Текст книги "Суд присяжных. Особенности процесса и секреты успешного выступления в прениях"

4.4. Постоянная работа над речью

Как сказал П. Сергеич в своей книге: «Вся работа (над речью. – Р. М.) должна быть сделана на ногах, когда вы бродите по улицам или шагаете из угла в угол по своей комнате. А теперь надо взяться за перо. Напишите каждое основное положение на отдельном листе бумаги в виде заглавия и затем записывайте под ним то, что может служить его доказательством, развитием или украшением. Через день или два или через неделю, как придется, в свободную минуту пересмотрите эти листы, перечтите записанное, прибавьте еще несколько строк. Вложите каждый заглавный лист в особую обложку и вкладывайте туда все хорошие наброски, которые будут являться у вас по каждому отдельному тезису».

Во времена П. Сергеича не было компьютеров с текстовым редактором, так что сейчас не нужно особой обложки, куда следует вкладывать хорошие наброски. Все это можно делать на ваших гаджетах – смартфонах, планшетных устройствах и на стационарных компьютерах. Если они все синхронизированы, то где бы вам ни пришла мысль в голову – на рабочем месте в офисе, в машине с планшетом или в постели со смартфоном, вы можете позволить себе записать эту мысль и вставить в текст подготавливаемой речи.

Как говорят на телевидении, лучшая импровизация на экране – импровизация, подготовленная заранее.

Речи в суде, которые кажутся сказанными запросто, на самом деле – сумма природного интеллекта, широкого образования, собственных размышлений о сущности всего сущего, жизненного и профессионального опыта и, конечно, кропотливой работы над делом.

Ранее я говорил, что при выходе к присяжным вас может вынести и на такие мысли, которые заранее не приготовишь. Но в любом случае этот так называемый вынос основан на хорошем знании дела, от корки до корки.

И вот тут есть секрет, который в телевизионном суде присяжных не раскрыт вообще, а читателю следует знать. В телевизионном суде присяжных я как адвокат могу говорить перед присяжными разные вещи, ссылаясь на материалы дела. Ибо я их читал. Но то, что читал я, и то, что называется исследованием доказательств в суде, – разные вещи.

Часть 4 статьи 292 Уголовно-процессуального кодекса России гласит: «Участник прений сторон не вправе ссылаться на доказательства, которые не рассматривались в судебном заседании или признаны судом недопустимыми».

А в судебном заседании по делу, например, из пятисот томов вы, прокурор или сам судья озвучивают не все документы, а те, что посчитают нужными. И получается, что некоторые, возможно, важные документы и доказательства могут оказаться «не рассмотренными», то есть не исследованными. Например, по одному из уголовных дел я представил в предварительном заседании письмо от адвоката, который не принимал участия в следственном действии с моим подзащитным, хотя его фамилия значилась в протоколе. Получилось так, что следователь, не дозвонившись мне, адвокату по соглашению, привлек для следственного действия адвоката по назначению. И вот подписи этого адвоката в протоколе не оказалось, хотя было указано, что он участвует в этом следственном действии. Я обратился с запросом, адвокат мне ответил – он в этом следственном действии участия не принимал, так как узнал, что у обвиняемого уже есть адвокаты, и сообщил об этом следователю. А в суде следователь при допросе сообщил, что «адвокат был им вызван, звонил ему по телефону с дороги, но так как застрял в пробке, приехать не смог, поэтому следственное действие было проведено без адвоката, сам обвиняемый на присутствии адвоката не настаивал, о наличии адвокатов по соглашению не говорил, от подписи в протоколе отказался». Налицо грубейшее нарушение следователем одного из прав обвиняемого – права на защиту. Это яркий момент, его необходимо осветить в прениях, но для того, чтобы это сделать, нужно обязательно в ходе судебного следствия не забыть исследовать, то есть озвучить, и сам протокол следственного действия (чтоб все слышали), и письмо адвоката, свидетельствующее, что следователь наврал «о стоянии в пробке и незнании о наличии адвокатов по соглашению». Если не озвучить эти документы, то в судебных прениях на них ссылаться нельзя.

Поэтому так важна каждодневная работа над речью, начинающаяся задолго до того, как вы выйдете что-то говорить. Если только в ходе своего выступления перед присяжными вы вспомните о таком ярком недочете следствия, вам поздно будет говорить: «В материалах дела есть ответ на запрос от такого-то числа, где сказано…» Опытный судья остановит поток вашего красноречия словами: «Уважаемый адвокат, вы не вправе ссылаться на доказательства, не исследованные в ходе судебного следствия».

