Текст книги "Последний воин духа"

– А никто не в курсе, волчье мясо вообще съедобно? А то консервы у нас уже заканчиваются.

– Вот так малютка Эмили! – загоготал Уилл. – Настоящая жена воина-охотника! Конечно, оно съедобно. Более того – оно считается деликатесом! Но, если честно, я уж лет сорок как не готовил его.

– Вот это ты предоставь нам, Уилл, – подмигнула ему Лора.

– Кевин, – обратилась она к мужу, – ты тащи волков к нам, будем освежевать! Хотели поохотиться на нас, но вышло наоборот!

– Ура первобытному образу жизни! Да здравствует каменный век! – закричал Джон и залпом осушил бокал. Сегодня он чувствовал, что ему необходимо снять накопившееся напряжение. – Не знаю, что будет дальше, – продолжал он с набитым ртом, – но мясом город обеспечен примерно на пару недель.

Это было странное, неизведанное ещё чувство. Вместе с алкоголем рассасывалось в крови Джона понимание того, что сегодня победа была за ними. И у них будет мясо. А ведь всё могло быть наоборот – они бы уже стали пищей для волков, и не было бы этого маленького праздника притаившихся под безбрежными снегами людей. Неужели в мире всё так жестоко устроено? Ведь мы всю жизнь живем за надёжными стенами своих домов, закрывшись от настоящего мира асфальтовым твердолобием бронебойных истин гомосапиенса образца третьего тысячелетия; истин, обильно сдобренных духовной близорукостью и приземлённой дальнозоркостью. Не видим ни вдали, ни того, что под носом. Но как же всё быстро рушится, вся эта бутафория, стоит лишь случиться хотя бы вот такому – Джон посмотрел на чернеющие в темноте снежные завалы и ощутил, что ему сейчас хорошо. Он понял, что живёт полной жизнью. Он на пути к тому, что ему всегда не хватало – с самого детства. С этой мыслью он откупорил бутыль, принесённую Эмили из дома.

– Давайте же выпьем за судьбу. За то, что она подарила нам этот шанс, эту уникальную возможность быть вместе и радоваться. Я понимаю, это парадокс, но вдумайтесь: если бы не снег, так бы мы и ходили – шапочные знакомые, всю жизнь живущие на одной улице, но так и не узнавшие ни имён друг друга, ни чаяний, ни мечтаний…

Тут Риз криво улыбнулся и ехидно произнес:

– Ты хочешь сказать, Джон, если я правильно тебя понял…

– Я хочу сказать Риз, – перебил его Джон, – только то, что я уже сказал. Я просто увидел вдруг и что-то хорошее в том, что сейчас происходит. Человек мал. Но изредка, и зачастую благодаря случайным обстоятельствам, или же, ещё реже, своей внутренней силе, он вырастает до…

– Что-то ты замудрил, дорогой, – подошедшая Эмили обняла Джона за плечи. – Может, потанцуем?

Джон не нашелся что ответить, слегка крякнул, опростал стакан, и, отставив его на стол, обнял Эмили в ответ. Кто-то заиграл на деревенской скрипке, как и когда-то в самое первое собрание на площади. Люди танцевали и радовались. А Джон мысленно витал где-то поодаль. «Ну почему, почему же человек, – думал он, – так жалок и нищ духом, когда купается в роскоши и достатке? И отчего тот же самый человек может возвыситься до небес, когда приходит общая беда, когда необходимо пожертвовать собой ради всего своего племени? Ну почему так? Отчего мы так несовершенны, изменчивы, вечные заложники меняющихся как в калейдоскопе обстоятельств…»

– Джоооон! – уже на ухо крикнула ему Эмили. – Ты вообще меня слышишь? Третий раз тебя спрашиваю.

– А?

– Ты не замёрз?

– Да нет, что ты. Ты же рядом со мной, – нашёлся Джон.

– Ишь ты, каков ковбой, – заулыбалась Эмили. – Овчинка выделки стоит, а?

– О чём это ты?

– Да я просто так. Ты вечно улетаешь в свои небесные дали. А тут ещё люди есть с тобой рядом. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Твои люди. И я с тобой здесь. Рядом.

– Давайте ещё выпьем! – радостно прокричал Джон.

Через час-другой люди начали расходиться. Слышался смех, шутки, спонтанные возгласы. Уилл с Джоном задержались, присев за столик и раскурив трубки. Некоторое время они молчали, выпуская сладкий дым.

