Текст книги "In the Mood, или незабытая мелодия"

Ирина ХУТИНЕЦ
г. Чаковец, Хорватия

Утро. Чарующие нежные лучи солнца в прозрачном звенящем воздухе. Настроение просто музыка Грига. Стаканчик сока дополняет идиллию.

Та-та-та-там! Стук в дверь. Очнувшись из медитативного состояния, тут же перехожу в настроение тревожной музыки Бетховена. Непричесанная, ещё в халате, делаю Героическое усилие над собой. Патетически открываю дверь.

На пороге соседка Нина:

– Зашла пригласить на бал Маскарад.

Из приоткрытой двери её квартиры доносились загадочно-прекрасные звуки Вальса. 54 минуты Нина рассказывала, как будет всё замечательно у Хачатуряна.

– Прошу ко мне! Картинки с выставки вчера привёз. – выглянул Петрович из 1874 квартиры – получите незабываемое созерцательное настроение Мусоргского.

– Вечером, вечером прошу ко мне. Расскажу Вам симфоническую сказку «Петя и Волк». Очень полезное настроение Прокофьева на сон грядущий! – присоединился Сергей из 1936 квартиры.

Добрые, интересные соседи. Однако у меня сегодня совсем другое настроение:

– Нет, нет! Спасибо! Сейчас Июнь и время покачаться на волнах в миноре Чайковского. А вечером у меня вязание. Плету полифонию Баха, узоры получаются успокаивающие.

Ольга ВЕРБОВАЯ
г. Балашиха, Московская область

До конца декабря оставалась всего неделя, а новогоднего настроения не было от слова совсем. А ведь сейчас я могла бы стоять в белом платье рядом с Иваном, обмениваться с ним кольцами под марш Мендельсона, слушать поздравления от родителей, друзей, бросать через плечо свадебный букет…

Впрочем, я не жалела, что отказала жениху. За неделю до того, как мы должны были стать мужем и женой, я нашла в сети видеозапись разгона митинга на Болотной. Конечно, я знала, что Иван работает в ОМОНе. Но когда я увидела, с каким остервенением он лупит дубинкой лежащего на асфальте паренька… При этом на его лице было столько злобного удовольствия от торжества грубой силы! Всю ночь я не сомкнула глаз, думая о том, смогу ли я жить с таким человеком? Но ни разум, ни сердце так и не сказали «да».

Услышав, что свадьбы не будет, Иван словно с цепи сорвался: кричал, что я ни рыба ни мясо, а ещё чего-то выкобениваюсь, угрожал выложить в сеть мои интимные фотки и ославить меня так, что последний алкаш подойти побрезгует.

Он действительно рассказал всем знакомым, будто я от него гуляла направо и налево. Теперь на меня косятся как на развратную особу. Родителям это неприятно – они во всём винят меня: мол, из-за моего легкомыслия люди шушукаются. Собственно, желание убежать хоть на день от их бесконечных упрёков и заставило меня принять приглашение на концерт в галерее «Нагорная». Когда я в пятницу ехала с работы в автобусе, девушка, сидевшая радом со мной, неожиданно спросила:

– Не хотите в воскресенье на концерт Кальмана? А то у меня пригласительный есть – со скидкой. Хотела пойти, но такие дела – бабушка в больницу попала, надо к ней съездить…

До этого я и фамилии такой не слышала, однако в воскресенье, когда пришла на концерт, с некоторым удивлением открыла, что знакомая с детства оперетта «Сильва» – его творение.

Зал галереи был небольшой. На переднем плане, перед тремя закрытыми жалюзи окнами располагался рояль. Позади рядами стояли три десятка стульев. Когда я пришла, народу было уже предостаточно, однако мест, к счастью, ещё хватало.

И вот блондин-ведущий представил первого выступающего – стройную девушку в роскошном платье, с чёрными, собранными в пучок волосами. Она исполняла роль Сильвы из «Королевы чардаша». Её удивительный голос звучал, словно колокольчик. Ещё интереснее было содержание оперетты. Певица из кабаре Сильва не была легкомысленной, как привыкли считать. «Сердце у нас есть, друзья. С ним играть нельзя!» – пела девушка, заступаясь за своих подруг, ибо не было отбоя от кавалеров, которые приходили в кабаре с несерьёзными намерениями. «Сколько громких слов звучало! Как их мало сбылось!». Кажется, я помнила Сильву, помнила её жениха Эдвина, с которым её разлучили обстоятельства и случайное недоразумение. И помнила, что всё закончилось хорошо – влюблённые в итоге снова оказались вместе.

