Текст книги "Если совершено убийство"

Глава 15

…это устроено для того, чтобы почтение и уважение к старикам удерживало бы более молодых людей от неподобающей вольности в словах и движениях.

Говард участвовал в заседании на высшем уровне в Скотленд-Ярде, где обсуждались меры, которые необходимо было предпринять в отношении Грегсона: ему удалось ускользнуть под защитой изобретательного мистера де Трейнора. Каким всемогущим ни казался Говард, это не имело значения; Уэксфорд знал, что племянник всегда несет ответственность перед руководством дивизионного отдела по борьбе с преступностью, командир которого, скорее всего, ничего не знал о появлении старшего инспектора из провинции.

Газовый завод угрюмо взирал на него сквозь пелену дождя. Уэксфорд взволнованно ходил вверх и вниз по лестнице, ожидая звонка Памелы, которая должна была сообщить, когда вернется Говард. Ему необходимо было поговорить с племянником до того, как он отправится в Лейсбрук-Хаус; в глубине души Уэксфорд надеялся, что ему вообще не придется туда ехать. Его желания в отношении дела Луизы Сэмпсон странным образом разделились. Ему правилась миссис Дербон, и гуманист, живший в нем, хотел, чтобы она вышла из морга со слезами облегчения, а не белой от шока. Однако он был полицейским, профессиональная гордость которого в последнее время пострадала. Большой опыт и упорный труд позволили определить, что пропавшая девушка умерла. Уэксфорд знал, что его желание было низким, но признавался себе, что будет трепетать от гордости, если ему удастся восстановить свою репутацию в глазах Бейкера и увидеть восторженный взгляд Говарда. А ведь она была чьей-то дочерью… Когда зазвонил телефон, он, как когда-то Мелани Дербон, одним прыжком добрался до него, но вместо Памелы услышал в трубке мужской голос, который не мог припомнить.

– Это Филип Челл.

Несколько секунд Уэксфорд вспоминал, кто это такой.

– А… да! Слушаю вас, мистер Челл.

– Айвен просил передать вам, что у него есть кое-что для вас.

«Эта чертова „Утопия“, – подумал Уэксфорд. Но он ошибся.

– Он кое о чем узнал и спрашивает, как лучше поступить: ему приехать к вам или вы приедете сюда?

– А в чем дело? – нетерпеливо поинтересовался Уэксфорд.

– Не знаю, Айвен не сказал. – Голос Челла стал обиженным. – Он никогда ничего мне не рассказывает.

– Может быть, завтра утром? Около десяти у вас?

– Лучше в одиннадцать, – попросил Челл. – Если Айвен узнает, что у нас в десять утра будет гость, то заставит меня встать на рассвете.

В это время Памела просунула в дверь голову и сообщила:

– Мистер Форчун освободится в двенадцать, сэр.

Еще целый час ждать! Почему бы ему за это время не навестить дом на Гармиш-Террас, не откладывая до завтра. Что бы ни сказал ему Тил, это может дать еще какую-нибудь связь между Лавди и Луизой. Он снял руку с микрофона и сказал:

– А что, если я?.. – Но Челл уже положил трубку.

Парадная дверь была открыта, и Уэксфорд вошел в холл. На этот раз он был полон народу. Челл в очаровательном одеянии из хлопка и в высоких сапогах стоял, опершись о перила лестницы, читая красочную почтовую открытку и хихикая от удовольствия. Пегги сидела на краю огромного стола, заваленного газетами, молочными бутылками, и, пытаясь задержать индийца с проституткой, орала на них визгливым голосом, а в это время Лэмонт с ребенком на руках с несчастным видом стоял рядом.

Уэксфорд пожелал всем доброго утра и подошел к Челлу, который, увидев, кто пришел, тут же, словно лампочку, «выключил» улыбку.

