Текст книги "Альбатрос над Фисоном. Роман"

– Но у Арпака тоже, получается, нет? Так?

– Должно быть так, если только новые «хозяева» не снабдили на всякий случай.

Элай в нерешительности остановился.

– Может, тогда лучше сегодня не начинать, а вначале подготовиться? Ну, оружие какое-нибудь подыскать, не знаю, «группу» собрать?

Миса с усмешкой оглянулась.

– Что, сдрейфил уже?

Элай вспыхнул.

– Почему сдрейфил? Просто глупо подставляться, если у него, может, ствол, а мы с голыми руками!

Миса фыркнула и тряхнула головой.

– Идем, не бойся! Что будет, то будет, а объяснений я потребую по любому сегодня же, сейчас же, чего бы это ни стоило! – и она скрипнула зубами, лицо вновь скривила злая, презрительная улыбка, глаза загорелись недобрым огнем. – Сучок! Так пасть, так низко пасть!

…До Сапожной, располагавшейся за парком, они дошли быстро и без приключений. Дождь всё моросил, монотонно и скучно, и улицы выглядели по-прежнему безлюдными и пустыми. Пуст был и дом: окна – без света, за забором – тишина.

– Не вернулся, – и Миса, стараясь не шуметь, тихо распахнула калитку. – Заходи, дома ждать будем, надеюсь, до комендантского вернется.

Элай остановился.

– А если нет?

Миса отмахнулась.

– У нас, в крайнем случае, переночуешь, места хватит.

Комендантский час, как и предрекал профессор Ирум, с конца октября увеличили – с часа ночи до пяти утра. Причем поводом стала история с неподнявшимися хлебами.

После двух месяцев тщательных и кропотливых исследований и расследований (как научных, проведенных Академией с Университетом, так и административных, ведшихся охранкой и полицией) выяснить причину так и не удалось. Дрожжи и закваска стандартам соответствовали, бактериальные культуры, что отвечали за сквашивание и брожение, – в полном порядке, живы и здоровы. Однако сами процессы эти в Лахоше идти упорно не желали, продукты не перерабатывались, хотя у соседей по Приречью всё шло как обычно.

Результатов не было, поэтому причину просто «назначили» указом Маршала. Объявили всё «диверсией и происками насарских радикал-демократов и национал-предателей из „пятой колонны“, желающих подорвать продовольственную безопасность Лахошской Республики». И в целях борьбы с ними комендантский увеличили на два часа.

Разумеется, ситуация не улучшилась: тесто по-прежнему не поднималось и питался Лахош теми же, порядком надоевшими пресными лепешками. А сметану, сыры, творог, ставших дефицитом, как и вино с пивом и водкой, приходилось ввозить из-за границы – из Орука, Рисена, Бофира и остального Приречья. Это привело к такому их подорожанию, что появлялись они теперь на обеденных столах лахошцев только по большим праздникам.

Расцвела, конечно, на такой «благодатной» почве и контрабанда алкоголя. Особенно дешевого «орукского виски» – вонючего мутного, неизвестно из чего гнавшегося самогона не лучшей очистки. Ввозился он из Орука в огромных количествах и продавался почти легально чуть ли не в каждом трактире и почти по цене старой доброй «Пшеничной», чем заменил простому люду все прежние горячительные напитки. Народ «экономичным» пойлом, разумеется, травился (кое-кто и до смерти), болел, но упорно продолжал пить, невзирая ни на что.

К удлинению же комендантского большинство отнеслось безразлично: желающих шляться после часа ночи было немного, а кто всё-таки хотел – делал это (при соблюдении известной доли осторожности) без особых проблем. Проблем не возникало, так как патрули от центральных, более или менее освещенных проспектов, как правило, не удалялись. Поэтому проскользнуть незамеченным по темным улочкам-проулочкам было несложно. Как неизменно иронизировал по этому поводу г-н Арпак, «строгость комендантского в Лахоше искупается необязательностью его соблюдения».

– В общем, диспозиция простая, – деловито начала Миса, пройдя в гостиную, сбросив мокрый плащ на стул и поплотней задернув занавески, – садимся и ждем. Когда придет, ты молчи, говорить буду я, в разговор не встревать. Но будь начеку, следи за руками его. Помни – на кону, может, наши жизни. Если что – действуй по ситуации. Кстати, канделябр не убирай далеко, под рукой держи, он тяжелый если что, только горячку не пори. И, главное, меня слушать! Бес-пре-ко-слов-но! Это понятно?