А вот и графиня Марица приехала в родные места, где появилась на свет и жила до замужества. Героиню оперетты выдали замуж совсем юной – за человека, который её обижал. Поэтому вдовство стало для неё не горем, а скорее счастьем – надеждой встретить настоящую любовь.

 
Ах, если б в этой песне страстной
Жизнь отдать мечте прекрасной,
Сердце своё отдать!
Хоть раз изведать власть любви без края,
Ярко вспыхнуть и, сгорая,
Счастье всей душою познать.
 

Не менее любопытной показалась мне история «Принцессы цирка» – молодой богатой женщины, которая вышла замуж за циркача по прозвищу Мистер Икс, не подозревая, что он племянник её покойного мужа.

 
Кумир мой, кумир мой,
Как дорог ты мне!
Мечта сбылась,
Любовь зажглась,
Мы вместе сейчас!
 

Никогда раньше не слышала я про оперетту «Фея карнавала». Теперь же вместе со всеми дамами в зале подпевала Александре:

 
Всевышний раньше не делал жен.
Он сам изрядно был поражен.
С тех пор века прошли, но, честно говоря,
Над первой дамой потрудился Бог не зря.
Да, мы прекрасны – в том спору нет.
Об этом знает весь белый свет.
Кто эту истину посмеет отрицать,
Суда всевышнего тому не миновать.
 

Но особенный восторг вызвала Нинон из «Фиалки Монмартра», которую известный композитор посвятил своей жене Вере. Вот, откуда, оказывается, песенка «Карамболина-карамболетта»!

Закончился концерт до обидного скоро – песней Сильвы:

 
Эй, друг любезный, мы живем только раз,
Эй, друг любезный, дорог нам каждый час,
Эй, друг любезный, пусть печаль мчится вдаль,
На нее время тратить жаль!
 

Как она права! Когда мы стали бурно аплодировать артистам, в моей душе для грусти уже и места не осталось. Я точно знала – придёт время, и встретится мне тот единственный, который будет достоин моей любви, с которым я захочу прожить всю жизнь, родить детей, состариться вместе и, если можно, умереть в один день, чтобы ни мне, ни ему не пришлось горевать.

Когда я оделась и вышла на улицу, я уже не стеснялась напевать себе под нос любимый мотив, который теперь знала наизусть:

 
Карамболина, Карамболетта,
Ты пылкой юности мечта.
Карамболина, Карамболетта,
Твоя любовь с моей навек слита.
Улыбкой нежной, чуть-чуть небрежной
Ты сердце каждого пленишь.
Карамболина, Карамболетта,
У ног твоих лежит блистательный Париж!
 

– Девушка, – окликнул меня вдруг приятный мужской голос. Я обернулась. Этого молодого человека я видела на концерте – сидел в последнем ряду.

– Вижу, Вам понравился концерт, – продолжал незнакомец. – А то Вы так улыбались, так аплодировали. Вот я подумал: что если в следующее воскресенье вместе пойти на романсы – сюда же? Я как раз два пригласительных взял.

– Почему бы и нет? – парень мне определённо нравился, равно как и его предложение.

– Кстати, меня зовут Антон.

– Очень приятно! Алина.

– Красивое имя! И Вы тоже очень красивая!

– Спасибо!

– Как насчёт того, чтобы посидеть в кафе, кофейку попить?

Я с радостью согласилась, и вскоре мы сидели за столиком уютной кафешки и болтали о том о сём. Антон оказался очень интересным человеком – хотелось слушать его и слушать, не отрываясь. Но всё же настал момент, когда пришлось сказать друг другу «До свидания».

Домой я возвращалась счастливая. Хотелось обнять весь мир. Сердце стучало часто-часто, с нетерпением ожидая новой встречи. Разум же советовал не торопиться – сначала узнать Антона получше.

И всё же одна невесёлая мысль змеёй закрадывалась мне в душу: не смутят ли Антона слухи, что распускает про меня мой бывший? Впрочем, я её отмела почти сразу. Если человек влюблён по-настоящему, он не станет слушать сплетни.

Владимир ЗАНГИЕВ
г. Страсбург, Франция

Он был художником и мечтал запечатлеть мелодию полыхающего огня, а ему предложили изобразить танцующих танго на фоне отгорающей осени.

