Текст книги "Последний воин духа"

– О, да, Джон! – воскликнул просиявший Уилл. – Прекрасно сказано. А мы с тобой мелочимся – всё о себе, да что было бы, если бы Могли, не Могли… И я продолжу речь, с твоего позволения, друг мой!

И сбежавшие, самовольно выпавшие птенцы – из тех, кто выжил – начинают расправлять быстро растущие крылья, дерзновенно попирать старые законы и впитывать всё богатство мира самостоятельно, эмпирически. Не те объедки, которыми бы их пичкали в омертвелых гнездовьях обществоведения; но свежие, девственные истины, гроздьями свисающие с запрещенных до поры древ мудрости, растущих на поверку повсюду, куда ни кинь взор. Закоснелые, конформистские учебники прошлого сгорают в алой заре поднимающейся Эры Людей Духа. Раскрепощённый, свободный мозг фиксирует мир таким, какой он есть, без надуманных ярлыков и штампов. А сколько открытий можно совершить заново! А сколько старинных, интересных вещей достаётся из пыли чердаков сознания, и вещи эти внезапно обретают новую жизнь! Жаждущие света и знаний головы стремятся не поскорее убить ещё один день за бесконечным сериалом или в офисе, а познать, сблизиться с природой, не обзывая её некой бездушной силой, но всё более осознавая себя её частью. Понятие цивилизации навсегда трансформируется; и если старая цивилизация уничтожала всё индивидуальное, то новая лишь подчёркивает личность в каждом человеке. Люди соскакивают с искусственного, бесконечно ускоряющегося поезда времени, освобождаются от давления большинства, пуще всего на свете боящегося не быть как это самое большинство. И пусть мы закрыты от неба и мира в рукотворных катакомбах, мы способны познавать мир даже в маленькой комнате в полном одиночестве, ибо ты и мир и есть одно и то же…

Тут сама собой образовалась пауза, Джон и Уилл выговорились и теперь несколько удивленно и торжественно смотрели друг на друга.

– Что творится… кажется, я всё это уже слышал краем уха в 60-е, когда был молод, – пробормотал еле слышно Пол. – Эпоха цветов, что ли, возвращается?..

А Эмили, явно переполнившись услышанным, с каким-то ироническим, болезненным состраданием погладила Джона по голове:

– Беееедненький! Это ж сколько философии зазря поразвели. А надо-то было всего лишь меня вовремя встретить. Ну – второй раз в жизни, детство-то не считаем.

– Мы о самом… самом, а ты издеваешься, да? – как-то и с горечью и одновременно с усмешкой спросил Джон подругу.

– Нет, Джон! – отвечала Эмили вполне серьезно. – Здесь только что сошлись на мнении, что есть те, для кого катастрофа была духовным катализатором, и те, для кого катастрофа – это просто катастрофа. Так вот есть ещё и те, которые неторных путей не ищут, но это те, которые умеют быть счастливыми в любых обстоятельствах. Да, ты странно на меня сейчас смотришь. Ты ведь не ищешь лёгких путей и очевидных решений, ты считаешь, что счастье просто так – это крайне попсово, недостойно воина духа. Джон, дорогой, ты просто никогда не умел быть счастливым! Не умел, или не хотел. И счастье тебе представляется исключительно как людское желание обладать материальными вещами, или другими людьми, или властью над этими людьми. У тебя само понятие счастья ассоциируется с чем-то весьма приземлённым, и ты намеренно выбрал себе стезю страдальца. Но в таком воззрении виноват не мир вокруг, каким бы он ни был, – добавила Эмили и неопределенно обвела рукой темнеющие очертания белых гор.

Всё находится вот в этой замечательной голове! – Эмили встала, обняла «кладезь мудрости» Джона и поцеловала его в темечко. – Да-да! Здесь и печаль, и радость, – Эмили любовно огладила немытые джоновы волосы, – и смысл, и его отсутствие одновременно. Здесь всё!

– Ну, ты даёшь!.. – Джон обалдело уставился на оратора-конкурента в женском обличье. – Может и снег мне только мерещится? Значит, ты теперь предлагаешь мне возлюбить кого-нибудь всей душой, – вот, например, тебя, – и сразу стать счастливым, и нежданно-негаданно осчастливить сим потрясающим фактом всё прогрессивно мыслящее человечество… в лице могучей кучки новых рибчестерских поэтов и снегокопов?

