Текст книги "Голоса лета. Штормовой день. Начать сначала"

Твоя жена в Тременхире…

Она так устала, что даже плакать не могла. Габриэла закрыла глаза.

Позже она встала, приняла горячую ванну, оделась. В другие джинсы, в другую футболку, вытащенные из рюкзака. Мятые, но по крайней мере чистые. Она взяла свою сумочку на длинном ремешке и вышла из дома. За углом находился банк, услугами которого всегда пользовались ее родители. Она попросила встречи с менеджером, показала свои документы, и ей позволили обналичить чек. Когда у нее в кошельке появились деньги, она почувствовала, что голодна как волк. Она нашла гастроном, купила свежий хлеб, сливочное масло, пакет молока, паштет и полфунта помидоров. Вернувшись на Эбигейл-кресент, она выложила продукты на кухонный стол, на скорую руку приготовила себе обед, поела. Почти половина четвертого. Она прошла в гостиную, позвонила на вокзал Паддингтон, забронировала спальное место на ночной поезд. Теперь оставалось только ждать.

Она выходила на конечной остановке. Всю последнюю милю поезд ехал вдоль моря, и, когда Габриэла, открыв дверь вагона, шагнула на платформу, в нос ей ударил резкий соленый запах водорослей и рыбы. В вышине с криком носились чайки, с моря дул свежий утренний бриз.

Часы на перроне показывали половину восьмого. С платформы она прошла во двор, прилегавший к зданию вокзала. На некотором удалении виднелась гавань, заполненная рыболовецкими и небольшими прогулочными судами. На стоянке такси дожидались пассажиров две-три машины. Она подошла к первому такси и попросила водителя отвезти ее до Тременхира.

– Багаж есть?

– Только это.

Габриэла открыла дверцу такси, села в машину. Таксист поставил на сиденье рядом с ней ее красный рюкзак.

– Это далеко? – спросила она, когда водитель начал выезжать на дорогу, пролегавшую за вокзалом, а потом повернул в том направлении, откуда прибыл поезд.

– Нет, пару миль. Приехали в гости к адмиралу?

– Вы его знаете?

– Нет, не знаю. Но слышал о нем. Красивый у него дом.

– Надеюсь, они уже встали. Я не сообщила о своем приезде.

– Дома наверняка кто-то будет.

Город уже остался позади, они свернули на извилистую дорогу и покатили вверх по холму. Вокруг лежали поля, тут и там были разбросаны фермы, цвел дикорастущий рододендрон. Они доехали до деревни.

– Это Пенварлоу.

Потом ворота, короткая подъездная аллея, и ее взору предстал роскошный каменный особняк в стиле елизаветинской эпохи.

Они затормозили перед парадным входом. Дверь была наглухо закрыта. Сбоку висел железный шнурок колокольчика, но Габриэла сомневалась, что решится позвонить и разбудить полный дом спящих людей.

– Высадите меня здесь, я подожду.

– Давайте объедем дом, посмотрим, может, кто есть.

Такси тронулось с места, медленно проехало в арку, завернуло во двор за домом. Никаких признаков жизни. Габриэла вылезла из машины, вытащила свой рюкзак.

– Не беспокойтесь, – сказала она водителю. – Дальше я сама. Сколько я вам должна?

Он назвал цену. Она расплатилась, поблагодарила. Таксист дал задний ход, осторожно выехал со двора, потом через арку. Габриэла услышала, как такси покатило прочь из Тременхира. Стоя во дворе, она пыталась решить, как ей быть дальше. Тишину нарушил скрип открывающегося окна.

– Кого-нибудь ищешь? – спросил мужской голос.

Голос раздался не из большого дома, а из маленького, что находился напротив, в глубине двора. По обеим сторонам от его двери стояли кадки с розовой пеларгонией. Из окна верхнего этажа, держа руки на каменном карнизе, высунулся мужчина. Возможно, он был полностью обнажен, но Габриэла видела только его голову и верхнюю часть торса.

– Да, – отозвалась она.

– Кого?

– Миссис Хаверсток.

– Придется выбирать. У нас здесь две миссис Хаверсток. Которая тебе нужна?

– Миссис Алек Хаверсток.

– Подожди минутку, – сказал голый мужчина. – Сейчас спущусь и открою тебе.

