Текст книги "Восходящая Тень"

Однако Лан уставился на Найнив, словно никого, кроме нее, в комнате не было.

– Ты дала мне понять, что возвращаешься в Тар Валон, а я и поверил, – рявкнул Страж.

– Если ты и поверил, – спокойно ответила Найнив, – я тут ни при чем, я тебе ничего подобного не говорила.

– Ничего не говорила? Она ничего не говорила! Ты говорила, что сегодня уедешь, и все время подчеркивала, что твой отъезд связан с отправкой в Башню этих приспешниц Темного. Все время! Что я, по-твоему, должен был думать?

– Но я ни словом не…

– Свет, женщина! – взревел Страж. – Нечего играть со мной словами!

Илэйн с Эгвейн обменялись встревоженными взглядами. Лан всегда отличался железной выдержкой, но сейчас он был близок к тому, чтобы сорваться. Найнив, напротив, не привыкла сдерживать свои чувства, однако держалась спокойно и невозмутимо и даже не теребила кончик косы – ладони остались лежать на зеленом шелке юбки. Взгляд ее был серьезным, голова – высоко поднятой.

Лан с видимым усилием взял себя в руки. Лицо его вновь, как обычно, стало непроницаемым. Но Илэйн была уверена, что спокойствие его – лишь внешнее.

– Я так и не узнал бы, куда вы направляетесь, если бы случайно не услышал, что вы распорядились заложить экипаж, чтобы вас отвезли на судно, отплывающее в Танчико. Я никак в толк не возьму, почему Амерлин отпустила вас из Башни и почему Морейн поручила вам допрашивать этих Черных сестер. Ведь вы, все трое, – принятые. Принятые, а не Айз Седай. А в Танчико сейчас небезопасно для любого, не считая разве что Айз Седай с оберегающим ее Стражем. И я не позволю тебе ехать туда!

– Стало быть, – усмехнулась Найнив, – ты позволяешь себе оспаривать решения Морейн, а заодно и самого Престола Амерлин. Наверное, я не очень хорошо разбираюсь в Стражах. Я-то думала, что, помимо всего прочего, вы приносите обет повиновения. Лан, я понимаю твою озабоченность и благодарна тебе, очень благодарна, но у нас свои задачи, и мы обязаны их выполнить. Мы уезжаем, и тебе придется с этим смириться.

– Почему? Во имя Света, скажи мне хотя бы – почему? Почему вы отправляетесь в Танчико?

– Если Морейн не сказала тебе этого, – мягко заметила Найнив, – значит у нее есть на то свои причины. У каждого из нас свой долг – и у нас, и у тебя.

Лан задрожал – невиданное дело – и в ярости стиснул зубы, но, когда он наконец заговорил, голос его звучал непривычно нерешительно:

– Но там, в Танчико, вам потребуется помощь. Нужно, чтобы кто-нибудь оберегал вас. В Тарабоне и до войны уличный вор мог запросто всадить нож в спину за пару монет, а сейчас, как я слышал, дела обстоят гораздо хуже. Я мог бы… мог бы охранять тебя, Найнив.

Илэйн подняла брови. Неужели он предлагает… Нет, быть такого не может.

Найнив и виду не подала, что услышала нечто неожиданное.

– Твое место рядом с Морейн, – сказала она.

– Морейн… – На суровом лице Лана выступил пот, он запинался на каждом слове. – Я могу… я должен… Найнив… я…

– Ты останешься с Морейн, – резко сказала Найнив, – пока она не освободит тебя от уз. Ты сделаешь то, что я говорю. – Она вытащила аккуратно сложенную грамоту из поясного кошеля и сунула ему в руки.

Лан развернул бумагу, прочел, заморгал и перечел снова.

Илэйн знала, что там написано.

То, что делает предъявитель сего, исполняется согласно моему приказу и моей властью. Повелеваю подчиняться и хранить все в тайне.

Суан Санчей

Блюстительница печатей

Пламя Тар Валона

Престол Амерлин

Другое, точно такое же письмо хранилось у Эгвейн; правда, подруги не были уверены, что там, куда она направляется, от письма будет хоть какая-то польза.

– Но это позволяет вам делать что угодно, – изумился Лан. – Вы можете говорить от имени самой Амерлин. С чего это она облекла такой властью принятых?

