Текст книги "Суд присяжных. Особенности процесса и секреты успешного выступления в прениях"

Глава 8
Уловки Шопенгауэра

В своей книге «Эристика, или Искусство побеждать в спорах» Артур Шопенгауэр пишет, что под «диалектикой» понимается «искусство вести прения (споры)», а вот «логика» в таком случае – это «наука о законах мышления или способы деятельности разума».

Напрашивается вывод, что, когда об адвокате говорят: «Он логичен в прениях», он и мыслит глобально правильно, и спор вести умеет.

Тут кроется важная для читателя мысль, ведь многие замечали за собой, что они, например, в чем-то правы, правы настолько, что это должно быть очевидно, а поэтому в прениях можно выйти и просто сказать: «Я прав, а оппонент неправ, как вы этого не понимаете, уважаемые дамы и господа?»

А оказывается, этого мало, потому что оппонент может сделать то же самое, но тогда не получится спора. Так вот, прения перед присяжными – это тот же спор, только по правилам, принятым в суде, во время прений не положено перебивать друг друга или перекрикивать.

Почему человек вообще спорит?

Когда мы говорим друг с другом, мы не просто сотрясаем воздух, а приводим факты или доводим свои взгляды на эти факты. То есть мы уже где-то набрались фактов и сформировали свое отношение к ним, скажем, одиноко читая книгу, просматривая газеты или смотря вечерние новости по телевизору.

Это и есть логика. А диалектика – это одновременная мыслительная работа двух человек, что в большинстве случаев неминуемо рождает спор, хотя бы потому, что люди разные. То есть логика – это чистый разум, а диалектика – результат спора двух (или более) лиц, «результат индивидуальных различий при одновременном мышлении двух разумных существ, а также после ознакомления со средствами, которые употребляет каждый из них для того, чтобы выставить свои индивидуальные мысли чистыми и объективными».

Почему же все-таки мы спорим?

Потому что человеку, в силу особенностей психики, первое, что приходит в голову в разговоре, – это не проверка правильности своих взглядов, а поиск ошибки в чужой мысли. Мы всегда ищем песчинку в чужом глазу, не замечая бревна в своем. А раз это так, то основная задача судебного оратора перед присяжными – доказать не правильность своей мысли, а порочность мысли оппонента – разбить его «логику».

Коллега-адвокат спросил меня однажды, а какова, мол, цель твоей книги о речи в прениях перед присяжными – научить людей донести правду, уметь ее внушить или добиться положительного результата, то есть победы в споре (в суде)? Если твоя задача дать только победный алгоритм, независимо от правды и справедливости, то ведь существуют методики воздействия на людей, годные как для продаж товаров, так и для призыва на войну. Психологи уже давно все придумали, и ты хочешь этому научить? В этом случае ты выставляешь себя циником, что снижает твой рейтинг доверия в глазах людей. Если ты хочешь научить красиво говорить о правде, то это не имеет отношения к цели достижения конечного результата, и тогда твоя задача непонятна.

Как тут ответить? Я сказал, что моя цель – поделиться знаниями и опытом достижения положительного результата. В этой книге, как заметил читатель, нет черных методик психологического воздействия. Речь идет о том, чтобы научиться побеждать в споре, а не зомбировать двенадцать человек с целью продать товар (получить благоприятный вердикт). Когда специалист по продажам внушает покупателю желание купить товар, он не спорит, тут нет никакой диалектики, нет столкновения мыслей и, соответственно, нет тех приемов, о которых адвокату стоит знать как о приемах ведения войны с противником.

Чтобы опровергнуть довод оппонента, существует два способа.

Ad rem – мы не согласны вообще с мыслью оппонента, с предметом, о котором он говорит, так как черты этого предмета говорят нам совершенно о другом предмете. Например, противник говорит о круге, хотя на самом деле имеет в виду квадрат. У круга нет сторон и углов, круг – это множество точек, расположенных на одном расстоянии от одной точки (центра). То есть мы опровергаем абсолютную или объективную истину тезиса оппонента.

Ad hominem – способ, опровергающий относительную истину тезиса оппонента. Мы не доказываем ничего, кроме того, что его суждения противоречат другим его же суждениям, а аргументы – полная чушь. При втором способе не важно, идет речь о круге или о квадрате, главное, что противник не может ничего толком доказать.