Габриэла с рюкзаком в руках прошла через двор к его дому. Долго ждать не пришлось. Мгновением позже дверь отворилась – по-видимому, ее вовсе не запирали, – и на пороге появился хозяин дома – босой, с голыми ногами, но в синем махровом халате, так что вид у него был вполне благопристойный. На ходу он завязывал пояс. Он был небрит, волосы на голове стояли торчком.

– Привет, – поздоровался он.

– Наверное, я тебя разбудила.

– Да, разбудила, такси, во всяком случае. Ты ищешь Лору. Она еще не встала. Оттуда раньше девяти никто не появится.

Габриэла глянула на свои наручные часы:

– О боже…

Он взял ее рюкзак и отступил на шаг, пропуская ее в дом.

– Входи.

– Но разве ты?..

– Входи, не парься. Спать я больше все равно не лягу, даже если б очень хотел. Мне нужно на работу…

Габриэла вошла, он закрыл дверь. Она увидела большую комнату, которая, очевидно, служила одновременно кухней, гостиной и столовой. Симпатичная кухонная мебель из сосны, сине-белый фарфор; полка с аккуратно выставленными в ряд кастрюлями над маленькой электроплитой; черная печь, перед ней два кресла. В середине – стол; на нем – коричневый кувшин с розами. С потолка свисает на нитке красно-розовая бумажная птица.

– Мило тут у тебя, – сказала она.

– Мне нравится. – Она повернулась к нему. – Лора знает, что ты должна приехать?

– Нет.

– А кто ты вообще?

– Габриэла Хаверсток. – (Он вытаращил глаза.) – Дочь Алека.

– Так ты же в Америке.

– Уже нет. Теперь я здесь. Это отец сейчас в Америке. Улетел в Нью-Йорк в среду вечером. Наши самолеты, должно быть, разминулись в ночи.

– Он тоже не знал о твоем приезде?

– Не знал.

– Как ты сюда добралась?

– На ночном поезде с Паддингтона.

– Ну… – Казалось, он не знал, что сказать. – Что называется, удивила так удивила. Приятная неожиданность. Ты погостишь здесь?

– Не знаю. Если предложат.

– Как-то неуверенно ты это говоришь.

– А я и не уверена.

– Ты знаешь Джеральда?

– Отец много рассказывал о нем, но сама я его никогда не видела.

– Значит, с Евой ты тоже не знакома?

– Нет, ни с ним, ни с ней. И с Лорой тоже.

Он рассмеялся, почесал голову, демонстрируя полнейшее замешательство.

– Представляю, что тут начнется, когда ты к ним заявишься. Что ж, подождем. Пусть пока поспят. Завтракать будешь?

– А ты?

– Естественно. Не ехать же на работу на пустой желудок.

Он подошел к маленькой плите, включил конфорки, открыл холодильник, достал бекон. Габриэла выдвинула стул из-за стола и села, наблюдая за ним. Взъерошенный, он выглядел восхитительно, будто сошел с плаката, рекламирующего мужские духи «Eau Savage».

– Где ты работаешь? – поинтересовалась она.

– У меня доля в небольшой мебельной фабрике. Она находится на пустоши, в местечке под названием Карнеллоу.

– Давно здесь живешь?

– Всего год. – Он включил электрический чайник, сунул ломтики хлеба в тостер. – Арендую этот домик у Джеральда. Раньше это был каретный сарай, но Джеральд его переоборудовал под жилье. – Он достал банку с кофе, положил несколько ложек в эмалированную кружку. – Ты, кажется, в Виргинии жила, да?

– Верно. Но не в последнее время. Последние полгода я провела на Виргинских островах, на яхте.

Он обернулся, улыбнувшись ей:

– Серьезно? Фантастика. Мечта идиота. Так ты прямо оттуда?

– Да. С Сент-Томаса на Санта-Крус, с Санта-Крус в Сан-Хуан, из Сан-Хуана в Майами, из Майами в Кеннеди, из Кеннеди в Лондон…

– Из Лондона в Тременхир.

– Точно.

В комнате запахло подрумяненным беконом и ароматом кофе. Из буфета он достал тарелки, чашки, блюдца; из выдвижного ящика – ножи и вилки. Выставил все это на стол.

– Будь добра, накрой на стол, пожалуйста. – Он отвернулся к плите. – Одно яйцо или два?

– Два, – ответила Габриэла, почувствовав, что проголодалась. Она расставила посуду, разложила приборы.

– Что еще нам нужно для полного счастья? – спросил он.

Она попыталась вспомнить, из чего состоит традиционный британский завтрак.