Конечно, идеально было бы, чтобы в суде все материалы дела были озвучены, но, во-первых, не бывает идеальных судов, во-вторых, озвучивание не всех документов выгодно вам, противник же тоже может кое-что забыть, в-третьих, озвучивание 500 томов дела может потребовать еще один дополнительный год судебного процесса.

«Не гнушайтесь чужими мыслями, но пусть усиленно работает и ваш собственный мозг. Следите за собою; как только мысль почему-либо набрела на страницу из вашего дела, надо гнать ее вперед и спешить за ней, горячить ее и прислушиваться к ней. Чем дольше вы будете размышлять над делом, тем лучше; оно должно раствориться в вашем мозгу и пропитать его на долгие недели», – говорил П. Сергеич.

Чтобы закрепить понимание вышесказанного на примере «Суда присяжных», расскажу забавный случай. Конечно, не секрет, что режиссер и продюсер проекта требуют хороших рейтинговых цифр. А значит, ярких картинок, которые можно показать по телевизору для привлечения зрителя. Поэтому режиссеру нравится, когда адвокат или прокурор в своих речах демонстрируют элементы шоу, примеры которых я уже приводил (лопнувшие воздушные шары, гири, волшебные палочки, песочные часы и т. п.)

Так вот, в речи перед присяжными по одному делу меня в очередной раз «вынесло» на яркую картинку. Дело было об обвинении начальника отделения клиники в убийстве из милосердия (эвтаназии). При этом не было доказано, откуда взялся у подсудимой редкий препарат, которым она сделала смертельную инъекцию.

В конце процесса появился свидетель – непрактикующий врач из разряда сумасшедших ученых, который сказал, что этот препарат принес он, так как они вместе с начальником отделения уже 15 лет пытаются вылечить больных, применяя даже не апробированные препараты. Так что вроде стало ясно, откуда препарат. Но тогда мотивом становилась не эвтаназия и вообще преступление из убийства превращалось как максимум в причинение смерти по неосторожности (раз уж больного все-таки хотели вылечить, а не убить). Прокурор в своей речи ничего не стал менять, рассказав и про доказанное позитивное отношение моей подзащитной к эвтаназии, и про способ убийства, и про пузырек с лекарством… А еще прокурор демонстрировал в суде видеозапись, где неизвестная женщина-врач говорила с неизвестным мужчиной об убийстве тяжелобольной женщины в этой больнице, так как та все равно неизлечима, а родственники были бы благодарны, если бы она перестала сама мучиться и мучить их. Тут уж дело пахло убийством по найму. В общем, доказательств, что убила именно моя подзащитная, было полно (видео самой инъекции, найденный пузырек с препаратом у нее в кабинете и статьи в газетах об эвтаназии, где моя подзащитная активно говорила о пользе этого вида ухода из жизни для тяжело больных людей). А вот мотив представлялся каким-то салатом, то есть набором совершенно разных мотивов.

Я сказал присяжным: «Салат Оливье, говорят, был придуман случайно одним французским поваром, смешавшим разные ингредиенты и подавшим это блюдо на стол, приправив его майонезом. Так и речь прокурора по этому делу, равно как и обвинительное заключение, похожи на набор ингредиентов, которые случайно сбросали в миску и подали вам, уважаемые дамы и господа. Вот, немного горошка – это одно доказательство; то, что подсудимая была приверженцем эвтаназии, – это вот кусочки курицы; огурцы мелко нарезанные – смотрите, это, видимо, об убийстве по найму. В итоге все это приправляется словесным майонезом государственного обвинителя и подается вам! А вы должны сказать, что этот салат – блюдо высокой кухни и вас оно вполне устраивает именно в этом статусе».

Присяжные вынесли оправдательный вердикт. Но я привел этот пример для того, чтобы сказать: если бы я лучше работал над подготовкой к этому делу в «Суде присяжных», мысль о салате посетила бы меня ранее, а не непосредственно перед присяжными. И тогда я смог бы подготовиться. Для телевизионной картинки, конечно, выразительнее было бы, если бы я на глазах у присяжных смешивал горошек, огурцы и прочие ингредиенты, а потом этот салат поставил перед ними. Да и присяжные этот салат запомнили бы лучше, чем словесный. Но мысль о сравнении пришла только в прениях, а значит, я не очень долго размышлял над делом. В реальном суде такое непозволительно!

