Текст книги "Нувориш"

СНОВА КЛИЕНТЫ «КАНЗАСА»

Сеньков заглянул в кабинет Лутака. От его взгляда Кузьму Анатольевича чуть не затошнило. Обругал себя последними словами: ведь еще вчера мог смыться. Договорился с Яровым и Сушинским, да и билет на самолет до Риги уже лежал в кармане.

Кузьма Анатольевич чуть не заплакал – счастье было таким близким и возможным… И надо же случиться такому…

Взгляд у Сенькова был нахальный и зловещий. Даже посмел подморгнуть Лутаку перед тем, как переступить порог кабинета. Затем спросил:

– Где товар, уважаемый Кузьма Анатольевич?

– Вы дали нам десять дней форы. Сегодня лишь девятый.

– Какая разница: девять или десять?

– Завтра должен прибыть поезд.

– Не кормите нас баснями.

– Ей бо… – Лутак поднял руку, чтобы перекреститься.

– И как вам не стыдно, господин Лутак? Не богохульствуйте.

Сеньков пропустил в кабинет не менее противных Лутаку типов – длинноносого еврея Рутгайзера и председателя акционерного общества «Радуга» Хоменко. Лутак не очень-то любил евреев и с удовольствием рассказывал антисемитские анекдоты. Но теперь типично украинская рожа Хоменко показалась ему такой же мерзкой, как и физиономия Рутгайзера. Может, даже еще более мерзкой. Вспомнил, как пересчитывал в прошлый раз Хоменко, сколько именно должен поставить «Канзас» его фирме дубленок и кожаных курток. Скупердяй проклятый, решил, и единственное, что приятно, – никогда в жизни не увидишь ни одной из уже оплаченных дубленок. Аж на сто двадцать миллионов…

Сеньков спросил:

– Как дела в прибалтийских портах? Жаль, давно не был в Риге. Прекрасный город: набережная Даугавы, Домский собор…

Лутак засуетился, вытянул из кармана билет в Ригу, демонстративно помахал им чуть ли не под самым носом Рутгайзера.

– Поздно, – хмуро откликнулся тот.

– Как поздно? Вчера звонили из Клайпеды: началась перегрузка товаров с кораблей на железную дорогу.

– Брешет и глазом не моргнув, – заметил Сеньков. – А что делают с брехунами?

– Господа, неужели вы и в самом деле собираетесь меня бить? – заканючил Кузьма Анатольевич.

– Собираемся, – подтвердил Сеньков.

«У-у, нахал! – метнул на него лютый взгляд Лутак. – Ну и пес паршивый! Какая сволочь! Но ведь я сам… Дождался, мог же еще вчера вылететь – долго бы разыскивали меня. Товаров им захотелось… Видиков, дубленок и сапожек итальянских… Мне самому они нужны, однако не мелочусь же. Но, кажется, могут-таки побить…»

От этой мысли заныло в груди, едва не заплакал.

– Заходите, хлопцы. – Указал на Лутака пальцем. – Видите этого типа? Гляньте, какой респектабельный. Очки золотые нацепил, а прохвост-прохвостом. Гнусный мошенник, но ведь и мы не лыком шиты. Правильно говорю, господин Рутгайзер?

– Солидарен на все сто процентов. У нас сегодня поистине коллективная солидарность.

– Точно, – присоединился Хоменко, – собрались самые состоятельные клиенты фирмы «Канзас», и наше общее собрание объявляю открытым.

«Ах ты ж пес шелудивый, – скривился Лутак. – Чихать я хотел на твои миллионы. И знал бы ты, кто на самом деле стоит за мной! Жаль, не выпросил у Ярового амбалов – неизвестно, кто кого б…»

Но придется смириться: сила солому ломит. Подумав так, Кузьма Анатольевич принял решение не сопротивляться: Христос терпел и нам велел…

Не кощунствуй, в тот же миг одернул себя, но мысли мельтешили, не задерживаясь, обгоняя одна другую, как это и бывает во время опасности.