– Не задавай вопросов, на которые я все равно не могу дать ответ, – сказала Найнив и насмешливо добавила: – Радуйся и тому, что я не заставляю тебя плясать.

Илэйн с трудом сдержала улыбку, а у Эгвейн вырвался подавленный смешок. Обе помнили, что, получив эту грамоту, Найнив заявила: «Да с такой бумагой я и Стража заставлю плясать». И было ясно, какого Стража она имела в виду.

– Можно подумать, ты этого не делаешь. Выставила меня на посмешище – про узы напомнила, про мои клятвы. Да еще и это письмо.

Не обращая внимания на негодующий взгляд Стража, Найнив забрала у него бумагу Амерлин и спрятала в кошель на поясе.

– Ты слишком возомнил о себе, ал’Лан Мандрагоран. У нас свои дела, и ты в них не лезь.

– Я возомнил о себе, Найнив ал’Мира? Ты так считаешь?

Он кинулся к Найнив столь стремительно, что Илэйн чуть было не пустила в ход Силу, сплетая потоки Воздуха, чтобы остановить его. Найнив изумленно вытаращилась на Стража, но в следующий миг Лан подхватил ее и припал к ее губам. Туфельки ее болтались в добром футе от пола. Поначалу Найнив всячески пыталась освободиться, пинала его в голени, яростно молотила кулаками и сердито мычала, но мало-помалу затихла и повисла у него на шее.

Эгвейн смущенно отвела глаза, но Илэйн смотрела на парочку с интересом. Неужели и она так выглядела со стороны, когда Ранд… «Нет! Не буду больше о нем думать». Может быть, стоит написать Ранду другое письмо, отказаться в нем от всего, что было сказано в первом. Пусть знает, что с ней шутить нельзя.

Наконец Лан выпустил Найнив и поставил на пол. Пошатнувшись, она принялась оправлять платье и приводить в порядок прическу.

– Ты не имел права… – произнесла она, задыхаясь. – Я не позволю тебе обращаться со мной подобным образом, да еще на глазах у всего мира! Такого я не потерплю!

– Ну, скажем, не у всего мира, – возразил Лан. – А что до твоих подруг, то коли они все видели, то пусть и послушают. Я думал, что в моем сердце нет места ни для кого, но для тебя оно нашлось. Душа моя была выжженной пустыней, а ты заставила расцвести в ней цветы. Помни об этом в своем путешествии, раз уж ты твердо решила ехать. И если ты погибнешь, я ненадолго переживу тебя. – Он одарил Найнив улыбкой, чуть смягчившей суровые черты его лица. Лан улыбался нечасто. – И помни, – добавил он, – меня не так-то просто заставить плясать, даже если ты заручилась письмом Амерлин. – С этими словами Страж отвесил галантный поклон. Илэйн даже показалось, что он и впрямь собрался встать на колено и поцеловать кольцо Великого Змея, красовавшееся на руке Найнив. – Ты повелеваешь – я повинуюсь, – пробормотал он и, поднявшись, вышел вон. Было ли это насмешкой – подруги так и не поняли.

Как только дверь за ним закрылась, Найнив рухнула на кровать, как будто ноги ее больше не держали, и задумчиво уставилась на дверь.

– Даже самая кроткая собака начнет кусаться, если ее часто пинают, – припомнила Илэйн известную поговорку. – А по-моему, Лан не больно-то кроток.

В ответ Найнив бросила на нее сердитый взгляд и хмыкнула.

– Он порой бывает несносен, – промолвила Эгвейн, – но ты мне вот что скажи, Найнив: почему ты так поступила? Он же был готов пойти с тобой, а я точно знаю, что ты больше всего на свете хочешь избавить его от Морейн. Попробуй скажи, что это неправда.

Найнив не стала возражать. Она суетливо оправила платье, потом зачем-то принялась разглаживать покрывало на кровати и наконец после затянувшегося молчания сказала:

– Не в этом дело. Я хочу получить его всего, без остатка. Чтобы он был только моим. А если бы он ушел со мной сейчас, он всю жизнь считал бы себя клятвопреступником. Я не могу допустить, чтобы это стояло между нами. И ради него, и ради себя самой.

