Текст книги "Ловец Чудес"

Мы вошли в большую залу, освещенную по меньшей мере сотней ламп. Их искусственный свет больно резанул по глазам; я зажмурился, стараясь сдержать слезы, и налетел на кого-то.

– Осторожнее, парень! – Меня подхватили сильные руки, я чудом сумел устоять на ногах и даже не уронил поднос. – Что это у тебя? Улитки? Обожаю улиток.

С трудом открыв глаза, я увидел бритый череп и насмешливую улыбку Филиппа. Мои внутренности мгновенно ссохлись, на лбу выступил пот, а руки задрожали так, что многострадальные улитки начали подпрыгивать на блюдцах.

– И-извините, – выдавил я.

– Да ладно, парень, с кем не бывает. Я тоже в шоке от этой иллюминации: слепит глаза, как фары кеба! – Филипп громко расхохотался.

Какого черта происходит? Что он здесь делает?!

Филипп сгреб с подноса сразу трех улиток и удалился, пританцовывая, к группе молодых мужчин. Я подошел к Йозефу и спросил:

– Кто это?

– Друг герра Коха, я слышал, что он приехал на юбилей из Америки. Это ж как надо любить старика, чтобы потратить столько времени на дорогу?

Филипп не потратил ни минуты на путешествие, о, я в этом уверен. Проклятый громила воспользовался услугами нашего общего знакомого – беглеца из Гильдии Пожирателей Времени. Но зачем?

В нашу первую встречу мне хватило ума понять, что человек, отправивший нас к Карпатам, работал на себя, а не на Гильдию. Орден Ловцов водил с Пожирателями Времени давнюю дружбу, тогда как Охотникам приходилось довольствоваться лишь беглецами и предателями. Немногим удавалось покинуть Гильдию и выжить: старейшины хранили свои секреты и не раскрывали их кому попало. Даже Ловцы с трудом представляли, как именно Пожиратели Времени открывают порталы. Ходили слухи о жертвоприношениях, кто-то говорил, что Пожиратели – каннибалы и поедают человеческие языки, но я не верил в это. Возможно, зря. Люди, познавшие тайны перемещения, никогда не разговаривали; Ловцы предпочитали не задавать им вопросов. Никто не хотел знать, что скрывается под бесформенными балахонами; никто не пытался выпытать секреты Пожирателей, потому что расплатой за любопытство могла стать смерть.

Мои размышления прервал громкий возглас:

– А вот и он! Ну-ка, иди сюда, старый ты черт!

Филипп, натужно кривляясь, кинулся к вошедшему в зал мужчине и сгреб его в охапку. Тот широко улыбнулся, ответил на объятия и, схватив бокал с подноса проходящей мимо официантки, зычно крикнул:

– Наконец-то я собрал вас всех в одном месте! Будь я проклят, если не скучал по вашим постным рожам!

Кажется, от изумления я открыл рот. И это мои манеры смутили Диану?!

– Что за похоронный марш играют на террасе?! – громко возмутился герр Кох. – Пусть найдут в своем репертуаре что-то поживее или проваливают отсюда!

Хозяин дома оказался не только грубияном, но и полным невеждой в музыке – ну какой похоронный марш в ре мажоре? Маленький оркестр на террасе и так играл нечто жизнеутверждающее и бодрящее, но этому мужчине, похоже, подойдут только кабацкие песнопения пьяных бардов.

Получив задание, я представлял себе старика, который прозябает в ветхом доме с кучкой друзей по шахматам. Но Ганц Кох оказался скорее скандинавским полубогом. Высокий, с идеальной выправкой военного, он возвышался над всеми гостями минимум на полголовы. Его длинные седые волосы были завязаны в косу, на лице – ни одной лишней морщины. На его фоне другие мужчины выглядели обрюзгшими и рано постаревшими.

– Ему шестьдесят?! – прошипел за моей спиной Йозеф. – Не может быть!

Во мне проснулись сомнения. Неужели все это просто совпадение? И Филипп появился здесь случайно, и старик оказался вовсе не стариком, а, не побоюсь этого слова, воином, шагнувшим в этот мир прямо из Вальхаллы?