– Джон, ты ведь мне жизнь спас, – нарушил, наконец, тишину Уилл. Голос у него был какой-то хриплый, неузнаваемый. Джон посмотрел на него. Мортон глядел куда-то в другую сторону, на чернеющие верхушки деревьев в лесу, виднеющихся вдали. Наконец, он повернулся к Джону и протянул тому руку.

– Сочтёмся, дружище! – улыбнулся Уилл, и сердце Джона радостно заколотилось. Он с чувством произнес:

– Ну, это ж просто боевой момент. Всю жизнь у нас случаются подобные ситуации, какие-то более критичные, какие-то менее, но…

– Понимаю. – Они снова немного помолчали. – Что думаешь о будущем? – продолжил Уилл. – Вопрос, вероятно, в нашей ситуации уже риторический, но всё же.

– Да, риторика это или нет, но вопрос, действительно, самый нынче насущный для всех. Так вот, что я думаю. Культуру пора поднимать в нашем городе.

Уилл от неожиданности чуть не поперхнулся трубкой, кашлянул пару раз, опустил трубку на колени и удивленно посмотрел на Джона.

– Ты что, хочешь сказать, что люди сейчас…

– Я уверен, Уилл, что, во-первых, в Рибчестере остались именно те люди, у которых ещё есть что сказать, которые ещё не на сто процентов реализовали себя в этой жизни. Кто знает – может что-то изнутри подсказало им зачем-то остаться, а не бежать с кучкой людей к ещё большей кучке горемык, чтобы всё равно быть заваленными снегом.

– Ну, ты мечтатель! – протянул Уилл и улыбнулся. – Да просто многие не захотели покидать свои дома, в которых прожили всю жизнь.

– Возможно. Но вот Эмили – она не такая. Я думал, что знаю о ней всё и вижу насквозь. И только недавно я осознал, как сильно ошибался в ней все последние годы.

– Ну хорошо, так что же ты хочешь? Журнал что ли наш на площади зачитывать? – Уилл вдруг по-отечески снисходительно заулыбался. – Ну, не смеши, Джон, друг мой! Вот если ты паёк людям дополнительный выдашь, да по большой поленнице дров – их радости не будет предела!

– Не хлебом единым, Уилл. Скоро события скажут нам сами за себя.

– Ладно. Но я, в общем-то, не об этом хотел тебя спросить. – Он помолчал. – Я про снег. Какие у тебя предчувствия?

– Я не знаю, Уилл, ничего насчет этого не знаю. Могу сказать только, что независимо от того, что будет дальше – сейчас я практически счастлив. Жизнь стала максимально естественной, настоящей, близкой к природе и первобытному существованию. И мы перестали выдвигать какие-то лозунги, мы нашли себе реальное дело. Наконец-то жизнь стала наполненной!

Уилл пристально посмотрел на Джона, затем забил себе табачку в трубку, раскурил и промолвил со вздохом:

– Иди, Джон, там наверно Эмили заждалась. Отдохни, наконец, от сегодняшних перипетий, ты заслужил. А я посижу ещё здесь, пожалуй. В последнее время нам было постоянно некогда. Мы были лишены этого знатного удовольствия – спокойно размышлять о чем-то. Так что вот я посижу в одиночестве, покумекаю над твоими сегодняшними словами. Поразмыслю, да, – проговорил Уилл и поднял взгляд к небу. Этой ночью оно было ясным и всё мерцало звездами. – А то, знаешь, слишком много событий сразу для нас, старичков. Мы ж привыкли размеренно чаёк попивать у камина, да греть старые косточки. – Уилл медленно выпустил колечко дыма. – И чтоб ничего необычного не происходило, а весь день – строго по часам.

Тут Уилл так знакомо заговорщически улыбнулся в усы и подмигнул Джону.

– Волков бояться – по туннелям не ходить! – усмехнулся в ответ Джон.

Друзья пожали друг другу руки, обнялись, и Джон направился по туннелю в сторону своего дома. Эмили наверно уже вскипятила чайку и ждет, подумал он, как хорошо!

Эпоха Возрождения

Корабельный люк открывался просто. Джон посидел, подумал, подёргал, постучал. Потом нашарил по краям углубления, как оказалось, специальные пазы для захвата руками. Потянул на себя, не вышло, а потом просто провернул люк влево и открыл его! На сей раз обошлось без волшебства!

