Текст книги "Охотники за пиратами"

Возможно, ночью экипажи фрегатов уделили внимание и своим погибшим. Англичане в те времена были религиозными людьми, и они делали все, что могли, чтобы провести заупокойную службу. Учитывая численность экипажей фрегатов (около 180 человек на «Соколе» и около 75 человек на «Селезне»), на них имелся по меньшей мере один священник. Он провел, как мог, богослужение. Члены экипажа сняли с себя головные уборы, и тела погибших были сброшены с борта в воду.

Маттере очень хотелось почитать еще, но библиотека уже закрывалась, а потому он отправился на встречу с другом своего детства Джоном Билотти в «Элейнс» – знаменитый ресторан в районе Второго авеню и Восемьдесят восьмой улицы на Манхэттене. Они заказали мидий и других моллюсков, и Маттера рассказал своему другу о том, как проходили морские сражения в семнадцатом веке. Маттера и Билотти сошлись во мнении, что английский королевский военно-морской флот был офигенной военной силой и в плане оснащенности, и в плане боевой подготовки личного состава. Однако никто из них двоих не пошел бы в семнадцатом веке в военные моряки.

– Мы были бы пиратами, – сказал Билотти.

– Мы ими когда-то уже были, – ответил Маттера.

Когда пришло время расставаться, Билотти спросил Маттеру, как у него дела. Маттера не смог соврать своему другу. Он рассказал, что вкладывает кучу денег в проект, толку от которого пока не видно. Рассказал, что работает со стариком, который всегда упорно настаивает на своем. Рассказал, что его компаньон уже теряет терпение.

– Я знаю, что ты не дашь задний ход, – усмехнулся Билотти. – И я не говорю, что тебе следовало бы это сделать. Но и ты, и я – мы оба знаем, что иногда человеку попросту необходимо с чем-то распрощаться.

Маттера в течение нескольких секунд не знал, что и ответить. Затем он сказал своему другу, что через несколько месяцев ему исполнится сорок семь – то есть он достигнет возраста, в котором умер его отец.

– Поэтому я сейчас не могу дать задний ход, – заявил он.

Маттера продолжил свои изыскания на следующее утро – точно также на следующее утро фрегаты английского королевского военно-морского флота продолжили бой с пиратами. Толботу и Спрейгу нужно было принять решение. Они сделали все, что могли, для того, чтобы потопить «Золотое руно», но им ведь также был отдан приказ схватить или убить Баннистера. Им было бы легче сделать это, если бы они подобрались поближе к пиратам, однако в этом случае их фрегаты могли получить новые – и более серьезные – повреждения.

В архивных материалах не указывалось, насколько близко фрегаты подошли к пиратам на второй день боя, но одно Маттера знал точно: военные моряки продолжали без особой спешки стрелять из пушек и мушкетов, неся при этом потери, пока не наступил вечер и пока у фрегатов не закончились пушечные ядра, мушкетные пули и порох. Именно тогда капитаны Толбот и Спрейг приняли единственно возможное в данной ситуации решение – возвратиться на Ямайку и отдать себя на милость губернатору. Молсуорт, конечно же, придет в бешенство. Экипажи фрегатов потеряли двадцать три человека убитыми и ранеными, но до Баннистера так и не добрались. Подобный провал мог стоить капитанам жизни.

После возвращения Толбота и Спрейга в Порт-Ройал их «очень сильно отругали», но им удалось избежать более сурового наказания. Молсуорт, видимо, поверил, что фрегаты и в самом деле подвергли засевших на острове пиратов ожесточенному обстрелу и сделали все, что могли. Карьера обоих капитанов продолжилась (о чем впоследствии придется узнать Баннистеру).

Упаковав целую стопку ксерокопий документов и статей, Маттера вышел из Нью-Йоркской публичной библиотеки и поехал на такси в аэропорт. При этом у него было такое ощущение, как будто он сам только что покинул поле битвы.