Зато в другом деле, в другом съемочном дне я исправился и заранее предупредил режиссера о том, что для речи в прениях мне потребуется реквизит.

Молодого парня, циркового гимнаста, обвиняли в том, что он подрезал страховочный трос у пары гимнастов из своей группы, и они упали из-под купола цирка. Упавшая девушка-гимнастка была его женой, у нее был роман с участником группы, который тоже погиб. Мотив – ревность, как понятно. Мол, подсудимый знал, что они любовники, воспользовался случаем, когда мастер по технике безопасности отлучился на обед, сам стал в техническую зону, в ящике инструментов нашел ножовку и перепилил стальной трос. Обвинение демонстрировало ножовку, а также видеосьемку камеры внутреннего наблюдения в цирке, из которой следовало, что подсудимый через два часа после происшествия засунул пакет с каким-то предметом между ящиками реквизита, а через пару дней этот пакет нашел тот же мастер по технике безопасности и прямо под камерой вынул из него ножовку. Подсудимый же уверял, что в пакете была выпитая им накануне трагедии бутылка спиртного, он просто хотел ее спрятать и не показывать, что он выпил перед номером (он хоть и гимнаст, но был травмированным, поэтому в номере участия не принимал, а был его постановщиком). На пакете и на ножовке были обнаружены отпечатки пальцев подсудимого (он объяснял, что работник сцены попросил его подать пилу и он ее просто брал из ящика), пары униформистов, мастера техники безопасности и уволенного за пьянку циркового фокусника (он говорил, что в пакете приносил бутерброды, пакет его, а пилу брал пилить замок в ящике со своим реквизитом, когда тот заело).

Хоть у фокусника мотива не было никакого, но уж больно красивая получалась логическая конструкция: подсудимый прячет пакет с бутылкой, а находят пакет с ножовкой, при этом пакет-то вообще фокусника!

Я просил у режиссера найти мне шляпу циркового иллюзиониста, чтобы оттуда достать кролика, но мне смогли быстро найти только набор для фокусов из детского магазина с поролоновыми красными шариками и кубиком.

Я вышел к присяжным, заранее потренировавшись в фокусе с этими предметами. Незаметно прижав к ладони один поролоновый шарик мизинцем и безымянным пальцем правой руки, я одновременно держал второй шарик остальными пальцами и демонстрировал его присяжным со словами: «Я не великий фокусник, честно говоря, делаю такое впервые. Но есть люди, которые вытворяют и не такое. Вот, смотрите, у меня в руках шарик. В инструкции к набору фокусника написано, что если раскатать его в ладонях и дунуть, то он размножится».

Я покатал шарик в ладони, где был заранее спрятан второй, и, соответственно, показал присяжным уже два шарика. После этого сказал: «Вот так мой подзащитный и стал жертвой фокуса, он просто положил бутылку в пакет и спрятал ее, как я сейчас кладу оба шарика в карман».

Присяжным показалось, что фокус на этом закончился, я стал говорить о другом: о мотиве, о других доказательствах и сомнениях в их достоверности. Но окончание фокуса я все равно припас для заключительной части речи, чтобы было эффектнее и присяжные ушли на вердикт с абсолютной уверенностью в участии фокусника в убийстве. Таким образом, я просто старался отвлечь внимание от отсутствия мотива у фокусника. Точнее сказать, может быть, у фокусника был мотив, только я о нем ничего не знал. Мотив – это 50 процентов вашего успеха в деле, присяжных часто мало интересуют доказательства. В большинстве своем, сколько совещаний присяжных я ни наблюдал, люди пытаются ответить на вопрос: «Мог или не мог он убить?». Причем под «мог или не мог» я имею в виду не потенциальную возможность убийства в смысле физических действий, а мотив, его наличие и значимость.

Основной вопрос, волнующий присяжных, – достаточно ли такого мотива, как у подсудимого или у кого-то еще, для убийства.

Присяжные часто говорят: «Да разве этого достаточно, чтобы убить?!».

Или: «Да разве этот парень мог пойти на преступление из-за такого пустяка?»