Когда всех улиток съели, я вышел из зала и попытался улизнуть, но на лестнице меня поймала Диана. Едва сдержавшись, чтобы не ударить ее подносом, я обернулся и язвительно сказал:

– Снова заблудился.

– Только попробуй что-то украсть, – пригрозила она. – Возвращайся в зал!

– Улитки закончились.

– Тогда иди и возьми что-то другое.

Чем ближе был закат, тем лучше я себя чувствовал. Сейчас во мне нашлось бы достаточно сил, чтобы вступить с ней в словесную перепалку, но, боюсь, мы закончили бы дракой.

После неудавшейся попытки побега мне пришлось пережить несколько мучительных часов в обществе Йозефа, прислуживая гостям за столом. В Ордене меня обучили этому, поэтому справился я лучше прочих.

Герр Кох хохотал, громко разговаривал и отпускал сальные шуточки, вспоминая всех женщин, которых ему довелось повидать на своем веку. Как мне удалось понять из разговора, многие гости сопровождали его в путешествиях, о которых, кстати, не было ни слова в документах, полученных мной от Ордена.

Когда гости в достаточной мере напились, я все-таки сумел выскользнуть из зала незамеченным. Тенью метнувшись наверх, я вошел в первую попавшуюся дверь и бесшумно закрыл ее за собой. Хорошо, теперь нужно искать… Если бы я знал, что именно! Кох мог организовать тайник буквально где угодно! Не в моих правилах сдаваться, но это задание казалось невыполнимым.

Думай, думай!

Я умудрился забрести в библиотеку – высокие шкафы подпирали потолок, к одному из них была приставлена лестница. Такого количества книг я не видел даже в доме Теодора.

Я бесшумно обшарил каждый угол, проверил полки на предмет скрытых рычагов – ничего. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я вышел в коридор и открыл следующую дверь. Если так пойдет и дальше, я просто не успею отыскать артефакт.

Проверив три гостевые спальни и крошечный кабинет, я начал подозревать, что поступил глупо с самого начала: если человек хочет что-то спрятать, он пытается это закопать, то есть нужно было начинать с подвала, а не со второго этажа. Внизу меня наверняка уже ищут. Удивительно, что Диана все еще не устроила переполох. Музыка заглушала все звуки, доносящиеся из столовой, мой слух не мог уловить ни голосов, ни стука приборов.

И вдруг дверь открылась. Я попытался спрятаться в тени портьеры, но не успел: Кох ударил кулаком по выключателю – и комната озарилась ярким светом.

– Выходи, – скомандовал мужчина.

– Я заблудился, клянусь, я…

– Выходи, Ловец, – без тени раздражения повторил он.

Невидимые тиски сдавили горло, мне ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Пытаясь сохранять спокойствие, я выбрался из укрытия, перешагнул порог комнаты и с ужасом понял, что вдоль стен коридора выстроились все гости, приглашенные на торжество. Среди них я увидел Диану – она сменила форму горничной на простой костюм и сверлила меня взглядом.

– Нашел то, за чем тебя отправили? – осведомился Кох.

– Нет, – признался я.

– Не там искал.

– Нужно было начинать с подвала?

– Почти.

Наша мрачная процессия спустилась на первый этаж и двинулась по узкому коридору. Хозяин дома открыл дверь, ведущую в винный погреб, и я мысленно выругался.

– Все гениальное просто, верно? – Кох будто читает мои мысли. – Мы сразу отправили тебя сюда, а ты даже не понял, насколько близок был к Проклятому Дитя.

– Нюха на проклятые безделушки у меня, к сожалению, нет, – вяло огрызнулся я.

Ганц Кох потянул на себя одну из бутылок – и соседний стеллаж отъехал в сторону. Он жестом предложил мне войти первым, и я, как агнец, послушно нырнул в темноту.

Мы недолго шли по коридору, затем Ганц обогнал меня, щелкнул замок, и я увидел свет.

По периметру полукруглой комнаты были расставлены витрины, шкафы и стеллажи. Почти все они пустовали, но на некоторых полках стояли незатейливые сундучки и шкатулки. Единственная лампа под потолком давала слишком мало света, чтобы я мог в деталях что-то рассмотреть.