Несколькими днями позже он встретился с Чаттертоном в Самане. Он описал ему то, что привез из Нью-Йорка: исторически правдивое видение сражения пиратов Баннистера с фрегатами английского королевского военно-морского флота. Чаттертон слушал, как зачарованный. Однако он знал, что Маттера ездил в Нью-Йорк не только за этой историей.

– Ну, и какой же из этого вывод? – спросил Чаттертон.

– Еще не знаю, – ответил Маттера. – Но я уже близок к нему.

Во второй половине следующего дня к нему приехала Каролина, но Маттера все еще работал. Он попросил Кречмера прийти к нему в центр дайвинга, расположенный неподалеку от виллы: он чувствовал, что Кречмер, которому надоели распри внутри их экипажа и многомесячные безрезультатные поиски, уже вот-вот уедет и больше не вернется, а Маттера не мог позволить себе его потерять. Подходя к центру дайвинга, Маттера увидел, что Кречмер уже находится в сарае и возится с двигателем.

Маттера не пошел в сарай сразу же. Ему нужно было подобрать подходящие слова для разговора с Кречмером, а потому он остановился на пляже и стал размышлять. По другую сторону пролива он видел то место, где, возможно, кренговали «Золотое руно», тот лес, в котором укрылись стрелки пиратов, тот холм на восточной оконечности острова, на котором Баннистер разместил свои пушки.

И тут он увидел нечто такое, чего раньше не замечал.

– Хейко! – крикнул он.

Кречмер выбежал из сарая.

– Брось там все, – сказал ему Маттера. – Приведи сюда Каролину, она на вилле. Я теперь все понял. Я знаю, где искать.

Глава 17
Другой способ

Маттера и Каролина зашли по колено в воду и побрели к «Зодиаку», неся в руках корзинки для пикника, в которых лежали бутерброды, вино, холодная вода и лосьон для загара. На «Зодиаке» их ждал Кречмер, который уже загрузил свой вклад в предстоящий «пикник» – ручной металлоискатель, лопату и топор. У Маттеры на шее висели два фотоаппарата. Каролина надела себе на голову огромную шляпу со свисающими полями.

Они поплыли на «Зодиаке» с небольшой – «туристической» – скоростью через пролив к восточной оконечности острова Кайо-Вихия. Сойдя на берег на крошечном участке песка, они выгрузили свое оснащение и стали всячески стараться вести себя так, как будто они прибыли сюда с расположенного неподалеку курорта: Каролина позировала фотографировавшему ее Кречмеру, а Маттера собирал длинную удочку. Когда они убедились в том, что за ними никто не наблюдает, они нырнули в густой лес и стали карабкаться вверх по крутому склону холма.

У них ушло двадцать минут на то, чтобы пробиться сквозь буйную растительность – и сквозь полчища насекомых размером с птицу – на высоту более ста футов над водой. Бросив взгляд назад на пролив, Маттера смог увидеть окружающий его сейчас мир глазами Баннистера. Пожалуй, во всем Карибском море не было более подходящего места для того, чтобы кренговать судно или чтобы победить в битве, победить в которой невозможно. С этого места пираты могли попасть по какой угодно цели, а любой, кто открыл бы ответный огонь, был бы вынужден стрелять почти вслепую.

Кречмер собрал металлоискатель и надел на голову наушники. Водя металлоискателем по грязи и кустам, он прислушивался к его сигналам, но не услышал вообще ничего. Тогда вся эта группа стала продираться дальше сквозь заросли, жадно вдыхая при этом струйки свежего воздуха, которым удавалось просочиться сквозь густую листву джунглей. Даже Каролина уже вспотела, однако группа продолжала продвигаться вперед, напрягаясь изо всех сил и обливаясь путом. Их гнала вперед их страстная мечта о пиратском корабле.

Кречмер остановился.

– Тут что-то есть, – сказал он.

Он стал медленно водить металлоискателем над участком примерно три на три фута. Он очень внимательно прислушивался к звуковым сигналам, пока они не подсказали ему, где именно нужно искать.

– Вот здесь, – показал Кречмер.

