Текст книги "Восходящая Тень"

– Хватит дурачиться, Гавин, – вмешался Галад. – Госпожа Элминдреда, поверьте, он не хотел вас обидеть. Прошу прощения, но не встречались ли мы прежде? Когда вы так сердито посмотрели на Гавина, мне показалось, что я вас где-то видел.

С деланой застенчивостью Мин потупила взор.

– О нет, лорд Галад, разве могла бы я забыть встречу с вами? – кокетливо отозвалась Мин. Жеманный тон и еще не остывший гнев на Гавина заставили ее покраснеть до корней волос, что было очень кстати. Так и должна вести себя Элминдреда.

Она и впрямь разительно отличалась от прежней Мин, и не только благодаря платью и отросшим волосам. Лиане раздобыла в городе немыслимое количество пудры, помады, белил, румян, всевозможных мазей и притираний и не отстала от Мин, пока та не научилась отменно всем этим пользоваться. Грим подчеркивал скулы, губы были накрашены, брови подведены, ресницы вычернены, отчего глаза казались огромными. Совсем не похоже на нее прежнюю. Многие послушницы восхищались ее красотой, да и иные из Айз Седай называли ее не иначе как «прелестное дитя». Всего этого Мин терпеть не могла, кроме разве что платья, которое, признаться, пришлось ей по душе. Она с удовольствием выбросила бы все коробочки и склянки, но понимала, что без этих ухищрений не сможет оставаться неузнанной.

– Не сомневаюсь, что ты бы не забыла, – язвительно заметил Гавин. – Извини, что отрываю тебя от рукоделия, – это ведь ласточки, верно? Желтые ласточки?

Мин поспешно спрятала пяльцы в корзинку.

– Но я хотел попросить тебя взглянуть на это. – Он сунул ей в руки книжицу в старом и потертом кожаном переплете. Голос его неожиданно зазвучал серьезно: – Скажи моему брату, что все это полная чепуха, – может, хоть тебя он послушает.

Мин посмотрела на книгу. Называлась она «Путь Света» и была написана Лотэйром Мантиларом. Девушка раскрыла ее и прочла наугад: «…а посему отринь все бренные удовольствия, понеже благо есть идеал, подобный чистой воды кристаллу, каковой затуманивают низменные страсти. Не ублажай плоть, ибо плоть слаба, тверд же один лишь дух. Сила духа преодолевает немощь плоти. Чувства – губители праведных мыслей, страсти – могильщики праведных деяний. Только истина, и ничего кроме нее, – единственный источник подлинного наслаждения». Все это казалось полной белибердой.

Мин улыбнулась Гавину и даже исхитрилась глупо хихикнуть:

– Слишком мудрено. Боюсь, я не очень-то разбираюсь в книгах, милорд Гавин. Я давно собиралась почитать какую-нибудь книжку, правда, – она вздохнула, – но все времени не хватает. Только на прическу уходит не меньше часа. Кстати, как вам моя прическа, нравится?

Злость и растерянность на лице Гавина едва не заставили ее расхохотаться, но вместо этого она вновь кокетливо захихикала. Совсем не худо отплатить Гавину его же монетой. Раньше ей не приходило в голову, что благодаря новому обличью перед ней открылась возможность позабавиться. Она чуть не помирала со скуки в этой Башне и заслужила маленькое развлечение.

– Лотэйр Мантилар, – натянутым голосом произнес Гавин, – основал орден белоплащников. Понимаешь, белоплащников!

– Он был великим человеком, – уверенно заявил Галад, – и истинным ревнителем высоких идеалов. И если после его кончины Чада Света и допускали порой… излишнюю строгость… это не умаляет его достоинств.

– О-о, белоплащники!.. – протянула Мин со вздохом и слегка пожала плечами. – Я слышала, они люди грубые и, наверное, не поощряют танцев. Кстати, вы не знаете, можно здесь как-нибудь устроить танцы? По-моему, Айз Седай такие вещи не интересуют, а я так обожаю танцевать. – Мин не без удовольствия подметила, что Гавин так и кипит от злости.

– Вряд ли. У Айз Седай много… других дел, – сказал Галад, забирая у нее книгу. – Если я узнаю, что в городе будут танцы, я непременно буду вас сопровождать, если позволите. При мне эти два мужлана не посмеют вам досаждать.