Отступая от геометрии с ее кругами и квадратами, второй способ можно проиллюстрировать, например, случаем, рассказанным мне коллегой-адвокатом. Цыганка обратилась к нему за юридической помощью возбудить судебный иск против одной дамы– юриста, не выполнившей свои обязательства. Цыганка просила женщину отсудить квартиру.

«Я ей заплатила золотом!!! Я ей отдала золотые украшения!!! Много!!! На очень много денег, а она мне….!!!» – возмущалась цыганка, рассказывая, что заплатила юристу гонорар в твердой валюте – золоте. Как понятно, цыганском золоте.

Возмущение цыганки было обоснованно, женщина-юрист исполнила свои обязанности и отсудила квартиру в интересах доверителя: принесла решение суда, где были нужная резолютивная часть, подпись и печать судьи. Только решение оказалось не настоящим, а подделкой.

Так вот, способ опровержения тезиса ad hominem заключается только в том, чтобы доказать фальшивку в этом бумажном решении суда. А каким золотом, настоящим или нет, оно было оплачено, значения не имеет.

Как реализовать оба способа?

Есть два пути: прямой и косвенный. При помощи первого пути нужно бить по первооснове тезиса, а второй путь – нападение на его результаты. Иными словами, прямым путем мы доказываем несправедливость тезиса оппонента, а вторым – что такой тезис не может быть правдивым.

Вышеупомянутый Шопенгауэр в своей книге описал некоторые уловки (приемы), которые каждый адвокат может и должен использовать во время судебного спора.

«Всякая придирка в споре может быть всегда подведена под один из приведенных выше формальных способов, и потому в диалектике эти способы играют ту же роль, что при фехтовании удары, наносимые противнику по правилам. Приведенные дальше уловки можно сравнить со стратегическими хитростями и увертками, а особенные придирки в спорах – с тем, что учителя фехтования называют “свинскими ударами"».

Уловка 1. Распространение

Описание. Необходимо вывести оппонента в широкое поле обсуждения. Он – о частном, вы – об общем. Он – о более узком, вы – о широком. В широком поле больше возможностей придраться к словам. В лифте драться сложно, тесно и не размахнешься.

Пример.

Ваш оппонент говорит: Подсудимый украл коллекционный самурайский меч, он дорого стоит.

Вы: Почему он украл именно японский меч, а не китайский или еще какой, вам известно?

Оппонент (смеясь): Наверное, японский дороже.

Вы: А что, разве китайцы не внесли своего вклада в мировую оружейную историю?

Оппонент: Что-то я не слышал о ценном китайском оружии.

Вы: А как же порох? Его же изобрели китайцы?

Уловка 2. Созвучие

Описание. Нужно воспользоваться двусмысленностью слова с целью доказать, что очень мало общего рассматриваемое положение имеет с предметом спора, кроме похожести по звучанию. Потом, доказав это, можно сделать вид, что опровергнуто само положение и тем самым выиграть спор.

Пример.

Защите от клеветы подлежит честь, достоинство и деловая репутация (по закону). За защитой деловой репутации часто в суд идут государственные органы (министерства или службы), мол, несправедливо о них высказалось то или иное

СМИ. Нужно доказать, что «деловая репутация» не имеет отношения к государственному органу, так как деловой репутацией может обладать только юридическое лицо из бизнеса, то есть из деловых кругов. А госструктуры бизнесом не занимаются. Просто, благодаря созвучности, в слове «деловая» происходит смешение двух совершенно различных понятий. Таким образом, положение опровергнуто, а была ли клевета, уже не так важно.

Уловка 3. На черное – белое

Описание. Относительное утверждение принимается за общее и затем в этом именно смысле и опровергается. Это вымышленный пример, который на деле никого не обманет; возьмем другой из действительной жизни.

Пример.

Аристотель: «Мавр чёрен, но что касается зубов – бел; итак, он в то же время чёрен и не чёрен?»

Уловка 7. Раздражение

Описание. Нужно стараться раздражать противника, ибо под влиянием гнева он не в состоянии ни следить за собою и высказывать правильные мнения, ни даже заметить свою правоту. Гнев же можно вызвать постоянными придирками и явно недобросовестным отношением.

Пример.