«Прорваться… – вдруг решился на отчаянную попытку, но, лишь взглянув на парней Сенькова, понял: не выйдет, сразу задержат, только еще больше рассвирепеют. В конце концов, будь, что будет. Тяжел твой хлеб насущный о, Боже!»

– И что же мы решаем на нашем общем собрании? – спросил Рутгайзер.

– Об упреждающих мерах по отношению к руководству фирмы «Канзас», – предложил Сеньков, недобро усмехаясь.

– Я – за! – поддержал Хоменко.

– Кто бы возражал? – отозвался Рутгайзер.

– Господа, – обратился ко всем Сеньков чуть ли не торжественно, – уважаемые господа, как вы, наверно, помните, на нашей предыдущей встрече господину Лутаку был предъявлен ультиматум: на протяжении десяти дней поставить товары, заказанные нашими коммерческими структурами. Товары, за которые мы уже давно рассчитались с фирмой «Канзас». Я правильно говорю?

– Лучше нельзя сформулировать, – заявил Рутгайзер. А Хоменко в подтверждение только махнул рукой.

– Итак, обозначенный срок миновал, – продолжал Сеньков, – но нет ни видеотехники, ни компьютеров, ни дубленок. Вообще, нет ничего, и этот факт наводит на грустные размышления. Я бы сказал, на ужасные предположения, что фирма «Канзас» – логово мошенников и нас просто обобрали. Да не на какой-то там паршивый миллион или два, а на огромнейшие суммы. В связи с этим предлагаю: прибегнув как к превентивной мере – наказать господина Лутака розгами.

Кузьма Анатольевич поднялся с места.

– Не имеете права – вы ответите за это!

– А вы имеете право лишать нас миллионов? – ехидно спросил Сеньков. Он широким жестом смахнул со стола кожаные папки, спросил у Лутака: – Сами обнажитесь или помочь?

Кузьма Анатольевич пугливо оглянулся: слава Богу, нет Сушинского – он перетерпит все, кроме сочувственного взгляда этого пройдохи, слишком много думающего о себе.

А Сеньков смотрит на него пронзительно и жестко, хотя едва уловимая ирония и скривила его губы. Вдруг Лутаку захотелось рвануть на себе рубаху, таким образом проявив свое возмущение и протест, не даться молодым и крепким парням: плакаться, лягаться, кусаться – все, что угодно, только не уподобиться жирной свинье, покорно ложащейся под нож резника. Но энергия и эмоции вспыхнули в нем и сразу угасли: Кузьма Анатольевич стал дрожащими пальцами расстегивать брюки, все еще не веря, что его сейчас станут пороть.

Но что говорит этот изувер Сеньков? Кузьма Анатольевич прислушался и последние сомнения его развеялись: да, спасенья нет, помощи ждать неоткуда.

– Я приказал своим мальчикам, – сообщил Сеньков, – наломать березовых прутьев в парке. Ну-ка, Васек, дай попробовать, – взял у парня розгу, взмахнул ею так, словно рубил кому-то голову саблей. Услышав мелодичный свист, довольно прищурился. – Помогите ему, дорогие мои… – кивнул на Лутака.

Кузьма Анатольевич, презирая себя, спустил брюки и даже трусы. Охранники Сенькова повалили его на стол, свистнула розга и Кузьма Анатольевич завизжал, будто недорезанный поросенок.

– Давайте, мальчики! – подбадривал своих амбалов Сеньков. – Во имя процветания фирмы «Канзас»!

– Не надо, – запросился Лутак, – больно!

– Конечно, больно, – согласился Рутгайзер, – но ведь нам еще больнее. Сейчас ты встанешь и пойдешь, ну, неделю задница посаднит, а нам что делать? Обанкротимся!

«Ты обанкротишься, жидовская морда! – подумал Лутак. – Тебе восемьсот миллионов все равно, что чихнуть!»

Сеньков поднял руку.

– Хватит! – велел. Перевернул Лутака на спину, наклонившись над его лицом, заглянул в глаза. – Для первого раза хватит, – уточнил, – так будет с каждым, кто посмеет мошенничать. Мы даем тебе еще неделю. После этого сам понимаешь!..

