Текст книги "Хранитель. Стихи, рассказы, эссе"

ОДА ГОЛОВЕ…

 
Я люблю работать головой,
Иногда в ней мысли нахожу.
Чтобы не продуло гений мой,
Я на ней фуражечку ношу.
Голова чудесна – без прикрас,
И её чудес не перечесть:
Уши есть на ней и пара глаз,
Нос и рот, в который можно есть.
Голова, как бедренная кость,
Без неё нормально жить нельзя.
Чтобы в вашей жизни не стряслось,
Не теряйте голову, друзья!
 

РАССКАЗЫ, ЭССЕ

КОГДА АНГЕЛЫ ПЛАЧУТ

Солдатам Победы посвящается…

В роте солдаты его звали «батяней». Он и был для них настоящим батей – ротным, который жестко, без скидок на звания и заслуги наказывает за провинность, но готов умереть за каждого своего бойца. За свой упертый характер он часто «получал по шапке» от начальства, которому прямо говорил все, что он думает об их тактике и стратегии. Его личное дело уже не закрывалось от кучи выговоров «за неуважение к старшему по званию» и рапортов обиженных «паркетных» генералов. Его не раз хотели отправить под трибунал свои, за ним персонально охотилось немецкое командование, назначив бешеную награду за поимку «русского дьявола»…

Командир роты мотострелков – капитан Михаил Смирнов – был на фронте с первых дней войны. Его методы ведения боя отличала необъяснимая смесь дерзости и расчетливости. В итоге их рота отправляла в ад сотни врагов при минимальных потерях со своей стороны. За несколько месяцев войны имя ротного стало кошмаром для немецких солдат. 7 ноября 1941-го – в день, когда фашисты назначили захват Москвы – капитан Смирнов вместе с полком 2-й Московской мотострелковой дивизии шагал по Красной площади. После этого парада войска сразу шли в бой. Передовая была в нескольких километрах от города…

К тому времени о ротном уже по всему фронту ходили легенды. Многие хотели служить под его началом. Однажды к ним прислали священника – отца Федора. Он, как и тысячи его собратьев, пришел с винтовкой в руках защищать свою землю. Правда, тогда об этом не принято было говорить. Как-то в перерыве между боями священник, глядя на подбитый немецкий танк, задумчиво произнес:

– А знаешь, капитан, в одной умной книге сказано, что когда люди на Земле убивают друг друга, то ангелы плачут…

– Это почему еще? – спросил Смирнов, высыпая на клочок газеты последнюю щепоть махорки.

– Потому что, это торжество нечистого – когда народы, потеряв разум, истребляют тысячи себе подобных. Они ведь не только тела, они души калечат…

– Загадками ты говоришь, отец Федор. Я тебе так скажу: не будет мира на Земле, пока мы с тобой не додавим эту фашистскую мразь – до последней твари. А ты вон хоть и против смертоубийства и про ангелов вспоминаешь, а сам воюешь как черт.

– Так в этом наше с тобой предназначение, Михаил. Нам от этого не уйти. А ты бы пореже поминал нечистого, грех это…

– Ладно. Бог простит…

Наутро священник погиб. Немцы пытались прорваться по флангу, который он прикрывал со своим отделением. Атаку отбили. Когда капитан прорвался на позицию, то увидел своих мертвых бойцов и отца Федора, лежащего на спине возле пулемета. В одной руке он сжимал гранату, а второй пытался перекреститься. Смирнову хватило беглого взгляда, чтобы понять – с такими ранами не живут, ни секунды. Но священник еще жил. Он что-то неслышно шептал и смотрел в небо. Капитан вдруг почувствовал, что там наверху что-то или кто-то есть. Он поднял взор и увидел лик Божьей матери. В ту войну она не раз являлась нашим солдатам и в Бресте, и под Сталинградом, и в танковом аду под Прохоровкой… Постепенно лик исчез, растворился в облаках. Михаил посмотрел на священника, который уже не дышал. Он умер со счастливой улыбкой на лице…

В 44-м в боях под Нарвой рота Смирнова потеряла две трети своих солдат. Многих из них капитан вытаскивал на себе с поля боя, но было уже поздно. Казалось бы, годы войны должны были выхолостить его душу добела и научить терять боевых товарищей. Но он не мог простить себе этих потерь. Во сне он снова и снова видел бившегося в немом вопле старшину Чернова, которого переезжает танк, и слышал голос 18-летнего пулеметчика Паши, «словившего» в живот осколок после бомбежки. «Т-товарищ, к-капитан, – выдыхал он остатки жизни. – Вы не поверите, там так красиво…».

