Текст книги "Вампирский Узел"

25

наплыв: огонь: лабиринт

Утро. Воздух прозрачен и свеж. Ветер стих. Двое Мальчишек как раз возились с передней дверью, когда Стивен спустился вниз. За ночь намело снега, и дверь открывалась плохо. Наконец дверь распахнулась, и в дом ворвался снег.

– Фута три, если не все четыре, – заметил Кейл Галлахер. Стивен выглянул в окно. Белым-бело. Крыша крошечной железнодорожной станции торчала из белого марева, как маяк… там и тут – темные ели… горные вершины искрятся оранжевыми отблесками рассвета.

– Мы доберемся до дома на горе?

– Это может занять целый день, по такой-то погоде. В супермаркете есть снегоступы, – сказал Кейл. – И дома у нас пары две должны быть.

– А где эти странные старички, которые так смешно говорят, с британским акцентом? – спросил Пи-Джей, разгребая лопатой снежный завал у порога.

– Они и вчера все проспали, и сейчас спят как младенцы. – Стивен повернулся к Брайену. – Брайен?

– Он с ночи молчит. Ни слова не произнес. – Пи-Джей указал взглядом на Брайена, который сидел на диване, вперив невидящий взгляд в огонь.

Все молча ждали. Стивен вдруг понял, что он теперь вроде как главный – до появления Пратны по крайней мере. Мысль не сказать чтобы очень уж утешительная.

Наконец он сказал:

– Все равно надо с чего-нибудь начинать. Чей тут ближайший дом?

– Наверное, мой, – отозвался Терри.

– Кейл, вы оставайтесь здесь. Будете за главного. А я пойду прогуляюсь до соседнего дома. Возьму только колья и все остальное.

– Я с вами, – вызвался Терри.

– А вдруг там будет твой брат… – начал было Кейл, но Терри не дал ему договорить:

– Вот поэтому я и хочу пойти.

– Я пойду с ними, папа, – сказал Пи-Джей. – Может быть, мама…

– Да, – отозвался Кейл. – Да.

– Вы, мистер, возьмите у папы что-нибудь из теплых вещей. – Пи-Джей повернулся к Стивену. – А то вдруг у вас с сердцем станет плохо или еще чего.

– Я не такой уж и дряхлый, – усмехнулся Стивен. Но он себя чувствовал именно старым и дряхлым. Впрочем, он и был старым. И когда он об этом подумал, холод пробрал его до костей.

Через час, после нескольких чашек горячего кофе и длительной процедуры по надеванию на себя теплых вещей в три-четыре слоя, пожилой дирижер и двое мальчишек вышли на улицу.

– Мы полчаса, если не больше, будем тащиться до дома Терри. По такому-то снегу, – заметил Пи-Джей.

– А это что за следы? – Стивен показал пальцем. В снегу было протоптано некое подобие тропинки. Следы какого-то зверя и рядом с ними – борозда от тела, которое тащили по снегу…

– Я думаю, стоит пойти по этим следам, – сказал Стивен. – Так будет быстрее, и вам не придется копать. Терри тут же напрягся.

– Я знаю, чьи это следы. И я ни за что…

– Все нормально, – перебил его Пи-Джей. – Сейчас белый день, Терри. Они ничего нам не сделают.

Они повернули на улицу – там, где следы резко сворачивали к дороге. Сугробы по обеим ее сторонам доходили чуть ли не до пояса.

– А где дом? – спросил Стивен.

– А вы разве не видите? – Терри показал. Поначалу Стивен разглядел только смутный белый силуэт на фоне ослепительной белизны. Небольшой деревянный дом был выкрашен белой краской и почти сливался со снегом.

– Ничего себе так маскировка.

– Но только не против вампиров, – угрюмо заметил Терри.

– На следы посмотрите! – воскликнул Пи-Джей. Впереди… когда следы уже приближались к крыльцу… их форма вроде бы изменялась. Вот они еще с когтями, но чуть подальше когти убрались, а уже на ступеньках крыльца отпечатки звериных лап превратились в следы босых ног подростка…

– Зачем он пошел сюда? – спросил Стивен.

– Может быть, он уже не успевал вернуться в дом на горе, – сказал Пи-Джей. Они уже поднялись на крыльцо, и мальчики принялись разгребать снег перед дверью. – Смотрите, там еще какие-то следы. На задах дома. Они ведут в лес.

– Он всегда был тупицей, – буркнул Терри себе под нос.