– Но что изменится, если ты отправишь его к Морейн с просьбой освободить от уз? – спросила Эгвейн. – Ведь Лан из тех людей, что во многом смотрят на вещи так же. Все, что остается, – как-то убедить Морейн по собственной воле освободить его от уз. Только вот как ты этого добьешься?

– Не знаю. – Голос Найнив звучал твердо. – Но безвыходных положений не бывает. Всегда можно что-то придумать. Но это в другой раз. Сейчас у нас дел по горло, а мы тут сидим и из-за мужчин переживаем. Эгвейн, ты все приготовила в дорогу? Что тебе понадобится в Пустыне?

– Этим занялась Авиенда, – сказала Эгвейн. – Похоже, она до сих пор расстраивается. Уверяет, что добраться до Руидина можно не меньше чем за месяц, и то если повезет. Вы к тому времени уже будете в Танчико.

– Возможно, и раньше, – заметила Илэйн, – если то, что говорят о кораблях-гонщиках Морского народа, не пустая похвальба. Тебе нужно быть очень осторожной, Эгвейн. Пустыня опасна, даже если у тебя такая проводница, как Авиенда.

– Постараюсь. Но уж и вы обе будьте осторожны. Танчико сейчас, пожалуй, опаснее Пустыни.

Неожиданно Эгвейн и Илэйн бросились друг дружке в объятия. Всхлипывая, они заверяли, что будут осторожны и обязательно встретятся в Твердыне Мира снов. Наконец Илэйн утерла слезы со щек:

– Хорошо еще, что Лан ушел. – Илэйн издала нервный смешок. – Что бы он о нас подумал – счел бы нас полными дурехами.

– Ничего подобного, – возразила Найнив, задирая юбку и пряча в кармашек кошелек с золотом. – Хоть он и мужчина, но все же не совсем болван.

«Пока не пришел экипаж, я успею раздобыть перо и бумагу, – решила Илэйн. – Найнив права: с мужчинами нужна твердость». Пусть Ранд знает, что от нее так просто не отмахнуться. И ему будет нелегко заново протоптать дорожку к ее сердцу.

Глава 17
Уловки

Том Меррилин склонился в поклоне, стараясь не наступить на больную ногу, и широко взмахнул полами своего расцвеченного яркими заплатами плаща. Глаза у него слипались, но он заставил свой голос звучать бодро.

– Доброго вам утра, – сказал он и, выпрямившись, величественно разгладил длинные седые усы костяшками пальцев.

Одетые в черные с золотым шитьем ливреи слуги взглянули на него с удивлением. Два дюжих молодца, собравшиеся было поднять обитый гвоздями с золотыми шляпками, красный лакированный сундук с разбитой крышкой, выпрямились. Три женщины, драившие швабрами пустой коридор, оглянулись в сторону менестреля. Работы у них было невпроворот, и они были рады любому поводу отвлечься и перевести дух. Слуги истомились до крайности – Том видел это по поникшим плечам и кругам под глазами.

– Доброго утра и тебе, менестрель, – отозвалась старшая из служанок – полноватая женщина с простодушным лицом и приятной улыбкой. – Чем мы можем служить тебе?

Том извлек из широкого рукава четыре разноцветных шарика и принялся жонглировать ими.

– Я хочу подбодрить вас – на то я и менестрель. – Вообще-то, он мог жонглировать и бо́льшим числом шариков, но сейчас был слишком утомлен. Пару часов назад он уронил пятый шарик и не хотел опростоволоситься снова. Подавив зевоту, он изобразил улыбку. – Ночь выдалась нелегкая, и всем нам не мешает малость приободриться.

– Это лорд Дракон спас всех нас, – сказала женщина помоложе, стройная и хорошенькая, но с хищным блеском в скрытных темных глазах, заставившим менестреля поумерить свою улыбчивость. Разумеется, она могла бы ему пригодиться, если окажется одновременно и корыстолюбивой, и честной. Честной в том смысле, что будет делать, как велено, пока ей платят. Никогда нелишне иметь своего человека – передать записочку, разнести нужный слушок или что-нибудь разнюхать. «Кончай с этим, старый дурак! Ишь, загляделся на смазливую бабенку, а взгляд-то у нее недобрый. У тебя и без нее хватает соглядатаев». Любопытно, однако, что говорила женщина как будто вполне искренне и один из слуг в ливреях кивнул в знак согласия.

