Текст книги "Завещание Холкрофта"

Глава 11

В агентстве по прокату автомобилей сообщили, что до Портсмута около семидесяти миль, дороги туда ведут отличные, движение не очень интенсивное. Часы показывали пять минут седьмого. «В Портси доберусь до девяти, если вместо обеда перехвачу сандвич», – подумал Ноэль.

Он намеревался подождать до утра. Однако телефонный разговор, в ходе которого он хотел подтвердить полученную от МИ-5 информацию, изменил планы. Он тут же позвонил Гретхен Бомонт, и то, что она сообщила, заставило его действовать быстрее.

Ее муж, капитан третьего ранга, несет службу на Средиземном море. Завтра в полдень она выезжает на зимние каникулы на юг Франции, где вместе с мужем собирается провести уикенд. Если мистер Холкрофт желает побеседовать с ней о семейных делах, разговор должен состояться сегодня вечером.

Он ответил, что постарается приехать как можно скорее, и повесил трубку. В ушах звучал ее голос, показавшийся ему очень странным. Его внимание привлекла не странная смесь немецкого и португальского в ее произношении, что для нее было вполне естественным. Странной была вся ее речь – изменчивая и нерешительная. Нерешительная или бессмысленная, сказать трудно. Жена капитана, например, без обиняков заявила, что, несмотря на конфиденциальность предстоящей беседы, в соседней комнате будет находиться сослуживец ее мужа. Ноэль туг же представил себе средних лет домохозяйку, которая легко идет на поводу своих желаний и слишком высоко оценивает свою внешность.

В пятидесяти милях к югу от Лондона он посмотрел на часы, убедившись, что едет с опережением графика. Движение на шоссе было действительно слабым, и вскоре в свете фар он увидел надпись: «Портси – 15 миль».

Было десять минут девятого. Можно сбавить скорость и попытаться собраться с мыслями. Путь к Гретхен Бомонт был ясен, найти ее дом не составляло труда.

Для недалекой домохозяйки она оказалась весьма расторопной, когда дело коснулось деталей поездки. Это несколько противоречило манере ее речи, будто грубая реальность неожиданно пробила облака призрачного тумана.

Однако это ни о чем ему не говорило. Он был для нее незваным гостем, незнакомцем, пожелавшим обсудить жизненно важные дела, но при этом отказавшись вдаваться в подробности по телефону.

А как он мог это сделать? Как объяснить женщине средних лет, жене британского морского офицера, что она является тем ключом, которым можно открыть подвал с семьюстами восьмидесятью миллионами долларов?

Он начал нервничать, не представляя себе, как ее убедить. Больше всего он нуждался в уверенности. Он не должен предстать перед ней напуганным или растерянным, нельзя позволить себе и притворство. Только в таком случае он сможет сказать ей правду, такую, какой ее видел Генрих Клаузен. Это самое надежное средство, каким он располагал. И это окончательное решение.

О боже, помоги ей понять меня!

Дважды он свернул с шоссе налево и быстро проехал оставшиеся полторы мили через мирную, засаженную деревьями аллею пригородной зоны. Быстро нашел дом, поставил перед ним машину.

Он открыл калитку и по тропинке направился к дверям. Звонка не было, вместо него висело медное кольцо, взявшись за которое он несильно постучал о дверь. Дом был спроектирован просто. Широкие окна в гостиной и небольшие напротив – в спальне. Фасад сплошь из старого кирпича на прочном каменном фундаменте. Дом построен добротно и, видимо, обошелся хозяевам не дешево. Идеальный дом для военного человека, находящегося на строгом бюджете. Скромно, опрятно и легко управляемо.

Дверь открыла Гретхен Бомонт. Образ женщины, навеянный телефонным разговором, бесследно исчез при первом же взгляде на нее: исчезновение было столь стремительным, что походило на удар в живот. Гретхен оказалась одной из самых красивых женщин, какие когда-либо встречались в его жизни. Она была подобна статуе, неоднократно изваянной в глине до того, как резец коснулся камня: идеал скульптора. Среднего роста, с длинными белокурыми волосами, обрамляющими ее абсолютно пропорциональное лицо. Слишком совершенно, слишком неудержимо воображение скульптора… и при этом – холодное. Правда, холодность смягчали огромные, широко расставленные голубые глаза, которые сейчас внимательно его изучали – без тени дружелюбия или враждебности.