Они шли дальше. «Дойти до Берлина!», – говорили командиры. «И вернуться домой…», – добавляли солдаты. Однажды к ним в роту занесло какого-то бродячего «паркетного» генерала. Как он оказался на передовой – никто не знал. То ли чем-то провинился перед «высокими» лампасами в Москве, то ли просто решил награду под конец войны заработать. Среди таких «паркетников», просидевших всю войну в штабных креслах, это называлось «съездить за медалью» или «засветиться на фронте».

Смирнов надолго запомнил эту холеную рожу под фуражкой, которая вломилась в тот день к ним в расположение. На пути генералу попался командир разведгруппы лейтенант Андрей Сенцов. Он только что со своими бойцами вернулся в часть после недельного рейда по вражьим тылам. Разведчики притащили полуживого, но пока еще говорящего фрица и портфель с секретными документами, который «свистнули» у штурмбанфюрера (майора) СС. Правда, самого майора не довели. Его настигла шальная пуля спасательной группы немецких «камрадов», посланных отбить у русских секретного офицера. Вот вместе с этой группой его и похоронили на болотах. А одного из «охотников» притащили в часть.

В ожидании капитана, который был у комполка, Сенцов прилег на траву возле землянки и заснул (сморило парня после скачек по лесам). Его-то ноги и преградили путь московской «елке в погонах».

– Эт-то что еще за бардак? – прошипел генерал, нагнулся и схватил разведчика за ухо. Через секунду важный гость уткнулся холеным носом в коровью лепешку, рука оказалось безбожно заломлена назад, поясницу придавило мощное колено, а в горло уперся армейский нож.

– Сенцов, отставить!.. Отставить, Сенцов! – летел к месту «ЧП» капитан. Разведчик встал с поверженного мундира и брезгливо вытер нож о траву.

– Товарищ генерал! – подбежал запыхавшийся Смирнов. – Виноват! Понимаете, лейтенант после задания…

– Что-о-о?! – взревело лицо в пятнах коричневой жижи. – Да я… вы все… под трибунал!

«Ну все, хана Андрюхе», – сказал кто-то из бойцов, когда генерал с ошарашенной свитой умотал в сторону штаба полка.

– Смирнов, ты охамел?! Ты знаешь, чего теперь требует эта шишка из Москвы?! – долбил кулаком по столу полковник Семенов. – Он лейтенанта твоего под вышку хочет подвести!

– Товарищ полковник. Вы же знаете, что он не виноват. Просто эта штабная крыса оказалась не то время и не в том месте…

– Да! Не в том, и не в то!.. Ты мне еще про его задание расскажи и про фрица, которого они три дня по лесам и болотам тащили! Знаю я все не хуже тебя…

– Ну а раз знаете, то о чем говорить? Если боевых офицеров расстреливать, то кто у нас воевать будет и «языков» из-за линии фронта таскать – этот ряженый фазан из столицы? Вы как хотите, но бойца своего я не отдам.

– Гордый… Смотри, капитан, заведет тебя куда-нибудь эта гордость.