– Джем? Мед? Овсянка? Почки? Кеджери?[18]18
  Кеджери – жаркое из риса и рыбы, приправленное карри; первоначально индийское блюдо.


[Закрыть]

– Не парься.

– Тогда сливочное масло.

Он нашел в холодильнике сливочное масло – бледно-желтый кусок на фаянсовой тарелке, поставил его на стол и снова принялся за стряпню.

– Ну и как там, на Виргинских островах? – спросил он.

– Комаров полно.

– Шутишь?

– Но в море полный кайф.

– Где базировалась твоя яхта?

– На Сент-Томасе.

– Куда ты ходила на ней?

– Всюду. Сент-Джон, Верджин-Горда… – Она смотрела на него и думала, что со спины он выглядит потрясающе, даже в халате и со взъерошенными волосами. И у него были самые красивые, удивительно умелые руки… – Остров Норман.

– Остров Норман. Как название парикмахерской.

– Изначально остров сокровищ. Слышал про такой? Роберт Льюис Стивенсон.

– Он там бывал?

– Наверняка.

Он разложил яичницу с беконом на две тарелки, принес их на стол.

– Столько хватит?

– Более чем.

– Могу добавить помидоры. Если хочешь грибы и почки, тогда придется подождать, пока я сгоняю в деревню, на почту.

– Обойдусь.

– Тогда кофе?

– Не откажусь.

Он сел напротив нее.

– Расскажи про остров Норман.

– Да нечего рассказывать.

– Баньяны, белый песок.

– Угадал.

– Почему ты уехала?

Габриэла правой рукой взяла вилку, но, увидев, что он наблюдает за ней, переложила вилку в левую руку, а в правую взяла нож.

– Заморские обычаи.

– Я быстро забываю. Сейчас я в Британии.

– Говорим на одном языке, а друг друга не понимаем.

– Зато ты отлично готовишь яичницу с ветчиной.

– Так почему ты уехала?

Глядя в свою тарелку, она пожала плечами:

– Время пришло возвращаться домой, полагаю.

Завтрак был вкуснейший, но он не растягивал удовольствие. Держа в руке вторую чашку кофе, сказал Габриэле, что ему пора бриться. Но перед тем как оставить ее, он открыл дверь и проверил, не проснулся ли кто-нибудь в большом доме.

– Мертвое царство. Хоть бы что шелохнулось. Сейчас половина девятого. Еще с полчаса ни одного лица в окне не увидишь.

Он вернулся в комнату, но дверь оставил открытой. Во двор начинал проникать солнечный свет. Длинный золотистый луч падал на выскобленный дочиста деревянный пол.

– Пойду наверх, мне нужно одеться. Справишься тут сама?

– Конечно.

– Посуду мыть не обязательно, – он направился к лестнице, – но если вымоешь, я буду тебе крайне признателен.

– Ты так и не представился.

На середине лестницы он обернулся, глядя на нее. Глаза у него были радужно-синие, как перышки колибри, или вода в бухте Кэнил, или цветки вероники.

– Правда? Извини. Я – сын Евы.

– Ты не сказал, как тебя зовут.

– Ивэн Эшби.

Он исчез наверху. У нее над головой раздались его шаги. Она услышала, как он включил радио, из которого полилась бодрая утренняя музыка. В раковину из крана потекла вода.

Ивэн Эшби.

Габриэла отодвинула свой стул, собрала грязные тарелки и отнесла их в раковину. Она вымыла всю посуду, аккуратно расставив ее в решетке сушки. Потом вышла во двор. Над головой порхали голуби, усаживаясь на обесцветившуюся черепицу голубятни. В большом доме движения по-прежнему не наблюдалось. Одно из окон на верхнем этаже было зашторено.

Зато второй домик во дворе, похоже, уже проснулся. Из его единственной трубы шел дым, дверь была распахнута. Пока Габриэла рассматривала дом, в дверях появилась девушка в длинной темной юбке и белой балахонистой рубахе типа саккоса с отделкой из загрязнившегося кружева, какие обычно носят певчие. Она остановилась, наслаждаясь теплой свежестью летнего утра, а затем с некой природной грацией опустилась на порог, залитый солнцем.

Занятно. Молодая женщина на пороге своего дома в восемь часов утра сидит, никуда не торопится, ничего не делает. Это что-то новенькое.

Да разве это жизнь, мой друг, Коль некогда взглянуть вокруг?

