Текст книги "Лиделиум. Наследие Десяти"

Неожиданно, словно в ответ на мои мысли, Андрей грубо рассмеялся. Выпрямившись, я чуть отстранилась, с силой сжимая пальцами за спиной остатки отрезанного бинта и пытаясь справиться с внезапным приступом боли и стыда, разливающимся по венам.

– В чем дело?

– Попробовал представить, что бы сказал Роберт Адлерберг про твою святую преданность детям, – криво улыбнулся он.

Всего на мгновение в голове всплыл образ высокого темноволосого мужчины, что с нескрываемым презрением набросился на меня на собрании Брея. Казалось, он едва ли мог вынести мое присутствие. Вероятно, если бы он физически, а не в качестве проекции находился бы тогда в зале, его честолюбию был бы нанесен непоправимый урон.

– Отец Питера? – вяло уточнила я, передернув плечами. – Не самое приятное знакомство… Хотя с сыном у них явно много общего.

– Едва ли даже Питер способен вытерпеть его больше пяти минут, – усмехнулся Андрей. – Роберт – премерзотнейший сноб, каких еще поискать. Не будь его поддержка так важна для нас, в жизни бы не имели с ним дел. Алчный, мелочный, высокомерный старик, только и думает, как поиметь всех вокруг. Ни в чем не упустит выгоду. Держу пари, с таким слепым чувством собственного превосходства он еще всех нас переживет.

– Старик? Я бы не дала ему больше пятидесяти…

Андрей расхохотался:

– В этом году ему перевалило за сотку!

– Роберту Адлербергу сто?! – Я чуть не поперхнулась собственной слюной. Чертова элитация, я и забыла про волшебный эликсир долголетия. – Подожди… – Пугающие догадки всплывали в моей голове одна за другой. – Если Питер его сын, сколько тогда ему?

– А, – протянул Андрей, – Питеру будет двадцать пять.

Я скривилась:

– Как я понимаю, Роберт Адлерберг до последнего вздоха не готов отказываться от плотских удовольствий.

– Дело не столько в удовольствиях, – прищурился Андрей, – сколько в его маниакальном желании иметь сына-наследника. К сожалению – или к счастью, – природа провернула с Робертом весьма уморительную шутку. На протяжении десятков лет у него не получалось зачать мальчика. Он сменил несколько жен, прибегал к самым разным более «технологичным» способам, но из раза в раз рождались только девочки. – Андрей усмехнулся. – Много девочек… Настолько, что, я уверен, он и имен-то их всех не помнит. Но потом, как видишь, судьба над ним смиловалась, и появился Питер.

Я смотрела на Андрея широко распахнутыми глазами, когда из моего горла едва не вырвался истерический смешок.

– Это… мерзко!

– Вряд ли бы Роберт согласился с тобой, – пожал плечами Андрей. – Поэтому, когда ты упомянула детей, я невольно представил, что бы он сказал на твои слова. Это показалось мне забавным. Правда, справедливости ради, когда-то граф даже пробовал быть примерным отцом, пытался пристроить своих нескончаемых дочурок в хорошие семьи, но в итоге, видимо, махнул рукой. Никогда еще мы с Аликом не были под таким ударом. Спасло лишь то, что нам было четырнадцать, а Роберт уж очень не любит, когда его заставляют ждать.

– И сколько у Питера сестер? – уточнила я, чувствуя, как уголки губ невольно дрогнули в предательской улыбке.

Мне определенно было жалко Адлерберга-младшего, но ситуация от этого казалась не менее комичной.

– Последний раз, когда мы пытались сосчитать, их число перевалило за двадцать, – устало зевнул Андрей. – Можешь сама спросить у Питера, если рискнешь. Кажется, недавно он предпринимал очередные попытки восстановить бесконечное семейное древо.

– Когда-нибудь я привыкну, что в лиделиуме все такие…

– Какие? – приподнял бровь Андрей.

– Больные ублюдки… – тихо пробормотала я, вставая.

Он посмотрел на меня во все глаза:

– Хочешь сказать, наша скромная попытка произвести приятное первое впечатление не увенчалась успехом?!

