Текст книги "Дважды Шутт"

– Ты сказал, что волнуешься за капитана, – напомнила Гарри лейтенант и выжидающе уставилась на него.

– Точно. Странно он ведет себя, Ремми.

– Странно – согласна. Но ты о чем?

Шоколадный Гарри потеребил бороденку, задумался и сказал:

– Сам не знаю. Но только держится он так, словно мы все как будто опять в «Жирном Куше» оказались. Разгуливает по лагерю, разодетый как петух – ну прямо вроде как бы пообедать с послом собирается, не иначе. А я что-то тут пока никаких послов не наблюдал, Ремми. Откуда послам взяться в этой пустыне?

– Да, это выглядит необычно, – согласилась Рембрандт. – Ведь он всегда твердил нам, что гордится военной формой, и всегда был примером для нас в плане аккуратности.

– Вот-вот, и еще он разговаривает с нами так, словно мы все еще торчим в казино, – подхватил Гарри, еще немного помолчал и добавил: – Думаю я так, Ремми: он слегка головкой повредился.

– Возможно, жара в пустыне так на него повлияла, Гарри, – предположила Рембрандт. – Те часовые, которые первыми увидели капитана, сказали, что он уже тогда вел себя странно, и Армстронг это подтверждает. Часовые выстрелили в капитана из зенобианского парализатора, поначалу не узнав его. Может быть, все из-за этого дурацкого выстрела?

– Кто знает? Может, вправду он слегка перегрелся, – покачал головой Гарри. – Но я тебе скажу, Ремми, какие у меня мысли на этот счет. – Он наклонился еще ближе и прошептал: – Он ведь вернулся сразу после переговоров с зенобианцами, Ремми, так? А Бикер пока не возвратился. Спорим, что они затеяли какую-то игру?

– К чему ты клонишь? – ошарашенно прошептала в ответ Рембрандт. До сих пор ей и в голову не приходила мысль о том, что странное поведение капитана может быть каким-то образом связано с местными жителями планеты.

– Думаю, они ему чего-нибудь в еду подмешали или в питье, вот что я думаю, – шепнул сержант-снабженец. – Ты сама-то пошевели мозгами, Ремми: мы тут сидим на базе, которая битком набита суперсовременной аппаратурой, и стоит зенобианцам прибрать все это к лапам, тогда Альянсу сильно не поздоровится. А эта их болтовня насчет невидимых интервентов – лично я в нее ни капельки не верю, Ремми. Я так думаю, что ящеры решили одурманить капитана, чтобы через него заполучить всю нашу аппаратуру и оружие.

– Это – серьезное обвинение, – покачала головой Рембрандт. – Нам нужны более веские доказательства, прежде чем мы могли бы предпринять какие-то действия.

– Так я потому и пришел поговорить с тобой, Ремми, – прошептал Шоколадный Гарри. – Майор Портач... кто его знает, как он себя поведет, скажи я ему про это. Скорей всего начнет действовать по уставу, а от этого тут, сама понимаешь, толку чуть. Нам надо четко выяснить, что происходит, а уж потом майору докладывать.

Рембрандт ответила не сразу. В принципе утаивание от командира такой потенциально взрывоопасной информации было чревато трибуналом. Нравился Рембрандт ее новый командир или нет – на сегодняшний день ее командиром был он. С другой стороны, майор и сам заметил, что с капитаном что-то не так, и предпринял в связи с этим меры, которые сам считал необходимыми. Говорить с майором об этом, следовательно, было не обязательно. Рембрандт решила, что ее задача – уточнить диагноз, предположительно поставленный Шоколадным Гарри. До тех пор, пока она не убедилась бы, что для безопасности роты «Омега» существует явная угроза извне, майора предупреждать нужды не было. Но пока отметать подозрения Шоколадного Гарри как совершенно беспочвенные Рембрандт не решалась. Она твердо решила понять, что происходит, и ждать не могла.

– Хорошо, – решительно кивнула она. – С чего начнем?

– Вопрос отличный, – кивнул Гарри, но сам отвечать на этот вопрос не стал.

