Текст книги "Разведчики времени"

– Это хэки. Самые распространенные лошади для верховой езды, куда менее дорогие и красивые, чем охотничьи, но управлять ими намного проще, и их можно взять в аренду за гораздо более скромную сумму тем, кто не желает кормить лошадь круглый год, платить за стойло, за конюха, за услуги кузнеца...

– Это дорого, да?

– Очень. Вот почему платные конюшни делают такие хорошие деньги, предлагая напрокат лошадей и экипажи.

Марго подумала о том, что Конни сказала о классовых различиях, и решила рискнуть задать Малькольму один вопрос.

– А что по-настоящему богатые люди думают о тех, кто берет напрокат лошадей и экипажи?

Подвижное лицо Малькольма просияло.

– Отлично, мисс Смит! Как правило, к нам, конечно, относятся свысока. Всякий, кто претендует на принадлежность к обществу, держит собственный выезд – экипаж и лошадей. Я освобожден от этой обязанности непредсказуемостью моих отлучек в Гондурас и возвращений оттуда. Если у меня когда-либо появится капитал, я намерен арендовать на продолжительный срок небольшой дом, в котором я мог бы принимать гостей. Все мои знакомые в Нижнем Времени советуют мне так и поступить, чтобы держать постоянный штат слуг вместо того, чтобы зависеть от капризов людей из агентств.

Марго задумалась о том, сколько это могло бы стоить, но не осмелилась спросить. Это показалось ей ужасно личным вопросом, а она до сих пор чувствовала себя очень неуверенно из-за последствий безобидного поцелуя вчера вечером.

– Раз уж мы упомянули о деньгах, вы помните мою лекцию о монетах?

«Ох, не надо...»

– Я... – Марго отчаянно старалась припомнить, чему Малькольм учил ее во время их последнего визита к Голди Морран, одной из менял ВВ-86. – Основной единицей служит фунт. Он сокращенно обозначается такой маленькой закорючкой вроде буквы «L».

– А фунт состоит из...

Она продиралась сквозь дебри незнакомых терминов.

– Двадцати шиллингов.

– А как называется двадцать один шиллинг?

«О Боже, это что-то вроде птицы...»

– Цесарка?

Малькольм откинулся на сиденье и прикрыл рукой глаза, не в силах удержаться от смеха.

– Эта ассоциация, – просипел он, – безукоризненно логична, в этом я не могу вам отказать. Гинея, Марго. Гинея.

– Гинея, – угрюмо повторила Марго. – Двадцать один шиллинг составляет гинею.

– Ну а как еще мы называем двадцать шиллингов, кроме как фунтом?

Марго крепко зажмурилась и попыталась вспомнить. Только не королем, там на троне была королева.

– Совереном.

– Или квидом – на сленге. Из чего он сделан?

– Из золота. И полсоверена тоже! – торжествующе добавила она.

– А половина половины?

Еще что-то, тоже королевское. Но что именно, она не могла припомнить. Она беспомощно воздела вверх руки.

– Крона. Пять шиллингов составляют крону, или, на сленге, «быка».

Марго тяжело вздохнула.

– Крона. Четверть соверена – это крона. Потом есть еще полкроны, или два с половиной шиллинга. – У нее разболелась голова.

– Два шиллинга – это...

– Я не знаю, – жалобно взмолилась Марго. – У меня голова трещит!

Малькольм достал из жилетного кармана карточку, явно написанную от руки стальным пером, макаемым в чернильницу.

– Изучи это. Если ты забудешь и тебе придется посмотреть в эту карточку, пожалуйста, объясни, что ты – недавно осиротевшая американская девушка, у которой есть английский опекун, и ты просто не можешь все это правильно запомнить, потом похлопай глазами и прими беспомощный вид, и тогда лавочники, наверное, из кожи вон полезут, чтобы тебе помочь.

Марго просто не могла этого вынести. Она расхохоталась, увидев диковинную гримасу, которую состроил Малькольм. Он улыбнулся и протянул ей карточку. Марго принялась изучать все остальные денежные единицы – флорины, пенсы, гроши, пенни, фартинги и все прочие – в куда лучшем настроении, чем прежде.