Маттера взял лопату, а Кречмер – топор, и они оба начали копать. По мере того как яма становилась все глубже и все шире, Кречмер опускал в нее металлоискатель, чтобы определить, где следует копать дальше. Однако как бы много земли они ни выгребали, ничего другого, кроме новых слоев влажной земли, они не обнаруживали. Они продолжали копать еще минут тридцать, выгребая землю, перерубая корни, прислушиваясь к сигналам металлоискателя и снова копая, пока наконец лезвие лопаты не ударилось обо что-то твердое на глубине примерно одного фута от дна ямы – что-то такое, чего оно не смогло сдвинуть с места.

– А теперь поосторожнее! – воскликнул Маттера.

Используя уже саперную лопатку, Кречмер стал потихоньку выгребать землю вокруг центральной части ямы, пока не начал вырисовываться какой-то округлый предмет. Он был не таким темным, как земля, и имел круглую, как у луны, форму.

– Ага, добрались до него, – сказал Маттера.

Засунув топор позади округлого предмета, Кречмер поднатужился-поднатужился и высвободил этот предмет из земли. Все три участника «пикника» уставились в на него. Их взору предстало шестифунтовое пушечное ядро.

– Последний раз к нему кто-то прикасался аж в 1686 году, – сказал Маттера.

Он поднял с земли это пушечное ядро. Его вес напугал Маттеру: он мог и по виду ядра сказать, что это «шестифунтовик», однако только взяв его в руку, он почувствовал его потенциальную разрушительную силу.

Они все трое начали на радостях обниматься и целоваться (Кречмер провел рукой по своей щеке там, где его поцеловал Маттера, как бы стирая его поцелуй), а затем выпили по стаканчику вина. Каролина перед этим расстелила одеяло, которое она прихватила с собой, чтобы они могли присесть на него и выпить в комфортных условиях. Кречмер вслух спросил сам себя, а смог бы Баннистер представить себе эту сцену: два охотника за сокровищами и красивая женщина пьют вино там, где когда-то он, Баннистер, устроил сражение. Маттера заверил его, что кто-кто, а Баннистер смог бы.

Когда они закончили, они полезли вниз по крутому склону холма, стараясь не упасть и умудряясь при этом использовать металлоискатель. На середине склона металлоискатель снова подал сигнал – и снова они откопали пушечное ядро, причем уже побольше размером, чем первое.

После того как каждый из них попозировал с этими ядрами перед фотоаппаратом, они вернулись на пляж и затем поплыли на лодке через пролив на виллу. Маттера отправил по электронной почте письмо Чаттертону. В строке темы письма он написал: «Приятель, мы нашли его».

Однако у Чаттертона не было возможности принять это сообщение.

Некоторое время назад на автомобиле «рейндж ровер» он поехал за различными припасами. На одной разбитой дороге возле дальней оконечности залива Самана он влетел в яму, заполненную острыми камнями, и один из таких камней порезал ему боковину шины. Ему кое-как удалось доехать до пляжа, но когда он попытался заменить шину, домкрат сломался и погнулся, а колесо погрузилось по самое крыло в песок. Чаттертон проверил свой сотовый телефон: сигнала не было. Он, наверное, находился в нескольких милях от ближайшего города. Поэтому он пошел по дороге пешком.

Пройдя какое-то расстояние, он увидел четырех местных жителей, один из которых был стариком. Они играли в карты возле маленького магазина. У них не было домкрата, и они не знали, где можно найти домкрат, однако они сказали Чаттертону, что помогут ему решить проблему с его автомобилем. Он попытался объяснить им, что «рейндж ровер» вообще-то тяжелый, но они, похоже, этого не поняли. Отправившись пешком вместе с Чаттертоном к его автомобилю, старик жестом показал американцу, чтобы тот не переживал.