– Верно, – согласился Том. – Хотелось бы знать, кто из благородных лордов отвечал вчера за охрану причалов? – Он тут же сообразил, что о таких вещах не стоит спрашивать напрямик, и, злясь на себя, чуть не уронил шарик. Слишком уж он устал. Давным-давно надо было улечься спать.

– За охрану причалов отвечают Защитники, – пояснила женщина постарше. – Благородные лорды не утруждают себя такими мелочами. Но тебе, конечно, откуда про то знать?

– Вот как? – изобразил удивление Том, хотя прекрасно об этом знал. – Ну да, я ведь чужой в Тире.

Менестрель заставил шарики описывать вместо простого круга двойную петлю – трюк несложный, но неизменно вызывавший восхищение зрителей. Девица с хищными глазами захлопала в ладоши. Теперь, когда разговор завязался, Том не мог останавливаться на полпути. Вот когда дело будет сделано, можно и на боковую. На боковую? Когда день только-только начинается?

– Однако странно, почему никто не проверил, что за баржи с задраенными люками пришвартовались к причалам. Баржи, в трюмах которых прятались те троллоки. Я, конечно, не хочу сказать, будто кто-то знал об этом заранее. – Том чуть было не упустил один из шариков и снова стал описывать ими простой круг. Свет, все-таки усталость давала о себе знать. – Пожалуй, кто-нибудь из благородных лордов мог бы этим поинтересоваться.

Оба молодых парня переглянулись и, как видно, призадумались. Том сдержал довольную улыбку. Он посеял зерно сомнения, хотя и сделал это довольно неуклюже. Кто бы там ни отвечал за причалы, теперь пойдут слухи, что, возможно, не обошлось без измены. И слухи эти разнесутся повсюду – их не удержать в стенах Твердыни и города. А значит, ему удалось вбить еще один клин между простонародьем и знатью. А кого поддержит простой народ, как не человека, которого ненавидит знать, человека, спасшего Твердыню от отродий Тени, – Ранда ал’Тора, лорда Дракона.

Зерно посеяно, и, укоренившись, оно, несомненно, даст свои всходы, как и немалое число тех, что он разбросал этой ночью, но ни у кого не должно возникнуть мысли, что именно он заронил в них подозрение. Теперь можно и похвалить здешнюю знать – все равно это уже ничего не изменит.

– Правда, прошлым вечером они храбро сражались, эти благородные лорды, – начал Том. – Видел я, как… – Он осекся, заметив, что женщины схватились за швабры, а парни торопливо подхватили сундук.

– У меня найдется работенка и для менестреля, – послышался голос домоправительницы. – Праздность – худший из пороков.

Том повернулся – и довольно ловко, если принять во внимание больную ногу, – и отвесил ей глубокий поклон. Ростом домоправительница не доходила ему до плеча, но зато весила, наверное, вдвое больше. Лицо ее с двойным подбородком и глубоко посаженными, черными как угольки глазами напомнило Тому наковальню – этого впечатления не меняла и повязка, обмотанная вокруг головы.

– Доброго тебе утра, милостивая госпожа. Прими этот дар в честь зари нового дня. – Не прекращая жонглировать, он взмахнул рукой. Из рукава вылетел ярко-желтый цветок солнечника, лишь чуть помятый, и менестрель мгновенно заткнул его за повязку вокруг седых волос домоправительницы. Она тут же выдернула цветок и с подозрением уставилась на него. Том только того и ждал. Воспользовавшись ее замешательством, он, прихрамывая, припустил по коридору. Она что-то кричала ему вслед, но он не слушал ее и, конечно же, не остановился.

«Проклятущая особа, – подумал менестрель, – попадись ей троллок, она и его заставила бы мести коридоры».