Согласно метафизическим законам тонких материй случай воплощения созданной воображением сюрреалистичной иллюзии в виртуальной действительности имеет место быть. Давно известно, что нищий не тот, у кого бренчащий медный звон не отягчает карман, но тот, кто лишён реальной возможности с очевидной вероятностью прикоснуться к мечте.

По мере того, как листья на тополе в парке всё больше окрашивались осенней позолотой, а река времени стремительно уносила своим течением возникающие мгновения всё дальше в прошлое, в художника всё увереннее вселялось убеждение в том, что он читает адресованное лично ему прощальное звуковое письмо уходящей осени.

День был наполнен рассеявшимся солнечным сиянием, и яркие блики на озёрной глади сверкали сыплющимся с неба бриллиантовым каскадом. В складках безукоризненно накрахмаленных облаков, там, где подрумянено со стороны живота, зарождалось что-то таинственное. Ощущение трепетного ожидания наполнило душу.

Вдруг небесный купол словно раскалывается над головой и начинает расслаиваться, эффектно отсвечивая на образовавшемся стыке всеми цветами спектра. Изумительный самоцветный блеск засиял в капельках влаги на свисающих листьях деревьев, заискрился в кронах.

И тут происходит чудо – небосвод окончательно разрешается бременем, в его космической глубине зажигается радуга, как арочный вход в иные миры. Журавлиный клин устремляется в этот проём, затянув прощальную песнь. Под звуки грустной мелодии налетевший ветерок подхватывает кипу нарядных листьев и кружит их в танго по дорожкам аллеи.

Художника посещает дерзкое желание потрясти небосвод, дабы побольше насыпалось лазури в окружающий пейзаж. А осыпавшаяся осколками радуга пусть разноцветными блёстками в снегу воспроизводит зимой мелодию пылающего огня отхлынувшей осени.

Образ осени – это бабочка, поселившаяся в глазах художника. Но глаза есть зеркало души. Значит, у живописца душа была бабочкой. И если душа витает в облаках, покидая приютившее её тело, считается, что хозяин её не от мира сего. Никто не удивляется тогда его уникальной способности воплощать в полотнах живую сущность природы вещей.

Существует версия, будто недобрые силы сторонятся человека с душой-бабочкой. Сейчас бабочка не порхает. Она опустила крылышки и решительно сосредоточена. Она готова погибнуть в полёте к цели – на завораживающую мелодию пылающего огня…

Марина ВАРДАН
г. Ереван, Армения

Рома перечитал email – наконец, напечатали его статью в Physics. Месяцы кропотливой работы в лаборатории до позднего вечера, сомнения, дискуссии, долгая переписка с журналом – всё позади. Как говорят, свершилось. Хотелось поделиться радостью. Жена уехала к дочке и уже почти месяц находилась там. Дома никого не было. Позвонил другу – нет ответа. В социальных сетях его не было. Кому сказать?

Он быстро оделся и вышел на улицу. Бессмысленно улыбался прохожим. Но им было не до него. Знакомых так и не встретил. Постепенно энтузиазм начал сходить на нет. Рома кружил бессмысленно по центру и, когда настроение совсем испортилось, решил пойти послушать Гевора.

Гевор играл на улице у небольшого сквера почти круглый год, не считая очень холодных и дождливых дней. Рома, если было свободное время, приходил его послушать.

Рядом на скамейке всегда сидела его мама и вязала. Увидев Рому, она улыбнулась. Он сел рядом с ней, закрыл глаза и наслаждался музыкой.

– Ваш сын очень талантлив.

– Вы так считаете?

– А вы нет?

– Я не люблю этот жанр и особо не могу судить. Просто очень люблю сына, обеспечиваю практическую сторону, – она подмигнула, – и поэтому сижу с ним здесь каждый вечер.

– А он, как он реагирует на ваше непонимание?

– Он?! – она задумалась. – Разве вы не видите, кроме музыки его ничего не интересует.

– Неужели это возможно?

– Как видите, и такое бывает, – сказала она просто.

Роме стало не по себе. Вот он, самодостаточный талант, весь в своей музыке, разве что деньги нужны, но прохожие обычно щедро вознаграждали…

Он встал и медленно пошёл домой.

Он решил пройтись до дома пешком. Устал после сегодняшнего концерта. Годы берут своё. И потом, он любил вечернюю Москву, где не был долгих двадцать лет.