Джон и Эмили ожидали увидеть за люком горы снега, но открыв, не увидели совсем ничего. От удивления Джон даже присвистнул.

– Посвети-ка тут, – попросил он Эмили.

Они пролезли в отверстие и увидели круглое тёмное помещение диаметром метра полтора. По стенам вилась винтовая лестница, уходящая куда-то наверх.

– Похоже, это башня, – задумчиво произнесла Эмили. – Вот только нет у нас в городе таких башен.

– Угу. Сейчас мы узнаем. Полезли наверх, если не боишься.

– Да всё нормально, – ровным голосом ответила Эмили, – главное вниз не смотреть. – Хотя, всё равно ведь ничего не разглядишь.

Ступени оказались вполне надёжными. С одной их стороны поручней не было, а с другой тянулся вверх ряд перил, закреплённых в стене. Поднявшись чуть выше, Джон выхватил фонариком из тьмы канделябры со свечами; они торчали из стен через каждые полвитка лестницы. Спустя некоторое время витая змейка привела ребят к потолку, в котором имелся узкий лаз, а за ним обнаружилось, что площадка наверху расширяется и приводит к новой двери. Дверь была дубовой и кованой железом.

– Н-да, протянул Джон, – в этом доме столько открытых дверей, но…

– Но некоторые закрыты на весьма серьёзные засовы, – добавила Эмили. – И почему-то кажется, что именно за такими дверями находится что-то самое-самое интересное.

Осмотрев дверь, они, не сильно удивившись, не узрели в ней ни замка, ни ручки. Джон присел на пол и уныло протянул:

– Ну, вот так всегда и бывает. Лезли, лезли… А тут уже никаких канделябров нет, чтобы за них подёргать.

– Если только за те, которые по стенам тут.

– Может, лучше не будем за них дёргать? А то ещё обвалится чего на этой суперлесенке, и прощай тогда, бессменный городской оратор, – улыбнулся Джон в полутьме.

– За эти – не будем, – согласилась Эмили. – Но помнишь, сколько веревочек в туннеле свисало с потолка? Не для красоты же они там болтаются. Вот если мы за них подёргаем, то может…

– Вот это вполне может! – несколько оживился Джон. Уж какая-нибудь вдруг да сработает.

За полчаса ребята передёргали все верёвки, но всё было тщетно. Дверь стояла как вкопанная.

– Эх, может, там надо одновременно две дёргать, а, может, там вообще надо знать комбинации или последовательность дёргания, – устало заметил Джон.

– Ну, тогда мы будем дёргать до пенсии!

– Тут даже десяти жизней не хватит, – усмехнулся Джон. – Если их там штук пятьдесят, тогда число комбинаций, открывающих этот эльфийский сим-сим, равно факториалу пятидесяти!6161
  Факториал числа 50 равен числу, состоящему из 65 цифр.


[Закрыть]

Эмили вдруг звонко рассмеялась:

– Ха-ха! Представляешь, передёргаем мы все эти комбинации, пусть даже и до пенсии, ха, и всё без толку, а потом приедет тётя Дженни, погремит тут половничком об какую-нибудь кастрюльку, созывая всех супчик эльфийский покушать. – Ахха-ха-ха! – и сим-сим наш открывается.

– Да, смешно будет, – протянул Джон уже не очень радостно.

Но, несмотря на неудачу, уходить обратно ни с чем охотников за тайнами Дома двух А. пока не тянуло. Ребята просто сидели перед дверью и молчали.

– Знаешь вот, Эм, – нарушил тишину Джон через некоторое время, – во «Властелине Колец» открывали Врата Мории заклинанием. Нужно было произнести слово «друг» по-эльфийски.

– И что же это за слово? – без особого интереса решила узнать Эмили.

– Я его не помню, это придется тебе за книгой сбегать.

– Мне?! Одной по этим тёмным коридорам? – ошарашено произнесла Эмили. Но, не желая выглядеть испуганной, тут же бойко добавила:

– Да и всё равно, ну что за глупость, ты же сам понимаешь, это ж сказка.

– Я просто хочу подумать тут ещё посидеть. Мне, видишь ли, не хочется без результата возвращаться. А ты можешь пока прогуляться с ветерком, развеяться, понимаешь, вдруг тоже чего на ум придёт.

