Текст книги "Весенние мелодии"

11

Миссис Ферфакс зевнула и лениво хлопнула полотенцем по надоедливой мухе. Муха была шальная, еще не до конца проснувшаяся после зимы, и потому траекторию ее предугадать было невозможно. Она увернулась и полетела прочь, а миссис Ферфакс с тяжелым вздохом налила себе чаю со льдом и отправилась на веранду своего ресторанчика.

Что плохо в маленьких городках – так это медленное течение жизни. Вот вчера, к примеру, была перестрелка, задержали бандита. Хорошо? Хорошо. Интересно? Очень. Но вот наступило сегодня – и где это все? Такое ощущение, что ничего и не было. Тихо. Сонно. Жарко. И Пейдж куда-то делась.

Впрочем, Пейдж немедленно нашлась. Вынырнула из-за угла, маленькая и стремительная, как баллистическая ракета в оборочках. Пейдж Бартолби любила сентиментально-романтический стиль в одежде, искренне и ошибочно полагая, что он ей идет. Миссис Ферфакс, жалея подругу, тактично ей об этом не говорила.

Сегодня Пейдж надела длинную юбку со множеством голубеньких оборок и легкую блузку с рукавами-фонариками, однако на голове у нее, как и всегда, красовалась бейсболка с длиннейшим козырьком, а за спиной болтался довольно потрепанный кожаный рюкзак. На ногах у Пейдж были кроссовки, что тоже изрядно снижало образ «прелестной селянки». Скандальные шпицы, Роби и Тоби, мчались по обеим сторонам от хозяйки, оглашая окрестности пронзительным верещанием, которое сами они, вероятно, считали гавканьем.

Миссис Ферфакс приветственно взмахнула изящной рукой, затянутой в белую митенку.

– Пейдж, дорогая! Я заждалась. Такая тоска в этом городе – ни одного свежего лица.

– Ну не скажите, милая моя! Разве эта особа не внесла в нашу жизнь оживление?

– Вы говорите о…

– Да-да. Именно о ней. Бедняжка Дейрдре…

– Ну почему же – бедняжка? Рики уже взрослый мальчик, легко предположить, что он…

– Господи, да при чем здесь Рики? Вы что же, милочка, ничего не знаете?

Лицо миссис Ферфакс несколько вытянулось. Пальму первенства у Пейдж по части собирания сплетен и слухов отобрать не мог никто, но и почетное второе место миссис Ферфакс обязывало знать чуточку больше…

– Честно говоря, дорогая Пейдж, я вчера порадовалась на двух этих молодых людей, я ведь вам даже сразу позвонила.

– Да-да, я помню. Но я не могла ответить вам по телефону, дорогуша. Со мной рядом была несчастная миссис Каллахан, я не хотела ее расстраивать…

В это время на веранде появился новый посетитель. Высокий худощавый мужчина, скорее молодой, чем пожилой, в отличном сером костюме, модных узких туфлях и черных очках на пол-лица. Мужчина сел за самый крайний столик, вполоборота к улице и помахал официантке. Миссис Ферфакс орлиным взором проследила, чтобы девушка приняла заказ, и вернулась к разговору с подругой:

– Да, так о чем мы, милая Пейдж? Ах да, об этой девушке. Мне показалось, что она хорошая знакомая молодого Каллахана.

– Между нами… и старого тоже!

– Вот как?

– Вот именно так, я знаю, что вы вечно печетесь о приличиях, но я – человек прямой и незатейливый. Если я вижу перед собой легкомысленную особу, я так и говорю: легкомысленная особа!

– Но… я не совсем понимаю…

– Я впервые увидела эту девицу два дня назад. В городском парке. Она встречалась с Сэмом Каллаханом, и будь я проклята, если он хотел, чтобы их заметили. Самое настоящее тайное свидание. Бедняжка Дейрдре не зря мучилась подозрениями столько лет.

– Но разве мистер Каллахан…

– Слушайте дальше. Вчера эстафету от папеньки принял юный Каллахан. Полагаю, он просто хотел выяснить, что это за птица, но она могла охмурить и его. Впрочем, сейчас все эти домыслы уже никому неинтересны.

– Почему же?

– Потому что я знаю, кто она такая!

– Как?!

