Текст книги "Цивилизация статуса"

– Каким образом?

– У меня есть свои средства охраны.

– Как вы узнали мое имя?

– Я знал все, как только ваша нога коснулась поверхности Земли. Мы еще кое на что способны. Впрочем, войдемте-ка лучше в дом и побеседуем.

– Я бы предпочел воздержаться от беседы.

– Боюсь, что это необходимо. Входите, Баррент, я не кусаюсь.

– Я арестован?

– Конечно нет. Мы просто немного потолкуем. Сюда, сэр, сюда. Устраивайтесь поудобнее.

Глава 28

Дравивиан провел его в просторную комнату, обшитую панелями орехового дерева. Массивная черная мебель, покрытая искусной резьбой, поблескивала лаком. Высокий прямой стол производил впечатление антикварной вещи. Одну стену закрывал тяжелый выцветший гобелен с изображением средневековой охоты.

– Вам нравится? – спросил Дравивиан. – Все здесь сделано руками членов моей семьи. Гобелен вышила жена, скопировав его с оригинала в музее «Метрополитен». Мебель смастерили два моих сына. Они хотели что-нибудь старинное и в испанском стиле, но более удобное; отсюда некоторая модификация линий. Мой собственный вклад увидеть нельзя: я специализируюсь по музыке периода барокко.

– В свободное от работы в полиции время? – спросил Баррент.

– Именно. – Дравивиан отвернулся от Баррента и задумчиво посмотрел на гобелен. – Мы еще вернемся к вопросу о полиции. Скажите сперва, что вы думаете о комнате?

– Она очень красива, – произнес Баррент.

– И?

– Ну… я не судья…

– Вы должны быть судьей, – подчеркнул Дравивиан. – В этой комнате – вся цивилизация Земли в миниатюре. Скажите прямо, что вы о ней думаете?

– Она кажется безжизненной, – проговорил Баррент.

Дравивиан улыбнулся:

– Вы выбрали удачное слово. Пожалуй, еще точнее – замкнутая на себя. А ведь это комната людей высокого статуса. Сколько творческих усилий было затрачено на артистичное улучшение древних стилей! Моя семья воссоздала кусочек испанского прошлого, как другие воссоздают кусочки истории майя или Океании. И все же налицо пустота. Наши автоматические заводы производят одни и те же продукты. Так как товары у всех одинаковы, нам приходится изменять их, улучшать, украшать и такими способами выражать себя. Вот что происходит на Земле, Баррент. Наша энергия и способности уходят на никчемные цели; личность замкнулась в себе. Мы воссоздаем старинную мебель, хлопочем о ранге и статусе, а тем временем нас тщетно ждут неисследованные планеты. Мы давно кончили развиваться. Стабильность принесла застой, и мы ему подчинились. Мы социализированы настолько, что личности не осталось никаких способов самовыражения, она может только замкнуться в себе или тратить энергию на самые ничтожные цели. Полагаю, вы в свое время навидались этого на Земле?

– Я-то да. Но ни за что бы не поверил, что услышу такие слова от шефа секретной полиции.

– Я не обычный человек, – усмехнулся Дравивиан. – И секретная полиция – не обычное учреждение.

– Но, очевидно, очень эффективное! Как вы узнали обо мне?

– Ну, это было просто. Большинство населения Земли натаскано на бдительность с детства. Это же наша древняя традиция. Почти все встретившиеся вам люди распознали в вас чужака. Вы выделялись, как волк среди овец, и мне немедленно сообщали.

– Ясно, – сказал Баррент. – Что же теперь?

– Хотелось бы послушать ваш рассказ об Омеге.

Баррент рассказал Дравивиану о своей жизни на планете преступников.

– Так я и думал, – со слабой улыбкой произнес шеф секретной полиции. – То же самое происходило в свое время в Америке и Австралии. Конечно, разница есть: вы совершенно изолированы от родины. Но у вас та же яростная энергия, та же жестокость.

– Что вы собираетесь со мной сделать?

Дравивиан пожал плечами:

– Какое это имеет значение? Предположим, я убью вас. Но вашу Группу на Омеге не удержать от засылки других шпионов или захвата одного из тюремных кораблей. Как только омегиане начнут действовать, они неизбежно обнаружат правду.

– Какую правду?

– А вы еще не догадались? На Земле около восьми столетий не было войн. Мы не знаем, как сражаться. Сторожевые корабли вокруг Омеги – чистое надувательство, одна видимость. Они полностью автоматизированы и запрограммированы на условия, которые существовали сотни лет назад. Решительная атака – и корабль ваш, а за ним и все остальные. После этого ничто не в состоянии остановить приход омегиан на Землю; а Земля не в состоянии с ними бороться. Вот почему у заключенных смывают память. Уязвимость Земли должна быть скрыта.