Эмили скривилась было в усмешке, но быстро передумала и сказала:

– Ну ладно, уговорил. Так уж сильно бояться все равно не с чего. Черти вроде тут не водятся, дом-то эльфийский. И волки не залезут, – улыбнулась она, спускаясь вниз.

– И мышь не промчится! – засмеялся вдруг Джон, – беги же скорее.

Эмили осторожно стала спускаться по лестнице, а Джон привалился к стене напротив заветной двери и закрыл глаза. Он просто отдыхал, пытаясь отвлечься от любых тревожных мыслей. Спокойно горела свеча, навевая воспоминания о том, как хорошо было им всем месте, и пока они, оставшись почти без всей любимой компании, не оказались в снежной ловушке…

Пламя свечи слегка покачнулось, и возникло одномоментное видение леди Арталиэн. Она смотрела на Джона и губы её шептали какое-то слово. Она медленно произнесла его три раза, и всё растворилось в воздухе. Джон чуть дёрнулся и открыл глаза.

– Заснул я, что ли? – недоумённо произнёс он и тут же услышал шаги поднимающейся к нему Эмили.

– Давай скорее найдём слово и пойдём уже, хватит на сегодня приключений, – сказал он, подавая руку вылезавшей наверх подруге.

Они уселись рядышком и быстро нашли нужное место в книге. И Джон чётко прочитал вслух:

– Мэллон!

Ребята замерли. Пару секунд ничего не происходило, затем послышался громкий щелчок, что-то металлическое гулко сдвинулось, и дверь неторопливо приоткрылась.

– Но как?! – Джон вскочил с места и бросился к двери. Он уже готов был увидеть там что угодно, даже леди Арталиэн въяве.

– Как это возможно? – протянула ошарашенная Эмили. – Мы что, действительно в сказку попали? Или, может, это солнечные батареи, распознаватель речи?

– Ага, механика сфер… Леди Арталиэн сама как сказка. Пойдём же посмотрим, что там за дверью.

Выйдя наружу, они дружно ахнули от удивления. За широкими проёмами в стенах повсюду, сколько мог охватить взор, белела однообразная снежная пустыня. Подойдя к этим окнам, ребята увидели немного ниже занесенные верхушки деревьев, вздымающиеся над белой гладью, словно размятая клубника из миски с молоком. Не веря своим глазам, первопроходцы обошли площадку кругом. В центре её находилась дверь, через которую они сюда вылезли.

– Ой, Джон, смотри – наш дом! – закричала Эмили.

Присмотревшись, Джон увидел вдали знакомые очертания крыши и башенок.

– Вот это да! – протянул он. – Мы, стало быть, в лесу.

– Ага. Только никакая это не башня! Ход проделан внутри дерева! – высказала вслух Эмили то, о чем Джон уже начал догадываться сам. – А наверху расширение в виде площадки.

Тут Джон оживился:

– Тётя Дженни представляет: мэллорн6262
  В легендариуме Толкина большое дерево, на котором жили эльфы Лориэна (но не только там).


[Закрыть] по-рибчестерски!

– И не говори! Я и не знала, что они растут себе в нашем лесу, – игриво заметила Эмили.

– Да, но как сколочено добротно! – добавила она, поглаживая рукой перила и стойки между проёмами, поддерживающие крышу.

– Но как вообще всё это можно было?.. – вопросил Джон и осёкся, подняв взгляд наверх. Над площадкой находился остроконечный купол. А к нему вела состоящая из нескольких ступенек лесенка, начинающаяся от двери. Под куполом был закреплён небольшой колокол, веревка свисала с язычка его.

– Остроконечный – хорошая защита от скапливающегося снега. Строители знали, что делают. Или строитель… И колокол – как раз, то, что надо, – обрадовался Джон.

– Джон, а тут тоже кое-что есть, – позвала его с другой стороны площадки Эмили.

Диаметрально противоположно двери, то есть с другой стороны круглого выхода на площадку, имелось углубление в стене. Отодвинув небольшую заслонку с затейливым рисунком в виде змеи, ребята увидели тайничок. Они уже не очень сильно удивились, найдя в нем добротную кольчугу из мелких прочных колец, лук, стрелы, меч, щит, бинокль, запасы сухарей и замёрзшей воды. Это ведь, ясное дело, чья работа.