– Айвен ушел на весь день, – сообщил он. В последний раз восхищенно взглянув на открытку, он положил ее в карман. – Ничего не могу вам сказать. Только знаю, что, когда он сидел со своими вырезками, то вдруг воскликнул: «О господи!» Видимо, нашел что-то интересное для вас.

– Какие вырезки?

– Он ведь дизайнер. Я думал, вы знаете. Ну так вот, о нем пишут в газетах, журналах, а он вырезает эти статьи и наклеивает их в альбом.

Пегги замолчала, и теперь все присутствующие ждали реакции Уэксфорда. Он тихо сказал Челлу:

– Вы не позволите мне взглянуть на этот альбом?

– Нет, нам нельзя. Знаете, что потом будет? Айвен убьет меня. Он и так нагрубил мне перед тем, как ушел, только за то, что я вчера оставил белье для стирки. Так что я никак не могу вам помочь, мне ни к чему эта головная боль, понятно?

Проститутка захихикала.

– Я чувствую себя очень подавленным, – пожаловался Челл, – собираюсь взять деньги за целый месяц и купить что-нибудь из одежды себе в награду. – Задрав подбородок, он удалился, громко хлопнув парадной дверью.

– Хорошо устроился, – откомментировала Пегги, проведя грязной рукой по лицу и оставив черный след над красивой бровью. – Хорошо жить на содержании у кого-то, правда, Джонни?

– Я же забочусь о ней, разве не так? – пробормотал Лэмонт, обнимая ребенка, чтобы показать, к кому относятся его слова. – Я делаю для нее практически все со дня ее рождения.

– За исключением того времени, когда находишься в пабе.

– Каких-то паршивых три часа в обеденное время! А ты оставляешь меня с ней каждый вечер. Я пошел спать. – Он приподнял малышку к себе на плечо и, подойдя к нижней ступеньке лестницы, бросил на Пегги взгляд, в котором, как показалось Уэксфорду, было больше оскорбленной любви, чем неприязни.

– Послушайте, мистер Как-вас-там, – обратилась к нему Пегги. – Когда вы собираетесь открыть комнату Лавди, чтобы я смогла опять сдать ее? Хозяева уже потеряли четырнадцать фунтов, и это не дает им спать по ночам.

– А что, кто-то хочет снять ее?

– Конечно, вот она. – Пегги указала на проститутку, которая тоже кивнула. – Забавно, не правда ли? Просто обхохочешься! Такой парень, как вы, скорее заплатит семь фунтов в неделю, чтобы не жить в ней.

– Это на два фунта в неделю меньше, чем плачу я, – заметила другая девушка.

– Ну ладно, я не обсуждаю дела хозяев на публике, – раздраженно заявила Пегги. Она спрыгнула со стола, подхватив молочные бутылки. – Лучше спуститесь со мной в нашу берлогу.

Уэксфорд пошел следом за ней, бормоча, что этим делом руководит не он. В подвальной комнате Лэмонт лежал на кровати, уставившись в потолок. Пегги не обратила на него никакого внимания и стала шарить среди писем, лежавших на каминной доске.

– Я ищу какую-нибудь бумажку, – объяснила она, – чтобы вы записали, с кем нужно связаться, чтобы вернуть комнату.

– Может быть, эта подойдет? – спросил Уэксфорд, взяв листок, лежащий сверху кучи грязной бумаги у ножки кровати. Протягивая его Пегги, он заметил, что это была спецификация агентства недвижимости на дом в Брикстоне, выставленный на продажу за 4995 фунтов.

– Нет, эту нельзя. – Лэмонт вскочил с кровати, выхватил бумагу, смял ее и швырнул в закопченное углубление позади электрокамина.

Пегги ехидно заметила:

– Ты же говорил, что выбросишь это, – господи, когда же? – кажется, в позапрошлый выходной. Ну почему не навести порядок, вместо того чтобы валяться целыми днями в кровати?! В любом случае тебе пора вставать, если тебе будет звонить тот парень насчет работы на телевидении. Ты дал ему номер «Великого князя»?