Он улыбнулся, не догадываясь, что от его улыбки у девушки перехватило дыхание. Следовало бы запретить мужчинам так улыбаться. Ей даже потребовалось время, чтобы сообразить, о каких мужланах идет речь. Ах да, ведь всем известно, что Элминдреде пришлось укрыться в Башне из-за того, что двое воздыхателей домогались ее руки. И чуть было не передрались, а все оттого, что девушка никак не могла сделать выбор. Так что ей пришлось искать от них убежища у Айз Седай. Эта история была придумана, чтобы объяснить появление Мин в Белой Башне.

«Это из-за платья, – решила Мин, – в своем обычном наряде я соображаю быстрее».

– Я заметил, что ты чуть ли не каждый день беседуешь с Амерлин, – неожиданно произнес Гавин. – Скажи, она, случаем, не поминала при тебе нашу сестру Илэйн? Или Эгвейн ал’Вир? Может, ты слышала, где они сейчас?

У Мин руки зачесались заехать ему в глаз. Конечно, Гавин не знает, почему она прикидывается какой-то Элминдредой, но ведь обещал же никому не выдавать ее секрета. А сам расспрашивает о девушках, которые, как многим в Башне известно, дружили с некоей Мин.

– О, Амерлин! Какая удивительная женщина! – сказала Мин и кокетливо улыбнулась. – и такая внимательная: интересуется, как я провожу время в Башне, и хвалит мои наряды. По-моему, она надеется, что я в конце концов сделаю выбор между Дарваном и Гоэмалом. А я бы и рада – но как? Они оба такие славные. – Она посмотрела на Гавина наивными, беспомощными глазами. – Как вы сказали, милорд Гавин? Илэйн? Ваша сестра? Сама дочь-наследница? Нет, кажется, при мне Престол Амерлин ни разу ее не поминала. А какое еще имя вы назвали?

Гавин аж зубами заскрипел.

– Не стоит понапрасну беспокоить госпожу Элминдреду нашими заботами, Гавин, – сказал Галад. – Мы и сами разберемся, где ложь, а где правда.

Но Мин едва расслышала последние слова, потому что взгляд ее неожиданно упал на высокого мужчину с вьющимися черными волосами, ниспадавшими на понуро опущенные плечи. Он бесцельно брел по тропинке под бдительным оком принятой. Мин случалось видеть Логайна и прежде. Его всегда сопровождала принятая, чтобы предупредить попытку самоубийства или побега. Впрочем, трудно было ожидать подобного от этого некогда могучего, а ныне сломленного и впавшего в уныние человека. Но никогда раньше Мин не замечала вокруг его головы голубоватого, с золотыми искорками свечения. Оно появилось лишь на миг, но и этого было достаточно.

Логайн провозгласил себя Возрожденным Драконом, но был пленен посланницами Башни и укрощен. Каким бы могуществом он ни обладал как Лжедракон, ныне все это было в прошлом. Ему осталась лишь горечь утраты, не сравнимая даже с отчаянием человека, лишившегося способности видеть, слышать и осязать. Теперь он хотел умереть и ждал смерти как избавления, которое не замедлит прийти, ибо укрощенные долго не живут – от силы несколько лет. Глаза Логайна скользнули по Мин и принцам, но он как будто никого и ничего не видел, погруженный в собственную печаль. Так откуда же взялось это сияние, предвещавшее ему величие и славу? Об этом следовало известить Амерлин.

– Бедняга, – пробормотал Гавин, – жаль мне его. Свет, было бы милосерднее позволить ему умереть. Зачем они заставляют его жить?

– Он не заслужил ни жалости, ни милосердия, – возразил Галад. – Разве ты забыл, кто он и что натворил? Сколько тысяч погибло, прежде чем его удалось захватить? Сколько городов и сел было сожжено? Он должен жить в назидание другим.

Гавин нехотя кивнул:

– Все верно, но ведь люди последовали за ним. А некоторые из тех городов сожгли после того, как они поддержали этого Лжедракона.

– Мне нужно идти, – произнесла Мин, поднимаясь с места.