– Подойди. – Кох поманил меня к себе.

Гости встали полукругом, а в центре оказались я, хозяин дома и высокая подставка, на которой покоилась совершенно обыкновенная деревянная шкатулка. Выглядела она настолько непримечательно, что, если бы мы не находились под землей, мне бы и в голову не пришло искать артефакт в ней.

– Что тебе известно обо мне? – спросил Кох.

– Что вы овдовевший плотник, который внезапно разбогател, – нехотя ответил я.

– Внезапно… Идиоты из Ордена так и не научились обучать своих информаторов. Посмотри на эту вещицу, парень. Что ты видишь?

– Деревянную шкатулку.

– Присмотрись к ней внимательно.

Я искренне попытался увидеть больше, но заметил только тонкую руновязь, искусно вырезанную на крышке.

– Ганц Кох разбогател не «внезапно». Я придумал способ запечатывать проклятые артефакты в ларях из благословенного древа Сахаби.

– Древесина фисташкового дерева? – Я нахмурился. – Так вот почему…

– Да. Проклятое Дитя мне оставил его последний владелец, он так боялся за свою жизнь, что не стал забирать шкатулку. Он же упомянул меня в завещании, – сообщил Кох. – Бедняга умер через три месяца после нашей последней встречи.

Я медленно обернулся и вгляделся в суровые лица людей, окруживших нас. Филипп смотрел на меня волком, так же как остальные.

– Вы все – Охотники, – выдохнул я. – Все до единого.

– Мы не просто Охотники, мы – хранители проклятых артефактов. И мы не позволим Ловцам снова выпустить в мир чудовищную силу, заключенную в этих вещицах, – громко сказал Кох.

– В Ордене знают, кто вы? – спросил я.

– Знают.

Земля ушла из-под ног, я зашатался, но никто из присутствующих даже не попытался мне помочь. Значит, Орден предал меня, бросил прямо в пасть Охотникам. Они точно знали, что достать Дитя я не смогу. Но, погодите-ка…

– Вы убьете меня?

– Мы охотимся на Чудовищ, – спокойно сказал Ганц. – А ты всего лишь вор.

– Но вы показали мне хранилище. Вы…

– И что ты сделаешь? Расскажешь об этом Куратору? Валяй. А что сделает он? Вы трусы, у вас не хватит духу заявиться сюда и попытаться нас убить, чтобы отобрать артефакты. К тому же я единственный, кто способен сдерживать их разрушительную мощь. Ловцы не убьют меня, более того, если я закопаю тебя на заднем дворе, никто из них и бровью не поведет. Не на той стороне воюешь, мальчик.

– Ты не первый вор, который пытается выкрасть Дитя, – сказала Диана. – Я переловила десяток таких, как ты, и вышвырнула вон. Может, однажды Орден поймет, что вы всего лишь назойливые мухи.

– А еще ты испортил мне праздник. – Ганц Кох ласково провел пальцем по крышке шкатулки. – Но я все равно отпущу тебя. Уходи и подумай о людях, которые отдают тебе приказы. Они собирались выпустить в мир ужасное проклятие, которое неминуемо убивает каждого, в чьих руках оказывается Дитя. Все смерти были бы на твоей совести, мальчик. – Он повернулся к собравшимся. – Пусть Пожиратель откроет дверь в Лондон, больше ему здесь делать нечего.

Я недоверчиво уставился на Коха, затем перевел взгляд на остальных Охотников. Они расступились, освобождая проход. На их лицах застыли уверенность и презрение. Под их взглядами я чувствовал себя как муравей под увеличительным стеклом.

От Охотников отделился угрюмый мужчина. Он взялся за ручку двери, резко распахнул ее – и за ней оказался задний двор моего лондонского дома. Я ощутил знакомые запахи, услышал привычный соседский шум и, кажется, повернулся к Ганцу Коху, чтобы что-то сказать. Но внезапно мир передо мной померк, превратился в зияющую черную дыру, в которой то и дело вспыхивали алые пятна.

Прежде чем упасть, я сказал:

– Мне очень плохо.