Габриэла смотрела на девушку. Та, почувствовав на себе чужой взгляд, подняла голову и увидела ее.

– Привет, – поздоровалась она.

– Привет, – ответила Габриэла.

– Чудесное утро.

– Да. – Габриэла направилась к домику. – Это точно.

На вид девушка была совсем молоденькая. Из-за пышной копны кудрявых волос ее маленькая головка казалась несуразно огромной. Ноги босые, руки унизаны кольцами.

– Откуда ты взялась? – спросила она.

Выглядела девушка, как худосочная цыганка, но голос у нее был звучный, сильный. Судя по ее манере произношения – она тянула гласные, – девушка была родом с севера Англии.

– Приехала сегодня утром. На поезде.

Габриэла подошла к ней. Девушка подвинулась на пороге, освобождая для нее место. Габриэла села рядом.

– Что ж, будем знакомы. Друзилла, – представилась девушка.

– Габриэла.

– Ты погостить приехала?

– Надеюсь.

– Значит, в нашем полку прибыло!

– Ты здесь живешь?

– Да. У меня есть малыш. Он в доме, спит еще. Вот я и вышла сюда. Приятно посидеть немного в тишине.

– И давно ты здесь живешь?

– Пару месяцев. До этого обитала в Ланьоне. А вообще-то, я в этих краях уже год.

– Ты здесь работаешь?

– Нет, не работаю. С Джошем сижу. Я флейтистка, – добавила она.

– Извини, не поняла?

– Флейтистка. На флейте играю.

– В самом деле? – Все интереснее и интереснее. – То есть ты профессиональный музыкант?

– Точно. Музыкант. Играла в оркестре в Хаддерсфилде – это мой родной город, – но потом оркестр перестали финансировать, и я с тех пор фактически нигде не работала. Поехала в Лондон, пыталась там куда-нибудь устроиться. Увы, не повезло.

– И чем ты занималась?

– Встретила парня. Кева. Он художник. У него был свой угол в Эрлз-Корте, я стала жить с ним. В Лондоне ему не очень везло, и мы решили приехать сюда. Здесь уже обосновались его приятели, и они помогла нам найти жилье. Мы снимали маленький домик на пустоши, в Ланьоне, так себе жилье. С этим не сравнить. Даже туалета не было.

– Сколько твоему малышу?

– Десять месяцев.

– И… Вы с Кевом все еще вместе?

– Боже, нет. Он меня бросил. Вернулся в Лондон. Мне пришлось выселиться: домовладелец был против, чтобы я жила там одна. Да и я все равно не смогла бы платить за жилье.

– И как ты поступила?

– А что мне оставалось? Выселилась. Мэти Томас… Ты знаешь Мэти Томаса?

– Я никого не знаю.

– Он приютил меня у себя на пару ночей, а потом Ивэн привез меня сюда. Ивэн – компаньон Мэти.

– Он только что накормил меня завтраком.

– Правда? – Друзилла улыбнулась. – Красавчик, да? Потрясный парень. Я от него без ума. Охотно завела бы с ним роман.

– Его мать?..

– Ева? Чудный человек. И адмирал тоже. Ты знакома с адмиралом?

– Нет, я никого здесь не знаю, я же говорила.

– Собственно, вот и все наше общество. – Габриэла застала Друзиллу в благом расположении духа, когда ее тянуло на откровенность. – Правда, есть еще старая няня, дряхлее, чем сам Господь Бог, и противная, жуть. – Друзилла задумалась. – Хотя нет, – она поморщила нос, – я к ней несправедлива. В целом она неплохая старуха. В Труро ездит каждую среду, в свой выходной. Однажды я попросила ее купить бутылку «Райбины»[19]19
  «Райбина» – фирменное название витаминизированного напитка из черной смородины.


[Закрыть] для Джоша, здесь на почте этого не бывает. Как-то она привезла ему маленького кролика. Не настоящего, игрушечного, с ленточкой на шее. Такой игрушки у него никогда не было. С ее стороны это было очень мило. Но видела бы ты ее лицо, когда она отдавала его мне! Кислое, будто лимонов объелась. Бывают, конечно, на свете странные люди. Но старики вне конкуренции.

– Кто еще здесь живет?