– Если вы все это осознаете, то почему ваши руководители ничего не предпринимают?

– Сначала у нас было такое намерение, но лишь одно намерение. Мы предпочитали не задумываться всерьез. Казалось, что статус-кво сохранится навеки. Нам не хотелось думать о том, что будет, когда омегиане вернутся на Землю.

– Но что-то же вы собирались делать – вы и ваша полиция?

– Я тоже всего лишь видимость. У меня нет полиции. Пост шефа полиции – почетная синекура. Вот уже почти век, как Земле не нужна полиция.

– Она вам потребуется, когда омегиане вернутся домой, – заметил Баррент.

– Да. Опять начнутся беспорядки, преступления. Однако я верю, что конечный сплав получится удачный. У омегиан есть энергия, воля, стремление достичь звезд. А Земля придаст вам спокойствие и стабильность. Каковы бы ни были результаты, объединение неизбежно. Мы слишком долго жили во сне. И чтобы пробудить нас, потребуются сильнодействующие средства. – Дравивиан поднялся на ноги. – А теперь, когда судьбы Земли и Омеги решены, – по глотку освежительного?

Глава 29

С помощью шефа полиции Баррент с очередным кораблем всю информацию отправил на Омегу. Послание сообщало о положении на Земле и требовало немедленных действий. После этого Баррент мог приступить к выполнению своей собственной задачи: найти солгавшего информатора и судью, приговорившего его к наказанию за преступление, которого он не совершал. Баррент чувствовал, что, когда он найдет их, у него восстановится утраченная часть памяти.

Ночным экспрессом он поехал в Янгерстан. Подозрения, обострившиеся еще на Омеге, не давали ему покоя. Все было уж слишком ясно и просто…

Он приехал рано утром. Аккуратные ряды домов казались такими же, как и везде, но для Баррента они были по-особому, щемяще знакомыми. Он помнил свой город, и его однообразие казалось ему особым, полным значения. Здесь он родился и рос.

Вот магазин Гротмейера, а напротив через дорогу – дом Хавнинга, местного призера по оформлению интерьеров. А там жил Билли Хавлок, его лучший друг; они вместе мечтали стать звездоплавателями и остались хорошими друзьями после окончания школы – пока Баррента не сослали на Омегу.

Дом Эндрю Теркалера. А рядом школа; Баррент помнил ее. Он помнил, как каждый день заходил в закрытый класс, но не мог вспомнить, чему там учился.

Вот здесь, у двух исполинских вязов, произошло убийство. Баррент подошел к этому месту и вспомнил, как все случилось. Он возвращался домой. Откуда-то сзади донесся крик. Баррент обернулся и увидел, как по улице побежал человек – Иллиарди – и что-то бросил ему. Баррент инстинктивно схватил этот предмет и обнаружил, что держит запрещенное оружие. Через два шага он наткнулся на мертвого Эндрю Теркалера.

А потом? Смятение, паника. Ощущение, что кто-то наблюдает за ним, стоящим над трупом с оружием в руках. Там, в конце улицы, было убежище, в котором он скрылся…

Баррент подошел ближе и узнал будку робота-исповедника. Он заглянул в будку. В маленьком помещении ощущался слабый запах ладана. Единственный стул стоял перед сложной, ослепительно сверкающей панелью.

– Доброе утро, Уилл.

Услышав механический голос, Баррент внезапно ощутил беспомощность. Он вспомнил. Этот бесстрастный голос все знал, все понимал и ничего не прощал. Искусственный голос разговаривал с ним, выслушивал, а затем выносил приговор. В своем сне Баррент персонифицировал его в образ судьи.

– Ты помнишь меня? – спросил Баррент.

– Конечно, – сказал робот-исповедник. – Ты был одним из моих прихожан, пока не попал на Омегу.

– Это ты сослал меня!

– За убийство.

– Но я не совершал преступления! – закричал Баррент. – Ты не мог не знать этого!

– Разумеется, я знал, – произнес робот-исповедник. – Но мои обязанности строго определены. Я приговариваю в соответствии со свидетельствами, а не интуицией. Сомнения толкуются в пользу обвинения. Фактически само присутствие передо мной человека, обвиняемого в убийстве, может служить серьезным основанием для подозрения в виновности.

– Против меня были показания?

– Да.

– Кто их дал?

– Я не могу открыть его имя.

– Ты должен, – сказал Баррент. – На Земле наступает другое время. Заключенные возвращаются.

– Я ожидал этого, – промолвил робот-исповедник.

– Мне нужно имя информатора, – сказал Баррент, вытащив иглолучевик и направив его на панель.

– Машину невозможно принудить.

– Назови имя! – крикнул Баррент.

– Не скажу, для твоего же блага. Опасность слишком велика. Поверь мне, Уилл…

– Имя!