12

Дневник, запись № 569

Став командиром роты «Омега», мой босс значительно расширил круг знакомств. Прежде всего он познакомился с представителями ряда других разумных рас – от слизнеподобных синтианцев до гамбольтов, похожих на крупных котов. Ему очень повезло, и он стал участником первого контакта между людьми и зенобианцами, и впоследствии не без непосредственной помощи моего босса они вступили в Галактический Альянс. Капитану представилась редкая возможность наблюдать различия между зенобианцами и людьми, которые по культурному и психологическому уровню значительно отличаются друг от друга.

Тем не менее ничто не могло подготовить моего босса к пониманию расы, с представителями которой встречаться прежде не доводилось не только ему, но и кому бы то ни было вообще.

* * *

– Они так и не показываются, – в отчаянии проговорил Шутт. Последний час он провел, расхаживая из угла в угол по тесному помещению, ставшему тюрьмой для него и Бикера. – Когда же они это намерены сделать?

– Может быть, они уже показывались нам, сэр, – возразил Бикер. – Может быть, мы просто не в состоянии их увидеть и услышать, – предположил он.

Дворецкий сидел в уголке, поджав колени, чтобы нервно расхаживающий туда-сюда капитан его не задел.

– Я по-прежнему не понимаю, как это возможно, – буркнул Шутт, развернулся и уставился на Бикера. – Проблему невидимости очень тщательно исследовали. Уж ты мне поверь, если бы невидимость можно было создать с помощью какой-нибудь техники, ею уже бы вовсю пользовались вооруженные силы по всей галактике. Но невидимость проявляется при совершенно определенных условиях – к примеру, с помощью аппаратуры, которой пользуются иллюзионисты.

– Между прочим, это может иметь самое непосредственное отношение к делу, сэр, – заметил Бикер. – Те, кто взял нас в плен, вполне могли напичкать каким угодно оборудованием эти стены. Мы также не можем быть уверены в том, что они добавляют в нашу пищу и воду и даже в воздух, которым мы дышим. Трудно сказать, чего они добиваются, не показываясь нам на глаза. Наверняка это стоит им немалых усилий, даже если они не вкладывают в это больших денег – если, конечно, понятие денег им знакомо.

Шутт снова обошел «камеру» по периметру и сказал:

– Знаешь, Бик, быть может, они вовсе не зациклены на деньгах. Самое главное, чему меня научило наше пребывание на Ландуре, так это то, что не стоит переживать из-за денег. Впервые в жизни я озаботился ценностью чего-то иного, а не просто инстинктивно старался держаться в тени. И переживать мне не приходилось вообще. При том, как меня поддерживали – и в первую очередь, конечно, ты, – я в итоге получил гораздо больше, чем вложил.

Бикер нахмурился.

– Верно, сэр, но мы были недалеки от...

– Тем не менее все обошлось, – отмахнулся Шутт от возражения своего дворецкого. – И если на то пошло, от волнений вообще нет никакого толку. Они доставляли мне только несчастья, в то время как мне следовало больше доверять моим подчиненным. Выводы я умею делать не хуже других. К примеру, я поручил Суши и Рвачу поиски Прячущихся, а это значит, что рано или поздно они выяснят, что случилось с нами. А как только они это выяснят, они придумают, как нас отсюда вызволить. Так зачем волноваться понапрасну?

Бикер сцепил пальцы.

– Тому, что вы перестали переживать из-за денег, я, сэр, очень рад. – Он улыбнулся. – Если это действительно так и если вы действительно так высоко цените мою помощь, я так думаю, сейчас самое время поговорить о повышении моего жалованья.

– Об этом можно будет поговорить, если мы выберемся отсюда, – вздохнул Шутт. – Тут ведь от денег никакого проку, верно?

Бикер невозмутимо проговорил:

– За время от дня повышения жалованья может скопиться немалая сумма, сэр.

– Тут ты прав, – признал Шутт и вдруг вытаращил глаза. – Погоди минутку... Опять появляется отверстие в стенке!