Галад посмотрел на нее и участливо заметил:

– Простите нас, госпожа Элминдреда, мы не хотели напугать вас своими разговорами. Уверяю вас, Логайн не причинит вам вреда.

– Я… Да, все это так страшно. Я даже почувствовала слабость. Извините, мне, пожалуй, лучше пойти прилечь.

Гавин скептически усмехнулся, но подхватил корзинку, прежде чем Мин успела ее коснуться.

– Позвольте мне проводить вас, госпожа Элминдреда, – проговорил он с фальшивой заботой в голосе, – при такой слабости и головокружении корзинка может быть слишком тяжела. Я не могу допустить, чтобы вы упали в обморок.

Больше всего Мин хотелось врезать ему как следует этой дурацкой корзинкой, но Элминдреда, увы, не могла позволить себе ничего подобного.

– Благодарю вас, милорд Гавин. Вы так добры. Нет-нет, милорд Галад, я не хочу затруднять вас обоих. Лучше присядьте и почитайте свою книжку. Пожалуйста. – И Мин захлопала длинными ресницами.

В конце концов ей удалось убедить Галада остаться у мраморной скамьи, но Гавин все же увязался за ней. Длинная юбка раздражала Мин, ей хотелось задрать ее повыше и пуститься бегом, но Элминдреда ни за что бы так не поступила. Да и Ларас строго-настрого ее предупреждала, что девице Элминдреде бегать никак не годится. Ох уж этот Гавин!..

– Отдай корзинку, ты, кретин безмозглый! – прошипела девушка, как только они отошли подальше от Галада, и вырвала ее, прежде чем Гавин успел возразить. – Ты что, спятил? Вздумал расспрашивать меня про Илэйн и Эгвейн. При Галаде! Элминдреда отродясь о них не слыхала, знать о них ничего не знает и не желает, чтобы ее имя хоть как-то связывали с ними. Можешь ты это уразуметь?

– Нет, – сказал юноша, – не могу, пока ты мне не объяснишь, в чем дело. Но я прошу прощения.

Однако Мин это не удовлетворило – в его голосе не прозвучало достаточного раскаяния.

– Ты пойми, – продолжал Гавин, – я места себе не нахожу, все думаю: где они, что с ними? А тут еще известие, что в Тире объявился Лжедракон. От этой новости на душе ничуть не легче. Ведь они далеко, Свет знает где, и я все время спрашиваю себя: а что, если они окажутся в центре такого же пожара, какой устроил Логайн в Гэалдане?

– А что, если Дракон в Тире не ложный? – осторожно спросила Мин.

– Ты так говоришь оттого, что все твердят, будто он овладел Тирской Твердыней? Но ведь это только слухи, а они всегда все преувеличивают. Не поверю в это, пока собственными глазами не увижу, да и то не знаю. Возможно, меня не убедит и падение Твердыни. О Свет, я, вообще-то, не думаю, что Илэйн и Эгвейн оказались в Тире, но именно неизвестность терзает меня. Если с ней что-то случилось…

Мин не знала, кого из девушек он имел в виду, и подозревала, что этого не знал и сам Гавин. Ей было от души жаль юношу, несмотря на все его ехидство и поддразнивание, но она ничем не могла ему помочь.

– Гавин, послушайся меня…

– Я знаю. Ты просишь верить Амерлин, – вздохнул юноша. – Верить! А ты знаешь, что Галад водит компанию с белоплащниками? Пьет с ними вино по тавернам. В город через мосты пускают всех, кто идет с миром. Пускают даже этих проклятых Детей Света!

– Галад? – недоверчиво переспросила Мин. – Пьет? По тавернам?

– Ну, пьет-то он немного, чашу-другую, в этом я уверен. Больше он не стал бы пить и на собственных именинах. – Гавин нахмурился, будто задумавшись, похвалой или порицанием Галаду прозвучали его слова. – Дело в том, что он все время проводит в разговорах с белоплащниками. А теперь еще эта книга. Она надписана: «С верой в то, что ты найдешь истинный путь. Эамон Валда». Понимаешь, ее подарил ему сам Эамон Валда, тот самый, что командует теми белоплащниками, за рекой. А неизвестность терзает Галада не меньше, чем меня. Вот еще наслушается белоплащников… И если с сестрой или с Эгвейн что-то случится… – Гавин покачал головой. – Мин, ты знаешь, где они? А если бы знала, сказала бы мне? Почему ты молчишь?