– Какой же ты дурак, честное слово! – немного обиделась Эмили, и покачала головой. Но через пару секунд уже мучительно улыбнулась. Джон во что-то верит, но и у неё есть своя вера, и она на всё пойдёт, чтобы…

– Ну, будет вам, ребята! – примирительно пробасил Уилл. – Пойдёмте-ка снова плясать-шаманить. Мне кажется, сегодня это у нас лучше всего получается!

– Точно, – добавил Пол. – А поговорить мы всегда успеем!

Освобождение

После «философского вечера» на площади с Уиллом, Полом и Эмили Джон, не особенно отдавая себе в этом отчёта, стал искать уединения. Всё чаще он под разными предлогами уходил от Эмили на башню, чтобы побыть там в полном одиночестве. Тихо перебирая струны, охватывал он задумчивым взглядом снежные шапки в лесу и бормотал себе под нос какие-то обрывки фраз: «ныряю с головой в снежный сугроб, и сосны приветственно покачивают ветвями…», «обжигающая радость поглощает всё…» Так, спонтанно, и родилась у него мелодия «Купание в заснеженном лесу где-то на краю земли…»6464
  Полный список мелодий Джона и Уолтера можно найти в Приложении.


[Закрыть]. Но нелегко на сердце было у молодого охранителя города в те дни. И причиной тому, как явственно ощущал Джон, и был тот самый длительный «разговор четверых».

«Столь многое было сказано в тот вечер, – размышлял Джон, стоя у проёма башни и выпуская сигаретный дым. – А в конце наговорили кучу красивых слов, какую-то утопию выстроили. Может, конечно, всё оно и так… но в иных условиях, в иное время. А то – новая эра настаёт, эпоха возрождения… да кто я такой вообще? Масштаб моей личности вовсе не соответствует внедрению каких-то революционных новшеств в жизнь целого города. Это ж мировым полководцем нужно быть, вселенским патриархом, чтоб новую эпоху зачинать и вести всех. Такие люди, верно говорят, раз в сто лет рождаются. Может, Эмили и права в том, что как только тётя Дженни приедет, я снова начну бегать на импровизированные пикнички. Конечно, рядом с ней так хорошо: и речи такие светлые, и пирожки такие вкусные, и поддержат тебя всегда, и даже нальют! Хотя, похоже, ничего уже не будет. Если даже вернутся они с дядей Чарльзом, то, наверное, совсем другими. Или возвратятся, а города-то уже и вовсе не будет. Так что сейчас пока Уилл прав. Главное-то – выжить. Но после всех этих громогласных ниспровержений косных порядков… что изменилось? Лучше бы мы снег так могли ниспровергнуть – одними словами! Снег…»

Блуждающий взгляд Джона выхватил некие тёмные точки за лесом, отдаляющиеся по полю куда-то на северо-запад. Они, казалось, вели прямиком к огромному солнечному диску, закатывающемуся в эти минуты за край земной тверди. Погода стояла ясная, и окрестности далеко просматривались; хотя уже и покрытые сереющими ложбинками и продолговатыми тенями, отбрасываемыми верхушками заснеженных елей и дубов, растущих в лесу.

В этот момент Джона посетило странное ощущение утраты связи с реальностью. Он всё понимал и осязал, но не мог никуда сдвинуться, не был в состоянии крикнуть. И не мог оторвать свой расфокусировавшийся взгляд от тех тёмных пятен, убегающих вдаль по полю. Джон, сдвинув брови и нахмурив лоб, насилу посмотрел невидящими глазами на перила, где у него лежал листок с карандашом. Окоченевшие пальцы, сами не понимая, что делают, медленно взяли карандаш. На бумаге строчка за строчкой стали появляться корявые, словно с болью написанные строки. Они кричали, потому что сам Джон уже не мог говорить. Они разжигали пламя, потому что Джон уже сжёг весь свой запас… Они…