Бикер обернулся в ту сторону, куда смотрел Шутт. И действительно: участок стенки потемнел и стал пористым, как в тот раз, когда их решили покормить. Неужели им предстояло наконец увидеть тех, кто захватил их в плен? Вряд ли Прячущиеся точно знали, как часто люди нуждаются в еде, хотя судя по тому, чем они попотчевали пленников, они имели какое-то понятие о том, чем люди питаются.

Шутт присел и пристально вгляделся в потемневший участок стены. Но, как и в прошлый раз, он не увидел ровным счетом ничего, хотя отверстие явно существовало, если через него в помещение попадали предметы. На этот раз в отверстии появился шар размером с человеческую голову. Стукнувшись об пол, он подскочил, со звоном покатился по «камере» и остановился около ног Бикера. Дворецкий наклонился и поднял шар с пола.

– Что это такое? – озадаченно проговорил он, держа шар на ладони.

Шутт внимательно осмотрел шар, покачал головой и сказал:

– Больше всего эта штука напоминает мяч для игры в гравибол. Вот только зачем-то внутрь него засунули колокольчик.

Рембрандт решила употребить час, свободный от дежурства, для того, чтобы зарисовать с натуры окрестности за оградой базового лагеря. Как обычно, преображение чистого листа бумаги в изображение пейзажа помогло ей отвлечься от других мыслей. Проблем в последнее время накопилось немало. Но опять же, как обычно, проблемы сами стали искать ее, и хочешь не хочешь, надо было с ними разбираться.

– Ладно, Суши, рассказывай, что вы там такое обнаружили, – сказала она, недовольно отложив в сторону блокнот для рисования и карандаш. – Даже не стану спрашивать, где вы с Рвачом все это время прятались.

– А я бы вам и не сказал, если бы вы и спросили, – усмехнулся Суши. – Майор Портач пока про нас ничего не знает, но мне почему-то кажется, что он бы не позволил нам продолжить работу. А мы твердо намерены ее продолжить. Рвач так говорит: «Если майору что-то не понравится, он это мигом запретит».

– Это очень на него похоже, – вздохнула Рембрандт. – Но ты не задавался таким вопросом – а что, если ваша работа не понравится мне?

– К такому варианту мы бы отнеслись очень серьезно, – признался Суши. – Но честно говоря, мне кажется, что истина в последней инстанции в данном случае – капитан Шутник. Если он велит нам прекратить работу, значит, так тому и быть. А если приказ будет исходить от кого-то другого, я, пожалуй, могу и не согласиться.

– А капитан что говорит?

Суши немного помолчал, но признался:

– Я с ним еще не разговаривал. Судя по тому, что я слышал, он ведет себя очень странно. Может быть, пребывание в пустыне так на нем сказалось – не знаю. Как бы то ни было, я так думаю, будет лучше, если я доведу до конца то дело, которое он мне поручил.

Рембрандт снова вздохнула.

– Суши, даже в роте «Омега» нельзя игнорировать приказы старших по званию. Мне бы очень хотелось, чтобы майора к нам не присылали, но правила от этого не меняются. Пока командир роты – он, нравится тебе это или нет.

Суши подмигнул Рембрандт:

– А я не игнорирую его приказы, лейтенант. Он мне пока вообще никаких приказов не давал.

– Не давал, потому что вы с Рвачом фактически находитесь в самовольной отлучке с тех пор, как майор прибыл на базу, – возразила Рембрандт. – А я фактически нарушаю устав Легиона тем, что не сообщаю о вашей самоволке.

– Мы вас не заложим, если вы не заложите нас, – благородно пообещал Суши. – Так что давайте-ка я лучше вам быстренько расскажу, зачем я к вам пришел, а потом скоренько смоюсь, чтобы нас никто вместе не видел и не смог заложить ни вас, ни нас.

– Ты прекрасно понимаешь, что вас закладывать я не собиралась, – возразила Рембрандт. – Но если ты покинул то место, где вы прячетесь, для того, чтобы о чем-то мне рассказать, то лучше выкладывай поскорее, пока нас и вправду кто-нибудь не увидел.

