Текст книги "Суд присяжных. Особенности процесса и секреты успешного выступления в прениях"

3.8. Шоу-элементы

В предыдущей главе, описывая приемы удержания внимания аудитории, «чтобы не уснули», я привел пример с песочными часами. Любой предмет, который вы держите в руках, привлекает внимание. Будь то книга, планшет или волшебная палочка, какой размахивала прокурор в одном из дел, приводя примеры из жизни своей дочери, играющей в фею.

Я бы хотел привести еще пару-тройку примеров для наглядности, чтобы вы поняли, каким образом ваша речь может быть украшена элементами шоу, которые обязательно отметят присяжные и о которых будут помнить в комнате совещаний при вынесении вердикта. Разрешит ли вам устроить шоу судья в настоящем суде? Не уверен, но попытаться можно, так как противоречия с законом тут не усматривается.

Одним из самых запомнившихся мне дел, наглядно демонстрирующих элемент шоу в судебной речи, была история с воздушными шарами из телепроекта «Суд присяжных». Молодой человек обвинялся в том, что убил свою бывшую возлюбленную и ее жениха (мужа) весьма экзотическим способом: он купил 50 воздушных шаров, наполнил их закисью азота (веселящий газ), помог им этими шарами украсить свой свадебный гостиничный номер (этажом выше ресторана, где гуляла свадьба), а когда молодые уснули, пробрался к ним в номер, проткнул эти шары, и молодые «отравились» выпущенным газом. Сам преступник был в противогазе, поэтому не умер. Оставлю за скобками наивную фантастичность этой истории: уж какую версию озвучило обвинение, с той и пришлось работать. Экспертиза подтвердила, что смерть наступила от отравления закисью азота. Это возможно, но как раз на нереальности такого способа, как лопнувшие шары, я и построил свою защиту. Выйдя в прения, я вынес шесть воздушных шаров, надутых воздухом, и раздал их передней скамье присяжных. Затем попросил присяжных закрыть глаза и представить себе, как молодые после свадьбы легли усталые в постель, как им было хорошо вдвоем, как они, наверное, уснули после вина и любви крепким сном. Как в тишине пробрался злоумышленник и… и тут я начал тыкать в шары предварительно припасенной булавкой. Шары лопались один за другим с ужасным грохотом, так что присяжные женщины аж подпрыгнули.

«Очевидно, – заключил я, – что не проснуться от грохота пятидесяти лопнувших шаров невозможно. Молодые проснулись бы уже после первого хлопка. А так как трупы лежали в кровати, следовательно, отравились они не газом из лопнувших шаров, а от вдыхания закиси азота другим способом. Либо они надышались веселящим газом сами, иногда на вечеринках такое развлечение люди себе позволяют. Либо им кто-то подсунул баллон прямо под нос с маской для дыхания, и они надышались, не просыпаясь. А шары прокололи уже позже, когда оба были мертвы. Для отвода глаз, чтобы показать, что убийца тот, кто эти шары подарил».

В деле был еще один персонаж, общая знакомая молодых – продавщица магазина «Все для вечеринок», где парень как раз и покупал эти воздушные шары. Только она могла придумать такой способ убийства, в ее распоряжении были баллоны с веселящим газом, и она знала, что воздушные шары куплены в качестве подарка на свадьбу. Еще раз повторю, история эта – абсолютный вымысел, ничего общего не имеющий с реальностью. Описываю ее только как пример элемента шоу в судебной речи. Еще один пример. Молодого человека обвиняли в том, что он во время прогулочного круиза на теплоходе убил и выбросил за борт мужчину, привязав к его ногам 32-килограммовую гирю. Гирю он взял в спортивном уголке этого теплохода. Так как я лично занимался гиревым спортом и даже занимал призовые места в различных соревнованиях в свое время, заслужив звание кандидата в мастера спорта, я знаю, что такое двухпудовая гиря. Это весьма тяжелый спортивный снаряд, который выглядит как небольшой металлический шар с ручкой. Визуально 32-килограммовую гирю можно и не отличить от 16-килограммовой, если не присматриваться к нанесенным цифрам. Моя логика была в том, что для утопления тела вполне достаточно было 16-килограммовой гири, которые в спортивном уголке тоже имелись. Для наглядности я вынес к присяжным две гири: 16 и 32 кг. Попросил одного из мужчин-присяжных взять 16-килограммовую гирю и пронести пару-тройку шагов, держа ее в согнутых руках, у груди. Мужчина с легкостью это сделал, поигрывая гирей с руки на руку. Когда он взял двухпудовку, его заметно качнуло, и легкости не получилось. Я добавил к этому наглядному уроку работы с тяжестями то соображение, что одно дело – принести гирю, а другое – привязать ее к ногам трупа и перевалить этот труп с гирей через борт корабля. Присяжные, конечно, засомневались, что это мог сделать один человек, так что их версии при обсуждении были отличны от версии прокурора.