– Потому что никак не могу выбрать между двумя поклонниками, которых свела с ума своей красотой, – язвительно выдала девушка.

Гавин горестно вздохнул, но тут же заставил себя усмехнуться:

– Ладно, в это я, пожалуй, могу и поверить. – Он усмехнулся и легонько погладил ее по щеке. – Ты ведь прехорошенькая барышня, Элминдреда, прехорошенькая и умненькая.

Мин сжала кулак и попыталась было засветить ему в глаз, но Гавин играючи увернулся, а она наступила на собственный подол и чуть не упала.

– Обормот несчастный! – прорычала она. – Дубина безмозглая!

– О, какое грациозное движение, госпожа Элминдреда! – рассмеялся Гавин. – А какой сладкий голосок! С ним не сравнятся ни трели соловья, ни воркование горлицы на закате. У какого мужчины не загорятся глаза при виде прекрасной Элминдреды? – Насмешливость пропала, и голос его зазвучал серьезно: – Мин, если хоть что-нибудь узнаешь, скажи мне, прошу тебя. Пожалуйста! Умоляю тебя, Мин.

– Я скажу тебе, – пообещала она.

«Если это не повредит им. Свет! До чего я ненавижу это место! Почему мне нельзя вернуться к Ранду?»

Мин рассталась с Гавином и в Башню, как и следовало, вошла одна. Ей приходилось опасаться любознательности Айз Седай и принятых, которые вполне могли поинтересоваться, с какой стати горожанка поднимается наверх без приглашения. Но новость о Логайне была слишком важна, чтобы отложить ее до якобы случайной встречи с Амерлин. Обычно такие встречи происходили ближе к вечеру. Во всяком случае, Мин уверяла себя, что дело не терпит отлагательства. Сама она чуть не лопалась от нетерпения.

Она увидела впереди нескольких Айз Седай, но те или сворачивали в боковые коридоры, или заходили в комнаты, так и не заметив девушку, что было ей на руку. Трудно было бы объяснить, почему она без вызова направляется в покои Амерлин. Правда, по дороге ей попалось несколько служанок, но им, занятым своей работой, было не до расспросов, и они, мельком глянув на нее, ограничивались торопливыми реверансами.

Подходя к двери, ведущей в кабинет Амерлин, девушка уже имела наготове вполне правдоподобную историю на тот случай, если Лиане будет не одна и придется объяснять свое появление, но передняя оказалась пуста. Мин подбежала к внутренней двери, приоткрыла ее и просунула голову. Амерлин и хранительница летописей сидели друг против друга за столом, усыпанным множеством узких бумажных полосок. Обе подняли головы от вороха бумаг и сердито уставились на Мин.

– А ты что здесь делаешь? – возмутилась Амерлин. – Забыла, что выдаешь себя за легкомысленную красотку, а не за мою закадычную подругу? Все наши встречи должны выглядеть случайными; и если ты не в состоянии усвоить такие простые вещи, мне придется попросить Ларас приглядывать за тобой, как за малым дитем. Ручаюсь, ей это придется по вкусу, а вот тебе – едва ли.

Представив такую перспективу, Мин поежилась. Ей вдруг подумалось, что она, наверное, зря запаниковала из-за этого Логайна. Маловероятно, чтобы он стяжал ожидающую его славу в ближайшие дни. На самом деле не из-за него она пришла, Логайн был только предлогом, но отступать уже поздно. Закрыв за собой дверь, она единым духом выпалила, что́ видела и что́ означало это видение, чувствуя неловкость из-за того, что делает это в присутствии Лиане.