Кисло усмехнувшись, я принесла из глубины комнаты пару одеял, которые заранее откопала в складских помещениях, и, подогнув под себя холодные ступни, вновь опустилась на противоположную сторону матраса, подавая Андрею одно из них.

– Тебе нужно отдохнуть.

И он улыбнулся. Быстро, немного криво, но искренне, натягивая покрывало и аккуратно опускаясь на матрас, стараясь не затронуть перевязанную рану.

– Спасибо, – мягко сказал Андрей, с облегчением прикрыв глаза. – Вот видишь, ты уже начинаешь читать мои мысли. Кто знал, что наша командная работа так сладится.

Я знала. И мне оставалось лишь поразиться тому, как одно незначительное мгновение способно согреть сердце.

* * *

Я слышала голоса. Сотни пугающих чужих голосов, что тянулись ко мне со всех концов толстой, тягучей, непроницаемой тьмы. Такие разные – тонкие и низкие, звонкие и хриплые, старые и молодые, но при этом неизменно жуткие в своей синхронности и настойчивости. Они звали меня, требуя внимания, ответа, помощи – всего, что должно было заставить навсегда присоединиться к ним. Я не могла сказать точно, откуда знала, что, если откликнуться на их зов, пути назад уже не будет. Что куда бы я ни ступила в густой тьме – везде ждет обрыв. Несмотря на это, мне не было страшно. «Тьма вокруг обманчива», – мелькнуло в голове, и я невольно усмехнулась. То ли дело тьма внутри, разъедающая сознание как кислота, отравляющая лучшие воспоминания и забирающая их свет. Тьма, которую ты создаешь сам, убивает гораздо быстрее.

Эту тьму я чувствовала ничуть не меньше, чем внешнюю. А еще был жар – волны тепла, что одна за другой разливались по всему телу. Я задыхалась, пытаясь избавиться от наваждения, освободиться, но внезапно тьма ожила, протягивая ко мне длинные бесформенные тени, голоса стали громче и…

Всепоглощающая тишина. Стоило проснуться, как глаза моментально привыкли к тусклому свечению редких ламп в другом конце помещения, и мне понадобилось несколько мгновений, чтобы восстановить в лихорадочном потоке мыслей события последних часов. Полет на Мельнис, астероидный пояс, нападение, ранение, боль, кровь, кровь, кровь… Пока Андрей спал, я собиралась отправиться исследовать пятый штаб в одиночку, но не заметила, как отключилась.

Сонно блуждая мутным взглядом по потолку, я вытянула затекшую руку из-под одеяла и провела по мокрому лбу. Жар, в отличие от жутких голосов, был настоящим. Но как, если мы находились глубоко под землей?

Я резко обернулась – вплотную рядом со мной, запутавшись в тонком одеяле, спал Андрей. Должно быть, я не заметила, как придвинулась к нему во сне со своего края матраса. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что дело плохо. Раскинув руки и тяжело дыша, он лежал на спине и изредка вздрагивал всем телом, мучительно метая голову из стороны в сторону. Его темные волосы были мокрыми, словно он только что вышел из душа, а по всему лицу багровели лихорадочные красные пятна.

Осторожно дотронувшись пальцами до его лба, я похолодела от ужаса – кожа Андрея была раскалена до предела. Мое прикосновение не привело его в чувство: едва я приложила ладонь к его лицу, как он в очередной раз дернулся и лишь судорожно выдохнул одно имя – София. Сердце бешено ускорило ритм. Я вновь позвала его, несколько раз со всей силы встряхнув за плечи, но Андрей так и не открыл глаз. Задыхаясь в агонии, он лихорадочно метался по подушке, неразборчиво, почти с мольбой взывая к тем, с кем, вероятно, было его сердце – Алик, Даниил и снова София, София, София…

Укол яростного отчаяния, ослепивший меня на мгновение, заставил, однако, прийти в себя. Через пару минут, смочив пару свежих бинтов в холодной воде, один из них я приложила к пылающему лбу Андрея. Другим дрожащей рукой стала протирать оголенные участки его тела – плечи, с острыми, выпирающими при каждом вздохе ключицами, длинные руки, плоский живот и беспокойно вздымающуюся широкую грудь, словно Андрей из последних сих выхватывал каждый глоток воздуха. Когда я закончила, то поняла, что лишь потратила время – он не очнулся. Окончательно забывшись в беспорядочном бреду, с каждой секундой он, казалось, лишь сильнее терял связь с реальностью.