– Лора. Какая-то родственница адмирала. Приехала сюда поправить здоровье. Она перенесла операцию. Но она здесь не живет. Просто гостит. Ну и наведываются еще всякие дармоеды. Таскаются туда-сюда. Потом есть садовник и его жена – она помогает иногда по дому. И еще одна женщина, миссис Мартен, она в деревне живет, но я ее терпеть не могу.

– Она тоже по дому помогает?

– Что ты, нет. Она – подруга Евы. На мой взгляд, чванливая стерва. Слова доброго мне ни разу не сказала и на Джоша ни разу не взглянула. И дня не бывает, чтобы она не появилась здесь. То одно ей нужно, то другое. Пользуется добротой хозяев. Понимаешь?

Габриэла не понимала, но, не желая прерывать поток интереснейшей информации, согласно кивнула.

– Честно говоря, мне кажется, ей не нравится, что я здесь живу. Хочет, чтобы все внимание доставалось ей. Тут на днях вечером приходила на коктейль… Они все сидели на солнышке перед домом Ивэна, пили шампанское. Адмирал и меня позвал. Но я, как увидела ее, сказала «нет», ушла в дом и закрыла за собой дверь. А они шампанское пили. Я бы тоже не отказалась…

Друзилла умолкла на полуслове, ибо позади них, в доме, раздался негодующий плач маленького ребенка, который только что проснулся и думал, что его бросили.

– Это Джош. – Друзилла поднялась с порога и скрылась в доме.

Через минуту она вновь появилась с малышом на руках. Она села, поставила сына на землю пухлыми голыми ножками, зажала его между коленями. В мятой ночной сорочке, он был невероятно толстеньким и смуглым. Черные глаза, как пуговки; волосы реденькие.

– Так кто мой утенок? – нежно обратилась к малышу Друзилла, прижимаясь губами к его пухлой шейке.

Не обращая внимания на мать, он с любопытством рассматривал Габриэлу. Потом улыбнулся, обнажив два маленьких зубика. Габриэла протянула к нему руку. Он схватил ее за палец и потащил его в рот. Она не позволила, он обиделся, заревел. Друзилла снова поцеловала его, прижала к себе и принялась неспешно раскачиваться с ним взад-вперед.

– А ты… Когда ты забеременела, тебе не приходила в голову мысль сделать аборт? – спросила Габриэла.

Друзилла подняла голову, поморщила нос в отвращении:

– Что ты, нет! Что за дикая идея?! Чтобы отказаться от Джоша!

– А у меня тоже будет ребенок, – призналась Габриэла.

– Серьезно? – В голосе Друзиллы слышался не только восторг, но и глубокий интерес. – Когда?

– Еще не скоро. Я только что узнала, что беременна. Тебе первой сказала.

– Ну ты даешь!

– Только не говори никому, пожалуйста, ладно?

– Могила. Знаешь, кто его отец?

– Конечно.

– А он знает?

– Нет. И не узнает.

Друзилла одобрительно улыбнулась. Она уважала независимых женщин.

– Молодчина, – похвалила ее Друзилла.

Мэй лежала в постели, разбуженная тихими голосами, журчавшими под ее окном. Ее зубы лежали в стакане, стоявшем рядом. Накануне вечером она повозилась немного со своим альбомом, вклеила несколько симпатичных снимков, потом смотрела телевизор, пока не кончились передачи. Однако в старости засыпать нелегко, и уже начал заниматься новый день, прежде чем ее наконец-то сморил сон. И вот теперь…

Вытянув руку, она нащупала очки, надела их. Взяла свои наручные часы. Без четверти девять. Времена меняются. В былые дни она поднималась с постели в половине седьмого, а то и раньше, если нужно было кормить малыша. Тихий говор не умолкал. Приятные голоса, решила Мэй. Интересно, кто бы это мог быть?

Через какое-то время она встала, надела зубные протезы, накинула халат, подошла к окну и раздвинула шторы. Внизу двор заливал солнечный свет народившегося нового дня. На пороге своего домика сидела Друзилла, а рядом с ней – какая-то девушка. Наверняка одна из ее странных подружек.

Мэй не стала высовываться в окно, это было не в ее привычках. Она просто смотрела на них. Незнакомая девушка была в брюках, и волосы у нее, похоже, были крашеные. Мэй поджала губы, чтобы протезы встали на место. Она увидела, как из своего дома вышел Ивэн и через двор зашагал к девушкам.

– Ну что, никто еще не проснулся? – обратился он к ним.

Мэй открыла окно.

– Я проснулась, – сообщила она ему.

