Текст книги "Завещание Холкрофта"

Это было самое разумное, что он мог сделать в этой ситуации, но почему-то разумные вещи и чувство безопасности не представляли теперь для него большую важность. Тридцать лет назад страдал человек. И этот человек определял теперь все его помыслы.

Он остановил такси, и ему внезапно в голову пришла странная мысль, мысль, которая, он знал, уже давно засела в глубине его сознания. Это было «нечто иное», что и заставило его войти в незнакомый лес.

Он принял на себя чужую вину. Он принял на себя прегрешения Генриха Клаузена.

«Следует искупить вину».

– Дом номер 630 по Пятой авеню, пожалуйста, – сказал он, садясь в такси. Это был адрес бразильского консульства.

Охота началась.

Глава 6

– Что-то я вас не совсем понимаю, мистер Холкрофт, – сказал пожилой атташе, откидываясь на спинку кресла. – Вы утверждаете, что хотите найти семью, но фамилию не называете. Вы говорите, что эта семья эмигрировала в Бразилию в сороковые годы и, судя по недавней информации, исчезла несколько лет назад. Я вас правильно понял?

Атташе был явно озадачен, но Ноэль подумал, что, возможно, свалял дурака. Но что же ему делать?

Он не может произнести вслух имя фон Тибольта, пока не окажется в Бразилии. Он не собирался усложнять свой поиск, который и без того был слишком затруднительным с самого начала. Он изобразил на лице сладкую улыбку:

– Я не совсем так выразился. Я спросил, можно ли найти эту семью, учитывая все обстоятельства ее приезда в страну и исчезновения. Я не сказал, что это я их ищу.

– То есть это чисто гипотетический вопрос? Вы журналист?

Холкрофт обдумал вопрос, заданный ему дипломатическим работником. Журналист? Как просто ответить «да», и какой это удобный предлог для вопросов, которые он сам будет задавать…

С другой стороны, через несколько дней ему предстояло вылететь в Рио-де-Жанейро. Ему придется заполнять иммиграционные анкеты, возможно, придется получать визу, он и сам толком не знал. Так что лживый ответ мог бы породить множество неприятностей.

– Нет, я архитектор.

Взгляд атташе стал удивленным:

– О, тогда вам следует побывать в Бразилии. Это – шедевр.

– Я мечтаю там побывать.

– Вы говорите по-португальски?

– Немного по-испански. Я работал в Мексике. И в Коста-Рике.

– Но мы отвлеклись, – сказал атташе, склонившись над столом. – Я спросил, не журналист ли вы, и вы заколебались, прежде чем ответить. Вы собирались сказать, что вы – журналист, потому что такой ответ многое облегчает. Если честно, то эта ваша нерешительность дает мне основания предположить, что именно вы и разыскиваете исчезнувшую семью. Ну, отчего бы вам не рассказать мне все начистоту?

«Если я собираюсь прибегать ко лжи во время путешествия по незнакомому лесу, – подумал Ноэль, – то сначала лучше проанализировать возможные ответы на несущественные вопросы. Отсюда вывод: надо тщательно готовиться».

– Да тут и рассказывать особенно нечего, – смущенно начал он. – Я собираюсь посетить вашу страну и пообещал одному приятелю поискать его старых знакомых. – Это было недалеко от истины. «Не так уж плохо», – подумал Холкрофт. Возможно, именно поэтому его слова прозвучали убедительно. Второй вывод: пусть твоя ложь основывается хотя бы на толике правды.

– Однако ваш приятель обнаружить их не сумел…

– Он пытался сделать это, находясь в тысяче миль от страны. Это же совсем другое дело.

– Пожалуй, да. Итак, вследствие того, что ваш приятель опасается возможного возникновения непредвиденных осложнений, вы не хотите назвать мне фамилию этих людей?

– Да.

– Любому адвокату ничего не стоит просто связаться в адресным бюро – через адвокатскую контору в Рио-де-Жанейро. Это делается постоянно. Но семья, которую хочет разыскать ваш приятель, исчезла из поля зрения официальных лиц – вот почему он и попросил вас выяснить их местонахождение. – Атташе улыбнулся и передернул плечами, словно преподал посетителю урок элементарной арифметики.

Ноэль смотрел на бразильца с нарастающим раздражением. Вывод третий: не позволяй заманивать себя в ловушку как бы невзначай сделанными самоочевидными выводами.

– Хотите, я вам кое-что скажу? – сказал он. – Вы малоприятный человек.