Глава 9

Пробуждение оказалось внезапным и болезненным. Каждая мышца горела огнем. Долгое время я просто лежал на спине, не в силах даже перевернуться. Меня била мелкая дрожь, горло перехватил спазм, каждый вдох давался с трудом. Тошнота, слабость, лихорадка – не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы открыть глаза и понять, что вокруг кромешная тьма.

К и без того скверному самочувствию прибавился страх. Я попытался сесть, но врезался во что-то лбом. Выругался, попытался вытянуть руку – и тут же наткнулся на деревянное нечто, нависшее надо мной. Меня прошиб холодный пот. Медленно, едва справляясь с болью в окаменевшем теле, я начал разводить руки в стороны и почти сразу нащупал стенки ящика.

Они попытались от меня избавиться! Проклятые Охотники солгали мне и все-таки попытались убить! И где я теперь? Заперт в одном из подвалов Коха?

Проклятие! Что делать? Как выбраться?

От страха закружилась голова. Я все-таки попался, как одно из Чудес, на которое охотился сам. Вот она, расплата, карма, если угодно. И Филипп! Предал, подставил, наверняка это он выдал меня Коху! Не будь здесь так душно, я бы… Я бы наверняка…

Наверное, я уснул, потому что, проснувшись во второй раз, почувствовал себя значительно лучше. Тело перестало болеть, мысли стали ясными и упорядочились. Недолго думая, я начал колотить в крышку ящика, прилагая все имеющиеся в запасе силы. Очень скоро одна из досок треснула – и я почувствовал, как что-то упало на лицо. Какого…

Я заплакал от ужаса. Даже в самые темные дни со мной не поступали так скверно.

Земля. Я растер в пальцах рыхлый комок и зажмурился. Этого не может быть, верно? Не могли же они… Нет, однозначно не могли. Они Охотники, но ведь ничто человеческое им не чуждо. Неужели они могли похоронить меня заживо?!

Жаль, я не знаю ни одной молитвы. В таком положении остается только взывать к Господу и надеяться, что он существует.

Через сломанную доску внутрь продолжала сыпаться земля. Я закрыл отверстие ладонью и попытался взять себя в руки.

Воздух в ящике еще остался, значит, лежу я здесь не так давно. Если дождя на поверхности не было, земля должна быть свежей и рыхлой. Можно попробовать сломать крышку и, заталкивая излишки земли внутрь ящика, выбраться на поверхность.

Приободрившись, я начал расстегивать рубашку. Немалых трудов мне стоило обвязать ее вокруг головы, чтобы защитить лицо от земли и пыли. Похоже, на поверхности наступила ночь – сил у меня прибавилось, болезнь отступила. Исполненный уверенности, я принялся колотить по крышке руками и ногами. Дерево поддалось быстро, земля начала падать сначала на ноги, а затем и на лицо. Я сделал несколько взмахов руками, словно пловец, утрамбовывая ее в освободившееся пространство, и резко сел. Продолжая работать руками и ногами, начал пробираться вверх, стараясь не думать о комичности своего положения. Почему-то вспомнилась басня о лягушке, взбившей молоко в масло, чтобы выбраться из кувшина.

Наполненный необъяснимой силой, я, наконец, отбросил в сторону последний ком земли и кожей ощутил прохладный ветерок. Рассмеявшись сквозь слезы, сделал еще несколько неловких гребков, подтянулся и вцепился пальцами в землю на поверхности.

Еще немного, еще совсем немного…

Зарычав, я подтянулся и выбрался из могилы. Из горла вырвался истерический смех, гомерический хохот, столь неуместный в моем положении. Отсмеявшись, я перевернулся на спину, стащил с головы рубашку и уставился в темное небо, частично заслоненное деревьями.

Я жив. Все еще жив.

Встав, я подошел к могиле и поежился – сомнений нет, Охотники меня похоронили. Только зачем, интересно, они воткнули палку вместо креста и повесили на нее венок? Им стоит научиться скрывать свои преступления.

Рубашка была безнадежно испорчена, но лучше выйти к людям в грязной одежде, чем совсем без нее. Застегивая пуговицы, я обнаружил на перемазанной грязью ткани кровавые разводы. Озабоченно ощупав себя, заключил, что ран на мне нет, только прекративший зудеть укус на шее, так что если это действительно кровь, то не моя. Тогда чья? Что вообще произошло в подвале?