Четверо доминиканцев стали внимательно рассматривать поломавшийся автомобиль, вполголоса переговариваясь по-испански слишком быстро для того, чтобы Чаттертон мог что-то понять. Затем они начали собирать подручные средства – большие ветви и множество камней. «Я оказался в каменном веке», – подумал Чаттертон. Доминиканцы, используя ветви в качестве рычагов, а камни в качестве точки опоры и в качестве молотка, попытались вернуть домкрату его первоначальную форму. «Ничего не выйдет», – подумал Чаттертон, но вскоре домкрат уже стал выглядеть почти как новый. Однако когда они поставили его под автомобиль, домкрат не выдержал и снова сломался – причем так, что теперь уже ремонту не подлежал.

Чаттертон стал благодарить доминиканцев и засунул руку в карман, чтобы достать деньги, но никто из них брать с него денег не захотел. Вместо этого они снова стали собирать подручные средства, уходя на этот раз за ними уже дальше и принося крупные пальмовые ветви и огромные камни. Чаттертон попытался объяснить, что домкрат уже не спасти, но они вознамерились сделать совсем не это. При помощи стеблей пальмовых листьев они вырыли яму под амортизационной стойкой автомобиля, а затем заменили песок на камни. Чаттертон тоже взял пальмовый лист и принялся помогать. Под спущенной шиной начало появляться свободное пространство, а рама автомобиля оказалась лежащей на подпорке из камней.

Теперь Чаттертон увидел всю прелесть этого плана – она была у него прямо перед глазами. А еще ему пришла в голову мысль, что он часто наблюдал подобный подход у доминиканцев: у них редко имелось то, что им было нужно (у них зачастую не было вообще ничего), но они, похоже, не замечали этого или же, по крайней мере, не очень по данному поводу расстраивались. Они всегда сосредотачивались на том, что у них в данный момент есть: если не домкрат, то ветка, если не деньги, то время, – и находили какое-то решение. Они решали проблему другим способом. Чаттертон раньше отрицательно высказывался об их образе жизни (они всегда все откладывали на «maсana», то есть на завтра) и заявлял, что эти люди никогда ничего не достигнут, потому что они никогда никуда не спешат, но, наблюдая теперь, как старик снимает поврежденное колесо и меняет его на запасное, он мог видеть то, что ему всегда нравилось в доминиканцах – они не переживали по поводу своего будущего, потому что знали, что всегда найдется какой-то другой способ для того, чтобы добиться нужного им результата.

Доминиканцы напихали под колеса автомобиля камней, чтобы они не буксовали в песке, и затем Чаттертон выехал на нем задним ходом с пляжа. Он настоял на том, чтобы они взяли у него деньги – около двадцати долларов, – и они сделали это, бормоча «gracias, gracias»[38]38
  Спасибо, спасибо (исп.).


[Закрыть], а затем пошли туда, откуда пришли – в место, где они жили нищенской жизнью, но при этом всегда могли найти какой-то свой способ для решения тех или иных проблем, появляющихся у них, и выглядели более счастливыми, чем любой из людей, с которыми Чаттертон был знаком.

Когда Чаттертон получил фотоснимки пушечных ядер, сделанные Маттерой, уже наступило утро. К тому времени он уже ехал в аэропорт, чтобы вылететь в Майами, где ему предстояло уладить кое-какие личные дела, которые он откладывал уже слишком долго. Полет длился более двух часов, и бульшую часть этого времени он таращился на снимки, присланные ему компаньоном.

Приземлившись в Майами, он позвонил Маттере, и тот рассказал ему об этой находке и о том, как все выглядело с вершины острова – места, достойного «самых отъявленных негодяев во всей Вест-Индии» (как отозвался губернатор Ямайки о Баннистере и его экипаже).

И для Чаттертона, и для Маттеры эти пушечные ядра являлись доказательством того, что сражение и в самом деле произошло возле острова Кайо-Вихия и что так называемое «сахарное судно», покоящееся на морском дне на расстоянии менее двухсот ярдов от этого острова, – это и есть «Золотое руно». Было необходимо, чтобы Боуден согласился возобновить работу над «сахарным судном» немедленно, причем не только для того, чтобы доказать, что это судно является «Золотым руном», но и для того, чтобы положить конец, можно сказать, целому «параду» новых претендентов на обнаружение судна Баннистера возле Кайо-Левантадо. Однако Маттере не хотелось сообщать Боудену о найденных пушечных ядрах. Он знал, что Боуден не хочет, чтобы кто-то работал на суше – то есть на территории, которая выходила за пределы, указанные в выданной ему лицензии.