– Ага, заметано, – осклабился Суши, наклонился к самому уху Рембрандт и прошептал: – Наш новый приборчик поймал сигнал из пустыни. Я почти уверен в том, что это сигналят те самые инопланетяне, которых ищут зенобианцы.

Рембрандт села прямее.

– Сигнал. Полагаю, возможность того, что это просто какие-нибудь местные радиошумы, вы исключили? Если ты не ошибаешься, то это означает, что вы с Рвачом только что достигли одной из главных целей нашего присутствия на этой планете. – Она умолкла и пару секунд не спускала глаз с Суши. – Но почему ты решил рассказать об этом мне, а не командиру роты? Он обязательно должен узнать об этом. Быть может, он вас даже наградит за работу.

– Ой-ой-ой! – шутливо покачал головой Суши. – Нет, Ремми, в этом я очень сильно сомневаюсь. Майора сюда послали с одной-единственной целью: дискредитировать капитана Шутника. А капитан поручил нам с Рвачом работать по совершенно дикой программе – как раз по такой, какие в Генштабе терпеть не могут. А майор – он же скорее все провалит, но чтобы все было по уставу, чем будет добиваться успеха другим путем, а особенно – если этот путь выбрал капитан. В лучшем случае, если я ему все расскажу, он все пропустит мимо ушей. А хотя нет, не так: в лучшем случае он мне позволит довести дело до конца, а потом присвоит себе успех. Тогда хоть что-нибудь все-таки будет сделано.

– А что надо сделать? – спросила Рембрандт.

– Сделать надо вот что: нужно узнать, откуда исходит этот сигнал, – ответил Суши. – И я так думаю, что, если нам это удастся, мы найдем и аэроджип, и Бикера, а может быть, даже выясним, что стряслось с капитаном и как привести его в норму.

– Дело стоящее, – кивнула Рембрандт. – Шоколадный Гарри уже обратился ко мне с предложением отправить отряд на поиски аэроджипа, но этот запрос наверняка затерялся в куче бумаг на столе у майора. Все до единого в роте видят, что капитан – не в своей тарелке, но он не пожелает, чтобы его обследовали, а майор вовсе не желает ему помогать – это не в его интересах. А большинство легионеров думают, будто капитан что-то скрывает – что-то такое, что они могли бы сделать, и поэтому пытаются поговорить с ним, когда думают, что их не видит майор. А я так считаю: единственный человек, который мог бы уговорить капитана проявить заботу о собственном здоровье, – это Бикер.

– Верно, – согласился Суши. – Вот поэтому-то мы и должны разыскать Бикера и доставить его на базу – если получится.

– Понятно, – закусила губу Рембрандт. – Говори, что ты от меня хочешь.

Суши довольно улыбнулся и зашептал:

– Вот какой у меня план...

Лейтенант Окопник зажмурился от яркого солнца. Его лоб уже покрылся каплями испарины, и он точно знал: если он пробудет еще минут пять за пределами своего кабинета, оборудованного кондиционером, то неминуемо взмокнет от пота.

«Генштаб мог бы придумать для нас с майором какое-нибудь местечко поприятнее», – раздраженно подумал Окопник. Если уж начальству непременно нужно было сместить с поста командира роты «Омега» капитана Шутника, так почему этого не сделали в ту пору, когда рота была расквартирована на роскошном курорте? Конечно, нынешний лагерь был намного удобнее, чем стандартные казармы, но все же...

Ну что ж, если уж ему не повезло с климатом, тем больше было причин не отказываться от тех возможностей, которые теперь перед ним открывались. Окопник полагал, что майор Портач – его билет первым классом к тому, чтобы выслужиться перед руководством генштаба, и он был бы полным идиотом, если бы не выжал из этого обстоятельства все, что только можно. Первая ступень в намеченном Окопником восхождении по служебной лестнице состояла в том, чтобы оказывать майору максимально возможное количество услуг. В его понимании это заключалось в раскрытии максимального числа недостатков, чтобы за счет этого майор мог дискредитировать, а в конце концов – и уничтожить своего предшественника на посту командира роты. К счастью, эта задача оказалась не такой уж сложной.