Какое-то время я медленно брел по лесу, ориентируясь на звуки автомобилей и голоса людей. Звучали они приглушенно, будто бы издалека, и сколько бы миль ни оставалось позади, ближе не становились. Луна стояла высоко над головой, когда я, наконец, выбрался из леса на дорогу. Судя по огням на горизонте, там находится город. Где я?

Я шел вперед с несвойственным мне упрямством. Казалось, ничто на свете не способно остановить меня. Все, чего я хотел, – уйти подальше от леса и могилы, в которую меня положили.

Моя могила. Моя.

Какая-то часть моего разума никак не могла поверить в то, что произошло. Как же легко человек может сойти с ума! Ужас накатывал волнами каждый раз, когда я опускал глаза и видел грязные разводы на рубашке.

Я побежал.

Опомнился уже в городе и с удивлением отметил, что луна почти не сдвинулась с места. Как же так? Город был очень, очень далеко. Как я…

Попытался вспомнить свой путь и не сумел. Вот я иду вдоль дороги, вот бросаюсь вперед – и вдруг, по щелчку, оказываюсь на темной городской улице.

– Какого черта?! – заорал я.

Мне никто не ответил. Жители уже спали, а те, кто все еще бодрствовал, предпочли сделать вид, что ничего не слышали.

Старые особнячки на окраинах Лондона ни с чем не спутать. Выходит, Охотники все же протащили мое бесчувственное тело сквозь портал. Но зачем? Чтобы усложнить мои поиски? Чтобы Орден не сумел найти доказательств моего убийства?

Я снова побежал. Дома вокруг превратились в размытые пятна с яркими всполохами подсвеченных изнутри окон. В теле кипело столько силы, будто я вот-вот взлечу, будто стоит мне подпрыгнуть, как неведомая сила вознесет меня к небу.

Если бы я был уверен, что Куратор сидит в своем дорогущем кресле в главном здании, точно не поленился бы заглянуть к нему и выяснить, за какую провинность Орден решил отправить меня прямо в логово Коха. Обида душила, как затянутый петлей шарф. Все эти годы я старательно взбирался по карьерной лестнице, чтобы быть брошенным в пасть Охотникам. Быть может, в Ордене узнали о нарушенном мной Непреложном Правиле? Тогда почему просто не убили, а предпочли наказать?

Я сам не заметил, как добрался до знакомого района, пронесся через дворы и, перепрыгнув через три ступени перед крыльцом, ворвался в дом. Внутри было темно и тихо; судя по запаху, сюда никто не приходил.

Я с отвращением сорвал с себя рубашку и бросил на пол. По пути на второй этаж расстегнул брюки и попытался выбраться из них на ходу. Все провоняло свежей землей и кровью, меня тошнило от этой вони.

Мне казалось, ничего хуже со мной уже не произойдет, но то, что я обнаружил в ванной, повергло меня в ужас, растоптало, уничтожило. В отражении большого зеркала я увидел свою дорогую ванну, деревянную стойку с полотенцами, шкафчик с чистым бельем, флакон с душистым мылом и прочие мелочи. Единственным, что не отразило зеркало, был я.

Наверное, я умер, и все это – агония мозга, последние образы, всплывающие в сознании перед смертью. Так ведь бывает, верно? Ощущение, будто я рассыпался сотней осколков. На деле же я просто осел на пол и схватился за голову.

Больше бежать было некуда. Неделю мне удавалось обманывать себя, делать вид, что я ничего не понимаю, но теперь, выкопав свое окоченевшее тело из могилы, нужно признаться хотя бы себе в том, что мерзкие мухи из склепа заразили меня проклятием крови. С самого начала я подозревал это. Так сложилось, что Господь наделил меня пытливым умом и трусливым сердцем. Просто знать было недостаточно, мне нужны были такие доказательства, которые я не мог опровергнуть. И вот они, пожалуйста: я не вижу своего отражения, не ем уже несколько дней, засыпаю, как только встает солнце, и стал намного сильнее, чем другие люди. Выбраться из ямы глубиной шесть футов человеку почти не под силу. А мои руки разгребали грязь, словно воду. А еще я не задохнулся.