– Интересно, с кем она тут воевать собиралась? – задумчиво протянула Эмили. – Полный боекомплект, запасы всякие. Как будто длительной осады ожидала.

– И оказалась не так далека от истины, как всегда, – невесело усмехнулся Джон. – С волками мы тоже совсем не собирались драться.

– Ой! – вскрикнула вдруг Эмили, заметив в углублении в стене ещё какой-то сверток. – Посмотри, а это что там?

Тут и Джон заметил нечто, завёрнутое в несколько слоёв пленки. Этот предмет сразу привлекал внимание. Взяв его в руки, Джон понял, что это тройной водонепроницаемый пакет.

– Так, так, Джоник! – Эмили даже подпрыгнула и захлопала в ладоши от предвкушения. – Там, кажется, книга. Сейчас мы с тобой погрузимся в увлекательное чтение талмуда под названием «Универсальное руководство для постояльцев Дома двух А. Что делать, если тётя Дженни уехала, а снежок всё падает».

– Да ну тебя, балда! – засмеялся Джон. – Давай лучше откроем.

Открыв пакеты, они извлекли книгу с выразительным рисунком на обложке. Джон посмотрел на напечатанное название и ничего не понял.

– Что это? Манускрипт Войнича6363
  Древняя иллюстрированная рукопись предположительно 15-го века, написана на неизвестном языке и до сих пор не расшифрована.


[Закрыть] какой-то, – прошептал он.

– Я тоже не могу прочитать, отдельные буквы только знакомые.

Ребята открыли книгу, перевернули несколько страниц. Все они были такими же нечитаемыми, как и название на обложке. Но чуть дальше попалась картинка, и Эмили вскрикнула:

– Да это же Белый Совет!

– Откуда это ты знаешь? – недоверчиво поинтересовался Джон.

– А ты приглядись. – Они открыли другую картинку. – О! Вон, вдалеке – это орки. И стены крепости. Её ни с чем не спутаешь – Минас-Тирит!

Джон, промолчав, многозначительно посмотрел на Эмили, открыл последний форзац книги и вдруг увидел надпись на привычном, вполне читаемом языке: «Властелин Колец. Перевод на древнеанглийский – Дж. Хорнсбари». Джон вдруг расплылся в блаженной улыбке.

– Ну, это уж слишком, – счастливо промолвил он.

Отложив книгу, он уселся на возвышение и закурил. Тихо-тихо лежали вокруг сонные окрестности. Нигде не было ни намёка на движение, ни звука. А Джон затянулся и с умилением представил себе улыбку тёти Дженни.

– Да что же она всё-таки за человек такой! Ведь кажется – столько о ней всего знаешь, и тайный ход тебе, и залы, и даже башня, и фокусы всякие, чего уж ещё можно придумать? А тут теперь ещё перевод этот.

– А для кого он, как ты думаешь? – спросила Эмили. Ведь это всё мертвые языки, никто в мире не говорит на таких уже добрую тысячу лет.

Эмили взглянула на Джона, и, увидев его серьезное лицо, неуверенно добавила: – По крайней мере, я у нас в городе никакой такой тарабарщины не слышала!

– Ну ты бы ещё удивлялась, что мордорский не слышала! Ха! Вот именно поэтому леди Арталиэн и перевела на древнеанглийский – потому что на нём никто уже не говорит! Какой смысл делать рациональные вещи – все вокруг только этим и занимаются!

Джон бросил окурок и, обняв Эмили, крикнул:

– Ура! Мы не одни, Эмили! Не одни!

– Да уж, – пробормотала немного сбитая с толку Эмили. – Иррационального в нашей жизни нынче достаточно. Хотя, в нынешней-то ситуации – казалось бы… Тётя Дженни упорно ищет свою дорогу!

– Ага, прокладывает бульдозерами, я бы сказал! Слушай, Эм, пошли за гитарами?

Эмили вопросительно посмотрела на собеседника, подняв нерешительный взгляд на сгущающиеся сумерки.

– Да я схожу с тобой, не волнуйся! – добавил он.

Это был счастливый, запоминающийся вечер. Ребята притащили наверх гитары, и Джон до самых сумерек что-то бренчал, иногда согреваясь чаем, который заварили в термос. Какое-то время они молча сидели на площадке. Лишь негромкие звуки гитары проникали в тайнопись вечера и оставляли там свои странные руны. Но нынче руны эти не были тревожными, как часто бывало в сочинениях Джона. Радость и надежда прокрались сегодня высоко на смотровую площадку башенки леди А., и вылились в несколько мажорных аккордов. Эмили неподвижно созерцала почти уже скрывшиеся в темноте окрестности. Но вдруг пошевелилась и в волнении произнесла:

– Джон, Джон! Погоди, повтори последние два аккорда.