В телепроекте «Суд присяжных» у прокурора была привычка задавать вопросы свидетелю, начиная их словами: «Правильно ли я вас понял…?» Чтобы вывести прокурора из себя, я на каждый такой вопрос заявлял протест, так как «свидетель не может ответить на вопрос, правильно ли что-то понял прокурор, он может лишь сообщать сведения о фактах».

Уловка 8. Перебои с вопросами

Описание. Нужно задавать вопросы не в том порядке, как того требует заключение, а с перерывами. В таком случае противник не знает, к чему относятся эти вопросы, и потому не может предупредить их результатов. Вследствие этого можно воспользоваться его ответом для различных выводов, даже для прямо противоположных, смотря по тому, каковыми они окажутся.

Пример.

Вы пришли домой в полночь?

Вы были на работе в этот день?

В офисе вас видел кто-то?

В котором часу у вас обед?

Когда вы пришли домой ночью, вы сразу заглянули в ванную?

В офисе у вас есть туалетная комната?

Как часто вы ее посещаете?

А в этот день посещали?

Ночью вы пришли домой и не сразу обнаружили труп, так как не сразу зашли в ванную?

То есть днем вы часто посещаете туалетную комнату в офисе, а ночью дома не зашли сразу даже руки помыть?

Уловка 9. От противного

Описание. Если оппонент намеренно отвечает отрицанием на ваши вопросы. Надо спрашивать обратное или давать повод для альтернативного ответа, чтобы самому выбрать нужный.

Пример.

– Вы погибшую знали?

– Нет!

– Видели когда-нибудь?

– Нет!

– Она артистка в ТВ-сериалах, как вы могли ее не видеть и не знать?

– Не знаю, так как я не смотрю телевизор!

– Но вы знаете, что существует такая вещь, как телевизор, а там показывают сериалы?

– Знаю.

– То есть нельзя утверждать, что вы не видели ни одного сериала?

– Нельзя, наверное, видел, но…

– Следовательно, вы могли видеть и ее, раз она играет в сериалах, а вы хоть частично, но сериалы смотрите.

Уловка 11. Выбирайте выгодные определения

Описание. Если речь идет о таком общем понятии, которое не имеет особого названия, а должно быть обозначено фигурально при помощи сравнений, то нужно избрать такое сравнение, которое больше всего вам выгодно.

Пример.

«Протестант» – слово придумано самой евангелической церковью. «Еретик» – так называла протестантов католическая церковь.

Перекладывая на современный язык:

Адвокат скажет: «Общее собрание акционеров приняло решение об одобрении действий директора общества и заключении кредитного договора на сумму 1 миллион долларов, оформив свое решение протоколом общего собрания акционеров».

Прокурор скажет: «Организованная группа лиц, действуя по предварительному сговору, реализуя преступный умысел на хищение денежных средств банка в сумме 1 миллиона долларов, изготовила документ, именуемый „протоколом общего собрания акционеров", с целью придания видимости легальности своих действий».

Уловка 26. Авторитет – лучшее доказательство

Описание. Вместо того чтобы приводить доказательства, можно пользоваться авторитетами, конечно, сообразуясь со знаниями противника. Легко вести спор, когда на своей стороне имеешь авторитет, который уважает противник. Чем ограниченнее знания и способности противника, тем большее количество авторитетов имеют для него значение. Если же он обладает очень хорошими способностями, то или мало, или совсем не признает авторитетов. Само собою разумеется, что он согласится с авторитетными специалистами в мало ему известной или совершенно не известной науке, искусстве, ремесле, но и то с известным недоверием. Например, люди неученые больше всего уважают философов. С авторитетами можно делать все что угодно, не только допускать натяжки, но даже совершенно искажать смысл. В чрезвычайных случаях можно даже цитировать авторитеты собственного изобретения.

По большей части у противника нет под рукой книжки, а если и есть, то он не умеет с нею справляться.

Пример.

Прокурор обвиняет подсудимого в присвоении чужих денежных средств, приводя пример, что, мол, подсудимый никогда не помогал деньгами даже родственникам, слыл скрягой, а потому способен на хищение, чтобы еще больше набить свой карман.

Вы приводите в пример авторитет – Фридриха Ницше и говорите: «Как писал Ницше, „Я не даю милостыни, для этого я недостаточно беден". Полагаю, прокурор знаком с этой цитатой, которую часто произносят, проходя мимо просящих подаяние нищих».