– Дальше смерти не заведет…

Ротный отстоял своего лейтенанта. Как ему это удалось – тема для отдельной книги. Они вместе дошли до Берлина. Уже после взятия города и падения Рейхстага, когда они стали кормить местное население (а не убивать, как пугали нацисты), к Михаилу подошла пожилая немка и, взяв за руки, долго повторяла: «Простите нас всех…». Она знала, за что вымаливала прощение для своего народа. После того, что натворили их солдаты, она не могла понять: почему они до сих пор живы, почему Красная армия вместо того, чтобы убивать немцев – кормит их кашей…

Капитан Смирнов погиб 8 мая 1945 года. На окраине Берлина они с группой бойцов нарвались на недобитков из СС. Завязался бой. Вдруг из каких-то развалин выбралась девочка лет пяти и побежала через дорогу. А потом встала посреди улицы как завороженная, не в силах сдвинуться с места. Михаил рывком вылетел из укрытия, в два шага оказался возле девочки и взял ее на руки. Повернулся, чтобы бежать. В этот момент эсэсовец выпустил ему очередь в спину. Ротный остановился. Тело стало будто чужим. Опустив глаза, он встретил ясный детский взор. «До стены, – билась в голове мысль. – дойти до стены, а там наши примут…». Он дошел. Девочку укрыли его бойцы. С фашистами было покончено через несколько минут. Но капитан этого уже не видел. Он сидел у той самой стены и смотрел на небо. В груди холодело. Он знал – это уходит жизнь. Но страха не было. Стало очень спокойно на душе и… радостно. Он вдруг отчетливо понял, почему ангелы плачут. Вот только сказать об этом уже никому не мог. И это было единственное, о чем жалел сейчас русский солдат…

В ТУМАНЕ ВРЕМЕН…

Сергей сидел у окна и смотрел на вечерний город. С высоты пятого этажа, освещенный лучами зимнего заката, он смотрелся по-особенному – сказочно. В голове бродили вязкие думы о смысле бытия и о том, что приготовить на ужин. В свои 35 Сергей был талантливым художником, но по жизни завис где-то на уровне серого обывателя, способного иногда удивлять людей. И не более того. Через пять минут люди забывали его картины и мчались по своим делам – как всегда самым важным на свете. Его жизнь напоминала испорченную пластинку: дом, работа, продуктовый магазин, вечные поиски денег, дом…

Это походило на какой-то вязкий туман. Это и было туманом. Петлей во времени, когда человек рвется к чему-то, надеется, ждет, но возвращается обратно к исходной точке. Туман… И не выбраться из него… Да и незачем… Так он думал, глядя на падающее за горы солнце. Он сидел в темноте, не включая свет. Так не хотелось снова увидеть эту старенькую кухню брежневских времен. Эти кастрюли, сковородки, обшарпанные табуретки… Приближался Новый год. И в душе колыхалось едва уловимое ощущение Чуда. Оно то затихало, то появлялось – будоражило, напоминало о себе. И не хотелось прогонять его опостылевшим приземленным бытом.

Нет, посижу еще чуть-чуть. Один. В темноте. Или… не один? На тесной кухне вдруг повеяло прохладой. Напротив Сергея в отблесках заката, заглянувшего в окно, появился какой-то старик с окладистой белой бородой. На нем была надета роскошная боярская шапка и длинный кафтан с опушкой, который сам по себе искрился голубыми звездочками. В руках старик держал большой посох. Странно, но Сергей даже не удивился его появлению и с каким-то вялым любопытством разглядывал загадочного гостя.

– А ведь я верил в тебя в детстве, – зачем-то сказал он старику.

– Знаю. Давно меня ждешь?

– Да так, лет тридцать. Пустяки, право слово…

– Ну, извини, дела были…

– Да знаю, знаю. Подарки, исполнение желаний. Нас-то много таких, а Дед Мороз один.

– Ты много раз звал меня, но не говорил, зачем. Обычно все что-то просят для себя, а ты не стал. Почему?

– Не знаю. Наверное, я хотел доказать родителям, что ты существуешь. Я говорил им об этом, но они только мило улыбались в ответ…

– Но это было в пять лет. А потом?

– А потом я хотел у тебя спросить, что такое счастье и где его искать, и почему я чувствую себя чужим среди людей. Много вопросов было… Сейчас не осталось…

– Ты нашел на них ответы?

– Нет. Я перестал задавать вопросы…

– Чего ты хочешь сейчас?

– Выйти из тумана… Я хочу домой…

– А где твой дом?