Армянин, родившийся в Тифлисе, выросший в Москве, многие годы проживший в Америке, своим городом он всё-таки считал Москву. В его музыке Москва, любовь и Кавказ переплетались.

– Мика, – голос из прошлого окликнул его. – Мика…

Он обернулся: да, это Люба. Сколько раз он представлял эту встречу, там, сидя в тюрьме, и после… А потом упорно творил и шёл к признанию, чтобы однажды встретить её. Сначала любовь, потом любовь и злоба, потом просто злоба… а потом одно желание писать музыку. Но он ждал и ждал этой встречи. И вот так, вдруг, на улице, в этот короткий приезд в Москву.

Она постарела, здорово постарела. «Гладкое лицо, хирург явно поработал, – подумал он, – и глаза, выдающие возраст. Смешной контраст». Он улыбнулся.

– Прости меня, – сказала она как-то беспомощно.

«Я не чувствую ничего, даже злобы к тебе», – подумал он, но промолчал.

На её лице появилась непонятная гримаса.

– Я помнила тебя все эти годы.

– Неужели? – ему стало весело. – Ты помнила, что я сидел в тюрьме вместо тебя, целых три года, потому что, подвыпивши, ты села за руль моего автомобиля? И помнила, что я взял вину на себя? А, может, ты так помнила, что даже не пришла на суд.

– Зачем ты так?

«Опять гримаса, – подумал он, – у неё что, мускулы не двигаются? Теперь бы я не пошёл за неё отсиживать»

– У меня всё потом пошло не так в жизни, – её голос, ставший каким-то скрипучим, доносился издалека.

Он вспомнил её мелодичный смех… Сначала он влюбился в музыку её смеха, потом в неё. Да, музыка всегда была у него на первом месте. Теперь этот скрипучий голос, какой-то бесталанный, хотя она считалась талантливой актрисой.

А ведь её смех помог ему выжить – он использовал его мелодичность в музыке для песен. Песни имели успех, принесли какие-то деньги, а в тюрьме он смог сосредоточиться на классических формах, хотя время от времени возвращаться к песенному жанру, который ему очень нравился.

– Ну, скажи что-нибудь, – услышал он её режущий слух голос.

– А что сказать, всё это уже совсем не важно…

– Не важно?

«С этим скрипучим голосом у меня нет совместного прошлого», – подумал Мика.

– Все эти годы я думала, что наказана за свой поступок.

– Все эти годы? – это откровение ещё больше развеселило Мику. – А я слышал, ты неплохо проводила время, пока я отсиживался. Но теперь это не имеет значения. Хотя… ты сыграла в нескольких хороших фильмах, так что моя жертва принесла хоть кому-то радость, кроме тебя.

Её старческие глаза хитро улыбнулись:

– Молодая была, не понимала.

Мика опять промолчал, сказав себе: «Я тоже не понимаю, как я мог думать о тебе столько лет. Нет понимаю, это нужно было моей музыке… А теперь уже не нужно». И быстро зашагал от неё прочь.

Ира копалась в его биографии, пытаясь найти что-то особенное. «Безграничный творческий потенциал… Всё освещалось талантом, даже страшная болезнь была лишь толчком для новой музыки, уходящей в бесконечность», – размышляла она.

Она должна была играть его жену, но не роль, а именно он больше интересовал её. Яркий, интересный, привлекательный, он всегда был окружен женщинами, любил шумные компании. Успех и признание пришли к нему рано. Он не то чтобы много работал, писалось ему легко, без особых мук творчества. Хотя… кто знает, просто он, может быть, был очень жизнерадостным человеком, и даже муки не мешали его веселью.

Постепенно она тоже ее заинтересовала. Каково жить с таким чересчур талантливым, чересчур шумным, чересчур окруженным поклонниками человеком?! Всё бьет через край, гротеск! Наверно, трудно было удержать его любовь, охотниц влезть в историю с веселым талантом всегда хватало, даже по фотографиям это видно, а её нигде нет. Странно.

И всё-таки они были вместе всю жизнь. Интересно, почему её нет на многих фотографиях? Это её или его выбор?! В музее ей обещали дать почитать их переписку. Да, в то время ещё писали письма. Сейчас интимность стала короткой, по мессенджеру. А он успевал писать ей письма. Она сохранила его письма, а он её – нет…

На следующий день Иру ввели в маленькую комнатку в задней части музея и дали кипу писем. «После смерти не остается ничего личного, если ты известен», – подумала Ира, начав читать.