Где-то в глубине груди я ощущала нарастающее давление. За последние пару лет это чувство стало моим вторым «я». Паника. Медленно, словно в издевку, она окутывала меня своими длинными щупальцами, захватывала волю, подчиняла себе тело и разум до тех пор, пока я полностью не оказывалась в ее власти. Пятнадцать минут – это я знала очень хорошо. У меня есть пятнадцать минут.

Одним махом я опрокинула аптечку, пытаясь отыскать хоть что-то, что могло бы сбить жар, пока не стало слишком поздно. Я успею, точно успею. Во время тренировочных испытаний мне приходилось оказывать первую помощь десятки раз, но сейчас все было совсем по-другому. Все было по-настоящему. Опустить шприц в капсулу с бесцветной жидкостью у меня получилось с третьего раза – дрожь в руках усиливалась с каждой секундой. Я ввела длинную иглу с жаропонижающим Андрею в плечо и отстранилась.

Проклятье!

Не в силах смотреть, как тьма изнуряет Андрея, по одной обрезая тонкие нити, связывающие его сознание с реальным миром, я вскочила на ноги и судорожно обняла себя за плечи. Десять минут, и эта же тьма поглотит и меня. Осталось немного. Неистовая дрожь пробирала насквозь, подчиняя себе каждую клеточку тела, каждое мгновение, что еще оставалось до полного мрака. Воздуха становилось все меньше, словно кто-то медленно перекрывал кислород в легких. Жар накатывал волнами, заставляя сердце до боли в груди бешено отбивать ритм. Семь минут, и все закончится. Тяжело дыша, я приложилась горящим лбом к холодной стене. Картинка перед глазами начинала терять четкость, превращая окружающие предметы в абстракцию. Значит, меньше. Значит, пять минут.

– Мария? – Тихий, почти безжизненный голос Андрея заставил меня вздрогнуть.

Резко подскочив на месте, я хотела вернуться к нему, но лишь пошатнулась, вновь оперевшись о стену. Комната кружилась в бешеном танце – реальность становилась все более призрачной. Я все еще видела силуэт Андрея на матрасе в углу комнаты, но знала, что теперь уже вряд ли смогу дойти.

– Ты метался в бреду. – Казалось, я почти кричала, но стоило мне услышать собственный голос, и его слабость поразила даже меня. – Я не могла тебя разбудить, я пыталась, но не могла… Я думала, что пошло заражение. Я думала, ты…

«…не проснешься. А я буду терять сознание, наблюдая, как ты истекаешь кровью в лихорадочном бреду».

Слезы ручьями стекали по лицу. Кажется, Андрей что-то говорил, требовал, но слова потеряли всякий смысл и логическую связь. Воздуха критически не хватало. Запрокинув голову и прикрыв глаза, я медленно сползла спиной по стене.

– Послушай, – мне потребовалось время, чтобы из последних сил придать дрожащему голосу звук, – у меня немного осталось, где-то в районе трех минут. Ничего особенного, так было много раз, всегда по одному сценарию, – я сглотнула, – жар, дрожь, нехватка воздуха, тошнота, потеря зрения и обморок. Проходила десятки раз. Полчаса, и буду в порядке.

Я задыхалась, пока перед глазами один за другим шли черные круги. Резкое прикосновение вывело меня из оцепенения. Зрение окончательно пропало, и, кажется, осязание было единственным, что еще помогало удерживать контакт с внешним миром. Я чувствовала, как широкие горячие ладони обхватили лицо, притянув куда-то вперед.

– Смотри на меня! – Тревожный голос Андрея далекими отголосками прорывался через глухую мглу. – Мария, смотри на меня!

Он был близко, ближе, чем когда-либо до этого. Его горячее дыхание обжигало кожу, напоминая о том, что я все еще жива, что связь с реальностью утеряна не безвозвратно.