– Хорошо. Ты найдешь информатора на Кленовой улице, тридцать пять. Но я искренне советую не ходить туда. Ты погибнешь. Ты просто не знаешь…

Баррент нажал на курок, узкий луч прорезал панель. Лампочки вспыхнули и померкли, когда он дошел до замысловатого переплетения проводов. Потом они погасли навсегда, и от панели потянулся серый дымок.

Баррент вышел из будки, положил иглолучевик в карман и направился в сторону Кленовой улицы.

Он бывал здесь прежде. Ему была знакома эта улица на холме, круто поднимающаяся вверх между кленами и дубами. Эти фонарные столбы – его старые приятели, та трещина в асфальте памятна ему с детства. Здания, знакомые до боли, казалось, застыли в ожидании, будто зрители последнего действия полузабытой драмы.

Он стоял на Кленовой улице напротив тридцать пятого дома. Тишина, окутавшая этот простенький домик с белыми ставнями, казалась ему зловещей. Баррент достал из кармана иглолучевик, тщетно пытаясь побороть себя. Затем поднялся по аккуратным каменным ступеням и нажал на ручку. Дверь открылась. Он шагнул внутрь.

Смутно проступали контуры мебели, тускло поблескивали картины на стенах, статуэтка на подставке из слоновой кости. Сжав лучевик в руке, он ступил в следующую комнату.

И оказался лицом к лицу с информатором.

Глядя ему в глаза, Баррент вспомнил. В захлестывающем потоке памяти он видел себя, маленького мальчика, входящего в закрытый класс. Он вновь слышал убаюкивающий гул машин, видел, как мерцают и вспыхивают красивые огоньки, в уши лился вкрадчивый голос. Сперва голос вселял ужас: то, что он внушал, было невообразимо. Затем, постепенно, Баррент начал привыкать к голосу, как привыкал ко всем странностям закрытого класса.

Он обучался. Машины учили на глубоком, подсознательном уровне. Они растворяли свои наставления в основных внутренних импульсах, вплетая узор усвоенных норм поведения в ткань жизненных инстинктов. Затем блокировали сознательную память об уроках, наглухо закрывали ее – и переплавляли.

Чему его учили?

«Ради социального блага ты должен сам себе быть свидетелем и полицейским. Ты должен нести ответственность за любое преступление, которое предположительно мог совершить».

На Баррента бесстрастно смотрел информатор – собственное лицо, отраженное в зеркале на стене.

Он донес сам на себя. Когда он стоял в тот день с оружием в руках, глядя на убитого человека, усвоенные, подсознательные процессы взяли верх. Вероятность вины была слишком большой; она превратилась в саму вину. Баррент пошел к роботу-исповеднику и дал полное и убедительное свидетельство против себя самого, донес на себя.

Робот-исповедник вынес приговор, и Баррент покинул будку. Хорошо обученный на занятиях, он взял себя под арест и отправился в ближайший Центр контроля мыслей в Трентоне. Частичная амнезия уже наступила, спущенная пружиной уроков закрытого класса.

Опытные техники-андроиды потрудились, чтобы завершить амнезию, стереть последние остатки памяти. Как стандартный предохранитель против возможного ее возвращения они внедрили в подсознание логичную версию убийства и насадили слепую веру в мощь Земли.

Запрограммированный Баррент добрался на специальном транспорте до космопорта, взошел на борт тюремного корабля и закрыл за собой дверь своей камеры. Там он спал до Контрольного пункта, пока его не разбудили прибывшие охранники…

Теперь, когда он смотрел на свое лицо в зеркале, последнее из бессознательно усвоенных наставлений всплыло в сознании.

«Уроки закрытого класса никогда не должны выйти из подсознания. В противном случае человек обязан немедленно произвести акт самоубийства».

Он понял, почему победа на Земле досталась ему так легко: он просто никого не победил. Земле не нужна была служба безопасности, потому что в мозг каждого человека были вмонтированы и полицейский, и палач. Под поверхностью мягкой и приятной культуры Земли была увековечена цивилизация роботов. И осознание существования этой цивилизации каралось смертью.

Именно здесь, именно сейчас началась настоящая битва за Землю.

Заученные образцы поведения заставили Баррента поднять оружие и направить себе в голову. Вот о чем пытался его предупредить робот-исповедник, вот что видела девушка-мутантка. Прежний Баррент, запрограммированный на абсолютное и бездумное повиновение, должен был убить себя.

Возмужавший Баррент, прошедший школу жизни на Омеге, восстал против этого слепого желания.

Баррент против Баррента. Два человека боролись за обладание оружием, за контроль над телом, за власть над разумом.

Иглолучевик остановился в дюйме от головы. Мушка качнулась. Затем Баррент-омегианин, Баррент-2, медленно отвел оружие.

Его победа была недолгой. Уроки закрытого класса швырнули Баррента-2 в яростную схватку с неумолимым и жаждущим смерти Баррентом-1.