– А вдруг это ловушка, – заметил Пи-Джей. Стивен огляделся. Поблизости обнаружилось: еще пара-тройка домов, много-много деревьев и занесенная снегом дорога.

– Если это ловушка, – сказал он задумчиво, – она все равно сработает только ночью. Давайте войдем.

Отопление в доме отключено. Пол запорошен снегом. На снегу – следы. Много следов. Звериные, человеческие и такие… полузвериные-получеловеческие. В одном углу – подтеки свежей крови.

– Никого, – сказал Терри поспешно, нервозно.

– А наверху? – спросил Стивен.

– Там только спальни. – Терри умолк на мгновение и вдруг выпалил: – Пойдемте отсюда. Я здесь не могу…

– Тише. По-моему, все-таки стоит проверить второй этаж. Помогите мне. – Стивен направился к лестнице, занесенной снегом. В воздухе парила легкая туманная дымка – пар от дыхания. Мальчики обогнали Стивена, чтобы немного расчистить лестницу. – Откуда здесь столько снега? – вслух изумился Стивен. Все окна на первом этаже были закрыты.

Второй этаж. Спальня маленькой девочки… обои с героями сказок-мультиков… полог над кроваткой разорван, испачкан в крови… по полу разбросаны куклы, у многих оторваны головы. Снег на полу, хотя окна закрыты.

Спальня родителей. Повсюду – кровь. Много крови. Окна распахнуты настежь. Вот откуда здесь снег. Кровь на кровати, на стенах, на изодранных занавесках.

– Не могу я на это смотреть. – Терри аж побледнел.

– Он все видел… как это происходило. – Пи-Джей закрыл ему глаза ладонью.

Стивен увидел шкаф. Разбросанные коробки, одежда на вешалках вся в крови и изорвана в клочья, одинокая туфля в снегу. А за шкафом – еще одна комната.

– А там что?

– Наша… моя комната, – выдавил Терри.

Стивен сдвинул вешалки с одеждой и прошел через шкаф на ту сторону. Здесь – еще больше снега. На стене – большой снимок:

Терри и еще один мальчик, его точная копия, в футболках с эмблемой какого-то летнего лагеря. Улыбаются щербатыми улыбочками из серии «Улыбнитесь, ребята, сейчас вылетит птичка». Двухэтажная кровать, нижняя койка засыпана снегом… снег на полу… бейсбольная бита торчит из маленького сугроба… письменный стол, модель космического корабля… слабый утренний свет сочится в окно, ветер шевелит занавески, карточка-вкладыш с портретом какой-то бейсбольной звезды одиноко летает по комнате…

Ветер взметнул снег на нижней кровати, и из-под снега показалась чья-то бледная рука.

– Терри, Пи-Джей, – тихонько позвал Стивен. Они прошли через шкаф. – Смотрите. Там, на кровати. Он подошел поближе, пиная снег на ходу.

– У вас есть колья? Достаньте на всякий случай. Пи-Джей вытащил из-за пазухи заостренный кол. Стивен встал у кровати и разгреб снег руками… Мальчик, спящий в снегу. Руки сложены на груди. Глаза закрыты.

– Господи, Дэвид, – прошептал Терри, – ты же всегда ненавидел (нижнюю полку. – "Он смотрел на тело брата, и его била дрожь. – Господи, Дэвид, Давид. – Белый снег на черном смокинге… мертвый мальчик… его галстук-бабочка куда-то делся. Впрочем, Терри знал куда. – Господи. Как будто он просто спит. Я не смогу сделать над ним такое. Не могу и все.

– Все нормально, малыш, – сказал Стивен. – Я сам обо всем позабочусь.

– Не трогайте моего брата!

Лицо бледное-бледное, посинело от холода… рыжие волосы взъерошены, стоят торчком… пятно от вишневого сока в уголке рта. Стивен перевел взгляд с одного мальчика на другого.

– Дайте мне кол, – наконец выдавил Терри. – Наверное, это я должен сделать. Я… для него. – Потом он обратился к мертвому брату. – Сейчас ты будешь свободен, Дэйв. – Он взял у Пи-Джея кол и направил его в сердце брата. – Подержи кол, Пи-Джей, а я буду бить.

