Текст книги "Прикосновение"

Глава 20

– Они затягивают петлю, Джуд, это очевидно, – громко ворчал Тенди Баррет, расхаживая по общей комнате станции «Эймос».

Его брат Уэйд оставался сидеть за столом, но выражение его лица было не менее мрачным после того, как он услыбезрадостный отчет Джуд о том, с чем она столкнулась Щайенне. Они стояли на своем, и вся долина была напугана, особенно теперь, когда Джемисон сделал свой первый по-настоящему агрессивный выпад.

– Итак, – продолжал Тенди, – они придираются к незаявленным общественным землям, но мы должны приготовиться к тому, что и границы собственности не остановят их. Они доберутся до воды и проложат проезжую дорогу через мою землю прямо к вашему заднему двору. Как нам быть с этим, Джуд? Вы собираетесь просто позволить им войти, постучавшись? А я нет, чтоб им провалиться! Нет!

Джуд вполуха слушала тираду Тенди, понимая, что ему нужно выпустить пар, прежде чем он будет способен воспринимать какие-то доводы, а до этого было еще очень далеко. Она не обращала особого внимания на то, как Тенди нелепо бил себя в грудь; после возвращения ее занимали более личные проблемы, которые она старалась выбросить из сердца и из головы. Джуд интересовало, как отнесся Долтон к возвращению платья и не счел ли, что это по-детски. Она мучилась, представляя его снова вместе с Кэтлин, и корчилась от стыда, думая о том, что он мог сказать другой женщине. Будет ли хвастаться тем, с какой охотой она бросилась к нему в постель? Будет ли смеяться, рассказывая, как легко она поверила его лжи? Будет ли лежать сегодня ночью с Кэтлин и потешаться, сравнивая это очаровательное создание с глупой неуклюжей старой девой? И у нее внутри все застывало каждый раз, когда она рисовала себе картину того, как рыжеволосая красавица принимает поцелуи Долтона. О, как она сама упивалась ими! Как она наслаждалась всем, что он предлагал! Горькие слезы негодования, которые она сдерживала с момента возвращения из Шайенна, грозили нахлынуть и задушить Джуд, когда она думала о Долтоне, о Кэтлин вместе с ним, о них обоих, вместе смеющихся над ней. Ревность терзала ее душу, но хуже была правда, от которой она старалась спрятаться, – даже сейчас, зная то, что она знала, она все равно хотела его. Однако еще хуже было то, что, если бы он искренне попросил ее, она повернулась бы ко всему здесь спиной, чтобы получить его только для себя, и никакой стыд не мог бы ее удержать.

– Что вы думаете, Джуд?

Растерянно вскинув голову, она увидела, что Тенди пристально смотрит на нее, с нетерпением ожидая, чтобы она высказалась по поводу того, чего не слышала.

– Что думает ваш брат? – спросила Джуд, стараясь не показать, что отвлеклась, и не желая выдавать причину своей рассеянности. – Уэйд, вы до сих пор почти ничего не сказали.

Уэйд в отличие от своего горячего брата был не склонен к мгновенным решениям. Он всегда тщательно взвешивал последствия и был человеком, чье мнение уважали другие. На него, как на последнюю поддержку, рассчитывала Джуд, когда придется выступать против кровопролития, и сейчас, она прислушалась к тому, что он говорил.

– Я не вижу никакого выхода. Если они будут устанавливать изгороди на нашей земле, мы должны будем остановить их. Если закон не будет защищать нас, нам придется самим делать то, что в наших силах. Человек не может отказываться от того, что принадлежит ему, просто потому, что кто-то более большой и сильный приказывает убираться с его дороги. Наступает время, когда человек вынужден сопротивляться. Простите, Джуд, это время пришло.

Джуд слушала с тяжелым сердцем и, пока он произносил эти пророческие слова, представляла себе долину, залитую кровью невинных. Теперь, когда Уэйд высказал свою точку зрения, не важно, что скажет она, остальные все равно пойдут за ним. Все пропало, ничто не сможет остановить неминуемого столкновения, и теперь ей предстоит принять собственное решение. Остаться ли ей вместе с остальными, рискуя потерять все? Или принять то, что предлагал Джемисон, и вместе с семьей покинуть долину, унося с собой позорную вину за предательство друзей?