Лопата споткнулась о мёрзлую почву

Бумажный голубь погряз во вселенском водовороте

В тихом омуте замечательных и атмосферных явлений

Огромное солнце застыло у края горизонта

Убегающий след от салазок на мартовском насте

Еловые ветви сдирали кожу

Корни плелись вокруг ног

Навсегда заточённый в бескрайних кладовых солнца

Погребённый где-то под Копями царя Соломона

Наследный владелец несметных богатств

Король государства из одного человека

Затерявшийся среди апрельских снегов невостребованной реальности

Майские ветры взрывали лицо…

А весна не придёт

В таком состоянии Эмили, забеспокоившаяся долгим отсутствием друга, и нашла Джона. Он всё смотрел в никуда расширившимися зрачками; от заходящего солнца на видимой поверхности земли к этому времени осталась уже небольшая светлая полоска, а всё небо вокруг было залито кроваво-красным заревом.

– Что с тобой, Джон? Какой ужас, ты не замёрз? – запричитала Эмили, растирая руками совершенно холодные джоновы ладони.

Джон несколько раз пытался раскрыть рот, губы его дёрнулись, но он так ничего и не вымолвил.

– Пойдём скорее вниз, там чай горячий, – участливо проговорила Эмили и увела впавшего в транс друга вниз, прихватив и его листок с накарябанными на нём откровениями. У камина Джон потихоньку отогрелся и с благодарностью взглянул на Эмили. Та лишь улыбнулась ему несколько укоризненно, вложив в мимику лица известную долю нравоучений.

Сложно сказать, прошёл ли день с той поры, или неделя, но какая-то часть вечности определённо утекла в кладовые пространства. Над городом висела беспокойная ночь. Джон ворочался, ненадолго проваливаясь в едва колышимое видениями забытьё, которое вскоре вдребезги разбивалось о скалы реальности. Тогда Джон открывал глаза, таращился на притихшее пламя в камине, вставал и подбрасывал туда поленья. Под тёплой шкурой рядом тихонько посапывала Эмили.

Сон никак не возвращался, и Джон выбрался на балкон покурить. В этот глухой ночной час было ни зги не видать. Но пахло на улице как-то особенно; и совсем не похоже на студёный воздух, обычно вбираемый лёгкими, привычно отдающимися слабым покалыванием. Он пах чем-то другим. И совсем не обжигал внутри. Было в нём какое-то пронзительное, но давно забытое настроение, ощущение чего-то, давно утерянного. Джон докурил и пошёл спать, глаза слипались, мысли путались.

– Что же могло так пахнуть? – наконец засыпая, спросил себя Джон. – Что-то промозглое, сырое… Будто ветерок приносит в лицо ощущение тёплых капель далёкого ещё грозового облака. Джон ухнул в черноту и до утра больше не видел никаких картинок.

Но вот рассвело, и останки уходящей ночи мягко подхватили сознание Джона. Они понесли его над белыми равнинами безмолвия; прокатили над темнеющим следом полозьев и мягко вкатили в заспанный бездыханный лес; кружась над верхушками древ, Джон терял скорость, круг за кругом снижался и всё силился что-то различить на однообразной сыпучей поверхности. Она напоминала густой мазок акварели в школьном альбоме по рисованию. Удивительно, но можно было даже потрогать эту шероховатость, и ощущение снега пропадало; казалось, вся земля была покрыта этой альбомной бумагой… Падая, Джон сломал большую еловую ветвь и провалился вместе с ней в глубину, пробив со странным скрежетом ноздреватую, невыносимо белую акварельную бумагу; ещё секунда, и он станет тонуть в многометровом слое снега, беспомощно пытаясь в крике разлепить навсегда слипшиеся заиндевелые губы, и снег, убаюкивая, примет его в своё бездонное лоно безвозвратно и совершенно безвозмездно…

Но вот в стекающем по стенкам чертогов восприятия остатке сна уже городская площадь, и он один стоит в центре. Невыносимая пустота и близость конца давят и сковывают его уже физически, не дают свободно вздохнуть. В глубине черепа под сводами полушарий начинает нарастать многоголосый гул, который переходит в страшный треск рушащейся крыши. Устремляются вниз жестяные листы, ломаные доски, куски арматуры. Джон переводит взгляд вверх, и за миг до того, как прорвавшаяся, наконец, снежная лавина накрывает его, он видит кусочек голубого неба.