И вот, перед ней предстаёт жизнь двоих, оказывается, трудная, мучительная. Он пишет ей письма из Франции, где лечится от тяжелой болезни. В его ответах чувствуется её забота, беспокойство, советы, настоятельные советы быть весёлым. Он ей отвечает: «Ну, как быть веселым в этой ситуации? Ну, как жить солнечно?! Хотя ты нашла очень интересную фразу, так и хочется: жить солнечно!» Интересно, она, видимо, не спрашивает о лекарствах, лечении, судя по его ответам, в основном поднимает его дух. «Сильная женщина», – подумала Ира.

А вот другое письмо: «По твоей просьбе наши друзья нашли дудукиста, который начал приходить и играть для меня по вечерам армянские народные мелодии. Спасибо тебе! Ты знаешь, я всегда черпал вдохновение в народной музыке, но здесь погрузился в болезнь, и ты опять вернула меня в творчество».

Вот что значит быть преданной женой гения: она поднимает его дух, вытаскивает его в творчество, работает рутиной, поддерживающей его талант. «Может, и любовниц подыскивала», – подумала Ира с некоторым сарказмом. И как бы в ответ читает его строки «когда ты пишешь „изменяй мне, но не себе“, спасибо тебе за эти слова, я понимаю, как недостоин тебя». Она ещё долго читала эти письма.

– Нашли, что искали? – спросила её сотрудница под конец.

– Она была тем особенным в его жизни, что окрашивало его талант…

– Да, – удивилась сотрудница, – я думала, вы интересуетесь его творчеством.

Ира получила премию за лучшую женскую роль. На вопрос журналистки она коротко ответила: «В жизни я бы точно так не смогла бы сыграть, лучше уж жить с обыкновенным человеком».

Его назвали Арамом в честь Хачатуряна. Мама была пианисткой и очень любила вальс из оркестровой сюиты «Маскарад». И, кто знает, может, она надеялась, что из сына вырастет второй Хачатурян, но… Как же она была расстроена, когда он не попал в класс фортепиано. А отец, вот, даже был рад этому «провалу». «И так засыпаю и просыпаюсь под звуки фортепиано, второго музыканта в доме я не вынесу», – сказал, как отрезал. Но ему пришлось «вынести»… и даже худшее – сын прошёл в класс скрипки, где конкурс был ниже.

«Будем играть дуэтом», – подмигнув, сказала мать отцу.

Потом они переехали в Нью-Йорк. Армянская община помогла мальчику, чтобы он продолжил образование у известных педагогов. Арам стал выигрывать конкурсы один за другим. И вот его назвали лучшим скрипачом года.

Мать не пропускала ни один концерт сына, а после они детально разбирали каждое его исполнение. Отец лишь пожимал плечами: видя духовную близость матери и сына, он ревновал, хотя искренне радовался успехам своего наследника.

Арам готовился к концерту в «Карнеги-холл», когда пришла шокирующая весть: Азербайджан при поддержке братской Турции развязал войну в Нагорном Карабахе – на его языке в Арцахе.

Арам особо-то политикой не интересовался, хотя слышал от отца, которого политика интересовала больше, чем музыка, про конфликт в Нагорном Карабахе. Но сын никогда не вникал во всё это. Ему одинаково хлопали во всём мире, среди его поклонников были люди всех национальностей, и, как музыкант мировой величины, он мыслил другими категориями.

Тем более неожиданной была та нестерпимая боль, которую он почувствовал, услышав новость. Национальные чувства прорвались с неистовой силой. Он не мог сосредоточиться на предстоящем концерте, начал слушать политические новости. И вдруг пришло решение:

– Я поеду туда.

– А как же концерты? – спросила мать.

– Я их отменю.

– Ты думаешь, это будет правильно? Конечно, решение твоё. Но ты знаешь, что во время блокады Ленинграда Шостакович был эвакуирован в Куйбышев, и там он написал «Ленинградскую симфонию», которую исполнили в блокадном Ленинграде. Один немецкий генерал сказал тогда, что «невозможно победить народ, который пишет такую музыку и так её исполняет».

– И что ты предлагаешь?

– На каждом своём концерте ты должен исполнять хотя бы одно произведение армянских композиторов.

После его исполнения «Крунка» Комитаса в «Карнеги-Холл» зал долго аплодировал стоя. Большинство слушателей вытирали слёзы. Армянская боль прошлого столетия отозвалась в каждом сердце…