«Недели мне достаточно, – не без злорадства подумал Лутак, – через неделю „Канзас“ лопнет и можете искать меня в следственном изоляторе. Под надежной охраной».

Пообещал:

– Через неделю обязательно рассчитаемся.

КИРИЛЮК ПЛЮС ГАПОЧКА

– Разговаривал с Задонько, – сообщил полковник Кирилюк, – интуиция все же меня не подвела: банда киевская. Возвращаемся домой.

Майор Гапочка пожал плечами.

– Приказ?

– Начальство распорядилось.

– Но ведь вы не довели дело до конца.

– Разве вы не поняли? Банда киевская.

– А как быть с делом майора Нечипоренко?

– Боюсь, оно нам не по зубам.

– Есть свидетель, видевший парня в джинсах и светлой тенниске. Именно с ним Нечипоренко сел в «Ладу». А потом – мрак.

– Ваш свидетель смог бы узнать того парня?

– Думаю, да.

– А я думаю, что шатается этот типчик в тенниске сейчас по Крещатику или по проспекту Грушевского…

– Все возможно, полковник…

– Единственное, что сказал Задонько: банда киевская. Установлено точно. Детали, естественно, по телефону не обсуждали.

– Уже чуть ли не целая неделя минула, как исчез Нечипоренко. Боюсь я за него…

– Мы не сентиментальные девушки, а офицеры милиции. Нечипоренко погиб, это факт.

– Офицер милиции, полковник, пока не нашел труп, не имеет права на такой вывод.

– И все же уверен: в душе вы согласны со мной.

– Все равно, должны заниматься поисками до конца.

– Если найдем в Киеве убийцу, проблемы с подтверждением личности не будет. Привезем в Лижин.

– Кстати, помните показания Нины Хомячок? О типе, который соблазнил Лесю Савчук? Хомячок утверждала: был в джинсах и белой тенниске.

– Джинсы и тенниски едва ли не все мужчины на Украине носят. Униформа своего рода.

– Парень, общавшийся с Савчук, был одет в белую тенниску с надписью, кажется на английском.

– А что ваш свидетель показывает?

– Светлая тенниска – это точно. А вот относительно надписи?.. Да и еще латинскими буквами…

– Уточните. Как-никак, а деталь важная.

– Вы, Иван Пантелеймонович, верите, что поймаем бандитов?

– Без веры, майор, нам в милиции нечего делать. Да и по тону Задонько я почувствовал: дела наши идут к завершению. Не вешайте нос, майор.

– А я – оптимист, и заядлый.

– Оптимизму нам бы и в самом деле добавить: по килограмму на каждого офицера.

– Кое-кто такого веса не выдержит.

– А что тяжелее – оптимизм или пессимизм? – Оптимистам легче дышать.

– И я так считаю. Выходит, майор, вес тут ни при чем. Собирайтесь, через час отправляемся в Киев.

ЯРОВОЙ И ЛУГАНСКИЙ

Они встретились в парке у памятника Пушкину. Леонид Александрович немного нервничал, зная, что разговор предвидится весьма не простой. Однако ничем не выдавал своего настроения: как всегда, лицо его светилось доброжелательностью.

Луганский появился на несколько минут раньше: расположился на свободной скамье, всем своим видом выказывая беззаботность, хотя и догадывался – шеф даром не позовет и, наверно, предстоит очередная операция.

Увидев Ярового, Иван Павлович изобразил на лице улыбку, хотя внутреннее напряжение не спало. Знал: каждый новый их рейд таит все большую опасность – милиция тоже не сидит, сложа руки, дерзкие операции под Ребровицей и на Узловой не могли не вызвать соответствующую реакцию, а значит, все подразделения транспортной милиции и службы безопасности приведены в боевую готовность.

Яровой сел рядом с Иваном Павловичем, со стороны их можно было принять за давно не видевшихся приятелей, явно обрадовавшихся этой встрече. Леонид Александрович прижался плечом к Луганскому, как бы подчеркивая интимность встречи, но разговор начал совсем в ином ключе:

– На вашей деятельности, Иван Павлович, к сожалению, придется поставить точку.