Он остановился, поднял голову:

– Доброе утро, Мэй.

– Вы что это разболтались там с утра пораньше? – спросила Мэй.

– Мэй, будь другом, сходи посмотри, мама уже встала? Прямо сейчас. Мне нужно увидеться с ней перед тем, как я уеду на работу.

– Подожди, оденусь только.

– Нет времени. Иди так. Ты в своем халате неотразима.

Мэй вознегодовала:

– Бесстыдник.

Но она закрыла окно, вернулась в комнату, нашла тапочки, надела их и вышла в коридор. У спальни Джеральда и Евы она остановилась, прислушиваясь. Они разговаривали. Она постучала.

Ева в накинутой на плечи шали сидела на своей половине большой мягкой кровати и пила чай. Джеральд, уже полностью одетый, сидел на краю ее шезлонга и завязывал шнурки на туфлях. Обрадованная тем, что хорошая погода держится, Ева пыталась склонить мужа устроить завтра пикник.

– Можно съездить в Гвенвоу, погулять вдоль скал. Сто лет там не была. И народу не будет, никто не станет бросаться в тебя песком. Пообещай, что поедешь. По-моему, нам всем нужно выбраться из дома…

Стук в дверь. Ева мгновенно насторожилась. После того злополучного письма ее постоянно мучили дурные предчувствия, а уж когда в комнату заглянула Мэй…

– Мэй, это ты?

– Ивэн хочет тебя видеть. Он во дворе.

– Ивэн? Что случилось? В чем дело?

– Да, по-моему, ни в чем. Просто сказал, что хочет поговорить с тобой до отъезда на фабрику. Друзилла там тоже, и еще одна девушка… Наверное, подруга Друзиллы. С крашеными волосами.

– Господи помилуй, – произнесла Ева.

– Ивэн просил, чтобы ты вышла.

– Спасибо, Мэй. Сейчас.

Дверь затворилась.

– Джеральд, с чего бы мне идти и смотреть на Ивэна и девушку с крашеными волосами?

– Да не волнуйся ты так. Хотя интересно. Я тоже с тобой пойду.

– Я все время жду, что произойдет нечто ужасное.

– Ну и зря.

Ева откинула одеяла, встала с кровати, сбросила шаль. Джеральд поднялся с шезлонга, помог ей надеть голубой стеганый халат.

– Как ты думаешь, к кому пришла эта девушка с крашеными волосами: к Друзилле или к Ивэну? – спросил он.

Ева невольно улыбнулась:

– Что за глупости лезут тебе в голову!

– Знаешь, Тременхир был унылым местом, пока я не женился на тебе. Надеюсь, это не очередная бедная овечка.

– Бедная овечка с крашеными волосами?

– У меня не очень богатое воображение, – сказал Джеральд.

Они вместе спустились по черной лестнице на кухню. Стол к завтраку был накрыт на трех человек. Поднос с завтраком для Лоры стоял на кухонном столе. Джеральд отпер дверь, ведущую во двор, распахнул ее.

– Мы уж думали, вы вообще не появитесь, – сказал им Ивэн.

– А что за пожар? – спросил Джеральд.

Ева смотрела через его плечо. Подруга Друзиллы. Она сидела на пороге ее домика, но, увидев Джеральда с Евой, встала и направилась к ним. Высокая, стройная, длинноногая. Лицо смуглое, волосы цвета соломы. Ева успела заметить, что у нее поразительно красивые серые глаза.

Друзилла с малышом наблюдали за ними с порога своего домика.

– Знаете, кто это? – спросил Ивэн.

Вообще-то, обычно идиотских вопросов он не задавал. Откуда им с Джеральдом знать, кто эта девушка? Ева покачала головой.

– Это Габриэла, – доложил Ивэн.

Люси приболела. Ночью она разбудила Лору – стоя на задних лапах у кровати, скребла когтями по простыне и жалобно скулила. Лора снесла ее вниз, отперла входную дверь, вынесла Люси в сад, где ее тотчас же стошнило. Когда они вернулись в комнату, Люси вылакала всю воду из миски и снова забралась в свою корзину, зарывшись под одеяло.

Утром, когда Лора проснулась, Люси все еще лежала в корзине, из которой виднелась лишь ее мордочка. Ее темные глаза были полны упрека, шелковые уши обвисли.

– Как твое самочувствие? – спросила питомицу Лора, но Люси даже не встрепенулась при звуке ее голоса. Потом вздохнула, положила мордочку на край корзины. Вид у нее был несчастный.