Прижав ладонь к груди, я в страхе замер. Минута, две, черт знает сколько времени прошло, прежде чем я смирился с тем, что сердце не бьется. Более того, задержав дыхание, я не ощутил дискомфорта. Выходит, там, в могиле, я просто-напросто не дышал и сам этого не заметил.

– Но как же… – пробормотал я. – Это ведь невозможно!

Разум и сердце боролись во мне, грозясь разорвать на части. Я чувствовал, что со мной произошло нечто ужасное, но не мог понять и принять этот факт.

Я снова прижал руки к груди и принялся молиться, игнорируя то, что всю жизнь обходил стороной дома Господа и никогда не подавал на постройку церквей. Если высшая сила существует, если Бог есть, то он должен уничтожить меня прямо сейчас или позволить моему сердцу удариться о ребра! Всего один удар – и я забуду все, что произошло, сделаю вид, что забыл о могиле, о пролетающих мимо домах, о том, как я разрезал собой ночной город, выпущенной стрелой пронзая темноту.

Но Господь снова промолчал. Как и мое сердце.

Опустошенный, вывернутый наизнанку, я на коленях выполз из ванной и забрался в постель. Не было сил даже на то, чтобы смыть с себя кровь и грязь. Если повезет, если проклятая Фортуна будет милосердна, утром я просто не проснусь.

Утром, кстати, я действительно не проснулся.

Зато проснулся вечером, едва солнце скрылось за соседними домами.

Не знаю, что за сила заставила меня подняться, но я словно восстал – полный сил и энергии. Воодушевление, одухотворенность, страсть и необъяснимое жизнелюбие закружили меня в пестром хороводе. Но вскоре я опомнился. Увидел свои серые руки и землю под ногтями, грязное постельное белье и вспомнил, что еще вчера лежал в сырой могиле.

Взбесившись, я содрал с кровати постельное белье, скомкал и, топая ногами, спустился в прачечную. Набрал воды в таз, поставил в него ребристую доску и принялся остервенело тереть простыню, намереваясь избавиться от следов несостоявшегося погребения. Решив, что с пятнами покончено, я достал скомканную ткань, развернул ее, чтобы повесить, и обнаружил огромную дыру прямо в центре.

Не рассчитав силы, я просто протер простыню насквозь.

– Проклятие!

Игнорировать произошедшие со мной изменения становилось все сложнее, еще и проклятый голод, накатывающий волнами! Он так силен, будто я не ел несколько дней.

Хотя, если вспомнить, так оно и есть.

Я оставил испорченную простыню на полу в прачечной и, продолжая громко топать, пошел на кухню, где наскоро соорудил себе сэндвич из зачерствевшего хлеба и джема. Нарочито громко дыша, я сел на стул и впился зубами в напоминающую наждак мякоть, оторвал кусок и принялся жевать.

Тошнота появилась после первого же проглоченного куска. Меня скрутило, я упал на пол, принялся натужно кашлять и кашлял до тех пор, пока не исторг из себя мерзкий комок слюны, смешанной с джемом. От этого зрелища стало до того противно, что я отполз в сторону и прикрыл глаза, искренне надеясь, что учиненный мной беспорядок исчезнет сам собой.

Нужно что-то предпринять, отправиться в библиотеку Ордена и выяснить все, что известно о проклятии крови и его последствиях. Слово «вампир» лезвием гильотины висит над моей головой, но я упорно не желаю его замечать.

Часы пробили восемь раз. Что ж, рабочий день закончился несколько часов назад, Ловцы наверняка покинули главное здание, а значит, самое время наведаться в архив.

Стараясь не смотреть на комок слизи на полу, я выскользнул из кухни и опрометью бросился к лестнице. Мои движения слишком порывисты – я это понял, случайно разорвав рубашку, которую хотел надеть. Пришлось успокоиться и сосредоточиться на расстегивании пуговиц. Стоило мне задумать и начать делать что-то машинально, как происходил маленький бардак.