– Совершенно случайно включила ночью новости – и на тебе! Помните сообщения про ту девку из Нью-Йорка? Ну, которая пропала из собственной квартиры, потому что ее женишок сбежал к ее же лучшей подруге?

– Да, конечно. Джеки О’Брайен, кажется…

Если бы пожилые дамы не были так увлечены беседой, то наверняка заметили бы, как при этих словах сильно вздрогнул незнакомец в сером костюме… Однако дамы этого не видели и продолжали беседу.

– Вот именно! Она сбежала от позора, помяните мое слово. Ее жениха тоже показывали, чистый херувим. Хорошо, что он ее бросил. Такие женщины способны загубить жизнь мужчине.

– Боже мой, Пейдж…

– И теперь она растопчет жизнь бедному Рику Каллахану, вот увидите! Он уже подпал под ее чары. Увез ее на озеро…

– Да нет же, насколько я знаю, она поселилась в «Соснах»! Восемнадцатый коттедж, прямо возле дороги…

– Возможно, но милая Марго сказала мне, что вчера вечером, после того происшествия в аптеке, Рик Каллахан собирался увезти ее на Бисерное озеро! Конечно, не в дом же к Дейрдре везти эту мерзавку.

– Пейдж, душечка, но мне она вовсе не показалась такой уж испорченной. Довольно милая, очень бледная, уставшая… У нее удивительно зеленые глаза…

В этот момент раздалось вежливое покашливание. Дамы одновременно повернули головы – и тут же расплылись в улыбках разной степени очаровательности.

Высокий незнакомец в сером учтиво склонился в изящном поклоне.

– Простите ради бога, что прерываю вашу увлекательную беседу, но… Я приезжий в этом городе, еще толком не освоился, а вы, вероятно, сможете мне помочь. Где я мог бы снять небольшой домик или коттедж? Я не слишком люблю гостиницы.

Миссис Ферфакс всплеснула ручками.

– Ах, мы как раз говорили об этом месте… Район называется «Сосны», там обычно селятся все, кто приезжает в наш городок в поисках покоя и уединения. Чудесное место, воздух, рядом роща.

– Вы не покажете дорогу?

– Конечно!

И миссис Ферфакс с удовольствием начертила приятному гостю довольно подробную карту на салфетке. Сложив и убрав ее в карман, незнакомец поинтересовался:

– В рекламном проспекте я прочитал об озере Бисерное. Это, вероятно, заповедник где-то далеко в горах? Возможно ли найти в городе проводника?..

Миссис Ферфакс замахала руками.

– Что вы, это совсем близко! Час езды самое большее. Там действительно замечательные места. Признаюсь, раньше я побаивалась отправляться туда в одиночестве, но с тех пор, как Каллаханы выкупили часть земли и поставили там небольшой домик… Чувствуешь себя защищенной – и вместе с тем дом вовсе не портит окружающую красоту. Если устроитесь в «Соснах», то прямо оттуда идет дорога на Бисерное.

Незнакомец рассыпался в благодарностях. Пейдж Бартолби на протяжении этого пиршества хорошего тона хранила непривычное для себя молчание. Когда же незнакомец на минуту снял темные очки, чтобы склониться над трепещущей ручкой миссис Ферфакс, Пейдж чуть заметно вздрогнула.

Незнакомец сбежал вниз по ступенькам, сел в машину с открытым верхом и уехал восвояси. Миссис Ферфакс проводила его задумчиво-восторженным взглядом.

– Вот сразу чувствуется класс! Безупречные манеры! Грамотная речь. Сколько такта…

Пейдж неожиданно поёжилась.

– Да уж… Только вот глаза у него…

– Что – глаза? Ну что глаза? Да, он не похож на смазливого красавчика, но это в мужчине и не главное.

Пейдж поднялась из-за столика, свистнула шпицам. Ее томила какая-то мысль, но Пейдж никак не могла ухватить ее.

– Пойду прогуляюсь по «Соснам». Может, разгляжу эту роковую красотку.

Уже отойдя на пару кварталов, Пейдж хлопнула себя по лбу и тут же ускорила шаг.

Озеро Бисерное никогда не значилось ни в одном рекламном проспекте.