Окопник заметил группу легионеров, которые были чем-то заняты, и неторопливо подошел к ним, чтобы посмотреть, чем именно они занимаются. Он почти не сомневался в том, что непременно уличит их в чем-либо неподобающем, и тогда сумеет добавить еще один пункт в обвинениях против капитана Шутника. Окопник мысленно потирал руки. Накопление компромата почти примирило его с невыносимой жарой.

Легионеры заметили приближение лейтенанта – он услышал, как кто-то из них негромко проговорил:

– Ребята, Проныра идет.

Окопник нахмурился. Слух у него был довольно-таки острым, но он не смог определить, кто из легионеров это сказал. Ни один уважающий себя офицер не упустил бы возможности подобающим образом наказать наглеца за такое оскорбление. Но еще приятнее было бы наложить дисциплинарное взыскание на всю компанию. Поэтому Окопник сделал вид, что ничего не слышал.

– Чем это вы тут занимаетесь? – строго вопросил он, сжав кулаки и подбоченившись. В этой позе, которую он принял ради того, чтобы выглядеть устрашающе, он, напротив, смотрелся довольно потешно. Как бы то ни было, легионеры оторвались от своих занятий и развернулись к нему.

– Вкалываем, лейтенант, – ответил один из них – долговязый малый, которого, судя по нашивке, звали Стрит.

Акцент у него был такой сильный, что Окопник не сразу разобрал, что он ответил.

– То есть работаете? – прищурился Окопник. – Я бы вам посоветовал действительно работать. Тут вам не база отдыха, не забывайте об этом.

– Да он просто гений, – пробормотал кто-то, и Окопник снова не понял – кто именно.

Окопник решил снова проигнорировать издевку – ведь, если на то пошло, ее можно было воспринять и как комплимент.

– И чем же именно вы занимаетесь? – поинтересовался он.

Молодой круглолицый легионер в старомодных очках ответил:

– Превосходный вопрос, лейтенант. Пожалуй, если мы все будем правильно ставить вопросы, мы непременно узнаем ответ.

– Что ты хотел этим сказать... – подозрительно прищурился Окопник и прочел имя легионера на нашивке: – ...Махатма? – Имя и лицо показались ему знакомыми. Не этот ли легионер вел себя неподобающим образом на первой поверке? – Уж не то ли, что вы сами не знаете, чем занимаетесь?

– А разве кто-то из нас понимает досконально, чем занимается? – с едва заметной улыбкой осведомился Махатма. – Простейшее действие чревато последствиями, которых никто не в состоянии предвидеть.

– Мощно задвинул, Махатма. Внушает, – с трудом сдерживая смех, отметил Стрит и одобрительно кивнул, потирая ладони.

– Вы служите в Легионе, – горделиво запрокинул голову Окопник и устремил на Махатму суровый взгляд – ему очень хотелось, чтобы взгляд получился как можно более суровым. – О последствиях должны думать офицеры. А вы должны выполнять приказы, и если вы будете их выполнять, все будет хорошо.

Что будет, если легионеры не станут выполнять приказы, он предоставил их воображению.

Окопник не учел того, насколько богатым воображением обладает Махатма.

– Лейтенант Окопник, могу ли я задать вам вопрос, сэр? – проговорил Махатма, подняв руку, словно школьник. Проигнорировать его не было никакой возможности.

– В чем дело, Махатма? – нахмурился Окопник, крайне недовольный тем, что разговор идет не так, как он задумал. Он решил, что поскорее отделается от Махатмы и сам поведет беседу.

Махатма, сохраняя подчеркнуто серьезное выражение лица, спросил:

– Лейтенант Окопник, не следует ли нам интересоваться тем, от кого исходит приказ, дабы мы могли определить, справедлив ли он и, следовательно, стоит ли его исполнять?

Окопник одарил Махатму гневным взором и процедил сквозь зубы:

– Не вижу, какое это имеет отношение к...