Лошади, как убедилась Марго, были ужасно хитрыми тварями.

Переодеться в тесной карете – это были сущие пустяки по сравнению с необходимостью иметь дело с животным, весящим полтонны и пугающим ее до смерти всякий раз, когда оно тихо фыркало прямо в ее рубашку.

– Прекрасно, – терпеливо сказал Малькольм, когда она наконец сумела взнуздать лошадь, не лишившись при этом пальцев, – проделай это еще раз.

Она зажмурилась, собрала все свое терпение до последней крошки и сняла уздечку. Затем повторила всю эту устрашающую процедуру снова. Они занимались этим уже битый час, а она все еще даже не надела на лошадь седло, не говоря уже о том, чтобы взобраться на ее спину. Урок верховой езды начался с необходимости выучить еще один сводящий с ума набор терминов: холка, щетка, аллюры, удила, подпруги, краги, недоуздок...

«О Боже, и как мне только могло взбрести в голову, что разведка прошлого окажется полегче колледжа?»

Но даже ей была ясна практическая необходимость освоить управление хотя бы самыми основными транспортными средствами – от доисторических до автомобилей массового производства.

Марго в конце концов научилась вставлять удила и надевать уздечку, крепить седло, затем провела двадцать минут, водя своего хэка на поводу, чтобы научиться отличать друг от друга его разные аллюры и понять, как нелегко управлять лошадью с земли. К тому времени, когда она смогла выдержать экзамен, она уже валилась с ног, а пальцы на ногах и руках и кончик носа онемели от холода.

– Может, нам сделать перерыв на ленч, – предложил Малькольм, – а потом попробовать первый раз проехаться верхом?

«Ох, слава Богу».

– Дай остыть своему коню, поводи его шагом взад-вперед по дорожке минут пять, пока Джон расстелет одеяло. Затем мы напоим его и сами немного отдохнем.

Хорошо хоть Малькольм шел рядом с ней, пока она вела коня в поводу. За ними мягко шлепали по грунту лошадиные копыта. Марго немного осмелела и уже не так боялась расспрашивать Малькольма.

– А зачем нам нужно давать ему остыть? Тут и так чертовски холодно!

– Всякий раз, когда вы заставляете лошадь работать, ей нужно потом дать поостыть. Особенно в холодную погоду. Перегретая лошадь, если ее должным образом не выводить, легко может подхватить смертельную простуду. Лошади – чрезвычайно деликатные создания, подверженные самым разным хворям и несчастным случаям. Ваша жизнь в буквальном смысле слова зависит от того, сколь тщательно вы ухаживаете за лошадью. Обращайтесь с ней бережнее, чем с самой собой. Лошадь должна быть напоена и накормлена прежде, чем вы сами даже посмеете подумать о еде и отдыхе. В противном случае вы рискуете остаться без лошади.

Это было разумно. Это было также удивительно похоже на лекцию Энн Уин Малхэни о том, как нужно ухаживать за своим огнестрельным оружием. «Держите его в чистоте. Особенно если вы пользуетесь черным порохом. Каждый раз после стрельбы чистите оружие. Черный порох и старинные капсюли-воспламенители вызывают коррозию. Тщательно чистите ваше оружие, или оно станет бесполезным – и это может произойти быстро. Никогда не доверяйте свою жизнь нечищеному оружию».

– Маль... мистер Мур, – поспешно поправилась она, – вы носите с собой какое-нибудь огнестрельное оружие?

Он быстро посмотрел на нее.

– Что побудило вас задать этот вопрос?

– Просто вы говорили совсем как миссис Малхэни: насчет того, что нужно держать оружие чистым, или его нельзя будет использовать. Поэтому я и заинтересовалась.

– Джентльмена не принято спрашивать: «Сэр, вы не вооружены?» Раз уж об этом зашла речь, то да. Я никогда не отправляюсь в Лондон, не говоря уже о других местах, не имея при себе хорошего револьвера.

– Разве это не запрещено?

Его губы слегка искривились.

– Пока еще нет.

Вон оно что.

– Есть очень немного вещей в культурах Нижнего Времени, – со вздохом сказал Малькольм, – которые несравненно предпочтительнее всего этого вздора Верхнего Времени. Отношение к самообороне – одна из них. Давайте-ка повернем обратно, вы не возражаете? Я полагаю, лошадь достаточно остыла.