«Давай я поговорю с ним, – предложил Чаттертон. – Я поеду к нему лично».

Маттера понимал все риски, связанные с этой идеей. Чаттертон при разговоре с Боуденом мог выйти из себя и накричать на него. Или же Боуден мог разочароваться в Чаттертоне и окончательно поставить крест на поиске пиратского корабля. До этого момента Маттера был своего рода буфером между этими двумя людьми, но он будет находиться на расстоянии восьмисот миль от места этой потенциальной встречи. Тем не менее он согласился с предложением Чаттертона.

– Джон, позвони мне сразу после того, как ваша встреча закончится. И держи знаменитую чаттертоновскую вспыльчивость под контролем.

Чаттертон рассмеялся:

– Какую еще вспыльчивость?

Он встретился с Боуденом днем позже в ресторане «Деннис» в Майами и рассказал ему о находках Маттеры. Он мысленно провел Боудена от берега острова Кайо-Вихия к вершине холма, описывая события в точности так, как ему описал их сам Маттера. Чаттертону при этом казалось, что Боуден становится все более и более взволнованным с каждой сообщенной ему подробностью.

– Сколько пушечных ядер нашел Маттера? – спросил Боуден.

– Два. В течение одного часа. Ты можешь себе представить, что еще там есть, Трейси? Оружие, кости, сокровища – кто знает? Отдай этот остров Министерству культуры. Обломки затонувших судов они находят часто. Они находят затонувшие галеоны. А сколько они нашли пиратских островов?

Боуден выглядел встревоженным. Он когда-то предупредил Чаттертона и Маттеру, что его лицензия не распространяется на сушу и что он не хочет переступать установленные для него границы, чтобы не рассердить чиновников Доминиканской Республики. Чаттертон попытался успокоить его: в конце концов, будут ли в Министерстве культуры и в самом деле расстраиваться из-за того, что он раскрыл тайну исторической битвы военных моряков с пиратами?

– Это твой остров, Трейси, – сказал Чаттертон. – «Золотое руно» – это твоя идея. Однако теперь ты можешь представить тамошним чиновникам не только обломки пиратского корабля – ты можешь представить им пиратский лагерь. Сколько таких лагерей имеется в мире? Отдай Министерству культуры этот остров. И давай закончим работу над «сахарным судном».

Однако Боуден, похоже, все еще сомневался, и Чаттертонподумал, что знает почему. Обломки «сахарного судна» лежали на глубине сорока четырех футов, тогда как охотник за сокровищами Уильям Фипс сообщал, что видел затонувшее «Золотое руно» всего лишь через несколько месяцев после того, как оно пошло на дно, и что оно лежало при этом на глубине двадцати четырех футов. Данное несоответствие, как Боуден часто говорил Чаттертону и Маттере, смущало его.

– Я не думаю, что «сахарное судно» – это «Золотое руно», – сказал Боуден.

Чаттертон некоторое время посидел молча.

– Ну хорошо, Трейси, – сказал он. – Спасибо, что потратил на меня время.

Уже сев в автомобиль, Чаттертон позвонил Маттере и рассказал ему о своей встрече с Боуденом. Лично ему, Чаттертону, теперь стало ясно – Боуден никогда не согласится возобновить работу над «сахарным судном», какие бы доказательства ему ни предъявляли. Ведь старик убежден, что раз глубина там уж слишком большая, то «Золотое руно» там затонуть никак не могло. После этого разговаривать было уже не о чем.

Маттера знал, что в понимании Чаттертона это должно означать конец всего проекта. Он проработал с этим человеком уже два года и по некоторым аспектам знал его даже лучше, чем своих родных братьев. Нельзя требовать от такого человека, который был готов размахивать молотом возле боевых взрывчатых веществ в затонувшей немецкой подводной лодке, отказаться от того, что взывает к нему, – от чего-то такого, что является грандиозным и редким и до чего, по его мнению, он вполне может добраться.