Или: «Ну, этот-то точно может мать родную грохнуть, посмотрите на него, он же, вон, в детстве котят душил…»

Поэтому, когда нет мотива у третьего лица, его надо или сочинить (но так, чтобы не выглядеть глупо), либо отвлечь чем-то ярким, чтобы его отсутствие было не так заметно. Именно этой цели я добивался, показывая фокусы. В кармане, куда я положил два шарика в начале речи, лежал еще поролоновый кубик с круглой полостью внутри. Если его вывернуть наизнанку, он выглядит почти как шарик. В заключительной части речи, я стал говорить: «Вот так, мой подзащитный положил в пакет фокусника пустую бутылку, как я в начале своего выступления положил два шарика в карман прямо на ваших глазах. А потом… из этого пакета вынули…»

При этих словах я вынул из кармана один шарик и показал присяжным. Затем молча достал второй (он же – вывернутый кубик) и тоже продемонстрировал присяжным. Через секунду на моей ладони лежали шарик и кубик, так как я вывернул шарико-кубик обратно.

Надо сказать, речь моя присяжным понравилась, один из них назвал ее изящной. Правда, еще один обозвал меня фокусником, но это не важно, так как главного я добился: присяжные заподозрили фокусника, сами придумали ему мотив и в итоге вынесли оправдательный вердикт.

Глава 5
О психологии

5.1. На стыке психологий

Все студенты в юридических вузах изучают курс психологии.

Юридическая психология – раздел психологии, предметом которого являются психологические особенности деятельности, связанной с правом: отправлением правосудия (поведение участников уголовного процесса), правомерным и неправомерным поведением (формирование личности преступника и особенности преступного поведения), работой сотрудников правоохранительных органов и других юридических служб.

Больше всего времени приходится на изучение психологии преступника, то есть изучение поведения и душевного состояния виновного во время преступления. В этой научной и учебной литературе есть много чего полезного для следователя, для прокурора и для судьи.

Но для защитника имеет значение исследование того, что чувствовал и думал его подзащитный до совершения преступления.

«Психология преступления заключается в объяснении факта согласно личным свойствам и душевным побуждениям преступника; обвинитель утверждает, что указанные им побуждения привели подсудимого согласно его характеру к совершению преступления; защитник доказывает, что этого не было или потому, что не было этих побуждений, или потому, что подсудимый по своему характеру не мог бы совершить преступления, хотя бы и при наличности таких побуждений, или что он совершил его под давлением случайных обстоятельств», – пишет в своей книге П. Сергеич.

Я бы еще добавил: для защитника, выступающего перед присяжными, важно не просто изучить психологию преступления и своего подзащитного. Важно понять, где психология подсудимого стыкуется с психологией присяжного. Это крайне сложная задача, так как обвиняемого вы, может, и изучите, но присяжного – нет. Даже одного, а уж теме более – двенадцать. В России не существует специальных служб, помогающих адвокатам подобрать присяжных. Не встретите вы у нас и физиономистов, которые будут сидеть в процессе вместе с вами и записывать движения мускулов на лице присяжных, пытаясь понять, как они (присяжные) настроены. Конечно, это обидно. Мы безнадежно отстали от наших зарубежных коллег в этом плане. И дело не в том, что у нас история суда присяжных – не история, а скорее биография (в Великобритании, как уже говорилось, суд присяжных появился почти восемьсот лет назад, с принятием Великой Хартии вольностей).

И дело не в том также, что у нас нет специалистов-психологов, – конечно, они есть. Скорее дело в том, что процесс отбора присяжных трудоемок и, соответственно, дорог. В той же Америке суд присяжных можно собрать по любому поводу, а не только по особо тяжким преступлениям, как у нас (да и то при ограниченном перечне). Получается, что у тех обвиняемых, дела которых передали на рассмотрение суду присяжных, должны быть деньги не только на адвокатов, но и на вспомогательные подразделения для них. Чаще всего лица, совершающие особо тяжкие преступления, – это люди небольшого достатка. При рассмотрении судом присяжных только убийств с отягчающими обстоятельствами и иных преступлений, которые часто совершаются людьми малообразованными, нет шансов развить направление «психология присяжных» и воспитать своих специалистов. Я лично радовался, когда суду присяжных были подсудны дела по взяткам, можно было рассчитывать на развитие этого института. Но, увы… Законодатель понял, что суды присяжных будут оправдывать «взяточников» только потому, что они неплохие люди, и запретил суд присяжных для этой категории преступлений. А зря.

Тем не менее попробуем кое-что проанализировать из уже написанного по этому поводу, и я поделюсь своими наблюдениями над «тайнами совещательной комнаты».