(При таких словах прокурор чаще всего закивает головой, мол, знаком, кто ж не знаком с произведениями Ницше?)

И тут вы продолжаете: «На самом деле Ницше имел в виду не скупость, просто не все хорошо знакомы с произведением „Так говорил Заратустра". Этот ответ Заратустры последовал на предложение встретившегося ему по дороге святого, который сказал: „Если ты хочешь что-то дать им (людям), дай им не больше милостыни и еще заставь просить ее у тебя“. То есть, говоря: „Я не даю милостыни…" Ницше не говорил о скупости своего героя, а скорее наоборот – о его богатстве, которое он мог бы и подарить.

Если выборочно читать классиков, уважаемые дамы и господа, можно ошибиться в смысле написанного, равно как и с материалами уголовного дела, где ошибку еще легче допустить.»

Я привел несколько уловок, но не для того, чтобы научить спору по-шопенгауэровски, а для того, чтобы читатель не поленился скачать в Интернете эту маленькую книжку и продолжить таблицу самостоятельно. Уверяю, очень помогает потом в спорах.

Вы можете продолжить перечень, добавив в нее уловки, которые посчитаете нужным.

П. Сергеич, например, описал уловки со своими примерами, разбив их на два элемента судебного спора: Probatio – доказательство и Refutatio – опровержение. Рекомендую ознакомиться с тем, что сделал П. Сергеич в своей книге, а для затравки приведу кратко тезисы, им указанные, по пунктам:

Доказательство (probatio)

Во всем, что продумано, различайте необходимое и полезное, неизбежное и опасное. Необходимое следует разобрать до конца, не оставляя ничего недоказанного, объяснять до полной очевидности, развивать, усиливать, украшать, повторять без устали; о полезном достаточно упомянуть; опасное должно быть устранено…

Не забывайте различия между argumentum ad rem и argumentum ad hоminem.

Остерегайтесь так называемых argumenta communia или ambigua, то есть обоюдоострых доводов.

Умейте пользоваться обоюдоострыми соображениями. Это правило особенно важно для обвинителя. Бывают обстоятельства, которых нельзя объяснить только в свою пользу и вместе с тем нельзя обойти молчанием, потому что они слишком заметны и интересны, заманчивы.

Не доказывайте очевидного.

Если вам удалось найти яркое доказательство или сильное возражение, не начинайте с них и не высказывайте их без известной подготовки.

Отбросьте все посредственные и ненадежные доводы. Только самые прочные и убедительные доказательства должны входить в речь; важно качество, а не количество. Не рассчитывайте на невнимательность противника; помните, что после вас будет говорить опасный враг – судья. Называю его врагом потому, что он обязан зорко следить за каждой вашей ошибкой и ни одной не имеет права вам простить.

Доказывая и развивая каждое отдельное положение, не упускайте из виду главной мысли и других основных положений; пользуйтесь всяким случаем, чтобы напомнить то или другое.

Не упускайте случая изложить сильный довод в виде рассуждения: одно из двух, то есть дилеммы. Это, может быть, лучшая форма рассуждения перед судьями. Цицерон говорит: comprehensio, quae, utrum concesseris, debet tollere, numquam reprehendetur (никогда не следует возражать на верную дилемму).

Не бойтесь согласиться с противником, не дожидаясь возражения. Это подтверждает ваше беспристрастие в глазах судей; выводы, сделанные из его собственных посылок, вдвойне интересны для слушателей.

Если улики сильны, следует приводить их порознь, подробно развивая каждую в отдельности; если они слабы, следует собрать их в одну горсть. Квинтилиан говорит: «Первые сильны сами по себе и надо только показать их такими, какие они есть, не заслоняя их другими; вторые, слабейшие, взаимно подкрепляют друг друга. Лишенные значения качественно, они убедительны количеством – тем, что все подтверждают одно и то же обстоятельство».

Старайтесь как можно чаще подкреплять одно доказательство другим. Если в деле есть прямое доказательство, оставьте его в стороне и докажите спорный факт косвенными уликами; сопоставление логического вывода с прямым удостоверением факта есть сильнейший риторический прием.

Не пытайтесь объяснять то, что сами не вполне понимаете. Неопытные люди часто делают эту ошибку, как будто рассчитывая, что найдут объяснение, если будут искать его вслух. Противник бывает искренне признателен этим ораторам.