Пи-Джей взялся за кол двумя руками. Ставен вдруг почувствовал, что он здесь совершенно чужой. Посторонний. Это была странная сцена: кошмарная я трогательная одновременно. Но он сейчас думал совсем о другом. Он сейчас думал о Тимми Валентайне, о чарующем голосе Конрада Штольца и о Карле, которая ждала его на горе. Но когда Терри замахнулся деревянным молотком, глаза трупа внезапно открылись, и он проговорил безо всякого выражения, скучным будничным голосом:

– Терри, Терри… Это не то, что ты думаешь… теперь мы счастливы, мы настоящая семья. Не забирай меня от них, Терри, Терри…

– Заткнись. Господи Боже. Заткнись! – закричал Терри, отчаянно колошматя молотком по колу. Из раны сочилась темная маслянистая кровь. Потом, когда кол вошел глубже, ледяная кровь мертвеца брызнула Терри в лицо… а Дэвид Гиш все продолжал говорить… а когда кол вошел ему в сердце, слова посыпались сплошным потоком, как будто кто-то включил магнитофон на ускоренное воспроизведение:

– Ты за это поплатишься… они отомстят за меня… ты умрешь, ты умрешь, ты умрешь! – А потом Дэвид издал тягучий высокий вой, снег взметнулся, фотография сорвалась со стены, фонтан крови забрызгал куртки всех троих, ударил им прямо в лицо, две кровавые слезы вытекли из мертвых глаз и застыли на снежно-бледных щеках, как два граната на белом золоте, а крик все тянулся, сливаясь с ветром, и тело дернулось… раз, еще раз… а потом застыло, и Терри отпрянул от мертвого брата, и закрыл лицо руками, испачканными в крови, и Стивен увидел, что мальчик плачет, но плачет бет слез, и лицо у парнишки стало как маска. Стивен знал, какие противоречивые чувства сейчас раздирают его изнутри, но не знал, как его успокоить. Он хотел протянуть руку и хотя бы погладить мальчика по плечу, но рука как будто наткнулась на стену непроницаемого огня…

– Теперь он уже никогда не вернется, – сказал Терри, убирая руки от лица. Сказал без ярости и без горечи. Просто… Дети так не говорят. Но он уже не был ребенком.

– Наверное, это теперь твой дом, – прошептал Пи-Джей.

– Да и хрен бы с ним! Можете сжечь его, если хотите. Мне наплевать.

И вот тогда Стивен понял, зачем он сюда приехал. Великая цель – та, что не давала ему покоя с того самого дня, шестьдесят лет назад, когда он увидел, как его папа с мамой сгорели в огне в доме на улице Уоркворт, – привела его сюда, в Вампирский Узел.

– Мы сожжем его, – с жаром прошептал он. – Весь город.

– Вы что, на голову больной? – вырвалось у Пи-Джея.

– Я больной?! Я два года провел в психушке, а он меня спрашивает, больной я или нет! – Стивен расхохотался совершенно безумным, маниакальным смехом. С плеч упала гора, которая давила без малого шесть десятков лет. – Вот он, путь к дому на горе. Сжечь весь город. Выкурить вампиров из их убежища. Растопить снег, чтобы нам было проще подняться к месту последней битвы.

– Блин, да он пироман! – воскликнул Пи-Джей и добавил с искренним восхищением: – А вы крутой дядька, хоть и старый уже. Нет, правда.

– Спички есть? – В голове у Стивена прозвучала начальная фраза сцены великого жертвоприношения из «Гибели богов»: «So werf ich den Brand in Walhalls prangende Burg… Итак, я бросаю горящий факел в сияющую Валгаллу». Он принялся лихорадочно шарить по карманам и наконец нашел зажигалку. – Подарок от бывшей жены. Давайте, ребята, тащите сюда все, что горит… чтобы обложить тело.

– Пойду расскажу всем про ваш план. – Терри не терпелось убраться из этого дома.

– А я пока тут побуду, – сказал Пи-Джей. – Ох и ни хрена себе. Пироман… Я просто фигею!

Стивен пробурчал себе под нос:

– Ага, фотографии, коробки из-под обуви… – Он принялся собирать все, что могло гореть – даже пластмассовую модель космического корабля, – и сваливать поверх мертвого тела. Потом ему не понравилось, что все навалено в беспорядке, и он разложил «растопку» вокруг тела наподобие погребальных даров. Терри уже убежал, а Пи-Джей, воодушевленный порывом Стивена, ползал по полу и собирал «горючие материалы», выуживая их из-под снега: игра «Монополия», бейсбольные карточки и – радостный вопль – коробка с петардами.