Кое-как собравшись, я вышел из дома и воровато огляделся. Поздно вспомнил, что не умыл лицо и вообще не знаю, как оно выглядит после всего, что со мной случилось. Зеркала, как стало понятно еще вчера, больше не желают отражать меня.

Впрочем, по пути я заметил себя в стеклянной витрине булочной и так обрадовался!

Лицо осунулось и приобрело восковую бледность, лихорадочный блеск глаз только подчеркивал общий изможденный вид. Однако в целом я выглядел как обычно, белки не налились кровью, да и грязных разводов на коже не было. Повинуясь внезапному порыву, я оттянул верхнюю губу и тут же зажал рот рукой. Попятился, налетел на пожилого джентльмена, рассыпался в извинениях и бросился прочь, расталкивая прохожих.

Из верхней десны совершенно точно показался зуб, прямо как в детстве, когда молочные сменяются коренными. Вот только лишний клык прорезался сверху, совсем не там, где должны быть обычные человеческие зубы. Я осторожно провел языком по десне и обнаружил, что второй вот-вот прорежется с другой стороны.

Будь прокляты Коллекционер и Филипп! Я превращаюсь в монстра, и деньги, лежащие в банковской ячейке, не могут остановить эту ужасную метаморфозу.

Пока я торопливо шагал по улице, то и дело налетая на прохожих, подленький голосок в голове услужливо напоминал, что в свалившихся на мою голову бедах виноват один единственный человек – Арчи, черт бы меня побрал, Аддамс. Вернее тот, кто скрывается под его именем. «Если бы не твоя жадность, – шептал голос, – ты бы проводил время с Деборой, ходил бы с ней в рестораны и на выставки, но теперь все пропало. Тебя не отражают зеркала, твои зубы… Однажды ты тоже превратишься в рой жирных кровавых мух».

Я схватился за дверцу кеба и дернул ручку. Автомобиль покачнулся, водитель обернулся и уставился на меня. К его нижней губе прилипла сигарета. Мужчина попытался что-то сказать, но вместо этого только открывал и закрывал рот.

– Ваша сигарета вот-вот упадет на сиденье. – Делая вид, что ничего не произошло, я забрался в салон. – Вы свободны?

Водитель кивнул. Пепел упал на обивку.

Я назвал адрес и прижался к дверце, опасаясь, что водитель посмотрит в зеркало заднего вида и будет страшно удивлен, не обнаружив в нем моего отражения. Попасть в автомобильную аварию в мои планы не входило.

Я приложил массу усилий, чтобы аккуратно закрыть дверцу кеба. Водитель смотрел на меня выжидающе, будто боялся, что от хлопка машина перевернется. Что-то внутри подсказывало: я могу это устроить.

Проводив взглядом петляющий кеб, я поправил одежду и направился к зданию. Главное – сохранять спокойствие, тогда охрана ничего не заподозрит. Прежде я никогда не посещал архив и библиотеку Ордена, но разве угрюмые типы у входа знают об этом? Или же…

На лбу выступил пот.

«Это паранойя, – успокаивал меня внутренний голос, – ты просто сходишь с ума».

Ноги стали ватными, но я упорно продолжал подниматься по лестнице. Ступень, еще одна, вот сейчас, сейчас один из громил в костюме спросит, кто я и куда направляюсь, а я отвечу, что это не его дело, и, если он продолжит настаивать, разобью ему голову, а затем вцеплюсь в горло его напарника.

– Хорошего вечера, сэр.

– Арчи Аддамс, но это не ваше… – Я замолчал. – Спасибо.

Громила открыл дверь, пропуская меня в здание. В горле застрял ком размером с апельсин. Если я продолжу так странно себя вести, любой Ловец поймет: со мной что-то не так. С тем же успехом можно просто повесить на шею табличку с надписью «Я заражен кровавой чумой» и встать у входа. В конце концов меня убьют или Ловцы, или Охотники.

В противоположной стороне от основных лифтов находилась скромного вида дверь с табличкой: «Служебное помещение». О том, что за ней спрятан спуск в подвал, знали только члены Ордена. Впрочем, «подвал» – слишком простое слово, когда дело касается четырех подземных этажей с залами для собраний, библиотекой и комнатами отдыха, но Ловцы привыкли использовать его, чтобы не вызывать интереса у любопытствующих.