Глава 30

Двух Баррентов закинуло через субъективное время в те критические точки прошлого, где смерть ждала рядом, где пересыхал поток жизни, где установилось предрасположение к гибели. Баррент-2 заново переживал эти моменты. Но на сей раз опасность была увеличена злокачественной половиной его личности – Баррентом-1.

Баррент-2 стоял под слепящим светом на обагренном кровью песке Арены, с мечом в руке. Это были омегианские Игры. На него надвигался саунус, бронированная рептилия с ухмыляющимся лицом Баррента-1.

Он отсек чудовищу хвост, и тот превратился в трех трихомотред – существ размером с крысу, с лицами Баррента и повадками взбесившейся росомахи. Двух он убил, а третья оскалилась и до кости прокусила его левую ладонь. Он поразил ее мечом и смотрел, как вытекает на сырой песок кровь Баррента-1…

…Трое оборванных мужчин сидели, смеясь, на скамье, а девушка протягивала ему оружие. «Удачи. Надеюсь, вы знаете, как с ним обращаться». Баррент пробормотал слова благодарности, прежде чем заметил, что девушка перед ним – не Моэра, а мутантка, предсказавшая его гибель. Он вышел на улицу и столкнулся с тремя хаджи.

Двое были безликими незнакомцами. Третий, Баррент-1, быстро выступил вперед и вытащил пистолет. Баррент-2 кинулся на землю и, нажав на курок своего оружия, почувствовал, как оно завибрировало в руке. Голова и плечи Баррента-1 потемнели и стали распадаться. Снова прицелиться он не успел: пистолет вырвало из руки дикой силой. Предсмертный выстрел Баррента-1 задел ствол.

Он отчаянно рванулся за оружием и, катясь вперед, заметил, как в него целится второй хаджи, тоже с лицом Баррента. Баррент-2 почувствовал резкую боль в руке, уже прокушенной зверем, но сумел выстрелить и остался наедине с третьим, который тоже превратился в Баррента-1. Рука начинала каменеть, но он заставил себя нажать на курок…

«Ты играешь в их игру, – говорил себе Баррент-2. – Смертоносная воля измучит тебя и прикончит. Надо вырваться. Ведь ничего этого нет, это только в твоем воображении…»

Но думать было некогда. Он стоял в большом круглом каменном подвале в Департаменте юстиции. Отбрасывая черные блики, навстречу катилась металлическая машина почти в четыре фута высотой. Из сияющей огнями поверхности на него смотрело ненавистное лицо Баррента-1.

Теперь враг был в облике Макса; такой же лживый и стилизованный, как фальшивые сны о Земле. Баррент-1 выпустил гибкое суставчатое щупальце, заканчивающееся ножом. Баррент-2 уклонился, и нож царапнул по камню.

«Ты сражаешься с половиной самого себя, это смертельная иллюзия».

Но он не мог поверить. На него снова надвигался Баррент-машина, блестя зелеными капельками вещества, в котором Баррент-2 немедленно узнал контактный яд. Он бросился в сторону, стараясь избежать гибельного прикосновения.

«Оно не смертельно», – сказал он себе.

Нейтрализатор омыл металлическую поверхность. Машина разогналась и со страшной силой ударила не успевшего отпрянуть Баррента. Он почувствовал, как затрещали ребра.

«Все это ненастоящее! Ты позволяешь навязанным рефлексам довести себя до смерти».

Но боль была реальной, как и увесистая стальная дубинка, ударившая его в плечо. Баррент пошатнулся.

Его охватил ужас – не перед смертью вообще, а перед смертью слишком близкой: ведь он не успел предупредить омегиан о главной опасности, глубоко внедренной в их сознание. Кроме него, больше некому было предупредить о гибели, грозившей каждому, кто сумеет восстановить настоящую память о Земле. Если бы выжить… он бы придумал, как очистить сознание… Баррент собрал последние силы. С детства приученный нести ответственность за все общество, он не мог позволить себе умереть, когда его знания необходимы Омеге.

«Это ненастоящая машина», – твердил он себе, когда Баррент-1 черной полусферой надвигался с дальнего конца помещения. Он пытался заглянуть за машину, увидеть регулярные уроки в классе, создавшем чудовище…

«Я – это ненастоящая машина».

Он поверил.

И ударил кулаком в ненавистное лицо, отразившееся в металле. Испепеляющая боль ослепила его, и он на миг потерял сознание.

Когда он пришел в себя, то увидел, что находится у себя дома, на Земле. Рука и плечо гудели, несколько ребер, пожалуй, было сломано. Из укуса на левой руке текла кровь.

Но своей порезанной и окровавленной правой рукой он разбил зеркало. Зеркало и Баррента-1 – окончательно и бесповоротно.