Текст книги "Дальше некуда!"

Глава 7

Между заставами Мадрид и Майо разъезжают несколько машин. Месье и дамы в них перемигиваются фарами. Иногда тачки останавливаются, месье выходит из своей, подходит к другой и начинает переговоры. Они что-то не двигаются. Наверное, из-за материальных вопросов. У ведущего переговоры такой деловой вид, что он, должно быть, печатает на визитках номер своего банковского счета.

Машину ведет Матиа. Я ему говорю, куда ехать, а сутенер М-Т тем временем молча посасывает свой потухший бычок с видом человека, нуждающегося в поддержке.

Вот наконец и его “203-я”. Я не свожу с него глаз. Узнав свою тачку, он сильно дергается.

– Ты уже видел эту лайбу, Альфредо? – спрашиваю я медово-сладким голосом.

– Естественно. Она моя.

– А чего она тут стоит?

– У меня ее угнали сегодня вечером. Может, пацаны захотели покататься. А потом бросили ее тут.

– Пацаны, о которых ты говоришь, преимущественно угоняют спортивные машины, а не такую рухлядь, как твоя.

– А сегодня они угнали мою!

Мы остановились в нескольких метрах от машины. Матиа, знакомый с моими необычными методами, спрашивает себя, к чему я веду. Он нервно барабанит пальцами по рулю и насвистывает мелодию одной английской песенки. Альфредо тоже смущен. Он догадывается, что влип в неприятную историю. Как загнанный зверь, он ждет, настороженно всматриваясь и вслушиваясь.

– Выходи! – приказываю я. – Хочу тебе кое-что показать…

Он без слов вылезает из зеленой “прерии”. Месье Пакретт, бывший сотрудник бригады нравов, очевидно, узнал машину конторы, потому что не высовывает носа.

Ночь ледяная. У меня вдруг мелькает мысль, что малышка М-Т должна получить сильный насморк в этой неотапливаемой машине. Надо будет попросить для нее у Пакретта хорошее лекарство от простуды.

– Вперед! Альфредо злится.

– Да что это такое в самом деле! У меня угоняют тачку, и я же получаю стальные браслеты и кулаком по морде!

– Иди вперед, я тебе сказал…

И вот мы у “203-й”. Я открываю дверцу, и включается лампочка на потолке. Путана неподвижно лежит в той же позе, ноги поперек сиденья, голова прислонена к дверце. Альфредо узнает свою камбалу и подскакивает.

– Черт! Что это значит?

– То, что ты ее замочил, бестолочь!

– Она мертвая?

– А ты думал, что она занимается йогой? И, опасаясь, что он заметит подвох – девице достаточно немного пошевелиться или сильнее вздохнуть, – я подталкиваю его к “прерии” крепким пинком в задницу. Парень в нокауте от удивления.

– Не может быть, я сплю, – бормочет он.

– Останови свою песенку, Альфредо, я ее уже слышал. Я отвешиваю ему затрещину, от которой у него начинают сыпаться из глаз искры.

– Ты странный фермер – убиваешь собственную телку в такое время.

– Я?! – протестует он. – Чего вы несете, комиссар! За кого вы меня держите? За идиота? Чтобы я убил свою путану? Да еще оставил ее в своей лайбе?

– Вот именно, дружок. Хочешь, я скажу тебе, почему ты это сделал? Именно для того, чтобы отвести от себя подозрения. Ты решил, что легавые подумают, что ты не можешь быть таким идиотом и что тебя подставляют. Вот так, малыш.

Он задыхается.

– Да это какое-то кино для малолеток, комиссар! Я должен быть совершенно чокнутым, чтобы кокнуть девочку, с которой имею ежедневно по шестьдесят штук старыми!

– Ты оценил свою безопасность дороже бабок, Альфредо.

Он на некоторое время замолкает, сглатывает слюну и шепчет:

– Как это – мою безопасность?

– Дело Буальвана, зайчик. Ты испугался, что Мари-Терез, с которой я встречался после инцидента, заложит тебя.

– Не понимаю, о чем вы говорите! Я отвешиваю ему удар кулаком по зубам. Он сплевывает слюну, пересчитывает языком зубы и бормочет:

– Что за манеры!

– Увидишь, Фредо, у меня есть и другие, гораздо лучше, и такие эффективные, что меня попросили издать пособие по ним.

Я швыряю его в “прерию”, как тюк с грязным бельем.

– Поедем побеседуем в комнате со звуконепроницаемыми стенами.