Лэмонт кивнул. Он встал с кровати, подошел к Пегги и обнял ее.

– Эх, тебя только могила исправит, – сказала она, однако не оттолкнув его, и, обратившись к Уэксфорду, произнесла: – Вы можете написать здесь, на обратной стороне этого конверта.

Уэксфорд записал номер полицейского участка Говарда и, взглянув на часы, увидел, что час уже прошел.

Суперинтендент разложил перед собой тщательно восстановленные фотографии и снимки Лавди Морган, сделанные после смерти: голубые глаза, светлые волосы, розовые губы и щеки, но для всякого человека, видевшего смерть, эго была всего лишь посмертная маска, бездушная раскрашенная оболочка.

– Да, губы такие безжизненные, – заметил Уэксфорд. – Неужели вы покажете это ее матери?

– Мы не нашли ее мать, чтобы показывать ей.

– Я нашел, – произнес Уэксфорд и рассказал все, что узнал.

Говард слушал его, согласно кивая, правда с некоторой неуверенностью.

– Лучше привезти ее сюда, – решил он. – Она должна опознать тело. Лучше, чтобы за ней поехал ты. Возьми с собой Клементса и, может быть, женщину-констебля. Думаю, тебе следует поехать прямо сейчас, Рэдж.

– Мне? – уставился на него Уэксфорд. – Надеюсь, ты не станешь посылать меня туда и…

Он чувствовал себя Хасаном, слышавшим о пытках, которым подвергали влюбленных, но, к счастью, не видевшим их и, естественно, испытавшим ужас и возмущение, когда Гарун аль-Рашид велел пытать их в его присутствии.

Говард не был восточным садистом. Он выглядел измученным, худое лицо его побледнело.

– Конечно, я не могу тебе приказывать. Ты – мой дядя, но…

– Никаких «но», и дядя мне не дядя. Я иду, – заявил Уэксфорд.

Он позвонил Мелани, как и обещал. Со слабой надеждой и страхом спросил:

– Слышно что-нибудь о Луизе? – Взглянув на часы, обнаружил, что уже шел второй час, то есть уже могли быть какие-то новости, если бы Луиза позвонила.

– Ни слова, – ответила Мелани.

Так… Надо осторожно подготовить почву.

– Я бы мог… – чуть дыша от страха, продолжил он, – есть люди, с которыми вам надо бы поговорить. Могу ли я приехать к вам прямо сейчас?

– Бейкер говорил, что нам никогда не удастся ее опознать, – сказал Говард. – Для него это будет потрясением. Не делай такое несчастное лицо, Рэдж. Она же должна была быть чьим-то ребенком.

Клементс сел за руль, и они поехали через Гайд-парк, где уже появились нарциссы.

– Не рановато ли? – спросил Уэксфорд с пересохшим горлом.

– С луковицами что-то делают, сэр, как-то обрабатывают их, и нарциссы зацветают раньше положенного времени. – «Клементс, как всегда, знает все обо всем, – раздраженно подумал Уэксфорд, – и умудряется это преподнести так, что просто неприятно слушать». – Не понимаю, почему не дать вещам идти своей чередой и не действовать против природы? А потом ведь займутся кукушками и заставят их прилетать в декабре.

На всех светофорах Кингс-роуд загорался красный свет, поэтому продвигались они медленно, а когда Клементс свернул в арку к Лейсбрук-Плейс, Уэксфорд почувствовал себя совершенно больным, как тридцать лет назад перед экзаменом на должность инспектора. Кирпичная кладка Лейсбрук-Хаус сверкала на солнце словно янтарь, а деревья оставались серебристо-серыми и еще не тронутыми весенней зеленью, но форсития была ослепительно золотой, а маленькие серебристые «букеты», которые он заметил среди подснежников, выглядели как кусты волчьей ягоды, и они были рассыпаны по всей лужайке. Было очень тихо и спокойно. Дом грелся в робких лучах солнца; в воздухе пахло свежестью – и никаких следов выхлопных газов, к которым Уэксфорд уже начал привыкать.