– Я сказал, смотри на меня. – Длинные пальцы сильнее стиснули мои скулы. – Смотри на меня, ты слышишь?

Из последних сил я слабо улыбнулась уголком рта. Даже если бы зрение вернулось, я бы не смогла разглядеть его лицо за пеленой слез.

– Оно того не стоит… – Шепот, сорвавшийся на слабый хрип. Вряд ли он дошел до адресата.

– Пожалуйста, пожалуйста, просто посмотри на меня. – Отчаяние, с каким были сказаны эти слова, внезапно поразило меня до глубины души. Словно я оказалась перед зеркалом и говорила с собой двадцать минут назад, словно это была не просьба, а мольба. – Мы с тобой в одной лодке, помнишь? Помнишь, что ты мне сказала? Не смей делать вид, что меня это не касается. Мы с тобой в одной лодке. Ты помнишь?!

Силки, что сдавливали мою грудь, вдруг ослабли, и, прерывисто втянув воздух, я коротко сжала веки и вновь открыла глаза. Через темноту прорывались узкие полоски света.

– Хочешь ты этого или нет, придется смириться, – слабо выдохнула я, качнув головой.

– Точно, – прошептал Андрей, сильнее прижимая ладони к моим щекам и стирая слезы большими пальцами, – придется смириться.

Очертания его лица проявлялись все четче с каждой секундой, пока я, словно рыба, выброшенная на берег, хватала ртом воздух. Дрожь замедлялась, нехотя отпуская тело, возвращая истерзанный разум снова в мою власть.

Ладони Андрея еще держали меня, медленно и легко очерчивая линии. Его большой палец правой руки стер слезу вдоль нижнего века и, слегка дрожа, опустился к губам.

– Придется смириться… – еле слышно, эхом отозвался юноша, сглотнув. Он выглядел отстраненно, словно в забвении. Я ощущала его тяжелое, размеренное дыхание, и мое выстраивалось вровень, будто дышать им – единственная возможность не сойти с ума.

Я сидела, не в силах пошевелиться и оторвать взгляда от зеленых глаз, исследующих каждый миллиметр моего лица. Паника почти отступила, зрение вернулось, и лишь сердце по-прежнему колотилось как сумасшедшее. Слышал ли он это? Чувствовал? Словно в ответ на мои мысли, его рука медленно очертила легкую линию по подбородку и опустилась к шее, где отчаянно, словно пойманная птица, бился пульс.

Андрей рвано выдохнул, и его зрачки внезапно потемнели. Теперь он знал. Знал, что происходит со мной, стоит ему только появиться в поле моего зрения. Знал, как действуют на меня его прикосновения. Не то чтобы это был мой выбор. Просто так сложилось, что, сидя на рассвете у его двери в коридоре и слушая тихие звуки фортепиано, я вдруг осознала, что собственные чувства и мысли больше не принадлежат мне.

– Тот код, что ты ввела наверху, когда мы подошли к штабу, – внезапно тихо произнес Андрей, словно избавившись от наваждения, – что это?

– Код? – прошептала я, призывая последние крупицы самообладания.

– Ты сказала: «Сброс до заводских настроек» и ввела код. – Его теплая ладонь все еще обхватывала мою шею, пока большой палец медленно перемещался вдоль дыхательных путей до ямочки между ключицами. – Что это был за код? Откуда он тебе известен?

Его взгляд больше не был отстраненным, он приобрел ясность и ту самую острую пронзительность, от которой холодело внутри. Я была в ловушке: сжимая челюсти, Андрей смотрел на меня не отрываясь, сканируя и не упуская из виду ни одного моего вздоха, ни одного удара сердца, что в панике вырывалось из груди.

– Рейнир Триведди часто использовал этот код как пароль. Я не знала… не была уверена, сработает ли он здесь.

– Это не просто код, – тихо прервал меня Андрей, приблизившись так, что его дыхание обожгло мою кожу, когда между нашими глазами осталось несколько сантиметров. – Это была дата. Восемь цифр. Первые две – число, следующие две – месяц и потом год. Пятнадцатое телона четыре тысячи восемьсот сорок пятого года, – севшим голосом констатировал он, сильнее прижимая палец к моему горлу. – Думала, я не догадаюсь?