– Искры, горящие колеса, блин, мать твою за ногу, да тут целый пиротехнический арсенал. Терри мне не говорил, что у них есть такая байда.

– Давай сюда. Обложим Давиду голову.

– Я сейчас снег расчищу, чтобы вся кровать загорелась. – Пи-Джей на мгновение умолк и вдруг резко выпалил: – Мистер, вы просто чокнутый.

– Да, я чокнутый, чокнутый, чокнутый.

– А что вы такое поете?

– Вагнер. «Гибель богов», – выкрикнул Стивен на немецком, прекрасно осознавая, что парень примет его ответ за бред сумасшедшего. – А теперь отойди подальше.

Он поджег в руках какие-то бумажки и бросил их на кровать.

В первый миг огонь чуть не погас – он как будто дразнился, – но потом пламя вспыхнуло ярко-ярко. Сердце у Стивена радостно застучало. Огонь разбежался по потрепанным книжкам – фантастика в мягкой обложке, – по кругу, сложенному из бейсбольных карточек. Вот он уже прикоснулся к плоти – зашипел, заискрился. Ярко вспыхнул, слегка закоптил и вспыхнул опять. Пламя облизнуло лицо мертвого мальчика, горящие колеса и другие петарды у него над головой взорвались снопом разноцветных огней…

– Как красиво, – прошептал Стивен. – Господи, как же красиво.

– Надо бы уходить. – Пи-Джей потянул его за руку. На пороге они задержались. Огонь уже добрался до верхней полки. Пластмассовый космический корабль с треском взорвался, дым окутал лицо Дэвида. Еще пару мгновений Стивен как завороженный смотрел на огонь. Он чувствовал бурную радость огня, он так хотел стать огнем, чтобы прикасаться к человеческому телу вот так – самым интимным и тесным прикосновением, – чтобы любить запредельно и беспредельно, чтобы сжигать дотла. Поглощать целиком, без остатка. Теперь перед ним стояла стена огня.

– Пойдемте, мистер… подожжем остальные дома… нам еще нужно поджечь целый город. Спалим здесь все на хрен! – закричал Пи-Джей, и Стивен вдруг понял, что у них не осталось уже ничего, только эта последняя радость… что им нужно отдаться этой безумной радости, слиться с огнем и гореть вечно. Он закрыл глаза, но по-прежнему видел огонь, а там, за стеной огня, была темная дверь, а за дверью – еще огонь, и человек в огне, как в том сне, и на мгновение ему показалось, что он сейчас вспомнит… то, что было не с ним и не могло быть с ним… вспомнит, что было с бессмертным в персидских одеждах, с золотыми глазами… с бессмертным, который размахивал окровавленным ножом у подножия извергающегося вулкана… но странное воспоминание оборвалось, и Пи-Джей поволок его вниз по лестнице, и распахнул дверь на улицу, но там, за дверью, была еще одна дверь – в огонь, а за огнем – еще дверь в огонь, и еще дверь в огонь, и еще…

память: 79 год н.э.

Дом Мага стоит между винной лавкой и мастерской какого-то ваятеля. Мальчик (и вместе с ним Карла, в сером мареве, в месте, где его тень встречается с мерцающим светом факела) пришел в винную лавку. Его послали туда за кувшином лесбийского вина. Хозяин лавки говорит, оглаживая бороду:

– Ты новый мальчик нашего перса? Какой красавчик. Я бы тоже хотел завести такого. Для услады взора.

– Да, domine.

– Еще и скромный. И какая улыбка. Прелесть что за улыбка. Я слышу, как ты поешь по ночам. Его двор выходит как раз на зады моей лавки. Расскажи мне про этого человека. Кто он такой?

– Мне надо поторопиться, domine. – Мальчику не нравится в лавке. Здесь пахнет кислым вином и уксусом. Здесь нечем дышать. Но он боится рассердить торговца.

– Он вчера заходил, сразу после заката. Собирался купить вина. Я ему дал на сдачу серебряный динарий, а он уставился на него и сказал: «Я передумал. Завтра утром пришлю к тебе мальчика». И вид у него был такой… испуганный. Он отшатнулся от моего серебра, как от проклятия какого-то, честное слово. А монета была настоящая. Я честный торговец и в жизни не прикасался к фальшивым деньгам.

Мальчик сильно в этом сомневается, но он не в том положении, чтобы спорить.

