Текст книги "Восходящая Тень"

И тут в перекошенной раме возник сапог, затем спина, а потом появился и сам Ранд, собственной персоной; он пятился с пламенеющим мечом в руке. Ранд шагнул из каменной рамы и, облегченно вздохнув, позволил клинку исчезнуть. Даже в тусклом свете Мэт видел, что его друг не на шутку встревожен. Заметив Мэта, он вздрогнул:

– Это ты, Мэт? Только присматриваешься или уже побывал там?

Некоторое время Мэт с опаской смотрел на друга. Хорошо еще, что тот убрал меч. Похоже, сейчас Ранд не направляет Силу, хотя о таком трудно судить наверняка, и вроде бы не выглядит сумасшедшим. По правде говоря, он выглядел самим собой, тем Рандом, которого Мэт помнил с детства. Впрочем, напомнил себе Мэт, с тех пор как они покинули Двуречье, много воды утекло и Ранд уже не таков, каким был когда-то.

– Да, залез я в эту штуковину! И вот что я тебе скажу – все они шайка паршивых врунов. Кто они вообще такие? На змей похожи.

– Думаю, они не вруны. – Ранд покачал головой с таким видом, будто хотел, чтобы они оказались лжецами. – Нет, пожалуй, нет. Они испугались, как только я появился, а уж когда начался этот звон… Меч их пугал. Они боялись даже смотреть на него. Отступали и прятали глаза. А на твои вопросы они ответили?

– Да ничего толкового мне не сказали, – пробормотал Мэт. – А тебе?

Неожиданно из тер’ангриала, будто материализовавшись из воздуха, грациозной походкой выступила Морейн. Не будь она Айз Седай, потанцевать с нею было бы одно удовольствие. При виде юношей она с раздражением чуть скривила губы:

– Вы! Вы оба здесь. Так вот почему!.. – От досады она чуть не зашипела. – Туда и одного та’верена пускать рискованно, а уж двоих сразу… Вы могли напрочь разорвать связь и оказаться в ловушке! Навеки там остаться! Мальчишки! Вы понятия не имеете, с чем взялись играть! Как это опасно! А Перрин, он тоже там? Вы и его втянули в свою… затею?

– Когда я видел Перрина, – сказал Мэт, – он собирался лечь спать.

Мэт опасался, что сейчас, чего доброго, из тер’ангриала появится и Перрин, уличив тем самым его во лжи, но решил, что стоит попробовать отвлечь от друга внимание Айз Седай. Ни к чему еще и Перрину испытывать на себе ее гнев.

«Может, ему наконец-то удастся убраться подальше, прежде чем Морейн снова о нем вспомнит. Чтоб ей пропасть! – выругался про себя Мэт. – Готов держать пари, что она – из знатного рода».

Не приходилось сомневаться в том, что Морейн разгневана. Она побледнела от ярости, а ее темные глаза сверлили Ранда, словно буравы.

– Хорошо еще, что вы оба остались живы. Но откуда вы узнали об этом? Которая из девчонок проболталась? Я с нее шкуру на перчатки сдеру!

– Я узнал обо всем из книги, – спокойно ответил Ранд. Он уселся на краешек ящика, заскрипевшего под его весом, и с самым невозмутимым видом скрестил руки на груди. – Точнее сказать, из двух книг. Одна называется «Сокровища Тирской Твердыни», а другая – «Взаимоотношения с Майеном». Удивительно, как много интересного можно выискать в книгах, если не жалеть времени на чтение, правда? – Ранд держался с потрясающим хладнокровием, и Мэт позавидовал ему.

– А ты? – Айз Седай обратила сверлящий взгляд на Мэта. – Ты тоже вычитал это в книгах? Ты?

– И я, бывает, почитываю, – сухо отозвался Мэт. По правде говоря, Эгвейн и Найнив вполне заслуживали того, чтобы с них спустили шкуру, – Мэт не забыл, как они спеленали его с помощью Силы, чтобы заставить признаться, где он припрятал письмо Амерлин, не говоря уже о прочем, но он не собирался их выдавать. Куда лучше натянуть нос Морейн. – Читал и «Сокровища», и «Взаимоотношения» – в книжках много всякого понаписано.

К счастью для Мэта, Морейн не настаивала на том, чтобы он повторил названия, – когда Ранд помянул книги, Мэт особо не прислушивался.