Молодая, довольно энергичная горничная впустила его в дом и сказала:

– Она сообщила мне, что вы придете. Входите и чувствуйте себя как дома. Миссис Дербон наверху с ребенком. – Была ли это новая поденщица, которая воровала вещи и которая могла унести шарф от Гуччи, но не сделала этого? Увидев полицейскую машину, горничная удивилась: – А они?

– Они останутся там, – пояснил Уэксфорд и прошел в комнату, где Дербон показывал ему карты, а его жена открыла душу.

Глава 16

…я боюсь, что словам моим не будет веры; и тем более я этого опасаюсь, что весьма сознаю: если бы не видел я сам, то нелегко было бы меня убедить, чтобы я поверил другому рассказчику.

Уэксфорд не стал садиться, а ходил по комнате, надеясь, что хозяйка не заставит себя долго ждать. Неожиданно на фоне беспокойства о ней ему пришло в голову, что если девушку опознают, то и дело будет закрыто. Луиза Сэмпсон убита, а кто же мог быть ее убийцей, как не ее отчим, Стивен Дербон?

Теперь мотив: его надо было представить себе как можно четче. Мотивов – больше чем достаточно. После разговора с Верити Бейт Уэксфорд больше не сомневался в искренности любви Луизы к Дербону, но в то же время предполагал, что Дербон говорил правду мистеру Бейту. С другой стороны, он вначале был любовником Луизы и испытывал к ней довольно сильное чувство, которое после встречи с ее матерью ослабло. Конечно, это противоречило существующему стереотипу – ведь в данном случае мужчина предпочел взрослую женщину юной девушке, но Уэксфорду нетрудно было представить себе это. В конце концов, мужчина мог любить и двух женщин одновременно. Предположим, Дербон женился на матери потому, что она больше соответствовала его вкусу; почему бы в таком случае не держать дочь в качестве любовницы? Или, может быть, их связь началась после того, как Дербон нашел ее в квартире Адамса, а к тому времени он уже устал от матери?

В таком случае Дербон почти определенно был отцом ребенка Луизы. Уэксфорд тяжело опустился на стул, когда вдруг подумал, что этим ребенком могла быть Александра. До этого момента он особенно не размышлял о словах Луизы, которые ему сообщил Адамс, о том, что ее мать не могла иметь детей. В конце концов, Луиза говорила, что тогда ей было только пятнадцать лет. Она могла ошибаться и незначительное хирургическое вмешательство посчитать серьезной операцией. Если же говорила правду, то Мелани Дербон не могла быть матерью Александры. Однако ее муж мог принести в дом своего собственного ребенка – его и Луизы. А Мелани могла и не знать, чей это ребенок, которого Дербон мог усыновить «через третьих лиц».

Александра – приемный ребенок… или, точнее, усыновленный одним из родителей. Тогда становится понятным довольно безразличное отношение матери к маленькой девочке и страстное обожание отца – родного отца.

Да где же она и чем занимается столько времени? Почему не спускается? Уэксфорд слышал шум ее шагов, но больше ни звука. Луиза могла угрожать Дербону (особенно если он начал охладевать к ней) рассказать матери об их связи и о ребенке. Вполне реальная угроза. Луиза была не просто молодой девушкой и его любовницей, но и его падчерицей. Мелани, безусловно, сразу же оставила бы его, если бы узнала об этом. Очень серьезный мотив для убийства.

Это разумное объяснение пришло ему в голову, когда он обнаружил в дамской сумочке Лавди-Луизы номер телефона офиса Дербона. Хотя вполне естественно, что звонить ему на работу было для нее привычным делом! Возможно, именно ему она и звонила двадцать пятого февраля… Нет, этого не может быть, потому что в этот день и в это время она звонила матери.