– Мистер Холкрофт? – спросила она нараспев, что сразу выдало ее принадлежность к Германии и Бразилии.

– Да, миссис Бомонт. Благодарю вас, что согласились встретиться со мной. Прошу извинить за беспокойство.

– Входите, пожалуйста.

Она отступила назад, освобождая ему путь. В дверях он вновь внимательно всмотрелся в ее лицо, необычайную прелесть которого уже тронули годы. Невозможно было не обратить внимания и на ее фигуру, контуры которой легко просматривались сквозь полупрозрачное платье. Тело Гретхен тоже было необычным, но совсем не так, как лицо. От него веяло не холодом, а жаром. Прозрачное, облегающее платье, явное отсутствие лифчика, подчеркнуто яркий расстегнутый воротничок, приоткрывающий большие груди. На обеих сторонах, в центре соблазнительных выпуклостей, четко просматривались уткнувшиеся в мягкую ткань соски.

Ее неторопливая походка – плавные движения ног, бедер, живота – была подобна сексуальному танцу. Она не шла, она скользила, и ее вызывающее тело молило о внимании к нему, обещая незабываемое удовольствие.

Лицо, однако, оставалось холодным, взгляд сдержанным и внимательным. Это смущало Ноэля.

– Вы проделали долгий путь, – произнесла она, указывая на диван у дальней стены. – Пожалуйста, садитесь. Хотите что-нибудь выпить?

– Был бы весьма признателен.

– Что предпочитаете? – Она стояла перед ним, преграждая кратчайший путь к дивану. Светло-голубые глаза пристально смотрели на него. Полуобнаженные груди дразнили своей близостью за прозрачной тканью. Упругие соски двигались в такт дыханию, как бы продолжая уже начавшийся сексуальный танец.

– Скотч, если можно, – сказал он.

– В Англии это называется виски, правда? – спросила она, направляясь к бару.

– Да, верно, – ответил он, зарываясь в мягкие подушки дивана и пытаясь сосредоточиться на лице Гретхен. Это было трудно, и он знал, что она старается осложнить его задачу. Жене капитана не следовало бы провоцировать мужчин, одеваясь столь сексуально. Но она так оделась, очевидно, не случайно. Почему?

Гретхен принесла виски. Принимая напиток, он коснулся ее руки. Вопреки ожиданиям, она не только не отдернула руку, но на мгновение сжала его пальцы. Затем повела себя и вовсе странно. Уселась на кожаную подушечку, лежавшую в одном футе от дивана, и призывно взглянула на него.

– Не хотите составить мне компанию? – спросил он.

– Я не пью.

– Тогда, возможно, и мне не стоит.

Она рассмеялась гортанным смехом:

– У меня вовсе нет никаких предубеждений. Такое вряд ли грозит жене офицера. Просто я не способна ни пить, ни курить. И то и другое ударяет мне сразу в голову.

Он взглянул на нее сквозь бокал. Она смотрела на него, не отрываясь и не мигая. Взгляд был тяжелым и отчужденным, он словно вынуждал его попросить Гретхен опустить глаза.

– По телефону вы сказали, что один из помощников вашего мужа будет находиться в соседней комнате. Познакомьте нас.

– Он не смог сюда прибыть.

– Да? Жаль.

– Неужели?

Это было какое-то безумие. Женщина вела себя, как неуверенная куртизанка или высокооплачиваемая проститутка, приценивающаяся к кошельку своего нового клиента. Она подалась вперед, словно что-то подбирая с ковра под ногами. Жест был надуманным, цель слишком очевидна. Верх платья распахнулся, демонстрируя пышные груди. Она, конечно, не могла не знать, что делает. Он должен был отреагировать, и она ждала этого. Но Холкрофт не оправдал ее ожиданий. Отец предупреждал его: ничто не должно помешать. Даже сомнительная проститутка.

Сомнительная проститутка – ключ к Женеве.