Марго повернула лошадь, и они вернулись к нанятому экипажу, где она подвязала поводья и накинула на круп животного теплое одеяло. Затем она напоила его из ведерка, которое принес Джон.

– Благодарю, Джон, – улыбнулась она.

– Мое почтение, мисс.

Марго улыбнулась, но воздержалась от замечаний, поскольку они должны были по возможности оставаться «в своих ролях», чтобы избежать накладок.

Ленч был простой, но добротный: ломти говядины и сыра на хрустящих булочках и красное вино в тяжелых кружках. Джон развел жаркий костер и расстелил одеяло для своих «хозяев». Марго отдыхала, закутав плечи тяжелым плащом и склонившись над костром, чтобы не замерзнуть. Сквозь сплетение голых сучьев над их небольшим костерком были видны проносящиеся мимо облака. Она не смогла определить, под каким именно деревом они устроили ленч, но солнечный свет, пробивавшийся сквозь паутину мелких веточек и сучьев, был чудесен.

– Здорово.

Тишину нарушила птичья трель. Одна из лошадей тихонько фыркнула и, задремав, переступила задней ногой. Марго так устала, что едва удержалась от соблазна просто закрыть глаза и тоже уснуть среди глубокой тишины, лишь оттеняемой птичьим пением. Где-то очень, очень далеко Марго слышала людские голоса, но слова были неразличимы на таком расстоянии. И кроме этих голосов, еле слышный шум проходящего вдалеке поезда.

Марго никогда прежде не представляла, что мир мог быть таким тихим до появления автомобилей и реактивных самолетов.

– Вы готовы к уроку верховой езды?

Марго открыла глаза и увидела, что Малькольм, улыбаясь, глядит на нее сверху вниз.

– Да, мистер Мур, полагаю, что я готова.

– Отлично. – Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться.

Марго вскочила на ноги, отдохнувшая и готовая справиться с чем угодно. «Сегодня, – сказала она себе, – я стану наездницей».

У лошади, разумеется, были совсем иные намерения.

Свой первый важный урок относительно верховой езды Марго получила менее чем через пять минут. После того как ты падаешь на землю, тебе нужно снова забраться в седло. С бешено колотящимся сердцем она попробовала снова. На этот раз она сначала проверила, как затянута подпруга, – то, чему учил ее Малькольм перед ленчем и что она с тех пор успела забыть, – и лишь затем взобралась в седло.

На этот раз седло не сползло набок. Она вновь позволила себе нормально дышать и мертвой хваткой вцепилась в луку седла.

– Ладно, я сижу. Что теперь?

Малькольм в это время был занят тем, что седлал свою собственную лошадь. Марго вдруг почувствовала, что она страшно завидует тому, как легко он взлетел в седло и словно слился со своим скакуном.

– Следуйте за мной и делайте то же, что и я.

Он начал с того, что резко ударил каблуками по брюху лошади. Марго тоже попыталась это сделать. Ее хэк лениво тронулся с места, всем своим видом показывая: «На мне сидит новичок».

– Это сработало!

– Ну конечно, это сработало, – рассмеялся Малькольм. Он придержал поводья, пропуская ее вперед. – Пятки вниз, носки внутрь.

– Ой! Это больно!

– И не забывай сжимать ему бока бедрами. Но руки пусть будут расслабленными. Ты же не хочешь поранить ему рот удилами.

«А как насчет моих синяков и ссадин?»

Помнить сразу о всех этих пятках, носках, бедрах и руках, одновременно при этом управляя поводьями и держась в седле, оказалось нелегкой задачей, выматывающей все нервы. Через десять минут Марго уже была насквозь мокрой и глубоко несчастной. Однако лошади, похоже, не было до этого никакого дела.

– Езжай прямо вперед, – бросил ей Малькольм через плечо. – Я некоторое время поеду сзади.

Он стал объезжать ее, чтобы пристроиться позади. Лошадь Марго попыталась следовать за ним. Девушка натянула поводья, наверное, слишком сильно и послала свою лошадь прямо в живую изгородь. Ей удалось направить своего хэка прямо по дорожке лишь после того, как она несколько раз пересекла ее из стороны в сторону. В конце концов она сумела держаться правильного направления.