– А-а-а-а-а! – закричал он и, дёрнувшись, разлепил глаза.

– Что такое? – мгновенно проснулась и Эмили, с испугу сразу отбросив шкуру.

Джон диковато озирался, приходя в себя. Пламя в камине, никем не поддерживаемое, подъев все оставленные хозяевами припасы, ушло на покой. Но было тепло и совсем не душно. Ребята посмотрели в сторону балкона.

– Не понимаю, – глухо процедил Джон, – балкон я что ли ночью не закрыл? Но совсем не холодно.

Они выбрались на лоджию – и не поверили своим глазам. Повсюду вокруг снег сильно просел, съёжился; виднелись многочисленные подтёки, обнажились верхушки высоких заборов. Наконец, они посмотрели прямо перед собой. Вот что явило миру такой треск, вмиг разбудивший почивавших радетелей возрождения. Значительная часть крыши дома Пола провалилась, и в том месте зиял тёмный провал, куда ссыпались оставшиеся наверху сугробы; туда же текла уже заметная струйка воды, собиравшаяся на других участках, находящихся выше пролома.

– Джон! – не своим голосом, срывающимся на шёпот, произнесла Эмили.

Но Джон смотрел на всё это взором, в котором смешались удивление, горечь и восторг, и снова, как и вечером, не мог ничего вымолвить. Но на сей раз не из-за внезапного транса, а лишь по причине своего весьма ярко выраженного меланхолического характера.

– Джон, – позвала Эмили уже смелее и подёргала его за рукав рубашки. – Джон, это то, что я думаю, или нам снится?

– Это… – начал Джон, но договорить не успел.

– Это то, что ты думаешь, дорогая наша соседка! – послышался довольный голос Пола, показавшегося на своём балконе напротив.

– Пол! Пол, это ты! – завопил наконец Джон и до боли в пальцах сжал руками поручни перил.

Как будто там мог стоять кто-то другой!

– Да, ребята, вот и она. Весна! – улыбался Пол во весь рот, набивая трубку табачком. – Я, правда, немного подмок, да ещё, едва проснувшись, подумал, что всё, дом на меня рушится – каюк!

– Ура, мы все живы! – возопили в один голос ребята.

И тут только у них полностью открылся ещё один орган осязания мира – слух. Они стали воспринимать звуки, колышущие воздух не только в непосредственной близости от них. Во всём городе, как оказалось, стоял какой-то неясный шум. Где-то вдалеке что-то радостно кричали, но было не разобрать за дальностью; в другой стороне вообще, кажется, слышалась какая-то старая песня с очень знакомым мотивом. Отовсюду неслось шуршание и звук ломающей преграду воды. Оцепенение стало спадать, жизнь возвращалась! И тут как раз Джон услышал сигналы рации и окончательно очнулся. Он подбежал и ответил.

– Ну вот, друг мой! Дождались, – и в трубке раздался такой заразительный смех Уилла, какой Джону ещё ни разу, похоже, не приходилось от того слышать.

– Уилл! Ура! – вопил уже собравшийся с мыслями Джон. – Слушай, слушай внимательно! Сейчас ни в коем случае нельзя по проходам ходить! А то беды не миновать!

– Абсолютно! Так и есть, да. То есть – нет! Я и не собирался, разумеется. Но мы тут не одни такие умные, я и подумать ещё не успел.

– Уилл, может попробуем прокричать по цепочке – от одного дома к другому? У меня тут Пол, через несколько домов от него – Джек Биггли. А у тебя? – импровизировал на ходу Джон и удивлялся, как быстро он начал соображать, когда дошло до дела, уже ставшего ему за последние месяцы привычным, можно даже сказать – обыденным.

– У меня тут Дэнис Гейзер, – отвечал Уилл, – но больше-то и не видать. Нет, не докричимся мы. Но ты пока всё же крикни. И перезвони мне.

Джон выбежал на балкон и передал всё Полу. Тот перебрался на другую сторону дома, и, высунувшись со второго этажа, стал призывно кричать Джеку. Этим утром все поголовно были на ногах, высовывались из окон и даже сидели на крышах. Тем более, что сразу было видно, что ходить по проходам – это самоубийство. Но могли остаться и такие, кто об этом просто не подумает, это ж привычный ко всему Рибчестер…

Джон вызвал Уилла.