– Миссис Бомонт, – сказал он, неловко ставя бокал на маленький столик возле дивана. – Вы очень любезны, и предел моих желаний – сидеть здесь часами и пить виски. Но мы должны поговорить. Я приехал увидеть вас, потому что у меня для вас чрезвычайные новости. Это касается нас обоих.

– Нас обоих? – переспросила Гретхен, сделав ударение на местоимении. – Пожалуйста, продолжайте, мистер Холкрофт. Я никогда вас раньше не встречала. Я вас не знаю. Каким образом эти новости затрагивают нас обоих?

– Давным-давно наши отцы знали друг друга.

При упоминании слова «отец» женщина стала жестокой:

– У меня нет отца.

– Он у вас был, так же как и у меня, – ответил он. – В Германии, более тридцати лет назад. Ваше имя фон Тибольт. Вы старший ребенок Вильгельма фон Тибольта.

Гретхен глубоко вздохнула и отвернулась.

– Не думаю, что мне захочется слушать вас и дальше.

– Я знаю, как вы себя чувствуете, – ответил Ноэль. – Совсем недавно я чувствовал себя так же. Но вы не правы. Я тоже был не прав.

– Не права? – спросила она и откинула легким движением головы белокурые волосы, спадавшие на щеку. – Вы самонадеянны. Возможно, вы жили не так, как мы. Пожалуйста, не говорите мне, что я не права. Вы не вправе этого делать.

– Разрешите только рассказать мне о том, что я узнал. После того как я закончу, сами примете решение. Вам необходимо все знать. И ваша поддержка тоже необходима.

– Поддержка чего?

Ноэль странно себя чувствовал, будто то, о чем он собирался рассказать, составляло суть его жизни. Для обычного человека правда вполне сошла бы, но Гретхен Бомонт такой не была: раны бередили ее душу. Потребуется нечто большее, чем правда, – вся сила убеждения.

– Две недели назад я вылетел в Женеву, чтобы повидаться с банкиром по имени Манфреди…

Он рассказал ей все, не пропустив ни одной мелочи, – ради спасения людей «Вольфшанце». Он говорил просто, иногда увлекался, чувствуя убежденность в своем голосе, собственную ответственность, волнующую боль в груди.

Он выложил ей цифры: семьсот восемьдесят миллионов для людей, переживших катаклизм. Для потомков, испытывающих нужду. Во всем мире. И по два миллиона каждому оставшемуся в живых старшему потомку, если будет установлена их тождественность. Шесть месяцев – возможно больше – потребуется на эту масштабную раздачу денег.

Наконец, он рассказал ей о предсмертном договоре их отцов, ушедших из жизни только после того, как каждая деталь в Женеве была оговорена.

Закончив рассказ, он почувствовал, как пот стекает по лбу.

– Сейчас это касается нас, – сказал он. – И человека в Берлине, сына Кесслера. Нам троим суждено завершить дело, которое они начали.

– Все это звучит слишком неправдоподобно, – спокойно сказала Гретхен. – Но я действительно не понимаю, почему все это должно меня волновать.

Он был поражен ее спокойствием, полной невозмутимостью. Она молча внимала ему почти полтора часа, ей открылись такие откровения, что должны были потрясти ее до глубины души, но это ее ничуть не взволновало. Ничуть.

– Вы что, ничего не поняли?

– Я поняла одно: вы очень разочарованы, – произнесла Гретхен Бомонт своим мягким певучим голосом. – Но я испытывала подобное состояние почти в течение всей моей жизни, мистер Холкрофт. И все – из-за Вильгельма фон Тибольта. Он для меня – никто.

– Он знал это, разве вы не понимаете? И пытался как-то компенсировать.

– Деньгами?

– Больше чем деньгами.

Гретхен наклонилась вперед и медленно протянула руку, чтобы коснуться его лба. Длинными пальцами она вытерла капельки пота. Ноэль замер, боясь порвать ту ниточку, что протянулась между ними.

– Вы знаете, что я вторая жена капитана Бомонта? – спросила она.

– Да, я слышал об этом.

– Развод для него оказался очень болезненным. Разумеется, и для меня тоже, но для него гораздо больше. Для него, однако, все кончилось. Для меня – нет.

– Что вы имеете в виду?