По пути на минус третий этаж я не встретил ни одной живой души. Ловцы никогда не славились любовью к работе, а уж в архивы нас не загнать даже палками. В прошлом году Куратор нанял двенадцать человек, работа которых заключалась в том, чтобы находить необходимые документы и поднимать их наверх – вот настолько мои коллеги презирали работу с бумагами. Все хотят быть авантюристами и героями, роль книжных червей им не по вкусу.

Дверь библиотеки бесшумно открылась, я замер на пороге и прислушался – никого. Слух уловил какие-то шорохи, но, скорее всего, это были крысы. В огромном помещении не пахло людьми, только бумагой и плесенью. Архивариус плохо следит за сохранностью книг, стоило бы сказать ему об этом.

Несмотря на твердую уверенность в том, что в библиотеке никого нет, я крался между стеллажами, стараясь производить как можно меньше шума. Хотелось бы сказать, что мое сердце колотилось как безумное, но нет – оно словно обратилось в камень.

Еще дома я решил, что начну с медицинской секции. В конце концов, кровавая чума – это болезнь, верно? Более распространенные названия «проклятие крови» и «вампиризм» я предпочел игнорировать.

Я снял с полок несколько увесистых томов, положил на пол и сел рядом, надежно спрятавшись в тени стеллажа. Если кто-то войдет, у меня будет возможность остаться незамеченным.

Первый справочник оказался написанным от руки – писарь обладал каллиграфическим почерком непередаваемой красоты. Я с жалостью отметил, что страницы пожелтели от времени, а уголки рассыпаются под пальцами.

Вскоре стало понятно, что я ошибся с выбором книги: автор писал только про чуму, не скупясь на описания гниющей плоти, – и меня начало мутить. Голод вновь напомнил о себе, но я все еще не имел ни малейшего понятия о том, чем его утолить.

«Ты знаешь», – ехидно произнес внутренний голос.

Отложив книги, я поднялся на ноги и пошел вперед, разглядывая корешки разномастных изданий. Некоторые выглядели новыми, другие – настолько ветхими, что брать их в руки было попросту страшно. Интересно, у Ордена есть собственная типография? Кому Куратор мог доверить печать сакральных текстов?

Я глубоко вдохнул и постарался прогнать прочь неуместные мысли. Нужно сосредоточиться на поиске; в том, как расставлены книги, есть какая-то система, нужно только понять, как архивариус…

У дальней стены я разглядел высокий стеллаж, закрытый стеклянными дверцами. Между ручек висел внушительных размеров замок, и будь я проклят, если там не хранились самые важные книги и документы. Но где же ключ?

Поддавшись малодушному порыву, я сжал замок в руке и дернул, почти не прилагая усилий. Несколько звеньев цепи лопнули и упали на пол.

– Ну и что ты наделал? – спросил я себя и с сожалением уставился на обломки замка.

Глупец! Теперь скрыть следы своего визита не удастся. Как только архивариус увидит этот бардак, он отправится к охране, а те, в свою очередь, с удовольствием расскажут ему о моем визите.

Начав творить глупости, остановиться бывает трудно. Чувствуя себя мальчишкой, я снял цепь с ручек и забросил на самый высокий стеллаж вместе с обломками замка. Вот так. Старику туда ни за что не достать, пусть считает, что сам забыл запереть шкаф. Гордость не позволит ему признаться начальству, что склероз окончательно доконал его, и дело, возможно, замнут.

По крайней мере, я понадеялся на это.

Подрагивающими от волнения руками я открыл дверцы. Все здесь оказалось в беспорядке: книги были свалены на полках, из-под них торчали листы бумаги, исписанные неразборчивым почерком. Огарки свечей, сточенные до основания карандаши, чернильница с засохшим содержимым…

Я провел пальцами по пыльной полке и горько вздохнул – кто-то искал в этих книгах что-то важное, и, судя по всему, довольно давно. Интересно, нашел ли он ответ на свой вопрос? И найдется ли ответ на мой?