Конечно, все это надо было как следует обдумать. Может быть, миссис Дербон поможет ему, если только спустится вниз. Он снова почувствовал боль за нее, но теперь эта боль усугублялась все более укреплявшимися в нем подозрениями о виновности ее мужа. Шаги прекратились, и послышался крик Александры, но это было скорее «ворчание» от недовольства, чем от боли или страдания. Уэксфорд глянул на часы и увидел, что находится здесь уже почти четверть часа. Может быть, поискать горничную и попросить ее…

Дверь открылась и вошла миссис Дербон с ребенком на руках. Она была одета более элегантно, чем в предыдущие их встречи; уложенные в прическу волосы покрыты лаком, а на лице – тщательно наложенный макияж.

– Ах, мистер Уэксфорд, мне страшно неудобно, что я заставила вас так долго ждать. – Она высвободила одну руку и протянула ее ему. – Моя бедная малышка так мучается с зубами. Я пыталась переодеть ее и успокоить. Вижу, вы с подкреплением, – заметила она и пошутила: – Не волнуйтесь, я буду вести себя спокойно.

Будет ли? Понимает ли она, что не сможет? Он предпочел бы, чтобы она выглядела не такой счастливой и ухоженной, так тщательно уложившей волосы и укачивающей ребенка.

– Миссис Дербон, – начал он, – я хотел бы…

– Садитесь, мистер Уэксфорд. Вы ведь можете присесть на минутку, не так ли?

С трудом он опустился на край стула. Сообщать кому бы то ни было плохие вести – дело очень трудное, но сообщать их такому радостному и довольному жизнью человеку, какой сегодня была Мелани…

– У нас действительно немного времени, – проговорил он. – Нас ждет машина и…

– Но нам не надо никуда ехать. Все в порядке. Моя дочь позвонила мне сразу же после вас.

В животе у него что-то перевернулось – так у него иногда случалось в лифте, – и слегка вспотели ладони. Он не мог говорить – просто уставился на нее, слегка наклонив голову, а она победно улыбалась ему. Частица ее радости каким-то образом передалась Александре, лежавшей на софе; малышка перестала плакать, перевернулась на спину и засмеялась.

– Вы уверены? – спросил Уэксфорд (голос его прозвучал скорее как кваканье). – Вы уверены, что это была ваша дочь?

– Конечно, уверена! Если немного подождете, то увидитесь с ней. Она придет сегодня вечером. Разве это не чудесно! Правда ведь?

– Чудесно, – ответил он.

– Зазвонил телефон, и я подумала, что это вы зачем-то снова звоните. – Она говорила быстро, охотно, совершенно не замечая, в какой шок повергли его ее слова. – Я взяла трубку и услышала гудки. Как только их услышала, то все поняла. Потом она сказала: «Здравствуй, мама». О, это так чудесно! Я попыталась связаться с вами, но вас уже не было. Я сразу же села и съела невероятно огромный обед – уже несколько дней я не могла взять в рот ни крошки. Потом поднялась наверх и, сама не знаю почему, стала примерять все платья подряд.

Уэксфорд вымученно улыбнулся. Александра засмеялась над ним, дрыгая ножками.

– Вы останетесь, чтобы встретиться с ней?

– Нет. Не думаю, что кто-то мог бы усомниться в ваших словах, миссис Дербон. Пойду скажу сержанту, чтобы он не ждал меня, а потом вы расскажете мне кое-какие детали…

В это время Клементс донимал женщину-полицейского одной из своих лекций. Размахивая руками, он с важным видом разглагольствовал о переменах и разложении, утопиях и антиутопиях, прошедшей славе и современном упадке. Уэксфорд просунул голову в окно машины:

– Передайте мистеру Форчуну, что ничего не вышло. Девушка нашлась.