– У вас прекрасно получается, – донесся сзади голос Малькольма. – Сядьте чуть прямее. Вот так, хорошо. Носки внутрь. Пятки вниз. Вот так лучше. Локти расслаблены, кисти расслаблены. Отлично. Немного подберите поводья. Если он сейчас рванет, то он закусит удила, и тогда его не остановишь. Держите поводья твердо, но не натягивайте их.

– Если он рванет? – спросила Марго. – С чего это вдруг?

– Просто с лошадьми такое бывает. Это называется «лошадь понесла». Они очень пугливы. Испугать лошадь может все что угодно. Не так зашуршавший лист. Какой-то шум. Неожиданное движение или цвет. Или же лошадь может испугаться чего-то определенного. Зонтика. Поезда. Садовой скамейки.

– Великолепно. Я сижу здесь, так высоко, на животном, способном взвиться, увидя чью-то тень?

– Абсолютно точно. Напрягите бедра. Пятки вниз.

Ох...

Спустя полчаса Малькольм разрешил ей пустить лошадь рысью. Стало еще хуже. Этот аллюр сотрясал ее с головы до пят. Учась ехать рысью, она натрудила мышцы бедер почти до судорог. Он скомандовал ей снова перейти на шаг, чтобы она немного отдохнула.

– Как мне это надоело!

– Вы так говорите лишь потому, что мы еще не пробовали легкий галоп, – улыбнулся Малькольм.

– А когда мы этим займемся? На следующей неделе?

Малькольм рассмеялся:

– Терпение, мисс Смит. Терпение. Нельзя летать, не умея правильно махать крыльями. Ну а теперь снова рысь.

Марго еле удержалась от стона и послала лошадь крупной рысью, которая вытрясала из нее все внутренности. Она сбилась с ритма, привставая на стременах не в той фазе подъема лошадиной холки, и ей стало еще хуже. Она попрыгала в седле пару шагов, прежде чем снова попасть в такт ритмичному подъему и опусканию крупа. В конце концов Марго научилась и этому.

– Хорошо, – сказал Малькольм, поравнявшись с ней, – посмотрим, пойдет ли эта коняга галопом.

Малькольм хмыкнул и послал свою лошадь вперед бедрами, коленями и каблуками. Он пригнулся вперед...

И унесся прочь под грохот копыт. С опозданием Марго пнула свою лошадь, понуждая ее идти быстрее. Еще секунду назад они тряслись на этой ужасной рыси. В следующий миг Марго летела.

– Ох!

Это было чудесно.

Она спохватилась, что улыбается, как идиотка, когда ее лошадь поравнялась с лошадью Малькольма.

– Эй!

Он оглянулся и улыбнулся:

– Так лучше?

– У-у-х!

– Так и думал, что вам это понравится!

– Это... это просто класс! – Она ощущала полноту жизни всем своим телом, до кончиков пальцев ног. Лошадь двигалась под ней в ровном слаженном ритме, живые изгороди по сторонам со свистом проносились мимо, ветер хлестал в лицо.

– Лучше подтяни поводья, прежде чем мы вылетим на перекресток.

Марго не хотелось осаживать лошадь и ехать обратно. Совсем осмелев, она ударила пятками в бока коня, разгоняя его еще сильнее. Тот пустился в галоп, от которого у нее перехватило дыхание и закружилась голова. С сияющими глазами она проскочила дорожку и вылетела на перекресток...

И чуть не врезалась в тяжелую карету, запряженную четверкой взмыленных лошадей. Марго вскрикнула. Ее конь испугался и шарахнулся в сторону, едва не выбросив ее из седла. Затем он на всем галопе ринулся на полузатопленный луг. Марго натянула поводья. Но конь ничуть не сбавил скорости. Она потянула сильнее, и снова без толку. Леденящие брызги насквозь промочили ее брюки. Осколки льда вдребезги разлетались под копытами ее коня. Затем Малькольм подскакал к Марго и наклонился вперед. Железной хваткой он ухватился за ее поводья. Ее конь замотал головой, стараясь вырваться, затем перешел на рысь. Наконец они остановились.