Чувствуя, как воздуха под его рукой становится все меньше, я сжалась и прикрыла глаза.

– Что это за дата, Мария? – прошептал Андрей мне в губы, и две ровные волны жара одна за другой сотрясли тело. – Скажи мне, что это за дата, которую Рейнир Триведди использовал в качестве доступа к секретным данным наших баз. Тебе она хорошо известна, не так ли?

Это был последний рубеж. Слезы хлынули из глаз с новой силой.

– День моего рождения, – почти беззвучно ответила я на выдохе. – Пятнадцатое телона четыре тысячи восемьсот сорок пятого года – день моего рождения…

Издав мучительный нечленораздельный звук и тяжело дыша, Андрей отпустил мое горло и, отшатнувшись, облокотился спиной о стену в нескольких дюймах от меня.

– Так и знал, – сглотнув, упавшим голосом сказал он и закрыл глаза, пока его грудь неистово вздымалась, а шумное дыхание было единственным звуком, нарушающим тишину. – Я так и знал.

Глава 10
Данлия прогоняет плохие сны

Когда я проснулась, Андрей уже встал. Сидя в другом конце комнаты, он возился с голограммой своего наручного браслета в надежде поймать сигнал, хотя, очевидно, делал он это больше от безысходности – слепая зона пятого штаба блокировала все посторонние виды связи. На нем была новая чистая одежда – свежий комплект термобелья и черные свободные брюки. Рядом я заметила пару сложенных утепленных меховых курток, которые он, видимо, также отыскал на складах. Мой взгляд скользнул к его правому боку – судя по тому, что Андрей сумел переодеться, он также позаботился и о свежей перевязке.

Андрей был бледен – это было заметно даже в сумраке, – под покрасневшими глазами залегли глубокие темные круги, отчего я сделала вывод, что вряд ли он спал больше пары часов. Тем не менее ему явно было лучше: жар не было, боль либо уменьшалась, либо он просто не подавал виду. Во всяком случае, если он нашел силы подняться на ноги и исследовать хранилища, все было не так уж и плохо. Хотя еще вчера я была уверена, что с таким глубоким ранением он вряд ли сможет свободно передвигаться ближайшие пару дней.

– Перекуси и переоденься, – сухо бросил Андрей, едва взглянув на меня и продолжая копаться в настройках браслета. – Кажется, это твой размер.

Мой взгляд упал на стопку свежей одежды на краю матраса, а также на пару консервов и небольшой контейнер с сухпайком, которые он успел отыскать на складах.

– Моя старая одежда и так в порядке, – сонно пробормотала я. Несмотря на долгий отдых, голова раскалывалась, словно я ни на минуту не сомкнула глаз за последние сутки.

Андрей явно был удивлен.

– Ты уверена? – уточнил он.

Я коротко осмотрела свое потрепанное обмундирование, на котором то тут, то там маячили грязные следы каменистой пыли Мельниса и пепла, а на рукавах и коленях виднелись засохшие кровавые разводы.

Приподнявшись, я вяло дотянулось рукой до стопки и придвинула свежую одежду к себе: обычный комплект первой необходимости – термобелье, утепленные брюки и… объемный тяжелый свитер из искусственной шерсти? Я вопросительно посмотрела на юношу.

– Тут не настолько холодно.

– Надень, – моментально велел он тоном, не терпящим возражений, – ты вечно… ледяная. Всю ночь дрожала, даже когда я отдал тебе свое одеяло.

– Не стоило. Ты сейчас гораздо больше нуждаешься в уходе, чем я. – Мой взгляд быстро скользнул по его лицу. – Но, должна признать, выглядишь хоть и хреново, но намного лучше, чем вчера.

– Взаимно, – односложно отозвался Андрей. – Куда это ты? – окликнул он, когда, поднявшись, я сгребла в охапку одежду и направилась к выходу. Он закатил глаза и отвернулся. – Можешь переодеться здесь, я не буду смотреть.

Вздохнув, я все же отвернулась и, послушно сбросив чистую одежду на матрас, принялась снимать с себя потрепанное экспедиционное обмундирование. По правде говоря, формальные приличия сейчас были последним, что меня волновало.