Конечно, в реальном суде вам могут не разрешить привлечь присяжного для эксперимента с гирями. Хотя это остается на усмотрение судьи-председательствующего, которому эксперимент может показаться интересным.

Еще одна история требовала заронить сомнение в словах свидетеля обвинения о пачке денег. Свидетель видел деньги у жертвы и сказал, что их было 500 тысяч. Как раз такую сумму нашли у моего подзащитного, обвиняя его в убийстве, сопряженном с разбоем. Я, выйдя к присяжным, достал из кармана пачку банкнот, первая и последняя из которых были пятитысячными купюрами.

«Вот пачка денег в пятьсот тысяч, – обратился я к присяжным. – Мы знаем со слов свидетеля, что пятьсот тысяч он видел у погибшего. А раз пятьсот тысяч нашли у подсудимого, вывод следствия прост: он убил, чтобы завладеть деньгами».

После этого я начал разворачивать пачку веером, как фокусник – колоду карт перед зрителями. И присяжные увидели, что внутри пачки есть не только пятитысячные купюры, но и тысячные, и даже пара пятисоток. Стало очевидно, что свидетель, не считая денег, не мог точно знать сумму. А значит, появились сомнения в том, что деньги, похищенные у погибшего, и деньги, найденные у обвиняемого, – это одни и те же деньги. Как понятно, все сомнения должны были толковаться в пользу обвиняемого, что и заявил во время совещания присяжных один из них.

Еще один наглядный пример – с бейсбольной битой. Моего подзащитного обвиняли в убийстве человека, который был вооружен небольшой бейсбольной битой. Прокурор, рассказывая об этом событии, в ходе судебного следствия продемонстрировал биту, бережно держа ее перед собой двумя пальчиками, будто это эксклюзивная перьевая ручка на подставке. Он хотел показать, что такая бита не могла дать обвиняемому права стрелять из пистолета, мол, сделал он это умышленно, так что даже о превышении пределов необходимой обороны речи идти не могло: только умысел на причинение смерти. Мне пришла в голову мысль противопоставить прокурору свое видение картины происшествия. Я намеревался перед выходом в прения переодеться в футболку с коротким рукавом и появиться перед присяжными в таком виде, помахивая перед их носами бейсбольной битой, как булавой. Мои 100 килограммов веса вместе с бейсбольной битой никак не гармонировали бы с картиной, нарисованной прокурором, об убитом ботанике с перьевой ручкой в руках. Жаль, я не осуществил этот замысел по техническим причинам, и пришлось описывать это на словах, но в настоящем суде, когда на вас нет звуковой аппаратуры и есть возможность выйти переодеться, вы вполне можете позволить себе такую роскошь, как устрашить присяжных своим видом (при условии, конечно, что вы не девушка, а также в вашем телосложении есть что-то от слона).

Во время процессов я надевал на голову кепку, чтобы показать сходство с обвиняемым, опознанным только по кепке; я показывал фотографии похожих людей, так что издалека их можно было перепутать, как отретушированного Бориса Ельцина с Микеле Плачидо на расстоянии в 30 метров; я мерял шаги перед присяжными, доказывая невозможность указанного в обвинении расстояния; я демонстрировал шприцы с налитой в них водой, изобличая лживые слова свидетеля, что можно отличить шприц с ядом от шприца с лекарством по внешним признакам. Все эти мои старания были направлены на одну цель – присяжные должны запомнить картинку, им не должно быть скучно, они должны понять мою логику и принять ее, и лучше всего, если логику обвинения они признают смешной.