– Я самозванка. Пришелец, разрушитель семьи. У него есть работа, он уходит в море. А я живу среди тех, кто остался на берегу. И в обычных-то обстоятельствах жена морского офицера одинока. Но когда тебя подвергают остракизму…

– Вы должны были бы знать, на что идете.

– Конечно.

– Ну и если вы знали… – Не вдаваясь в суть, он оставил вопрос повисшим в воздухе.

– Почему я вышла замуж за капитана Бомонта? Вы об этом хотели спросить?

Он ни о чем не хотел ее спрашивать! Его не интересовали интимные детали из жизни Гретхен Бомонт. Женева – вот все, что ему было нужно. Соглашение и то, что с ним связано. Ему необходимо ее сотрудничество.

– Видимо, это было чисто эмоциональное решение. Обычно именно так люди женятся. Я лишь хотел сказать, что вы могли бы предпринять некоторые шаги, чтобы смягчить напряженность. Вы могли бы жить подальше от морской базы, завести друзей. – Он говорил бессвязно, с трудом и почти с отчаянием. Он хотел одного – разрушить ее раздражающую скрытность.

– Мой вопрос более интересен. Почему я вышла за Бомонта? – Ее голос вновь вознесся и мирно поплыл в воздухе. – Вы правы, решение было эмоциональным. Это вполне очевидно.

Она вновь коснулась его лба. И вновь платье распахнулось, когда она наклонилась вперед, обнажая прекрасные груди. Ноэль чувствовал в себе усталость, возбуждение и злость.

Он обязан заставить ее понять, что ее личные заботы ничего не значат в сравнении с Женевой! Чтобы добиться этого, он должен ей понравиться. Но он не смел к ней прикоснуться.

– Естественно, это очевидно, – сказал он. – Вы любите его.

– Я ненавижу его.

Ее рука находилась сейчас почти у лица Холкрофта, пальцы замерли у уголков его закрытых глаз. Он боялся открыть их, боялся дотронуться до нее.

– Тогда зачем вы вышли за него замуж? Почему вы живете с ним?

– Я же говорила вам. Это главное. У капитана Бомонта есть скромные средства, он очень уважаемый человек на правительственной службе, скучный, неинтересный мужчина, который чувствует себя дома только на корабле. Все, вместе взятое, создает для меня довольно спокойную и безопасную нишу. Я нахожусь в удобном коконе.

Есть зацепка!

– Два миллиона долларов станут более надежным коконом, миссис Бомонт.

– Возможно. Но я должна покинуть этот, чтобы свить другой. Мне придется выйти наружу…

– Лишь ненадолго.

– И что может случиться, – продолжала она, как будто он ее не прерывал, – снаружи? Где я должна буду сказать да или нет? Я об этом и думать не хочу. Это так сложно. Знаете, мистер Холкрофт, я была несчастна большую часть своей жизни, но вовсе не ищу сочувствия.

Она приводила его в бешенство! Ему хотелось ударить ее.

– Давайте все же вернемся к женевскому договору, – выдавил Холкрофт.

Гретхен поудобнее устроилась на подушке, скрестив ноги. Легкое платье соскользнуло с коленей, обнажив плавную округлость бедер. Поза соблазняла, слова отрезвляли.

– Сначала я должна вернуться к прошлому, – сказала она. – Возможно, неудачно, но я пытаюсь вам все объяснить. Ребенком меня вывезли из Берлина. С тех пор мы постоянно находились в бегах, пока моя мать, брат и я не нашли убежище в Бразилии, которое обернулось адом. Все последние годы я плыла по жизни. Я была ведома инстинктом, возможностями, мужчинами и следовала им. Я не была ведущей, и я принимала как можно меньше решений.

– Я не понимаю.

– Если у вас есть дела, касающиеся моей семьи, вам лучше обсудить их с моим братом Иоганном. Он принимает решения. Он вывез нас из Южной Америки, когда умерла мать. Он именно тот фон Тибольт, который вам нужен.

Усилием воли подавив в себе желание накричать на нее, Ноэль молча вздохнул. На него навалились усталость и разочарование. Иоганн фон Тибольт был именно тем членом семьи, которого он старался избежать. Только вот сказать Гретхен об этом он не мог.