Малькольм сидел на своей лошади, весь белый от гнева.

– ВОН ИЗ СЕДЛА! Отведи лошадь обратно!

Марго сползла на землю. У нее подкашивались ноги, и она едва не свалилась навзничь в грязную, полузамерзшую воду. Ей хотелось разреветься. Вместо этого она схватила поводья и повела лошадь обратно к перекрестку. Малькольм снова пустил своего коня в карьер, обдав ее грязью с головы до ног. Это оказалось для нее последней каплей. Марго беззвучно разрыдалась. Она была в ярости, несчастна и сконфужена до крайности. Малькольм остановился далеко впереди и стал о чем-то разговаривать с кучером той кареты, в которую она чуть было не врезалась. Саму карету испугавшиеся лошади стащили с дороги.

– О нет, – взмолилась она. – Что, если кто-нибудь ранен? – «Ах, какая я идиотка...»

Она даже не могла заставить себя посмотреть на кучера, когда она проковыляла мимо него, выводя свою лошадь обратно на дорожку. Когда Малькольм проехал мимо нее, снова в седле, ехал он медленно, но даже не подал виду, что заметил ее присутствие. Когда она наконец добралась до их кареты, Малькольм ожидал ее там.

– К счастью, – сказал он таким же ледяным тоном, как вода в ее ботинках, – никто не был покалечен. Теперь снова садитесь на вашу лошадь и на этот раз делайте точно то, что я вам скажу.

Она вытерла с лица грязь и слезы тыльной стороной ладони.

– У м-меня ноги мокрые. И замерзли.

Малькольм достал сухие носки. Она переобулась, затем устало забралась обратно в седло. Остаток дня прошел в холодном молчании, нарушаемом лишь отрывистыми поучениями и приказами Малькольма. Марго научилась управлять лошадью на легком галопе и карьере. К закату она смогла удержаться на коне, когда Малькольм намеренно заставил его взвиться на дыбы, шарахнуться в сторону и понести.

Это был успех, он достался ей нелегко, и ей следовало бы гордиться собой. Но она чувствовала себя несчастной, избитой и измученной. Все, что не онемело от холода, нещадно болело. Джон участливо наполнил для нее ведро, чтобы она могла смыть с себя грязь. Воду он нагрел на костре. Ее пальцы словно огнем обожгло, когда она погрузила их в горячую воду. Наконец она с отвращением снова напялила на себя это ужасное нижнее белье, форменное платье и фартук. Затем ей пришлось еще раз прочитать показания АПВО, определить свое местонахождение по звездам и ввести данные в свой личный журнал. Когда Малькольм позволил ей снова забраться в карету для возвращения в город, она уткнулась лицом в боковую подушку и притворилась спящей.

Малькольм устроился рядом с ней, пока Джон укладывал багаж и зажигал каретные фонари, и затем они тронулись в путь в темноте. Для первого дня, проведенного в Нижнем Времени, это был в лучшем случае сомнительный успех. Они ехали в полном молчании примерно полчаса. Затем Малькольм спросил:

– Мисс... Марго. Вы спите?

Она издала какой-то придушенный звук, который должен был означать «ага», но прозвучал скорее как мяуканье кота, испуганного пылесосом.

Малькольм некоторое время неподвижно сидел в темноте, не зная, как утешить Марго, затем решился и обнял ее за плечи. Она повернулась и уткнулась лицом ему в грудь, как следует намочив слезами его твидовую куртку в перерывах между всхлипами.

– Ш-ш-ш...

Когда напряжение разрядилось – к тому же Марго твердо знала теперь, что Малькольм простил ее, – ее охватило крайнее изнеможение. Она задремала, убаюканная покачиванием кареты на неровной дорожке, теплом обнимающей ее руки Малькольма, биением его сердца рядом с ее ухом. Последним ощущением, еле дошедшим до ее сознания в темноте, был запах его кожи, когда он нагнулся и легонько поцеловал ее волосы.

Ничто в прошлой жизни Марго не подготовило ее к тому, что она увидела в Ист-энде.