– Не здесь… Иногда я там бываю. Во снах. Там… хорошо. Эти места похожи на земные. Но там все иначе. Во-первых, это тепло. Не обычное тепло от огня, как здесь, а едва уловимое. Оно всюду, оно – твой друг. Там тоже есть города, горы, долины. Но они другие. Живые что ли… А небо – оно необычайно красиво. Это завораживающая глубокая синева… Там даже ночь другая, с ней можно говорить… Да, ты знаешь, там есть такие пушистые животные, похожие на кроликов, но большие, по пояс ростом. Они такие смешные… А люди – они ни в чем не знают преград. Они могут летать, могут мгновенно перемещаться на большие расстояния, могут просто ходить, если захотят. Там нет вражды. Нет денег. Нет зла… В общем, я могу долго говорить об этом мире и так ничего не сказать. Просто там – я свой среди своих. А здесь…

– Но тебе ведь хорошо известно, почему ты здесь…

– Нет. Неизвестно. Пытаюсь понять, но бесполезно…

– Все-то ты знаешь. Просто закрыл эти знания на замок. Пока ты не готов их принять, не готов открыть замок. Но однажды ты откроешь его и вспомнишь, для чего ты на Земле. Вспомнишь и дорогу домой. Но не вернешься туда, пока не придет время.

– И когда оно придет?

– А вот это уже тебе решать…

– Ты был в моем мире?

– Нет. Но я иногда встречаю людей из твоего мира.

– Скажи, у них хоть что-то получается здесь?..

Вопрос повис в воздухе. Старец загадочно улыбнулся, слегка качнул посохом и исчез. Сергей посмотрел в окно. На улице было уже светло. Часы на здании ж/д вокзала показывали двенадцать часов дня. Но это не удивило его. Он знал, что они проговорили со старцем ровно 10 минут 47 секунд. Он знал, что ночь не могла пролететь за эти минуты. Но он также знал, что должен спешить и не может ждать целую ночь, поэтому сразу выбрал нужное время. Его уже ждали за дверью. Ждали те, кого никогда не увидит ни один человек на Земле, разве что перед самой смертью. Они пришли, чтобы вывести его из тумана. Вывести в неизвестность. Оставалось самое трудное – открыть дверь…

ЧТО ТАКОЕ НОЧЬ?

Никто не знает на самом деле, как она выглядит. В разные времена писатели, поэты и певцы воспевали или проклинали ее. Все зависело от того, что чувствовал человек в этот миг – миг, когда мир погружался в темноту. Кто-то боялся ее, а кто-то находил в ней спасение и покой. Странно, но последних было всегда немало. Странно потому, что нам с детства рассказывают о врожденной боязни темноты. Говорят, что человек боится всего неизвестного. И темноты больше всего. Но почему-то многих она не страшит, а манит. Казалось бы, темнота – это не более чем отсутствие света. Ты находишься на той же территории, на той же земле, в той же квартире. Просто кто-то выключил свет. И ты прекрасно понимаешь, что это временно. Завтра взойдет солнце, и мир снова обретет привычные очертания. Но почему-то не хочется, чтобы этот свет наступал. И ты откуда-то знаешь, что в этой тьме есть что-то еще, кроме знакомых очертаний. Ты не знаешь, что это, но не хочешь этого отпускать. Ты смотришь на луну и на звезды. И почему-то накрывает непонятная тоска.

Это похоже на тоску по дому. Словно ты не был там целую вечность и даже больше. Ты толком не помнишь, как выглядит твой дом. Но тебе этого и не надо. Ты четко знаешь, тебя там ждут и там просто тепло – нет тревог и забот. Там покой и умиротворение. Здесь – на Земле – тебе иногда задают вопросы «Кто ты?», «Откуда ты?». Но они не получают ответа. И не потому, что ты не хочешь отвечать. Не потому, что ты не знаешь ответа. Знаешь. Просто ты забыл его. У тебя есть только ночь, луна и звезды. Хотя иногда ты видишь странные сны. Это не просто сны, это другая жизнь – где-то там, в другом мире.