– Где он? – задал Ноэль риторический вопрос.

– Не знаю. Работает в газете «Гардиан» в Европе.

– Где в Европе?

– Понятия не имею, он много разъезжает.

– Мне сказали, что последний раз его видели в Бахрейне.

– Тогда вы знаете больше меня.

– У вас есть сестра.

– Хелден где-то в Париже.

Все дети подвергнутся проверке… решение принято.

Иоганн прошел проверку, и приговор – верный или нет – вынесен: он не может быть допущен в Женеву. Это бы слишком осложнило ситуацию. Иоганн привлек бы внимание к Женеве, а этого допустить нельзя ни в коем случае. И эта странная красотка на подушке – даже если бы она придерживалась другого мнения – Женевой будет отвергнута. Все так просто.

Париж. Хелден фон Тибольт.

Ноэль рассеянно потянулся за сигаретами, целиком погруженный в мысли о неизвестной ему женщине, работающей переводчицей в парижском издательстве.. Он настолько ушел в себя, что не сразу понял, что происходит.

Офицерская жена поднялась на ноги, расстегнула пуговицы платья до самой талии. Затем не спеша расправила складки на шелке. Ее груди полностью обнажились. Они были прямо перед ним – упругие удлиненные соски, взмывавшиеся от желания. Обеими руками она подняла юбку, собрав ее на бедрах, и встала перед Холкрофтом. Его овеял исходивший от нее аромат – тонкие, с чувственным запахом духи, столь же сексуальные, как ее обнаженное тело. Она уселась рядом с ним, подняв платье выше пояса. Ее тело охватила дрожь. Постанывая, Гретхен обвила его шею, притянула его лицо к своему, его губы к своим. Ее рот открылся, почувствовав прикосновение его губ. Задыхаясь, она начала страстно целовать его. Теплое дыхание смешалось с сочной влагой, исходящей из самого ее горла. Положив руку на его брюки, она ощупью начала искать пенис… грубо, нежно, грубо. Грубее. И вдруг, потеряв над собой всякий контроль, издавая лихорадочные стоны, прижалась к нему, пытаясь проникнуть в каждую его клеточку.

Ее раскрытые губы оторвались от его рта и прошептали:

– Завтра я уезжаю на Средиземноморье. К человеку, которого ненавижу. Не говори ничего. Подари мне только ночь. Только ночь!

Она чуть отклонилась. Страстный рог и сияющие глаза – широко раскрытые, как у помешанной. Она медленно поднялась над ним, заслонив своей белой кожей весь мир. Дрожь в теле затихала. Скользнув голой ногой по его ноге, женщина встала. Прижав его лицо к своему животу, нащупала его руку. Он поднялся и обнял ее. Рука в руке они направились к двери, ведущей в спальню. И уже когда входили в комнату, он услышал слова, произнесенные все тем же мрачновато-восторженным тоном:

– Иоганн предупреждал меня, что однажды придет человек и расскажет о странном договоре. Я должна быть с ним добра и запомнить все, что он скажет.

Глава 12

Холкрофт проснулся и в течение нескольких секунд соображал, где находится. Внезапно воспоминание пронзило его: Гретхен Бомонт, спальня, невероятное заявление. Ноэль пытался надавить на нее, узнать, что еще говорил ее брат. Но она не могла связать двух слов, охваченная безумием сексуального желания. Ни на чем другом сконцентрироваться она была не в состоянии.

Они занимались любовью как маньяки, она извивалась, придумывая все новые позы: под ним, сверху, сбоку. Казалось, ее ненасытную страсть невозможно утолить. Наконец, она дико закричала, сжав ногами его тело и вонзив ногти в плечи Холкрофта. И пришло изнеможение. Он провалился в глубокий, но беспокойный сон.

И вот теперь он никак не мог понять, что же прервало этот сон. Откуда-то шел шум, не громкий, но резкий, пронизывающий.

Неожиданно до Ноэля дошло, что он в кровати один. Он поднял голову. В комнате было темно, лишь снизу из-под закрытой двери пробивалась матовая полоска света.

– Гретхен?..