Ни вечно пьяный и избивавший ее отец, ни преступность и насилие в Нью-Йорке, ни даже постоянно показываемые по телевидению изображения голодающих, оборванных жителей третьего мира, которыми то и дело бомбардировали зрителей разные благотворительные организации, отчаянно старавшиеся отодвинуть глобальную катастрофу.

– Боже мой, – снова и снова шептала Марго. – Боже мой...

Они вышли утром очень рано. Малькольм сунул револьвер в кобуру под своим сюртуком и положил в карман жестяную коробочку, завернутую в вощеную бумагу, затем попросил Джона подвезти их к низовьям Темзы, неподалеку от знаменитых лондонских доков.

Эти доки представляли собой вырытый в районе Уоппинга прямоугольный бассейн, заполненный речной водой. Город окружал их со всех сторон. Узкие грязные улочки подходили прямо к причалам, где стояли на приколе пароходы и парусники.

Они взяли пустую ручную тележку, раздобытую Джоном, и отправились пешком в предрассветную стужу. Старые ботинки и шерстяные неглаженые брюки, которые надела Марго, натирали ей ноги. Ее рваная блуза и поношенная гороховая куртка едва защищали от холода. Иногда между строениями проглядывала река, пока они проходили мимо вонючих таверн Уоппинга с их выступающими на улицу окнами-эркерами. Матросы отпускали вслед каждой проходящей женщине такие шуточки, что Марго еще глубже пряталась в свою мальчишескую одежду, отчаянно радуясь, что для нее выбрали этот маскарад.

«О’кей, значит, они были правы». Ей не обязательно быть от этого в восторге, но она может сойти за мальчика. К счастью, никто из матросов пока что не взглянул на нее дважды. Малькольм вел ее к берегу реки, где вонь от обнажавшихся в отлив участков речного дна была ужасающа. Они наблюдали за совсем юными мальчишками, рывшимися в замерзающем иле; большинство из них были босы.

– Бродяжки, – тихо объяснил он. – Они выискивают куски железа или угля, все, что они могут продать за несколько пенсов. Большинству детей полагается ходить в школу, но беднейшие часто пренебрегают этим, как видите. Раньше здесь была куда более жесткая конкуренция, пока не были приняты законы об обязательном школьном обучении. По субботам берега кишат голодными ребятишками.

Одна романтическая иллюзия за другой вдребезги разбивалась на этой холодной дороге.

– А кто вон там? – спросила она, показывая на лодку посередине реки, с которой свисали длинные сети. – Рыбаки?

– Нет. Мусорщики. Они ищут упавшие в воду ценные предметы, в том числе мертвые тела, которые они могут сбагрить за деньги, или другие вещи, имеющие рыночную стоимость.

– Трупы?! – не веря своим ушам, воскликнула Марго. – Бог ты мой, но, Малькольм... – Она прикусила язык. – Простите.

– Пока вы одеты мальчиком, это не такая уж серьезная ошибка, но я все же предпочитаю, чтобы вы обращались ко мне «мистер Мур». Люди будут считать вас моим учеником. Здесь вы уже видели достаточно. Нам нужно добраться до Биллингсгет, прежде чем там окажется слишком много народа.

– Биллингсгет?

– Биллингсгетский рынок, – объяснил Малькольм, когда они подошли к водовороту тележек, фургонов, бочек, лодок и людей. – Королевская хартия дарует Биллингсгету монопольное право на оптовую торговлю рыбой.

Вонь и гвалт были невероятны. Марго хотелось задержать дыхание и заткнуть уши. Им пришлось толкаться среди сотен уличных торговцев, покупающих свой товар на сегодняшний день. Ливрейные слуги из хороших домов, обычные домохозяйки из нижнего класса и поставщики рыбы в рестораны, а также перекупщики, которые повезут партии рыбы за город для продажи, – все сражались друг с другом за сегодняшний улов.

– Лососина – это для Белгравии, – прокричал Малькольм, перекрывая гул толпы, – а селедка – для Уайтчепеля!

– А что нужно нам?

– Угри!

Угри?