– Как так? – оторопел Луганский, поскольку не мог даже представить такой поворот событий.

– А очень просто, – объяснил Яровой жестко, – мавр сделал свое дело…

– И может идти ко всем чертям? Именно это вы имеете в виду?

Однако Яровой уже успел понять, что передал кутье меда.

– Я не хочу сказать, что вы мне совсем не нужны, – сказал примирительно, – но на данном этапе ваши услуги – ни к чему.

– Испугались?

– И это имеет место, – признался Яровой. – Давайте поразмыслим: мой бизнес уже не требует незаконно добытых товаров, так зачем рисковать?

– А что будет со мной? Со всеми моими парнями? Они настроены на постоянную работу – и вдруг такое… Кто им будет платить?

– Еще за месяц уплачу я. Вы лично не пострадаете: полтора миллиона компенсации, думаю, достаточно?..

Огонек вспыхнул во взгляде Луганского, но сразу погас. Полтора миллиона – неплохо, но ведь парни взбунтуются, и кто знает, чем это кончится? Ведь подбирал он их сам – людей серьезных, готовых на все, для них убрать человека – все равно, что лишний раз чихнуть. Их гнев неминуемо упадет на его голову.

Луганский разволновался, но взял себя в руки, решив, что гнев и прочие эмоции – плохие советчики в этом разговоре.

Повторил:

– Представьте себе реакцию моих парней, когда сообщим о вашем решении. Они повесят меня на первом же суку.

– А кто сказал, что я предлагаю распустить команду? Все должно оставаться по-прежнему. Только у вас будут развязаны руки. Считаю, от этого только выиграете.

Иван Павлович задумался.

– Предлагаете, чтобы мы продолжали свою деятельность?

– Да.

– А грузовики?

– Передаются в ваше распоряжение. Бесплатно.

– А Михайловка с Кандаловкой?

– На Михайловке ставьте крест. А Родзянко в Кандаловке еще можно использовать. Придется только платить и советую не скупиться.

Луганский снова задумался. Затем спросил:

– А как быть с товаром?

– Это уже ваша забота, – похлопал его по плечу Яровой. – Завяжете контакты с коммерсантами, найдете деловых людей. Тут вам особых проблем решать не придется.

«Ах ты ж гад, – подумал Иван Павлович, – использовал меня, выпил ведро крови, а теперь в кусты?»

Спросил:

– А оружие?

– Остается у вас.

– Под Лижином мы уже наследили, – грустно констатировал Луганский. – Туда уже не сунешься. Жаль, у нас там хорошая девка была – имели полную информацию.

– Новую девку найдете.

– Не исключено: свято место пусто не бывает.

– А вы, вижу, приободрились.

– Знаете, вы меня сразу будто обухом по голове… Да и с хлопцами разговор предстоит нелегкий.

– А что в наше время легко?

– И то правда.

Луганский уже немного пришел в себя, точнее, примирился с тем, что отныне все перекладывается на его плечи. И раньше основная тяжесть опасности лежала на нем, но теперь придется решать много других проблем.

«Ничего, – решил, – не святые горшки лепят, как-то выдюжим. Придется крутиться, но подберу двоих-троих ушлых парней, Григория Коляду, еще Олега Сидоренко, у них все же есть головы на плечах – сообразим собственное предприятие. Бизнес, так бизнес, все теперь покупается и продается, а мы что – рыжие? Может, когда-нибудь и собственный магазинчик откроем, где-то на периферии, не в каком-то вшивом поселке, а скажем, в Белой Церкви, где люд более или менее зажиточный».

А Яровой продолжал:

– Подумайте, как оформить грузовики. Лучше всего – создать малое предприятие по обслуживанию населения. И на этом получите прибыль, правда, паршивую, но рубль к рублю, глядишь, уже и тысяча…

– Что сейчас тысяча!.. – отмахнулся Луганский.

– Не пренебрегайте и копейками.

«Хорошо тебе, – подумал Иван Павлович, – особняк на Козинке и денег куры не клюют, а как нам, бедным и несчастным?»