– О, это как раз имеет очень большое отношение, – возразил Махатма настолько почтительно, что выругать его было попросту невозможно. – Не всегда так уж легко отличить одного человека от другого, а как быть, если один из этих людей – офицер, а другой – нет? Если вдруг появится какой-то человек и объявит, что он – офицер, следует ли нам подчиняться ему, или все же следует сначала выяснить, так ли это, а уж потом выполнять его приказы?

– Ну нет, на этом ты меня не подловишь, – злорадно ухмыльнувшись, покачал указательным пальцем Окопник. – Майору генштаб поручил командование этой ротой. И приказ о своем назначении он предъявил капитану Шутнику.

– Но капитана Шутника не было на базе, когда прибыл майор Портач, – возразил Махатма. – Тогда он никому никакого приказа не показывал и все же сразу приступил к командованию ротой. Откуда же нам знать, законен ли приказ о его назначении командиром роты?

– Ну, Махатма, во дает! – восторженно прошептал кто-то из легионеров.

– Глубоко копает, скотина! – подхватил другой.

У Окопника по спине побежали мурашки. Уж не подыскивали ли эти наглецы повода для бунта? Что же ему делать? Приструнить их самолично или поскорее доложить майору, и уж пусть он сам принимает те меры, которые сочтет необходимыми?

– Другие офицеры были здесь и не высказались против вступления майора в командование ротой, – наконец нашелся Окопник.

– Это мне известно, и именно поэтому мы продолжали исполнять приказы, – невозмутимо кивнул Махатма. – Но это было до возвращения капитана. И как нам быть теперь, если приказы поступят от капитана? Он ведь по-прежнему офицер, не так ли?

– Капитан Шутник лишен поста командира, – чувствуя, как по лбу течет струйка пота, процедил Окопник. – Более того: майор посадил его под домашний арест и в данный момент проводит расследование его проступков в то время, как он был командиром. Так что он временно отстранен от должности.

– Это мы все слышали, – не унимался Махатма. – Означает ли это, что нам не следует исполнять его приказы?

– Вам следует... – начал фразу Окопник, но тут же оборвал себя, уловив в вопросе Махатмы очередную ловушку. – Вам следует действовать по обстоятельствам. Если его приказы законны, вам, безусловно, следует их исполнять. Но если его приказы будут противоречить приказам майора, исполнять их не следует ни в коем случае.

– Очень хорошо, сэр, вы очень понятно все объясняете, – с еще более обезоруживающей улыбочкой проговорил Махатма. – Но позвольте задать вам еще один вопрос, лейтенант Окопник. Как нам узнать, законны ли приказы капитана, до тех пор, пока мы не узнаем, одобрены ли они майором?

– Хороший вопрос, – одобрительно кивнул Окопник. – Полагаю, что при таких обстоятельствах вам следует игнорировать приказы, исходящие от капитана Шутника, до тех пор, пока вы не удостоверитесь в том, что их одобрил майор.

– Благодарю вас, лейтенант, – кивнул Махатма. – Теперь я все хорошо понял.

– Отлично. В таком случае продолжайте работу, – распорядился Окопник и поспешил ретироваться.

Позднее он очень пожалел о том, что не задержался и не увидел последствий своего последнего высказывания. Но у него было слишком мало опыта в общении с личным составом роты «Омега», и потому предвидеть таких последствий он никак не мог.

Преподобный Джордан Айрес часто заморгал, войдя в ярко освещенную комнату, и увидел тех, кто его поджидал. Армстронг и Рембрандт сидели рядом на диване, а Бренди примостилась на подлокотнике.

– Присаживайтесь, Преп, – пригласил капеллана Шоколадный Гарри, который пригласил его на эту конспиративную встречу.

– Благодарю, спасибо, – кивнул капеллан и поставил стул с жесткой спинкой напротив дивана.

Шоколадный Гарри опасливо опустился на второй подлокотник дивана. В итоге возникло забавное зрелище – двое сержантов с внушительным телосложением по бокам и двое стройных лейтенантов посередине. Преп обвел взглядом всех четверых и проговорил:

– Наверное, случилось что-то важное, если вы все здесь собрались. Вы скажете мне, в чем дело, или я должен угадать?