– Понятно, – Элай, закончив зажигать свечи, со вздохом плюхнулся в кресло у стола. – Значит, будем бить канделябрами. Прямо по голове. До потемнения, – и нервно зевнул. – Не люблю ждать. Почитать пока можно?

– Можно. Только камин разожги.

…И потянулись часы ожидания. Тихо стучали по стеклу капли, тихо шумел ветер за окном, а в комнате после промозглой улицы казалось особенно уютно и тепло. Сухо потрескивали дрова в камине, гудел в печной трубе нагретый воздух, шуршали страницы, сонно качался на стене маятник под кукушкой. Элай, убаюканный, стал слегка клевать носом над раскрытым «Вестником науки», когда звук хлопнувшей калитки разорвал тишину и сразу привел его в чувство. Арпак! Миса, к которой уже вернулось привычное спокойствие и самообладание, не спеша поправила перед зеркалом платье, прическу. И, ободряюще улыбнувшись Элаю одними глазами, – не бойся, всё будет хорошо, – вышла навстречу «мужу». Часы показывали половину первого.

– Что-то ты сегодня рановато, – как ни в чем не бывало встретила г-на Арпака в прихожей Миса, и в хрипловатом голосе проскользнули нотки сарказма. – Неужто до комендантского боялся не поспеть?

Снимавший обувь г-н Арпак с любопытством поднял на нее взгляд, но Мису смутить было трудно.

– Чего смотришь так?

Тот пожал плечами.

– Ничего, просто странная ты немного сегодня какая-то, – и, войдя в гостиную и увидев Элая, остановился. – А-а, вот оно что! Я не помешал? Добрый вечер, кстати, господин Абон! Рад видеть вас в добром здравии.

Элай сконфуженно кивнул. Миса, вошедшая следом, неожиданно покраснела.

– Не болтай ерунды! Мы тебя как раз и ждем.

– Меня? – тот как-то чересчур резко обернулся. – Что-то случилось?

– Может, и случилось, – и она криво улыбнулась. – Да ты присаживайся, присаживайся, разговор есть.

Г-н Арпак быстро обвел их взглядом, внимательным и цепким, вновь недоумевающе пожал плечами и со скучающим видом уселся в кресло под фикусом, небрежно закинув ногу на ногу.

– Хорошо, дамы и господа, я слушаю.

Элай напрягся. Началось! Миса села напротив «мужа», у стола, и сразу взяла быка за рога.

– Где ты был сегодня около десяти вечера?

Г-н Арпак лениво вздернул левую бровь.

– А в связи с чем вопрос?

– Ты можешь ответить на вопрос?

– А ты?

– Что ж, – Миса поджала губы, глаза жестко блеснули, – спросим по-другому: что ты делал сегодня в парке?

– Ага! – и он откинулся на спинку, скучающего вида как не бывало. – Вот оно что! И что тебя интересует?

– Всё! Но для начала, что это за тип?

– Знакомый.

– Знакомый из охранки – не лучшая компания для подпольщика, не находишь?

Г-н Арпак неожиданно рассмеялся.

– Запомнила-таки! – и восхищенно покрутил головой. – Молодец! Я всегда поражался твоей памяти.

– Та-а-ак! – протянула Миса тоном, не предвещавшим ничего хорошего, и побарабанила пальцами по крышке стола. – Прекрасно! Можешь как-нибудь объяснить это?

Он вздохнул.

– Да, могу, – и посмотрел на Элая. – Но наедине.

– Нет! – жестко отрезала Миса. – Ты будешь говорить здесь и сейчас! В его присутствии! Мы были сегодня там вместе, в парке. От него у меня сейчас секретов нет.

– У тебя, может, и нет, а у меня или партии – могут, – спокойно возразил г-н Арпак. – Разве беспартийный может присутствовать на обсуждении партийных вопросов? А здесь вопрос партийный, это я тебе сразу говорю, и сугубо конфиденциальный. Мы сейчас, конечно, на задании, можно сказать на особом положении, но дисциплину партийную никто не отменял. Или Устав тебе не писан? Элай – член «боевой группы», не спорю, но права участия это, сама прекрасно знаешь, не дает. Говорить буду о подготовки акции, а за нее, если помнишь, отвечаю здесь я, а не господин Абон. Поэтому, будь добра, попроси Элая погулять. Я готов объясниться и дать отчет как товарищу по партии, видит бог, время пришло, но, повторюсь, тебе и только тебе. В присутствии постороннего о таких предметах я говорить не могу, не имею права и не буду. Ка-те-го-ри-чес-ки! Это мое последнее слово, – и уже слегка извиняющимся тоном обратился к Элаю. – Вы уж извините, господин Абон, что я о вас так, в третьем лице в вашем же присутствии, но, право, сейчас вы здесь лишний.