Следующие несколько часов оказались до такой степени наполнены событиями, что мы позволим себе привести их относительно по порядку, но не всегда соблюдая последовательность…

Рик Каллахан домой не заезжал, заправился на бензоколонке и помчался в Маунтин-Рок, встречать папу. Единственное, что он сделал – правда, по телефону, – так это предупредил сержанта в участке, чтобы не отпускал никого домой и все время был на связи. Потом велел вызвать Мэгги Дойл к семи вечера и отключился.

Рейс Сэма Каллахана отложили на полчаса, потом они еще долго кружили в воздухе, заходя на посадку, так что все опоздание составило час без малого. Сэм Каллахан едва не начал нервничать, но тут в аэропорту сообщили, что именно его рейс был на сегодня последним, так как остальные отменены по погодным условиям. Объявили штормовое предупреждение.

Обнявшись в аэропорту, отец и сын Каллаханы пришли к выводу, что благодаря погоде у них есть в запасе едва ли не сутки.

Люси Кэтролл, юное дарование из Техаса, решила, что была несправедлива к Шону Каллахану. Не надо было так резко уезжать – ведь он может больше и не позвонить. Люси отправилась в ближайший бар Маунтин-Рока и попросила дать ей телефонный справочник.

Незнакомец в сером костюме направился прямо в «Сосны», однако в контору по найму и аренде так и не зашел, прямиком направившись в восемнадцатый коттедж. Как он вошел в дом, сказать сложно, хотя вряд ли подобные замки представляют трудность для опытного человека.

Пейдж Бартолби торопливо забежала к себе домой и заперла беснующихся шпицев. С этими рыжими дьяволятами бесполезно подкрадываться и разнюхивать – они предупредят о твоем появлении за милю.

После этого Пейдж Бартолби направилась в «Сосны», все к тому же восемнадцатому коттеджу. Она очень рассчитывала, что Рик уже привез свою пассию обратно, и ей, Пейдж, удастся рассмотреть девушку поближе.

Некоторое время Пейдж просто бродила вдоль по улице возле восемнадцатого коттеджа и рассматривала заборчик, притворяясь, что он ее чрезвычайно интересует. Одновременно она страшно косила глазами, пытаясь уловить хоть какое-то движение за тюлевыми занавесями. Вроде бы кто-то там был – Пейдж удалось засечь неясный силуэт на втором этаже. Что ж, эта цыпочка вряд ли выглянет сама, придется брать быка за рога.

Пейдж решительно открыла калитку и прошагала к домику. Занесла руку, чтобы позвонить, – и тут дверь открылась.

На пороге стоял давешний незнакомец в сером костюме. Только теперь на нем не было очков, и на Пейдж уставились два пронзительных черных глаза. От неожиданности Пейдж показалось, что у стоящего перед ней человека нет белков, одна радужка. Потом стало видно: нет, белки тоже имеются, только очень темные, воспаленные, сплошь пронизанные кровеносными сосудами. А глаза – черные уголья, провалы в преисподнюю, и на дне их пылает дьявольский огонь.

Пейдж невольно отшатнулась, но незнакомец улыбнулся и произнес все тем же своим елейным голосом:

– Добро пожаловать, несравненная обитательница сего замечательного городишки. Почему-то я совершенно не удивлен. У вас еще там, в забегаловке, был такой вид, будто вам не терпится обшарить мои карманы и выяснить мою биографию.

Ошеломленная Пейдж собиралась возразить, но незнакомец вдруг крепко ухватил ее за руку и втащил в дом со словами:

– Что ж, думаю, сейчас вы получите ответы на все интересующие вас вопросы…

Дверь закрылась, и над «Соснами» вновь повисла тягучая, жаркая тишина.

Дейрдре Каллахан изнемогала. Испытав по очереди гнев, ярость, бешенство и отчаяние, она разбила две чашки (не помогло), перемыла всю посуду, налила себе капельку виски с содовой и уселась на веранде, поставив перед собой телефон и уставившись на него тяжелым испытующим взором.

Это уму непостижимо! Сначала срывается с места старый пень Каллахан, потом вслед за ним исчезает Рик, Шон возвращается было – и тут же удирает из дому вслед за теми двумя… И Пейдж, как назло, не показывается и не звонит, а еще противно то, что все это наверняка связано с появлением в Литтл-Уотер-Рок непонятной девицы, чтоб ей пусто было!