– Мне очень жаль, если у вас создалось такое впечатление, – с искренним сожалением произнес атташе. – Я хотел вам помочь. Это моя обязанность. У меня есть основания для этого разговора. Вы не первый и, бог свидетель, не последний, кто разыскивает людей, прибывших в нашу страну в сороковые годы. Уверен, мне не надо объяснять, что я имею в виду. Почти все это были немцы, многие из них приезжали в Бразилию с огромными деньгами, которые переводились из нейтральных стран. И я просто хочу вас предупредить: будьте осторожны. Люди, о которых вы говорите, не исчезают беспричинно.

– Что вы хотите этим сказать?

– Они вынуждены исчезать. Вынуждены! И не только из-за приговоров Нюрнбергского трибунала и израильских охотников за нацистами. Многие из эмигрантов присвоили большие деньги – в иных случаях баснословные суммы, – которые были отняты у порабощенных народов, изъяты из государственной казны. Эти средства могут быть востребованы.

У Ноэля все внутри напряглось, тут была какая-то связь – неявная, даже обманчивая, если принять во внимание данный случай, но все же была. Фон Тибольты были причастны к похищению сумм столь значительных, что они не могли проходить по обычным гроссбухам. Но это же и не могло быть причиной их исчезновения.

Вывод четвертый: будь готов к неожиданным совпадениям и, сколь бы поразительными они ни были, будь готов скрывать свое замешательство.

– Я не думаю, что эта семья могла быть причастна к чему-то подобному, – сказал он.

– Но вы же не можете быть в этом уверены, коль скоро вам так мало о них известно.

– Допустим, я уверен. И меня интересует только, как я могу найти их – или хотя бы узнать, что с ними случилось.

– Я уже сказал: обратитесь к адвокатам.

– Никаких адвокатов! Я же архитектор. Юристы – наши естественные враги: они отнимают так много времени. – Холкрофт улыбнулся. – Что бы там ни смог сделать адвокат, я сумею сделать то же самое куда быстрее. Я говорю по-испански. Я пойму и португальский.

– Ясно. – Атташе замолчал и потянулся к коробке тонких сигар. Он раскрыл коробку и предложил сигару Холкрофту, но тот отрицательно помотал головой.

– Не хотите? Гаванские!

– Не хочу. К тому же у меня мало времени.

– Да-да, я знаю. – Атташе взял серебряную зажигалку, прикурил и сделал глубокую затяжку: кончик сигары вспыхнул. Он бросил быстрый взгляд на Ноэля. – Значит, я не смогу убедить вас назвать мне их имя.

– О господи! – Холкрофт встал. С него довольно. Он найдет другие источники информации.

– Прошу вас! – взмолился бразилец. – Сядьте, пожалуйста. Я отниму у вас еще минуту-две. Уверяю вас, вы со мной не теряете время!

Холкрофт заметил во взгляде атташе тревогу. Он сел.

– Ну и что?

– La comunidad alemana, говоря по-испански. Ведь вы говорите по-испански.

– Германская община? В Рио-де-Жанейро есть германская община – вы это имеете в виду?

– Да, но это не только географическое понятие. В Бразилии есть отдаленный район – германское баррио, так сказать, – но это не то, о чем я говорю. Я говорю о, как мы выражаемся, la otra саrа de los alemanes. Вы понимаете?

– «Другое лицо»… то, что под покровом, под немецкой личиной?

– Именно. Можно сказать, «оборотная сторона». То, что и делает их теми, кто они есть. Что заставляет их делать то, что они делают. Очень важно, чтобы вы это поняли.

– Пожалуй, я понимаю. По-моему, вы объяснили. Многие из них в прошлом нацисты, вырвавшиеся из сетей Нюрнберга, присвоившие чужие деньги, скрывающие свои подлинные имена. Естественно, такие люди будут держаться вместе.

– Естественно, – сказал бразилец. – Но вы можете подумать, что после стольких лет они ассимилировали.

– Отчего же? Вы же знаете нашу страну, работаете в Нью-Йорке. Сходите в Нижний Манхэттен на Восточную сторону, на Малберри-стрит, в Бронкс. Колонии итальянцев, поляков, евреев. Они живут там десятилетиями. А вы говорите о двадцати пяти – тридцати годах. Это немного.

– Конечно, можно сравнивать, но это не то же самое, поверьте мне. Люди в Нью-Йорке общаются открыто, они демонстрируют свою принадлежность к предкам. В Бразилии нечто иное. Немцы делают вид, что они ассимилировали, но это не так. В коммерции – да, но в остальном – не очень. Им в высшей степени свойственно чувство страха и гнева. За многими из них долго охотились. Тысячи людей скрывают свои подлинные имена от окружающих. Внутри их общины есть своя тайная иерархия власти. Три или четыре семьи подчинили себе всю общину. Их имения разбросаны по всей стране. Конечно, себя они называют швейцарцами или баварцами. – Атташе замолчал. – Вам ясно, что я имею в виду? Генеральный консул такое не мог бы себе позволить – наше правительство не разрешает говорить подобные вещи. Но я нахожусь на очень низкой ступеньке. И мне позволено. Вы меня понимаете?