Элай покраснел. Миса поколебалась.

– Что ж, будь по-твоему, – и кивнула Элаю. – Иди погуляй во дворе, я позову.

Тот в нерешительности посмотрел на нее.

– Ты уверена? – оставлять Мису одну он не хотел.

– Да, иди, иди! – нетерпеливо отмахнулась она. – Не бойся, всё хорошо. Только во дворе будь, а то комендантский начинается.

Элай чуть насупился, пожал плечами и вышел. Миса, проводив его взглядом, вновь повернулась к г-ну Арпаку.

– Итак, я внимаю.

Тот рассеянно потеребил бородку.

– С чего начать?

– С самого начала.

– Таки с самого начала? – и г-н Арпак рассмеялся. – Ну тогда слушай: вначале сотворил Бог небо и землю, земля же была безвидна и пуста… Нет, что-то я слишком издалека начинаю…

– Не паясничай! – резко оборвала Миса. – Я жду объяснений! Объяснений, о чем могут общаться эрдек-подпольщик и агент охранки!

– Ладно, ладно, не заводись, – недовольно проворчал он и примирительно поднял руки. – Всё, перехожу к делу, – и, смолкнув, собираясь с мыслями, тяжело вздохнул. – А дело, в общем, такое, если с самого начала. Когда на ЦК решили, что Маршала надо убирать и назначили меня, начал я изучать здешнюю ситуацию. И понял, что обычные наши методы – группу набрать, обучить – в Лахоше не сработают: слишком маленький городок. Живал я в таких, и знаю, что здесь как в деревне: все друг друга знают, все на виду. Долго здесь ничего не сокроешь, а группу, сама прекрасно понимаешь, в один день не создашь. Тем более с местной охранкой, а что она – одна из лучших в Приречье, это факт. В общем, понял, что сработать незаметно нам здесь не дадут. И тогда подумал: если рано или поздно нас раскроют, может, раскрыться самим сразу? Заинтересовать охранку и поработать какое-то время под ее же «крышей». Усыпить бдительность, создать видимость, что под контролем, а потом – раз! И все свободны!

Миса недоуменно вскинула брови.

– И как собрался охранку интересовать? Агента двойного сыграть?

– Можно сказать и так. Да, знаю, рискованно, сам много думал, Мис, поверь, но другого выхода не видел. О какой тайной подготовке можно говорить, если с первого же дня «на хвост» сядут местные филеры? И скрыться от них здесь ты не скроешься, хоть вывернись! И никакая конспирация не поможет! Здесь все всё знают! Кто к кому ходит, с кем спит, дружит, пьет. И филеров никаких не надо, успевай только соседей опрашивать. Ведь любая лахошская собака отличит нас от любой местной парочки. В общем, решил я рискнуть.

– Стоп! – хрипло прервала его Миса. – Ты решил или ЦК? Поясни! На ЦК, вообще, обсуждалось это?

– Ну, как тебе сказать, – г-н Арпак замялся и почесал переносицу. – На самом ЦК, конечно, нет, это всё-таки вопрос специфический, вопрос методов. Но с некоторыми членами говорил.

– И? «Добро» кто-нибудь дал?

Тот покачал головой.

– Нет, – он презрительно скривил губы и махнул рукой. – Старпёры! Сразу закудахтали: «чревато!», «а вдруг раскроется?», «мы с охранкой дел иметь не можем!». В общем, замараться испугались. Мол, могут не так понять, репутация партии и прочая лирика.

– И ты после этого смел говорить мне о какой-то дисциплине?! – Миса возмущенно вскочила. – Приняв такое решение, как поняла, самостоятельно?!

– Да, самостоятельно, – г-н Арпак вскинул голову, взгляд его был решителен и тверд. – Я и сейчас уверен, что поступил правильно. Думаешь, мы всё еще на свободе потому, что такие умные и хитрые? Что хорошо конспирируемся? Да о нас в «Высоком Доме» давным-давно всё знают! Мы три с лишним месяца получили на подготовку, и только благодаря моему решению. Мы получили свободу действия, пусть и под гарантию охранки. И там уверены, что контролируют нас полностью. Да, я вступил с ними в контакт и не стыжусь этого! Потому что делал и делаю это во имя партии, во имя ее дела! Иначе нас «повязали» бы еще в сентябре, когда только начинали с «группой». Конечно, по Уставу я не имел права, но я так решил – дело важней буквы. А за попреки дисциплиной извини, ты права, не мне тебя упрекать, но надо же было как-то спровадить Элая!