Он зевнул так, что хрустнула челюсть, и прикрыл рот ладонью. Староват он для таких дел. Выбился из сил, колено болит так, что мочи нет. Бессонные ночи, битвы и заговоры – это уже не для него. Он постарел. Ему бы жить спокойно на какой-нибудь ферме. Возиться с цыплятами. На фермах всегда есть цыплята. И овцы. Пасти овец, надо думать, не такое уж трудное дело – сиди себе, развалясь, на травке да поигрывай на свирели. Ну, он-то, само собой, играл бы на арфе. Или на флейте – для арфы не всякая погода годится. Чудная жизнь, особенно если поблизости окажется городок с таверной, где можно развлекать гостей. Том взмахнул плащом, приветствуя проходивших мимо слуг. Плащ в такую жарищу он напялил лишь для того, чтобы все узнавали в нем менестреля. Завидя его, слуги подняли головы, видимо надеясь, что он задержится на минутку и чем-нибудь их позабавит. Тому это польстило. И все же, рассудил менестрель, в сельской жизни есть свои прелести. Надо только найти тихое местечко, чтобы никто не тревожил. Если поблизости будет городок, жить можно.

Он распахнул дверь в свою комнатушку и замер на месте. Морейн выпрямилась с таким видом, будто в том, что она рылась в бумагах на его столе, не было ничего особенного, и, расправив юбки, уселась на табурет. Красивая женщина – ничего не скажешь, в ней есть все, чего только может пожелать мужчина. «Дурак! Старый дурак! Она – Айз Седай, а ты слишком устал, и голова у тебя сейчас не варит».

– Доброе утро, Морейн Седай, – сказал он, вешая плащ на крюк.

Том старался не смотреть на шкатулку для письменных принадлежностей, так и стоявшую под столом. Не стоит привлекать к ней ее внимание. Да и проверять после ее ухода, не заглядывала ли она туда, нет никакого смысла. Айз Седай может открыть любой замок с помощью Силы и закрыть снова, не оставив никаких следов. К тому же он настолько измотан, что не в состоянии припомнить, оставил ли в шкатулке что-нибудь уличающее. Или где-нибудь еще. На первый взгляд все в комнате лежало на своих местах. Вряд ли он свалял дурака и оставил что-нибудь на виду – двери в комнатах для прислуги не имели запоров.

– Я бы предложил вам освежиться, – заметил Том, – но, боюсь, у меня нет ничего, кроме воды.

– Я не испытываю жажды, – отозвалась Морейн приятным, мелодичным голосом. Она наклонилась и коснулась его правого колена – комнатенка была настолько мала, что для этого ей не пришлось вставать. Холодок пробежал у него по коже. – Жаль, – продолжала Морейн, – что, когда это случилось, рядом с тобой не оказалось хорошей Целительницы. Боюсь, сейчас исцелять уже поздно.

– Тут не хватило бы и дюжины Целительниц. Это работа Получеловека.

– Я знаю, – ответила Морейн.

«Интересно, что еще она знает?» – призадумался Том. Он повернулся, чтобы вытащить из-за стола свой единственный стул, и едва сдержал восклицание: усталость как рукой сняло, будто после хорошего ночного сна, а вместе с ней исчезла и боль в колене. Хромота, правда, осталась, но теперь он мог двигаться гораздо свободнее, чем когда-либо с тех пор, как был ранен. «Она сняла боль, даже не спросив, хочу ли я этого. Чтоб мне сгореть, что ей нужно?» Том не стал разгибать ногу – раз Морейн ни о чем его не спрашивает, он не будет подавать виду, что почувствовал облегчение.

– Занятный вчера выдался денек, – произнесла Морейн, когда он присел.

– Не нахожу ничего занятного ни в троллоках, ни в Полулюдях, – сухо отозвался Том.

– Я не о них, а о том, что приключилось раньше. Благородный лорд Карлеон погиб на охоте. Несчастный случай. Его приятель Тедозиан принял его то ли за кабана, то ли за оленя.

– Надо же! А я ничего не слышал. – Голос Тома звучал спокойно. Даже если она и нашла записку, до него ей не докопаться. Сам Карлеон, попадись ему на глаза эта бумажка, решил бы, что она написана его рукой. Но с другой стороны, она – Айз Седай, напомнил себе Том. Как будто ему нужны напоминания – вон она сидит напротив, с гладким премилым личиком, и серьезными темными глазами смотрит на него, хранящего при себе немало тайн. – Помещения для слуг полнятся слухами, но я редко к ним прислушиваюсь.