Когда я собираюсь сесть в машину, Матиа возвращается от “203-й”.

– Труп оставляем на месте, совсем один?

Я улыбаюсь и отвожу его в сторону, чтобы шепотом объяснить:

– Во-первых, труп не один. За ним присматривает доблестный Пакретт, сидящий вон в той машине. Во-вторых, труп не труп. Я просто усыпил малышку.

Матиа смотрит на меня честными глазами честного полицейского.

– Зачем вы это говорите, господин комиссар? Я только что ее пощупал. Ваша красотка мертва, дальше некуда.

Я бросаюсь к “203-й” и дрожащей рукой ощупываю девицу. Матиа не соврал, Мисс Тротуар мертва, как асфальт, по которому она ходила.

Я присматриваюсь к ней повнимательнее и вижу, она задушена.

Глава 8

Несколько лет назад со мной произошел странный случай. Много ночей Подряд мне снилось, что я еду по набережным к Лионскому вокзалу, вдруг слева выскакивает маленький бородач за рулем “дина панхард” и врезается в меня. И вот однажды утром, когда я как раз ехал на Лионский вокзал, чтобы встретить Фелиси, возвращающуюся от родственницы, с площади Шатле выскочил “дина панхард” и врезался в мое переднее крыло. В первые секунды после аварии я думал, что это какое-то четвертое измерение. К счастью, за рулем сидел не маленький бородач, а дама, которой ненормальный инструктор по ошибке выдал права.

Констатировав смерть М-Т, я испытываю то же странное чувство полного освобождения. Я витаю где-то в пустоте, вне связи с нашей планетой и ее реалиями.

Двигаясь, как страдающая ревматизмом сомнамбула, я закрываю дверцу и направляюсь к машине Пакретта.

Она пуста. На сиденье остались только тюбик “Симфорила” и целлофановые упаковки от таблеток. Пакретта нет, как кролика в цилиндре герцога Эдинбургского.

– Пакретт! Пакретт!

Рядом со мной останавливается “ланчия”, в которой сидят месье и дама, и водитель спрашивает, не соглашусь ли я выпить с ними стаканчик. Я мрачно посылаю его к матери, а он называет меня хамом.

Тогда я решаю, что не стоит оставлять тут Альфредо. Незачем ему видеть мое смятение. Я возвращаюсь в “прерию” и при помощи второй пары наручников приковываю Альфредо к ручке заднего сиденья.

– Вези клиента в фирму, Матиа, – резко говорю я. – Запрешь его в секретной камере и вернешься сюда со “скорой”. Все – тройным галопом.

Его впечатляющий старт показывает, что он готов в точности выполнить мои инструкции.

Тогда я начинаю осмотр местности. Я люблю тайны, при условии, что они не слишком темные. До доказательства обратного, медам, ваш обожаемый Сан-Антонио играет роль большого идиота. В этот чертов вечер я занимался двумя девушками, и обеих кокнули прямо у меня под носом! Это не может продолжаться. И так уже дальше некуда! (Уф! А я думал, как оправдаю название этого шедевра!) На данную четверть часа самой важной тайной является то, куда запропастился Пакретт. Я осматриваю его тачку и не обнаруживаю в ней ни единого подозрительного следа. Я возвращаюсь к “203-й”, тщательно обследую кузов при помощи фонарика и на косяке передней двери обнаруживаю два маленьких пятнышка крови.

Я провожу тоненьким лучом фонаря по асфальту дороги. Под машиной лежит нечто похожее на неподвижную змею. Это шарф пропавшего инспектора. Вот что меня смущает. Неужели моего доблестного пожирателя пилюль похитили? Я представляю себе происшедшее примерно так: этой ночью по лесу гулял маньяк. Увидев брошенную машину, он подошел к ней. Спящая женщина-это идеальная добыча для извращенца. Он уже сдавил шею мадемуазель Мари-Терез ожерельем из своих пальцев, когда явился Пакретт. Но после того, как я его отругал, инспектор не решился стрелять. Это было ошибкой, потому что маньяк бросился на него и дохлик-полицейский не смог с ним справиться…

Я продолжаю осматривать окрестности. И правильно делаю: на газоне, который от мороза стал хрустящим, как сухари, лежит коробочка со свечами, которые так любит Пакретт.

Мне вспоминается Мальчик-с-Пальчик. Благодаря фармацевтическим препаратам, возможно, удастся установить, куда людоед унес щуплого полицейского.