Он берет приготовленный кувшин с вином и поспешно выходит на улицу. Несмотря на столь поздний час, там полно народу: шлюхи, уличные мальчишки, утонченные молодые люди богемного вида на изящных носилках, воры-карманники, солдаты в тяжелых плащах и шлемах… ночная жизнь бьет в Помпеях ключом. Он стучится в ворота, и раб-привратник – нубиец с вырванным языком, которого каждую ночь сажают на цепь у ворот – впускает его во двор хозяйского дома.

Мальчик оставляет вино на кухне. Сам dominus вина не пьет, но держит запас для гостей. Ему говорят, что Маг ждет его во внутренних покоях. Испуганный и смущенный, он идет к своему хозяину. Он входит в хозяйскую спальню, слышит, как Маг ругается с Сивиллой, и прячется в тень, не желая невольно навлечь на себя их гнев. Они спорят в полголоса, как будто не хотят, чтобы кто-то подслушал их разговор. И даже – в целях дополнительной предосторожности – говорят на греческом.

– Откуда я знал, что она такая слабенькая?! – возмущается Маг. – Я не хотел выпивать ее до конца… – Он умолкает. Он видит мальчика. – Проходи, мальчик, не бойся. Скажи мне, ты девственник?

– Конечно, девственник. – Старуха почему-то хихикает.

– Воn и славно. Тогда все в порядке. Мне нужен именно девственник. Подойди к столу. Который у окна. Там стоит чаша.

Он делает, как ему велено. Чаша из чистого серебра полна водой до краев.

– Подать ее вам, хозяин?

– Нет, идиот. Она же серебряная! Даже близко не подходи ко мне с этой чашей.

Только теперь мальчик замечает молодую девушку – одну из рабынь-наложниц. Она лежит на полу у стены. И она не дышит. В полумраке ее изломанное обнаженное тело показалось ему фрагментом эротической фрески – из тех, которыми расписаны стены. Мальчик дрожит. Он смотрит на воду в серебряной чаше.

– Скажи мне, – велит Маг, – что ты там видишь. И не вздумай выдумывать, слышишь?! Просто говори, что видишь.

– Я вижу Везувий.

– Хорошо. – Маг, похоже, доволен. – А что еще?

– Я вижу огонь. Вижу, как человек падает из окна или с крыши какого-то здания. – В жизни мальчик ни разу не видел такого здания. В Помпеях точно нет ничего подобного. И одет мужчина из видения как-то странно. Но мальчик не хочет, чтобы его обвинили во лжи. Поэтому он не вдается в подробности.

– Хорошо. – Маг оборачивается к Сивилле. – Вот видишь. Все идет по плану. Сейчас как раз подходящий момент. Три мойры прядут миллионы нитей человеческих жизней; иногда эти нити сплетаются и безнадежно запутываются, и тогда кто-то из мойр сердится и дергает узел, и катастрофа становится неминуемой. Но в этом – наше с тобой преимущество. Двадцать тысяч смертей – и никто не заметит, что мы тоже умрем. В этот короткий миг всеобщей сумятицы и смятения мое последнее колдовство протянется к невозможному и изменит течение нескольких жизней, когда они все сплетутся в опасный узел… Неужели ты не понимаешь. Сивилла? Мы обменяем нашу холодную вечность на дар умереть, которым владеет вот этот мальчик…

– Хозяин… – говорит мальчик. Он видел фигуры в чаше с водой. Он видел трех мойр или кого-то похожего на трех мойр, вот только одеты они были странно… и двое из них были похожи на дряхлых стариков, хотя мойры должны быть старухами, а та, что была посередине, сидела в кресле с большими колесами, и они разговаривали на каком-то гортанном наречии, отдаленно похожим на германский язык.

– Что такое, дитя?

– Мне страшно, domine.

– Тебе и должно быть страшно. – Маг хлопает в ладоши. Входят двое мужчин из особо доверенных слуг. Им заранее объяснили, что надо делать. Они сразу хватают мальчика, кладут на стол, привязывают ремнями и затыкают рот кляпом.

Нож поблескивает в свете факелов.

– Не думай, что я хочу тебе зла, дитя. – Маг вздыхает, – воспринимай это как дар; маленькое, незначительное препятствие на пути к бесконечному будущему… и твой голос, это роскошное слияние невинности и боли, восторга и проникновенной грусти… теперь он останется таким навсегда. Возьми с собой песню в дорогу… путь будет длинным… и песня тебе пригодится… смягчать суровые сердца царей, трогать людские души до слез… чтобы смертные не заподозрили страшную правду о том, во что ты превратишься… и к тому же яички мальчика-девственника – очень сильный магический ингредиент…

Мальчик его не слышит. Один из слуг – тот, который задрал его тунику – ловко проводит ножом по его гениталиям. Он не может кричать – из-за кляпа во рту. Он ничего не видит – из-за горячих слез.