– На этом, видимо, все заканчивается, Джон, – сказал Маттера.

Но Чаттертон его не слушал.

– Я думаю, есть другой способ, как сделать это, – сказал он. – Я возвращаюсь.

Глава 18
«Золотое руно»

Члены экипажа «Исследователя глубин» еще ничего не знали о плане Чаттертона, когда садились в свой катер в конце февраля 2009 года, но было ясно одно: Чаттертон вернулся в залив, чтобы снова заняться поисками. Магнитометр, хранившийся на вилле, был извлечен из чехла и принесен на катер. Он теперь лежал в деревянном ящике и казался экипажу старым другом.

Чаттертон запустил двигатели и затем, сделав крутую дугу, направил катер прочь от виллы в сторону «сахарного судна». Маттера опасался, что это в конце концов может произойти – что упрямство Боудена заставит их с Чаттертоном зайти слишком далеко и попытаться взять все дело в свои руки. Бунт, однако, не относился к числу допустимых вариантов. И Маттера, и Чаттертон любили и уважали Боудена и считали его своим другом. Идея разыскать обломки этого затонувшего пиратского корабля принадлежала Боудену, а не им, и поэтому начать самовольничать – это было бы с их стороны нечестно. Кроме того, они сами презирали тех, кто пытался перехватить что-то у других. Маттера уже собирался напомнить обо все этом своему компаньону, когда тот вдруг резко повернул штурвал вправо и, проследовав мимо «сахарного судна», направил катер прямо к острову. Двумя минутами позже они уже пристали к берегу.

– Что мы сейчас будем делать? – спросил Эренберг.

– Пушечные ядра являются неопровержимым доказательством, – сказал Чаттертон. – Они подтверждают, что Баннистер был на этом острове. Это первое веское доказательство за более чем триста лет – с того самого времени, когда здесь побывал Фипс. Но мы так сильно сконцентрировались на «сахарном судне», что не прошлись с магнитометром вдоль берега этого острова. Сегодня это изменится.

– И что мы будем искать? – спросил Кречмер.

– Не знаю, – ответил Чаттертон. – Думаю, возьмем все, что остров нам отдаст.

Они начали обследовать морское дно при помощи магнитометра вдоль берега острова. Такая работа была трудной: остров имел неправильную форму, с резкими перепадами глубин возле берега, а валяющиеся возле него на дне современные обломки могли повредить их чувствительное оборудование. Чаттертон, однако, не прекращал эту работу, пока не охватил ею все побережье острова – даже его обратную сторону, на которой, как всем им было известно, ничего не происходило.

Закончив обследование морского дна, экипаж вернулся в центр дайвинга, чтобы обработать полученные данные. Эренберг начал фиксировать аномалии в средней части северной стороны острова, где, по мнению Чаттертона и Маттеры, и произошел бой пиратов с военными моряками. Всем не терпелось помчаться на «Зодиаке» обратно к острову и побыстрее осмотреть те места морского дна, над которыми поступали сигналы от магнитометра, но им пришлось ждать, когда Эренберг закончит обработку данных. К концу дня результаты их работы с магнитометром были уже полностью готовы: они представляли собой электронную карту с крестиками в местах, в которых еще никто никогда раньше не проводил поисков.

Члены экипажа охотно заложили бы часть сокровищ, которые они надеялись найти, в обмен на дополнительные восемь часов светлого времени, но у них не было другого выбора, кроме как подождать до следующего утра. А еще им в любом случае нужно было позвонить Боудену. Они чувствовали, что подбираются к чему-то важному, и его следовало об этом уведомить. Маттера связался с ним по телефону. Боуден сказал, что скоро приедет.

На следующее утро экипаж прибыл на катере к северному берегу острова Кайо-Вихия. Несколько туристов шагали по пешеходному мосту, соединявшему курортный комплекс с островом, и любовались восходом солнца. Все выглядело так, как будто это всегда было самое тихое и мирное место на планете.