Но Джуд так и не получила возможности обдумать эти варианты, потому что в эту минуту с крыльца сбежал Сэмми с расширенными, безумными глазами и невнятно залопотал:

– Джуд… Джуд, небо, оно все сразу потемнело. Что это значит, Джуд? Сэмми боится всех этих темных облаков. Иди посмотри. Иди же!

– У нас нет времени идти смотреть на облака, не предвещающие грозу, дурачок, – проворчал Тенди, но Джуд встревожилась, когда Джозеф, повинуясь испуганным жестам Сэмми, поднялся и поспешил к двери.

– Боже мой!

Испуганный возглас Джуд заставил Тенди и Уэйда последовать за ней. Наступила жуткая тишина, когда они поняли, что означает тьма, закрывшая горизонт. Дым, черный и плотный, поднимался до самого неба. Ранчо Барретов.

– О Боже, – простонал Уэйд. – Лусинда!

Джуд побежала к конюшне, на ходу крича:

– Джозеф, поезжайте на юг. Сэмми, ты поедешь на север. Останавливайтесь у каждого дома и просите хозяев поскорее ехать к Барретам. Там пожар.

Джуд и Барреты неслись по покатым холмам, на которых сочная зеленая трава отливала серебром и колыхалась в лунном свете, как волнующееся море. Все трое скакали молча, глубоко погрузившись в собственные мысли и страхи и не спуская встревоженных глаз со все разраставшегося губительного облака. Все пришли в ужас от увиденного, когда поднялись на вершину последнего холма.

«Удар молнии или неосторожное обращение с фонарем, – сказала себе Джуд, – от этого мог начаться пожар». Но она понимала, что причина не в этом. Это Джемисон нанес свой первый жестокий удар по тем, кто вторгся в его владения. Ужас тяжело бился у нее в груди, тревожное предчувствие колотилось, стараясь вырваться наружу. Сейчас Барреты, а кто следующий? Неужели она, Сэмми и Джозеф проснутся однажды ночью и обнаружат, что у них над головами пылает деревянная крыша? Паника овладела Джуд с такой же стремительностью, с какой ее лошадь переставляла копыта. О чем они думали? О чем они все думали? Они не могли противостоять такому человеку, как Джемисон, человеку, который выжжет целую семью просто ради травы, растущей на ее земле. Это будет постепенное неизбежное самоубийство.

Когда всадники перевалили через последний холм, им показалось, что они попали в ад. Наткнувшись на невидимую стену жара как раз позади зловонного дыма, они были вынуждены остановиться, чтобы успокоить напуганных лошадей, и получили возможность в течение долгого, жуткого мгновения рассмотреть, какой нанесен ущерб.

Сарай Барретов, тот, в котором Джуд мечтала танцевать в кольце рук Долтона, был объят пламенем. Его распахнутые двери выглядели разверзшимися вратами в преисподнюю. Внутри никто не мог остаться в живых, и Джуд вознесла молитвы, чтобы оттуда успели вывести скот. Огонь уже перекинулся на дом, ненасытные языки в злобном веселье плясали на крыше крыльца и извивались, как живые, вокруг опорных столбов. Клубы дыма вырывались из разбитых окон, не оставляя надежды на то, что огонь не пробрался внутрь. Не считая прожорливого хруста и треска огня и стонов сдающихся балок, все было тихо – зловеще тихо, не было никаких признаков живых существ.

Выкрикивая имя молодой жены, Уэйд спрыгнул с седла, но Тенди удержал брата, не позволив ему безрассудно броситься в бушующее пламя, уже лизавшее запертую парадную дверь.

– Остановись, Уэйд, слишком поздно. – Тенди старался перекричать рычание огня и рыдания брата. – Слишком поздно, ты уже ничего не сможешь сделать, чтобы спасти ее.

Эта правда окончательно сломила Уэйда, и он рухнул на колени. Все его мечты превратились в руины.

Джуд сидела верхом, глаза ей застилали дым и боль потери, она смутно видела фигуру Тенди, который бросился к колодезному колесу, чтобы вытащить ведро воды, и понимала, что нужно спуститься с лошади и помочь ему, но логика шепнула ей: «Какой смысл?» Ни дом, ни сарай нельзя спасти, так же как нельзя спасти счастье молодой женщины, которая всего несколько дней назад радостно прижималась к руке мужа, выслушивая добрые пожелания друзей. Теперь в следующий раз они соберутся у ее могилы, и Джуд охватило отчаяние от собственной беспомощности.