Наверное, съела что-нибудь не то, рассудила Лора. Она ведь обожает копаться в мусоре, даром что милашка. Может, нашла груду компоста или тухлую кость. Пожалуй, надо показать ее ветеринару.

Лора глянула на часы. Почти девять. И утро чудесное. Грешно так долго разлеживаться. Правда, Ева запретила ей появляться внизу до тех пор, пока она не позавтракает в постели. А завтрак Ева сама приносила ей на подносе. Лора уже полностью оправилась после операции и была бы рада завтракать со всеми вместе на кухне, да и Еве не пришлось бы лишний раз бегать по лестнице, но той нравилось опекать ее, и со стороны Лоры было бы бестактно не принимать ее заботу с благодарностью.

Через некоторое время она встала, почистила зубы, причесалась и задумалась об Алеке. Как он там в Нью-Йорке? Она послала ему авиапочтой письмо с извинениями, где пыталась объяснить причину своего отказа, но в письме было трудно выразить все, что она хотела сказать мужу, и, отправив его, она не испытала облегчения. Скорей бы уж Алек приехал за ней в Тременхир. Она будет с ним более откровенна. Перестанет деликатничать по поводу Дафны Боулдерстоун. Возможно, выяснится, что Алек к Дафне относится так же, как Лора, просто он никогда не облекал эти чувства в слова. И тогда они вместе посмеются и все будет хорошо.

Лора присела на корточки у корзины Люси, погладила ее по головке, тыльной стороной ладони потрогала ее нос – горячий, сухой. Из коридора со стороны черной лестницы донеслись шаги Евы. Раздался стук в дверь.

– Ева, я встала.

Ева вошла в комнату, держа в руках плетеный поднос с завтраком для Лоры. Она все еще была в стеганом халате, и вид у нее был радостный. Такой оживленной Лора не видела ее уже несколько дней.

Ева поставила поднос на кровать и спросила:

– Ты хорошо себя чувствуешь?

Лора выпрямилась:

– Да. А что?

– Очень хорошо? А то у нас для тебя сюрприз. Приятный.

Приятный сюрприз. Неужели Алек приехал? Однако не Алек, а незнакомая девушка вошла вслед за Евой в комнату и остановилась. Не поймешь, улыбалась она или нет, и вообще вид у нее был загадочный и немного настороженный. Она была очень молода, с короткими выгоревшими на солнце волосами и огромными серыми глазами, которые не мигая смотрели на Лору.

Никто ничего не говорил, и Еве пришлось нарушить молчание.

– Лора, это Габриэла. Дочка Алека.

– Так ты откуда приехала?

– С Сент-Томаса. Это Виргинские острова.

Ева оставила их, и они сидели вместе на большой кровати. Габриэла – подогнув под себя ноги, прислонившись к внушительной железной спинке.

– Отца видела?

– Нет. Он уже улетел в Нью-Йорк.

Габриэла объяснила, как все было. Лора пришла в ужас, узнав, что та добиралась домой с несколькими пересадками, но Габриэла не роптала. Она приехала в Ислингтон, где ее встретила миссис Эбни, рассказывала девушка, провела день в Лондоне и затем отправилась в Тременхир.

А в Тременхир она приехала, как выяснилось, чтобы увидеться с Лорой, а не с Алеком. Значит, это Габриэла – она вернулась домой. Живой человек, девушка, дочь. Сидит на кровати Лоры. Живая Габриэла, а не имя, которое старались не упоминать. Не фотография, не рисунок, не пустая комната на чердаке с детскими вещами. Она здесь. Рядом. Габриэла.

– Нужно сообщить Алеку о твоем приезде.

– Нет, не надо, – возразила Габриэла. – Он только переполошится, а повода для беспокойства нет. Ева сказала, что он приедет за тобой, так что давай устроим ему сюрприз. Он ведь будет здесь через несколько дней. Незачем говорить ему раньше времени.

– Разве тебе не нужно возвращаться в Америку?

– Нет, не нужно.

– Но… Какие у тебя планы?

– В принципе, хочу остаться в Англии.

– Вот здорово. Лучше не бывает. И Алек… Ты не представляешь, как он по тебе скучал, Габриэла. Я знаю, что ему тебя очень не хватало.