– Неужели? – пробормотала Морейн. – Ну тогда ты наверняка не слышал и о том, что по возвращении в Твердыню Тедозиан занемог. И часу не прошло. Сразу после того, как жена поднесла ему кубок вина – промочить пересохшее на охоте горло. Говорят, когда Тедозиан узнал, что она собирается ухаживать за ним и кормить из собственных рук, он прослезился. Несомненно, от умиления. По слухам, она поклялась не отходить от постели мужа, пока он не поправится. Или не умрет.

Значит, ей все известно, прикинул Том, только непонятно, как ей удалось это выведать. И зачем она все это ему выкладывает?

– Большая потеря, – заметил Том. – Думаю, Ранду дорог каждый благородный лорд, на которого можно положиться.

– Я не уверена, что на Тедозиана и Карлеона можно было положиться – они и между собой-то не ладили. Поговаривали даже, что они возглавляли клику, намеревавшуюся покончить с Рандом и памятью о нем.

– Вот как? Но я не сую носа в такие дела. Они касаются сильных мира сего, а я простой менестрель.

Морейн усмехнулась и заговорила, будто читала по книге:

– Слышала я о некоем Томдриле Меррилине, прозванном некогда теми, кто знавал его или знал о нем, Серым Лисом. Тем самым, который был придворным бардом при королевском дворе Андора в Кэймлине. И даже был некоторое время возлюбленным Моргейз – после смерти Тарингейла. Надо заметить, что смерть эта пришлась для нее как нельзя кстати. Правда, королева так и не узнала, что Тарингейл собирался убить ее и стать первым андорским королем. Но речь не о нем, а о Томдриле Меррилине – человеке, который, как говорят, поднаторел в Игре Домов, как никто другой. Мне кажется, что не пристало такому человеку называть себя простым менестрелем. А не сменить имя было попросту опрометчиво.

Усилием воли Тому удалось скрыть потрясение. Что же еще ей известно? Даже если она не скажет больше ни слова, и этого достаточно. Впрочем, не одна она тут такая осведомленная.

– Кстати, об именах, – ровным тоном произнес Том, – удивительно, как много может рассказать о человеке имя. Например, Морейн Дамодред. Леди Морейн из Дома Дамодред в Кайриэне. Младшая сводная сестра Тарингейла. Племянница короля Ламана. И при этом Айз Седай – не будем забывать об этом. Та самая Айз Седай, которая взялась помогать Возрожденному Дракону еще до того, как убедилась в том, что он не просто один из бедолаг, наделенных способностью направлять Силу. Я бы сказал, Айз Седай с высоким покровительством в Белой Башне, иначе она не пошла бы на такой риск. Я бы сказал, что ее поддерживает кто-то из членов Совета Башни, да не один. Все это могло бы наделать много шума, но к чему тревожиться? Лучше оставить в покое старого менестреля, что поселился в клетушке для слуг, – пусть себе играет на арфе да рассказывает всякие безобидные байки.

Если ему и удалось хоть немного ее озадачить, она не подала виду.

– Опасно делать выводы, не опираясь на факты, – заметила Морейн невозмутимым тоном. – Я намеренно не пользуюсь родовым именем. У Дома Дамодред дурная слава, и так было еще до того, как Ламан срубил священное дерево – Авендоралдеру, из-за чего лишился трона и жизни. А со времени Айильской войны наша репутация, увы, не улучшилась.

Может ли хоть что-то вывести из равновесия эту женщину? И Том спросил с досадой:

– Чего же ты от меня хочешь?

Не моргнув и глазом, она ответила:

– Илэйн и Найнив сегодня сядут на корабль и поплывут в Танчико. А там нынче неспокойно. Такой бывалый человек, как ты, мог бы помочь им остаться в живых.

Так вот в чем дело. Она хочет отослать его подальше от Ранда, чтобы вернее запутать парня в свои тенета.

– Ты сама говоришь, что Танчико нынче небезопасен, впрочем, таким он был и прежде. Я желаю девушкам только добра, но у меня вовсе нет охоты совать голову в осиное гнездо. Староват я стал для таких дел – подумываю поселиться на ферме. Домик, садик, тишина и покой.

– Думаю, тишина и покой прикончили бы тебя, – сказала Морейн. В голосе ее отчетливо звучало лукавство. Она принялась разглаживать юбку изящными маленькими ручками. Тому показалось, что Морейн сдерживает улыбку. – А в Танчико гибель тебе не грозит – я ручаюсь. Ты знаешь о Первой клятве и понимаешь, что я не лгу.