Пока Тенди метался между колесом и пожираемым пламенем крыльцом, в черном дыму позади него слезящиеся глаза Джуд уловили какое-то движение. «Всадники, помощь, прибывшая слишком поздно», – решила Джуд, но, когда они пробились сквозь завесу дыма, она оцепенела от изумления, узнав их – это были Нед Фаррел, один из охранников Джемисона, и Долтон. Но она еще больше удивилась, когда они оба спрыгнули на землю и вместе с братьями Баррет образовали цепочку с ведрами. В конце концов Джуд спустилась с седла и заполнила пустое место между наемником и ковбоем.

Джуд передавала ведра, полные и пустые, чувствуя, что ее руки вытянулись и готовы вырваться из суставов, на ее ладонях образовались ссадины от тонких ручек, а влажные юбки только усугубляли ее страдания, и все же она продолжала работать; их малочисленная бригада постепенно пополнялась по мере прибытия соседей. Джуд с трудом дышала, ощущая, как дым обжигает ей горло, и неистово кашляла при каждом вдохе, ее глаза ничего не видели из-за копоти, жара и слез, но она готова была продолжать до последнего вздоха, до последней унции силы, ее выносливость никогда не подвергалась подобному испытанию.

В конце концов Уэйд остановил всех их, тихо крикнув: – Пошли, ребята, нет смысла продолжать. Больше нечего спасать.

Последнее наполненное ведро упало на землю и перевернулось, когда все в цепочке неохотно признали свое поражение. С победоносным треском и громом крыша обрушилась внутрь, предоставив огню быстро уничтожить то, что еще осталось от Барретов.

Хрипло дыша, подавленные жители долины начали осознавать, что среди них двое чужаков, и враждебные, негодующие взгляды обратились к охраннику и наемнику Джемисона. Оба мужчины стояли в рубашках с длинными рукавами, черные от сажи и забрызганные водой, такие же уставшие, как и все вокруг них.

– Как вы осмелились явиться сюда? – хрипло заорал Тенди. – Или вам нужно было вернуться и посмотреть на дело своих рук? Хотите убедиться, что уничтожили все? Негодяи! Кто-нибудь, дайте веревку!

– Это не мы! – выкрикнул Нед в неподдельной тревоге, и его покрасневшие глаза против его воли остановились на пеньковой веревке, которую один из мужчин отвязывал от своего седла. – Я просто ездил встречать мистера Макензи на ранчо «Медвежий ручей», а дилижанс запоздал. Мы услышали колокол и увидели дым. Мы не имеем к этому никакого отношения.

– Почему, черт побери, мы должны верить вам обоим, подлым убийцам? – Тенди схватил веревку.

– Это не мы. – Долтон старательно держал руки подальше от пистолетов и не спускал пронизывающего взгляда с Джуд.

Джуд не хотела участвовать ни в какой противозаконной расправе, хотя болезненно переживала утраты Уэйда. Она стояла за правосудие даже для тех, кто не заслуживал его, даже для Патрика Джемисона, который – она не сомневалась – был виновен во всех грехах. И когда Долтон выдержал не мигая ее взгляд, какая-то часть ее, глупая часть, которая отказывалась выучить полученный урок, поверила ему.

Но среди собравшихся у дымящихся остатков ранчо Барретов уже поднялся шум. Страх прогнал прочь здравый смысл, страх, что любой из них мог сейчас подсчитывать потери и хоронить жену. Страх делал людей жестокими.

– Повесить их, – раздался хриплый возглас, который тотчас вызвал ответное эхо среди мужчин с закопченными лицами, собравшихся в выгоревшем дворе.

– Нет! – Джуд выступила вперед в платье с обгоревшим подолом и с полосками сажи на щеках. – Этого нельзя делать! Доказательств нет, нужно обратиться к закону.

– К закону? – хмыкнул Тенди. – К какому закону, Джуд? К закону, который говорит, что у таких людей, как Джемисон, есть право отобрать у нас то, ради чего мы трудились? К закону, который скажет, что он имел право зажечь спичку, которая убила мою невестку, и зажарить наш скот в сарае? Это тот закон, на который вы рассчитываете, чтобы добиться справедливости? Это суд, – он поднял вверх веревку, – и сегодня мы проследим, чтобы он был справедливым.