– Джон, радуйся! – отвечал почти сразу Уилл.

– Что, на вашей улице сарафанное радио тоже заработало?

– Нет, на нашей не заработало, но на нашей – тоже праздник, если хочешь!

– Уже весну вовсю отмечаете? – усмехнулся Джон.

– Я лодку нашёл и вёсла! – отвечал Уилл. – Такого, небось, даже в хозяйстве леди Арталиэн не водится!

– Да ты что! Здорово, конечно. Но до того, чтоб куда-то на ней идти, похоже, ещё пару дней надо, не меньше. К тому же, мы вообще ничего определенного не можем о погоде сказать. Но будем надеяться, что всё идёт куда надо и обратно уже не повернёт, – весело произнёс Джон.

– Хм, если повернёт, – отвечал неунывающий Уилл, – на коньках будем кататься!

Ох, и волнительные это были деньки – Джон себе просто места не находил! Всё, казалось бы, идёт на поправку: снег тает, воды прибавляется, температура перевалила за десять градусов выше ноля. Но при этом он чувствовал тошнотворную беспомощность – во время снега у них хотя бы было какое-никакое средство коммуникации: туннели. Теперь же – впервые с Нового Года – наступила полная изоляция, кто бы мог подумать! Невозможность в точности знать, что происходит в городе и хоть что-нибудь предпринять выводила Джона из себя, не давала спокойно спать. Уилл периодически сообщал ему новости по рации, но и тот довольствовался сведениями, поступающими к нему лишь из трёх соседних домов по Восточной улице. Оставалось терпеливо пережидать эти длинные, затянутые дни перехода воды из одного состояния в другое, – и это когда только, казалось бы, надежда озарила безнадейное житие и заглянула в окошко!

«…по пояс в воде, – размышлял про себя Джон, – то и дело проваливаясь в тающие наледи, кое-как, наверное, можно пройти, но риск схватить воспаление лёгких, да ещё что-нибудь, вдобавок, застудить сейчас очень велик. А уж про вполне реальную возможность вообще никуда не дойти и не вернуться лучше и вовсе благоразумно промолчать. Надеюсь, ни у кого из наших не родится таких революционных идей и хватит ума переждать пару дней».

Наконец, на третьи сутки Мортон решился добраться до Джона на лодке. «Есть, конечно, опасность сесть на мель, – размышлял он, осторожно отгребая от своего дома. – И что тогда – вообще не ясно. Но это всё же не в воде идти, а по воде… хотя бы сначала, хех! Но ждать больше нельзя». Огибая оставшиеся ещё во множестве заторы, кое-где задевая днищем не растаявший подводный снег и отталкиваясь веслами от земли, Уилл потихоньку добрался до Дома двух А.

Джон сразу воспрянул и воспылал желанием действовать. Эмили так и рвалась составить друзьям компанию, но брать её не хотели ввиду очевидной опасности застрять или пробить дно.

– Я здесь не останусь одна! Вот ещё! – верещала Эмили. – Вдруг, вы там на дно пойдёте щук кормить, а я здесь жди тетю Дженни… до пенсии!

– Да какие щуки, Эмили! Тут карасей-то с роду не было, – укоризненно произнёс Джон и засмеялся. – В общем, так. Мы пока на разведку. Определим, где безопасно можно на лодке пройти и вернёмся за тобой.

Эмили моментально сделала обиженную рожицу и демонстративно отвернулась, – точь-в-точь как маленькая девочка, какой она когда-то и была.

– Джон, надо бы в первую очередь к причалу пробраться, – сказал Уилл, слегка прищурившись, словно на глаз хотел определить сложность пути до искомой точки.

– Да, разумеется. Сейчас нам как воздух необходимы ещё лодки. А ты не помнишь, что там вообще есть, в местном порту?

– Что ты! Я был там только когда «Фрегат Последней Надежды» провожали. А до этого…

– Ага, вот и я. – Тут Джону почему-то вспомнилось, как отец, неумело подлизываясь к нему после очередной родительской взбучки, зазывал его дженкинский музей истории Английского морского флота посмотреть. Эх, как давно!