Глава 4
Подготовка речи (Meditatio)

Как я люблю повторять своим более молодым и менее опытным коллегам, в боевом уставе сухопутных войск, который я изучал в высшем военном учебном заведении, была отдельная глава – обязанности командира после получения боевой задачи. Всегда спрашиваю: что должен сделать командир взвода или роты, получив боевую задачу от вышестоящего командования? Очень редко кто дает правильный ответ. А он прост: получив боевую задачу, командир… уясняет ее. Только потом он оценивает обстановку, проводит рекогносцировку, принимает решение, отдает боевой приказ и организует взаимодействие и управление. Прежде всего нужно понять: что надо и почему? И только потом – как и каким способом сделать то, что надо.

Похожие советы дает в своей книге П. Сергеич оратору, готовящемуся к обвинению или защите.

Для начала защитник должен уяснить себе три момента:

1. Что произошло и почему произошло?

2. Что надо доказать присяжным?

3. Чем можно оказать влияние на их решение?

То, что надо доказать – это главный вывод речи, обычно он корреспондирует с первыми тремя обязательными вопросами перед присяжными:

– имело ли место преступление (деяние), в котором обвиняется подсудимый, то есть было ли событие преступления вообще?

– доказано ли, что подсудимый совершил это деяние?

– виновен ли он в том, что совершил?

До выхода к присяжным защитник должен уяснить для себя, в каком направлении ему предстоит двигаться в своей речи, а осознав, что произошло и почему (для начала), он обязан развить это понимание дальше.

Если действительно имело место убийство, например, что очевидно в большинстве случаев насильственной смерти (пулевые ранения, множественные колющерезаные раны, найденные орудия преступления – нож, топор, пистолет и т. п.), то защитник должен сосредоточиться на роли подсудимого. Он или не он, а если он, то доказана ли вина и какая? Если не он, то почему и кто это мог быть еще, а если он все-таки, то в том ли его обвиняют, что он совершил? Например, при убийстве может быть много вариантов – от необходимой обороны или причинения смерти по неосторожности до убийства в состоянии аффекта. Ну и, конечно, не стоит забывать о самом действенном способе защиты, который, по моим наблюдениям, присяжным психологически проще принять, – признании вины в менее тяжком преступлении. Защитник вправе ставить вопросы перед присяжными: например, виновен ли подсудимый в превышении пределов необходимой обороны. Присяжным легче принять решение в том случае, когда есть выбор не столь жесткий, нежели между тюрьмой и свободой. Немного наказать легче, чем освободить от наказания вовсе. Ведь есть труп, есть чья-то оборванная жизнь, есть потерпевшие, есть сострадание, есть усердный прокурор и следователи, и трудно принять решение о невиновности вообще при очевидных доказательствах вроде окровавленных топора и рук.

То, что может иметь влияние на решение присяжных, П. Сергеич, не гнушаясь старым сравнением, назвал нервами речи.

Чтобы читателю стало понятнее, что есть вещи посложнее к пониманию, чем юриспруденция, сообщу для общего развития, что нерв (лат. nervus) – это составная часть нервной системы; покрытая оболочкой структура, состоящая из пучка нервных волокон (главным образом представленных аксонами нейронов) и поддерживающей их нейроглии. Периферический нерв состоит из нескольких пучков аксонов, покрытых оболочками из шванновских клеток, а также несколькими соединительно-тканными оболочками: эндоневрий покрывает каждый миелинизированный аксон, несколько таких аксонов объединяются в пучки, покрытые периневрием. Несколько пучков, вместе с кровеносными сосудами и жировыми включениями, покрыты общей оболочкой, эпиневрием, и составляют нерв.

«Нервы речи» П. Сергееича – это, конечно, не «пучки аксонов», покрытых оболочкой из «шванновских клеток» (Боже мой, ужас какой!), это нечто иное, но со схожей задачей: провести импульс от рецептора к центральной нервной системе и принять решение. Будем считать, что ЦНС, отвечающая за принятие решения, – это коллегия присяжных, и нервы вашей речи должны передать импульс от вас как главного рецептора, уже соприкоснувшегося с истиной.