Не старайтесь доказывать большее, когда можно ограничиться меньшим. Не следует усложнять своей задачи.

Не допускайте противоречия в своих доводах. Это правило постоянно нарушается нашими защитниками. Они подробно и старательно доказывают полную неприкосновенность своего клиента к преступлению, а потом заявляют, что на случай, если бы их доводы не показались присяжным убедительными, они считают себя обязанными напомнить им обстоятельства, могущие служить основанием к отпущению вины или, по крайней мере, к снисхождению. Несколько заключительных слов обращают всю защиту в пепел.

Опровержение (refutatio)

Разделяйте обобщенные доводы противника.

Возражая противнику, не выказывайте особой старательности. Слишком настойчивое возражение против того или иного довода, не сопряженное с безусловным его опровержением, может придать ему новый вес в представлении слушателей, у них слагается собственное соображение, невыгодное для оратора: если он так много говорит об этом, значит, это действительно имеет большое значение.

Не оставляйте без возражения сильных доводов противника. Но, возражая на них, отнюдь не следует развивать их или повторять те соображения, которыми он эти доводы подкреплял.

Не доказывайте, когда можно отрицать. «Если житейская или законная презумпция на вашей стороне, – говорит Уэтли, – и вы опровергли выставленные против вас доводы – ваш противник разбит. Но если вы сойдете с этой позиции и дадите слушателям забыть благоприятную вам презумпцию, вы лишите себя одного из лучших своих доводов; вместо славно отбитого приступа останется неудачная вылазка».

Отвечайте фактами на слова.

Возражайте противнику его собственными доводами.

Не спорьте против несомненных доказательств и верных мыслей противника. Это спор бесполезный, а иногда и безнравственный. Антоний говорит у Цицерона: «Мое первое правило заключается в том, чтобы совсем не отвечать на сильные или щекотливые доказательства и соображения противника. Это может показаться смешным. Кто же не сумеет этого? Но я говорю о том, что делаю я, а не о том, что могли бы сделать другие на моем месте, и, признаюсь, что там, где противник сильнее меня, отступаю, но отступаю, не бросив щита, не прикрываясь даже им; я сохраняю полный порядок и победоносный вид, так что мое отступление кажется продолжением битвы; я останавливаюсь в укрепленном месте так, чтобы казалось, что отступил не для бегства, а для того, чтобы занять лучшую позицию».

Не опровергайте невероятного; это – удары без промаха по воде и по ветру.

Пользуйтесь фактами, признанными противником.

Если оппонент обошел молчанием неопровержимую улику, следует только напомнить ее присяжным и указать, что его противник не нашел объяснения, которое устранило бы ее.

Глава 9
Заключительные замечания (о нравственности)

Приведенные мной теоретические изыскания и практические примеры могут произвести впечатление какой-то нечестной игры и обучению ее правилам. Уловки, недомолвки, речевые приемы с целью убедить, с желанием добиться результата – все это кажется некрасивым или даже безнравственным.

В то же время всякий искусственный прием заключает в себе некоторую частицу неправды: художник пользуется дополнительными цветами, когда хочет подчеркнуть что-то в своей картине; скульптор осознанно изменяет размеры частей творимой им фигуры, чтобы ее лучше было видно на расстоянии; военный парад к празднику во время боевых действий проводят, чтобы поднять боевой дух армии народа – все это в какой-то степени ложь.

В построении речи конкретный технический прием может быть ложью, но от этого вся речь не станет неискренней, лишенной правды и справедливости.

Если, например, в ходе судебного следствия всплывает неблагоприятная для обвиняемого улика, которая может разрушить защиту и упечь надолго в места не столь отдаленные, как ведет себя защитник? Правильно, он не подает вида, что это его волнует. Но ведь это – притворство, то есть ложь? А разве честнее будет покраснеть или расплакаться?

Трудно провести границу между безнравственным и дозволенным. Выступающий в прениях адвокат, защищая своего клиента, обязан в силу закона не действовать вопреки его воле, за исключением одного случая – когда убежден в его самооговоре. Значит, чаще всего оратор заведомо знает, что может говорить неправду, но преувеличивает силу своих доводов риторическими оборотами, усиливает убедительность своих соображений, то есть одновременно обманывает, но поступает честно, так как профессионально делает то, что обязан делать.