– Ладно, оставим оценки на «потом», – и Миса поджала губы. – Что дальше было?

– А что дальше? – и г-н Арпак пожал плечами. – Дальше – дело техники. Вышел на посольство лахошское, как раз незадолго до разрыва, и предложил свои услуги. Свели с типом одним, официально клерк какой-то мелкий, но, как понял, из Первого управления, разведки их внешней. «Втёр» ему «легенду»: «устал, разочаровался в идее, выскочки молодые затирают, денег на хорошую жизнь не хватает, хочется наконец-то пожить по-человечески» и всё такое. Ну, и чтоб поверил, пришлось, конечно, карты слегка раскрыть.

Миса насторожилась.

– «Слегка» – это как?

Тот нехотя признался.

– Что акцию готовим, кто приедет, план действий. В самых общих чертах, конечно.

– Та-а-ак! – каменным голосом протянула она. – Прекрасно! Поподробней, пожалуйста, что значит «в самых общих чертах»?

– Слушай, – вспылил г-н Арпак, – я, наверно, не идиот и не первый день в подполье! Я знаю, как дозировать, что можно и что нельзя говорить в таких случаях! Раз сказал, что «слегка», значит столько, сколько нужно!

– Наши представления, сколько нужно, могут сильно различаться, – холодно парировала Миса. – А еще я пытаюсь понять, чем твои действия объективно, – повторяю, объективно! то есть по своим последствиям, – отличаются от банальной провокации? И пока не вижу разницы: «органы» предупреждены, с планом ознакомлены, пусть и, как ты выражаешься, «в самых общих чертах», участники, как понимаю, «сданы», все под наблюдением, так? Что тогда считать провокацией, если не это?! В чем разница?

– В целях! – с еле сдерживаемым бешенством рявкнул г-н Арпак. – В целях, понимаешь?! В целях и мотивах! В результате, за который отвечаю и которого добьюсь, чего бы это мне ни стоило! – и, откинувшись на спинку, шумно выдохнул. – Всё, баста, хватит, иначе передеремся! Давай, как ты предлагала, оценки – потом, хорошо? – и чуть ли не взмолился. – Дай договорить, объяснить до конца, по-жа-луй-ста!

Миса слегка смутилась.

– Ладно. Я слушаю.

Тот устало потер лоб, словно пытаясь вспомнить, на чем остановился, и продолжил:

– Да, я «слил», что готовится акция, что организаторы – мы с тобой, а «группу» наберем на месте, – но! «Слил» с «дезой»: что акция – по команде из Насара. Сказал, что телеграмма из Амарны будет, «Дяде плохо выезжай», и через неделю – «день Х». То есть, что мы свободны в выборе дня, в охранке не знают. Учти: через почту местную, телеграф без их ведома не пройдет ни одна телеграмма, ни одно письмо. Поэтому, думаю, они на все сто уверены, что всё под контролем и сигнала не пропустят. Дальше: прогнал им, что взрывчатку будем здесь делать, в Лахоше, в лаборатории университетской, а о том, что курьер будет, они не в курсе. За лабораторией они следят, это я знаю точно, поэтому и здесь уверены, что всё контролируют и тайно мы бомбы не сделаем. Еще: якобы по плану нашему за день-два до акции, ну, то есть уже после телеграммы, мы с тобой должны проинструктировать «группу», дать команду и быстро свалить отсюда. Под официальным предлогом – «больной дядя». Типа, чтобы Насар не подставить, если вдруг что. То есть и здесь получается: пока мы в Лахоше, удара они не ждут. Более того, я сразу поставил условие: «группу» брать только после моего отъезда. Мотивировка самая шкурная: я должен быть чист, чтобы ни тени сомнения. Ведь если возьмут, когда я здесь, что со мной делать? На свободе оставить? Взять, а потом тихо выпустить? По любому «замажусь», доверять перестанут, и моя ценность как «засланца» – ноль. Поэтому прямо заявил: хотите иметь своего человека в РДП? Обеспечьте безупречный выход! Чтобы как стеклышко! Заодно, говорю, проверите «неблагонадежных» – от кого что ждать. А так, кто меня в чем обвинит? Товарищи здесь остались малоопытные, могли и дров наломать. Или провокатор нашелся, всяко может быть. Поэтому и получили неприкосновенность, временную конечно, но время нам только и нужно. Так что пока я здесь, «группу» не тронут. Как видишь, кое-что, конечно, «слить» пришлось, но с такой «дезой» и под таким условием нам это вреда особого принести не могло, а про выгоды уже сказал: время получили и неприкосновенность. На предложение мое они, конечно, клюнули, условия приняли. Сама помнишь, дело к разрыву шло, посольство их выезжало, а агентуры в Насаре, как понимаю, им не хватало, вот и уцепились за меня. Тем более справки, уверен, они навели и поняли, что человек я в партии, скажу не скромничая, не последний. Договорились, что, как приеду, меня встретит человек, через которого и буду связь держать. Помнишь, когда въезжали, поцапались? Ну, когда тип тот о здоровье Демократора справился, а я про Хранителя брякнул? А это был пароль с отзывом. Сегодня вот опять встречались. Его, кстати, Гилом зовут, мы всегда в парке встречаемся.