– Поверь, мальчик, мне жаль, что приходится причинять тебе боль, – говорит Маг печально, хотя мальчик его не слышит. Он чувствует только нож, разрезающий плоть. – Если бы был другой способ, я бы избавил тебя от страданий. Я знаю, что это такое – сочувствие чужой боли. Знаю. Но твоя боль – это тоже необходимая составляющая ритуала. И увы, я не могу даже заплакать над твоей болью. Умозрительно я способен представить, как тебе больно, но какой тебе в этом толк? Я должен скрепить свое сердце и быть жестоким. Потому что так надо.

Весь мир стал одной сплошной болью. В мире нет ничего, кроме боли. Но Карла – луч лунного света – слышит, что говорит Маг:

– Из боли, мальчик, рождается красота, как цветок гиацинт родился из крови убитого Гиацинта [33]33
  Гиацинт – в греческой мифологии сын спартанского царя Амикла и правнук Зевса. Был любимцем Аполлона, который нечаянно убил его, попав в него во время метания диском. Из крови юноши выросли цветы-гиацинты, как бы обагренные кровью.


[Закрыть], смертного, которого любил Бог. – Пауза. А потом: – По-своему, я люблю тебя, мальчик. Насколько это вообще возможно в моем положении. Постарайся понять.

В обычной жизни Карла бы разозлилась от этих слов, но сейчас ей попросту грустно. Она чувствует то же, что чувствует ветер, что чувствует пламя. И хотя его боль пронзает и ее тоже, хотя она делает все, чтобы разделить с ним его боль, она не чувствует ничего – она потеряла способность испытывать боль.

Поэтому мальчик страдает один, отгороженный от всего временем и благословенным даром – когда-нибудь умереть.

огонь: искатель

Брайен Дзоттоли пробежал вдоль горящих домов до поворота на Главную улицу. Сэр Фрэнсис, Кейл Галлахер и принц Пратна ковыляли следом.

– Неплохо придумано. Молодец этот Майлс, – сказал Пратна. – Сжечь все дома. Замечательная идея. Теперь я не замерзну до смерти, пока буду уничтожать вампиров. Тем более что это достойное оформление для моего грандиозного спектакля…

– Быстро дайте мне вампира, – воскликнул сэр Фрэнсис. У них у всех были сумки, набитые кольями, чесноком, распятиями и деревянными молотками. Сэр Фрэнсис и Пратна поддерживали друг друга, медленно поднимаясь в гору по талому снегу. Брайен, который все еще не отошел после ночных волнений, угрюмо молчал.

– А где остальные?

Терри стоял перед входом в аптеку и отчаянно махал руками. По Главной улице было никак не проехать. Машина, которую Брайен оставил у аптеки, была почти полностью погребена под снегом.

– Что там парнишка кричит? – нахмурился Кейл Галлахер.

– Керосин, мистер Галлахер! И бутан! И горючая жидкость!

– В чем дело?

– У вас в аптеке! В подсобке!

Дверь аптеки открылась. Стивен с Пи-Джеем вышли на улицу, волоча за собой по громадной канистре.

– Господи Боже, – прошептал Кейл. – Весь город. Дотла. Брайен заметил, что сэр Фрэнсис весь дрожит от возбуждения. А вот Пратна, наоборот, был спокоен и невозмутим. Лицо у него было как маска – непроницаемая, непонятная. Терри крикнул:

– Мы хотим подорвать вашу машину. Можно?

– Вы все сумасшедшие! – закричал в ответ Кейл. Стивен захохотал, как безумный ученый из фильма ужасов. Его смех пронесся зловещим эхом по пустынной улице. Терри побежал им навстречу – по тропинке, которую они со Стивеном и Пи-Джеем протоптали в снегу, добираясь до аптеки.

– Пойдемте, Брайен, – крикнул он на бегу. – В зал игровых автоматов.

– В зал игровых автоматов?

– Там может быть кто-то из них.

– Мы с вами, – высказались в один голос сэр Фрэнсис и Пратна.