Профессор Л. Владимиров в статье «Реформа уголовной защиты» в начале XX века писал:

«Можно и даже должно уважать защиту как великое учреждение; но не следует ее превращать в орудие против истины. Неужели же в самом деле защита есть законом установленные и наукой одобренные приемы для наилучшего введения судей в заблуждение? Нам кажется, что защита имеет целью выяснить все то, что может быть приведено в пользу подсудимого согласно со здравым смыслом, правом и особенностями данного случая. Но полагать, что и молчание для затушевывания истины входит в приемы защиты, значит заходить слишком далеко в допущении односторонности защиты.

Защита, конечно, есть самооборона на суде. Но судебное состязание не есть бой, не есть война; средства, здесь дозволяемые, должны основываться на совести, справедливости и законе. Хитрость едва ли может быть допускаема как законное средство судебного состязания. Если военные хитрости терпятся, то судебные вовсе не желательны».

Мнение дореволюционного профессора перекочевало в учебник советского уголовного процесса 1938 года, который мне попался в антикварном магазине, где в главе «Защитник» прямо указано, что «защитник – это помощник советского судьи в сборе доказательств в интересах подсудимого», но врать пролетарский защитник права не имеет!

Если защитник не имеет нравственного права умалчивать или замалчивать обстоятельства и соображения, изобличающие подсудимого, это значит, что он обязан напомнить их присяжным, так получается? Но в этом случае защитник станет вторым обвинителем, и состязательный процесс умрет, не начавшись.

Ответ очевиден и давно известен. Лучше сто виновных на свободе, чем один невиновный за решеткой, то есть оправдание виновного есть меньшее зло, чем осуждение невинного.

Как сказано в статье 248 УПК РФ, «защитник подсудимого участвует в исследовании доказательств, заявляет ходатайства, излагает суду свое мнение по существу обвинения и его доказанности, об обстоятельствах, смягчающих наказание подсудимого или оправдывающих его, о мере наказания, а также по другим вопросам, возникающим в ходе судебного разбирательства».

Закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ» императивно запрещает адвокату занимать позицию вопреки воле доверителя и делать заявления о его виновности, если тот вину отрицает.

Эта книга в большей степени посвящена прениям. Статья 292 УПК РФ говорит о прениях очень кратко: прения – это речи сторон. И все.

В начале XX века в России и то было больше ясности в том, что такое прения. В статье 739 Устава уголовного судопроизводства было сказано:

«Прокурор в обвинительной речи не должен представлять дело в одностороннем виде, извлекая из него только обстоятельства, уличающие подсудимого, ни преувеличивать значение имеющихся в деле доказательств и улик или важности рассматриваемого преступления».

Статья 744 гласила:

«Защитник подсудимого объясняет в защитительной речи все те обстоятельства и доводы, которыми опровергается или ослабляется выведенное против подсудимого обвинение».

Закон столетней давности, как видно, предостерегал прокуратуру от односторонности в прениях, а вот защите было разрешено действовать только в интересах доверителя, а не правды.

Как же далеко можно заходить в риторических приемах, защищая подсудимого?

Как сказал П. Сергеич: «Здесь нельзя указать формальной границы: врач, который лжет умирающему, чтобы получать деньги за бесполезное лечение, – негодяй; тот, который лжет, чтобы облегчить его последние минуты, поступает как друг человечества».

Когда меня спрашивают, как ты можешь выходить к суду и лгать, выгораживая преступника, я отвечаю: я – профессионал. Мой профессиональный долг защищать не преступника, а человека, попавшего в сложную ситуацию, когда ему противостоит мощь государственной уголовно-репрессивной машины. Я не могу лгать, но я и не имею права говорить против обвиняемого, то есть я обязан кое о чем умалчивать. Мои права и обязанности это же государство установило принятием закона в интересах всего общества.

Значит, мне предоставлено право в конкретном случае быть собственным судьей и определять, на что я имею нравственное право в интересах общества или конкретного человека, а на что – нет.

 
То thine own self be true,
And it must follow, as the night the day,
Thou canst not then be false to any man —
 
 
Всего превыше: верен будь себе.
Тогда, как утро следует за ночью,
Последует за этим верность всем.
 

У Шекспир. Гамлет Перевод Б. Пастернака