Дейрдре настолько извелась, что на зазвонивший неожиданно телефон бросилась, как коршун на кролика.

– Але!!! Кто это?! Да говорите же!!! Почему вы молчите?!

– Э-это… я… Люси!

– Какая, к дьяволу, Люси?! Что вы молчите?

– Так вы же не даете мне ответить…

– Девушка! Вы повежливее! Я вся на нервах, вся!

– Простите… вы миссис Каллахан? Меня зовут Люси Кэтролл, я… я подруга… знакомая вашего сына Шона…

– А-а, юное дарование. Здравствуйте. Простите мои вопли, я действительно страшно нервничаю.

– Ничего страшного. Миссис Каллахан, я хотела попросить у вас номер сотового телефона Шона. У меня к нему очень срочное дело.

В другом состоянии Дейрдре Каллахан нипочем не дала бы этой девице сотовый Шона. Раз сынок не соизволил этого сделать, то и маме незачем трудиться. Но Дейрдре изнемогала от одиночества и полной неосведомленности о происходящем, поэтому практически безропотно продиктовала Люси номер и попросила передать Шону, что мама волнуется и плохо себя чувствует. Просто так, из чистой вредности.

Еще через полчасика тишины миссис Каллахан поняла, что больше не выдержит одиночества. Сейчас она пойдет, найдет эту старую сплетницу Пейдж и потребует, чтобы та все ей рассказала!

Пейдж дома не было. Но главное даже не в этом – в конце концов, Пейдж целыми днями шастала по округе, собирая сплетни. Что действительно странно – скандалисты-шпицы остались дома. Еще хуже то, что они не тявкали и не визжали – они выли. Надсадно и горько, словно большие собаки. Дейрдре Каллахан, дочь сельской знахарки и колдуньи, рожденная на зеленых холмах таинственной кельтской земли, почувствовала, как неприятный холодок побежал у нее по спине. Если уж это не предчувствие беды, то и непонятно, как оно выглядит, это предчувствие.

Дейрдре обошла дом Пейдж вокруг, покричала под окнами и побрела домой. Тревога росла, сердце стучало все сильнее, виски ломило. Жара стала практически невыносимой. Желтое марево дрожало в воздухе. Хоть бы гроза, подумала Дейрдре, как никогда ощущая себя старой и больной старухой…

Люси Кэтролл позвонила Шону и целых десять минут признавалась ему в любви. Она плакала, просила прощения и умоляла Шона дать ей возможность исправиться, попробовать еще раз – ну что там еще говорят в таких случаях молодые девушки?

Шон Каллахан слушал Люси, и лицо у него постепенно становилось растерянным и очень юным. Джеки О’Брайен, сидевшая напротив него за деревянным столом и доедавшая поджаренную на костре сосиску, сочувственно кивнула.

– Ваша девушка?

– Да… умоляет забрать ее обратно… говорит, что погорячилась…

– Хорошая девушка, сразу видно. Обычно мы редко просим прощения.

– Вы думаете? Нет, Люси, я не тебе. Слушай, я перезвоню через минуту на этот же номер, ладно? Не уходи от аппарата.

Шон нажал «отбой» и умоляюще посмотрел на Джеки. Та весело засмеялась.

– Шон, вам совершенно не идет такое выражение лица. Вы сами-то не против, чтобы она вернулась?

– Нет, конечно. Она славная девочка… и, кстати, действительно талантлива. Впрочем, это как раз не главное. Она сейчас в Маунтин-Рок, ждет на автобусной станции.

– Так поезжайте за ней скорее. Нехорошо же, она там одна.

– А… вы?

– Туда долго ехать?

– До Маунтин-Рок я домчусь за сорок минут, обратно потише, чтобы не пугать Люси… через два часа я буду здесь, клянусь.

– Да не волнуйтесь вы так. Здесь я в полной безопасности, Рик поэтому меня сюда и привез. Темнеет поздно, времени куча. Я лягу спать и даже могу на улицу не выходить. Поезжайте.

– Я – мигом!!!

И Шон Каллахан отправился за Люси в Маунтин-Рок, оставив свою подопечную в одиночестве.