Никакого ответа, комната была пуста.

Холкрофт отбросил одеяло и поднялся с постели, стараясь тверже встать на ослабевшие ноги, чувствуя себя истощенным и потерянным. Проковыляв до двери, он навалился на нее, силясь открыть. В небольшой гостиной горела настольная лампа, отбрасывая свет на стены и пол. Вновь послышался шум! Металлический звук, эхом отозвавшийся в доме. Он подбежал к окну и взглянул сквозь стекло. В свете фонаря он увидел фигуру человека с карманным фонариком, стоявшего у капота его машины.

Еще не успев понять, что происходит, Ноэль услышал приглушенный голос, доносившийся откуда-то извне. Одновременно луч света ударил в окно. В него. Холкрофт инстинктивно поднял руку, защищая глаза. Свет исчез, и он увидел мужчину, бегущего к другой машине. Он не сразу заметил ее, поскольку сосредоточил внимание на своей машине и на незнакомце с фонариком. Сейчас же он попытался разглядеть чужую машину, на переднем сиденье которой заметил еще одну фигуру. Но ничего – кроме контуров головы и плеч.

Человек подбежал к автомобилю и сел за руль. Взревел мотор, машина рванулась вперед, сделала разворот и скрылась.

На мгновение уличный свет озарил человека рядом с водителем. Менее чем за секунду лицо показалось и исчезло.

Это была Гретхен Бомонт. Взгляд ее был устремлен вверх. Она кивала незнакомцу, словно вторила его словам.

В нескольких домах напротив зажегся свет. Рев мотора и визг колес слишком уж неожиданно разорвали тишину мирной улицы Портси. В окнах появились озабоченные лица.

Холкрофт отступил назад. Ему пришло в голову, что вид обнаженного мужчины в окне дома капитана Бомонта среди ночи, в то время как сам он вдалеке, никому не сослужит хорошую службу. И прежде всего самому Холкрофту.

Но вот куда уехала Гретхен? Что она задумала? И что за странные звуки его разбудили?

Одно Холкрофт знал точно, он должен быстро сматываться из дома Бомонта. Он вбежал в спальню, пытаясь привыкнуть к полумраку и найти выключатель или лампу. Ноэль вспомнил, как на вершине их любовного экстаза Гретхен взмахнула рукой, сбросив с тумбочки прикроватную лампу. Встав на колени, он стал шарить по полу. Нашел! Щелкнул выключателем. Свет заполнил комнату, на стенах вытянулись тени. Его одежда валялась на кресле и возле кровати.

Холкрофт быстро оделся. Где же куртка? Он огляделся, смутно припоминая, как Гретхен стянула с него куртку и бросила ее около двери. Да, так и есть. Направляясь к двери, он бросил взгляд на свое отражение в большом зеркале над столиком.

И застыл. Он не мог оторвать взгляд от фотографии в серебряной рамке, стоящей на столике. Это была фотография человека в морской одежде.

Лицо! Он видел его раньше. Совсем недавно. Возможно, несколько недель… дней назад. Ноэль не знал, когда и где, но был уверен, что встречал этого человека раньше. Он начал изучать фото.

Брови! Странные, какие-то разные. Они были сами по себе… подобно бордюру поверх неопределенного цвета обоев. Очень густые, полумесяцем, черные с проседью… соль и перец. Глаза, которые неожиданно вспыхнули и уставились на него. Он вспомнил!

Самолет в Рио-де-Жанейро! И кое-что еще. Лицо из самолета, летевшего в Бразилию, всколыхнуло другие воспоминания, не очень приятные. Но расплывчатая бeгyщая фигура заслонила все остальное.

Ноэль перевернул серебряную рамку и поцарапал ногтями по картонке, пока она не сдвинулась с места. Через прорезь вытащил фотографию. На глянцевой поверхности он заметил вмятины. На обратной стороне снимка что-то было написано. Когда Ноэль поднес фотографию к свету, на мгновение у него перехватило дыхание. Наспись была сделана по-немецки: NEUAUFBAU ODER TOD.[14]14
  Возрождение или смерть (нем.).