Однако Морейн вновь перевела взгляд на Ранда:

– Итак, какие ответы ты получил?

– Это мое дело, – сказал Ранд и нахмурился. – Непросто было разговаривать с ними. Они привели какую-то… женщину… чтобы она толковала со мной, но и она говорила так, как пишут в старинных книгах. Я с трудом разобрал некоторые слова. Мне и в голову не приходило, что там говорят на другом языке.

– На древнем наречии, – пояснила Морейн, – на одном из его диалектов, довольно грубом. Они пользуются им, когда говорят с людьми. А ты, Мэт, легко ли понимал свою переводчицу?

Во рту у него пересохло, он с трудом сглотнул и произнес:

– Вот оно что! Значит, они на древнем наречии говорили? Нет, мне они переводчицу не приводили. В общем-то, я так и не успел задать свои вопросы. Колокол загромыхал так, что чуть не обвалились стены, и они вытолкали меня взашей, будто я им на ковер нагадил.

Морейн продолжала недоверчиво сверлить его взглядом. Ей было известно, что с уст Мэта порой слетают слова древнего языка.

– Кое-какие слова я разбирал, но не настолько, чтобы понять, что они имели в виду. Но вы с Рандом получили свои ответы. А что они сами с того имеют? Эти змеи с ногами? Что они делают-то? А то вдруг поднимемся наверх и обнаружим, что десять лет будто корова языком слизнула – как с Байли в сказке.

– Чувства, – скривившись, ответила Морейн, – переживания, ощущения. Они заглядывают человеку в голову – вы могли чувствовать это, когда у вас мурашки пробегали по коже. Вероятно, они каким-то образом подпитываются человеческими эмоциями. Айз Седай, изучавшие в Майене этот тер’ангриал, писали, что после того, как им воспользуешься, появляется сильное желание ополоснуться. То же самое испытываю и я.

Она повернулась, собираясь уйти, но Ранд задержал ее:

– А их ответы? Они правдивы? Ты как считаешь? Если верить книгам, они говорят правду, но неужто они и впрямь способны предвидеть будущее?

– Ответы правдивы, – помедлив, сказала Морейн, – во всем, что касается личной судьбы спрашивающего. Это точно. – Она помолчала, прикидывая, какое впечатление произвели ее слова на Ранда и Мэта. – Что же до того, как им удается прозревать будущее, на этот счет остается только строить догадки. Мир, знаете ли, устроен… странным образом. Возможно, им как-то удается отслеживать, как нити человеческих судеб вплетаются в Узор. Или, может, таков дар этих существ. Боюсь, яснее выразиться я не могу. Ответы их зачастую темны и невнятны. Но я могла бы помочь вам истолковать их.

Глаза Морейн перебегали с одного на другого, и Мэт чуть было не выругался. Видать, она не поверила в то, что он не задавал вопросов. Хотя, возможно, дело тут в обычной подозрительности Айз Седай.

– А ты скажешь нам, о чем ты спрашивала и что услышала в ответ? – спросил Ранд с легкой улыбкой.

Вместо ответа Морейн окинула его спокойным изучающим взглядом и двинулась к выходу. Перед Айз Седай неожиданно поплыл в воздухе маленький светящийся шар, – яркий, словно фонарик, он освещал ей путь.

Мэт понимал, что сейчас ему бы лучше помолчать, оставить все как есть, – может, она уйдет и забудет о том, что он побывал здесь. Но он кипел от ярости и не мог сдерживаться. Подумать только, что за вздор они несли! Может, это и правда, раз уж Морейн в этом уверена, но он был бы не прочь встряхнуть кого-нибудь из этих типов за ворот – или что там сойдет за ворот в тех хламидах – и заставить выложить все без утайки.

– Почему нельзя побывать там дважды, Морейн? – крикнул он ей вслед. – Почему?

Мэт чуть было не спросил, отчего они так беспокоились насчет железа и музыкальных инструментов, но вовремя прикусил язык. Иначе он разоблачил бы себя: об этом он не мог знать, если не понимал того, что ему говорили те существа.

Морейн помедлила у двери, и трудно было понять, смотрит ли она на тер’ангриал или на Ранда.

– Если бы я знала все, Мэтрим, мне не было бы нужды задавать вопросы. – Айз Седай постояла еще мгновение, глядя в комнату, – и смотрела она именно на Ранда – и ушла, не проронив больше ни слова.