– А я вот, представьте себе, в порту бывала, – заговорила снова Эмили. – И даже помню, что видела там пару лодочек у пристани.

– Правда? – обрадовался Джон.

– Ну да. Вот только кто знает, что с теми лодками сталось после нашествия из страны холода. Но если они нормальные, факт в том, что понадобится три человека, чтобы вести три посудины. А вас только двое!

– Ладно, – весело сказал Джон вставая и перелезая в лодку, – давай с нами, пропадать, так вместе!

– Ура! Я знала, что ты меня не бросишь!

– Прошу, мадам! – бодро произнёс Уилл, помогая Эмили перешагнуть в качающуюся шаланду. – Берём правее, прямо по курсу непроходимый затор!

Пристань почти уже очистилась от снега. В беспорядке валялись здесь вёдра, канаты, куски резины и совершенно невообразимый, разнообразный сор. Уилл направил лодку к руслу реки, и, выйдя на фарватер, произнес:

– А ну-ка! Сейчас проверим, какая тут рыбёшка водится!

Он осторожно стал опускать весло в воду, держа его вертикально и пытаясь таким методом измерить глубину. Но дна Уилл так и не нащупал.

– Ишь ты! По крайней мере, метра два уже тут.

Люди вгляделись в мутную воду, пробуя разглядеть лёд вод водой. Но ничего не было видно. По всему городу, в том числе и по обнажившейся реке в великом множестве плавали предметы – от кусков ткани до досок и щепок. Все трое наблюдали, как река медленно несёт этот невообразимый бисерный ковёр из мусора на юг. Переведя взгляд в противоположную сторону, люди увидели, что многое приносится сюда течением с верховьев реки Риббл.

– Вон сколько всего из Дженкинса, – заметил Уилл. – У них там всё ж городок побольше нашего, авось, и моторки на ходу остались. Может, они нам и кораблик сподобятся прислать заместо голубя?

– Бумажный разве что, – улыбнулся Джон, всматриваясь с безмятежные воды.

– Нам самим туда пока что не доплыть: пятнадцать километров на вёслах против течения и сплошного мусора.

– Да если по очереди грести, с отдыхом, наверное, добрались бы. Но наших-то мы не можем оставить даже без лодок! В Дженкинсе должны же о нас помнить, у них и возможностей больше, чтобы сюда добраться.

– Веский аргумент. ещё несколько дней подождём, но после этого уж хочешь не хочешь, придётся плыть.

Джон молча кивнул в знак согласия.

– А что ж будет, когда ещё потеплеет? – задалась вопросом Эмили. – Ведь тогда вода ещё и грязной станет!

Уилл с Джоном, сразу же подумав об одном и том же, в сильном волнении уставились друг на друга.

– Эмили, ты молодец! – быстро проговорил Уилл. – Мы ещё успеем подготовиться.

– К чему? – не поняла выражения Эмили, но видя серьезные лица друзей, несколько напряглась. – Опять какая-нибудь гадость намечается?

– Да нет, – ответил Джон. – Про грязную воду ты вспомнила очень даже вовремя. Нужно срочно запасать всем питьевую воду, пока снег ещё есть. А то получится из огня да в полымя: из великих снегов спаслись, а помрём от жажды, будучи окружёнными целым морем!

Уилл в это время обеспокоенно крутил головой в разные стороны и наконец радостно закричал:

– Лодки! Я, кажется, вижу вон там лодки! – и он налёг на вёсла.

Память Эмили не подвела. В неприметном местечке на пристани, под чуть скривившимся козырьком спокойно ждали своей очереди две перевёрнутые вверх дном лодочки. Вёсла были аккуратно сложены рядом с ними. Зачалившись, речники быстро осмотрели плавсредства и нашли их пригодными для навигации.

– Теперь осталось лишь проверить их на воде, – сказал Джон.