Джуд быстро взглянула на Долтона. Его руки начали медленно приближаться к костяным рукояткам пистолетов, а по мрачному, напряженному лицу было понятно, что он не намерен болтаться на виселице за то, чего не делал. Сердце Джуд отчаянно стучало, не желая мириться с тем, что должно было произойти, и каждый болезненный удар требовал, чтобы она каким-то образом все это остановила. Несмотря на все его грязные уловки в пользу Джемисона, она все еще любила этого мужчину, который когда-то сидел на ее крыльце, восхищаясь восходом солнца.

– Вы не можете позволить им это сделать, – с мольбой обратилась она к Уэйду, – это неправильно.

– Так же неправильно, как то, что моя Лусинда умерла одна, – глядя на Джуд пустыми глазами человека, у которого полностью сломлен дух, безжизненно ответил Уэйд и по тянулся за веревкой.

– Вы не сделаете этого! – снова крикнул Нед, переводя взгляд с одного соседа на другого. – Мистер Джемисон не приказывал этого делать!

Но никто не стал его слушать. Малорослую кобылу Неда и большую лошадь Долтона подвели к обгоревшему дереву бузины и поставили под кривыми ветками, которые казались достаточно сильными, чтобы забрать человеческие души.

– Нет! – снова выкрикнула Джуд.

Но когда она шагнула вперед, чтобы вмешаться, один из мужчин схватил ее за локти. Она вертелась в его руках, как дикая кошка, и, чтобы успокоить ее, он, все время бормоча извинения, дернул ее локти вверх.

– Ну вот, перестаньте вертеться, мисс Джуд, я не хочу причинять вам боль. Вы не можете остановить то, что произойдет. Если хотите, просто отвернитесь, пока все не закончится.

«Закончится! – пришла в ужас Джуд. – Они собираются повесить Долтона!»

Завизжав как сумасшедшая, она стала вырываться с удвоенной силой, мучительные рыдания раздражали ее воспаленное горло и обжигали глаза, но совсем не ее протест остановил исполнение жестокого приговора, а неожиданный щелчок оружейного затвора и громкий, решительный мужской голос, потребовавший:

– Немедленно прекратите. Я не хочу никому причинить вреда, но вы не повесите моего друга. Если Мак говорит, что не делал этого, значит, он этого не делал.

Джуд от изумления перестала сопротивляться, когда увидела, что Сэмми, отделившись от разъяренной толпы, решительно встал перед Долтоном и направил револьвер прямо на своих соседей. Его поведение вдруг стало соответствовать его внушительной фигуре, а обычно жизнерадостное лицо покрылось мрачными морщинами. И не менее удивительным для Джуд было увидеть, что Джозеф с допотопным мушкетом в руке встал рядом с ее братом – Джозеф, который ненавидел насилие, стоял непоколебимо, как его воинственные предки; его тонкие седые косы и высохшее лицо придавали ему необыкновенно благородный и решительный вид.

Никто не знал, что делать с затягивающейся напряженной безвыходной ситуацией, пока новое неожиданное появление не привлекло всеобщее внимание: из-за дальнего конца дымящегося сарая, пошатываясь, вышла тонкая фигура.

– Уэйд?

Веревка выпала из рук Уэйда, и он с хриплым криком заключил в нежные объятия закопченную до черноты фигуру.

– Лусинда! Мой Бог, я думал, ты погибла. Я думал, ты осталась в доме. – Он рыдал, прижимая к себе хрупкое тело. – Что случилось, дорогая? Где ты была?

Соседи, друзья, а также и враги подошли ближе, чтобы послушать ее объяснение.

– Я была в… укромном месте и, услышав, как прискакали всадники, осталась там. Я почувствовала запах дыма и подождала, пока не убедилась, что они уехали. Я хотела войти внутрь, чтобы спасти лошадей, но дым был слишком густым и горячим. – Она виновато замолчала, а потом опять заговорила: – Я снова услышала топот лошадей и решила что они, возможно, вернулись, чтобы прикончить меня, поэтому я побежала в погреб. Мои глаза были полны дыма, я оступилась, упала с лестницы и, должно быть, ударилась головой. Следующее, что я услышала, были крики.