Суан выслушала ее и устало покачала головой:

– Только этого не хватало, будто у нас и без того мало неприятностей. В Кайриэне голод. В Тарабоне бесследно пропала одна из сестер. В Порубежье участились набеги троллоков. Этот безумец, именующий себя пророком, пытается сеять смуту в Гэалдане и утверждает, что Дракон уже возродился в образе шайнарского лорда. Куда ни глянь, всюду плохо: салдэйская торговля расстроилась из-за войны в Арад Домане, а в результате в Марадоне зреют голодные бунты и Тенобия может даже лишиться трона. Единственная добрая весть, что вроде бы почему-то отступило Запустение. Зелень появилась даже за две-три мили за линией пограничных камней. Вдоль всей границы – от Салдэйи до Шайнара – земля вновь становится плодородной. Такого на моей памяти еще не было. Однако на всякую добрую весть найдется и худая. Коли лодка качнулась в одну сторону, качнется и в другую. По мне, и то ничего, лишь бы дурные вести не перевесили, а то лодке и опрокинуться недолго. Лиане, прикажи усилить наблюдение за Логайном. Не представляю, каких неприятностей можно ожидать от него сейчас, но не хочу, чтобы они свалились на меня как снег на голову. – Суан обратила острый взгляд голубых глаз на Мин. – Но все-таки чего ради ты влетела сюда, точно перепуганная чайка? Логайн мог бы малость и подождать. Сомневаюсь, чтобы он вернул себе могущество и славу до заката.

Амерлин словно читала ее мысли, и Мин смутилась под ее пронзительным взором.

– Я знаю, – промолвила она. Лиане предупреждающе приподняла брови, и Мин торопливо добавила уважительное: – Мать.

Хранительница летописей одобрительно кивнула.

– Так почему же ты тогда явилась, дитя? – спросила Суан.

Мин набралась решимости:

– Мать, за все то время, что я здесь, мне не удалось увидеть ничего заслуживающего интереса, и уж определенно ничего имеющего отношение к Черной Айя. – При упоминании о Черных сестрах у нее, как всегда, мурашки пробежали по коже. – Я рассказывала обо всем, что видела, но от всего этого не было никакого толку. – Поеживаясь под буравящим взглядом Амерлин, Мин сглотнула и набрала в легкие воздуху. – Мать, мне нет никакого резона оставаться здесь, зато есть веские основания, чтобы уйти. Мой дар мог бы послужить Ранду ал’Тору. Если он и впрямь овладел Твердыней… Мать, он нуждается во мне, – закончила девушка с жаром. «Или я нуждаюсь в нем, чтоб мне сгореть за дурость!»

При упоминании о Ранде хранительница летописей содрогнулась, а Амерлин громко фыркнула.

– С чего это ты взяла, что твои видения бесполезны? – заявила она. – Сведения о Логайне очень важны. К тому же ты помогла разоблачить проворовавшегося конюха и благодаря этому оправдать невиновного, на которого пало подозрение. С твоей помощью мы узнали, что та рыжая послушница задумала завести ребенка!.. Шириам живо выбила из нее дурь – девушкам не положено думать о мужчинах, пока не закончат ученье. А если бы не ты, мы бы узнали об этом, лишь когда было бы слишком поздно. Нет, тебе никак нельзя уходить. Рано или поздно твои видения приведут меня к Черной Айя, а до той поры ты более чем оправдываешь расходы на твое пребывание в Башне.

Мин вздохнула, и не только потому, что Амерлин решила не отпускать ее. Последний раз, когда она видела ту рыжеволосую послушницу, та кралась в рощицу в компании здоровенного стражника. Мин точно знала, что эта парочка поженится еще до исхода лета, хотя послушницам – даже если они не проявляли способностей к дальнейшему обучению – не разрешалось выходить замуж без дозволения Башни. Мин знала, что в будущем они обзаведутся фермой и кучей ребятишек, но говорить об этом Амерлин было совершенно бесполезно.

– Но, мать, вы можете хотя бы успокоить Гавина и Галада, дать им знать, что с их сестрой все в порядке? – Мин злилась на себя из-за того, что приходится выступать в роли просительницы, и не сумела скрыть раздражения. Все равно что ребенок, который отказывается от кекса, выпрашивая вместо него печенье. – Скажите им, по крайней мере, что-нибудь поубедительнее, чем та нелепая история про то, что они отбывают наказание в деревне.

– Я уже говорила, что это не твоя забота. Не заставляй меня повторять.

– Но они верят этому не больше, чем я, – запротестовала Мин, однако не сулившая ничего доброго улыбка Амерлин заставила ее умолкнуть.