Злость закипела в груди, злость и зависть, как чуть ли не у каждого из обычных и не очень обеспеченных обывателей к миллионерам или власть имущим.

«Однако, ведь и я оторву полтора миллиона, – мелькнула мысль, – можно считать, стану миллионером».

А Яровой шутливо толкнул Ивана Павловича в плечо, предложив:

– Сбежимся завтра.

– Говорили о компенсации…

– Да, полтора миллиона. Также завтра. Созвонимся. Яровой совсем уже было собрался идти, но вдруг хлопнул себя по лбу и снова опустился на скамейку.

– А как с тем, как его, Моринцем?

Этого вопроса Луганский боялся больше всего. Думал, именно в связи с Моринцем и вызвал его Леонид Александрович. Развел руками.

– К сожалению, не вышло…

– Ты что, сдурел! Я же приказал: убрать!

– Судьба была на стороне Моринца.

– Судьба, говоришь? А про мою судьбу, да и про свою подумал?

– Лучшим хлопцам поручил, но Моринец оказался удачливее. Одним словом – олимпийский чемпион. Из автоматов не достали.

Яровой посидел еще немного. Видно, его опасения не оправданы. Ну, стукнул этот Моринец про Михайловку, но ведь у Василия Григорьевича чисто, милиционеры попали впросак, так и черт с ними…

Что Моринец может знать? Фактически, дулю с маком. Что поезд ограбили? Но ведь милиция об этом и так знает. Ну, взял его Луганский в Рудыки… И сидел этот чемпион под усадьбой: откуда мог узнать, кто именно живет в ней? Может, бывший чекист, приятель Луганского, или просто хороший знакомый, с которым Иван Павлович привык попивать водку?

Если трезво рассудить, может, и лучше, что попытка убрать Моринца сорвалась. Поднялась бы вонь на весь мир: и лучшие силы милиции бросили бы на поиски. А с милицией, хоть и не та она, что лет шесть-семь назад, шутить не стоит.

Эти соображения приглушили тревогу Ярового и он, почти успокоившись, направился к выходу из парка. Чего нельзя было сказать о Луганском. Сидел, словно на иголках: и как он просчитался с этим вшивым чемпионом! Как не сработал его многолетний чекистский опыт? Был убежден: про Михайловку мог стукнуть только Левко. Только он. Коляда – железо. Прочие – тоже свои в доску, к тому же, на Коляде и Сидоренко уже висит убийство. Да почти все они – типичные амбалы, с одной извилиной, им лишь бы деньги получить… Выходит, Моринец!

А Льва Моринца завербовал именно он – не таился, был уверен, что тот ради денег пойдет на все.

Если даже не Моринец, то нынче, после нападения в парке, Левко, без сомнения, прозрел. Может, и не стоило напускать на него Коляду с Сидоренко?

Однако, что сделано, того не вернуть. Но Моринец знает и его адрес, и фамилию, все о нем, даже номер машины. А если знает Моринец, знает и милиция: надо, как говорят урки, рвать когти. Удивительно, что к нему до сих пор не пришли. А дома у него автомат…

Подумав об этом, Иван Павлович почувствовал, как отяжелело все тело. До фени теперь все: и амбалы, и грузовики, и планы, о которых они только что рассуждали с Яровым. Не до жиру, быть бы живу…

Но ведь завтра следует вырвать у Ярового полтора миллиона. Если его заберут, хоть бы Мария не бедствовала.

Иван Павлович внимательно осмотрелся, видно, его еще не «ведут», но, пожалуй, точно определить трудно: милицейские ищейки теперь ушлые и надо иметь особенно зоркий глаз, чтобы засечь хвост. У него, правда, зоркий и тренированный, но все может быть…

Луганский неспешно побрел в глубину парка. Заметил: никто не поднялся с ближайших скамеек. Сделал большой крюк, прибавив шагу, и, выйдя из парка, сел в «Ладу». Развернулся на виадуке подле завода «Большевик» и отправился домой. Все время поглядывал в зеркальце заднего осмотра, но ничего подозрительного не заметил.