– Вот здорово! – искренне воскликнула женщина-полицейский.

Клементс покивал с выражением мрачного удовлетворения и завел мотор:

– Будьте уверены, теперь она будет рассказывать сказки и доставит еще кучу неприятностей только для того, чтобы разобраться с матерью.

– Да прекратите вы, наконец! – грубо оборвал его Уэксфорд, понимая, что не должен так разговаривать с человеком, который хорошо к нему относился, был добр и гостеприимен, но в этот момент он ничего не мог с собой поделать. Уэксфорд увидел, как лицо Клементса побагровело и исказилось от обиды, но снова вернулся в дом.

Александра жадно грызла свое кольцо для зубов, а в это время ее мама сходила за копченой лососиной и шампанским, которое достала из экстравагантного холодильника мужа, и поставила все это на поднос. «Настоящее жертвоприношение, – подумал Уэксфорд. – Ты всегда была, есть и будешь моей дочерью, и все, что есть у меня, – твое…»

– Где она была? С чем было связано это исчезновение?

– Она собирается замуж. За того парня, Джона. Думаю, Луиза жила с ним, – пояснила миссис Дербон. – В их отношениях были спады и подъемы, но, кажется, они действительно любят друг друга. Он женат, но с женой не живет, – это ужасно, правда? Жениться и развестись, когда тебе нет еще двадцати пяти! Он собирается развестись перед новым бракосочетанием. Иза обо всем этом знала, когда звонила мне в последний раз, но не хотела говорить до тех пор, пока все не уладится. В этом – вся Иза: всегда осторожная, всегда скрытная. Теперь она так счастлива!

Уэксфорд натянуто улыбнулся. Мелани, наверное, подумала, что он осуждает ее. Ну и пусть думает. Осознание того, что он так безнадежно ошибался, и последовавший за этим шок начали захватывать его; страшно захотелось бежать на вокзал Виктория, сесть в поезд и уехать. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо совершал подобную грубейшую ошибку, и воспоминание о том, как нетерпелив и настойчив был с Говардом, заставляло его злиться на все и вся.

Теперь, оглядываясь назад, Уэксфорд понимал, что, хотя некоторые обстоятельства жизни двух девушек и совпадали или, по крайней мере, были сходными, все же Лавди никогда не была такой, как Луиза. Он спрашивал себя, как такая богатая девушка, как Луиза, могла до ужаса бояться вечеринок или зайти в паб; как такая девушка могла отказаться от комфорта и предпочесть какую-то сектантскую церковь. Если Луизе, которая была подругой Дербона еще до его знакомства с ее матерью, нужен был номер телефона его офиса, она бы не стала носить его в сумочке, а давно выучила бы наизусть. Теперь Уэксфорд понимал, что все это было невозможно. Почему же он не понял этого раньше? Потому что отчаянно хотел доказать свою способность раскрыть дело и для этого пожертвовал правдой ради нелепых предположений? Он был виноват в том, что, пытаясь поставить ловушку Бейкеру, сам сформулировал теорию и подгонял под нее факты. Слава была для него важнее правды.

– До свидания, миссис Дербон, – произнес он и не вполне искренне добавил: – Очень рад за вас.

На пороге дома она пожала Уэксфорду руку, глядя поверх его плеча. Ждать ей пришлось недолго: пересекая Лейсбрук-сквер, Уэксфорд заметил девушку, шедшую от Кингс-роуд и скрывшуюся затем в тени арки. Девушка была изящной и красивой, но совершенно не походила на умершую Лавди с фотографии Говарда.

Обзывая себя последним идиотом, Уэксфорд прошел пешком несколько миль до Челси. Вскоре ему предстояло встретиться с Говардом. Теперь Клементс ему, наверное, скажет, да он и сам подумает, как неразумно было поддаваться родственным чувствам и прибегать к помощи дяди. Обо всем расскажут и Бейкеру, а тот будет качать головой, в душе насмехаясь над ним.