На западе появилась огромная бурая туча. Она была еще очень далеко, поэтому Джеки О’Брайен не обратила на нее вообще никакого внимания, а больше на озере Бисерном никого не было.

12

Забрав распечатанные фотографии Баркли, Сэм и Рик Каллаханы поехали в Литтл-Уотер-Рок. По дороге Сэм рассказал подробности о деле Джеки, и Рик так страшно заскрипел зубами, что отец прервался и с довольным видом уставился на сына.

– Влюбился, лосенок?

– По уши. Нет, даже не понимаю – Козявка Джеки, ябеда малолетняя… и вдруг такая красавица. Я когда смотрю на нее, пап, мне дышать больно.

– А то, что у нее ребенок…

– Нет у нее ребенка никакого. Док ее осматривал. Ошибка вышла. Да, собственно, это и не важно. Я бы ее взял и с целым выводком детишек.

– Хм… Значит, у меня есть шанс выжить. Мама переключится на тебя, а я…

– А ты все равно получишь по пятое число, папа, не переживай. Меня-то просто убьют, а ты еще помучаешься.

– Недобрый ты, сынок…

– Я реалист. Мама должна уже на стенку лезть – все трое ее мужиков свалили, не сказав ей ни слова.

– Надеюсь, Шон присмотрит за малышкой.

– Он рисует сто двадцать пятую елку и с места не сдвинется. Да и про Бисерное никто не знает.

– Сейчас, как приедем, сразу ставь оцепление вокруг «Сосен».

– Я передал по рации. Сержант послал машину на перекресток, как раз наискосок от восемнадцатого коттеджа.

– Его же заметят…

– Не думаю. Там такой проулочек, если специально не заглядывать, то и не видно.

– Смотри…

В городе Каллаханы опять-таки не поехали домой, а отправились сразу в управление, где проинструктировали весь личный состав и раздали фотографии Баркли. Через сорок минут маленький городок Литтл-Уотер-Рок был окружен двойным кольцом оцепления, так что мышь не могла бы в него проскользнуть, не будь она местной уроженкой…

Все дело было в том, что мыши уже не требовалось никуда проскальзывать. Она была на территории.

Шон Каллахан забрал Люси Кэтролл с автобусной станции и повез обратно. Не сразу, конечно. Сначала они целовались в машине и мирились. Потом Шон вспомнил о долге и решил, что везти Люси в убежище девушки младшего брата несколько… смело, лучше уж сразу сдаться на милость мамы.

Словом, он ехал в Литтл-Уотер-Рок.

Туча с запада переползла совсем близко, превратилась в свинцово-бурое неведомое чудище и раскинулась на полнеба.

Шон уверенно несся по дороге, когда откуда-то из небесной синевы прилетел вихрь. Сильный порыв ветра мотнул машину, пригнул до земли растущие вдоль дороги кустарники и деревья. Шон довольно крякнул.

– Ничего себе погодка! Люси, закрой окно. Сейчас может полить…

Дождь не начался, зато через пару поворотов Шону пришлось ударить по тормозам. Дорогу перегородило упавшее дерево.

Нет, в этом тоже еще не было ничего страшного. Шон просто поехал в объезд. Он даже не нервничал, потому что потеря времени в любом случае была небольшая, а по рассказам Рика Шон понял так, что прямой опасности для Джеки все равно нет. До темноты он к ней вернется…

Дейрдре Каллахан сидела на веранде, сцепив руки в замок. Она больше никого не проклинала, не молилась и не причитала. Она напряженно ждала.

Жара сгустилась до такой степени, что дышать было совершенно невозможно. Воздух проваливался в легкие влажными и горячими кусками, голова раскалывалась. Дейрдре была готова в эту минуту простить Сэму Каллахану любую измену, а Рику – любую глупость, лишь бы они вернулись домой. Или хоть позвонили.

Дальнейшие события развивались стремительно.

Дежуривший в «Соснах» патруль передал, что все в порядке. Дом стоит тихий и темный, никто на улице не появлялся. Чуть позже пришли сообщения из Маунтин-Рок и с постов на дальних подступах к городу. Пассажир Баркли не приземлялся, никаких посторонних машин замечено не было.

Рик и Сэм сидели в участке. Оба старательно избегали смотреть друг другу в глаза.

– Сын…

– Что, па?