[Закрыть]

Как и лицо на фотографии, он уже видел где-то эти слова! Но они ничего не говорили ему. Немецкие слова, которые ничего не значат… и все же он их видел! Сбитый с толку, Холкрофт сложил фотографию и засунул ее в карман брюк. Открыл шкаф и запихнул серебряную рамку под сложенное на полке белье. Схватил куртку и вышел в гостиную. Нужно как можно скорее убираться из этого дома, но любопытство о человеке на фотографии сдерживало его. Он должен кое-что узнать о нем.

Одна дверь из гостиной – на кухню – открыта, другая закрыта. Он распахнул ее и вошел в кабинет капитана. Включил свет. Везде виднелись дипломы, фотографии кораблей и военных со знаками отличия. Вне всякого сомнения, капитан Бомонт был кадровым офицером. Тяжелый развод и последовавшая за ним сомнительная женитьба могли создать массу личных проблем для этого человека, но в королевском флоте, видимо, этому не придавали особого значения. Последняя подпись на фотографии шестинедельной давности гласила: «За выдающееся руководство прибрежным патрулем во время недельного шторма у Балеарских островов».

Поверхностный просмотр бумаг на столе и в его ящиках ничего не дал. Две банковские книжки подтверждали, что на счету капитана не более трех тысяч фунтов; письмо от поверенного бывшей жены, настаивавшей на праве собственности в Шотландии; несколько моделей корабельных лагов и копии расписаний движения судов.

Холкрофту хотелось подольше остаться в этой комнате, чтобы подобрать ключик к незнакомцу со странными бровями, но он знал, что этого делать нельзя. Он уже и так подвергся риску и теперь должен убираться прочь.

Выйдя из дома, он бросил взгляд через дорогу на окна домов, которые еще недавно были заполнены светом и любопытными. Сейчас не было видно ни света, ни лиц: сон вернулся в Портси. Холкрофт быстро спустился по тропинке вниз, толкнул дверь калитки, не обращая внимания на скрип петель. Открыл дверь машины и быстро уселся за руль. Повернул ключ зажигания.

Ничего. Снова включил зажигание. Еще раз и еще. Ничего!

Он открыл капот, не заботясь о том, что может кого-то разбудить. У него были другие, более серьезные, причины для беспокойства. Аккумулятор только что арендованной машины не мог испортиться, оснований для этого не было. Но даже если бы батарея вышла из строя, он бы услышал легкий щелчок при запуске двигателя. Свет фонаря, падающий на открытый двигатель, подтвердил самые худшие опасения. Все провода оказались перерезанными с хирургической точностью. Срастить их было невозможно, машина нуждалась в ремонте.

И тот, кто сделал это, знал, что американец окажется без средств передвижения в незнакомом городе среди ночи. Если в этом отдаленном пригороде и возможно найти такси, вряд ли оно доступно в такой поздний час: начало четвертого. Кто бы ни испортил его машину, он хотел вынудить владельца оставаться на месте. Чтобы за ним приехали. Надо бежать. Как можно быстрее… добраться до шоссе… сделать бросок на север, подальше от этого проклятого места.

Ноэль закрыл капот. Резкий металлический звук прокатился по улице. Холкрофт направился к семафору, который в эту пору бездействовал. Уже на перекрестке он ускорил шаг, затем побежал. Он испытывал себя. До дороги – полторы мили, и пока он добрался до нее, весь покрылся испариной.

В животе вновь появилась тяжесть.

Свет показался раньше, чем он услышал оглушительный рев двигателя. Прямо впереди из темноты вырвался ослепительный свет фар, приближающийся с огромной скоростью.

Справа Ноэль увидел дыру в изгороди. Он нырнул в нее, скатился в грязь под кустами, надеясь, что его не заметили. Неожиданно ему стало очень важно скрыть свою связь с Гретхен Бомонт. Она осталась неразгаданной загадкой, несчастной, очень сексуальной… красивой женщиной. Но она представляла угрозу Женеве так же, как и ее брат.

Машина пронеслась мимо. Его не заметили. Затем звук ревущего мотора сменился визгом колес. Холкрофт высунулся из дыры до пояса, повернул голову налево, сконцентрировав внимание на жилом квартале.