Наконец он подошел к дому на Тереза-стрит, надеясь, что никого там не застанет, но обе женщины были дома, а с ними и третья – невестка Дениз, которая осведомилась о его здоровье, заметив, что в его возрасте это – самое главное, и заверила, что, если он захочет, она сможет принести ему из ее книжного магазина несколько экземпляров «Утопии».

– Все мы ошибаемся, Рэдж, – мягко заметил Говард, когда они сели обедать. – Послушай, Рэдж… ты ведь знаешь, мы вовсе не соперничаем ради того, чтобы получить какую-нибудь награду. Мы просто работаем.

– Сколько раз говорил я эти или похожие слова своим подчиненным! – вздохнул Уэксфорд и изобразил улыбку. – Можешь смеяться сколько тебе угодно, но на прошлой неделе мне действительно что-то подсказывало, что я на верном пути, чтобы раскрыть это загадочное дело и сделать то, что не удалось многим из вас. А вы бездельничали и вздыхали, наблюдая как я рассуждаю.

– Но мне кажется, что в действительности жизнь и реальная полицейская работа заключаются не только в этом, – возразил Говард. Уэксфорд подумал, что ему следовало бы добавить, что его дядя все же дал им несколько полезных советов, однако на самом деле этого не было, поэтому Говард не мог такого сказать. Вместо этого он почти великодушно заметил: – На твоем месте я бы чувствовал себя точно так же.

– И все же странно, почему я был так уверен, что это именно та девушка?

– И меня убедил, а Бейкер не соглашался с этим. Я знаю, он тебе не нравится, и признаю, что у него мерзкий характер, но он очень редко ошибается, это факт. Даже в трудные времена, когда Бейкер переживал развод, а кроме того, была проблема с будущим ребенком – поэтому он и находился в большом нервном напряжении, – все же это никак не отразилось на работе. Если Майк говорит, что Грегсон виновен – а он на этом собаку съел, – значит, очень высока вероятность того, что Грегсон действительно виновен.

– Однако он не намного продвинулся, чтобы доказать это, – довольно раздраженно подчеркнул Уэксфорд.

– Представь себе, Бейкер очень здорово продвинулся. Ему удалось разрушить алиби, связанное с этим «Сайк-клаб». Двое из мужчин, которые были там с Гарри Слейдом, раскололись и признались, что они вообще не видели Грегсона после восьми часов. И еще одно. У подружки Слейда – ну, помнишь, та, что, по его словам, играла с ним в прошлую субботу в «Монополию», – есть судимость. Теперь Бейкер будет использовать другой подход к Грегсону, и надеюсь, удастся обойтись без этого чертова мистера де Трейнора.

Уэксфорд достал пару таблеток и обратил внимание, что их в бутылочке осталось совсем немного. Теперь никто не сможет упрекнуть его в том, что он здесь не лечился.

– Думаю, завтра я не поеду с тобой, Говард, – сказал он. – В субботу мы уезжаем, надо упаковывать вещи…

– Да брось ты, Дора сама с этим справится! – Говард оглядел фигуру дяди. – Единственное, что тебе надо упаковать, – это журнальчик в дорогу.

Уэксфорд подумал о Лэмонте, молодом сильном сопернике. Не потому ли он избегал будущего разговора с ним, что чувствовал свою физическую слабость? Возможно. Внезапно Уэксфорд почувствовал, как глубоко деморализовала его болезнь. Он стал бояться устать, промокнуть, заболеть и из-за всех этих страхов потерпел неудачу. Не было ли это на самом деле боязнью перенапряжения, которая заставила его потерять утро на Гармиш-Террас вместо того, чтобы отправиться в Сомерсет-Хаус, где поверхностный обзор шедевров уберег бы его от последующих ошибок? Полицейский участок Кенберн-Вейл – не для него, и Говард, при всей его доброте, это знал.