Я прохожу метров двенадцать в сторону рощи и замечаю на траве под кустом темную массу. Это Пакретт! Я ощупываю его впалую грудь. Сердце бьется. Луч моего фонаря позволяет оценить нанесенный ему ущерб. Маньяк не миндальничал. Уж не знаю, чем он колотил моего подчиненного, но у того лоб превращен в мармелад.

Нос наверняка сломан. Нижняя часть лица залита кровью, которая натекла ему на грудь. Настоящее кровавое месиво.

Я поднимаю жалкую голову хлюпика.

– Эй, Пакретт! – говорю. – Как вы себя чувствуете, старина?

Но он в глубоком нокауте.

Вот это пролет. Если я представлю Старику детальный рапорт, он так разорется, что мурашки побегут даже по коже обложки его блокнота.

Вам не кажется, что у Сан-Антонио бледный вид? Он ставит волку капканы, а попадает в них сам. Итог эксперимента: две убитые девушки, один тяжело раненный инспектор и репутация знаменитого Сан-Антонио, запачканная, как простыни в дешевом отеле.

Своевременный приезд “скорой” кладет конец моим мрачным мыслям. Из нее вылезают Матиа и санитары с носилками.

Я показываю на Пакретта.

– Отвезите нашего товарища в больницу, а уже потом девицу в морг.

– Что с ним случилось?

– Очевидно, застал преступника с поличным, и тот долбанул его по башке. Бедняге предстоит проглотить много таблеток. Когда отвезешь клиентов, зайди в мой кабинет в конторе, – добавляю я уже только для Матиа. – Скажи в больнице, чтобы нас немедленно известили, как только Пакретт придет в себя.

– Если вообще придет! – шепчет скривившийся Матиа. Я адресую небу срочную заявку с просьбой о выздоровлении Пакретта и прошу подтвердить ее получение, после чего сажусь в его машину и еду в контору.

Маленькая специальная камера находится в подвале конторы. Она бы очень понравилась добрейшему королю Луи Одиннадцатому, который превращал свою шляпу в иконостас, а деревья своего парка в виселицы.

В нее ведет дверь, в которой ревнители гигиены проделали маленькое окошко размером с почтовую открытку, чтобы заключенные могли дышать свежим воздухом.

В темноте камеры у достопочтенного Альфредо будет время собраться с мыслями и помянуть Мари-Терез.

Я поворачиваю выключатель снаружи. Белый свет большой лампы заставляет блатного зажмуриться. Он смотрит на меня сквозь ресницы.

– Ну что, Фредо? – вздыхаю я, закрывая дверь. – Поговорим?

Он пожимает плечами.

– Что я могу вам сказать! – ворчит малый. – Мне кажется, я свихнулся. У меня угоняют тачку, потом меня арестовывают и показывают труп моей девочки в украденной машине. Я ни хрена не понимаю!

Его руки сцеплены браслетами, которые Матиа специально не снял с него. Ничто не подавляет моральный дух человека лучше, чем такие браслеты.

– Хочешь, я скажу тебе одну вещь, Альфредо? Может, ты и есть маньяк?

Шмаровоз начинает смеяться.

– Ну еще бы! Это же сама очевидность!

– Если я продолжу поиски в этом направлении, то у тебя будут большие неприятности. Хочешь поспорить? Он холодно смотрит на меня.

– Я себя спрашиваю, к чему вы ведете, господин комиссар.

Блеск его черных глаз меня немного смущает, однако я не отступаю.

– Ты отправишься в суд, красавчик. И я готов поклясться, что в один прекрасный день ты обнаружишь, что кое в чем похож на Луи Четырнадцатого.

Очевидно, он учил историю Франции, потому что бледнеет.

– Это один треп!

– У тебя есть алиби на сегодняшний вечер между без четверти десять и половиной одиннадцатого?

– Ну…

– Я тебя слушаю. Смажь язык, так он будет лучше работать.

– Я был в бистро на авеню Жюно. Вышел, чтобы ехать за моей кошкой. Машины нет! Я подумал, что кто-то подшутил, и поехал на улицу Годо на такси. Ее там не было. Сначала я решил, что она работает, и стал ждать. Через двадцать минут я зашел в отель. Мне сказали, что ее там нет. Из этого я заключил, что она пошла к клиенту, иногда такое бывало. Она была работящей девочкой, добросовестной, аккуратной. Мужиков, которые ее снимали, обслуживала по первому разряду… Потом я вернулся в свой клуб и увидел, что там ее тоже нет. А тут ваш рыжий подошел ко мне и сказал, что вы хотите со мной поговорить насчет Марите.