– Да на хрен надо, – огрызнулся Терри, к Брайен увидел, что глаза у парнишки горят словно у одержимого. – Я уже прибил родного брата и, блин, еще штук шесть вампиров, пока вы там дома сидели.

Опять налетел ветер. Улицу заволокло дымом. Брайен вошел в зал игровых автоматов. Кровавая бойня… Все автоматы работали: сверкали, гудели, свистели, мерцали и требовали дополнительных четвертаков настойчивыми электронными голосами. Рядом со старым «Пэкманом» стоял подросток в пижаме и с коробкой для школьных завтраков в руках. Из двух крошечных ранок у него на шее сочилась кровь. На полу перед «Пьющими кровь» сидела женщина средних лет. Ее сложенные на груди руки были забрызганы кровью – давно засохшей. Повсюду валялись части человеческих тел: левая стопа, палец, целая кисть, часть щеки с ухом… Стены были буквально залиты кровью, к которой прилипли кусочки мозгов и ошметки кожи.

– Роскошно, – выдохнул Пратна, но без особого энтузиазма. Боги Хаоса и отец Пи-Джея вошли в зал следом за Брайеном с Терри.

– Идите сюда кто-нибудь и подержите кол, – сердито окликнул Терри.

Принц достал из сумки заточенный кол и склонился над женщиной на полу. Терри ударил молотком. Женщина открыла глаза и закричала. Кровь пролилась на пальто Пратны.

– Ну и ну! – только и вымолвил принц.

– Теперь разберемся с Алексом Эвансом. Интересно, там у него в коробке еще остались четвертаки? – Терри открыл коробку и опрокинул ее вверх дном, оттуда вывалилось сердце – человеческое сердце – и с влажным хлюпом шмякнулось об пол. Все замерли в ужасе. Но Терри, похоже, ни капельки не испугался. Такое впечатление, что ему было скучно. Просто скучно и все. – Господи, да помогите же кто-нибудь поднять тело. Я, блин, всего лишь ребенок. Мне сил не хватает.

Теперь первым успел Брайен. Он достал кол и аккуратно приставил его к сердцу мертвого мальчика. Когда Терри ударил, тело дернулось и заерзало, как мешок с живой рыбой.

– Давай я. – Сэр Фрэнсис дышал сбивчиво и тяжело. – Уж очень мне хочется самому…

– Подождите своей очереди, – осадил его Терри. – Это наш город, и это мои друзья… а вы, дяди, взялись неизвестно откуда и ждете, что вам поднесут весь город на блюдечке с голубой каемочкой…

– Какой грубиян! – возмутился Фрэнсис. Но Брайен подумал, что парнишка все правильно сказал. Снаружи раздался взрыв.

– Ваша машина! – воскликнул Кейл.

Они вышли на улицу. Пятно огня на снегу, клубы пара… Стивен с Пи-Джеем собрали в аптеке все горючие материалы и свалили их в кучу на той стороне улицы…

– В аптеке были еще двое. Мы их уже добили, – крикнул Пи-Джей.

Языки пламени взвились вверх. Из-за дыма витрину аптеки было уже не видно. Брайен сморщился от едкого запаха горящей пластмассы. Автомобиль разлетелся на куски. Раскаленный металл и обожженная резина… Огонь перекинулся на аптеку.

Еще один взрыв.

– Пригнитесь! – заорал кто-то, и все бросились под укрытие мрачного зала игровых автоматов.

– Ни хрена себе, – выдохнул Пи-Джей, озираясь по сторонам. – Ни хрена себе!

Стивен принялся поливать трупы керосином.

– Отлично, отлично, – бормотал Пратна, пытаясь восстановить контроль над ситуацией. Он тоже схватил канистру и вылил ее содержимое на пол. «Пьющий кровь» любезно напомнил, что ему нужен очередной четвертак, чтобы продолжить игру. Опустошив две канистры, они вышли на улицу и прошли полквартала – к супермаркету с париками в витрине. Стивен лил на ходу керосин прямо на снег вдоль тротуара. Потом поджег керосиновую «дорожку». Полоска пламени побежала по снегу, ворвалась в зал игровых автоматов, и буквально через секунду там вспыхнул уже настоящий пожар, черный дым вырвался из открытой двери, раздался пронзительный вопль… наверное, это был еще какой-то вампир, которого они не нашли и не добили колом… и теперь он сгорал как бы «заживо»… стена пламенеющего жара внизу, а выше по улице – по-прежнему замороженной, по-прежнему под завалами снега – тянулись железнодорожные рельсы, и возвышалась гора.