Кречмер бросил якорь, а затем еще и привязал корму катера веревкой к растущей на берегу пальме. После этого они с Маттерой сняли «Зодиак» с крыши катера и спустили его на воду. Проплыв над всеми местами морского дна, отмеченными на их карте крестиками, и пометив каждое из них при помощи буйка, Чаттертон и Эренберг надели свои водолазные костюмы и погрузились в воду, чтобы поочередно осмотреть все эти места.

На дне они заметили множество покрытых илом камней, которые лежали грудой такой формы, которая всегда вызывала наибольший оптимизм у охотников за обломками затонувших судов. Это, похоже, был балласт, предназначенный для того, чтобы придавать судну устойчивость в воде. Подобное скопление камней не было случайным, и собрала их в одну кучу отнюдь не природа. Здесь наверняка затонуло какое-то судно. И произошло это примерно в том месте, в котором Баннистер вполне мог кренговать «Золотое руно».

В иле вокруг этого нагромождения камней Чаттертон и Эренберг стали замечать на глубине около двадцати футов бутылки объемом в один галлон, многие из которых были целыми. У некоторых из них на боках имелись выдавленные надписи. Эренберг, взяв и поднеся одну из таких бутылок к своей маске, различил написанные по-английски слова: «Пёрл-стрит – Нью-Йорк». Остальные бутылки были аналогичными. Все они были такими красивыми и так хорошо сохранившимися, что изготовили их, пожалуй, где-то в девятнадцатом веке, а не в золотой век пиратства.

Впрочем, эти бутылки, возможно, не относились к обломкам затонувшего корабля, лежащим под обнаруженным балластом, – их, возможно, сбросили с проплывавшего мимо судна. Чаттертон и Эренберг стали двигать камни, пытаясь найти более древние артефакты, но нашли лишь еще больше точно таких же бутылок. В течение всего оставшегося дня они так и не нашли ничего значительного. Когда экипаж уже возвращался ближе к вечеру на виллу, никто ничего не говорил, если не считать фраз типа: «Черт возьми, а я ведь думал, что мы его уже нашли».

К тому времени, когда на следующее утро они отправились к острову Кайо-Вихия, Боуден уже приплыл на своем катере и бросил якорь над обломками «сахарного судна». Если бы Чаттертон и Маттера не нашли бы сейчас ничего возле острова Кайо-Вихия, то искать уже больше было бы попросту негде.

Погрузившись в воду, Чаттертон и Эренберг стали водить ручными металлоискателями над дном, выискивая предметы, на который два дня назад отреагировал магнитометр. Вскоре они услышали слабые сигналы, которые затем привели их к еще одному нагромождению камней. Однако когда они начали раздвигать эти камни и отгребать в сторону ил, они нашли только стальную балку и старый навигационный буй. Это был всего лишь современный «мусор» – такой же, на какой они все время наталкивались во время своих поисков уже целый год.

И тут внимание Чаттертона привлекли виднеющиеся поодаль расплывчатые очертания груды камней, лежащих на расстоянии около двенадцати футов от берега. Когда он подплыл поближе, эти очертания стали более четкими. Это была не просто груда камней – это было нагромождение камней в форме парусного судна, причем такого большого, что на нем можно было пересекать океаны.

Чаттертон и Эренберг поплыли над этим нагромождением. Глядя на него сверху, они подумали, что это уж точно балласт судна. Нагромождение это было массивным – около пятидесяти футов в длину и сорок в ширину. Один его край находился на глубине всего лишь шести футов, но бульшая его часть располагалась на резко уходящим вниз склоне. Чаттертон проверил глубину на другом конце данного нагромождения. На его приборе высветились показания: двадцать четыре фута.

Чаттертону и Маттере сразу же стали попадаться артефакты: банка из-под краски, шезлонг, кодовый замок. Однако их впервые за все время поисков не раздосадовал этот мусор. Они стали копать глубже. Возле одного конца нагромождения камней Эренберг нашел трубку длиной в три фута, почти полностью покрытую кораллами. Чаттертон подплыл поближе и жестом показал Эренбергу, чтобы тот дал ему посмотреть на этот предмет.