Ранд и Мэт молча смотрели друг на друга.

– Ты узнал, что хотел? – спросил наконец Ранд.

– А ты?

Над ладонью Ранда вспыхнул яркий язычок пламени. Не мягко светящийся шар, как у Айз Седай, а настоящий огонь – словно зажегся факел. Ранд направился к выходу, но Мэт задержал его другим вопросом:

– Неужто ты допустишь, чтобы белоплащники хозяйничали у нас дома? Ты же знаешь, что они двинулись в Двуречье, а может, уже добрались до Эмондова Луга. Желтые глаза, проклятый Возрожденный Дракон. Одного этого разве мало?

– Перрин сделает… все, что необходимо, чтобы спасти Эмондов Луг, – с болью в голосе ответил Ранд. – А я буду делать свое дело, иначе погибнет не один Эмондов Луг. И враг окажется намного страшнее белоплащников.

Как зачарованный смотрел Мэт вслед другу, пока тот не скрылся из виду. Тогда он спохватился, взял свою лампу и заторопился к выходу.

«Руидин! Свет, что же мне делать?»

Глава 16
Расставания

Лежа на пропотевших простынях и глядя в потолок, Перрин понял, что непроглядная тьма постепенно уступает место серому сумраку. Еще чуть-чуть – и над горизонтом покажется краешек солнца. Наступит утро. Пора новых надежд. Время вставать и отправляться в путь. Новых надежд! Перрин едва не рассмеялся: на что ему надеяться? «Интересно, – подумал юноша, – когда я проснулся? В этот раз, наверное, с час назад, если не больше». Он поскреб бородку и скривился от боли. За ночь ушибленное плечо распухло и онемело. Юноша медленно выпрямился и, обливаясь потом, стиснув зубы, глотая стоны и подавляя рвущиеся проклятия, принялся разминать плечо и разрабатывать руку. Это далось ему нелегко, но в конце концов он убедился, что может владеть рукой, хотя и не без усилий.

Сон его был прерывистым и беспокойным. Когда он просыпался, ему мерещилась Фэйли, глядевшая на него с немым укором. В темных глазах девушки застыла боль, и сердце его сжималось, ведь эту боль причинил ей он. Стоило Перрину уснуть, и перед ним представала одна и та же картина: его ведут на эшафот. В этих снах тоже присутствовала Фэйли – иногда она с ужасом смотрела на казнь или, хуже того, пыталась спасти его, вступая в безнадежную схватку с вооруженными копьями и мечами белоплащниками. Он чувствовал, как петля затягивается у него на шее, и кричал от отчаяния – потому что видел, как Чада Света убивают Фэйли. Иногда же она наблюдала за его казнью со злорадной усмешкой. Неудивительно, что после таких сновидений он просыпался в холодном поту. Раз ему приснилось, что на выручку ему и Фэйли бросились волки – и все были перебиты копьями и стрелами белоплащников. Ночка выдалась – врагу не пожелаешь. Перрин торопливо умылся, оделся и покинул комнату, как будто вместе с ней хотел поскорее оставить позади воспоминания о ночных кошмарах.

В коридорах Твердыни почти не осталось следов вчерашнего нападения – разве что кое-где еще висели рассеченные драпировки, то тут, то там попадался сундук, крышка которого была расколота ударом топора, а на плитах пола – там, где была оттерта кровь, виднелись светлые пятна. Домоправительница вконец загоняла подчиненную ей армию слуг; многие из них были перевязаны, но все равно мели, терли и наводили порядок в Твердыне. Видать, домоправительнице и самой досталось: голова ее была обмотана повязкой. Она ступала, тяжело опираясь на палку, но повсюду поспевала и твердым голосом раздавала приказы. Было ясно, что эта седовласая, ширококостная женщина не успокоится, пока не устранит малейшего напоминания о том, что врагу уже во второй раз удалось проникнуть в Твердыню. Увидев Перрина, она приветствовала его едва заметным реверансом. Впрочем, большего от нее не удостаивались и благородные лорды, даже когда она была в добром здравии. Несмотря на то что следы крови тщательно оттирались и отскабливались, Перрин продолжал ощущать ее слабеющий запах, заглушаемый ароматами воска, мастики и моющих составов: острый металлический привкус человеческой крови, зловоние крови троллоков и обжигающий ноздри едкий смрад – кровь мурддраала. Перрину не терпелось поскорее убраться отсюда.