– Как часто? Какие сведения? – вопросов у Мисы вертелось на языке много. – Что требуют? Как вообще работа построена?

– Система простая: абонентский ящик на почте, два ключа – у меня и Гила. Каждый день проверяем, вся переписка – через ящик. Раз в неделю – отчет, встречи личные – по желанию любой стороны, но чаще – по их. Мне от них ничего особо не надо, разве что на деньги «развести».

– Ты и деньги берешь?!

Г-н Арпак удивленно уставился на нее и хмыкнул.

– Ну ты даешь! Иногда ты поражаешь наивностью! Не забывай: для них я – продавшийся за тридцать сребреников иуда. С чего бы мне работать «за спасибо»? Поэтому хочешь не хочешь, а «легенде» надо соответствовать. Да и разве это не шик, когда подпольщики живут за счет охранки? Меня это изрядно веселит, удовольствие моральное доставляет.

– Думаю, не только моральное, если вспомнить твой широкий образ жизни в последнее время, – съязвила Миса. – А то уж было подумала, что это ЦК так расщедрился.

– Ага, от них дождешься! – усмехнулся г-н Арпак, бывший еще и казначеем акции. – На партийные гроши мы, сударыня, ели бы одни лепешки пресные да водичкой запивали из колодца, а про ваш любимый творог с изюмом на завтрак пришлось бы забыть. И никаких «чаепитий» по пятницам. А насчет широкой жизни, да, не спорю, люблю блеск и мишуру света – от скуки отвлекает. Чтоб музыка в зале, бифштекс хорошо прожаренный на тарелке и бутылочка бофирского игристого в ведерке со льдом. Но ведь это и для дела надо, не только для удовольствия. Хотя и для него тоже, врать не буду.

– Ладно, оставим, меня больше интересует, что им сообщаешь?

– Ну, отбрехиваюсь общими фразами, но когда наседают, конкретики требуют, про «группу» рассказываю, мол готовимся. Чистую «дезу» гнать опасно – проверяется здесь всё легко, заподозрить могут, если что.

– Так, – она побарабанила по столу, – «группу», как понимаю, ты «сдал»?

Тот недовольно поморщился.

– Слушай, тебе так хочется меня провокатором выставить? Если уж на то пошло, то «группу» я «сдать» не мог – хотя бы потому, что она изначально «сдана». Помнишь тот список, по которому начинали? Так вот, он действительно из охранки, как и говорил. Это я попросил, чтобы времени на поиски не терять. Поэтому, кто там, они и так знают.

– Ладно, пусть не «сдал», но как собираешься тогда акцию проводить?

– А я с ними акцию проводить и не собираюсь.

– Что?!

– Неужели не поняла, в чем расчет? «Группа» – это уже так, для отвода глаз. Это не «боевая группа», а прикрытие, ложная цель. Я же сказал, что здесь обычные наши методы не пройдут, нам просто не дадут сработать «группой». Сработать надо было по-новому. И решил, что шансов больше у одиночки. У которого бывает доступ к Маршалу, пусть и на короткое время. А когда начали наблюдение, понял: нам нужен офицер-гвардеец. Да, воскресные смотры. Можно, конечно, было поискать выход на челядь с Белого Дворца, тоже ведь регулярно «хозяина» видят, но за ними надзор строже, подобраться сложней. Да и отбирают тщательней, чем в Гвардию, – неблагонадежных там нет. И с оружием проблема: ни взрывчатку, ни револьвер в Белый Дворец не пронесешь. А в казармах с этим проще. Поэтому только гвардеец. Причем нужен был офицер. Рядовой сам себе не хозяин, иной раз из казармы просто так не выйдешь, и доступа к оружию свободного нет. Они его только в караулах да на стрельбах видят.