Я пошел за ним без возражений. Он может это подтвердить.

Я хохочу, как Мефистофель в опере:

– Поданная таким манером, твоя версия выглядит вполне съедобной, Альфредо. Но могу тебе сообщить, что есть нечто, что может ее начисто поломать.

– Да?

– Да. Когда присяжные узнают, что у тебя были дела с Буальваном, они не клюнут на твою историю, как щука на леденец!

На этот раз он раздавлен. Я мастерски поработал, а теперь надо ковать железо, пока горячо.

– Твоя мочалка умерла в твоей машине в то время, когда у тебя нет и намека на алиби. Можешь не сомневаться, я и следователь сделаем эту очевидность очевидной и для присяжных.

Он не отвечает.

– А теперь раскрываем карты, Альфредо. Я тебе скажу, что знаю я, ты – то, что знаешь ты, а потом посмотрим, что мы сможем сделать для твоего здоровья. Идет?

Он не отвечает, но я делаю вывод, что его молчание – знак согласия.

– Сегодня утром я был в Сен-Дени, когда ты навестил Бержерона.

Ну вот. Нет нужды плести кружева, он все понял. Этот скрытный человек, который не раскололся бы при других обстоятельствах, чувствует, что попал в крепкую паутину.

Он пожимает плечами.

– Слушайте, то, что произошло, слишком глупо. Согласен, я не иисусик, но в этой истории я чист.

– Опусти предисловие, Альфредо, переходи сразу к сути дела, я спешу.

– Я познакомился с Буальваном в Индокитае, когда французское правительство начало собирать манатки и готовилось сваливать домой. У меня там было дело.

– Да?

– Конечно, это было не Эльдорадо…

– Да, это был Индокитай, страна риса и пиастров, правда, чувачок?

– Ну, в общем…

– Ладно, что дальше?

– Так вот, я познакомился с Буальваном. Он тогда был унтер-офицером. Мы подружились.

– Он участвовал в твоих махинациях?

– Нет. Барное знакомство. Лучше не настаивать.

– Продолжай!

– После возвращения во Францию мы несколько лет не виделись. И вдруг однажды встретились на Елисейских Полях. Случайность.

– Ну и?

– Выпили, вспомнили прошлое.

– Возле Священного огня самое место.

– Он организовал какой-то маленький бизнес в Сен-Дени. Дела, кажется, шли хорошо, он был доволен. Мы расстались, договорившись встретиться снова. Я назвал ему бар, в котором часто сижу.

– Не произноси это слово, а то накаркаешь. Альфредо скрещивает два пальца, заклиная судьбу, и продолжает:

– Время от времени мы встречались, и вот вечером, накануне своей смерти, Буальван заявился в мою тошниловку с похоронной мордой. Он оглядывался по сторонам, как будто за ним гнались сто чертей… Я ему дал выпить и попросил объяснить, в чем дело, но он молчал, как воды в рот набрал. Из него не удалось вытянуть ни единого слова. Он только сказал, что у него большие неприятности, ему грозит страшная опасность и единственный способ спастись – это сесть на нары по достаточно серьезному обвинению.

То, что мне любезно излагает блатной, удивляет меня до крайности. Согласитесь, что это не банально! Честный бизнесмен мечтает отправиться за решетку.

– Отсюда и покушение на твою камбалу?

– Точно. Это была моя идея. С этим маньяком-убийцей не надо было долго думать. Буальван делает вид, что душит девицу, его арестовывают, так?

– Для этого надо, чтобы поблизости были полицейские.

– А вы думаете, я не заметил вашу засаду на улице Годо? Инспектора Пакретта можно узнать по одним его шарфам.

– Дальше?

– Мысль выдать его за маньяка Буальвана не вдохновила. Комбинация казалась слишком рискованной. Я ему разжевал, что он сможет оправдаться, когда захочет, представив алиби на прошлые убийства… (Знакомство с правосудием заметно обогатило словарный запас Альфредо. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься.) – Согласен, дорогой сценарист, но на это?..

– Он мне сказал то же самое. И тут ему пришла идея…

– Какая?

– Он захотел, чтобы Мари-Те написала расписку, что нападение – туфта, ну и так далее.

– Она тоже была в курсе?

– Естественно. А вы думаете, она была такой дурой, чтобы поехать с типом на машине при том, что происходит в Париже?

– Она хорошо играла роль.