– Итак, ты предлагаешь, чтобы я, распустив повсюду слух, что они отбывают наказание в деревне, принялась рассказывать что-нибудь другое? Ты не находишь, что это многих бы заставило удивиться и заинтересоваться? По-моему, это всякому понятно, кроме разве что этих мальчишек и тебя. Надо будет сказать Коулину Гайдину, чтобы он заставил их как следует попотеть на учебной площадке. Тяжелая работа – лучший способ отвлечь мужчину от ненужных мыслей. Кстати, и женщину тоже. Могу и для тебя найти работенку на кухне, кастрюли чистить, – денька на два-три. Столько я без тебя обойдусь. Может, это отучит тебя совать нос не в свои дела.

– Но неужто вы даже не знаете, живы ли они? Или Морейн?

На самом деле Мин не собиралась спрашивать о Морейн.

– Девчонка, – возвысила голос Лиане, но Мин понесло, и она уже не могла остановиться:

– Почему о них ничего не слышно? Слухи из Тира дошли до Башни уже два дня назад. Целых два дня! Неужели среди всех этих бумажек, что лежат у вас на столе, нет послания от Морейн? Разве у нее нет голубей? Я-то думала, что у вас, Айз Седай, повсюду есть свои люди, которые держат почтовых голубей, а уж в Тире и подавно. Да за такое время и конный гонец успел бы доскакать до Тар Валона. Почему же…

Суан хлопнула рукой по столу, и Мин осеклась.

– Хорошо же ты повинуешься мне, дитя, – жестко сказала Амерлин. – Считай, что с молодым человеком все в порядке, во всяком случае, пока не услышишь от меня противоположного. – (Лиане вновь поежилась.) – В Мауле, дитя, есть славная поговорка: «Не буди лиха, пока оно тихо». Запомни ее хорошенько.

Послышался робкий стук в дверь.

Амерлин и хранительница летописей переглянулись и уставились на Мин. «Вот незадача, – читалось в их взглядах, – тебя-то куда девать?» Спрятать девушку в комнате было невозможно, даже балкон полностью просматривался через застекленные балконные двери.

– Надо что-то придумать, – пробормотала Суан, – что-нибудь такое, что объяснит твое присутствие здесь и не наведет на мысль о том, что ты не просто глупая девчонка, за которую себя выдаешь. Лиане, встань у двери и будь наготове, а ты, девица, сядь на ее стул. – Хранительница двинулась к двери, а Амерлин встала и обошла вокруг стола. – Пошевеливайся, живее, живее. Ну-ка изобрази надутую физиономию. Да не сердитую, а надутую! Оттопырь нижнюю губу и смотри в пол. Могу заставить тебя ленты в волосы вплести, будешь носить огромные красные банты. Вот-вот, это то, что надо. Лиане, давай… – Амерлин подбоченилась и возвысила голос: – И если ты, дитя, еще раз заявишься сюда без приглашения, я…

Лиане открыла дверь, за которой стояла смуглая послушница. Та испуганно вздрогнула, услышав гневную тираду Суан, заморгала и присела в глубоком реверансе.

– Послание для Амерлин, Айз Седай, – пропищала девица и с удивлением воззрилась на Мин округлившимися глазами. Послушница была одной из тех, кто восхищался красотой Элминдреды. – Два голубя прилетели на голубятню.

– Тебя это не касается, дитя мое, – быстро сказала Лиане, забирая у послушницы два маленьких костяных цилиндрика. – Возвращайся на голубятню. – Не успела девушка выпрямиться, как Лиане захлопнула дверь и, опершись на нее, тяжело вздохнула: – Я вздрагиваю от каждого звука, с тех пор как узнала от тебя, что… – Лиане выпрямилась и вернулась к столу. – Еще два послания, мать. Открыть?

– Открывай, – сказала Амерлин. – Не иначе как Моргейз вознамерилась вторгнуться в Кайриэн. Или троллоки опять опустошили Порубежье. И вообще что угодно.

Мин не тронулась с места – она помнила об угрозах Суан.

Лиане проверила красную восковую печать на конце костяной трубочки не длиннее фаланги ее пальца, убедилась, что она не повреждена, и сломала ее ногтем большого пальца. При помощи тонкой костяной булавки она извлекла из цилиндрика свернутую бумажку.

– Это почище троллоков, мать, – промолвила она, пробежав глазами записку. – Мазрим Таим бежал.