Марии не было дома. Иван Павлович вытянул из тайника в шкафу автомат, положил в чемодан и, не дожидаясь лифта, сбежал по лестнице вниз. На большой скорости проехал мост Патона и припарковал машину неподалеку от памятника Гоголю. Мелькнула мысль: день не может быть сплошь плохим, если он рядом с Пушкиным и Гоголем вытянул чемодан, добрался до лодочной станции, взял на прокат шлюпку. Выгреб из канала в Русановский пролив и осторожно, чтобы не привлечь внимание пляжников, утопил чемодан. Лишь тогда облегченно вздохнул и возвратился на улицу Чекистов.

В кабинете Задонько зазвонил телефон. – Докладывает лейтенант Слипчук, – услышал полковник. – Наш объект приблизительно в одиннадцать часов встретился в Пушкинском парке с Яровым.

– Уверены, что с Яровым?

– У меня фотография Ярового и не мог перепутать. Они разговаривали минут двадцать. Потом объект сел в собственную «Самару» и возвратился домой на улицу Чекистов. Вышел через несколько минут с чемоданчиком. Отправился на Русановку, ехал быстро, но я не отстал. На лодочной станции взял шлюпку и посреди Русановского пролива утопил чемоданчик. Эта акция нами зафиксирована на фотопленку. Потом объект возвратился домой. Продолжаю наблюдение.

– Хорошо, лейтенант. Место, где утоплен чемодан, запомнили?

– А как же!

– Благодарю за службу. – Полковник положил трубку.

– Засуетились… – усмехнулся. – Но поздно.

«ИНКОВЕСТ»

Возвратившись домой, Леонид Александрович не почувствовал себя спокойно и за железной дверью. Снял пиджак, швырнул на кресло, налил полстакана коньяку и опорожнил его одним духом. Но не отпустило: на душе лежал камень, не покидало предчувствие опасности, хотя здравый смысл и подсказывал – признаки этой опасности преувеличены. Однако здравому смыслу противоречили внутренний голос и интуиция, а интуиция Ярового никогда не подводила. Ей доверял безоговорочно и часто принимал совсем неординарные решения, которые, на первый взгляд, были не в ладу с логикой. Но редко когда ошибался. И дельцы из его окружения день ото дня все больше изумлялись исключительной проницательности Леонида Александровича.

Взглянув на бутылку, Яровой хотел налить еще, но пересилил себя. Выжал в стакан целый лимон и выпил сок без сахара, даже не поморщившись. Это отрезвило его, Леонид Александрович растянулся на диване, глубоко задумавшись. Так он пролежал с полчаса, прислушиваясь к внутреннему голосу, потом позвонил по телефону.

– Племяш? – спросил. – Дуй ко мне. Некогда? Бросай все, жду тебя.

Бросил трубку, открыл чемодан, полный денег, отсчитал полтора миллиона и спрятал в дипломат. Покончив с этим, снова взялся за телефон:

– Банк «Инковест»? Как мне связаться с Иосифом Аркадьевичем? Как кто? Ваш клиент, глава фирмы «Эней» Иван Гаврилович Попадин. Господин Рутгайзер мне срочно нужен, речь идет о большом вкладе в ваш банк. Соединяете? Иосиф Аркадьевич, звонит Иван Гаврилович Попадин, глава фирмы «Эней». Я хотел бы положить в ваш уважаемый банк около миллиарда. Как смотрите на это? С удовольствием? Думаю, одним удовольствием не обойдетесь, такие суммы и нынче на дороге не валяются. Откуда деньги? Удивляете меня, Иосиф Аркадьевич. Наша фирма всегда отличалась добропорядочностью. Кстати, не падайте в обморок: миллиард – и весь наличными! Откуда? Операции с нефтью, уважаемый. Где же нынче берутся наличные? Бензин да солярка – всегда деньги. Будем в течение часа. Хотел бы приветствовать вас лично. Чао, уважаемый.