– А вы говорили, что они все обретаются там. – Кейл указал вверх, на гору.

– Может, они не успели вернуться туда до рассвета, – предположил Пи-Джей.

– Или, – добавил Брайен, – им нужно спать в своем доме. Или где им удобней всего. Может быть, даже после обращения они сохраняют свои человеческие привычки. – Он почему-то подумал о Лайзе, для которой все было кончено уже давно.

– Автомобили! – воскликнул Стивен. – Есть тут еще автомобили?

– Папин есть, – сказал Терри. – Он так и стоит на стоянке, на станции.

– Сначала закончим с супермаркетом, потом попробуем добраться до железнодорожных путей, потом…

– До заката успеем? – спросил сэр Фрэнсис.

– Уже четыре часа. Сейчас рано темнеет, – сказал Кейл. Брайен смотрел на гору, за которой даже не виднелись, а скорее угадывались еще горы, затянутые туманной дымкой. Белая смазанная перспектива. Город, объятый огнем, станет лишь крошечной точкой пламени посреди этих замерзших пустошей… а наверху, наверху… что я скажу Шанне Галлахер при встрече? – подумал он. Вчера ночью я едва в нее не влюбился… и влюбился бы, наверное…

наплыв

Руди, выйди сюда, на крыльцо. Смотри. Город. Кажется, он горит. Жар поднимается даже сюда. А ведь солнце еще не садится…

Да, мастер Тимоти. Что бы это могло быть?

Они уже близко. Быстрей, позови Марию. Я должен вам кое-что сказать. Вам обоим.

Ока все еще полирует гроб мисс Карлы, но… а вот и она.

Смотрите. Деревья дымятся. Скоро снег на дороге растает, и они смогут подняться сюда. За мной.

Сходить за ружьями, мастер Тимоти?

Нет. Пусть приходят. Пусть… Мария, слушай. Я уже слышу их голоса. Я так и не научился отгораживаться от звуков смертного мира. Огонь вверг их в безумие. Они придут сюда со своими кольями и молотками, и те из моих новых сородичей, кто укрылся здесь, умрут навсегда. Но вы не окажете сопротивления убийцам.

Что, мастер Тимоти?!

На самом деле время пришло… Руди, Мария, мои верные друзья… нам пора расставаться. Потому что истории скоро закончится. Мария… Мария, не плачь. Ты любила меня больше всех. И мне так нужна была эта любовь. Часто случалось, что она поддерживала меня даже лучше, чем горький вкус крови. И ты, Руди, ты всегда был терпеливым со мной, ты никогда ни на что не жаловался… Теперь я признаюсь: были такие времена, когда я продолжал петь только из-за моей старой клятвы, которую я тебе дал в Освенциме.

Мастер Тимоти…

Хватит. Сейчас не время для слез. Радуйтесь, смертные люди, которые сумели меня полюбить… если мойры спрядут свои нити, как нужно, если на Вампирском Узде встретятся правильные поезда, тогда я пойду дальше… к чему-то возвышенному и прекрасному… туда, где мне будет лучше, чем здесь. Слушайте. Скоро дорога очистится, пусть всего лишь на пару часов, пока огонь не погаснет и опять не начнется снег… я не знаю, как далеко вы успеете уйти, но все будут думать, что я погиб при пожаре, который устроил какой-то маньяк-безумец… Мое завещание лежит в конторе Stupendous Sounds Systems. Любой из тамошних адвокатов поможет вам разобраться со всеми тонкостями. Слышите этот треск? Похоже, это упала сосна… и подожгла еще деревья. Уходите. Пора.

Мастер Тимоти… мы с Марией все обсудили еще вчера. Мы решили остаться с вами, что бы ни случилось. Если хотите, мы с радостью перейдем черту и присоединимся к вам в вечности…

Мария, Руди, если бы только вы знали… вы бы не просили меня о такой запредельной муке… Это наше решение, мастер Тимоти. Нет! Этого никогда не будет! Уходите! Я вам приказываю! Руди, я не хотел вас обидеть. Руди! Руди! Уже ушли, стало быть? Даже не дождавшись заката? Ага, вот он завел лимузин. Рева мотора почти не слышно за ревом огня. Но я-то слышу… вот они едут по талому снегу. А до заката еще далеко. Здесь никого не осталось – одни мертвецы. Пока они не проснутся, я буду совсем один.