Что тут важно уяснить для себя?

Главный вывод обвинения всегда один: подсудимый виновен; главный вывод защиты: подсудимый невиновен. Поэтому теоретически и адвокат, и прокурор демонстрируют в своей речи доказательства, необходимые для того или иного вывода.

Впрочем, на самом деле все чуть проще: нужно доказать не все, а одно или два ярких положения, чтобы присяжные сделали нужный вам вывод.

Например, в случае из моей практики вне проекта «Суда присяжных» один человек утверждал, что мой клиент взял у него взаймы большую сумму денег. Очень большую. Под расписку. И не хочет отдавать. Мой же клиент утверждал, что такой суммы не брал лично, заем действительно был, но деньги наличными никто из рук в руки никому не передавал, расчеты производились между двумя иностранными компаниями через иностранные банки, а расписка, которую он действительно подписал, была по договоренности действительна на период, пока заемные средства шли из банка в банк (в период кризиса деньги долго гуляли по банковским счетам).

Это дело рассматривалось в суде, но не перед присяжными, а перед федеральным судьей, «нерв» же защиты был в том, чтобы донести судье такой факт: денег должник не брал не потому, что не было расписки или перегружаемых сумок с наличными из багажника в багажник машин кредитора и должника (это слова против слов), а потому, что у кредитора такой суммы просто не могло быть!

Для яркости картинки мне пришлось рассказать, сколько весит такая сумма в наличных, если она в долларах или в рублях. Получалось под центнер. Когда речь идет о сухой долговой расписке с цифрами, это одно, а когда можно себе представить 100 килограммов денег, пересчет которых займет не один день, приходится сомневаться в словах кредитора. Кроме того, когда кредитор понял, что судье нереально представить перегрузку такой денежной массы из багажника в багажник легковых автомобилей, он сообщил суду, что деньги были в купюрах по 5000 рублей (в таких деньгах вес и количество сумок уменьшались до размера багажника). Такая идея тут же нарвалась на засаду из простых вопросов: зачем было менять доллары на рубли, чтобы давать заем, тем более во время кризиса; в каком банке это было, ведь такая обменная операция оставит следы; и главное, купюры по 5000 рублей только появились в обороте, а значит, тем более о такой операции должны были знать не только банк, но и другие ведомства, осуществляющие финансовый мониторинг. Как понятно, кредитор тут же «забыл», в каком банке он менял свои чемоданы «с зеленью» на розовые новые российские рубли.

Главное положение составляет часть формального логического рассуждения о доказанности вины или обстоятельств дела, как в вышеприведенном примере. Это рассуждение составляется из ряда отдельных последовательных положений.

Вот расписка, вот свидетели, что видели передачу денег в сумках, очевидно, что кредитор и должник были хорошо знакомы, да и последующие события свидетельствуют вроде о том, что деньги от одного человека перешли к другому. Но! В действительности последовательные рассуждения не важны, так как главный спорный вопрос и условия его решения сами бросаются в глаза – есть долговая расписка, на ней настоящая подпись, деньги в срок не возвращены! Все ясно!

«Другое дело – нервы дела; они могут быть совсем в стороне от логического рассуждения; чтобы находить их, нужен живой ум и знание людей», как сказал П. Сергеич. История с обменом долларов на рубли и весом денег – это нерв позиции. Этот импульс и привел к решению судьи о безденежности договора займа. Денег не передавалось, так как это просто невероятно в описанных условиях.

Указанные выше три вопроса, требующие уяснения защитником перед речью, связаны одной целью – получить оправдательный вердикт. Уяснение этих вопросов будет переплетаться в голове, но это не важно. Главное разделить их в начале.

4.1. Истина-то где?

Самая лучшая практика – отличные знания теории, говорил один профессор у нас в юридической академии во время моей учебы.

Перефразируя мэтра, скажу: самая лучшая подготовка к речи в прениях – отличное знание материалов дела. В проекте «Суд присяжных» это задача несложная, нужно всего лишь прочесть сценарий буква за буквой (там, где показания свидетелей, потерпевших и демонстрация вещественных доказательств и видеоматериалов). В настоящем уголовном деле, состоящем из нескольких томов, а то и из нескольких десятков, защитнику надо не полениться прочесть все от корки до корки, причем иметь у себя копии материалов дела в том виде, в котором их видит судья. В XIX в. эта задача была практически невыполнимой, но ее решали!