Ноэль оторопел.

– Если честно, не очень. То, что вы мне сказали, меня не удивляет. В Нюрнберге это называлось «преступления против человечества». Подобные вещи порождают обостренное чувство вины, а вина рождает страх. Естественно, что люди в чужой стране будут держаться вместе.

– Вина действительно порождает страх. А страх, в свою очередь, порождает подозрительность. И наконец, подозрительность ведет к насилию. Вот что вы должны понять. Иностранец, приезжающий в Рио-де-Жанейро в поисках исчезнувших немцев, подвергает себя большой опасности. Не забудьте о la otra саrа de los alemanes. Они защищают друг друга. – Атташе сунул сигару в рот. – Назовите мне их имя, мистер Холкрофт. Позвольте нам заняться поисками этих людей.

Холкрофт наблюдал, как бразилец затягивается драгоценной гаванской сигарой. Сам не понимая почему, он почувствовал волнение. «Не позволяй заманивать себя в ловушку как бы невзначай сделанными самоочевидными выводами».

– Я не могу. Мне кажется, вы преувеличиваете. И насколько я могу судить, помочь вы мне не в силах. – Он встал.

– Отлично, – сказал бразилец. – Тогда я скажу, что вам следует сделать сразу же. Когда вы приедете в Рио-де-Жанейро, пойдите в министерство иммиграции. Если вам известны их имена и приблизительное время прибытия в страну, возможно, они вам помогут.

– Благодарю вас, – сказал Ноэль и направился к двери.

* * *

Бразилец поспешно вышел из кабинета в большую приемную. Сидящий в кресле молодой человек при виде своего начальника быстро вскочил на ноги.

– Можешь вернуться к себе, Жуан.

– Спасибо, ваше превосходительство.

Пожилой дипломат пересек зал, прошел мимо дежурного к двойным толстым дверям. На левой панели двери был укреплен герб Федеративной Республики Бразилия, на правой панели висела табличка. На ней золотыми буквами было начертано: «OFTCIO DO CONSUL GENERAL».

Генеральный консул вошел в небольшую приемную – кабинет секретарши. Он прошел к дверям своего кабинета, бросив на ходу:

– Соедините меня с посольством. С послом, пожалуйста. Если его нет на месте, узнайте, где он. Скажите, что это конфиденциальное дело. Он решит, может говорить или нет.

Высший дипломатический чиновник Бразилии в столице Америки закрыл за собой дверь, приблизился к письменному столу и сел в кресло. Он взял со стола несколько сколотых вместе листков бумаги. Первые несколько были ксерокопиями газетных статей об убийстве на борту «Боинга», выполнявшего рейс авиакомпании «Бритиш эйруэйз» номер 5912 по маршруту Лондон – Нью-Йорк и об обнаружении трупов обоих убийц. Последние две странички – копиями списка пассажиров. Генеральный консул отметил строчку – «ХОЛКРОФТ НОЭЛЬ. Отар. Женева, „Брит. эйр.“ 5777 по Лонд. „Брит. эйр.“ 5912 до Нью-Йорка». Он воззрился на этот листок с таким видом, словно испытал облегчение оттого, что тот не исчез.

Зазвонил телефон. Он поднял трубку.

– С вами будет говорить посол.

– Спасибо. – Генеральный консул услышал гудение, означавшее, что его соединили. – Господин посол?

– Да, Херальдо. Что это за срочное конфиденциальное дело?

– Несколько минут назад ко мне приходил человек и спрашивал, как найти в Рио семью, которую он не смог обнаружить обычным порядком. Его зовут Холкрофт, Ноэль Холкрофт, архитектор из Нью-Йорка.

– Мне это ни о чем не говорит, – сказал посол. – А что?

– Вам не попадался на глаза список пассажиров рейса «Бритиш эйруэйз» из Лондона в прошлую субботу?

– Рейс 5912? – резко переспросил посол.

– Да. Он в тот день вылетел из Женевы на самолете «Бритиш эйруэйз», сделал пересадку в Хитроу на рейс 5912.

– И теперь ищет людей в Рио. Кто они?

– Он отказался их назвать. Я говорил с ним как атташе, сами понимаете.

– Понимаю. Расскажите мне все подробности. Я пока свяжусь с Лондоном. Вы думаете, что он, возможно… – Посол сделал паузу.