Итак, как бы ни относился адвокат к подготовке речи, с огоньком или без него, невозможно будет обойтись без характеристики участников процесса и объяснения их действий.

Формула проста: факты из дела + показания свидетелей = личные свойства подсудимого.

Личные свойства подсудимого, представление о которых нужно довести присяжным, – это характеристика подсудимого и душевные побуждения, толкнувшие его на преступление (если его деяние преступно и он это признает).

Если не признает, то достаточно будет одной характеристики подсудимого, чтобы постараться доказать: он – невиновен, ибо он не мог совершить такое.

5.2. Что касается психологии присяжных

В Российской Федерации используется порядок отбора присяжных, аналогичный английскому. Он проводится на основе случайной выборки по спискам избирателей. Практика показывает, что чаще всего в присяжные попадают лица старшего поколения, что объясняется большей занятостью молодых людей. Хотя лица старше 60 могут быть освобождены судьей от исполнения обязанностей присяжного, как это написано в УПК РФ. Ряд категорий граждан, как правило, исключается либо до суда по письменному заявлению, либо в суде по личной просьбе, требованию сторон или мнению председательствующего.

Далее процедура отбора делится на две части: мотивированный отбор и безмотивный отвод.

Основная задача мотивированного отбора присяжных – с помощью специально поставленных вопросов отсеять из числа вызванных в суд людей, беспристрастность и объективность которых ставится под сомнение.

Как сказано в части 8 статьи 328 УПК РФ, «Председательствующий предоставляет сторонам возможность задать каждому из оставшихся кандидатов в присяжные заседатели вопросы, которые, по их мнению, связаны с выяснением обстоятельств, препятствующих участию лица в качестве присяжного заседателя в рассмотрении данного уголовного дела».

Первой проводит опрос кандидатов в присяжные заседатели сторона защиты.

Вот тут, конечно, не обойтись без специальных знаний психологии допроса, ведь присяжного можно пытать вопросами, чтобы понять, нужен он вам в процессе или, наоборот, от такого надо избавиться. Как сказано в этой же статье УПК, присяжные заседатели обязаны правдиво отвечать на задаваемые им вопросы, а также представить необходимую информацию о себе и об отношениях с другими участниками уголовного судопроизводства.

Среди присяжных могут быть те, кто знаком с кем-либо из участников процесса; ранее судимые или имеющие близких родственников, судимых за подобные деяния; родные и близкие сотрудников правоохранительных органов и т. д.

Кроме того, нужно учитывать психологические особенности потенциальных присяжных.

В распоряжении защитника при отборе присяжных есть список, в котором указаны их полные имена, пол, возраст, место жительства и профессия. Так что в этот список нужно добавить как минимум еще следующую информацию:

♦ отношение к подсудимому (не считает ли присяжный еще до процесса, что тот виновен);

♦ как влияет на отношение к подсудимому пол, возраст и фактор поколения присяжного;

♦ национальные и расовые стереотипы (тут сложности особые, не всегда, например, армянин-присяжный будет на стороне армянина-подсудимого). Если доказательства вины прямые, а не косвенные, то пощады от присяжного одной с подсудимым национальности не жди, он первый будет обвинять в совещательной комнате, при этом говоря: «Вот, я тоже армянин (грузин, таджик, грек и т. п.), но…»;

♦ религиозные признаки (в реальной практике был случай, когда в число присяжных попали две барышни-сектантки. Прокурор их «пропустил», а они чуть было не поломали ему обвинительный вердикт, убеждая коллегию, что судить может только Божий суд, а людям свойственно ошибаться, поэтому они просили оправдать реального убийцу);

♦ социально-экономический статус (чем заметнее разница в статусах присяжного и подсудимого, тем больше вероятность обвинения);

♦ особенности самого уголовного дела. Специалисты полагают, что мужчины в целом более строги, а женщины более склонны оправдывать или относиться мягче, снисходительнее, но в делах о сексуальных преступлениях, где в роли подсудимого обычно выступает мужчина, женщина, скорее всего, будет на стороне женщины.

Конечно, по закону, одна из сторон может посчитать сложившуюся коллегию тенденциозной, необъективной. Например, в коллегии будет всего одна женщина, или подсудимый – молодой человек, компьютерный блогер, а все присяжные – пенсионеры, не умеющие пользоваться компьютером. Такая коллегия при согласии судьи должна быть распущена.