Машина остановилась перед домом Бомонта. Два человека вылезли из нее и побежали по тропинке. Ноэль услышал скрип калитки. Оставаться на месте не имело смысла. Наступил момент для бегства. Он услышал стук дверного кольца, доносившийся до него за сотни ярдов.

Холкрофт пополз вдоль тротуара, прячась в тени изгороди, затем поднялся и побежал.

Он бежал прямо вперед, в темноту, к аллее, обсаженной деревьями, оставляя за собой жилые кварталы, моля бога помочь ему найти первый поворот на шоссе. Он проклинал сигареты, потому что его дыхание прерывалось и начиналась одышка. Пот заливал лицо, толчки в груди становились невыносимыми. Быстрые удары собственных ног об асфальт пугали его. Это были звуки бегущего в панике среди ночи человека, и человеком, охваченным паникой, был он сам.

Шаги. Бегущие шаги. Это были его шаги. И еще чьи-то! Позади него, равномерные, тяжелые, догоняющие.

Кто-то бежал за ним! Молча, не окликая его, не требуя остановиться!.. А может, это слух сыграл с ним злую шутку? Возможно, это его шаги эхом отдаются в его ушах? Он не смел, просто не мог обернуться. Холкрофт быстро бежал – из света в тень.

Он миновал еще один квартал, еще один угол. Повернул направо, зная, что это не тот поворот, который приведет его к шоссе. Но он все же свернул. Ему необходимо знать, преследует его кто-нибудь или нет.

Шаги были там, у них был другой ритм, и они все приближались, сокращая дистанцию. Он не мог больше этого вынести, но не мог и бежать быстрее. И Холкрофт попытался оглянуться через плечо.

Он был там! Фигура человека в свете фонаря на углу улицы. Коренастый мужчина молча его нагонял, беспощадно сокращая разрыв между ними.

Ноги болели. Паника снова охватила его. Он рванулся вперед, но, не выдержав безжалостного преследования, упал ничком, раздирая лицо об асфальт и испытывая жгучую боль в раскинутых в стороны руках. Ноэль перевернулся на спину, инстинктивно поднял ногу, чтобы отразить нападение. Бегущая фигура выскочила из темноты и неожиданно нависла над ним.

Все обрело неясные очертания. Лишь контуры рук и ног догонявшего вырисовывались в темноте, проникали в его заполненные потом глаза. Затем огромная тяжесть навалилась на его грудь, чье-то предплечье словно тяжелый металлический брус опустилось на его шею.

В последний момент он увидел высоко поднятую руку и черный кулак в ночном небе, зажимающий какой-то предмет. Затем все исчезло. Осталась лишь огромная пропасть, пронизанная ветром. Он падал туда, в бездонную темноту.

Сначала Холкрофт почувствовал холод, и его тело охватила дрожь. Потом ощутил сырость: казалось, она проникает в каждую клеточку. Он открыл глаза и обнаружил себя лежащим в мокрой траве и на холодной земле. Ноэль перевернулся, чтобы взглянуть в ночное небо. Оно было светлее слева и темнее справа.

Голова разламывалась, лицо горело, руки ныли. Он медленно поднялся и огляделся вокруг. Поле. Длинный грязный клочок земли напоминал пастбище. Вдали он различил смутные очертания проволочного забора – колючую проволоку, натянутую между толстыми столбами на расстоянии десяти или двадцати ярдов друг от друга. Это и в самом деле было пастбище. Он почувствовал запах то ли дешевого виски, то ли прогорклого вина. Его одежда была пропитана алкоголем до нитки. Ужасный запах бил прямо в ноздри. Его одежда… портмоне, деньги! Он поднялся на неустойчивые ноги, проверил карманы: руки заныли от острой боли, как только он сунул их в мокрую одежду.

Портмоне, часы – все на месте. Его не ограбили, а лишь избили до потери сознания и отвезли подальше от района, где живут Бомонты. Какой-то бред!

Ноэль ощупал голову, шишка солидная, но крови нет. Его ударили чем-то вроде дубинки или трубы, завернутых во что-то мягкое. Попытался сделать несколько шагов. Получилось не очень, но главное, он мог двигаться. Пейзаж вырисовывался более четко: приближался рассвет.