– И он у нас есть, этот гвардеец?

– Конечно, – и г-н Арпак не без самодовольства покрутил ус. – Думаешь, с чего я постоянно у легитимистов ошиваюсь? Мне же нужен был не любой гвардеец, а только нелояльный. А у легитимистов всё как раз и сходилось. Какая ни какая, но всё-таки оппозиция, хоть большей частью и «бумажная». И офицерья там много, в Гвардии ведь в свое время «белой кости» и прочей всякой сволочи старорежимной осело немало. Да и куда еще дворянчику бывшему податься, как не на службу военную? Всё благородней, чем на бахчах батрачить или писарем в конторе купеческой штаны просиживать. Так что времени я зря не терял, если думаешь, что на вечеринках у Беттима я только развлекался.

Отставной гвардейский капитан Беттим, чей отец до Революции числился в предводителях дворянства Кимешской волости, был неформальным главой самого крупного и влиятельного кружка легитимистов в Лахоше. Миса пожевала губами.

– И кто он?

– Молодой лейтенант, имя ничего не скажет. Да и ни к чему оно тебе, работать с ним буду всё равно только я. Извини, но так лучше для дела. Сама понимаешь, лишний контакт – лишний риск навести на него охранку, внимание привлечь. Да и тебе спокойней, – как говорится, «меньше знаешь – меньше выдашь». Для нас буду звать Рыжим, считай это кличкой.

– Он и впрямь рыжий?

– Конечно, нет! Я что, идиот?

Одно из негласных правил эрдекской конспирации гласило, что кличка в зависимости от цели должна либо показывать характерную черту человека, либо, напротив, скрывать ее и запутывать. Поэтому своим давали клички, никак не связанные с человеком, чтобы не подсказать врагу. А вот разоблаченным провокаторам и шпикам придумывали клички характерные, изобличающие, – Рябой, Лысый, Картавый. Миса кивнула.

– Ладно, тогда пусть Рыжий. Продолжай.

– Из «бывших» он, точнее, сам-то Рыжий после Революции родился, они с Элаем вроде ровесники, но по отцу – потомственный дворянин. Корпус кадетский закончил с отличием, легитимист конечно, причем убежденный. Рассказов, видать, отцовских в детстве наслушался, романов начитался, всё о Реставрации бредит. Маршала ненавидит со всем юношеским пылом, для восстановления династии готов, кажется, на всё. Но знаешь, несмотря на романтизм этот, не по годам серьезен, хладнокровен, выдержан. Говорит, с детства дал клятву покарать узурпатора и готовит себя к этому, то есть весьма целеустремленный мальчик. В общем, наш человек, хоть и взглядов других. Положиться на него, уверен, можно, держит себя хорошо, зазря не выставляется, не болтает. У охранки к нему, насколько понял, претензий до сих пор не было. Да и сам статус гвардейца – тоже щит.

– Как же он про клятву тебе разболтал, если, говоришь, парень серьезный?

– Ну, это он мне не сразу, конечно, рассказал, а позже, когда в доверие вошел.

– И долго «окучивал»?

– Да как тебе сказать? Дольше, наверно, определялся, кого и где искать. Дальше-то – дело техники.

– А как на легитимистов, вообще, вышел? Как помню, поначалу ими ведь не интересовался?

– Поначалу – да. Но в Ассоциации у Эмердиса подходящих не было. Сама помнишь, там, в основном, наши сочувствующие, а гвардейцев, мягко говоря, не жалуют. Да и болтуны там одни либеральные, профессура всякая умничающая, только языками чесать умеют. Ты права была, что ловить в том болоте нечего. Стал тогда прикидывать, где офицера найти? Понятно, что среди оппозиции, но какой? У анархистов точно не будет: анархист в мундире – редкость. Да и самих анархистов сейчас не найти – если только в Хайваре. Социалистов в Лахоше отродясь не было, да и откуда им здесь, в мещанско-крестьянском краю, взяться? Тем более среди офицерья. Оставались только легитимисты. Правда, и на них поначалу особо не надеялся – слышал, что и они больше любители воздух сотрясать, чем дела делать. Но решил попробовать. Кстати, вот здесь Ассоциация пригодилась. Хоть с легитимистами они вроде бы идеологически и враги, но на поверку, оказалось, общаются тесно, диспуты часто устраивают – стенка на стенку: до хрипоты спорят, ругаются, а потом чаи вместе гоняют. Вот и попросил Эмердиса познакомить как-нибудь с Беттимом, он у них, как слышал, самый авторитет. Причем попросил представить легитимистом тайным, и позагадочней, с намеками на связи с эмиграцией, иностранец всё-таки. И знаешь, Эмердис пыль в глаза умеет пускать мастерски, – чуть ли не эмиссаром самого Лукани III выставил! Пришлось остужать потом не в меру бурные восторги. Так что свой «клок шерсти» в наше дело «дранный» Эмердис всё-таки внес. Меня до сих пор там считают если не посланником самого Князя-изгнанника, то агентом эмигрантщины как минимум. Во всемогущество эмиграции, кстати, верят как дети. Для них это – символ веры. А вот самим пошевелиться для победы дела как-то в голову не приходит. Насчет домыслов о высоком статусе стараюсь пока не разубеждать. Впрочем, даже если захотел бы, вряд ли сумел. Сама знаешь, кто хочет обманываться – будет обманываться, что бы ты ему ни доказывал. В этом отношении народ здесь удивительно наивен, – деревня она и есть деревня. Никому и в голову не пришло проверить, связан ли с эмиграцией, тот ли, за кого выдаю?