– Может, позвонить ей?

– Ну… Я бы съездил.

– Так поезжай.

– Давай я лучше подежурю, а ты уж поезжай.

– Рик!

– Папа?

Они уставились друг на друга.

Дуэль взглядов закончилась вничью. Сэм Каллахан печально вздохнул и растерянно покрутил рыжеватый ус.

– Веришь, нет – боюсь. Ведь стукнет?

– Может. Но лучше сразу. Давай поедем, па? Пока есть время.

Они медленно вышли из участка и отправились домой.

Джеки О’Брайен снился сон. Прекрасный и неприличный.

Почему-то именно в этом сне Джеки открылись все тайны Вселенной. Она поняла, что смерти нет. Что мир бесконечен. Вероятно, она даже постигла тайну атома, просто у нее не было ни времени, ни желания думать о таких глупостях. Время и пространство стремительно меняли свой облик, превращаясь в нечто иное, чему не было и не могло быть названия, потому что в этом сне не было человеческих слов. Только стук сердца. Только горячечное дыхание. И разгорающаяся в теле легкость.

Он, Рик, ее мужчина, там, во сне, раздевал ее осторожно, едва касаясь точеных плеч и тонких рук. Он умирал от восхищения и погибал от священного ужаса. Солнце било сквозь мечущиеся на ветру листья, одновременно и луна заливала мир своим сиянием, и облик Рика мерцал, подрагивал, растворялся в медовой дымке этого дня – или этой ночи? – первого дня творения их новой жизни.

Она чувствовала – прямо во сне – как Рик замер, когда ее пальчики коснулись его обнаженной груди. Когда он разделся, она не заметила. Не помнила. Волчьи шкуры обратились в луговые травы, и густая трава поглотила их одежду, и они оказались наедине со своим Эдемом. Адам и Ева, познающие любовь.

Сказать, что она желала его, было бы неправильно. Она вся была желанием. Это не имело ничего общего с возбуждением или похотью. Просто ее тело, ее кожа, ее кровь, кости и сухожилия стремительно плавились в золотом и ослепительном огне, и этот ручеек лавы стремился слиться с другим, таким же. Во сне она точно знала – таким же. Потому что в серо-голубых глазах Рика видела то же пламя.

Маленькая женщина обвила руками шею своего мужчины, привстала на цыпочки. Она была первой, опережала его на миг, но это было не важно. Ведь это был ее сон.

Быть лидером. Побеждать. Это другое. Это из мужских грез и сновидений. Ей хотелось только дарить. Подчиняться, покорно следовать за ним и его желаниями. Она глубоко и прерывисто вздохнула и обняла Рика.

Это было странное ощущение. Нежная, атласная кожа девушки соприкоснулась с горячей кожей мужчины. Его тело обжигало пальцы. Он привлек ее к себе, узнавая, изучая и постигая. Не глазами – потому что не мог отвести от нее взгляда. Телом. Кожей. Дыханием.

В то же самое время Рик вспоминал Джеки – и старался не делать этого. Слишком обжигает, слишком отвлекает.

Фарфоровая статуэтка? Маленькая лесная нимфа? Богиня любви? Это все слова, придуманные людьми и затасканные ими до невозможности. Как описать словами изгиб бедра? Биение синей жилки на лебединой шее? Округлую упругость груди? Этой ночью он ласкал, едва прикасаясь к ней, и в то же время стискивал в объятиях так, что перехватывало дыхание. А может быть, оно просто кончилось?

Они медленно опустились на пол, не сводя глаз друг с друга. Девушка закусила губу, и в глазах на мгновение мелькнул страх, веселый ужас перед неведомым, а потом на смену ему пришла мудрость, заложенная в генах, в крови, в закоулках памяти. И тогда ее руки нежными птицами метнулись по его телу, и жар стал нестерпимым, ручеек лавы превратился в поток – и небо взорвалось.

Он целовал ее яростно и отчаянно, нежно и мучительно, пил ее дыхание, ловя губами глухой стон, бьющийся в горле. Она отвечала с той же страстью, торопливо учась всему, что еще секунду назад было тайной.

Грудь к груди, бедра спаяны намертво, кожа горячая и гладкая, влажная от пота… Чья? Моя? Ее?