«Отличный план, – мелькнуло в голове, – сделаем вид, что несколько часов назад ты не бредил на грани жизни и смерти, а я не сходила с ума. Будем вести себя так, будто ничего не случилось».

– Далеко дошел? – уточнила я, стягивая испачканные брюки и стараясь ничем не выдать зарождающееся раздражение. – Я имею в виду пока бродил по штабу. Добрался до аппарата управления?

– Да, похоже, он на самом нижнем, девятом ярусе. Правда, я потратил уйму времени, рыская по складам, их тут несколько этажей, ты знала?

– Мельнис – довольно крупная база, – заметила я, быстро натягивая термобелье. – Пятый штаб рассчитан на несколько тысяч человек. Думаю, хранилищ тут гораздо больше, чем ты успел обнаружить. Интересно другое: очевидно, до нас тут никого не было, и пока что это самое странное. Предположим, командование Мельниса слишком поздно обнаружило приближение кораблей Диспенсеров и просто не успело послать сигналы бедствия в соседние системы. Но у них было предостаточно времени, чтобы эвакуироваться и отсюда связаться с Дикими лесами или, в конце концов, просто затаиться! Какой-то бред… Логика теряется. Кстати, я все. – Коротко оглянувшись через плечо, я поймала внимательный взгляд Андрея. Вздрогнув, он на мгновение растерялся, но уже в следующий момент в его глазах отразилось привычное холодное равнодушие. – Ты сказал, что отвернешься!

– Я полагал, ты справишься гораздо быстрее, – еле слышно пробормотал он, явно рассчитывая как можно скорее перевести тему. – Что касается Мельниса… ты сама в курсе, что о существовании и местоположении секретных штабов на базах знает только высшее руководство и главы геологических отделов. Если предположить, что с ними что-то случилось, это бы объяснило и то, почему они не связались с нами, и то, почему никто не эвакуировался в пятый штаб. Вероятно, оставшись без командования, Мельнис и вовсе не оказывал сопротивления Диспенсерам.

– Но что могло с ними произойти… – Я сгребла в охапку грязную одежду, откинула ее в глубь комнаты и, вновь плюхнувшись на матрас, накинулась на еду.

– Надеюсь, скоро мы это узнаем, – вздохнув, устало отозвался Андрей.

Аппарат управления Мельниса, скрытый на минус девятом этаже, очень напоминал геологическое подразделение в Диких лесах – разве что тут не было мерцающих голограмм, от которых рябило в глазах, и десятка шумных специалистов, мечущихся из одного конца зала другой под возмущенные возгласы Доры. Просторное холодное помещение поражало своей пустотой и заброшенностью: все говорило о том, что пятый штаб так и остался не тронут в течение нескольких лет, возможно, даже с самого момента основания базы. Огромные экраны на всю стену, как и сенсорные панели управления вдоль всего периметра, покрылись пылью, а из-за тусклого холодного света помещение и вовсе имело еще более мрачный и гнетущий вид. Чем-то геологический зал напоминал мне заброшенную лабораторию из фантастических сюжетов о конце света. Вероятно, Андрей испытывал примерно те же чувства, продвигаясь вперед медленно и беззвучно и держа наготове оружие, словно в любой момент из-за угла мог выскочить отряд инопланетных паразитов.

На то, чтобы активировать управление, мне понадобилось около пятнадцати минут. Подключение прошло успешно – центральный экран ожил, озарив помещение тусклым искусственным светом сквозь тонкий слой пыли. Уже хоть что-то. Андрей стоял чуть поодаль: казалось, еще немного, и его напряженный взгляд прожжет в моей спине дыру. Тем не менее я была благодарна за то, что по возможности он все же старался соблюдать дистанцию и не стоять над душой.

– Думаешь, они считают нас мертвыми? – Перед тем как ввести данные для доступа, я наконец-то решилась озвучить то, о чем мы оба думали с момента прибытия на Мельнис.