Дверь в комнату Лойала имела добрый спан в ширину и более двух спанов в высоту, а слишком большая дверная ручка в виде переплетенной виноградной лозы находилась на уровне головы Перрина. В Твердыне было немало гостевых комнат, предназначенных специально для огиров, изредка посещавших Тир. Сама Твердыня была воздвигнута еще до знаменитых построек огир, но, когда требовалось что-то подправить, из престижа приглашали, пусть и нечасто, несравненных огирских каменных дел мастеров. Перрин постучал.

– Заходи, – послышался гулкий, как лавина, голос.

Юноша повернул ручку и вошел.

Огромная комната была вполне соразмерна дверям, но казалась почти обычной, поскольку посередине, на ковре с узором из листьев, с трубкой в зубах высился Лойал. Ростом он был выше любого троллока, разве что в плечах чуть поуже. Его темно-зеленый кафтан, застегнутый до талии, а ниже расклешенный, словно килт, спускавшийся до голенищ высоких, по бедро, сапог и прикрывающий широкие штаны, уже не казался Перрину чудным одеянием, но достаточно было бросить на огира один взгляд, чтобы понять: это не человек. Широченный нос делал его лицо похожим на звериное рыло, глаза под мохнатыми бровями были величиной с чайные блюдца, а огромные уши с кисточками на кончиках торчали из гривы свисавших почти до плеч жестких черных волос. При виде Перрина Лойал осклабился, открыв широкий – от уха до уха – рот.

– Доброе утро, Перрин, – прогромыхал он, вынув трубку изо рта. – Ну как, удалось выспаться? Надо думать, это было не так-то просто после вчерашнего. Я так полночи не спал, все сидел да записывал, что приключилось. – Перрин заметил, что в другой руке Лойал держит перо, а его толстые, как колбаски, пальцы в чернильных пятнах.

Повсюду – на крепких, под стать огирам, стульях, широченной кровати и высоченном, по грудь Перрину, столе лежали книги. Но юношу удивило вовсе не это, а обилие цветов в жилище огира. Цветы всех мыслимых сортов и оттенков, скрепленные лентами или шнурками, вазы, корзины, букеты, гирлянды и венки заполонили всю комнату – такого Перрин еще не видел. Цветочный аромат наполнял воздух, точно в саду. И тут юноша увидел, что на голове Лойала красуется здоровенная, размером с человеческий кулак, шишка, а при ходьбе огир припадает на одну ногу. Похоже, вчера Лойалу досталось – сможет ли он пуститься в дорогу?.. Перрин устыдился подобных мыслей, ведь огир был его другом, но и отступиться юноша не мог.

– Вижу, ты ранен, Лойал. Морейн могла бы Исцелить тебя. Уверен, она не откажется.

– Ничего страшного, это не мешает мне двигаться. К тому же сейчас в Твердыне и без меня хватает бедолаг, которые действительно нуждаются в помощи. Не стоит ее беспокоить. Видишь, я даже смог заняться своей работой. – Огир бросил взгляд на стол, где рядом с откупоренной бутылочкой чернил лежала раскрытая большая тетрадь в тканевом переплете. Большая для Перрина, разумеется; сам-то Лойал мог без труда засунуть ее в карман. – Надеюсь, я все записал верно, – продолжал огир, – хотя больше с чужих слов, потому как сам я мало что видел.

– Лойал у нас настоящий герой, – заявила Фэйли, поднимаясь с книгой в руках из-за цветочных завалов.

Перрин вздрогнул от неожиданности: он не учуял девушки – благоухание цветов в комнате совершенно скрыло ее запах. Лойал смутился, зашикал и замахал на нее рукой, но Фэйли продолжила. Голос ее звучал спокойно, но на Перрина она глядела с вызовом.

– Он собрал сюда всех детишек, каких нашел, вместе с матерями, а сам встал в дверях и в одиночку отбивался от троллоков и мурддраалов. А эти цветы принесли женщины Твердыни – в благодарность за его стойкость и верность.