После того ужина в «Радости эпикурейца» биллингсгетские угри оказались для нее еще одним жестоким шоком. Малькольм наполнил их тележку самым отвратительным липким месивом, которое Марго приходилось в жизни видеть. Вареные угри в желе были переложены из огромных эмалированных тазов в глиняные горшки. У другой торговки они приобрели горячие пирожки с толченым картофелем и некоторое количество подозрительной зеленой жижи, которую эта крикливая рыбачка называла «подливкой». Малькольм торговался, чтобы сбить цену, на таком жаргоне, от которого уши вяли. Язык, на котором изъяснялась рыбачка, мог посрамить самые забористые выражения из тех, что Марго приходилось слышать на улицах Нью-Йорка, – когда она вообще могла разобрать, что эта женщина говорит. Малькольм погрузил пирожки на тележку, разложив их на поставленных одна на другую дощечках и укутав всю стопку шерстяной тряпкой, чтобы они не остыли. Марго, получив приказ обращать внимание на детали, постаралась запомнить все, что она видела, но впечатлений было так много, что все они слились в одно сплошное пестрое месиво.

Наконец они выбрались из пропахшего рыбьей чешуей Биллингсгета и оказались на городских улицах. На запруженных народом мостовых Уоппинга Малькольм удивительно успешно распродавал угрей и пирожки. Но в красочном зазывном монологе Малькольма Марго едва понимала одно слово из четырех.

Марго закатила глаза.

– Надо же. Жуть какая. Неужто кто-нибудь может все это запомнить? И из чего хоть делают эту жижу? – спросила Марго, показывая на зеленую «подливку» на тележке.

– Соус из петрушки.

– Соус из петрушки? А-а. А я-то никак не могла сообразить, что бы это могло быть. – Она мысленно рисовала себе картины некой рыбачки-кокни, выращивающей плесень в чанах и добавляющей желатин.

– На самом деле он очень неплох. Не хотите ли попробовать нашего товара?

Марго страшно проголодалась.

– О нет, спасибо.

Малькольм все равно разрезал один пирожок и намазал его соусом из петрушки.

– Вам необходимо поесть. День сегодня холодный, а мы проведем на улицах много времени.

Она зажмурилась и откусила кусок. Затем изумленно посмотрела на Малькольма:

– Эй, а ведь совсем неплохо!

Тот улыбнулся и с жадностью проглотил свой пирожок.

– У вас слишком цветущий вид. Немного втяните щеки. Вот так лучше... – Он зачерпнул пригоршню грязи и мазнул ею одну щеку Марго. – Да, вот так сойдет.

Марго задержала дыхание. Грязь воняла.

Он живописно измазал свою одежду и затем вымыл руки из бутылки, стоявшей на дне тележки.

– Наша следующая остановка – в Уайтчепеле. Будьте внимательны – это опасный район.

Дороги Уайтчепеля оказались на удивление широкими и до последнего дюйма забитыми фургонами и возами. Но позади главных улиц...

Самые запущенные трущобы Лондона представляли собой лишенное солнечного света скопление узких переулков, кривых, опасных улиц и двориков, на истоптанной грязной земле которых ничего не росло. Перенаселение заставило некоторых людей ютиться на захламленных лестницах. Грязь и глина хлюпали под ногами. Повсюду, куда ни смотрела Марго, она видела оборванных, грязных людей: спящих на ступеньках лестниц, на кучах мусора, в комнатах, двери которых настолько просели и плохо закрывались, что ей были видны пьяные мужчины и женщины, храпящие вповалку на ветхом тряпье. Вонь стояла ужасная. То здесь, то там мужчины и женщины открыто мочились на улицах.

Марго прошептала:

– Не здесь ли Джек...

Он оборвал ее:

– Нет пока, это случится позже в этом году. В августе.

Марго вздрогнула и впилась взглядом в патлатых, неряшливых женщин, гадая, какая из них может стать жертвой знаменитого убийцы-маньяка. От этой мысли ей стало неуютно. Она живо припомнила жестокие слова Кита Карсона, которыми он оценил ее шансы остаться в живых в этих трущобах. «Ну ладно, – нехотя признала она, – тут ты оказался прав».

Малькольм продал несколько угрей, в основном сонным женщинам, от одежды которых все еще разило их предыдущими ночными клиентами. Повсюду вонь человеческих испражнений, дешевого джина и гниющих отбросов поднималась над землей удушливым смрадом.