И положил трубку. Хотелось еще выпить, но снова запретил себе. Засмеялся тихо-тихо: знал бы господин Рутгайзер, откуда эти деньги. Из вашего же банка, уважаемый, перечисленные полтора месяца назад фирме «Канзас». Но это тайна за семью печатями и вам никогда не проникнуть в нее. Перебьетесь, господин Рутгайзер…

Иван не опоздал. Он всегда отличался оперативностью и пунктуальностью. Остановился на пороге, с любопытством поглядывая на дядю.

– Почему такая поспешность?

Леонид Александрович указал на два чемодана, стоявшие посреди гостиной.

– В них миллиард. Без малого.

– Всего миллиард? – пренебрежительно скривился Иван.

– Не паясничай, – оборвал племянника Яровой, – сейчас поедем в банк «Инковест» и внесем на счет твоей фирмы.

– Почему я удостоился такой чести? За какие-такие заслуги?

– Потому, что ты мой племянник. И потому, что я тебе доверяю. Со мной могут случиться неприятности. А деньги будут лежать на твоем счету.

– Неприятности?.. У вас?.. – не поверил Иван.

– Говорю: могут случиться… Может, и обойдется… На всякий случай.

– Так бы и сказали: на всякий случай… А откуда, дорогой дядя, такие деньги?

– Много знать будешь, раньше состаришься.

– Так-то оно так, но ведь интересно. Да и фирма «Эней» солидная!

– Чтоб не мучили сомнения, добавлю: будешь иметь, племяш, десять процентов.

– Аж сто миллионов!..

– Ну?..

– Согласен.

– Поедем в банк.

– Не боитесь? – кивнул на чемоданы Иван.

– Кто же знает, что в них? Везем грязное белье в прачечную, – похлопал ладонью по карману, – пистолет есть.

Иван подхватил один из чемоданов.

– Тяжелый, зараза.

– Это потому, что знаешь содержимое.

– Чистая психология, – согласился племянник.

– Я тебе, Иван, доверяю.

– А я это давно уже понял. Какую-то бумагу на деньги не хотите составить?

– Полагаюсь на твое слово. – Яровой знал преданность Ивана: он опекал племянника с детства и когда Иван решил пойти в бизнес, помог деньгами.

– В банке могут поинтересоваться, откуда столько наличности? – заметил Иван.

– Я уже говорил с Рутгайзером. Он знает – операции с нефтью.

– Сейчас так или иначе все с нефтью связано, – согласился Иван.

В банке их уже ждали. Охранник с оттопыренным карманом пиджака проводил их на второй этаж, и Рутгайзер с угодливой улыбкой поспешил им навстречу.

– Какие люди! – воскликнул патетически. – Какие люди сегодня у меня! Честно скажу – лучшие люди города!

Он смотрел на Леонида Александровича и улыбался персонально ему, принимая за главу фирмы «Эней». Яровой выдвинул вперед племянника.

– Прошу, – молвил кратко, – Иван Гаврилович Попадин, глава фирмы. А я так, для безопасности.

Яровой открыл чемодан. Увидев пачки тысячекарбованцевых купюр, Рутгайзер всплеснул руками.

– И не страшно было везти такое богатство?

– Страшно, – признался Иван, – но кто же мог знать, что именно лежит в этих чемоданах?

– Не говорите: люди ушлыми стали. И мне покоя не дают.

– Рэкетиры?

– Это тоже бывает. Но что с меня возьмешь? Денег с собой не ношу. Дорогих вещей тоже – где сядешь, там и слезешь. – Рутгайзер остановился возле чемоданов, взглянул на них нежно, глаза его так и излучали радость. – Хорошо, – еще раз всплеснул руками и как бы мелкой рысцой продефилировал к дверям. – Кассиров ко мне, – распорядился, – и быстрей!

– Счетные аппараты есть у вас? – спросил Иван.

– У нас банк «Инковест»! – заявил Рутгайзер надменно. – Банк, известный всей Украине.

«Который ободрала не менее известная фирма „Канзас“, – хохотнул в душе Яровой. – По крайней мере, ты ее надолго запомнишь».

Рутгайзер вызвал еще двоих крепких парней с оттопыривающимися карманами, они подхватили чемоданы, а Яровой с племянником спустился вместе с ними в подвал.