– Да, – ответил генконсул мягко. – Я полагаю, что он, возможно, разыскивает фон Тибольтов.

– Вы должны рассказать мне все, – повторил находящийся в Вашингтоне посол. – Англичане считают, что эти убийства – дело рук Тинаму.

* * *

Ноэль оглядел салон для отдыха первого класса, и у него возникло ощущение, что он все это уже видел. Только цвет обивки кресел ярче и покрой фирменной одежды стюардесс элегантнее. Во всем прочем самолет был точной копией «Боинга» компании «Бритиш эйруэйз», выполнявшего рейс 5912 из Лондона. Другой была общая атмосфера. Это был спецрейс «Пробежка в Рио» – беспечный праздник, который начинался в небе, а продолжался на песчаных пляжах Золотого побережья.

«Но это будет не праздник, – думал Холкрофт, – совсем не праздник». Единственная радость, ожидавшая его впереди, – радость долгожданной находки. Он либо найдет семейство фон Тибольт, либо узнает, что их нет в Бразилии.

Они провели в воздухе пять часов. Холкрофт уже съел дрянной обед, проспал дрянной фильм и, наконец, решил подняться наверх.

Он долго откладывал это малоприятное путешествие в салон. Воспоминания о событиях семидневной давности все еще тревожили его. Прямо у него на глазах произошло невероятное: убили человека. Он мог встать и дотронуться до корчившегося на полу тела. Смерть прошла мимо него в нескольких дюймах, неестественная смерть, химическая смерть – убийство!

Стрихнин. Бесцветный кристаллический порошок, который вызывал пароксизм невыносимой боли. Но почему же это случилось? Кто совершил это убийство и по какой причине? Об этом можно было только догадываться.

Вблизи жертвы в салоне «Боинга» находились двое. Любой из них мог подсыпать яд в стакан несчастного, и следствие пришло к выводу, что так оно и было. Но почему, почему? По версии авиатранспортной полиции, не было никаких признаков того, что те двое были знакомы с Торнтоном. А сами эти двое – подозреваемые в убийстве – тоже нашли свою смерть, сраженные пулями на летном поле. Они исчезли с борта самолета, таинственным образом проникли через тщательно охраняемый сектор таможенного контроля, миновали карантин и были убиты. Кем? Почему?

Ответов не было. Только одни вопросы. Но потом и вопросы отпали сами собой. Сенсация исчезла со страниц газет и из передач новостей так же внезапно, как появилась, словно кем-то был наложен запрет на разглашение информации. И снова приходится спрашивать: почему? Кто отдал это распоряжение?

– Вы заказывали виски со льдом, не так ли, мистер Холкрофт?

Впечатление, что все это уже происходило с ними, было теперь полным. Те же самые слова – их произнесла теперь другая стюардесса. Склонившись над ним, она поставила стакан на круглый металлический столик. Симпатичная девушка – та стюардесса из «Боинга» тоже была симпатичной. И взгляд этой был такой же прямой и откровенный, как и у девушки с «Бритиш эйруэйз». И слова, даже его имя были произнесены с той же самой интонацией – только с другим акцентом. Все это слишком похоже. Или просто его память – глаза и слух – еще находятся под слишком сильным впечатлением от событий семидневной давности?

Он поблагодарил стюардессу, боясь даже поднять на нее глаза: а вдруг в эту самую секунду он услышит дикий пронзительный вопль и увидит, как пассажир вскакивает со своего кресла и падает в конвульсиях на журнальный столик…

Но потом Ноэль осознал нечто иное, что еще более усугубило в нем чувство тревоги. Он сидел на том же самом месте, что и в злополучном «Боинге», выполнявшем рейс 5912. Салон здесь был точь-в-точь, как в том самолете. В общем-то в этом не было ничего необычного: ему нравилось это место, и он всегда занимал его. Но теперь все это наполнило его ужасом. Перед ним была та же самая картина, даже освещение то же, как тогда.

– Вы заказывали виски со льдом, не так ли, мистер Холкрофт?

Протянутая рука, симпатичное личико, стакан. Образы, звуки.

Звуки. Громкий пьяный гогот. Изрядно подвыпивший мужчина, потеряв равновесие, падает на пол. Его приятель покатывается от смеху. Третий – тот, что через несколько секунд будет мертв, – вовсю старается не отставать от них. Он подыгрывает им, пытаясь держаться с ними наравне. Симпатичная стюардесса наливает виски, улыбается, вытирает салфеткой прилавок, куда выплеснулось виски из стакана, потом спешит к упавшему пассажиру. А третий, чуть смутившись, но все еще желая потрафить тем двоим, тянет руку к стакану и…

Стакан! Стакан. Единственный стакан, который стоял нетронутым.