– Думаю, вы уже и так знаете, какая наша самая главная проблема, – взяла слово Рембрандт как самая старшая по званию из присутствующих.

– Майор, – сказал Преп, и все четверо дружно кивнули.

Преп кивнул в ответ, но тут же пожал плечами и проговорил:

– Что ж... Я могу только выразить свое сочувствие, но не знаю, что тут можно поделать. Его прислало командование Легиона, и похоже, нам остается только смириться с этим.

– В принципе я с вами согласен, Преп, – сказал Армстронг. – Он – законно назначенный командир, и если у нас с ним разные взгляды, то нам остается либо соглашаться с ним, либо уволиться. Тем более что его взгляды – это строчки устава.

– Я на это точно так же смотрю, лейтенант, – отозвался Преп. – Когда Короля призвали в армию, он послушно выполнял приказы – как любой другой парень, ставший солдатом. Он не пользовался никакими привилегиями. Он даже волосы подстриг, а это была немалая жертва с его стороны. Если уж он мог с этим смириться, то и мы, я так думаю, тоже можем.

Рембрандт кивнула.

– Такое отношение к военной службе понятно и даже похвально, – сказала она. – И наша жизнь была бы намного легче, если бы больше легионеров так себя вели. Но, честно говоря, я не уверена, что сейчас нам нужно именно это.

– В таком случае, мэм, я не пойму, чем могу быть вам полезен, – покачал головой Преп и поднялся со стула. – Некоторым людям Король казался смутьяном, но в глубине души он всегда уважал власть. Ведь однажды он даже засвидетельствовал свое уважение к человеку, который...

Бренди прервала капеллана:

– Сядьте, пожалуйста, Преп. Давайте проясним один момент. Мы не собираемся просить вас настраивать легионеров против майора. Это он и сам делает с большим успехом. Если бы ребят кто-то подстрекал, они бы уже давным-давно начали вести себя так, чтобы майор сам страстно возжелал покинуть роту. Но единственный человек, который мог бы сподвигнуть ребят на такое поведение, молчит, и пока он будет помалкивать, ребята побоятся что-либо делать из опасений, что они навредят ему больше, чем самим себе.

– Вы говорите о капитане, – заключил Преп. Он так и не сел, но опустил руку на спинку стула.

– Да, – подтвердила Бренди, не спуская глаз с капеллана. – Вся рота – офицеры, контрактники и даже салаги-новобранцы – за капитана готовы броситься хоть в «черную дыру». Но они не сделают ни шага, покуда волнуются за него. А капитан ведет себя очень и очень странно – это я вам говорю на всякий случай, вдруг вы еще не заметили.

– Почему же не заметил? – пожал плечами Преп. – Очень даже заметил. С тех пор как он вернулся после странствий по пустыне, он стал какой-то... рассеянный. Поговаривают, будто бы это из-за того, что он перегрелся. А его дворецкого вы еще не нашли?

– Нет, Бикер по-прежнему числится пропавшим без вести, – мрачно пробормотал Армстронг. – Мы пытаемся выяснить, что могло с ним случиться, но в подробности я вас посвящать не имею права. Боюсь, что найдем мы его не слишком скоро.

– Жаль. Он был хороший парень. Просто очень хороший парень, – сокрушенно покачал головой Преп, снова уселся на стул и уставился на своих собеседников. – Но чего же тогда вы от меня хотите?

– Мы хотим, чтобы вы поговорили с капитаном, – ответила Бренди. – Ведь именно он попросил начальство, чтобы вас прислали в роту. Может быть, вам удастся достучаться до него. От всех нас он как будто что-то скрывает.

– Вы вправду так думаете? – пытливо взглянул на Бренди капеллан.

– Да, Преп, – подтвердила Рембрандт. – Это область, в которой вы специалист. Мы хотим, чтобы вы помогли капитану. Как только он придет в себя, он, быть может, сумеет придумать, как ему снова стать командиром роты. Пока он этого не сделает, у всех нас связаны руки. И нам кажется, что помочь тут можете только вы.