– Какие, эти? – Джон наиграл.

– Эти, да. Вот ещё ты один тут играл, мне кажется, он удивительно ложится после них, как бы это сказать.

– Этот?

– Нет, но этот тоже хороший. Там как бы такая завитушка была: Тра-та-та-ра-ти-ту-та. Тра-та.

– А, понятно. Ну-ка…

Джон переставил несколько аккордов, проиграл последовательность ещё раз и одобрительно хмыкнул:

– Хм. А ты молодец, Эм. Может, подыграешь?

– Ну, я давно не играла, но можно попробовать.

Ребята состроили гитары и минут двадцать увлеченно играли. Джон переключился на соло, попросив Эмили играть основную тему, что она с некоторым трудом и выполнила. У Джона начала вырисовываться светлая, обнадёживающая мелодия.

– Эпоха Возрождения, – пробормотал он.

Поднялся месяц над чернеющей полоской, отделяющей землю от неба, и за стенами цитадели уже нельзя было ничего различить; а музыка всё звучала. Наконец, гитары отложены. По чашечкам разлита последняя порция чая.

– А здорово у нас всё это получилось, – заметила Эмили. – Правда, пальцы на холоде уже плохо слушаются.

– И мне нравится. Впервые у меня вышло что-то такое… ну, не знаю, как описать. А давай сыграем это на площади. Для всех! – и Джон встал.

– А что, почему бы и нет? – обрадовалась Эмили. Бесплатный концерт по заявкам… нет, без заявок, театр-то провинциальный, – она хихикнула. – Слушай, а другие вещи у тебя есть? Давай разучим ещё и сыграем вдвоем.

– Точно, Эм, – Джон обнял подругу. – Мы так и сделаем. Бери свечку, пойдём греться у камина.

На следующий день на площади уже мерно разливался колокольный звон. Колокол, за неимением лучшего места, просто подвесили под недавно отстроенный навес. Потихоньку подтягивающиеся люди удивлялись. В центре на помосте стоял Джон, и две гитары рядом с ним. Эмили была занята колоколом. Когда собралось достаточно людей, Джон окинув всех взглядом, сказал:

– Мы тут с Эмили решили немного поиграть для вас, кгхм…

– Отлично, – оживился Пол Монтгомери, – а то радио не работает! А я так любил по пятницам слушать музыкальную передачу.

– А что собираетесь играть, ребята? – Кевин Уайли тоже выглядел заинтересованно. – Помнится, и я когда-то играл, сто лет тому, эх!

– А мы немного побренчим вещи собственного сочинения, – весело выпустила пар Эмили, остановив, наконец, язык колокола.

– Но поплясать особо не рассчитывайте, – заговорщически сощурилась она и подмигнула Джону.

– Да, это не песни, это просто я на гитаре искал отражение своего видения реальности. Тут ещё некоторые вещи вместе с Уолтером сработаны. Уолтер, он… Уехал ещё до… В общем, давно.

Отыграв с десяток вещей, Джон с Эмили отложили гитары. Люди были задумчивы и молчали. Но тут послышались всхлипывания, и вперёд вышла Лора.

– Вот там, где две гитары играют, яркая такая. «Тинувиэль» вы, кажется, объявили… Я так отчётливо слышу там ручеек, капель… Весна придёт! Придёт!

И Лора, внезапно расчувствовавшись, в сотрясших её тело рыданиях уткнулась носом в грудь своего мужа Кевина. Он погладил её и задумчиво посмотрел под купол.

– Здорово, ребята! Я тоже хочу вспомнить былое, надо попробовать.

– И я хочу, – оживился кто-то. Можно я стихи прочитаю? Всю жизнь думал, глупость такая, но вот может сейчас… Именно сейчас и стоит их прочитать…

В тот вечер было прочитано несколько стихотворений, звучали и песни. В конце Уилл подмигнул Джону и развёл руками, как бы признавая свою неправоту. Джон весело махнул рукой в ответ.