Как ни старался Том сохранить непроницаемое выражение лица, при этих словах он все же нахмурился. Он знал, что она говорит правду, но откуда ей известно, что ему ничто не грозит? Он доподлинно знал, что к Прорицаниям Морейн не способна, – она сама как-то обмолвилась, что лишена этого дара. Но тем не менее она говорила о будущем с уверенностью. «Чтоб ей сгореть, этой Айз Седай!»

– Почему я должен отправляться в Танчико? – Том счел, что она вполне обойдется и без титулов.

– Может, чтобы позаботиться о безопасности Илэйн? Дочери Моргейз?

– Да я и самой-то Моргейз уже лет пятнадцать не видел. Когда я покинул Кэймлин, Илэйн была еще младенцем.

Морейн заколебалась, но, когда заговорила, голос ее был безжалостно тверд:

– А помнишь, из-за чего ты оставил Андор? Сдается мне, из-за Овайна, твоего племянника, одного из тех бедолаг, как ты их называешь, что наделены способностью направлять Силу. Красные сестры должны были отвезти его в Тар Валон, как всегда поступают в таких случаях с мужчинами, но они вместо этого укротили его на месте да там и бросили… на милость соседей.

Том вскочил на ноги и пнул стул, но вынужден был облокотиться на стол из-за дрожи в коленях. Бедняга Овайн недолго протянул после укрощения. Те, кто прежде водил с ним дружбу, выставили юношу из дому, его чурались как зачумленного, хотя он больше не мог направлять Силу. А Тому так и не удалось ни вернуть Овайну волю к жизни, ни спасти его молодую жену, которая последовала за мужем в могилу всего через месяц после его смерти.

– Зачем… – Том прокашлялся, чувствуя, как осип его голос. – Зачем ты говоришь мне все это?

На лице Морейн было написано сочувствие. Или сожаление? Ну нет – это всего лишь уловка, Айз Седай не способны на сострадание.

– Я не стала бы упоминать об этом, если бы ты сразу согласился помочь Илэйн и Найнив.

– Какая тут связь, чтоб тебе сгореть? – Том уже не выбирал выражений.

– Если ты отправишься с Илэйн и Найнив, то при следующей нашей встрече я сообщу тебе имена тех Красных сестер, а также имя отдавшей им тот приказ. Они поступили так не по собственной воле. А я непременно увижу тебя снова, ибо знаю, что ты уцелеешь в Тарабоне.

Том тяжело вздохнул и спросил нарочито безразличным тоном:

– Что мне проку от их имен? От имен Айз Седай, за которыми стоит вся мощь Белой Башни?

– Сдается мне, что человек, столь поднаторевший в Игре Домов, сумеет найти применение этим сведениям, – негромко произнесла она. – Им не следовало так поступать. Им нет оправдания.

– Прошу тебя, оставь меня в покое.

– Я хочу, чтобы ты понял: не все Айз Седай похожи на тех Красных сестер. И докажу тебе это.

– Пожалуйста…

Он стоял, опираясь на стол, пока Морейн не удалилась, ибо не хотел, чтобы она заметила его слабость. Но как только за Айз Седай затворилась дверь, Том рухнул на колени и слезы заструились по его щекам.

«О Свет! Овайн! Овайн!» Том сделал все, чтобы забыть об этом, но от прошлого не уйдешь. Он сердито растер лицо ладонями. «Тогда я не поспел ему на помощь, не поспел потому, что был слишком занят проклятой Игрой Домов». А теперь выяснилось, что в этой игре Морейн искусней его. Она добилась своего, играя на потаенных струнах его души. Овайн, Илэйн. Дочь Моргейз. С Моргейз его связывали теперь, пожалуй, только приятные воспоминания – ладно, наверное, не просто воспоминания, – но как отказать в помощи ребенку, которого качал на коленях? «Отпустить бедную девочку в Танчико одну? Да этот проклятый город и в мирные-то времена сожрал бы ее живьем, а сейчас он и подавно превратился в яму с бешеными волками». Но это значит, что он вынужден покинуть Ранда, оставить его во власти Айз Седай, как некогда оставил Овайна. Она загнала его в угол, прижала, как змею рогатиной, да так, что и не вывернуться. «Чтоб ей сгореть, этой Морейн!»