– Послушай, Рэдж, кажется, у меня сегодня есть свободное время, и я смогу наверстать пробел в знаниях и прочитать короткие рассказы русских писателей, которые принесла невестка. Любопытные вещи, тебе не кажется? Мне хотелось бы услышать твое мнение…

Опять болтовня о литературе.

Через два часа после четырех прочитанных рассказов Говарду позвонили по телефону. Уэксфорд подумал, что Грегсон сознался. Упорный и безжалостный Бейкер, который собаку съел на допросах, в конце концов сломал его.

Однако, когда племянник вошел в комнату, он понял по его лицу, что все не так просто.

Говард вовсе не казался довольным.

– Грегсон удрал, – сообщил он. – Бейкер решил отправиться с ним в этот «Сайк-клаб»; Грегсон, как всегда, молчал и вдруг пустил в ход не язык, а кулаки: он сильно ударил Бейкера и уехал на чужом автомобиле. Бейкер ударился о высокий стул у стойки бара и раскроил голову стеклом от разбившегося стакана.

– Ох, бедный мистер Бейкер! – воскликнула Дениз, входя из кухни с большой белой вазой, полной пармских фиалок.

– Ты совершенно не слушаешь, что тебе говорят. Сейчас же дай ее мне или Рэджу! Она очень тяжелая для тебя.

– Вам быстро удастся поймать Грегсона, – предположил Уэксфорд.

– Слава богу, да. К завтрашнему утру он будет сидеть под замком.

– Тебе придется колесить по всему Кенберну, дорогой? – полюбопытствовала Дениз, продолжая сжимать в объятиях вазу.

– Не мне. Я собираюсь спать. То время, когда я колесил в полицейской машине по городу, гоняясь за преступниками, уже в прошлом. Ты, наконец, отдашь это?

Говард и дядя одновременно протянули руки, чтобы взять вазу, которая, кажется, весила килограмм двадцать. Отчасти потому, что Говард уже протянул руки, отчасти от страха поднять такой большой вес Уэксфорд в последний момент отдернул руки. Ваза всей своей тяжестью грохнулась на ковер с глухим звуком; земля, оторвавшиеся листья, розовые и фиолетовые лепестки разлетелись на стены и обсыпали светлый, безукоризненно чистый до этого момента брюссельский ковер.

Дениз вскрикнула так громко, что Уэксфорд не услышал стона Говарда. Бормоча извинения, хотя любые извинения были бы недостаточными, опустившись на колени прямо в грязь, он старался сгрести землю руками, но от этого становилось только хуже.

– В конце концов, ваза не разбилась, – глупо заметил он.

– Да черт с ней, этой паршивой вазой, – отреагировал Говард. – Что это со мной? – Он рухнул на стул, осторожно рассматривая свою правую ступню. – Эта штука упала прямо мне на пальцы.

Дениз села посреди этой разрухи и разрыдалась.

– Мне ужасно жаль, – жалким голосом бормотал Уэксфорд. – Я хотел… Я хочу сказать, что если я могу что-нибудь?..

– Лучше оставь это, – попросила Дениз, вытирая глаза. – Я сама разберусь. Оставь это мне. Иди спать, дядя Рэдж.

Несмотря на боль, побледневший, Говард, как всегда вежливо, проговорил:

– Забудь об этом. Ты ничем не можешь помочь, Рэдж. Просто у тебя еще нет достаточного опыта, чтобы обращаться с такими вещами. Ничего удивительного, что ты выпустил ее из рук. Господи, моя нога! Надеюсь, я ничего не сломал.

Он подхватил свои туфли и захромал к двери. Дениз взяла совок и стала собирать в него не пострадавшие растения, пытаясь их спасти, а Дора, услышав шум, спустилась и стала стирать кусочки земли с обоев.

С несчастным видом глядя на женщин, Уэксфорд размышлял над последним замечанием племянника, улавливая в нем тайный смысл.