Не ко всем домам было просто подобраться – кое-где пришлось ещё расчищать путь вёслами и отталкиваться от дна длинными шестами. К вечеру Уилл, Джон, Эмили и помогавшие им Пол, Риз и Джек Биггли сильно утомились. Но теперь хоть можно было немного успокоиться. В самую первую очередь убедились в том, что все обитатели города живы, и от наводнения сильно никто не пострадал, чего нельзя было сказать о жилищах горожан. Почти все они подмокли снизу, но некоторые – ещё и сверху. Дом Пола Монтгомери был далеко не единственный, где частично обрушилась крыша. Но практически все частные строения в городе имели чердаки, и там, где под огромной массой мокрого снега возникали проломы кровли, проваливающуюся вовнутрь тяжесть принимали на себя добротные перекрытия жилых этажей, разрушить которые было не так-то просто даже полугодовому слежавшемуся снегу.

Первые дни воды все пережидали дома, и по проходам, к счастью, в этот раз никто не дерзнул пройти. Ну, то есть – почти никто. Но – обошлось. Риз Уолпастон, плотник с улицы Тополей, к вечеру первого дня «великой оттепели» надел болотные сапоги и решил всё же пробраться по туннелю на площадь. Его дом находится в стороне от домов других оставшихся жителей его улицы, поэтому он никак не мог различить, что ему пытались прокричать издалека.

– А то так тихой сапой и помереть можно, мало ли, там все уже уплывают из города! – рассказывал Риз, когда «ледоколы» добрались и до него. – Вот я и решил всё выяснить самостоятельно, а не ждать… у этой большой лужи погоды. Воды было уже по колено, и я осторожно продолжал двигаться по проходу дальше, внимательно осматривая своды и проверяя рукой их прочность. – Он вдруг нервно засмеялся. – Как тогда Джош сказал, «так и будем ходить, постоянно похлопывая по потолку, как будто там муха сидит», ха!.. Эхм, да, бедняга Джош… – Риз горестно вздохнул и, помолчав, продолжал.

– Вдруг, смотрю, пламя свечи выхватило впереди завал – правый прут крепления сводов ушёл глубоко вниз, жестяные листы в этом месте накренились почти мне по пояс, оставалась лишь узкая полоска воздуха между водой и опасно нависшим сводом. Обидно, сами ведь эти туннели строили! Поэтому поначалу я хотел было…

– Риз, чёрт возьми! – не выдержал Уилл. – Нам только не хватало…

– Да я быстро передумал! Ведь в потолке между листами образовалась дыра, в которую сверху просачивалась уже ощутимая струйка. – Риз снова невесело вздохнул. – Поймите и меня тоже. Нужно было на месте решать – идти или оставаться. И я ведь сразу понял, пойти – можно последовать за беднягой Джеком с Восточной улицы. Не пойти – остаться на своём одиноком островке суши… кто знает, на сколько?

– Ничего, всё уже позади, Риз! – ободряюще улыбнулся Джон и положил тому руку на плечо. – Да, воды много, но стоять вечно она тут не будет.

А вообще, – продолжил он, доставая сигаретку и состроив смешную физиономию, давая, тем самым, выход накопившемуся моральному напряжению, – по весне ведь, что ни год, вода всегда разливается, ну а этот год и подавно всем годам год, всем вёснам весна, всем водам – не разлей вода!

– Ну и болтун! – встрепенулась Эмили. – То слова не вытянешь, то нате, пожалуйста. – Риз, ну, пора нам и дальше инспекцию проводить. Ты жди нас завтра, каждый день навещать будем, пока по земле не станет возможным передвигаться своим ходом.

Все остальные в городе терпеливо выжидали, не делая никаких опасных передвижений. Даже Нэнси – женщина, вещавшая про Судный День – уже не выглядела столь мрачной и радостно приветствовала Уилла, Джона и Эмили, приплывших её проведать. На улице Эмили – Ривер Стрит – тоже всё было в порядке. Там больше всех радовалась Лора, жена Кевина. В обычной жизни она, чувственная и импульсивная женщина, у которой каждая эмоция тут же отражается на лице, сейчас так просто не находила себе места: обнимала то Джона, то Эмили, то с чувством брала за руку Уилла и со слезами счастья приговаривала:

– Джон, спаситель ты наш! Ну, наконец-то Бог смилостивился и весна пришла. Заходите к нам! Уилл, давай тоже перелезай через борт. Жаль, угостить вас нечем. Кевин, давай хоть чайку гостям нальём!