Третий схватил тот самый стакан.

Там было виски со льдом. Стакан предназначался для пассажира, сидящего за круглым металлическим столиком через проход. «О боже!» – подумал Холкрофт и стал лихорадочно восстанавливать вереницу событий. Ведь этот стакан – стакан, который схватил некто по фамилии Торнтон, – предназначался для него!

Это для него предназначался стрихнин! И конвульсии агонизирующего тела, и острая пронзающая боль – все это должно было произойти с ним. Ужасная смерть ожидала его!

Он посмотрел на стоящий перед ним на столике стакан. Он и не заметил, как обхватил его пальцами.

«Вы заказывали виски со льдом…»

Он оттолкнул стакан и вдруг понял, что не может больше оставаться за этим столиком, находиться в этом салоне. Ему надо уносить ноги. Ему надо отогнать страшные воспоминания. Они так отчетливы, так реальны, так ужасны…

Он встал и нетвердым шагом направился к лестнице. Взрывы пьяного смеха то и дело врывались в нескончаемый страдальческий вопль, который был зловещим гласом внезапной смерти. Никто из пассажиров не мог слышать эти звуки, гремевшие у него в ушах.

Он спустился по ступенькам вниз. Свет в салоне был притушен, несколько пассажиров зажгли у себя над головой крошечные прожекторы и читали. Остальные спали.

Ноэль не понимал, что с ним происходит. Грохот в ушах не умолкал. Страшные картины не исчезали. Его затошнило, и ему захотелось извергнуть этот страх, который застрял где-то глубоко в желудке. Где тут туалет? В кухонном отсеке? За кухонным отсеком? За занавеской, вот где. Или нет? Он отдернул занавеску.

Внезапно его взгляд оказался прикованным к креслу первого ряда во втором салоне. Человек шевельнулся во сне. Мужчина мощного сложения, чье лицо было ему знакомо. Он его уже где-то видел. Он не мог вспомнить где, но был уверен: видел! Лицо, искаженное гримасой ужаса, – человек пробегал мимо, очень близко от него… Что же это за лицо? Что-то мимолетное отпечаталось в его сознании. Но что?

Ах да – брови! Густые, полумесяцем, кустистые, черные с проседью. Где же он их видел, эти черные с проседью брови? Почему эти арки густых бровей вызывают у него воспоминание о каком-то акте насилия? Где же это было? Он никак не мог вспомнить и от этого почувствовал, как кровь застучала в висках. Пульсация усиливалась. Виски сковала тупая боль.

И вдруг человек с густыми бровями проснулся, словно ощутил на себе чей-то взгляд. Их глаза встретились. И они тотчас узнали друг друга.

И в это мгновение родилось воспоминание о кровопролитии. Где? Когда?

Холкрофт неловко кивнул, уже не сознавая, что делает. Боль пронзила желудок, словно лезвие ножа. В голове быстро-быстро стучали тяжелые молотки. На мгновение он забыл, где находится. Потом вспомнил, и в мозгу вновь всплыли знакомые картины убийства, жертвой которого, если бы не счастливая случайность, стал бы он.

Ему захотелось вернуться на свое место. Надо успокоиться, взять себя в руки, перетерпеть боль, переждать, пока закончится этот дикий колотун. Он повернулся и быстро прошел за занавеску, через кухню, обратно в салон первого класса.

Он сел в свое кресло. Кругом была полутьма, и, слава богу, место рядом с ним пустовало. Он погрузил затылок в мягкий подголовник и прикрыл глаза, изо всех сил пытаясь отогнать видение страшного лица человека, который крича доживал последние секунды жизни. И не смог.

То лицо стало его собственным лицом.

Потом черты расплылись, словно расплавилась плоть, – но всего лишь на мгновение, чтобы затем затвердеть и обрести новую форму. Это возникшее лицо принадлежало незнакомому человеку. Странное остроскулое лицо, чем-то ему знакомое, но в общем – неузнаваемое.

Он невольно задохнулся. Никогда он не видел этого лица, но вдруг он его узнал. Инстинктивно. Это было лицо Генриха Клаузена. Человека, который страдал тридцать лет назад. Незнакомого отца, с которым он заключил завет.

Холкрофт открыл глаза, стекающий на лоб пот падал на веки, в глазах защипало. Он понял еще одну истину, но пока не был уверен, хочет ли он ее признать. Те двое, что пытались убить его, сами нашли смерть. Ибо они захотели встать у него на пути.

На борту того самолета находились люди «Вольфшанце».