Стон, счастливый всхлип, мышцы вьются под кожей, кровь закипает золотыми пузырьками… Ее? Моя?

Как уловить, кто главнее в этой смертельно-сладкой схватке, кто берет, кто отдает, если оба – сильнее?

Если два тела стали одним целым, и дыхание одно на двоих, а кровь общая, и жизнь общая, и счастье поднимает над землей и швыряет за грань небес – как различить?

И надо ли различать, если любовь – это двое? Только тогда в этом смысл, и тайна, и счастье, и боль, и ослепительный свет под стиснутыми веками, и боль, мгновенно переходящая в блаженство? Как понять, из чего это все состоит?

И надо ли понимать?

Джеки не видела во сне ничего – и знала все тайны Вселенной. Она была ветром и травой, солнцем и водой, она умирала и воскресала, едва успевая удивиться тому, что все-таки жива. Оказалось, что вся ее жизнь не стоила ничего, потому что только сейчас она жила по-настоящему. Только этой ночью, в объятиях Рика, она видела истинные цвета травы и неба, слышала все звуки, пронизывающие лес и сплетающиеся в удивительную симфонию, вдыхала аромат трав и цветов и сама была этими цветами и этой травой.

Она таяла от счастья в этих сильных, уверенных, очень мужских руках, она пила его поцелуи и наслаждалась запахом его кожи, она ненасытно и смело ласкала, гладила, впивалась, познавала, брала и отдавалась, не сомневаясь и не задумываясь.

Впервые в жизни она чувствовала себя целой, единой, могучей и прекрасной, почти бессмертной и очень красивой.

Они сплелись в неразделимом объятии, превратились в изваяние, замерли – но только на мгновение, а потом что-то изменилось в мире, и ветви деревьев, ночной ветер, сияние звезд подхватили их общий счастливый крик… смех? стон? Какая разница!

И солнце, которое еще не взошло, взорвалось от прикосновения к коже, разлетелось на тысячу тысяч звезд, тьма окутала их плечи и вознесла в такую высь, что и не рассказать словами, и выяснилось, что ученые, как всегда, ошибаются, потому что ангелы все-таки есть, и трубы у них именно, что золотые…

И они летели, обнявшись, сквозь теплую, нежную тьму, а в конце вспыхнуло новое солнце, облило их золотом новорожденных лучей, и тогда тьма мягко опустила их на невидимый и мягкий, как пух, песок времени, укутала плащом вечности и оставила отдыхать.

Она помнила, как они лежали утром, в полусне, ошеломленные, вычерпанные до дна, измученные и счастливые, не в силах разомкнуть объятий. Как ни странно, лес, трава и солнце остались на месте, хотя в принципе этого не могло быть.

И еще помнила бессвязные ночные слова. Самые бестолковые слова на свете – это разговор двух влюбленных…

– Джеки?

– Мм?

– Я тебя люблю.

– И я тебя.

– Джеки?

– А?

– Ты моя женщина.

– Да.

– И ты всегда будешь со мной.

– Всегда.

– А я всегда буду с тобой, потому что я – твой.

– Мой. Твоя. Ох до чего же здорово…

Полежали, помолчали, остывая.

– Джеки?

– А?

– Я тебя… тебе не больно… ну…

– Рик!

– Что?

– Я тебя люблю.

Как правило, разговоры всех на свете влюбленных довольно бессодержательны на вид, хотя на самом деле полны глубочайшего смысла. Просто это смысл только для двоих.

Джеки О’Брайен проснулась, словно от удара. Полежала немного, пытаясь понять, что происходит.

Вероятно, просто жара. Неимоверная для весны духота, вот голова и разболелась. Говорят, нельзя спать на закате. Сейчас еще не закат, но дело к вечеру. Солнце стало красноватым и каким-то зловещим. Джеки резко села на постели, стараясь не поддаваться нахлынувшей панике.

Жара – это полбеды. Страшнее и труднее – наступившая тишина. Птицы не пели. Цикады и кузнечики не звенели. Кажется, даже листва не шелестела – возможно, потому, что вокруг стояли лишь сосны и могучие ели.

Джеки передернула плечами. Ощущение тревоги нахлынуло, словно волна. Она не знала, как с ним справиться.

Что-то назревало…