Текли месяцы, и некий гипотетический наблюдатель, имейся такой на небесах, наверняка узрел бы, как одни люди не переставали каждый день радоваться, собираясь вместе – пели и участвовали в играх; другие же, напротив, давно уже не покидали своих жилищ, и даже частые поначалу визиты Джона в эти дома не давали никакого ощутимого результата. Третьи же и вовсе говорили ныне только о Царствии Божием, постоянно молились, появление таких на площади было уже довольно редким явлением. Так немногочисленное население городка разделилось на три пусть и условные, но столь различные, заметные и земному оку группы. Но при этом было во всём этом и нечто, заметное только сверху, кому-то, находящемуся вне снежных чертогов. При внешней непохожести и различном поведении все три группы сближало одно: характерный, даже слегка болезненный блеск глаз, выдававший одержимость, завладевшую в то время многими. Видел ли Джон это в своём отражении, читал ли он это в глазах Эмили, отдавал ли себе отчет в том, что город превратился в стайку одичалых безумцев, часть которых всё ещё боролась за жизнь, а другая часть… Впрочем, кто сказал – безумцев?

Наиболее активные горожане продолжали собираться на площади с завидной регулярностью – каждый день. Они, как и все остальные, прекрасно видели, что с течением времени ничего не меняется – город всё больше погружается в пучину. И, казалось, глазу уж не за что зацепиться; никуда не укрыться от слепящего ярко-белого цвета повсюду. Но люди собирались, чтобы увидеть друг друга. Чтобы дать понять себе и всем остальным – они ещё живы. И площадь, только площадь, этот островок жизни, спасал угасающие души от полного забвения. За эти месяцы в городе от истощения и болезней умерли несколько человек. Но живые по-прежнему проползали проходами и радостно обнимались на островке жизни в бескрайней белой пустыне. Полуголодные, озябшие, в обносках, они вдохновенно и без всякого ложного стеснения читали и исполняли свои стихи, пели песни. Посреди белых рибчестерских гор, отбрасывая наносное, выкристаллизовывались характеры людей, их глубинные сущности, не видимые в обыденной жизни доселе. Все эти люди остались в городе добровольно, не попытавшись сбежать в приснопамятный Новый Год. Никто в тот момент времени, конечно, не мог знать будущего. Причины остаться у людей, возможно, так же были различными. Но выдержали, оставшись в трезвом уме, далеко не все. На этом фоне Эмили была одной из тех, кто практически ни разу не терял присутствия духа.

Как-то в эти дни в Доме двух А. тревожно засигналила рация, и Джон, почуяв неладное (чтобы просто поболтать, обычно приходили на площадь), быстро ответил:

– Да!

– Джон! – кричал Уилл Мортон в рацию, – Джек с Восточной улицы погиб!

– Как же это? – послышался взволнованный голос Джона.

– Понимаешь, они там прорыли дополнительный туннель, чтобы из соседнего пустого дома дрова на растопку брать.

– И что же?

– Прорыли, но никто ж не знал, что просто так рыть нельзя. Ничего не укрепили. Вот он и обвалился под тяжестью снега. Джека засыпало…

– Идём на площадь.

На площади уже гремел набат, появлялись из туннелей люди. Даже из числа тех, кто не приходил каждый день на «творческие вечера».

– Понимаете, нельзя делать не укреплённые туннели, – мрачно говорил Джон собравшимся. – Тяжесть слежавшегося снега рано или поздно обрушит своды.

Все понуро молчали. Складывалось ощущение, что моральная тяжесть была ещё тяжелее снеговых масс.

– Это все Бог покарал нас! За грехи, – воскликнула какая-то женщина, которую Джон знал только мельком.

– Покарал! – добавила женщина. – Никто не выберется отсюда живым! Бога вспоминаем, только когда всё плохо, а грехи-то копятся. Надо было раньше молиться!

– Послушайте, давайте не нагнетать, – пытался вразумить её Уилл. – Нам, живым, сейчас правильные выводы нужно сделать и не повторять ошибок.

– Поздно теперь говорить, Судный час наступает! – не унималась «прорицательница».

– Ну вот, нам только второго Джоша не хватало, – вполголоса проговорил Джон.

Женщину тем временем увели домой двое человек. Ей явно нужно было принять успокоительное.

– Вот что, рибчестерцы! – продолжал Джон уже громко. – Такие настроения нам совсем не нужны. Давайте проверим все туннели. Ну и уж конечно не будем больше ничего рыть.