Иногда в этих снах ты попадаешь домой. Но ненадолго. Там очень хорошо и не хочется возвращаться. Но надо. Потому что здесь есть те, кто тоже тебя всегда ждет, кто полюбил тебя искренне и без затей, и кого полюбил ты. И ты не просто в ответе перед ними. Ты теперь незримая связь между мирами. Твое предназначение – жить одновременно в этих двух мирах. Быть и там и здесь, но при этом не распылиться между ними – остаться собой. Мы те, кто призван настроить связь между своими мирами – земным и нашим. Там, в будущем, они сливаются. А мы – нити, которые свяжут их – первые «разведчики», которые должны закрепиться здесь, влиться в эту жизнь, стать людьми. Научиться жить, как земные люди и умирать, как они. Но в то же время надо остаться теми, кто мы есть там – дома. Это невероятно трудно, а порой кажется, что невозможно. Но мы должны это сделать. Потому что сами выбрали этот путь. Потому что знаем – это слияние приведет наши миры туда, куда давно стремимся и мы, и жители Земли. Оно приведет нас к Богу.

ВОСПОМИНАНИЯ ИЗ БУДУЩЕГО

21 сентября 2018 года, 10 часов 22 минуты. Этот момент я запомнил… секунд на пятнадцать. Сразу. И с тех пор делаю всё, чтобы его забыть. В основном получается, но иногда те секунды возвращаются неумолимой как рай ракетчика ядерной вспышкой. Первая бомба накрыла наш город одновременно с воем сирены, которая больше походила на реквием, чем на предупреждающий сигнал. Мы с пацанами курили у входа в занюханный подвал, который наши родители называли «бомбоубежищем». Говорили, что «при Союзе» эта бетонная конура должна была укрывать людей от ядерного взрыва. Не думаю, что именно это знание сработало в тот момент. Просто первобытные рефлексы швырнули тело в подвал, который секунду спустя утонул в жутком вое и грохоте…

Я очнулся от оглушающей тишины. Потом ее стали наполнять звуки – хрипы, стоны, скрежет и скрип уходящего мира. Он уходил, а мы оставались один на один с новой реальностью. Тогда мы еще не знали, что стало с Москвой и Вашингтоном – столицами, которые в последние дни увлеченно пугали друг друга «адекватным ответом». В итоге два неадеквата нажали кнопки, прыгнули каждый в свой «Борт №1» и свалили в небеса до тех пор, пока здесь шел обмен «ударами возмездия». Куда они делись потом – мы также не знали, да нам это было и неинтересно. Нам просто хотелось понять – как жить, а точнее выживать дальше. И зачем нам выживать?

Этот вопрос остается без ответа и сейчас – спустя двадцать лет после последней Войны. Но одно мы знаем точно: пока ты в прошлом читаешь эти строки – война неизбежна. Однако вы еще можете изменить реальность – повернуть ее в мирное русло, где красивое будущее с вечным здоровьем, чистым воздухом и приветливыми роботами. Тогда уйдет вероятность Войны. Тогда исчезнем мы. А пока ты читаешь эти строки – жди. Мы уже выжили и знаем, как жить в новом мире. А тебе предстоит еще найти свой подвал. И если повезет, ты в него НЕ попадешь…

ГЛУБИНА ЖИЗНИ

Такое ощущение, что мы падаем в жизнь, задержав дыхание – точно так же, как ныряем в реку, озеро, море… Там мы видим другой мир, подводный. Если повезет, то кроме других ныряльщиков видим обитателей этого мира. Если совсем повезет, то хороших. Многих этот мир завораживает до предела. Но воздух кончается в любом случае. И тогда пора наверх. Некоторые хитрят – надевают акваланги, делают всё для того, чтобы задержаться под водой, подольше побыть в этом водном мире, а то и остаться насовсем. Но в итоге они проигрывают тем, кто нырнул в расчете только на запас своих легких и с четким пониманием – он здесь просто гость, временный ныряльщик. Это все понятно и вполне укладывается в нашем сознании. Странно другое – почему одним зачастую так страшно вынырнуть, а другие хотят поскорее уйти из воды, насмотревшись на моллюсков и акул? Почему нет середины? Видимо что-то не так или в нас или в той глубине, куда мы ныряем…

Роман Новиков, июль 2017