– Все хорошо, Лусинда. – Уэйд крепко обнял ее.

– О, Уэйд, мы все потеряли.

– Не то, что по-настоящему ценно, дорогая, не то, что по-настоящему ценно.

– Теперь можешь убрать эту штуку, Сэм. – Долтон спокойно положил руку на напряженное плечо Сэмми, отведя взгляд от молодой пары.

– С удовольствием, Мак. – Сэмми прерывисто выдохнул воздух, и вся его удивительная храбрость улетела с этим резким выдохом. – Вы в порядке?

– Да, Сэм, в порядке, – непроизвольная улыбка коснулась губ Долтона, когда он посмотрел на этого мальчика-мужчину, – благодаря тебе.

– Я просто сделал так, как вы говорили мне. – Смущенная гордая улыбка осветила лицо Сэмми. – Встал напротив них и прицелился. Я ведь все сделал правильно, да, Мак?

– Все правильно, Сэм. – Долтон крепко стиснул широкое плечо Сэмми и отвернулся от этого сияющего, обожающего взгляда. – А вы что здесь делаете, вождь?

– Я присматриваю за ним, – высокопарно объявил Джозеф, кивнув в сторону Сэмми. – Вы здесь совсем ни при чем. – Он, видимо, был возмущен вопросом Долтона.

Улыбка Долтона явно сказала, что он считает Джозефа лжецом, но затем он уже серьезно посмотрел на Джуд – на Джуд, которая сражалась как дьяволица, чтобы спасти ему жизнь. Она рассматривала его с тем откровенным чувством, которого Долтон не желал признавать и которое было очевидно для любого, имеющего глаза. Долтон отвел взгляд, не понимая, что делать с этими людьми и их неразумной любовью.

С появлением Лусинды Баррет толпа – даже Тенди – потеряла охоту к убийству. Хотя никто всерьез не верил заявлению чужаков о своей невиновности, они решили оставить все как есть.

– Убирайтесь к черту с нашей земли, – прорычал Тенди. – Вы ничего здесь не добьетесь, мы отсюда не уйдем. Мы будем жить в погребе, пока не отстроим все заново, но вы не выгоните нас. Слышите? Вы не выгоните нас отсюда!

Невнятный гул одобрения прокатился среди остальных владельцев ранчо, и суровые взгляды предложили людям Патрика Джемисона убраться, воспользовавшись благоприятным случаем. Долтон был не из тех, кто мог упустить такую возможность, тем более после того, как его шея чуть было не познакомилась с пеньковой веревкой. Подобрав поводья своего жеребца, он вскочил в седло, не видя смысла еще раз заявлять о своей непричастности тем, кто уже осудил его.

Теперь, когда непосредственная опасность больше не угрожала Долтону, страх Джуд за его жизнь превратился в противоречившие друг другу смятение и возмущение. Она была напугана тем, как Сэмми и даже Джозеф бросились в драку на его стороне, и была смущена своим выступлением в его защиту, потому что теперь Долтон и его новая подруга будут, вероятно, насмехаться и над этим тоже. К тому времени, как он направил свою лошадь в сторону от остальных, ее мысли были такими же мрачными, как и весь ее вид.

– Джуд, я не принимал участия в этом.

– В этот раз, возможно, нет. – Она верила ему, но в то же время понимала, что это не имеет значения. – Но вы были бы здесь с факелом в руке, если бы приказал Джемисон. Одно то, что он платит вам, будет разжигать такое количество пожаров, с которым мы не сможем справиться.

Его взгляд потемнел от непритворного смущения, и на мгновение она осмелилась подумать, что его на самом деле это волнует, но когда он заговорил, его тон был жестким.

– Что, по-вашему, мне делать, Джуд? У меня есть обязательство, и я не могу так просто повернуться и уйти. Вы знаете, что такое обязательство, иначе вас здесь не было бы.

– Это не обязательство, Долтон. Это забота одного соседа о другом, одного человека о другом. Но вам ничего подобного не известно, так ведь?

– Это моя работа, Джуд, – выдвинул он свой единственный довод вместо того, чтобы ответить на эту атаку или уклониться от нее.

