях, начиная от музыки и фотографии и заканчивая газетами и гостиничным бизнесом.

Что интересно, большинство людей относится к этому с изрядной долей фатализма. Один человек в интервью Би-би-си сказал: «Я думаю, что это просто прогресс». Но куда ведет такой прогресс?

Иллюзия прогресса

Если посмотреть через длиннофокусный объектив, может показаться, что прогресс сейчас словно линия графика, устремленная вверх, находится на пике своего роста. Отчасти это иллюзия. Приглядитесь повнимательнее, и вы увидите: уходящая вверх кривая разбивается на фрагменты – ряд достижений, лихорадочных отступлений и дальнейших продвижений вперед. Роберт Гордон, профессор макроэкономики американского Северо-Западного университета, утверждает, что многие из наших так называемых революционных технологий на самом деле таковыми не являются. Влияние старых технологических достижений, таких как водопровод, канализация, электричество, автомобили, железные дороги, почтовые марки и телефоны, гораздо шире влияния любой из современных цифровых технологий. Интернет, как подчеркивает Евгений Морозов, писатель, изучающий воздействие технологий на общественную и политическую жизнь, «столь же удивителен, как удивительна посудомоечная машина». Как заметил один остряк, пожелавший остаться неизвестным, «вся техническая мощь Сан-Франциско направлена на решение лишь одной проблемы: что еще моей маме больше не придется делать за меня».

По большому счету, цифровые технологии представляют собой постепенные изменения. Прежде всего, они являются символами нашего стремления к удобству и эффективности.

Тем не менее есть люди, готовые молиться на прогресс. Марта Лейн Фокс, основатель сервиса lastminute.com[3]3
  lastminute.com – туристическое онлайн агентство. – Прим. ред.


[Закрыть], утверждает, что любой, кто выступает против цифровой революции – настоящий еретик. Ему нет никаких оправданий – все должны быть в сети. Тех, кто сопротивляется, независимо от возраста, следует «аккуратно заставить» присоединиться, потому что быть офлайн «очень нехорошо».

Похоже, Фокс готова приравнять сопротивление цифровым технологиям к движению луддитов[4]4
  Луддиты (англ. luddites) – участники стихийных протестов первой четверти XIX века против внедрения машин в ходе промышленной революции в Англии.


[Закрыть]. Но она явно кое-что упускает. Как отмечает Эндрю Кин, автор книги «Ничего личного», несмотря на то, что интернет действительно в некотором роде делает нас свободными, информирует нас и увеличивает наши возможности, есть опасность, что в конечном итоге он нас обманет. Наш новый босс такой же, как и старый: «Ошибка, которую совершают ярые сторонники интернета, заключается в предположении, что эта открытая и децентрализованная технология естественным образом приведет нас к менее иерархичному обществу равных возможностей».

Более того, каковы будут последствия, если люди прекратят общаться и взаимодействовать друг с другом так, как они делали это в течение длительного времени? Что произойдет, если нас во все возрастающем числе ролей будут постепенно заменять машины?

Например, уже сегодня существует проблема лечения зависимости от гаджетов у детей начиная с четырехлетнего возраста. Сейчас можно купить даже горшок с подставкой для iPad. Приемлемо ли предоставить роботам возможность растить наших детей? И допустимо ли, чтобы последнее, что видит человек перед смертью, был аватар, а не лицо, – и если нет, то почему? Будем ли мы вынуждены привыкать к подобным вещам, или начнем сопротивляться, переосмысливая прогресс и пытаясь демонтировать эту антиутопию с помощью простой отвертки?

На мой взгляд, отношения и баланс сил между человеком и машиной являются одними из важнейших вопросов, стоящих перед нынешним и будущими поколениями. Так почему эта тема окружена плотной стеной молчания? Возможно, потому, что большинство из нас прикованы к мобильным устройствам, которые постоянно отвлекают нас и мешают глубоко задуматься о влиянии на нас цифровых технологий.

Информация начинает передаваться и распространяться круглосуточно, семь дней в неделю, поэтому у человека остается слишком мало времени для того, чтобы очистить голову. Или, возможно, мы предпочитаем быть загруженными потому, что нам слишком страшно замедлиться и начать размышлять о том, кто мы и куда идем – или же о том, способны ли мы обрести некие надежные реальные ценности.

Я, мое селфи и я

Недавно я побывал в одном кафе, больше похожем, правда, на временно организованное рабочее пространство и место сбора людей, одержимых какой-либо зависимостью, одновременно. На полу повсюду змеились силовые кабели, и почти все посетители заведения были сосредоточены только на экранах своих мобильных устройств. Казалось, что здесь невозможно остаться наедине с собственными мыслями или без кофеина дольше, чем на 60 секунд. Гаджеты явно мешали прямому межличностному общению. У этих людей наверняка были сотни интернет-друзей, но они, сидя в компании живых собеседников, были настолько поглощены своими крошечными экранами, что окружающие их не интересовали.

В кафе был аншлаг, но люди не разговаривали, они переписывались. Следовательно, никакого шума. Никакой болтовни. Никакого смеха. В зале царила атмосфера легкомысленной праздности и одновременно суетливой торопливости – странное сочетание.

Неизвестно, мыслят ли эти невротически углубленные в себя люди на самом деле? Чувствуют ли они, как утекает время, как его волны прикасаются к их коже? Насколько я мог заметить, нет. Одни писали бесцельные и наивные презентации в PowerPoint, не отрываясь от Facebook и Twitter, другие отправляли вызывающие сожаление фотографии огромных бисквитов своим знакомым в Snapchat и Instagram. Большинство из них в основном рассеивали информацию, а не получали ее, и занимались тем, что хорошо информированный и озадаченный писатель Кристофер Лэш однажды назвал «трансцендентным самокопанием».

Немного ранее появились статьи, в которых обсуждалось, на что оказалась способна цифровая революция, в частности говорилось о том, что торможение роста производительности труда в США, похоже, совпадает с широким распространением персональных компьютеров. Как отметил американский экономист Роберт Солоу, «компьютеры проникли повсюду, кроме статистических данных по эффективности».

То есть, была масса тем для обсуждения. В тот момент мне хотелось встать и заорать: «Я адски зол и не собираюсь больше это терпеть![5]5
  Цитата из американского кинофильма «Телесеть» (Network) 1976 года, едкой сатиры на американское телевидение. В оригинале фраза звучит так: I’m mad as hell, and I’m not going to take this anymore!


[Закрыть]» – но, боюсь, меня бы вряд ли услышали и поняли.

Возможно, именно наш уход в себя объясняет, что в какой-то момент мы начинаем возмущаться парой из Южной Кореи, уморившей голодом свою дочь, а потом напрочь забываем о ней, переключившись на что-то другое. Наша память стирается мелочами повседневного цифрового существования.