– Вообще-то, в Лахоше это не так просто, – резонно заметила Миса. – Надо самим хоть какие-то связи «за бугром» иметь, а местные, как понимаю, в собственном соку варятся.

– Может быть, но для самозванцев здесь – рай. Как бы там ни было, у Беттима я и нашел Рыжего. Я его сразу приметил – молчаливый такой, сосредоточенный, весь в себе. От балаболов прочих отличался выгодно. И взгляд – понимаешь сразу: этот, если решит, пойдет до конца. На контакт, правда, поначалу выйти не получалось, хотя старался. Парень осторожничал, от бесед уклонялся, – это тоже понравилось, он же не знал, кто я. Только когда слухи разошлись, что я – эмиссар княжеский с тайной миссией, сам подошел. А когда пообщались недельку – и доверять стал. На «эмиссара» он, конечно, «повелся». Да и я сам тумана напустил: намеки всякие кидал, ухмылялся загадочно, подмигивал, щеки таинственно надувал – в общем, лицедействовал вовсю. Юноши ведь, даже самые недоверчивые и рассудительные, любят тайны, заговоры, миссии особые. Тем более если это отвечает мечтам их сокровенным. А мечты в таком возрасте, как правило, большими буквами написаны на лбах. И у Рыжего написано: «спасти мир, человечество, Родину». Когда же понял, что товарищ «созрел», вызвал на откровенный разговор и «раскрылся». Так, мол, и так, «действительно, послан кругами, близкими к Государю, готовим восстановление законной власти. Уже и силы собраны, и регент бофирский корпус экспедиционный с флотилией обещал, но нужен удар предваряющий, чтоб врага дезорганизовать, сопротивление ослабить. Толчок нужен, сигнал, чтоб последних сомневающихся убедить». И намекнул, что′ это за должен быть «сигнал». Посему, мол, ищем нужных людей в Лахоше, можно и одного, но «готового ради великой цели на всё, вплоть до самопожертвования, и имя которого благодарная августейшая Особа не забудет никогда и первым упомянет при возвращении на престол». Мальчик, конечно, клюнул – видела бы, как загорелись глаза! Побледнел весь, подобрался, комок в горле проглотил, со стула вскочил и каблуками щелкает: готов, говорит, умереть за законного Государя! Почту за великую честь, можете располагать мной как самим собой! – и г-н Арпак вздохнул. – Честно говоря, почувствовал себя в тот момент последним мерзавцем.

Миса пожала плечами.

– У нас работа такая. Тебе что, впервой на акцию вербовать? По-моему, через твои руки не один десяток таких «мальчиков» прошло. И немало, наверно, еще пройдет.

– Да, но обычно ведь боевиков мы так грубо не обманываем: люди знают, на что и за что они идут.

– И Рыжий знает, за что идет: он идет за свою Идею, за взгляды свои и клятву, разве не так? Разве ему предложено убить Князя-изгнанника или совершить что-то противное убеждениям? Нет, наоборот, предложили именно то, чего он больше всего желает и хочет: убрать узурпатора, тирана, что мешает возвращению законной власти, – и Миса фыркнула. – Не разводи сантиментов, Арпак, он взрослый парень, это его выбор. Человек получил то, к чему стремился, всё честно и справедливо, не вижу никакого обмана.

Г-н Арпак хмыкнул.

– Как у тебя иногда всё просто.