Тут вдруг Эмили, стоявшая в толпе слушателей прямо перед Джоном, встрепенулась, и, развернувшись к людям, с силой в голосе произнесла:

– Люди! Случилась трагедия, но давайте не паниковать! Религиозные истерии в момент погубят всё, что мы с таким трудом с вами создали.

Послышались одобрительные голоса.

– Мы выживем! Это совершенно точно. И весна наступит! – Эмили сгоряча коснулась скользкой темы, но было поздно.

– Когда же, не угодно ли сказать? – послышался ехидный голос.

– Но сейчас ещё только май месяц наступил. Ну да, календарная весна! Но мало ли какие катаклизмы в мире случаются! Подождём ещё, у нас есть всё, чтобы терпеливо дожидаться… весны.

Народ расходился с противоречивыми чувствами. Кто-то в неопределённом направлении без всякой надежды отмахивался рукой, кто-то скептически качал головой. Но были и те, что улыбались. Сквозь слёзы.

– Ты прямо как Черчилль сегодня выступила, – говорил Джон Эмили, когда они вернулись домой. Молодчина!

– Правда? Да это ты у нас оратор, я-то что… просто накипело.

– А пойдём на башню, – предложил Джон. – И чайник захватим. И гитару!

Наверху было прохладно, тянул со всех сторон морозный ветерок, но ребята грелись чаем. Джон взял гитару и заиграл зыбкую, нестройную мелодию. Проиграв несколько раз, завершил её минорным аккордом. Но при этом в мелодии звучали и обнадеживающие ноты.

– Ты только что сочинил? – спросила Эмили. – Мне нравится. Здесь пахнет надеждой.

– Да! Пусть называется «…и всё-таки весна».

Эмили с благодарностью взглянула Джону в глаза. Казалось, в этот момент даже свечка, тускло освещавшая происходящее, разгорелась немного ярче.

– Что ж, видно, не всё петь да радоваться. Но надежды терять не будем, – молвил Джон тихо.

Эмили лишь молча прижалась к нему покрепче. Дождавшись наступления полной темноты, ребята спустились по лестнице и прошли обратно в дом. В тот вечер они долго не ложились, и, почти не разговаривая, просто сидели на ковре у огня, погружённые каждый в свои мысли. В камине ярко полыхало пламя, выхватывая из темноты фигуры людей и елозя серыми извивающимися пальцами по стенам.

Бывали в эти дни и светлые моменты в жизни горожан. Как-то Эмили, ходившая на собрание на площади, прибежала обратно и, ворвавшись в комнату, взволнованно выпалила Джону:

– Джон, Джон! У нас в городе прибавление! – возвестительница запыхалась от спешки, но голос её прямо-таки дышал радостью, а взор лучился.

– Прибавление? – Джон нехотя оторвался от созерцания язычков пламени в камине. – На вертолёте что ли новые поселенцы прилетели? Или нам мешки с едой сбросили с небес на год вперёд, пока я тут дремал?

– Да какие там поселенцы! Какие мешки! – смеялась Эмили. – У Розы и Майкла дочь родилась! – И видя непонимание в глазах друга, добавила:

– Ну, Роза с улицы Тополей. Роза Кринсман.

– А, Роза! Вот как. – Джон, наконец, понимающе улыбнулся. – Надеюсь, Снегоуборочной Машиной не назвали?

– Назвали? – Эмили вскинула брови. – Весной назвали. Бежим скорее к ним!

– Весна, значит, – бросил Джон задумчиво, надевая куртку. – Весна…

В этот день в городе радовались. Все несли молодым родителям подарки. Вместо обычных для этого времени мешков с мукой по проходам протискивали коляски, несли охапки пелёнок, тащили найденные в брошенных магазинах детские смеси питания. Город сложно было узнать. Люди улыбались, смеялись, и со стороны можно было подумать, что здесь так происходило всегда; и словно не было никаких событий последних нескольких месяцев; город будто сбросил с плеч всю накопившуюся тяжесть.

– Странно, – размышлял про себя Джон. – Как же столь маленькое событие способно так воодушевить людей? Вероятно, это заложено в нас – в каждом человеке глубоко внутри тлеет притухший на время факел всепобеждающей жизни; рождение нового человека в наших условиях способно, оказывается, раздуть этот священный пламень!.. Надолго ли – вот в чем вопрос.