– Тогда идите и занимайтесь ею.

Она отступила в сторону и, хлопнув ладонью по крупу его лошадь, которая от испуга бросилась вперед, вернулась в круг друзей, прежде чем он смог успокоить животное, чтобы продолжить разговор. Джуд не оглянулась, чтобы проводить Долтона взглядом, – она никогда не оглядывалась назад.

Скача в Свитграсс вслед за спасавшимся бегством Недом, Долтон упорно старался выбросить из головы все мысли о Джуд, ее семье и делах в долине, но это было трудно осуществить, когда его легкие были полны дыма, а сердце болело от раны, нанесенной обвиняющим взглядом Джуд.

Не было никакой причины к тому, чтобы события этой ночи так сильно подействовали на него. Все это Долтон уже видел прежде: сгоревшие дотла дома на ранчо, рыдающие женщины, крики бессилия мужчин, разозленных тем, что они не способны противостоять более мощной силе. И даже не в первый раз ему грозила петля, умереть повешенным – это был обычный риск его профессии. Однако образ убитого горем молодого мужа неотступно преследовал его. На душе Долтона было немало черных дел, так почему же это, за которое он даже не отвечал, так мучило его? У него не было повода сочувствовать этим несчастным людям, но он совсем не ожидал, что их боль тронет Джуд и что жестокость, проявленная к ним, так близко коснется семьи Эймосов.

У Долтона и сейчас сжималось горло при воспоминании о Сэмми, выступившем на его защиту, и о Джозефе, и о Джуд, даже несмотря на их неприятное расставание. Он ожидал, что она будет тем, кто накинет веревку ему на шею, и не винил бы ее, если бы она это сделала, – он признавал месть, но откровенная демонстрация заботы лишила его спокойствия. Они добровольно выступили против своих друзей ради наемного убийцы, своего врага. Этого Долтон не понимал, и эта неразбериха была чумой на его голову. Он не просил их становиться на его сторону, в этом не было никакого смысла, и был уверен, что они не станут вмешиваться, предоставив ему почувствовать себя виноватым и ускакать прочь. Люди, подобные Эймосам, никогда не занимались вымогательством. Тогда зачем? Зачем так рисковать, не надеясь ничего получить взамен? Долтон не подставил бы свою шею ради них.

Или подставил бы?

Отсутствие уверенности и в том и в другом превратило его в угрюмого человека.

В одном Долтон был совершенно уверен – за нападением на Барретов стоит Джемисон, возможно, не напрямую, потому что хозяина ранчо, казалось, искренне расстраивала мысль оказаться причастным к кровопролитию. Может быть, за поджогом стоял Монти, бесхарактерный начальник охраны? Но почему-то Долтон не ожидал проявления такого рода инициативы от этого человека, который был скорее послушным исполнителем, а не энергичным вдохновителем. И хотя Долтон знал, на что способна Кэтлин Джемисон, он совершенно не мог представить ее в маске и с факелом в руке – она отдавала приказы, а не исполняла их.

Но вскоре, когда они подъехали к большому, стоявшему на лужайке особняку, Макензи получил ответы на все свои вопросы. Заботливые руки приняли их тяжело дышащих лошадей, но никто не поинтересовался, почему они покрыты сажей. Нед отправился к своим встревоженным товарищам, а Долтон тихо вошел внутрь особняка, неся с собой едкий запах разорения.

В холле его встретила Кэтлин.

– Боже мой, – сморщив очаровательный носик от не приятного запаха дыма, она со вполне правдоподобным удивлением посмотрела на Долтона, – что с вами произошло, мистер Макензи?

– На ранчо Барретов был пожар. Та молодая женщина, на свадьбе которой мы недавно были, чуть не погибла в огне.

– Ужасно прискорбно, – протянула Кэтлин, но в ее глазах засветилось злорадное удовольствие.

– Вижу, вы искренне сожалеете, – саркастически заметил он. – Я почти ожидал увидеть, что вы покрыты сажей.

– Честно говоря, мистер Макензи, я не связываюсь с грязными делами. Кроме того, я была занята приемом нашего нового гостя. – Она с улыбкой обернулась к долговязой фигуре, появившейся на пороге позади нее. – Мистер Макензи, думаю, вы уже знакомы с мистером Джонсом.