– Только я? – Преп приосанился, расправил плечи. – Что ж, если речь идет о том, чтобы я помог человеку обрести самоконтроль, то тут вы можете на меня рассчитывать. Я сразу же приступлю к делу.

– Отлично, Преп, мы вам очень благодарны, – улыбнулась Рембрандт. – Мы так и знали, что вы будете на нашей стороне. – Она пожала руку капеллана, после чего это сделали все остальные.

Преп встал и вышел из комнаты с видом человека, облеченного высокой миссией.

Как только он вышел, Рембрандт повернулась к остальным и сказала:

– Ну хорошо, Препа мы на капитана натравили. Теперь он займется его реабилитацией. Но о чем мы попросим капитана, когда он вернется в норму?

Этот вопрос застал ее собеседников врасплох. Все нервно переглядывались. А потом как по команде все вдруг заговорили разом.

Вскоре выяснилось, что все хотят фактически одного и того же.

Преподобный Джордан Айрес в общем и целом не принадлежал к тем людям, которые являются поборниками тонких, тактичных методов психологического воздействия. Для себя ответы на главные вопросы он давно нашел, и эти ответы были просты, безыскусны и прямы. И, как все истинно верующие, он пытался навязать эти ответы всем, с кем его сводила судьба. Большей частью это ему удавалось – хотя бы потому, что отчасти эти ответы заключались в том, чтобы человек что-то делал, а не сидел сложа руки и размышлял над смыслом жизни.

И все же капеллан решил, что при беседе с прихворнувшим капитаном Шутником ему потребуется более тонкий подход, чем при общении с легионерами, время от времени являвшимися к нему за советами. Капитан был человеком, который обычно хорошо владел собой, человеком богатым и наделенным властью. Он всегда следил за своим внешним видом, а его лицо никогда не выражало сомнений и замешательства. В этом смысле, по мнению капеллана, он во многом напоминал Короля. И те слова, которые годились для утешения стосковавшегося по дому рядового легионера, могли и не подойти при разговоре с капитаном. Немыслимое число мелких жизненных проблем отступало, их словно ветром сдувало – стоило человеку вытащить из внутреннего кармана кредитную карточку «Дилитиум экспресс».

– Доброе утро, капитан, – проговорил Преп, подойдя к столику, за которым сидел Шутт и перебирал личные досье легионеров роты «Омега».

– О, и вам доброе утро! – лучисто улыбнулся капеллану Шутт. – Несказанно рад снова видеть вас. Присаживайтесь, поболтаем.

– С превеликим удовольствием, – кивнул Преп и уселся на табурет напротив капитана. – Давненько мы с вами не говорили по душам. Правда, вы некоторое время отсутствовали... Наверное... интересное у вас получилось путешествие?

Преп решил, что, если капитан расскажет ему о том, что пережил, он, пожалуй, сумеет выудить у него, в чем его беда.

– Да, можно и так сказать, – пожав плечами, ответил Шутт. – Но рассказывать почти нечего. Я просто очень рад, что в конце концов оказался здесь, если честно.

– Понимаю, – кивнул Преп. Все пошло не совсем так, как он планировал. Он решил сменить тактику, надеясь, что ему все же удастся заставить капитана разговориться. – Вероятно, те лишения, которым вы подверглись, странствуя по пустыне, сказались на вашем здоровье сильнее, чем вы предполагаете...

– О, это сущие пустяки, – небрежно махнул рукой Шутт. – Лучше вы сами мне что-нибудь интересненькое расскажите.

Преп вздохнул. Пожалуй, стоило прибегнуть к обычной манере разговора с прихожанами.

– Самая интересная история, известная мне, касается не меня самого, – начал он, – а одного бедного парнишки, который в глубокой древности жил на Земле. Поначалу, когда он был маленьким, на него никто не обращал внимания, потому что его родители были бедны. Они были самыми простыми людьми, им очень не везло в жизни...