– Всё в этом мире просто, если всё не усложнять, – Миса была деловита и невозмутима. – Объяснения твои меня более-менее удовлетворили, по крайней мере пока. Но хотелось бы на Рыжего самой посмотреть, пообщаться, понять, что за фрукт, действительно ли может помочь?

– Не доверяешь? Проверить хочешь? – г-н Арпак усмехнулся и покачал головой. – Нет, Мис, извини, но я уже сказал: лишний контакт – лишний риск. А рисковать таким кадром, тем более, когда всё почти готово, я не намерен. Мы под наблюдением, все контакты проверяются, но сейчас насчет Рыжего у них, думаю, пока никаких подозрений. Да, имел ряд приватных бесед со мной, но я много с кем общаюсь. Пока он один из многих – всё нормально, но если рядом с ним заметят и тебя, то могут и заподозрить. Поверь, всё готово, всё у нас с ним оговорено, определено. Ждем только момента, твоя помощь уже не понадобится. Единственное – веди себя как обычно, чтобы никто ничего, больше не требуется. Извини, что изменил планы без тебя, что ставлю перед фактом, но это мое решение как руководителя, принимаю всё под свою ответственность. И за успех или провал отвечу лично, но это потом, а сейчас – не мешай, это единственное, что прошу.

– Так, – Миса поджала губы, несколько уязвленная, что, фактически, отстранена от акции, но тем не менее сдержалась, – а что с взрывчаткой? Телеграмму отправил?

Взрывчатку должны были доставить из Насара контрабандой по кодовой телеграмме, отправленной ими в Амарну, когда всё будет готово.

– Нет, решил обойтись без взрывчатки. Ее надо еще незаметно получить, где-то спрятать, а когда за тобой глаз да глаз – рисково. По крайней мере, не знаю, где и как смог бы встретиться с курьером. А Рыжему как передать? Припереться к Беттиму с пакетом взрывчатки? Торжественно вручить под шумные аплодисменты? Или с пакетом в казарму, домой? Да меня у калитки нашей «повяжут», выйти не дадут, появись я с подозрительной коробкой или сумкой! А Рыжему как это в казарму пронести да на плац вынести, когда Маршал прибудет? Тем более, что перед прибытием всех досматривают. Нет, взрывчатка – это нереально. Да и телеграф они контролируют, и телеграмму вначале прочтут в «Высоком Доме». И потребуют объяснить – кому, зачем, для чего? Это тоже лишний риск, который нужно исключить. А план такой: табельный револьвер. Да, где-то за полчаса до смотра их разряжают. Приходят из Четвертого управления, это кто за безопасность личную высших чинов отвечают, и досматривают, патроны отбирают, рядовых всех просто шмонают, хотя те и так идут без оружия. И только потом Маршал появляется – перед строем пройтись да речь очередную толкнуть. Вот здесь-то и момент! Рыжий рассказывает, что они, офицеры, перед строем стоят, у своих подразделений, и Маршал проходит буквально в двух шагах. Уверяет, что с такого расстояния не промахнется, главное, говорит, успеть револьвер вытащить, но это дело секундное, верит, что успеет. И проблема-то основная здесь чисто техническая: достать лишний комплект патронов, а потом, когда стволы проверят, зарядить заново. Второй раз, как заверяет Рыжий, никогда не проверяют. Да и в первый – спустя рукава осматривают. Они такими проверками годами занимаются, с офицерами со всеми уже перезнакомились, как говорится, не один литр водки выпили. В общем, формальность для них это, обряд – никому не нужный, но привычный. И патроны мы достали. У них два раза в неделю стрельбы, припрятать полдюжины – не проблема, они их там всё равно пачками отстреливают. Дальше – дело техники, детали обсудили не раз. Патроны те он за день, в субботу, спрячет где-нибудь в казарме, мест там много, коробочку маленькую заныкать не сложно. А в воскресенье, как охранка досмотрит, пойдет и потихоньку зарядит снова. Поэтому ждем теперь только воскресенья. Ну, не на этой неделе, а на следующей, двадцать восьмого числа. На этой просто, двадцать первого, если помнишь, у них типа выборы Хранителя. Формальность, конечно, при их системе избирательной, но тем не менее, как сказал Рыжий, во всех силовых – Гвардии, охранке, полиции – будет «усиление»: наряды удвоят, бдительность повысят. Так что в день выборов лучше не начинать. Ну а вот на следующей, двадцать восьмого, – щелкнем! Там как раз рождественская начнется, народ расслабится – подарки, гулянки, всё такое. А в охранке, как это ни странно, тоже люди работают. И выпить там не дураки. Поэтому, надеюсь, через полторы недели всё будет кончено.