– Да, насилу дождались, – говорил Кевин за чаем. – Но и сейчас расслабляться рано. По сути, стало просто тепло. Но вместо снега теперь другая преграда – вода.

– Это да, – отозвался Джон, отпивая из чашки. – Но с лодками мы хотя бы можем проникнуть в Дженкинс! А это, по сравнению с тем, что было – просто прорыв!

– Не хочу, конечно, нагнетать, Джон, – осторожно начал Кевин, – но сам посуди: какой от этого толк? Ну, привезёшь ты оттуда мешок сухарей… Сейчас первое что надо, это подачу электричества восстановить. Людям самое необходимое дать, да дороги начать восстанавливать. Не знаю, что они своими силами смогут быстро сделать.

– Это всё верно. Но, по крайней мере, теперь хоть какое-то сообщение появилось.

– Да не волнуйтесь! – вступил в разговор Уилл. Вода ведь спадёт. Таяние снега закончится, и больше её становиться не будет. Она уйдет в землю и по реке.

– Да, но мы не знаем, когда, – задумчиво сказал Кевин.

Лора тихонько всхлипнула.

– Ох, ну что верно, то верно, вода всё лучше снега, – проговорила она. – Если, конечно, в меру. А мы ведь в этом году с Кевином планировали в огороде новые культуры насадить. Теперь пиши пропало.

Эмили подошла к Лоре и обняла её сзади за плечи.

– Ну, теперь-то всё наладится, тётя Лора, – проговорила она. – Вы не волнуйтесь. Там, в других городках, тоже ведь всё просыпается от спячки. Нас не оставят. А картошка и цветочки никуда не денутся – на следующий год по весне обязательно всё засеете!

Лора шмыгнула носом и прижалась головой к ладони Эмили, лежащей на её плече.

– Так-то оно так, может и не оставят, – одними глазами улыбнулся Джон, – но мы тут как-то привыкли своими силами, кгхм… В любом случае – самое страшное позади. Я думаю, все со мной согласны!

В этот день «гребная команда» посетила все улицы, где надо, расчистили каналы для лодок. Так как этого единственного доступного вида транспорта ныне насчитывалось всего три единицы, было решено одну из них отдать Джону, другую Уиллу. И третью держать у Кевина. Можно было, конечно, оставить лодку на площади, но толку от нее было бы мало, так как на самой площади обитаемых домов не было. Все найденные ёмкости наполнили талым снегом – от мелких кастрюль до бочек и ванн в домах. Так что с чистой водой на первое время вопрос можно было считать решённым. Но всех теперь волновала перспектива провести неизвестно сколько времени в «окияне пенном». Оставалось, однако, пока только одно – привычное ожидание.

К закату дня Уилл в одной лодке и Джон с Эмили в другой остановились на площади. На столбы, подпирающие крышу, нанесли специальные отметки, чтобы быстро отслеживать уровень затопившей всё воды. Больше никаких дел не оставалось, пора было разъезжаться по домам.

– Табачку? – предложил Уилл Джону.

– Ух ты! Даже сегодня не забыл с собой взять, – обрадовался Джон.

– Да, – ответил Уилл. – Как думаешь, Джон, на сколько дней теперь хватит запасов воды? Еда-то пока ещё остаётся.

– Не стоит об этом волноваться. На пару недель нам хватит. Если потом ничего не изменится, скважину будем бурить. Ну – колодец рыть.

Уилл недоуменно уставился на собеседника.

– Лопатами?

– Уилл, ну до этого не дойдет. Уж фильтры-то мы найдем в городе. А вода будет ещё долго. За это время что-нибудь да изменится. Теперь даже Нэнси уверовала в перемены.

Уилл добродушно заухал.

– Ага! А то: «Судный День, чаша грехов переполнила»… чего она там переполнила?

Тут вся компания дружно заулюлюкала, выплёскивая, сбрасывая за борта толерантности накопившуюся усталость и напряжение трудного дня. Пора было отдыхать. Джон взглянул на алеющий закат. Повсюду в лужицах и озерцах множась и дробясь мельтешили его бесчисленные багровые отпрыски, тонули, искрились и играли в догонялки. Две лодочки тихо покачивались в талых водах, на город уже спустилась вечерняя тишь.