– О Свет! – вскричала Суан. – Как это случилось?

– Здесь сказано лишь, что его скрытно увели ночью. Две сестры погибли.

– Свет да осияет их души. Но у нас нет времени скорбеть о погибших, пока Таим и ему подобные живы и не укрощены. Где это произошло, Лиане?

– В Денгуире, мать. Это селение на Марадонской дороге, к востоку от Черных холмов, в верховьях рек Антео и Луан.

– Должно быть, это кто-то из его приверженцев. Дурачье. Никак не смирятся с тем, что они разбиты. Лиане, подбери дюжину надежных сестер… – Амерлин поморщилась. – Знать бы, на кого положиться, не ведала бы забот. А так все точно щуки-серебрянки. Сделай все, что возможно, Лиане. Пошли дюжину сестер и пять сотен солдат. Нет, тысячу.

– Мать, – обеспокоенно сказала хранительница летописей, – а белоплащники?

– Нет, они не станут пересекать мосты, даже если я оставлю их без присмотра. Побоятся, что это ловушка. Кто знает, что там сейчас творится? Те, кто отправится туда, должны быть готовы ко всему. И вот еще что, Лиане… Как только Мазрим Таим будет снова схвачен, его нужно усмирить.

– Мать… – Лиане была поражена. – Но закон…

– Я знаю закон не хуже тебя, но не могу рисковать – а вдруг его отобьют снова? Сейчас, когда у нас забот хоть отбавляй, нельзя допустить появления нового Гвайра Амаласана.

– Будет исполнено, мать, – слабым голосом отозвалась Лиане.

Амерлин взяла второй костяной цилиндрик и с отчетливым щелчком разъяла его надвое – бумажка вылетела. Она прочла письмо, и на лице ее расцвела улыбка:

– Ну, наконец-то хорошие новости. «Удар достиг цели. Пастух овладел мечом».

– Ранд? – спросила Мин, и Суан кивнула:

– А кто же еще, девочка? Твердыня пала. Пастух Ранд ал’Тор овладел Калландором. Теперь, Лиане, я могу действовать. Пусть сегодня днем соберется Совет Башни. Нет, этим утром.

– Я не понимаю, – произнесла Мин. – Слухи о Ранде доходили и раньше, и вы о них знали. Почему же вы созываете Совет только сейчас? Что вы можете сделать такого, чего не могли прежде?

Суан рассмеялась, словно девчонка:

– Что я могу сделать? Теперь я могу объявить, что, согласно донесению Айз Седай, Твердыня пала и мужчина овладел Калландором. Пророчество исполнилось. И пока этого достаточно. Они, конечно, будут спорить, вилять, но никто не помешает мне объявить, что Дракон Возродился, никто не посмеет возразить, что Белая Башня должна руководить этим человеком. Наконец-то я смогу иметь с ним дело открыто. Ну, по большей части.

– Мать, а правильно ли мы поступаем? – вдруг спросила Лиане. – Я понимаю… раз Калландор в его руках, он и впрямь Возрожденный Дракон. Но, мать, он ведь способен направлять Силу. Мужчина, умеющий направлять Силу. Я видела его всего раз, но и тогда почувствовала нечто странное. Нечто большее, чем воздействие та’верена. Боюсь, когда дойдет до дела, окажется, что разница между ним и Мазримом Таимом не слишком велика.

– Разница в том, что Ранд – истинный Возрожденный Дракон, дочь моя, – спокойно ответила Амерлин. – Таим – волк; возможно, бешеный волк, а Ранд – волкодав. С его помощью мы низвергнем Тень. Но пока держи его имя при себе. Не следует открывать слишком много раньше времени.

– Как прикажешь, мать, – ответила хранительница летописей, но голос ее звучал неуверенно.

– А теперь ступай. Я хочу, чтобы Совет собрался не позднее чем через час. – Лиане направилась к выходу, и Суан задумчиво посмотрела ей вслед. – Возможно, – сказала она, когда за Лиане закрылась дверь, – сопротивление будет сильнее, чем мне бы хотелось.

Мин оторопело глянула на Амерлин:

– Но не хотите же вы сказать, что…

– Нет-нет, дитя, ничего серьезного. Во всяком случае, до тех пор, пока они не знают, как давно я ввязалась в историю с этим парнем, Рандом ал’Тором. – Амерлин вновь глянула на бумажную полоску и бросила ее на стол. – Жаль, что Морейн не сообщила мне больше.