– Черт возьми, она струхнула, когда увидела, что вы пристрелили Буальвана. Дело сразу осложнилось, понимаете?

– Скажи, она написала ту расписку?

– Да.

– Для проститутки оскорбление полицейского при исполнении чревато большими неприятностями. Он пожимает плечами.

– В жизни надо уметь рисковать. А потом, Буальван дал немного деньжат.

– Сколько? Он колеблется.

– Пятьсот штук старыми!

– Черт, сразу видно, что твое маленькое кино было срочным. Ты уверен, что он тебе не сказал, в чем дело?

– Клянусь памятью Мари-Терез.

Нас разделяет новое молчание Каждый подводит промежуточный итог ситуации.

– Теперь глава вторая, Альфредо. Твои отношения с Бержероном?

Он прочищает горло.

– Когда я увидел, что моя комбинация закончилась хреново, я тоже струхнул.

– Из-за чего?

– Ну, из-за того письма, что моя телка написала Буальвану. Я себе сказал: “Если оно попадет к мусорам, они могут насесть на мою девочку и на меня, если у нее сдадут нервы”. Кроме того, Буальван погиб, а дело, мучившее его, осталось. Я подумал, что типы, которых он боялся до того, что готов был от них спасаться на киче, могут решить, что я его сообщник, и меня это пугало.

– Да?

– Да. Вчера, когда вы явились в мой бар, я себе сказал: “Выпал твой номер, сынок. Легавые нашли письмо. Они пока хитрят, чтобы разузнать побольше, но момент, когда за тобой закроется дверь камеры, приближается”.

– Короче, ты решил, что я тебе леплю горбатого с моим предложением действовать совместно?

– Ну да. Это выглядело так несерьезно… Я кусаю губу. А ведь я был искренен! Неужели я стал утопистом?

– Что дальше?

– Я раскинул умишком, посоветовался со знающими корешами, и они мне не рекомендовали ждать дождя.

– И ты рассчитывал, что Бержерон даст тебе зонтик?

– Да, в некотором смысле.

– Объясни.

– Я узнал, что у Буальвана был компаньон, ну и подумал, что этот месье мог знать, какая такая опасность грозила его другану. Вот я и пошел к нему.

– И он тебя сразу принял?

– Я ему сказал по телефону, что я старый друг Буальвана и хочу с ним поговорить о Жероме.

– Как прошла беседа?

– Неплохо. Я сыграл ва-банк и все ему выложил, как сейчас вам.

– И как он отреагировал?

– Казался заинтересованным, но не больше.

– Тебе не показалось, что он тебе не поверил?

Альфредо размышляет. Чувствую, он взвешивает все <за” и “против”. Наконец он отрицательно качает своей красивой средиземноморской головой.

– Не могу сказать. Он вел себя так, будто верил, но мне кажется, что это он из вежливости.

– А что он сказал потом?

– Стал демонстрировать презрение. Сказал мне что-то вроде “Надеюсь, что полиция не получит этот безумный договор”. – “А если получит?” – спросил я. Он встал, чтобы показать, что достаточно на меня насмотрелся. “В таком случае, обратитесь к специалисту, я не адвокат. – сказал он мне.

Лично мне реакция Бержерона кажется хорошей.

– А ты его не спросил, знает ли он об опасности, грозившей его компаньону?

– Спросил, конечно.

– Его ответ?

– Постучал себе пальцем по лбу, как будто хотел меня убедить, что Жером был чокнутым, я, между нами говоря, господин комиссар, я начинаю думать, что это, может, и правда. Я уже видал такое: парни, возвращавшиеся из колоний, свихивались.

– В общем, ваша встреча закончилась ничем?

– Верно.

– И как вы расстались?

– Довольно сухо. Мой приход не вызвал у него восторга. Наверное, он перепугался, что я попытаюсь его шантажировать.

Я хлопаю Альфредо по плечу.

– А может, ты туда пошел отчасти и затем, чтобы разнюхать обстановку? Если бы Бержерон не вел себя твердо, ты бы запел ему песенку под названием “Выкладывайте бабки”.

Он отвечает уклончиво:

– Любите вы, легавые, придумывать!

Я глубоко убежден, что месье выложил все, что знал.

– Я прикажу перевести тебя в более комфортабельную камеру, – решаю я.

Он мрачнеет. – Значит, вы оставите меня в тюряге? – А ты чего думал? Что тебя отвезут домой на лимузине?

– Если вы меня забираете, я хочу болтуна!

– Завтра. Сейчас поздно, все адвокаты спят.