– Неужели все женщины в Уайтчепеле – проститутки? – прошептала Марго.

Малькольм отрицательно покачал головой:

– Не все. – Потом осторожным шепотом добавил: – В Лондоне около восьмидесяти тысяч шлюх, большинство из них стараются избежать голодной смерти. – Теперь Марго смогла оценить это утверждение по достоинству, как она не смогла бы сделать это всего два часа назад.

– Они так и остаются проститутками?

– Некоторые да, многие нет. Множество женщин ведут «веселую жизнь», как принято называть проституцию, лишь до тех пор, пока им не удается найти лучше оплачиваемую работу. К северо-западу отсюда, скажем, в районе Спитлфилдз, женщина может найти работу на швейных фабриках. Если ей не приходится кормить слишком много ртов, то тяжким трудом она сможет обеспечить себе существование, не возвращаясь снова на панель.

Они посмотрели на зевающую четырнадцатилетнюю девочку, которая с интересом осматривала Марго, оценивая «молодого человека» как возможного клиента даже в столь ранний утренний час. Она переключила внимание на Малькольма и улыбнулась.

– Покувыркаемся за пирожок?

Малькольм лишь покачал головой, и девчонка начала осыпать его отборной бранью.

Марго испытывала одновременно восторг и отвращение. Ей казалось, что она шагнула в живую пьесу, автор которой еще не придумал, чем эта пьеса должна кончиться. «Изучай свою роль, изучай окружение». Для того-то Кит и Малькольм отправили ее сюда: поучиться.

– Когда сразу столько женщин занимаются этой профессией, – задумчиво спросила Марго, – разве между ними не возникает свирепая конкуренция?

– Д-да... в некотором смысле. Официально, как вы понимаете, секс считается крайне вредным для здоровья. Ведущим к истощению физических и душевных сил. Но в глубине души наш щегольски одетый викторианский джентльмен считает секс своим прирожденным правом, и всякая женщина более низкого происхождения по сравнению с его собственным – для него законная добыча. В Лондоне проживает несколько миллионов душ, вспомните, не говоря уже о моряках. Не забудьте заглянуть в одиннадцатитомные личные воспоминания под названием «Моя частная жизнь», когда мы вернемся в библиотеку станции. Они теперь доступны на компьютере. Вы увидите, что они... проливают свет на викторианские нравы.

– Что происходит дальше со всеми этими женщинами? Когда они становятся слишком стары или больны, чтобы работать?

– Некоторые из них обращаются за помощью в Госпиталь Магдалины.

– Госпиталь Магдалины?

– Южнее Темзы, – тихо рассказывал Малькольм, пока они катили вперед свою тележку, – расположены четыре разных благотворительных учреждения, если их можно так назвать. Бедлам – Вифлеемский госпиталь – предназначен для душевнобольных. Старый Брайдуэлл некогда был школой для обучения подмастерьев, но он превратился в ужасную тюрьму. В конце концов новая школа была пристроена к зданию тюрьмы, чтобы обучать там законных подмастерьев. Ученики Брайдуэлла всем известны своими хулиганскими нравами, они терроризируют весь город. Затем, здесь проживают воспитанницы Ламбетского приюта для девочек-сирот, они носят пурпурные форменные платья, и, конечно, в серой форме – пациентки Госпиталя Магдалины для совращенных девушек и проституток. Многие девушки, нашедшие приют в этом госпитале, все равно сходят с ума от неизлечимого сифилиса.

Марго содрогнулась от этих слов. Она выросла, считая чудеса медицины чем-то само собой разумеющимся. Сколько же нужно времени, чтобы «социальный недуг» разрушил человеческий мозг, довел до безумия?

Пока она старалась все это переварить, они распродали угрей и пирожки и стали постепенно продвигаться на запад. И тут, удивив ее внезапностью перемены, над безотрадной линией крыш Уайтчепеля замаячил купол собора Святого Павла. Они вдруг оказались в самом сердце залитого ярким солнечным светом Сити, где в Мэншн-Хаус правил лорд-мэр. Марго, разинув рот, глазела на роскошные кареты, которыми были битком забиты узкие улицы.