– Так почему же она не сообщила больше? И почему так тянула с известием?

– Ты задаешь слишком много вопросов. Об этом лучше спросить Морейн. Она всегда поступает по-своему. Спроси Морейн, дитя.

Сахра Ковенри размахивала мотыгой, раздраженно поглядывая на сорняки – волокнолист и куриные лапки, пробивавшиеся между рядами капустной и свекольной рассады. Нельзя сказать, что госпожа Элвард слишком уж придирчива и сурова, – она ничуть не строже, чем ее матушка, и уж всяко мягче, чем Шириам, но Сахра не для того отправилась на ученье в Белую Башню, чтобы, как и дома, мотыжить грядки под палящим солнцем. Белое одеяние послушницы пришлось снять. Сейчас на ней было грубошерстное коричневое рубище вроде того, какое, сшитое матерью, она носила в родной деревне. Юбку пришлось подоткнуть до колен, чтобы не измазаться в грязи. Радости мало. К тому же она не знала за собой никакой вины.

Упершись босыми ступнями в развороченную землю, она воззрилась на упрямый побег куриной лапки и направила Силу, желая сжечь его. Вокруг побега рассыпался сноп искр, и он поник. Девушка поспешно вырвала его и отбросила подальше от грядки и прочь из памяти. Если бы в мире существовала справедливость, подумалось ей, то лорд Галад непременно завернул бы на эту ферму во время охоты.

Опершись на мотыгу, девушка предалась мечтам: лорд Галад падает с лошади – ясное дело, не по своей вине, он ведь превосходный наездник, – а она Исцеляет его раны. И тогда он сажает ее к себе в седло и клянется, что станет ее Стражем, а она, конечно, Зеленой сестрой, ну а потом…

– Сахра Ковенри?

Заслышав резкий повелительный голос, девушка вздрогнула и обернулась. Но это была не госпожа Элвард. Сахра присела в реверансе, насколько это было возможно с подоткнутой юбкой:

– Приветствую вас, Айз Седай. Вы явились, чтобы забрать меня обратно в Башню?

Айз Седай подошла ближе, нимало не беспокоясь о том, что подол ее платья волочится по грязи. Несмотря на жару, она была в плаще, и низко надвинутый капюшон затенял лицо.

– Перед тем как покинуть Башню, ты отвела к Престолу Амерлин женщину, назвавшуюся Элминдредой.

– Да, Айз Седай, – с недоумением отвечала послушница. Ей не понравилось, как Айз Седай сказала «покинуть Башню», – будто ей уже не суждено туда вернуться.

– Расскажи мне все, что ты видела и слышала с того момента, как повстречала эту женщину. Все, девица, до мельчайших подробностей.

– Но я ничего не слышала, Айз Седай. Хранительница отослала меня прочь, как только…

Острая боль пронзила все ее тело, длилась она лишь миг, но Сахре он показался вечностью. Придя в себя и пытаясь набрать воздуху, девушка поняла, что лежит на земле, дрожащими пальцами вцепившись в комья грязи. Но она не помнила, как упала. С удивлением девушка увидела, что у порога фермерского жилища валяется перевернутая бельевая корзина госпожи Элвард, а вокруг разбросано мокрое белье. Это было более чем странно – Мория Элвард отличалась исключительной аккуратностью.

– Говори. Все, что знаешь, – холодно повторила Айз Седай. Она смотрела на Сахру сверху вниз и отнюдь не собиралась помочь ей подняться, хотя, кажется, и перестаралась, желая припугнуть девушку. – С кем эта Элминдреда говорила, о чем – каждое слово, каждый жест – все.

– Она говорила с лордом Гавином, Айз Седай, – жалобно простонала Сахра, не отрывая лица от грядки, – больше я ничего не знаю.

Послушница разрыдалась, надеясь слезами убедить грозную Айз Седай, но понимала, что ее рыдания ничуть не тронут эту женщину. Подозрения девушки подтвердились. Плакала и кричала она еще долго. Когда Айз Седай ушла, живыми на ферме остались лишь кудахчущие куры.