Повесив на руку корзинку для рукоделия, Мин другой рукой подобрала юбку и, выпрямив спину, скользящей походкой двинулась к выходу из трапезной. Она могла бы нести на голове полный кувшин вина, не расплескав ни капли. Отчасти такая походка объяснялась тем, что в этом бледно-голубом шелковом платье с облегающим корсажем, узкими рукавами и пышной юбкой, вышитый подол которой волочился бы по полу, когда бы Мин его не придерживала, она просто не могла ходить привычным широким шагом, отчасти же тем, что она чувствовала на себе взгляд Ларас.

Мин оглянулась и убедилась, что была права. Госпожа кухонь, заправлявшая всем кухонным хозяйством Башни, стояла в дверях и с улыбкой смотрела ей вслед. Кто бы поверил, что в юности эта приземистая толстушка была красавицей? Ныне же Ларас была неравнодушна к кокетливым молоденьким девицам, которых называла «резвушками» и с удовольствием брала под свое крыло. «Элминдреда» ей особенно приглянулась. Однако покровительство Ларас было Мин в тягость, ибо та, казалось, никогда не выпускала девушку из поля зрения. Мин улыбнулась, поправила отросшие черные кудряшки. «Чтоб ей сгореть! Неужто ей заняться нечем? Следила бы лучше за порядком на кухне, а то устроила бы выволочку какому-нибудь поваренку».

Ларас помахала ей рукой, и Мин помахала в ответ. Она не могла позволить себе ссориться с присматривающей за ней госпожой кухонь, особенно сейчас, пока еще не обжилась в Башне и в любой момент могла допустить промашку. У многоопытной Ларас, знавшей все повадки «резвушек», всегда можно получить полезный совет.

«Вот уж в чем я точно маху дала, – размышляла Мин, усевшись на мраморную скамью под высокой ивой, – так это в том, что занялась этой дурацкой вышивкой». Конечно, Ларас вовсе не сочла бы это промашкой. Девушка вынула из корзины пяльцы и тоскливо уставилась на свою вчерашнюю работу. Какие-то неровные цветки луговых ромашек и кривобокие светло-желтые бутоны – никто и не догадается, что вышивала она розы. Вздохнув, девушка принялась за стежки. Тяжко, конечно, но следует признать, что Лиане права, считая, что женщина может часами сидеть за пяльцами, высматривая все и вся, и никто не обратит на нее внимания. Все бы ничего, не будь она такой никудышной вышивальщицей.

Но по крайней мере, утро выдалось прекрасное. Золотистое солнце только что взошло над горизонтом, облачко-другое лишь подчеркивали голубизну чистого неба. Легкий ветерок шевелил высокие кусты калмы, усыпанные крупными алыми и белыми цветами, и доносил аромат роз. Скоро посыпанные гравием тропинки между деревьями заполнились спешащими по своим делам людьми всякого звания – от Айз Седай до конюха. Подходящее утро для того, чтобы сидеть да высматривать, не привлекая к себе внимания. Может, хоть сегодня ей удастся углядеть что-нибудь интересное и она не потеряет времени даром.

– Элминдреда?

Мин вздрогнула, уколола палец и сунула его в рот. Затем развернулась, намереваясь задать Гавину жару за то, что подкрался и напугал ее, но слова застряли у девушки в горле. Рядом с Гавином стоял Галад. Рослый, выше сводного брата, длинноногий, стройный и поджарый, его походку отличали легкость и грация танцора. Руки Галада тоже были длинными и изящными, но в то же время сильными. А его лицо… да что там говорить – он был самым красивым мужчиной, какого Мин доводилось видеть.

– Кончай сосать палец, – с усмешкой заявил Гавин, – мы и так знаем, что ты премиленькая девчушка. Зачем нам еще другие доказательства?

Вспыхнув, Мин отдернула руку ото рта и едва сдержала желание бросить на Гавина испепеляющий взгляд, не соответствующий образу Элминдреды. Гавин не получал никаких приказаний от Амерлин и сохранял секрет Мин только по ее просьбе. Правда, он не упускал удобного случая поддразнить девушку.