Слова «стойкость» и «верность» в ее устах звучали укором Перрину. При каждом слове он вздрагивал, как от удара хлыста. Он считал, что поступил правильно, но откуда было Фэйли это знать? И даже если бы знала, что его на это толкнуло, все равно бы не поняла. «Но я поступил правильно». Правда, от этого ему не легче. Паршивое чувство – знать, что ты прав, и при этом ощущать себя виноватым.

– Ничего особенного я не совершил, – произнес огир, смущенно подернув ушами, – детишки ведь не могли сами за себя постоять. Никакой я не герой. Нет.

– Чепуха, – отрезала Фэйли и, пометив ногтем строку в книге, подошла поближе к Лойалу, которому макушкой даже до груди не доставала. – В Твердыне нет женщины, которая не сочла бы за честь стать твоей женой, будь ты человеком, а многие хоть сейчас вышли бы за тебя. Не зря тебя назвали Лойалом, ведь это имя означает «верный». Женщины ценят верность.

Уши огира нервно напряглись, а Перрин усмехнулся. Фэйли наверняка все утро подлизывалась к Лойалу, вела сладкие речи, рассчитывая, что тот согласится взять ее с собой, что бы там ни говорил Перрин, но сейчас, сама того не ведая, подлила в бочку меда изрядную ложку дегтя.

– Есть новости от твоей матери, Лойал? – спросил юноша.

– Нет. – Голос огира звучал и облегченно, и встревоженно одновременно. – Но вчера в городе я повстречал Лифара. Он удивился не меньше меня, ведь огиры не частые гости в Тире. Он прибыл из стеддинга Шангтай, чтобы обговорить условия подновления огирской каменной кладки одного из дворцов. Не сомневаюсь, что, как только вернется в стеддинг, он тут же всем сообщит, что я в Тире.

– Невесело, – заметил Перрин, и Лойал удрученно кивнул:

– Лифар сказал, что Старейшины объявили меня беглецом, а мать обещала им, что как только отыщет меня, так тут же женит и заставит жить в стеддинге. Она уже и невесту мне присмотрела, правда, Лифар не знает кого именно. Во всяком случае, он так говорит. Ему-то все это кажется смешным, а матушка может добраться сюда всего за месяц.

На лице Фэйли было написано такое смущение, что Перрин чуть не усмехнулся. Она считала – и во многом справедливо, – что знает о мире куда больше, чем он, однако Лойала Перрин знал гораздо лучше. Стеддинг Шангтай, на отрогах Хребта Мира, был родным домом Лойала, который, хотя ему и перевалило за девяносто, по огирским понятиям считался молоденьким парнишкой и не имел права без дозволения покидать стеддинг. Огиры жили очень долго; по огирским меркам, Лойал был не старше Перрина, а то и младше. Движимый желанием повидать мир, Лойал самовольно ушел из дома и больше всего на свете боялся, что мать отыщет его, женит и заставит жить в стеддинге. И тогда прощай вольная жизнь.

Пока Фэйли соображала, как бы замять неловкость, Перрин сказал:

– Мне нужно вернуться в Двуречье, Лойал. Пойдем вместе – уж там-то матушка тебя не найдет.

– Это точно. – Огир неуверенно пожал плечами. – Но как же моя книга – о Ранде, о тебе и о Мэте? Я уже много чего набросал, но… – Он обошел вокруг стола, не сводя взгляда с тетради, исписанной убористым почерком. – Перрин, мне так хочется написать правдивую повесть о Возрожденном Драконе. Это будет единственная книга, написанная тем, кто сопутствовал ему и все видел своими глазами. «Возрожденный Дракон» – книга Лойала, сына Арента, сына Халана из стеддинга Шангтай. – Нахмурясь, он склонился над тетрадью и окунул перо в чернильницу. – Вот здесь у меня не совсем верно написано. Это было…

Перрин удержал его за руку:

– Лойал, если матушка отыщет тебя, никакой книги ты не напишешь. Во всяком случае, про Ранда. А мне очень нужна твоя помощь, Лойал.

– Моя помощь? Я не понимаю…

– В Двуречье вторглись белоплащники. Они охотятся за мной.

– Охотятся за тобой? Но почему? – Лойал выглядел почти таким же растерянным, как до того Фэйли, а та, напротив, самодовольно усмехнулась.