Первая, азбучная обязанность публичного обвинителя, писал в 1886 г. в журнале Министерства юстиции Российской империи М.Ф. Громницкий, – изучение дела по предварительному следствию. «Изучение это, безусловно, должно быть самое внимательное, всестороннее, от первой страницы до последней, без пропуска самой с виду ничтожной бумаги из полицейского, например, дознания или из каких-либо приложений к делу. Самая ничтожная бумага может неожиданно служить на суде материалом в разъяснение обстоятельств дела, может дать указание на сильные или слабые стороны защиты, может дать, наконец, иное освещение имеющим значение в деле фактам». Конечно, эти слова применимы и к обязанности защитника.

Сейчас на дворе XXI в.! Век смартфонов и планшетных компьютеров, оснащенных чувствительными фотокамерами и гигабайтами встроенной памяти. Любой защитник, если не поленится, сможет уместить десятки томов уголовного дела в свой планшет и читать эти материалы не в душном кабинете следователя или канцелярии суда, а лежа на диване у себя на даче под пение птичек. Если не лениться. Мне часто приходилось помогать коллегам и вступать в процесс, когда следствие уже окончено. Надо сказать, что большинство из них приносили электронные носители с делами, где все было сфотографировано и разделено, как положено, для удобства изучения. Но встречались и такие, которые передавали мне папочку с самым важным, по их мнению. Когда я спрашивал: «А где материалы дела-то?», мне говорили: «Ну, там много очень, в суде все. У нас тут самое важное, этого хватит». Нет, не хватит! Точнее, скорее всего, не хватит! Почему?

Потому что, изучив акты следствия, узнав все то, что дано, адвокат должен найти ответы на все недомолвки следователя, вольные и невольные. Следователь сшил дело и передал в суд. Идеальных дел не бывает, как не бывает и идеальных следователей. Дела без ошибок не существует. Ваша задача увидеть, где следователь ошибся и не заметил этого, а где попытался спрятать откровенную фальшь.

Конечно, не стоит доходить до крайностей и раздувать из пропущенного слова в протоколе скандал грандиозного масштаба. Ну, опечатался, бывает… Нужно быть «умеренно любопытным и разумно недоверчивым». Например, внимательно читая заявление о совершенном преступлении, я и мои коллеги обратили внимание на адрес заявителя. Это было реальное известное дело по обвинению помощника главы Росрыболовства в получении взятки за распределение квот на вылов тихоокеанского лосося. Так вот, адрес заявителя был московский. Ничего особенного, адрес как адрес. Просто в голове родился вопрос: раз заявитель – гражданин Латвии, постоянно проживающий в Японии, то чей это адрес? Это не имело никакого значения, но как-то просто стало любопытно. Не потому, что у гражданина Латвии не может быть квартиры в Москве, а потому, что в законе написано, что вылов тихоокеанского лосося иностранным компаниям запрещен. А тут иностранец ратует за вылов нашего лосося, «раздает» взятки, пишет заявления, а сам является японским бизнесменом. Зачем ему квартира в Москве, раз его бизнес в Японии? Проверили, кому принадлежит квартира, где проживает жертва вымогательства взятки. Оказалось, что жилье принадлежит супруге… советника главы Росрыболовства. Вот как! За взятку привлекают помощника главы Росрыболовства, а заявление на него написал человек, близкий к советнику этого ведомства (что рангом повыше-то будет). Потом выяснилось, что все трое: и жертва вымогательства, и взяточник и советник главы Росрыболовства – вполне себе раньше хорошо дружили на почве ловли рыбы и ее переработки в Японии. Просто что-то не поделили. Стоит ли пояснять, что дело сразу запахло не свежей рыбой, а тухлой. А с тухлым делом в суде не очень-то… Как результат – обвинение во взятке было переквалифицировано на покушение на мошенничество и вместо обещанных 12 лет лишения свободы приговором суда выдано всего три. Из которых половина пришлась на пребывание в СИЗО в период следствия.