– Когда пропал сигнал нашего корабля, в Диких лесах однозначно поняли, что что-то пошло не так, – моментально отозвался Андрей. – Вопрос в том, успел ли Роман известить их о нашем прибытии…

– Я не про Нейка и Дору, а про тех, кто пытался нас убить. – Мне следовало обернуться, но тело словно окаменело. Внутренности мучительно стягивались в плотный узел, и я не была уверена, что смогу посмотреть Андрею в глаза, не выдав нарастающего волнения. – Если это были не Диспенсеры, то кто? Кому еще выгодна твоя смерть? Или для кого настолько важна моя, что он решился и на твою?

Андрей медленно приблизился, и, несмотря на то что я все еще не видела его лица, его мысли оглушительно звенели в воздухе. Это молчание могло означать только одно – Андрей анализировал ситуацию, просчитывал риски и перебирал в голове возможные варианты предателей. Он не знал врага, но отчаянно пытался опознать его, прощупать в воспоминаниях эфемерные зацепки.

– Как мы и предполагали, хранилище информации Мельниса не пострадало, – продолжила я. – На то, чтобы восстановить доступ к данным, мне понадобится не более получаса, но мы должны быть готовы, что то, что узнаем, может оказаться страшнее всех предположений.

– И тебя это пугает, – констатировал Андрей. Волны его дыхания ощущались на затылке, несмотря на то что стоял он не так уж близко.

– Меня пугает не только это, – призналась я, осознавая, как при одной мысли о миллионах погибших на Мельнисе меня ослепляет отчаянная ярость, – а то, что возмездия желаю не меньше, чем правды. И я… я не уверена, что это пройдет.

– Это никогда не проходит, – тихо ответил Андрей. От холода в его голосе у меня по спине прошли мурашки. – И раз уж те, кто взорвал корабль, допустили такую оплошность, оставив нас в живых, мы ею воспользуемся и заставим их заплатить.

Запуская процесс загрузки данных, я не чувствовала ничего, кроме ожесточенной решимости. Мне ли не знать, что месть никогда не приводит ни к чему, кроме разрушений? Но почему тогда сейчас это было столь желанным, казалось единственным, что могло принести облегчение?

– Когда, по вашим данным, кристанские миротворцы прибыли на Мельнис? – уточнила я.

– Утром шестнадцатого элиоса.

– Значит, поднимаю архивы с вечера пятнадцатого… – Один за другим на экране всплывали новые окна для подключения к системе, пока я пыталась установить доступ к резервным файлам уничтоженных пунктов управления.

– Как ты вообще тут что-то понимаешь, – нетерпеливо пробормотал Андрей, скользя растерянным взглядом по дисплею. – Ума не приложу, как можно расшифровать эти цифровые иероглифы…

Эфемерное восхищение в его голосе вызвало у меня невольную улыбку.

– У тебя свои языки, у меня – свои. – Когда на экране появился индикатор загрузки, я с облегчением повернулась к нему. – Простишь мне за это незнание древнеарианского?

– Вряд ли, – напустив на себя задумчивый вид, прищурился Андрей, – но, возможно, сделаю скидку.

– Неплохое начало, – кивнула я. – Ты уже начал торговаться.

Андрей усмехнулся.

– Древнеарианский – не просто язык, это история. На нем говорили те, кто создавал наш мир. Я уже даже не говорю о том, насколько он красив, в тысячу раз правильнее, изящнее и мелодичнее, чем кристанский или какой-либо другой. Знай ты его, то поразилась бы, как на нем звучит поэзия, просто… безупречно.

– Я ненавижу стихи. – Слова вылетели сами собой, словно кто-то потянул меня за язык, заставив отчеканить второе слово.

– Ты что?! – поморщился Андрей, выпучив глаза и вскинув руки в карикатурном отчаянии. – О Десять, да ты и впрямь невежда!

Я фыркнула, указывая пальцем на экран:

– Физика, астрономия, космология, математика – вот то, что создает историю. Наука двигает ее вперед, а не зарифмованные словечки!

Казалось, Андрей сейчас упадет, я даже невольно вздрогнула при виде того, как он, резко схватился за бок.