Перрина это насторожило, но он продолжил:

– Почему – это не важно. Факт, что они меня ищут. Важно, что, разыскивая меня, они могут погубить ни в чем не повинных людей, в том числе и моих родных. Одному Свету ведомо, что они уже успели натворить. Я могу остановить беду, если сумею быстро добраться домой. Проведи меня Путями, Лойал. Ты как-то говорил, что здесь поблизости находятся Путевые Врата, а я знаю, что Врата были и в Манетерене. Надо думать, они и сейчас там, в горах над Эмондовым Лугом, – ты сам уверял, что ничто не в силах разрушить Врата. Ты мне очень нужен, Лойал.

– Ну конечно, я помогу тебе, – произнес огир. – Пути… – Он шумно вздохнул, и уши его слегка поникли. – Признаться, я предпочитаю писать о приключениях, а не участвовать в них. Но все же лишнее приключение и мне не повредит. Думаю, сам Свет посылает мне его, – закончил он с воодушевлением.

Фэйли деликатно прочистила горло:

– Лойал, а ты ничего не забыл? Разве ты не обещал взять в Пути меня, когда я попрошу тебя? И разве не говорил, что, пока не сводишь меня, никого другого туда не поведешь?

– Я действительно обещал показать тебе Врата и то, что лежит за ними, – признал огир. – Вот и посмотришь, когда мы с Перрином туда отправимся. Ты можешь пойти с нами, если хочешь. Но предупреждаю, Фэйли: путешествовать Путями – дело нелегкое. Я бы и сам туда не сунулся, если бы не надо было помочь Перрину.

– Фэйли не пойдет, – твердо заявил Перрин, – только ты и я.

Не обращая на него внимания, Фэйли лукаво улыбнулась огиру:

– Ты обещал не просто показать мне Врата. Ты обещал взять меня туда, куда и когда я захочу, и не водить до меня никого другого. Ты поклялся.

– Это правда, – согласился огир, – ты вынудила меня поклясться, твердила, что я только обещаю, а как дойдет до дела – обману. Я сдержу свое слово – обязательно, но не будешь же ты встревать перед Перрином, коли у него такая нужда.

– Ты поклялся, – спокойно произнесла Фэйли. – Поклялся своей матерью, бабушкой и прабабушкой.

– Верно, Фэйли, но Перрин…

– Ты поклялся, Лойал. Уж не собираешься ли ты нарушить клятву?

На огира было жалко смотреть: он понурился, плечи его поникли, уши опали. Концы длинных бровей опустились на щеки.

– Она провела тебя, Лойал! – Перрин заскрежетал зубами. – Специально все подстроила – и надула тебя.

Краска залила щеки Фэйли, но она совладала с собой и сказала:

– Это так, Лойал, но мне пришлось это сделать. Из-за того что один болван считает, будто вправе распоряжаться моей жизнью. Иначе я бы ни за что так не поступила, уж поверь.

– То, что она хитростью вынудила тебя поклясться, не меняет дела? – спросил Перрин, и огир печально покачал головой.

– Огиры всегда держат свое слово, – заявила Фэйли, – и поэтому Лойал отведет меня в Двуречье. Во всяком случае, к Вратам в Манетерене. Что-то мне захотелось побывать в Двуречье.

– Но ведь это значит, что я не смогу помочь Перрину, – растерянно сказал Лойал. – Фэйли, зачем ты это устроила? Такое даже Лифару не показалось бы смешным. – В голосе его послышались нотки гнева, а чтобы рассердить огира, надо было постараться.

– Пусть он попросит меня взять его с собой, – решительно заявила Фэйли. – Попросит – возьму, а нет – мы отправимся вдвоем.

Огир открыл было рот, но тут заговорил Перрин:

– Ни за что. Я приду в Эмондов Луг первым. Я отправлюсь один. Пусть даже пешком! Так что выброси из головы эту дурь, Фэйли. Нечего дурачить Лойала и… лезть, куда тебя не просят.

Фэйли, державшаяся до сих пор с деланым спокойствием, вспылила:

– Пока ты туда доберешься, остолоп, мы с Лойалом уже будем там и покончим с белоплащниками. Что ты упрямишься? Сразу видно – кузнец, у тебя и башка как наковальня. Попроси разрешения – и можешь отправляться с нами.

Перрин молчал, – что толку спорить, все равно ее не переубедить. Но просить он не будет. Конечно она права: верхом до Двуречья добираться не одну неделю, а Путями можно попасть туда за два дня. «Но просить ее после того, как она обхитрила Лойала, а теперь пытается диктовать условия ему, – ни за что!»