Я приказываю перевести его на второй этаж, в камеру предварительного заключения. Там по крайней мере есть свет, тепло и нары, чтобы лечь.

– Скажешь, что хочешь на завтрак, – шучу я. – Повара в твоем распоряжении.

Матиа вернулся со снежинками в огненных волосах. Кажется странным, что снег не тает на них сразу.

– Поганая погодка, – ворчит он. – Внезапно потеплело и начал валить снег.

– Как Пакретт?

– Ничего. В больнице он пришел в себя, и я получил от него первые показания.

Матиа стряхивает снег, снимает пальто и достает из кармана блокнот на спирали.

Он пробегает по записям своим орлиным взглядом.

– Вот. Пакретт следил за той машиной из своей. Неожиданно он заметил вышедшую из кустов фигуру. Он абсолютно уверен: машины у убийцы не было, если только он не оставил ее в другом месте.

Я перебиваю Матиа:

– Ты его спросил, не заметил ли он, что перед появлением убийцы по аллее проехала машина?

– Да. Он ответил, что в том районе ездит много проституток, снимающих в Лесу клиентов. В это время их охота в самом разгаре. Но ничего особенного он не заметил.

– Продолжай.

– Человек, которого он увидел, подошел к “203-й” и заглянул внутрь. Потом отошел, и Пакретт решил, что он ушел совсем. Но через несколько секунд тот человек вернулся, посмотрел по сторонам, потом резко распахнул дверцу и нагнулся внутрь машины, хотя и не сел в нее.

Матиа хорошо рассказывает. Спорю, в школе он писал сочинения на “отлично”.

– Очень увлекательно. Дальше?

– Тогда Пакретт вмешался. Но он не взял свой револьвер, потому что, как утверждает…

– Знаю, – перебиваю я. – Я отругал его из-за этого. Продолжай.

– Человек не слышал, как Пакретт подошел. Он почти лежал на девице и душил ее. Кажется, Пакретту было очень трудно заставить его разжать пальцы. Тот был как одержимый. Вдруг убийца распрямился и повернулся к Пакретту.

Инспектор уверяет, что он даже испугался выражения его лица.

– Слава богу! – восклицаю я. – Наконец-то хоть кто-то увидел его вблизи. Его описание?

– Сию секунду, господин комиссар. Я записал его отдельно. Полагаю, что…

– Правильно, распространи его по всем службам. Завтра же полицейский художник отправится в больницу к Пакретту и нарисует с его слов портрет-робот. Слушаю тебя.

– Среднего роста…

– Неважное начало.

Он продолжает безликим, как у судебного исполнителя, голосом:

– Жгучий брюнет, темные глаза. Немного нависающие веки. Много золотых зубов. Одет в довольно легкое пальто.

Порывшись в своем кармане, Матиа что-то кладет на мой стол. Это бежевая с сероватыми переливами пуговица.

– Во время борьбы он оторвал у напавшего эту пуговицу. Дежурный врач нашел ее в сжатой руке Пакретта. Бедняга так и не выпустил ее!

– Чудесно, – уверяю я. – Случай действительно удивительный, Матиа. Несколько недель все полицейские Франции и Наварры ищут маньяка, принимают масштабные меры для его поимки. И вдруг, когда мы ставим капкан совсем на другого зверя, этот хищник попадает в него!

– Да, любопытно.

– Как шла драка?

– О, все закончилось быстро. Пакретт отличный стрелок, но в рукопашной ни на что не годится. Преступник нокаутировал его ударом головой в живот, потом схватил за волосы и несколько раз стукнул головой о дверцу, чтобы добить. Потом, несомненно для того, чтобы тревога не поднялась слишком рано, оттащил в кусты, где вы его нашли.

Я не могу удержаться от улыбки. При нашей профессии становишься циничным, особенно после столь богатого на сильные эмоции и подлянки дня.

– Бедный Пакретт! Он сильно пострадал?

– Врач считает, что у него сломан нос, но без рентгена точно сказать не может.

– Ладно, подождем результатов рентгена. Думаю, мы можем отправляться спать. Я снимаю трубку телефона:

– От Берюрье новости есть?

– Никаких, господин комиссар. Он, наверное, уехал на поезде.

– Это возможно, спасибо. Если он даст о себе знать, звоните мне домой.

– Понял.

Я кладу трубку.

– Пойдем выпьем по последнему за день, – предлагаю я Матиа. – Я так долго работал языком, что сейчас просто дохну от жажды.