Располагая его под разными углами в лучах солнечного света, пробивающегося с поверхности моря сквозь толщу воды, Чаттертон и Эренберг разглядели сквозь трещины в покрывающих эту трубку кораллах металл, который имел не круглую, как у труб форму, а был выкован в форме восьмиугольника.

Чаттертон положил эту трубку обратно на груду балластных камней и всплыл на поверхность. Взобравшись на лестницу на борту катера, он позвал Маттеру и сказал:

«Джон, тебе нужно туда спуститься. Ты должен там кое на что взглянуть».

Несколько минут спустя Маттера был уже в воде. Плавая над грудой балластных камней, он разглядел пять или шесть таких трубок. Он поднял одну из них. По своей длине и весу она была похожа на ствол мушкета. Маттере уже не одно десятилетие приходилось сталкиваться со стрелковым оружием. Он посмотрел повнимательнее. Насколько он мог судить, данный предмет был изготовлен в конце семнадцатого века. И тут ему припомнилось то, что сказали люди Фипса, видевшие затонувшее «Золотое руно»: на его палубе были разбросаны кремневые ружья.

Маттера поплыл обратно к катеру. Взобравшись на его борт, он схватил свой сотовый телефон.

«Кому ты звонишь?» – спросил Чаттертон.

Маттера показал на катер Боудена, находящийся на расстоянии всего лишь пятидесяти ярдов от него.

Маттера поначалу не знал, что и сказать – тем более что от спешки он все время запинался, – но в конце концов он стал задавать Боудену вопросы, полившиеся непрерывным потоком. Можно ли им с Чаттертоном поднять трубку на поверхность? Можно ли подержать ее в соляной кислоте, чтобы удалить кораллы и получить возможность получше рассмотреть металл?.. Он опасался, что Боуден захочет вмешаться и взять все в свои руки, а ведь ему, Маттере, очень хотелось, чтобы именно его экипаж поднял со дна на поверхность первое подтверждение того, что здесь находятся обломки пиратского корабля.

Наконец Маттера нажал на кнопку прекращения разговора.

«Мы сделаем это сами, – сказал он своим коллегам. – Трейси разволновался не меньше нас».

Чаттертон засунул регулятор обратно себе в рот и снова погрузился в воду.

Три минуты спустя он появился на поверхности, держа трубку в руках так аккуратно, как акушерка держит новорожденного. Маттера взял ее у него – тоже очень аккуратно – и стал рассматривать.

«Я видел их в книгах, на выставках и аукционах, – сказал Маттера. – Я не специалист, но могу тебе сказать, что, по моему мнению, это конец семнадцатого века».

Он сфотографировал данный артефакт камерой, встроенной в его сотовый телефон, и отправил получившийся фотоснимок по электронной почте знакомым ему коллекционерам и специалистам по старинному оружию. В строке темы сообщения он написал: «На что, по-твоему, это похоже?» В тексте сообщения он указал размеры и вес, но больше не написал ничего.

Рассевшись на «Зодиаке» (Маттера при этом очень осторожно держал в руках найденный артефакт), они поспешно поплыли через пролив в расположенный возле виллы центр дайвинга, где Кречмер затем смастерил ящик из досок сечением два на четыре дюйма и покрыл внутренние поверхности этого ящика толстым полиэтиленом. Эренберг налил в ящик два литра соляной кислоты и, попросив всех присутствующих встать с той стороны, откуда дует ветер, дабы не вдыхать ядовитые пары, взял трубку у Маттеры и положил в самодельную ванну. Коралл в кислоте начал растворяться, придавая кислоте коричневый цвет. Это было довольно грубое обращение с артефактом, и он мог от этого пострадать, однако эту трубку в любом случае было невозможно сохранить без больших усилий и затрат. Кроме того, на обнаруженном нагромождении камней имелись и другие такие трубки, и ее ценность, в таком вот состоянии и без деревянной ружейной ложи, была скорее доказательственной, чем финансовой.