– Да. – Габриэла слезла с кровати и встала спиной к Лоре, глядя в окно. – Райский уголок. Пальмы растут. Будто я снова в Вест-Индии. – Она повернула голову, увидела Люси в корзине. – Это твоя собачка? – Она опустилась на корточки рядом с Люси.

– Да. Только приболела она что-то. Ночью ее тошнило. К счастью, она меня разбудила, и я успела ее вовремя вынести в сад. Наверное, что-то съела. Зовут Люси.

Наблюдая за Габриэлой, Лора наконец-то поняла, что ее подсознательно смущало.

– Габриэла, как ты меня нашла? Как узнала, что я здесь, в Тременхире?

– О! – Девушка наклонилась, чтобы погладить Люси. – От миссис Эбни. Это она мне сообщила.

– Алек, наверное, сказал ей перед отъездом в Нью-Йорк.

– Да, наверное, – согласилась Габриэла. Она выпрямилась. – Пойду вниз. Ева обещала сделать мне кофе. А ты спокойно завтракай. Ешь яйца, а то окаменеют.

– Давай поговорим еще, когда я спущусь, – предложила Лора. – Мне так о многом хочется у тебя спросить.

– Конечно. Сядем в саду и поболтаем.

Габриэла закрыла за собой дверь и направилась к парадной лестнице. Там она остановилась в нерешительности, сунула руку в карман джинсов, достала измятый коричневый конверт. Твоя жена в Тременхире завела интрижку с Ивэном Эшби.

По-юношески категоричная, обладающая жизнестойкостью и широтой взглядов, присущих ее поколению, Габриэла была шокирована письмом – шокирована его злонамеренностью, а не обвинением. В течение двух часов по прибытии в Тременхир она успела пообщаться и с Ивэном, и с Лорой. Ивэн – пугающе привлекательный мужчина, возможно, способен на что угодно, решила Габриэла. Но Лора выглядела и вела себя как воплощенная невинность, от души радовалась приезду Габриэлы. При первой встрече с незнакомой ей падчерицей она должна бы, учитывая сложившиеся обстоятельства, держаться настороженно, с подозрением и даже демонстрировать признаки ревности, но ни одно из этих чувств не примешивалось к ее нескрываемому восторгу. Было видно, что она прозрачна как стекло в своей неподдельной искренности.

Впервые у Габриэлы зародились сомнения. Впервые ей пришло в голову, что, возможно, в письме нет ни слова правды. Тогда кто же столь сильно ненавидит Лору с Ивэном, что сочинил эту злобную клевету?

Габриэла спустилась вниз. В холле с полированным полом она увидела, что дверь на кухню открыта. Оттуда вышел Джеральд с газетой в руках. Не заметив Габриэлы, он направился в коридор.

– Джеральд.

Он обернулся. Она подошла к нему:

– Не могли бы вы уделить мне минуту? Мне нужно с вами поговорить.

Он привел ее в свой кабинет, симпатичную комнату, где пахло сигарами, книгами и древесной золой.

– Вы сюда приходите читать газету?

– Да. – (Приятный мужчина, отметила про себя Габриэла.) – Чтоб не путаться под ногами. Присаживайся, Габриэла.

Она села, но не в кресло, на которое он указал, а на стул, так что они оказались строго друг против друга за столом.

– Вы очень добры… – начала она. – Простите, что не предупредила о своем приезде, но у меня не было времени. Правда.

– Очень рад. Рад, что ты приехала. Рад знакомству.

– Я только что сказала Лоре, что узнала, где ее найти, от миссис Эбни – женщины, которая присматривает за домом в Ислингтоне. Но это не так.

– А как же ты узнала, что она здесь?

– Прочла вот это. – Габриэла положила на стол письмо.

Джеральд, сидевший за столом в непринужденной позе, откинувшись на спинку стула, не шелохнулся. Он смотрел на коричневый конверт, потом поднял глаза, встретился взглядом с Габриэлой. Лицо его было сурово.

– Ясно, – произнес он.

– Что вам ясно?

– Было уже одно такое письмо. Его прислали одной нашей приятельнице из деревни… Анонимка.

– Вот, а это еще одно. Я вскрыла его, потому что увидела штемпель почтового отделения Труро. А я знала, что Лора где-то в Корнуолле. Мы с миссис Эбни подумали, что ничего страшного не произойдет.

– Ты показала письмо миссис Эбни?

– Нет. Вообще никому не показывала.

Джеральд глубоко вздохнул, взял конверт.

– Отправлено из Труро, в среду.