– Можете отправляться в Манетерен одни, а я последую за вами. Буду держаться позади, в отдалении, так что считайте, что к вашей компании я отношения не имею. Таким образом Лойал клятвы не нарушит. А ты не можешь мне запретить идти, за кем пожелаю.

– Это очень опасно, Перрин, – с тревогой сказал Лойал. – В Путях темно. Если ты пропустишь нужный поворот или ненароком пройдешь не тем мостом – потеряешься навсегда. Или до тех пор, пока тебя не настигнет Мачин Шин. Попроси ее, Перрин, она же говорит, что, если попросишь, можешь идти с нами. Попроси.

Бас огира дрогнул, когда он помянул Мачин Шин, да и по спине Перрина пробежал холодок. Мачин Шин. Черный ветер. Даже Айз Седай толком не знали, то ли это одно из порождений Тени, то ли он возник сам собой в результате порчи Путей. Но именно из-за Мачин Шин путешествия через Пути были смертельно опасны. Айз Седай говорили, что Черный ветер пожирает души, и Перрин в это верил. Но лицо его было решительно, и голос звучал твердо. «Чтоб мне сгореть, если я дам ей заметить, что дал слабину!»

– Я не могу просить, Лойал. И не стану.

Огир поморщился и обратился к Фэйли:

– Он сильно рискует, собираясь идти за нами следом. Пожалуйста, разреши ему…

– Нет, – сразу перебила Лойала девушка. – Если он такой гордый, что и попросить не желает, с какой стати я должна уступать? И если он сгинет – какое мне до этого дело? – Она обернулась к Перрину. – Коли охота, следуй за нами, но на расстоянии. Будешь тащиться за мной, точно щенок, пока не попросишь. Ну что, будешь просить?

– Ох уж эти люди, – пробормотал огир, – до чего упрямы и нетерпеливы! Вечно торопятся, а спешка до добра не доводит.

– Я бы хотел выступить сегодня, – сказал Перрин, не глядя на Фэйли.

– Если уж отправляться, лучше не мешкать, – согласился Лойал и с сожалением глянул на тетрадь. – Прихвачу-ка я в дорогу свои заметки. Глядишь, смогу кое-что подправить. Жаль, одному Свету ведомо, какие события я пропущу, не оставшись с Рандом.

– Перрин, – позвала Фэйли, – ты меня слышишь?

– Я только возьму коня и кое-какие припасы, Лойал. Мы выступим еще до полудня.

– Перрин Айбара, чтоб тебе сгореть, ответь мне!

Лойал посмотрел на Фэйли с тревогой и обратился к юноше:

– Перрин, ты твердо уверен, что не…

– Это дело решенное, – ответил Перрин. – Она мастерица на уловки и хочет хитростью заставить меня плясать под ее дудку, но ничего у нее не получится. – Он не обратил внимания на возмущенно зашипевшую Фэйли; девушка смотрела на него, словно кошка, готовая накинуться, выпустив коготки, на приблудного пса. – Как только буду готов, дам тебе знать. – Перрин двинулся к двери, но Фэйли в ярости крикнула ему вслед:

– Нет уж, послушай меня, Перрин Айбара! Изволь собраться за два часа, не то рискуешь остаться здесь. Через два часа найдешь нас в конюшне у Ворот Драконовой Стены. Слышишь?

Заметив, что она замахнулась, Перрин захлопнул за собой дверь, и вовремя – что-то с глухим стуком ударилось в нее.

«Книга, – подумал Перрин, – она запустила в меня книгой».

Ну, за это Лойал задаст ей жару. Лучше треснуть Лойала по голове, чем портить его книги.

Некоторое время Перрин стоял, прислонившись к двери, и невеселые мысли бродили у него в голове. Он сделал все, что мог, чтобы заставить ее возненавидеть его, а она все равно собирается в Двуречье, где увидит его казнь. Вот пусть и полюбуется! «Но до чего упряма – Свет таких не видывал!»

Юноша повернулся, намереваясь уйти, но тут к нему приблизился айилец – высокий, с рыжеватыми волосами и зелеными глазами, с виду очень похожий на Ранда, только постарше. Гаул. Перрин знал его и уважал, хотя бы за то, что тот никогда не подавал виду, что замечает необычные глаза юноши.