– Зарифмованные словечки?! – взвыл он. – Ты называешь поэзию зарифмованными словечками?! – Приблизившись вплотную, Андрей с силой встряхнул меня за плечи и с ужасом вскинул голову. – Срочно посылай сигнал о помощи в Дикие леса, кажется, я связался с плебейкой!

– У меня от твоего занудства зубы сводит! – прошипела я сквозь сжатые челюсти, тыча указательным пальцем ему прямо в лицо. – Ты слышишь?! Находясь с тобой в одном помещении, я буквально задыхаюсь! Знаешь, что меня поражает больше всего? Что в Диких лесах еще остался кислород! Вот уж поистине феноменальное явление!

Зеленые глаза Андрея вспыхнули, и я прикусила внутренние стороны щек, из последних сил пытаясь удержать гневную мину и не расхохотаться первой пока, наконец, уголки губ юноши не дрогнули и из его груди не вырвался протяжный полусмешок-полустон.

– Зарифмованные словечки… – выдохнул он, всеми силами пытаясь сдержать предательскую улыбку, когда у его глаз появились еле заметные лучики. – Мне нужно это переварить, Мария Эйлер…

Его руки все еще оставались на плечах, пока он стоял, склонившись, в паре дюймов над моим лицом. Сама не осознав, я слишком сильно вытянулась ему навстречу и поняла, что на несколько мгновений и вовсе перестала дышать. В его глазах читалось удивление, словно он сам не понял, как оказался в таком неоднозначном положении. Улыбка сползла с его лица так же быстро, как появилась, и затуманенный взгляд зеленых глаз растерянно скользнул вниз, остановившись на моих губах. На лбу между бровями Андрея залегла маленькая, еле заметная складка, словно он никак не мог совладать с собственными хаотичными мыслями. А потом он отпустил мои плечи, но, едва я успела вдохнуть, вдруг поднял руку и слабо дотронулся костяшками пальцев до моей щеки. Это прикосновение было настолько мимолетным, что могло показаться, что я и вовсе его придумала, если бы не сердце, пропустившее удар вровень с этим движением.

– Правда в том, что я ничего не понимаю в стихах, – прошептала я.

– Их и не нужно понимать. Это как музыка или как… твоя любовь к исследованиям и полеты в неизведанные системы. Как ветер в волосах, ощущение капель дождя на коже, шум океана, прикосновения. – Пальцы Андрея легко, почти призрачно коснулись моих. – Ты просто это чувствуешь. Считай это волшебством, Мария. Магией зарифмованных словечек. – Он отстранился и присел на край стола напротив. – Наука – это язык ума, душа всегда говорит через творчество – музыку, искусство или же поэзию.

– Я смотрю, твоя душа любит поболтать, раз ты так часто мучаешь фортепиано…

На этот раз Андрей улыбнулся в открытую, глядя на меня исподлобья, и я почувствовала, как по всему телу растеклась волна тепла. Устало ссутулившись, он сидел, собрав ладони в замок. Его плечи были опущены, словно согнуты под тяжестью событий последних дней, но лицо… при виде тонких острых черт, по-особенному подсвеченных в тусклом свете, у меня перехватило дыхание. Теперь, когда с него сползла тень напряжения, в зеленых глазах внезапно вспыхнули озорные огни. Кажется, Андрей впервые за последние сутки позволил себе отвлечься от тяжелых мыслей.

– Я не говорила, но Нейк Брей в ужасе от твоих ночных арпеджио [1]1
  Способ исполнения аккордов на струнных и клавишных инструментах путем перебора от низкого до высокого регистра или наоборот.


[Закрыть], – проронила я между прочим.

Андрей удивленно приподнял бровь, когда по его губам скользнула короткая усмешка.

– А ты? – тихо спросил он.

– У меня запас терпения чуть больше. – Я отмахнулась. С уст сорвалась почти идеальная ложь. Как бы там ни было, я скорее выкинусь в окно, чем позволю Андрею узнать, как каждое утро сижу в коридоре в надежде услышать его игру.

– Вообще-то Нейк сам подсунул мне инструмент, – заметил он. – Об этом он забыл упомянуть? Это был подарок на мое четырнадцатилетие.

– Подарить подростку старинное фортепиано… Меня предупреждали, что Брей жесток, но чтобы настолько…