– Да овеет тебя прохлада, Перрин, – приветствовал его Гаул. – Домоправительница сказала мне, что ты направился сюда. Вид у нее был такой, будто она и мне хотела вручить метлу. Суровая женщина – вроде наших Хранительниц Мудрости.

– Да овеет тебя прохлада, Гаул. Если хочешь знать мое мнение, все женщины вздорны и упрямы.

– Может, и так, если не знаешь к ним подхода. Я слышал, ты собрался в Двуречье.

– Свет! – воскликнул Перрин, не дослушав его. – Неужто об этом уже вся Твердыня знает? Если прослышала Морейн…

Гаул покачал головой:

– Ранд ал’Тор отвел меня в сторонку и рассказал об этом, но просил никому не говорить. Думаю, он говорил и еще кое с кем из наших, но не знаю, кто согласится пойти с тобой. Мы слишком долго пробыли по эту сторону Драконовой Стены, и многие тоскуют по Трехкратной земле.

– Ты хочешь пойти со мной? – удивился Перрин. Если с ним будет айилец… Все может обернуться иначе. О таком он и мечтать не смел. – Ранд просил тебя пойти со мной? В Двуречье?

Гаул снова покачал головой:

– Не просил. Просто сказал, что ты собрался в Двуречье и что там есть люди, которые задумали тебя убить. Вот я и решил пойти с тобой, если, конечно, ты не против.

– Я? Против? – Перрин чуть не расхохотался. – Да уж совсем не против – можешь не сомневаться. Прекрасно, через несколько часов мы уже вступим в Пути.

– В Пути? – Выражение лица Гаула не изменилось, но он моргнул.

– Это что-то меняет?

– Нет, Перрин. Смерть – удел всех людей.

Так-то оно так, подумал Перрин, но ответ неутешительный.

– Поверить не могу, что Ранд оказался таким бессердечным, – сказала Эгвейн, а Найнив добавила:

– Он даже не попытался остановить тебя.

Сидя на кровати Найнив, девушки делили золото, которое Морейн дала в дорогу Найнив с Илэйн. Каждой досталось по четыре толстых кожаных кошелька, которые они собирались припрятать в кармашки, специально пришитые под юбками. На поясе у каждой будет висеть другой кошелек, поменьше – чтобы не слишком привлекал внимание. Эгвейн брала с собой не так много денег, потому как в Пустыне от них не много проку.

Илэйн хмуро разглядывала два плотно увязанных узла, стоящих у двери, и лежавшую возле двери кожаную суму. В них была сложена вся одежда, которую необходимо взять в дорогу. Футляр с ножом и вилкой, гребень и расческа, иголки, булавки, нитки, наперсток, ножницы, мыло. Трутница и второй нож, поменьше того, что висел у нее на поясе… Перечитывать список не было смысла – все приготовлено. И главное, за пазухой у Илэйн спрятано каменное кольцо Эгвейн. Она была готова в дорогу. И ничто не могло ее задержать.

– Да, не пытался, – сказала Илэйн, гордясь тем, как спокойно прозвучал ее голос.

«Похоже, Ранд почувствовал облегчение. Облегчение! А я, словно последняя дурочка, открыла ему свое сердце в этом письме. Хорошо еще, что он распечатает его, только когда я уеду».

Найнив тронула ее за плечо, и Илэйн вздрогнула.

– А тебе хотелось, чтобы он попросил тебя остаться? Но ведь ты знаешь, каков был бы твой ответ.

Илэйн поджала губы:

– Конечно знаю. Но он как будто даже обрадовался – каково, а? – Она осеклась, поняв, что сказала больше, чем хотела.

Найнив взглянула на нее с пониманием:

– С мужчинами бывает нелегко.

– А мне до сих пор не верится, что он… – сердито пробурчала Эгвейн.

Но Илэйн так и не узнала, что же подруга имела в виду. Дверь распахнулась, и с такой силой, что ударилась о стену.

Илэйн мгновенно обняла саидар и почувствовала неловкость, когда на пороге показался Лан. Однако в следующий момент она решила, что коснулась Источника не напрасно. Страж, чья внушительная фигура загораживала дверной проем, был мрачнее тучи. Если бы его голубые глаза могли метать молнии, они испепелили бы Найнив на месте. Илэйн заметила, что свечение саидар окружало и Эгвейн.